Тайна Земли Королевы Мод (Повесть)

Тайна Земли Королевы Мод

Глава 1

1.
– Вот что значит чистейший антарктический воздух! Прошло несколько лет, а каков запах дерева! Свежий! Смолистый! Ядрёный! – Жадно втягивая в себя воздух, заметил Алексей Сальников, осматривая бревенчатую русскую церковь – самый южный на свете православный храм, к доставке которого на шестой континент в разобранном виде имел непосредственное отношение.
Пятнадцатиметровая от основания до маковки церковь была срублена в Сибири из отборных стволов лиственницы и кедра, доставлена на корабле по океану через два полушария и собрана на антарктическом острове Ватерлоо возле российской полярной станции Беллинсгаузен.  
– Добротно сработано! Говорят, что в этих стенах были венчаны русская девушка и чилиец? – Обратился Сальников к прихожанину, который на этот час был единственным посетителем храма. Поставил свечку и что-то шепчет, наверное молитву.
– Вы меня спрашивали? – Окончив молитву, спросил прихожанин – пожилой седовласый мужчина крепкого телосложения.
– Вас. Кроме меня, коллеги Гюнтера и вас здесь никого больше нет.
– Священник отлучился. Должно быть готовится к вечерней службе, – предположил мужчина. – Было такое дело, венчались. Невеста – дочь полярника, а жених – полярник с соседней чилийской станции. Вы здесь впервые?
– Нет, приходилось бывать. Церковь эту мы доставили на станцию Беллинсгаузен в разобранном виде, но чаще ходим на Новолазаревскую. Моряк я. А это коллега Гюнтер Куэвас, чилиец. Помогал в ремонте генератора. Тоже моряк, только дом его почти рядом, за проливом, в Пунта-Аренас.
– Знаю этот городок. В Антарктиду на станцию Беллинсгаузен добирался на самолёте. На острове отличный аэродром, которым по праву гордятся чилийцы. В Пунта-Аренас была пересадка. Кое-что удалось посмотреть. Хороший городок,  напоминает  некоторые районы нашего Мурманска, – признался уже немолодой российский полярник и прихожанин, вопросительно посмотрев на моряка, а потом на чилийца. – Имя у вашего знакомого немецкое?
– Что ж из того. В Чили немало немцев, а у Гюнтера дед был немцем.
– Всего вам, доброго, – простился полярник с российской станции и, не назвав себя, вышел их церкви.
Через пару минут и Алексей с Гюнтером оказались на свежем воздухе. Несмотря на начало февраля – самое тёплое время на островах, прилегающих к Антарктическому полуострову, где на острове Ватерлоо, омываемом холодными, но не замерзавшими в этих местах водами Южного океана , разместилась самая северная в Антарктике российская научно-исследовательская станция Беллинсгаузен, было холодно и это притом, что полярники называют её «курортом».
Большой термометр, прикреплённый к стене церкви, показывал плюс три в тени, а на солнышке было лишь чуть теплее, и это несмотря на широту, на которой в Северном полушарии расположен родной город Сальникова – Петрозаводск. С запада дул сильный холодный ветер и Алексей с Гюнтером укрылись за бревенчатой стеной церкви, где стояла скамеечка. Присели перекурить, подставив лица солнышку.
Сальников не знал испанского языка, Гюнтер не владел русским, а потому разговаривали на английском – универсальном языке для моряков всех стран и народов, которым оба владели сносно.  

*
– Мы думали, что после распада Советского Союза, вы, русские, забросите Антарктику, – закурив и угостив Сальникова американской сигаретой, признался Гюнтер. – Ошиблись. Многие станции вы оставили или законсервировали, но работы не свернули. Теперь вот церкви строите…
– Строим, Гюнтер, и церкви строим. От вас, чилийцев, не отстаём. Вы ведь теперь семьями работаете в Антарктиде. Женщины ваши детишек рожают, а значит здесь у них Родина. Не за горами время, когда поделят Антарктиду на части, границы проложат. А ведь открыт южный материк нашими предками –  русскими моряками. Вот и имя этой станции Беллинсгаузен в честь нашего русского мореплавателя.
– Немец он был ваш Беллинсгаузен, остзейский  немец, барон, – поправил Сальникова Гюнтер Куэвас.
– Неважно кем был. Служил России, а значит был русским! – Не уступал, Сальников. – Сейчас спор идёт о Северном Ледовитом Океане. Кому и какой кусок должен принадлежать. Боюсь, что то же самое будет и с Антарктидой. Наплюют на старые договора, поделят на части и границы проведут, когда об этом заявит Америка.
– США? – Уточнил Гюнтер.
– Они самые, – подтвердил Сальников. – Единственная теперь сверхдержава…
– Вы, русские, хоть и закрыли половину своих станций, прежде охватывавших весь материк, но сохранили главные: Мирный, Новолазаревскую, Беллинсгаузен, Восток и своего не отдадите, – возразил Гюнтер Куэвас – кареглазый темноволосый мужчина лет тридцати пяти, по крови наполовину чилиец, почти не знавший немецкого языка. А как известно, чилийцы те же испанцы, живущие в Латинской Америке.
– Не отдалим! – С решимостью подтвердил Сальников. – По праву первооткрывателей Антарктида наша и резать её границами не позволим! Шестой континент – пока всеобщее достояние!
– Вашего голоса могут не услышать. Извините, но вы, как когда-то Германия, потерпели поражение в войне, которую называли «холодной». Теперь по вашим же словам вы не сверхдержава, а в экономическом развитии много слабее современной Германии, –  возразил Гюнтер Куэвас.
– Потерпели, поражение? Наверное так оно и есть. Ну а если всё же поделят и Антарктиду, то готов здесь в этих льдах послужить России. В молодости служил в морпогранохране на Севере, охранял нашу Арктику. Так что к холодам я привычный! – Насупился Сальников.
– Что это «морпогранохрана»? – Не понял Гюнтер.
– Пограничники, охраняющие морские рубежи страны, – пояснил Сальников.
– А как же быть с этим островом, который ваши первооткрыватели Антарктиды назвали Ватерлоо в честь победы над войсками Наполеона в сражении, в котором русские не участвовали, а исход его решили мы, немцы?  Ведь помимо вашей станции Беллинсгаузен на этом небольшом острове разместились полярные станции Чили, Аргентины, Бразилии, Перу, Китая, Уругвая, Польши и даже Южной Кореи! – Поинтересовался Куэвас.
– Ощущаете себя не только чилийцем, но и немцем? – Заметил Сальников.
– Отчасти… – Ответил Гюнтер.
– За помощь в сражении при Ватерлоо вам скажут спасибо англичане, а что касается территориальных проблем, то проложим сухопутные границы! Станция Беллинсгаузен и православная церковь будут наши! – ответил Сальников, ничуть не сомневавшийся в своей правоте. – Вообще-то я моряк. На службе плавал на катерах, вот и сдружился с морем. Теперь плаваю на сухогрузе. Сегодня здесь, а завтра уходим на Новолазаревскую.
– Мой дед был военным моряком. Служил подводником в Кригсмарине, – признался Гюнтер Куэвас.
– Во флоте Третьего рейха? – Удивился Сальников.
– Да, – подтвердил Куэвас. – Был капитаном 3-го ранга.
– Где же он воевал? – Насторожился Сальников.
– Гюнтер Клюге – меня назвали в память о деде, не воевал. Его субмарина ходила сюда, в Антарктику в Новую Швабию. Слышали о такой?
– Ещё бы! Читал книги о тайнах Третьего рейха, о Кригсмарине гросс-адмирала Денница, которого попытался сделать своим приемником Гитлер. Кто же из моряков не знает о Земле Королевы Мод, где немцы устроили свою базу, которую назвали Новой Швабией!
– Действительно, кто же этого не знает и при этом почти ничего об этом не знает?.. – Задумался вслух прихожанин, незаметно оказавшийся рядом с чилийцем и русским, увлечёнными таким непростым разговором.
– Вы? – Удивился Сальников.
– Я. – Владею английским языком и слышал последние фразы из вашего разговора. Меня зовут Александр Владимирович Никитин. В Антарктиде в командировке. Завтра вылетаю на станцию Новолазаревская, где проведу свою последнюю зимовку. Земля Королевы Мод – самый интересный район Антарктиды. По-видимому ваш дед, Гюнтер, он жив?
– Нет, умер в 1979 году, – ответил чилиец.
– Так вот, Гюнтер, по-видимому ваш дед бывал в так называемой Новой Швабии? – Никитин вопросительно посмотрел на чилийца.
– Да, он рассказывал об этом незадолго до своей кончины. К сожалению, очень мало, – подтвердил Куэвас, и после паузы добавил. – Наверное с него взяли обет молчания…
– Вы сказали вашему русскому знакомому… – Никитин посмотрел на Сальникова.
– Алексей Сальников, – догадался представиться моряк.
– Гюнтер, вы сказали Алексею, что одной из субмарин Антарктического флота Германии командовал капитан третьего ранга Гюнтер Клюге?
– Да, это мой покойный дед, – подтвердил Куэвас.
– Его жену, то есть вашу бабушку звали Шарлотой, а их дочь и как я догадываюсь вашу маму звали Эльзой?
– Да, – Гюнтер удивлённо посмотрел на Никитина. –  Откуда вы это знаете?
– Мне известны эти имена от отца, – посмотрев в глаза чилийцу, произнёс Никитин.

2.
– Эсэсовец моряку не указ! – Резко возразил штурмбанфюреру СС Вульфу капитан 3-го ранга Гюнтер Клюге. – Во-первых, субмарина в ремонте и не готова к выходу в море. Во-вторых, я выполняю приказы своего командира!  
– Капитан 1-го ранга Райнер на совещании, которое не может покинуть, – сообщил Клюге Вульф.
– Но есть телефон. Пусть Райнер позвонит. Я не спутаю его голос ни с каким другим, – настаивал Клюге.
– Я не стану объяснять почему он этого не делает. Это не входит в круг моих обязанностей. Был приказ содержать субмарины, самолёты и фойрбаллы  в боевой готовности. Другие субмарины готовы к выходу в море  а вы, Клюге, нарушили приказ и подлежите аресту! Субмарину возглавит другой офицер. Сдайте оружие! – Потребовал Вульф, рука которого легла на кобуру.
– Так не пойдёт, герр майор! Вам же было ясно сказано, что моряку вы не указ. Субмарина в ремонте и не может выйти в море. Капитан 1-го ранга Райнер в курсе проводимых работ. Для устранения неисправностей понадобится не менее десяти часов. – Пришёл на помощь Клюге капитан-лейтенант Вайгель, отвечавший за ходовые машины. – Так что покиньте корабль, пока вас не проводили матросы. Очень они не любят парней из СС, по вине которых сидят уже почти два года в этих ледяных норах. Надо же такому случиться, что один идиот из вашего ведомства придумал создать в этих ледниках вторую Германию, назвав её Новой Швабией, а другой идиот, но уже из нашего ведомства, который возможно побывал здесь ещё до войны, назвал эти обнаруженные тогда подводные пещеры «настоящим раем!»  
– Вы с ума сошли, Вайгель! Что вы сказали? Да как вы могли! – Судорожно глотая воздух, закричал Вульф.
– Что слышали, то и сказал! – Отрезал Вайгель. Из этих двух идиотов, которых знают все, одного уже нет на свете, другой надолго упрятан в тюрьму , а мы вот здесь, среди льдов и страдаем от нервных расстройств, пневмонии и ревматизма! Будет ли этому конец?
– Вас герр Вайгель следует арестовать за такие слова и немедленно расстрелять! И вас герр Клюге тоже! – штурмбанфюрер, явившийся на субмарину в сопровождении двух своих подчинённых в чине унтерштурмфюрера и штабсшарфюрера, побагровел и покрылся холодным потом. Эсэсовцы стояли поодаль и молча наблюдали за происходящим, не решаясь вмешаться в конфликт. Повсюду были матросы, суровые лица которых не сулили ничего хорошего. В любой момент на эсэсовцев могли обрушиться тяжёлые рабочие и крестьянские кулаки доведённого до отчаяния экипажа субмарины. Такое здесь уже бывало.
Это в рейхе неповиновение офицеру СС с широкими полномочиями каралось чрезвычайно строго, но здесь всё давно разболталось и стычки эсэсовцев с офицерами и матросами Кригсмарине, а так же с пилотами Люфтваффе, часть которых не относилась к СС, и гражданскими специалистами стали едва ли не обычным явлением. Окончательно прозревшие после двух лет прозябания на Земле Королевы Мод, где всем заправляли эсэсовцы, моряки, пилоты и гражданский персонал, среди которого было немало крупных учёных, продолжавших работать над созданием новых видов оружия в том числе летательных аппаратов, резонно полагали, что все беды, обрушившиеся на Германию и немецкий народ, исходили от руководства СС.
Гиммлера уже нет в живых, но здесь в Новой Швабии правил «свой рейхсфюрер» – группенфюрер Крафт и тоже Генрих. Однако, проклиная СС, моряки, пилоты и гражданский персонал старались не упоминать имя фюрера, который по слухам то ли покончил с собой и был сожжён во дворе имперской канцелярии, то ли скрывается где-то здесь в комфортабельном бункере, построенном специально для него в толще льда, то ли уже перебрался куда-нибудь в Чили, Аргентину или Бразилию. Далее горько шутили, что, убрав подальше свою широко известную книгу «Моя борьба», этот бедолага теперь работает над второй книгой под названием «Моё поражение». Так шутили в Новой Швабии моряки, пилоты, гражданские специалисты, да и некоторые эсэсовцы, которые командовали этой немецкой базой, скрытой в одном из так называемых подземных «оазисов» на побережье Земли Королевы Мод, покрытой ледниками.            
– Рано или поздно вы ответите за оскорбления офицера СС! – Разбрызгивая слюну прорычал пришедший в себя штурмбанфюрер. – Вы ответите за невыполнение приказа! – эсэсовец задумался как ему быть дальше и после непродолжительной паузы заявил:
– Шесть часов на ремонт и полная готовность к выходу в море! К вам прибудет охрана и офицер связи, с координатами секретной базы. Отправитесь за горючим!
– Не дожидаясь ответа, штурмбанфюрер резко повернулся и ретировался едва ли не бегом. Унтерштурмфюрер и штабсшарфюрер последовали за ним под свист и улюлюканье матросов.
– Герр Вайгель, продолжайте ремонтные работы, – распорядился Клюге и едва эсэсовцы покинули корабль, спустился в субмарину чтобы позвонить капитану 3-го ранга Кёллеру, субмарина которого базировалась в другой подводной пещере, находившейся в двух милях восточнее и входила в подводную эскадру капитана 1-го ранга Райнера, Однако Кёллер не отвечал. Возможно была нарушена связь.
Клюге позвонил капитан-лейтенанту Штюрмеру, командовавшему третьей субмариной подводной эскадры, но и там связи не было. Штюрмер оставался последним из командиров субмарин, который плавал в звании капитан-лейтенанта и ждал повышения в апреле ко дню рождения фюрера.
Четвёртая субмарина, которой командовал капитан 3-го ранга Курт Гайслер – близкий друг Гюнтера и Шарлоты Клюге, ушла с неделю назад в плавание к пустынным берегам на юге Чили, где на одной из секретных баз Кригсмарине ещё оставались запасы жизненно необходимых для Новой Швабии бензина, солярки и керосина. Связь с субмариной была утеряна и Гюнтер полагал, что с ней что-то случилось.
«Пришла наша очередь», – вздохнув, подумал он.
Субмарина, которой командовал капитан 3-го ранга Гюнтер Клюге, по сути была не военным кораблём, а танкером одного из последних проектов, которые строились в Германии в 1943 – 1944 годах для снабжения горючим боевых субмарин Кригсмарине, действовавших по всей Атлантике. Позже, когда Германия капитулировала и от Третьего рейха осталась лишь Новая Швабия, укрытая толщами льда, субмарину несколько перестроили, сделав универсальным подводным военно-транспортным кораблём – и танкер и сухогруз и пассажирское и военное подводное судно одновременно.
В плавания выходили под охраной полувзвода эсэсовцев. Морякам, которым не полагалось личное оружие за исключением старших офицеров, имевших пистолеты, откровенно не доверяли. Матросы и офицеры горько шутили, что ходят в плавания  в сопровождении «личной расстрельной команды».
Вот и субмарина-танкер Курта Гайслера ушла к берегам Чили в тот район, где в Первую мировую войну после разгрома английским флотом в районе Фолклендских островов немецкой эскадры, действовавшей в Южной Атлантике, крейсер «Бремен», на котором служил будущий шеф Абвера , продолжительное время скрывался в укромной бухте одного из пустынных островов.
Тогда на «Бремене» закончился уголь и крейсер не мог вернуться в Германию на свою основную базу. Спустя некоторое время англичане всё-таки выследили «Бремен» и команда, сошедшая на берег, была вынуждена взорвать свой корабль, чтобы не достался врагу.
«Похожая история», – подумалось Гюнтеру Клюге. «Только теперь не 1914 год, не крейсер «Бремен» и не военный противник в лице «владычицы морей» Великобритании, а конец января 1947 года, Новая Швабия – последний клочок Третьего рейха, срытый во льдах Антарктиды на Земле Королевы Мод, а противник – весь мир и прежде всего США».
Что случилось с субмариной капитана 3-го ранга Гайслера Гюнтер Клюге не знал. Возможно её перехватили американские эсминцы из эскадры, которая приближалась к берегам Земли Королевы Мод, а возможно она затонула после бойни, которую могла учинить над экипажем, пожелавшим сдаться американцам, эсэсовская «расстрельная команда». Эти фанатики, руки которых обагрены кровью многих народов и место которым на виселице, способны на всё…  
Гюнтер Клюге догадывался почему в плавание за горючим в этот раз посылают именно его. Он был крепко привязан к Новой Швабии, где находится его семья – жена Шарлота и годовалая дочь Эльза. Эсэсовцы знали что Клюге не бросит семью, а значит вернётся. Впрочем, есть ещё «расстрельная команда» – дополнительная гарантия того, что командир субмарины не войдёт в один из портов Южной Америки и не сдастся местным властям вместе с командой и кораблём. Случись такое, эсэсовцы не пощадят семью капитана 3-го ранга Гюнтера Клюге…

3.
К концу января 1947 года – времени наилучшей ледовой обстановки в высоких южных широтах, внушительная американская научно-исследовательская антарктическая экспедиция, а точнее эскадра под командованием известного полярного исследователя адмирал Ричарда Бэрда  пересекла шестидесятую параллель и вошла в воды ещё непризнанного географами Южного океана, омывающего Антарктиду.
Ричард Бэрд был не новичком в Антарктике. Эта экспедиция к шестому континенту была его четвёртой, однако в отличие от прежних финансировалась ВМС США, а потому была совершенно секретной с точки зрения поставленных целей, а так же результатов, которые будут получены в ходе экспедиции.
В состав экспедиции, представлявшей из себя скорее боевую эскадру, входил флагман – небольшой по тем временам авианосец, модернизированный для походов в высоких широтах, изобилующих плавучими льдами и айсбергами. На авианосце базировались 18 самолётов различного назначения от разведывательных до боевых, а так же 7 геликоптеров или вертолётов, как их называют в СССР – весьма несовершенных и малонадёжных летательных аппаратов с небольшой дальностью полёта.
Авианосец сопровождали 12 кораблей различного класса, с артиллерийским вооружением, в том числе эсминцы ВМС США. Личный состав экспедиции Бэрда превышал четыре тысячи человек. Экспедиция, а точнее операция ВМС США в Антарктике проводилась под кодовым названием «Большой прыжок».
По разрозненным сведениям, полученным от некоторых офицеров и генералов СС, оказавшихся в американском плену, у командования ВМС США имелась информация о том, что где-то в районе побережья Земли Королевы Мод, протянувшегося более чем на три тысячи километров от мыса Тюленьего до залива Лютцов-Хольм находится тайная база Третьего рейха, разгромленного менее двух лет назад.
Накануне пересечения шестидесятой параллели эсминцы, сопровождавшие авианосец, обнаружили и преследовали неизвестную субмарину, которая вначале пыталась уйти от погони, а затем к удивлению американцев прекратила движение и начала медленно всплывать. Далее на субмарине происходило что-то непонятное, а спустя четверть часа последовали несколько взрывов на малой глубине. После выброса на поверхность океана обширного масляного пятна и останков субмарины в виде различного плавучего хлама, а так же личных вещей экипажа, удалось выяснить, что субмарина немецкая.

*
– Сэр, вот вам и ещё одно подтверждение в том, что в Антарктике существует немецкая база, на которой нацисты продолжают разработку новейших видов вооружений, – заявил полковник Паркер – офицер военной разведки, откомандированный своим ведомством в экспедицию, которая по его мнению должна была покончить с последним «бастионом Третьего рейха». Он выложил на стол перед адмиралом несколько предметов, поднятых с поверхности океана на месте гибели субмарины, останки которой опустились на недосягаемые глубины. В основном это были предметы из дерева или пластмассы.
– Обратите внимание, сэр, на этот фотопортрет в рамочке из красного дерева под целлулоидной плёнкой, датированный январём 1946 года. Будь рамочка металлическая или со стеклом вместо целлулоида, она бы уже лежала вместе с останками немецкой субмарины на дне океана, но ей повезло и теперь эта фотография может оказаться в архиве военной разведки или в музее антарктических исследований, если таковой будет создан. – Паркер протянул руководителю экспедиции фотопортрет.
Бэрд взглянул на подпорченную океанской водой фотографию, с которой на известного полярного исследователя смотрели молодой мужчина в форме офицера Кригсмарине в звании капитан-лейтенанта и миловидная блондинка, с новорождённым младенцем, завёрнутым в кружевную простынку и одеяльце, перехваченное широкой атласной лентой. Жаль, что фотография была не цветная, так как по цвету ленты можно было узнать – мальчика или девочку держит в руках миловидная фрау. Повернув фотопортрет обратной стороной, Бэрд без труда прочитал дарственную  надпись, сделанную по-немецки карандашом и почти не пострадавшую от воды.

«На добрую память дорогому другу Курту Гайслеру от Гюнтера и Шарлоты Клюге.
17 января 1946 г.»

– Обратите внимание, адмирал, на ухоженную фрау и ребёнка, который родился в Антарктиде. Кто знает, возможно что этот малыш или эта малышка, первый гражданин или гражданка шестого континента, – пошутил Паркер. – Судя по внешнему виду этой молодой фрау, родившей ребёнка уже после окончания войны, немцы неплохо устроились в своей Новой Швабии. Вот только сколько их там? Какими располагают силами? Какие ведут разработки в области новейших вооружений и каков военный потенциал этого осколка Третьего рейха? – Задумался вслух полковник. – А главное, где находится это осиное гнездо нацистов? Земля Королевы Мод велика…
– Да, озадачили вы меня, полковник, – вздохнул Бэрд. – Я исследователь а не военный специалист. Вдруг эти «колбасники» хорошо вооружены и обрушат на нашу экспедицию всю свою военную мощь? Вы же сами уверяли, что немцы ведут научные разработки принципиально новых, незнакомых нам видов вооружения? Что если у них появилась атомная бомба?
– Чем же им ещё здесь заниматься, как не оружием! – Усмехнулся Паркер. – Разве что охраняют своего фюрера и его подругу, нет жену, ведь Гитлер и Браун поженились в конце апреля сорок пятого года.
– Это вряд ли, – засомневался Бэрд. – Я верю русским, которые нашли и обследовали останки Гитлера.
– Или его двойника, – возразил Паркер.
– Не будем об этом, – ответил Бэрд на реплику полковника. – Меня больше беспокоят военные разработки немцев и возможный удар по экспедиции, за которую я в ответе.
– Сэр, что касается разработок военного назначения, то они ведутся и беспокоят меня и командование ВМФ не меньше вашего, – продолжил Паркер. – Вспомните о ракетах ФАУ-1 и ФАУ-2, которые падали на Англию, вспомните о ФАУ-3 – межконтинентальной баллистической ракеты «Америка А9/А10» , как её назвали немцы, намеренные нанести ракетный удар по США. Эта ракета с пилотом на борту едва не доставила полтонны самой мощной на то время взрывчатки с ракетного полигона Пенемюнде прямо в центр Нью-Йорка и это через пол Европы и Атлантический океан! А ведь с тех пор прошло два года. Представляете, как далеко они могли уйти и что самое страшное – оснастить своё детище атомным зарядом! А их загадочные фойрбаллы? Вы слышали о таких летательных аппаратах?
– Слышал, – подтвердил Берд, – но плохо себе представляю каковы они в деле. У нас тоже ведутся разработки так называемых «летающих тарелок», но толку от них мало. Гораздо эффективнее геликоптеры.
– Согласен, сэр, от наших «шаровых молний» и в самом деле толку мало, а что у немцев? Какими технологиями овладели они? – Паркер вопросительно посмотрел на Бэрда и продолжил.
– Меня больше беспокоят баллистические ракеты, способные достигнуть территории США. Немцы доказали это ещё в январе 1945 года. У нас пока нет такой ракеты, несмотря на то, что её создатель Вернер фон Браун теперь находится в США и работает на нас. Значит не только в нём одном дело и у немцев могли остаться другие опытные специалисты в области ракетостроения. Зная, как плодотворно работают немецкие учёные, когда за ними присматривают крутые парни из СС, можно предположить, какие «сюрпризы» нас ещё ожидают. Поэтому мы обязаны найти и уничтожить этот реликт Третьего рейха! И чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Именно поэтому наша экспедиция финансируется Военно-морским ведомством США.
– Мистер Паркер, не секрет, что бывший шеф Кригсмарине жив и сидит в тюрьме. У меня нет сомнений, что ему известно местонахождение Новой Швабии, в которую в течение нескольких лет ходили его подводники, вывозя из Германии оборудование, горючее, продовольствие, учёных, обслуживающий персонал и прочее. Неужели его не допросили? – Задал кадровому разведчику мучавший его вопрос адмирал Бэрд.
– Естественно допрашивали, когда рядом не было русских следователей, что случалось не часто.
– И что же? – Затаил дыхание Бэрд.
– Денниц ответил, что в Новой Швабии всем заправлял Гиммлер, так что все вопросы к нему, – усмехнулся Паркер, – а Гиммлера уже нет...
– Разве нельзя было надавить на Денница?
– Как? Прикажете применить к нему пытки?
– Нет, я этого не сказал, – смутился Бэрд
– Денниц слишком крупная фигура чтобы с ним так поступать. К тому же в отместку он мог всё рассказать русским и те, опередив нас, смогли бы завладеть секретами Новой Швабии. Нам это надо? – Полковник вопросительно посмотрел на адмирала. – Так что между ним и нами действует «джентльменское соглашение», и русским он тоже ничего не скажет. Найдём сами. Новая Швабия не иголка!  
Через пару дней наша эскадра подойдёт к Земле Королевы Мод и вы приступите к широкомасштабным исследованиям, в которых вас, адмирал, никто не станет стеснять. Чем масштабнее будут проводимые работы, тем скорее себя обнаружат немцы.
– Что же будет дальше? Что произойдёт если они решатся на вооружённый отпор? – Спросил у полковника Бэрд.
– Мы вступим с ними в сражение всеми имеющимися в наличии силами и уничтожим, завладев трофеями. Если же наших сил будет недостаточно, то подойдёт подкрепление. Главное заставить их обнаружить себя. Так что считайте, адмирал, что впереди у нас разведка боем.
– Браво, Паркер, вы успокоили меня! – Кисло улыбнулся, попытавшийся пошутить адмирал Бэрд, весьма далёкий от военных операций.
– Не надо так переживать, сэр, – успокоил Бэрда Паркер. – В экспедиции есть опытные офицеры, воевавшие с японцами на Тихом океане и с немцами в Европе. Они знают своё дело. К тому же следует поторапливаться, – добавил полковник, прикуривая сигару. – У нас есть сильные конкуренты, которых нельзя недооценивать.
– Кого вы имеете в виду? Русских? – Посмотрел на полковника Бэрд.
– Русских, кого же ещё? – Выпуская кольца дыма, подтвердил Паркер. – Конечно же вы знакомы с вашим русским коллегой и конкурентом по части исследований, проводимых в Арктике. Его имя Иван Папанин . Сталин присвоил ему звание контр-адмирала ещё в войну. Папанин как и вы, сэр, не воевал, однако его вклад в победу над немцами неоценим. Арктика была одним из самых активных районов боевых действий и местом оживлённых коммуникаций. После войны русские существенно укрепили свои позиции в Арктике, а Северный морской путь вдоль северных берегов Евразии дал сильнейший толчок для экономического развития Сибири и Дальнего Востока. Теперь русские приступают к освоению Антарктиды, опираясь на первенство в открытии шестого континента. Но если географические открытия можно оспорить, то военная и экономическая мощь – вещи неоспоримые.  
Есть информация, что у русских имеются секретные карты, составленные немецкими военными картографами во время экспедиций 1938 и 1939 годов. Берлин, к сожалению, взяли русские, а главные секреты обычно хранятся в столицах. Так что возможно у них есть координаты новой Швабии. На такие мысли наводит поход русских субмарин в ноябре 1945 года к берегам Антарктиды.
Эта операция была строго засекречена. Нам не известно ни количество субмарин, ни их тип, ни результаты похода. Известно лишь, что на субмаринах находились офицеры советского НКГБ  и что не достигнув непосредственно материка, субмарины вернулись назад. Возможно, что получили отпор, а возможно, что их просто отозвали. Существует и банальная версия, что им просто не хватило горючего.
Мы же пока располагаем приблизительными данными и картами, составленными с помощью аэрофотосъёмки. Есть ещё карты адмирала Пири , которым уже несколько веков. Вы хорошо с ними знакомы, сэр?
– Да, эти удивительные карты, изготовленные в средние века и возможно скопированные с ещё более древних карт, необычайно точны. Очертания берегов Антарктиды, омываемой водами Атлантического океана, можно сверять с современными картами, выполненными с помощью аэрофотосъемки!
– Согласен с вами, сэр. Эти карты имелись и у немцев. Скажите, могли они пользоваться ими для выбора мест, удобных  для своих баз?
– Несомненно! – Подтвердил Бэрд. – Я думал об этом и кое-что уже наметил…
– Отлично, адмирал. Полагаю, что именно с тех мест, которые вы уже наметили, мы и начнём наши исследования.
– Разумеется! – Подтвердил Бэрд. – Что касается Ивана Папанина, то это крупный учёный. Я знаком с ним. Слежу за его научной деятельностью, перенимаю полезный опыт. – Охотно признался Ричард Бэрд, в архиве которого имелись несколько писем от Папанина, адресованных американскому коллеге, участнику многочисленных экспедиций в Арктике и Антарктике. – Считается что этот русский полярный исследователь в Антарктиде ещё не бывал.
«Хотя кто знает. Русские умеет хранить тайны, к тому же у них всё ещё впереди» –  подумал Бэрд.
– Это обстоятельство даёт вам фору, адмирал, – поддержал Бэрда полковник Паркер.
– Иван Папанин не только учёный, но и стратег освоения Арктики, – продолжил он. –  В Главном штабе ВМС США есть информация о том, что СССР создаёт свой так называемый «Антарктический флот». Нам известно о трёх эсминцах, недавно построенных на секретном военном заводе в дальневосточном городе Комсомольске-на-Амуре и оборудованных для плавания в высоких широтах. Несколько дней назад нашим пилотам удалось обнаружить отряд русских эсминцев в количестве трёх кораблей в Индийском океане в районе французских владений. Однако туманы и облачность в тех богом забытых местах обычное дело, а самолёты летают над южной частью Индийского океана не слишком часто.
– В районе каких французских владений? – Заинтересовался Бэрд.
– Между островами Крозе и островом Кергелен. Возможно, что у них там секретная база. Французы ведут себя неадекватно, зачастую подыгрывая русским. Влияние французских коммунистов, заседающих в парламенте и их лидера Мориса Тореза на решения президента Франции и французского правительства я нисколько не преувеличиваю. Пока французские коммунисты, возглавлявшие движение сопротивления нацистам, очень популярны и это надолго. Кроме того французы, прожившие больше четырёх лет в условиях немецкой оккупации, не могут простить предательства со стороны Англии и США, фактически бросивших Францию в июне 1940 года на произвол судьбы. Наученные горьким опытом, французы строят свои особые отношения с СССР.
Крозе или Кергелен – это временно. Главные свои базы русские могут создать в Антарктиде, объявив её своей территорией на правах первооткрывателей. Не мне вам объяснять, что у них очень богатый опыт освоения полярных морей и земель. Наша стратегическая задача не дать им этого сделать, а тактическая задача – не допустить проникновения русских в Новую Швабию и овладение ими секретных немецких разработок. Кто знает, чего успели понаделать эти «швабы» и как далеко они продвинулись в области ядерных и ракетных разработок?
Есть ещё одно обстоятельство известное вам, сэр. Сейчас в южных водах Индийского океана находится русская китобойная флотилия «Слава». Заметьте, это первая русская промысловая экспедиция в Антарктику и совпала по времени с нашёй экспедицией. Кто знает что в трюмах кораблей этой флотилии?
– Полагаю, мистер Паркер, что вы преувеличиваете значение этого факта. Эсминцы – это серьёзно, а русские китобои в водах Антарктики, к тому же очень далеко от нас, занимаются своим делом. К тому же на флотилии много учёных – океанологи, зоологи, ихтиологи и прочие научные специалисты в том числе иностранные. Впервые русские китобои в этих водах оттого, что не имели такой флотилии. От немцев досталась . Я читал в газетах, что русские китобои пригласили в свой первый поход норвежцев чтобы перенимать у них опыт охоты на китов. Нет, Паркер, они нам не помеха, да и приближаться к материку не станут.  
– Логично, сэр, однако нам следует быт готовым к любым неожиданностям.
Паркер взял в руки фотопортрет, найденный среди мусора, всплывшего после гибели немецкой субмарины.
Судя по надписи, эта фотография – подарок на память. Из надписи нам известны имена немецких морских офицеров Гюнтера Клюге  и Курта Гайслера. Последний очевидно погиб вместе со своей субмариной, а вот Гюнтера Клюге следует поискать. Возможно Клюге вместе с женой Шарлотой и ребёнком находится в Новой Швабии, но в Германии у них могли остаться родственники. Кроме того и у нас и русских есть часть не уничтоженных архивов Кригсмарине.
– А если этот Гюнтер Клюге родом из Восточной Германии, которую заняли русские? – Предположил Бэрд.
– Разыщем и там, но сделать это будет труднее, – успокоил Паркер полярного исследователя, которому за большие заслуги перед Соединёнными Штатами присвоили звание адмирала. – Поиски следов Клюге и Гайслера в Германии уже начались. Наша задача сосредоточится на исследовании побережья Земли Королевы Мод и быть готовым к встрече как с немцами, которые на этот раз себя обнаружат, так и с русскими кораблями из эскадры вашего старого знакомого и конкурента  в области полярных исследований, который руководит своими силами из Москвы, в то время, как вы здесь.
Так что преимущество на вашей стороне, сэр. Впереди, адмирал, у вас увлекательный поединок с русским контр-адмиралом в освоении Антарктики! – Остроумно подметил полковник Паркер, подумав: «А у нас возможное сражение с остатками Третьего рейха, если немцы  благоразумно не сложат оружие». Он взглянул ещё раз на фотопортрет. «Так что же произошло на затонувшей немецкой субмарине?»

Глава 2

1.
– Ну и лето! – Поёжился от холода старший лейтенант Никитин. – В январе на Камчатке, на тех же широтах ненамного холоднее!
– А на юге Аляски, согреваемой тёплыми течениями, на тех же широтах водятся колибри – крохотные птички, место которым в тропиках. Вот так-то! – Напомнил Никитину старший научный сотрудник Института океанологии Академии наук СССР океанолог по специальности. Алексей Михайлович Белов – сорокалетний холостяк, побывавший во многих экспедициях в Арктике и на Дальнем Востоке, и протянул Никитину свой отличный трофейный бинокль немецкой фирмы «Карл Цейс», доставшийся ему от отца, воевавшего в Первую мировую войну на Балтике.
– Зря царская Россия продала Аляску Америке за гроши . Понимаю, что после поражения в Крымской войне Россия была слаба, но отдавать-то зачем? Пусть забрали бы силой, но сейчас-то мы бы её вернули и тогда командовали бы всей северной частью Тихого океана! – Выразил своё сожаление Белов, надеявшийся, что когда-нибудь Аляска всё же вернётся в состав СССР.  
– А здесь, товарищ старший лейтенант, потому так холодно, что рядом Антарктида, вокруг которой вращаются воды холодного Антарктического течения. Зато здешние воды необычайно богаты планктоном, а это начало длинной пищевой цепочки, дарующей жизнь многочисленным животным, птицам и рыбам. Взгляните. Вот там, милях в трёх от нас кормятся киты. – Белов протянул Никитину бинокль. – Посмотрите, Владимир Сергеевич, какие красавцы! Синие киты – самые крупные млекопитающие на земле. Вес взрослого кита достигает тридцати тонн. Представляете какая махина!  
Никитин припал к окулярам бинокля и принялся наблюдать за группой синих китов, великолепно чувствовавших себя в тысяче миль от ближайшего берега и в ледяной воде, температура которой не превышала четырёх градусов.
Время от времени киты погружались в океан, а затем всплывали на поверхность, хлопая по воде гигантскими хвостами и вздымая брызги на десятки метров в высоту. Потрясающее зрелище!
«По виду огромная рыба, а на самом деле млекопитающее, а потому не самый дальний родственник человека в живом мире. Наверное на спинах таких вот огромных китов, уснувших в океанских водах, наши далёкие предки силой воображения возводили сказочные селения с домами и пашнями…» – Припомнилась старшему лейтенанту Никитину сказка о коньке-горбунке, некоторые фрагменты из которой он помнил наизусть.
– Возьмите, Алексей Михайлович, ваш замечательный бинокль, да смотрите, не уроните его за борт. Под нами четыре с половиной тысячи метров океанских глубин!
– Вы знаете, Владимир Сергеевич, – интеллигентный Белов обращался к двадцатисемилетнему офицеру по званию или по имени и отчеству, – от осознания, что я оказался на этом корабле, да ещё в Южном полушарии и неподалёку от берегов Антарктиды, дух захватывает! Вот только никак не пойму почему попал в эту экспедицию, в которой участвуют военные корабли? Большинство моих коллег находятся на китобойной флотилии «Слава», которая впервые вышла на промысел в Антарктику.
– Вероятно по той причине, что вы большой знаток океана, а мы в этих водах ещё не плавали. Мало ли какие возникнут проблемы, а вы нам подскажете. Не норвежцев же, которые сейчас обучают промыслу наших китобоев, приглашать на военные корабли? – Ответил Белову Никитин, не знавший как и большинство офицеров личного состава трёх новых эсминцев всех целей этого дальнего плавания. – Гордитесь, Алексей Михайлович, что вы здесь! Недаром заместителем директора вашего института по части экспедиций является товарищ Папанин. Уж он то знает что делает! – Взбодрил старший лейтенант старшего научного сотрудника, который хоть и не сильно, но всё же страдал от качки.
– А где же другие эсминцы? Их совсем не видно! – Спохватился Белов.
– Полагаю, что в полусотне миль от нас на расстоянии устойчивой связи. Это примерно в двух часах хода. Рассредоточились, – объяснил океанологу старший лейтенант.  

* *
После обеда старшего лейтенанта Никитина вызвали к командиру корабля.
«Очевидно для дополнительного инструктажа», – подумал он, застёгивая на ходу китель, и не ошибся. Помимо капитана 3-го ранга Орлова в каюте командира корабля находились Белов, с которым он расстался совсем недавно, и незнакомый Никитину офицер с погонами майора НКГБ. Его он видел несколько раз в обществе Орлова, но представлен майору не был, как и большинство младших офицеров корабля, и фамилии офицера-чекиста не знал.
По несколько растерянному лицу океанолога было видно, что он тоже не знал зачем его вызвали к командиру корабля и зачем здесь майор госбезопасности.
– Майор Комитета государственной безопасности Левада Анатолий Никифорович, – привстав, офицер протянул руку Никитину.
– Старший лейтенант Никитин! – Ответил моряк рукопожатием на рукопожатие чекиста.
– Прошу всех сесть, – распорядился Орлов. – Товарищ Никитин, через несколько часов наш корабль приблизится к материку Антарктида. Вам, опытному боевому офицеру и хорошему спортсмену, предстоит с помощью надувной лодки высадиться на материковый лёд и, преодолев несколько километров, достигнуть пространства свободного ото льда. В Антарктиде такие места называют «оазисами».
Майор Левада отправится вместе с вами. С вами пойдёт один из матросов вашей БЧ . Выбирайте сами. Матрос должен быть физически сильным и выносливым, лучше из старослужащих и самое главное – надёжным.
Вам предстоит взять с собой немалый груз и сухой паёк на десять дней. Возьмёте палатку, тёплую одежду, канистру бензина, примус, сухие пайки и прочее снаряжение. Всё необходимое подготовит для вас и ваших спутников старпом. Он уже в курсе и подбирает для вашей группы амуницию и припасы. Вам всё ясно, товарищ старший лейтенант?
– Так точно, товарищ капитан 3-го ранга! Взять снаряжение и припасы на десять дней и выгрузиться на берег Антарктиды! – Ответил Никитин. – Какова наша дальнейшая задача? – старший лейтенант вопросительно посмотрел на командира эсминца.
– Задачу вам поставит на месте товарищ Левада. Он в группе старший. – Орлов посмотрел на майора, всё ли сказал как следовало?
Левада утвердительно кивнул головой.    
– Пока всё, товарищи офицеры. Теперь ваша очередь, товарищ Белов, – обратился командир корабля к океанологу.
– Внимательно слушаю вас, товарищ капитан, – приподнялся и вытянул шею Алексей Михайлович. – Я ведь не военный. В чём же моя задача?
– У нас нет карт промера глубин, так что идти к берегу придётся на ощупь, но вы, как специалист по океанам должны подсказать нам места, где маловероятны подводные скалы и мелководье. К тому же на нашем пути встречаются айсберги, столкновений с которыми следует избегать.
– Вы переоцениваете мои возможности, товарищ капитан, – пожал плечами Белов. – Что касается айсбергов, то здесь достаточно визуального наблюдения, благо сейчас полярный день, и грамотного управления кораблём. Однако прибрежные воды Антарктиды практически не изучены. Можно, конечно, воспользоваться некоторыми аналогиями с прибрежными водами Южной Африки, которая вместе с Южной Америкой когда-то составляла одно целое с Антарктидой.
– Вот как? – Удивился Орлов, ничего об этом не знавший. – Когда же это было?
– Десятки миллионов лет назад, – ответил Белов.
– Давно… – развёл руками майор Орлов. – И как же назывался тот материк?
– Гондвана.
– Вы что-нибудь слышали о таком материке, товарищ старший лейтенант? – Поинтересовался Орлов у Никитина.
– Читал в журнале «Знание – сила», – признался Никитин.
– А вы, товарищ майор?
– Кое-что слышал, – уклончиво ответил Левада.
– Вот и хорошо, товарищ Белов, что вам известны прибрежные воды Африки. Поможете нам – вместе справимся! – уверенно заключил капитан 3-го ранга.
– Погода испортилась, товарищ капитан. Сплошная облачность, ветер, дождь со снегом, – выразил свои опасения океанолог.
– Погода самая что ни на есть распрекрасная, товарищ Белов! – Возразил Орлов, не став объяснять, что облачность и дождь да ещё со снегом хорошие условия для маскировки. В такую погоду ни с воздуха, ни с моря, ни с берега эсминец не заметить.

* *
– Вот она какая земля шестого континента, а ещё «оазисом» называется! – Воскликнул Никитин, устанавливая вместе с матросом Ухтоминым на относительно ровном месте, свободном от крупных от камней, палатку защитного серого цвета.  Оба моряка лишь недавно узнали, что «оазисом» в Антарктиде называется пространство, свободное от многолетнего льда и снега в тёплое время года.
Земля-то земля, но почвы на этом пространстве, местами свободном от снега с декабря по февраль, не видно. Повсюду голые скалы, торчащие из многолетнего  льда, крупные глыбы, каменистые россыпи и кое-где промёрзший крупнозернистый серый песок, так что забить в эту землю даже стальной штырь дело далеко не простое.
Тем временем как моряки, впервые ступившие на шестой континент, матерясь про себя устанавливали палатку, майор Левада развернул рацию и, надев наушники, перешёл на приём, прослушивая частоты, на которых могли работать моряки или лётчики. Никитин уже знал, что майор хорошо владеет немецким и английскими языками и в течение десяти отведённых для них дней будет непрерывно прослушивать эфир, изредка связываясь с эсминцем.
Майор был немногословен, однако Никитин догадывался, что и с других эсминцев отряда, сразу же ушедших в океан на сотни миль от побережья, в разных точках Земли Королевы Мод высажены такие же группы радионаблюдения.
– Толково придумано, только вот кого мы тут стережём? – поделился Никитин своими мыслями с матросом Ухтоминым – крепким двадцатичетырёхлетним сибиряком, на долю которого выпала самая тяжёлая работа – нести на плечах непомерный груз, едва ли не вдвое превышавший тот, что нёс старший лейтенант Никитин. На плечах майора НКГБ была лишь рация, комплект запасных радиоламп, батареи и автомат.
Теперь матрос отдыхал и занимался хозяйственными вопросами. Разбирал припасы и кипятил на примусе воду для чая, выплавляя её из кусков льда, которые подкладывал в котелок.
– Товарищ старший лейтенант, зачем нам пулемёт, два автомата и столько боеприпасов? Воевать что ли будем? С кем?
– Наверное чтобы защищаться от белых медведей, – шуткой ответил Никитин и сам находившийся в полном неведении относительно оружия, полагая, что хватило бы пистолетов.
– Да нет в Антарктиде никаких медведей. Только пингвины и прочие морские птицы и звери, – возразил матрос.
– Медведей и в самом деле нет, но вы знаете, Ухтомин, что где-то здесь водятся метрового роста императорские пингвины? Что если нападут всей стаей? – За неимением других аргументов вновь отшутился Никитин, которому стало обидно, что его, офицера, майор Левада по-прежнему, словно чего-то выжидая, не посвящает в цели этого странного задания.
– Что-то не видно здесь ни одной твари, а ещё «оазис»! – Возразил матрос. – Только мох и лишайники на камнях. Разрешите, товарищ старший лейтенант, сходить в разведку, обойти хотя бы свободное от снега пространство?
– Около нуля, снег практически не тает, сразу же испаряется на солнце. Над ледником ясно, а над «оазисом» небольшой туман. Не заблудитесь?
– Никак нет. Я пройдусь по краешку ледника, а если не обойду этот «оазис» целиком, то вернусь тем же путём.
– Берегите глаза, наденьте солнцезащитные очки. Возьмите автомат. Стреляли из ППШ?
– Стрелял! – уверенно ответил матрос и уточнил. – В сорок пятом вместе с морской пехотой высаживался с десантом на Курильские острова. Добивали японцев. У них винтовки, а у нас автоматы.  Сдавались хреновы вояки, не то бы накрошили самураев…
– Хорошо. Если что, дайте знать о себе выстрелом.
– Куда это вы посылаете матроса, товарищ Никитин? – Сняв наушники, спросил старшего лейтенанта майор Левада.
– Осмотреть окрестности, товарищ майор.
– Хорошо, – подумав, согласился Левада, облачённый как и моряки в меховую кожаную куртку, под которой вместо кителя был тёплый шерстяной свитер. – Идите, товарищ матрос, даю вам два часа. Хватит?
– Товарищ майор, а как велик этот «оазис»? – Спросил Никитин. – Зачем нам такое оружие как пулемёт? Я и матрос теряемся в догадках?
– Чуть позже, за чаем, – майор посмотрел на котелок, ледниковая вода в котором и не думала закипать, – я собирался вам рассказать о цели нашего задания, но не всё. Обо всём пока рано, – пояснил он. – «Оазис» не велик, километров пять в поперечнике. Однако может случиться всякое. Всё, что вы увидите, услышите или узнаете здесь – тайна с грифом «Совершенно секретно»! Повторяю – совершенно секретно! За разглашение голову оторвут! Вам это ясно товарищи? – Левада посмотрел в глаза старшему лейтенанту и матросу, ожидая ответа.
– Ясно! – ответил Никитин, готовый к тому.
– Ясно, товарищ майор! – Следом за офицером ответил Ухтомин. – Не беспокойтесь, сохраним тайну!
– Да вы разговорчивый, товарищ матрос! – Заметил Левада. – Не теряйте бдительности, товарищи. Что касается оружия, то оно нам необходимо на тот случай, если нас вдруг обнаружат и попытаются захватить. Зарубите себе на носу, товарищи. Мы не имеем права попасть в руки врага ни живыми, ни мёртвыми,  – признался Левада.
– Да кто? Кто кроме нас может быть на этом безлюдном берегу? Товарищ майор, здесь же нет ни души! – Искренне удивился Никитин.
– Немцы, товарищ старший лейтенант, вот кто. Так что стрельбу пока отставить, товарищ матрос. Если вдруг что-либо заметите, не выдайте себя и немедля назад!
2.
– Герр группенфюрер, субмарина капитана 3-го ранга Гюнтера Клюге вышла в океан! Экипаж субмарины сопровождает гауптштурмфюрер Райхе с командой. Сеанс связи с субмариной намечен на двадцать три часа по берлинскому времени, – доложил по телефону группенфюреру СС Генриху Крафту дежурный офицер.
– Хорошо, Хольт, продолжайте держать меня в курсе, – Крафт положил трубку телефона и обратился к  капитану 1-го ранга Райнеру.
– Вот видите, Райнер, стоит только хорошенько нажать на ваших людей и они досрочно заканчивают ремонт и выходят в море. – Крафт недобро посмотрел на капитана 1-го ранга, командовавшего флотом Новой Швабии, состоявшим из субмарин, которых, судя по всему, осталось всего три после гибели субмарины капитана 3-го ранга Курта Гайслера, ушедшей за горючим к секретной базе на южном побережье Чили.
– Герр группенфюрер, если мне не довелось проводить в поход своих людей, то надеюсь, вы позволите хотя бы связаться с капитаном 3-го ранга Клюге по радио и пожелать ему удачи. Это просьба, – уточнил Райнер, обращаясь к Крафту.
– Это излишне, герр Райнер. Ему уже пожелали удачи и, надеюсь, он сделает всё возможное чтобы вернуться. Сеанс связи состоится ровно в двадцать три часа и ни минутой раньше! – Отрезал группенфюрер. – Заметьте, Райнер, по берлинскому времени, а не по Гринвичу, как это принято в других странах! Идеи национал-социализма нетленны и Новая Швабия со временем станет Новой Германией! Мы окрепнем и продолжим нашу борьбу! – Распалялся Крафт, облачённый в старую, любимую им форму группенфюрера СС, сшитую из добротного чёрного сукна и украшенную одним погоном.
На это заявление, сделанное группенфюрером, Райнер промолчал. Говорить что-либо этому упёртому эсэсовцу, а тем более возражать, было не только бесполезно, но и крайне опасно.
Служебное расследование по факту гибели субмарины капитана 3-го ранга Гайслера и её экипажа проводил лично группенфюрер Крафт, командовавший Новой Швабией, которую его подчинённые, склонные к мистериям и мрачным шуткам, называли «Ледяной Валгаллой », а главным фигурантом расследования стал командующий эскадрой субмарин капитан 1-го ранга Райнер. Подозрения Крафта усилились после того как Райнер заявил о своём намерении выйти в океан на одной из оставшихся субмарин и, пройдя курсом погибшей субмарины, попытаться обнаружить её останки.
«Собрался бежать!» – Подумал групперфюррер о Райнере, не обременённом семьёй, оказавшейся в русской зоне оккупации. Крафт всегда недолюбливал Райнера, а после гибели субмарины был готов отстранить его от командования эскадрой и арестовать.
Существовала и ещё одна версия исчезновения субмарины. Гайслер и его матросы разоружили или уничтожили сопровождавших их эсэсовцев, а затем, инсценировали гибель субмарины. Однако после перехвата и расшифровки радиограммы, переданной с флагмана американской эскадры, приближавшейся к берегам Земли Королевы Мод, эта версия не выглядела достаточно убедительной даже в глазах подозрительного Крафта.
И всё же, Райнера следовало как следует «прижать» или же отстранить от командования субмаринами, переподчинив их непосредственно себе. В крайнем случае строптивого моряка следовало уничтожить. Такие действия уже были проделаны с авиацией, состоявшей из нескольких самолётов – поршневых Ме-110 и реактивных Ме-262 , а так же из шести последних остававшихся исправными хорошо вооружённых и скоростных Фойрбаллов, которые в случае боевого столкновения с американской эскадрой могли оказать на противника сильнейший психологический эффект.
Этим сверхсекретным оружием Третьего рейха немецкие конструкторы занимались до конца апреля 1945 года и после уничтожения цехов и лабораторий, укрытых в лесистых горах Богемии , которые могли достаться наступающим русским, в Новую Швабию доставили на субмаринах часть изготовленных аппаратов с далеко не самыми лучшими инженерами.
Работы по доводке этих летательных аппаратов, называемых «летающими дисками», «тарелками» или фойрбаллами – «шаровыми молниями», Крафт сразу же взял под личный контроль, сожалея что погибли или скрылись лучшие специалисты, использовавшие при создании этих летательных аппаратов наработки изобретателя с мировым именем по фамилии Тесла , который научился черпать электрическую энергию из атмосферы, генерировать шаровые молнии и управлять ими.  
Будучи заядлым курильщиком, Крафт с жадностью раскурил сигару, с удовлетворением садиста обдав ароматным дымом сидевшего напротив Райнера, который не курил, оберегая слабые лёгкие. Группенфюрер невзлюбил капитана 1-го ранга и не мог отказать себе в удовольствии помучить его.
Курение несколько успокоило Крафта, и с каждой новой затяжкой в его голове прибывало разумных мыслей. Группенфюрер полагал, что главным оружием давления на этих наглых янки, чья армада приближалась к Земле Королевы Мод с целью обнаружения и захвата Новой Швабии, являлись управляемые пилотами-смертниками баллистические ракеты, вполне способные донести до территории США мощные тротиловые заряды, а будь у него атомные бомбы, то и их.
Крафт завидовал американцам, создавшим атомную бомбу с помощью ряда немецких учёных бежавших в Америку и прежде всего немецкого еврея Роберта Оппенгеймера , чей хитрый отец эмигрировал из Германии задолго до Первой мировой войны, избежав всех тягот, которые вынес немецкий народ.
До Крафта дошла информация о том, что в 1939 году Оппенгеймер, который был членом американской компартии, тайно побывал в СССР и предложил Сталину свои услуги. Однако, узнав о стоимости «атомного проекта», неподъемного в то время для экономики СССР, Сталин отказался от атомной бомбы, которую Оппенгеймер планировал создать не ранее 1946 года, заявив, что война начнётся гораздо раньше и по-видимому завершится до означенного срока. Поэтому СССР стоит сосредоточиться на создании и доработке иных видов вооружений.
Оппенгеймеру, ненавидевшему фашизм, Сталин посоветовал обратиться к правительству США, располагавшему необходимыми ресурсами для создания дорогостоящей атомной бомбы, одновременно попросив его, как убеждённого коммуниста, передавать наработанные технологии в СССР через людей, которых пришлёт к нему нарком Внутренних дел Лаврентий Берия.
«Атомной бомбы не хватило для победы Третьему рейху, а теперь она есть у американцев, уже испытавших это грозное оружие на японских городах, и вот-вот появится у русских!» – Мысленно негодовал группенфюрер, понимая, что время существования Новой Швабии подходит к концу.
Новая Швабия, а по сути удалённая антарктическая и последняя крупная база разгромленной Германии, оснащённая лишь частью запоздало созданного «оружия возмездия» в виде недоработанных баллистических ракет в количестве нескольких единиц, переживала нелёгкие времена и вряд ли переживёт ещё одну суровую антарктическую зиму.
Острая нехватка практически всего – от  горючего до продовольствия и отсутствие каких-либо перспектив, давно наводили на такие мысли, а приближение внушительной американской эскадры, о выходе которой в океан его информировали из Нью-Йорка ещё три недели назад агенты немецкой разведки, продолжавшие работать в США, торопили события.
По замыслам группенфюрера при подходе эскадры к побережью, следовало воспользоваться ударной мощью «Фойрбаллов» и возможно Ме-262, нанеся ошеломляющий удар по американцам и вынудив их к немедленным переговорам, шантажируя баллистическими ракетами с ядерными зарядами, которые могут обрушиться на Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон и Филадельфию.
Угроза незамедлительного удара ракетами с атомными зарядами, в существование которых американцы должны поверить после внезапной и жёсткой атаки грозными Фойрбаллами, позволит добиться ухода эскадры от побережья Земли Королевы Мод.
Далее следовало не позже середины марта, до наступления холодов и полярной ночи покинуть законсервированную, а по сути уничтоженную Новую Швабию на оставшихся субмаринах, включая ту, которая вышла к Огненной Земле сегодня и через две недели должна вернуться с грузом горючего.
«Вернётся», – надеялся Крафт, поскольку командир субмарины предупреждён о казни его жены и годовалой дочери в случае предательства.  
«Конечно, всех обитателей Новой Швабии три субмарины вместить не смогут» – рассуждал группенфюрер, а потому выходило, что значительную часть военного и гражданского персонала, «не представлявших большой ценности», следовало уничтожить вместе с объектами военного назначения, предоставив суровым антарктическим зимам неограниченные возможности надёжно похоронить останки базы в недрах гранитного массива и ледника Земли Королевы Мод».
Группенфюрер полагал, что раньше чем через пару лет, американцы или русские, военно-морские силы которых пока ограничены, сюда не сунутся. За это время  он с семьёй, его парни из СС – одинокие или с семьями, а так же часть учённых, которых следовало сохранить на будущее, укроются в заранее подготовленных немецких поселениях в дебрях Южной Америки – на севере Аргентины, юге Бразилии, в Парагвае или Боливии.
Покончив с сигарой, Крафт выпустил в сторону Райнера последнюю порцию дыма и положил дымящийся огарок в пепельницу.
– На сегодня достаточно, герр капитан, – облизал губы группенфюрер, не удосуживаясь указать ранг, Райнера, поскольку считал его неудачником, не дослужившимся до звания адмирала. – Субмарина ушла в океан, а поскольку под вашим началом остались лишь два корабля, которые остаются на базе, полагайте себя в отпуске. До возвращения субмарины Клюге, – добавил Крафт, вновь недобро посмотрев на Райнера. – Надеюсь, она вернётся, поскольку у Клюге здесь осталась жена и дочь. Жаль, герр капитан, что рядом с вами нет детей и жены. Я слышал, что они остались в Дрездене?
– В Дрездене, – вздохнув, подтвердил Райнер.
– Жаль, теперь там русские, а до них город подвергся чудовищной бомбардировке со стороны англичан и этих отвратительных американцев. Теперь их эскадра, замаскированная под научную экспедицию, движется к Новой Швабии. Не останови их, установят блокаду, перероют весь берег и обнаружат нас. Но такого как в Дрездене здесь не будет. Эти наглые янки получат надлежащий отпор! Однако, это уже моя забота, герр капитан, а вы отдыхайте от своих субмарин. Читайте книги, отсыпайтесь. Если понадобитесь, вас вызовут.
– Это домашний арест? – Спросил Райнер, взглянув на Крафта с плохо скрытой неприязнью.
– Что? – Возмутился группенфюрер. – Я же сказал – отпуск!
Зазвонил телефон и Крафт взял трубку.
– Да.
– Герр, группенфюрер! – Услышал Райнер на другом конце провода рвавшийся из трубки громкий взволнованный голос знакомого ему офицера СС. – С взлётной площадки  поднялся в воздух Ме-262 штурмбанфюрера Глоске.
– Глоске? – Вскричал Крафт. – Без моего ведома? Он что, с ума сошёл?
– Не знаю, герр группенфюрер!  Глоске взял с собой Шарлоту Клюге с ребёнком!
На глазах Райнера группенфюрер побагровел и покрылся холодным потом. Казалось, что его вот-вот хватит удар.
– Хольт! Немедленно организовать погоню и сбить этого негодяя!
– С женщиной и ребёнком?
– Сбить! Я же сказал! Сбить!
– Грузное тело группенфюрера, у которого по-видимому подкосились ноги, плюхнулось в кресло, заскрипевшее так, словно было готово рассыпаться.
– Предательство! Кругом предательство! – Простонал Крафт. Тоскливо посмотрел на побледневшего Райнера, которого зачислил в предатели, и с горечью подумал: «Неужели и этот сукин сын Глоске – предатель? Неужели и гауптштурмфюрер Райхе – старый верный товарищ по партии, в котором я никогда не сомневался, предал и сдался Клюге вместе со своими парнями? Иначе зачем этот побег на самолёте с женой и ребёнком командира субмарины, совпавший по времени с её выходом в море? Надеется сохранить жизнь и укрыться с семьёй где-нибудь в Аргентине? Похоже, что так. Крысы всегда бегут с тонущего корабля…»  
До группенфюрера окончательно дошло, что субмарина Клюге не только не выйдет на связь в двадцать три часа, но и не вернётся, оставив Новую Швабию без остро необходимого горючего, а команда сойдёт где-нибудь на пустынном берегу Южной Америки, затопив субмарину в океане.  
«Однако не спеши радоваться, Клюге! Будь уверен, я сделаю так, что свою семью ты не получишь!» – Злорадствовал Крафт.
– Герр группенфюрер, Самолёт Глоске уже не нагонит! Прикажите поднять в воздух фойрбалл! – Предложил  шефу оберштурмбанфюрер Хольт – служака, каких поискать. Вместе с ним Крафт наводил «железный немецкий порядок» в Польше, осенью 1939 года, а затем во Франции. «Хорошее было время!» – С удовольствием вспоминал те годы Крафт, делавший успешную карьеру в завоёванных странах.
– Да, Хольт! Немедленно поднимайте фойрбалл! Уничтожить Глоске и эту шлюху! Сжечь их! Сжечь!
– Jawohl !, – крикнул в трубку Хольт и связь оборвалась.
Растерянный Райнер, слышавший весь разговор, вопросительно посмотрел на тяжело дышавшего Крафта.
– Я арестован?
– Ступайте, Райнер, я вас не держу! – Раздражённо махнул рукой группенфюрер, хватаясь за трубку телефона.
– Но… – Попытался что-то возразить Райнер.
– Вон! – Рявкнул группенфюрер, провожая Райнера налитыми кровью глазами. Хлопнула дверь и в телефонной трубке послышался голос Хольта.
– Да, группенфюрер!
– Хольт, следует немедленно убрать Райнера и взять субмарины под особый контроль! – Приказал Крафт, приступая к операциям по свёртыванию германского присутствия в Новой Швабии.
– Jawohl, Herr Gruppenfuehrer!

3.
      Пока матрос Ухтомин обследовал «оазис», старший лейтенант Никитин наблюдал с ледника на краю «оазиса», где они поставили палатку, за океаном, который при ясной погоде просматривался миль на пятьдесят.
Над бескрайней синью холодных вод, усеянных айсбергами самых причудливых форм, угрожавших любому кораблю, который рискнёт подойти к берегу, укрытому толщей материкового льда, кипела жизнь. Метались крачки или антарктические чайки, очень похожие на своих родичей, обитавших в Арктике, где Никитин воевал с лета 1944 года до победного мая 1945 года на эсминце, охотившемся на германские субмарины.
Чайки высматривали рыбные косяки, жировавшие на криле, между льдинами плавали и ныряли пингвины и охотились друг на друга прочие морские животные. Вдали показались киты, плывшие параллельно берегу. В самый тёплый антарктический месяц океан был полон жизни в отличие от укрытой ледниками земли.
Время от времени Никитин припадал к окулярам морского бинокля, осматривая линию горизонта, не появится ли свой или чужой корабль?
Задумался, в мыслях вернулся во Владивосток, где осталась семья: мама, и беременная жена, которой родить в апреле. Вернётся ли он к сроку? Обнимет ли жену с новорождённым первенцем?..
Никитин отвлёкся от сокровенных мыслей и взглянул на часы. Около четырнадцати по московскому времени. Пора было разжигать примус и готовить обед. Да и Ухтомин должен  вернуться после осмотра «оазиса».
Уходить с облюбованного места не хотелось, так красив был океан при ясной погоде. Никитин вновь припал глазами к окулярам бинокля, пытаясь ещё раз заглянуть за горизонт – где-то там находился эсминец, и вдруг расслышал, скорее почувствовал за спиной грохот и странный гул, напоминавший шум пролетавшего самолёта и ещё что-то незнакомое.
«Что это?» – Резко обернулся старший лейтенант.
Левее, в нескольких километрах, он увидел низколетящий самолёт, тип которого сразу определить не смог. Над самолётом, за которым тянулся шлейф из огня и дыма, пронеслось на огромной скорости нечто доселе невиданное, напоминавшее формой шар или диск, и умчалось в сторону океана.
Самолёт, Никитин всё же узнал в нём реактивный Ме-262, который видел лишь на плакатах, то ли приземлился, то ли упал на ледник там, откуда его было не видно, и зачадил чёрным дымом, однако взрыв не последовал.
От места падения самолёта его отделяли километра два – три, не больше. Никитин оглянулся на палатку возле которой стоял майор Левада и отчаянно махал ему руками – «немедленно возвращайся!»
Расстояние до палатки старший лейтенант преодолел на одном дыхании. С другой стороны к палатке уже бежал Ухтомин, зажав в руке автомат.
– Товарищ майор! Что это было? – Опередил старшего лейтенанта растерянный матрос.
– Ложись! – Скомандовал Левада и Никитин с Ухтоминым попадали на землю, последовав примеру майора, и вовремя.  
Невиданный прежде летательный аппарат развернулся над океаном и пронёсся над «оазисом» на высоте в двести – триста метров на такой скорости, что и на этот раз его не удалось толком разглядеть. Держа курс на восток, аппарат пролетел над ледником параллельно океану, через несколько секунд превратился в точку, а затем исчез из поля зрения ошарашенных наблюдателей.
Левада приподнялся, присел на камень и перевёл дух.
– Похоже, что эта «штука» и есть «летающий диск», товарищи. Вот что это! Имеется информация, что подобный этому летательный аппарат немцы создали в конце войны, но использовать против нас не успели. Вывезли сюда и здесь доработали. Другое название этого аппарата «шаровая молния», по-немецки фойрбалл. Однако удачно нас высадили! В самую точку! – Добавил майор, утирая ладонью пот с лица.
– А самолёт? Похоже, что эта «штука» гналась за ним и сбила его, – предположил Ухтомин.
– Верно, товарищ матрос. Те, кто находились в «тарелке» сбили самолёт, а нас не заметили, в противном случае вернулись бы и уничтожили.
– Товарищ майор, надо бы осмотреть самолёт. – Предложил Никитин. – Взрыва не было. Вдруг пилот выжил и нуждается в помощи?  
– Верно, Никитин, бери с собой матроса и бегом к самолёту!
– Пулемёт взять? Вдруг эта «штука» вернётся? – Озаботился Ухтомин.
– Отставить! Что ей ваш пулемёт, товарищ матрос! Думаю, что не вернётся. Если пилот ещё жив, то без посторонней помощи на леднике долго не протянет. Вперёд, товарищи! Может быть успеете, а я свяжусь с эсминцем!
Бежать по леднику, покрытому тонким слоем ещё не слежавшегося снега, скорее инея, было не трудно, ноги не вязнут.  Местами скользко и под уклон можно было скатываться на ногах.
Подбитый самолёт продолжал дымиться, однако не выглядел грудой изуродованного металла и по-видимому пилоту всё-таки удалось посадить его на ледник.
– Товарищ, старший лейтенант, там что-то шевелится, заметил Ухтомин, прикрыв ладонью глаза от слепящего солнца. Солнцезащитные очки матрос впопыхах не захватил.
– Прибавим шагу! – Ответил Никитин. Теперь и он разглядел метрах в пятнадцати от самолёта два человеческих тела, распластанные на снегу, одно из которых казалось неподвижным, а другое подавало признаки жизни.
– А это что? – Вздрогнул Никитин, до слуха которого донёсся детский плач.
– Товарищ старший лейтенант! Да ведь там женщина с ребёнком! – Ахнул Ухтомин, обогнавший Никитина шагов на двадцать.      

* *
Выкрашенный в белый защитный цвет реактивный истребитель, созданный немецкими конструкторами в самом конце войны и успевший повоевать весной сорок пятого года с армадами американских и британских бомбардировщиков, беспомощно распластался на ровной поверхности ледника и слабо чадил, что-то в нём продолжало тлеть. Самолёт, посаженный опытным пилотом, не взорвался и не сгорел очевидно по причине отсутствия в баках горючего.
«Летел на пределе возможного. Куда?» – Подумал запыхавшийся от бега Никитин, коснувшись крыла самолёта, который был подбит несколькими снарядами из автоматической пушки.
– Товарищ старший лейтенант, лётчик мёртв. Ещё тёплый, наверное только что кончился! – определил матрос, повернув пилота, голова и грудь которого были залиты кровью. Крови было так много, что ею пропитался снег.
В нескольких шагах от мёртвого лётчика лежала на спине женщина в утеплённом костюме пилота, густо забрызганном кровью. С её головы слетел лётный шлем и по тонкому снежному покрову рассыпались длинные светлые волосы. Женщина прижимала к себе плачущего ребёнка, завёрнутого в толстое шерстяное одеяло, была в сознании и слабо стонала, пытаясь приподняться и сесть. Глаза её были широко раскрыты. Она видела двух незнакомых мужчин, склонившихся над ней.
– Давай-ка приподнимем её, – предложил растерянный Никитин никак не ожидавший увидеть здесь женщину, да ещё с ребёнком.
– Русская речь ещё больше напугала женщину. Её красивое лицо побледнело, губы дрожали.
–  Nein! Nein! Das ist unmoeglich!
– Немка? Товарищ старший лейтенант, что она бормочет? – Спросил матрос, знавший, что помимо английского языка, которым стремится овладеть каждый морской офицер, Никитин, окончивший перед войной десятилетку, владел и немецким, продолжая учить язык врага в годы войны. Сам Ухтомин едва закончил семилетку в сибирской глухомани и иностранными языками не владел, разве несколькими заученными специфическими фразами на японском языке, поскольку с японцами воевал три недели, и в августе сорок пятого брал пленных самураев на Курильских островах.
– Она в сознании, говорит, что это не возможно, – перевёл Никитин. – Похоже удивлена, что мы русские. А ну-ка, помоги!  
Вдвоём они приподняли женщину и посадили, придерживая за плечи. Ухтомин хотел взять на руки ребёнка, но женщина не дала, ещё крепче прижав к себе малыша. Вот уже и личико ребёнка видно. Годовалый малыш, волосики длинные, светлые, как у мамы.
«Наверное девочка», – подумал Никитин. Одеяльце чуть распахнулось, на ребёнке был тёплый костюмчик-комбинезон.
– Was ist los, Frau? Sind Sie verwundet?  – Спросил Никитин, не без труда подбирая слова из школьного курса немецкого языка.
– Mein Fuss , – тихо простонала женщина.
– Ухтомин, снимай-ка  неё сапог, посмотрим что там?
Матрос принялся снимать с ноги короткий, мехом внутрь, сапог, надетый поверх шерстяного носка.
Женщина вскрикнула от боли.
– Товарищ старший лейтенант, на ноге крови не видно. Не ранение. Похоже, что закрытый перелом в голени, – предположил Матрос. – Тут нужен врач.
– Думается, что тяжело раненый пилот посадил подбитый самолёт, а при посадке она повредила ногу. В горячке пилот вынес её из кабины вместе с ребёнком, запачкав одежду своей кровью, а сам скончался от ран и потери крови, – предположил Никитин и оглянулся, посмотрев на тело лётчика. – Надо соорудить носилки и доставить женщину с ребёнком к палатке.
– Что с ними делать – решать товарищу майору, – заключил Ухтомин.
– Wer sind Sie? Wie ist Ihr Name?  – Спросил Никитин, убедившись что острый приступ боли у женщины прошёл, остался лишь страх в её красивых голубых глазах.
– Sind sie russisch?  – Спросила она, ещё крепче прижимая к себе плакавшего ребёнка.
– Русские, – на родном языке подтвердил Никитин. – У вас девочка?
– Tochter, Else , – Преодолевая чувство страха, ответила женщина, поняв о чём её спросил русский.
– Ну вот, фрау, я уже знаю имя девочки, а ваше? – Попытался улыбнуться ей Никитин, задавая и этот вопрос по-русски.
– Scharlotte Kluge, mein Herr …  - Ответила женщина, догадавшись, что русский хочет узнать её имя.
– Оберлейтенант, – помог ей Никитин, переиначивая своё воинское звание на немецкий лад, и представился немке.
– Меня зовут Владимир. Вот и познакомились, фрау Шарлота. Что же нам с вами делать?
– Товарищ, старший лейтенант, смотрите! – Схватил Никитина за руку матрос. – Это к нам!    
Никитин прищурил глаза от солнца. Прямо на них, поднимая снежную пыль, мчались по ровному насту ледника аэросани с небольшой кабинкой.
– Немцы! – Заметался безоружный Ухтомин. Автоматы и пулемёт остались в палатке. У Никитина с собой был лишь пистолет.
– Спокойно, товарищ матрос! Сейчас узнаем что это за немцы! – Собрав волю в кулак, Никитин сжал в руке пистолет.

Глава 3.

1.
– Ну и попали мы в историю, товарищ Никитин! Как же вы упустили немцев? Что нам теперь докладывать начальству? То что нас обнаружили и в любой момент могут уничтожить? Да за такие промахи нас всех отдадут под суд! – Не находя себе места и нервно вышагивая возле палатки, едва не кричал на моряков майор Левада. – Ну что я теперь доложу? Как?
– Не ваша это промашка, товарищ майор, а наша. Нам и отвечать. Да только что мы могли сделать против двоих немцев с автоматами имея один на двоих пистолет? – Развёл руками расстроенный старший лейтенант. –  А насчёт того, что отдадут нас под суд, так это  лишь в том случае, если не уничтожат. Да и нет на нас никакой вины, товарищ майор!
– Товарищ майор, я же хотел взять пулемёт, да вы отсоветовали, – напомнил Леваде Ухтомин.
– Не надо было слушать, товарищ матрос! – добавив пару крепких слов, в сердцах выругался Левада – «Не ваша промашка, товарищ майор» – повторил он, распалясь. – А чья же? Я, товарищ старший лейтенант, целиком отвечаю за порученную нам операцию! Вот так, товарищ Никитин!
– Товарищ майор, остыньте, давайте обсудим создавшуюся ситуацию не на повышенных тонах и без нервотрёпки! – Остановил Леваду Никитин. – Виноваты, каемся. А что мы могли сделать? Прикрыться женщиной и ребёнком? Устроить перестрелку, подставив их под огонь? Как вы считаете, имели мы на это право?
Майор не ответил.
– Опять же, – продолжил Никитин, – Ну допустим мы бы их перестреляли. Что тогда? Они же не одни. Где-то их товарищи или как они там называются…
– Фашисты, – помог старшему лейтенанту матрос Ухтомин.
– Станут их искать и по нашим следам придут сюда. Словом, куда не кинь – всюду клин…
Хмуря лоб, Левада опять промолчал.  
– Что же касается того, что нас обнаружили, то ведь вот какая загвоздка, товарищ майор, – продолжил Никитин. – Похоже что немцы сцепились между собой. Те, что были в той «тарелке», сбили самолёт, а те, что примчались на аэросанях и забрали тело пилота и женщину с ребёнком, что-то с ними не поделили. По тому, как немец обнимал и целовал женщину с ребёнком было ясно, что это его жена и дочь, да и фамилия у немца та же – Клюге, а она называла его милым Гюнтером целовала и плакала.
– Немец даже поблагодарил нас, наверное за помощь…
– Как это? – Удивился Левада.
– Сказал – Danke shoen, Herr Offizier , – повторил Никитин слова немца, – и приложил руку к пилотке, вроде как честь отдал. А из-под распахнутой куртки форма морская видна. Офицер, кажется капитан 3-го ранга.
– Ну а вы?
– Не ответили, не по форме были одеты, – признался Никитин. – Кивнул в ответ головой.
– Как же немец узнал, что вы офицер? – Поинтересовался майор.
– Не знаю, – пожал плечами Никитин. – Наверное догадался…
– Я тоже ему кивнул, –  подтвердил матрос.
– Куда же они подались, как думаете, товарищ старший лейтенант? Ведь их станут искать?
– Этого я не знаю, товарищ майор. Аэросани умчались в сторону океана и скоро скрылись. Возможно у них там корабль.
– Подводная лодка, – предположил Левада.
– Пожалуй, – согласился с майором Никитин. – В конце войны у немцев имелись отличные подводные лодки. Они их субмаринами называют. На севере, где я служил, немецкие субмарины охотились за нашими транспортами и боевыми кораблями до середины апреля сорок пятого, а потом ушли, возможно что и сюда.
– Я конечно погорячился, сказав, что высадили нас с эсминца «в самую точку», но база у них где-то в этом районе. Уверен. Хотя самолёт мог пролететь и не одну сотню километров прежде чем его сбили. Похоже, что у них и в самом деле начались между собой серьёзные разборки. Даром свои самолёты не сбивают, – постепенно успокаиваясь, заключил майор. – Так что же мне сообщить об инциденте с самолётом?
– Всё как было, товарищ майор. Самолёт сбили одни немцы, а помешать другим немцам, которые примчались на аэросанях и забрали тело лётчика и женщину с ребёнком, мы не смогли, – предложил Никитин.
– Пока один немец обнимался с женой, другой держал нас под прицелом автомата и мог расстрелять в два счёта, – набравшись храбрости, дополнил старшего лейтенанта и своего командира матрос Ухтомин. – Товарищ майора, да и что бы мы делали с женщиной, у которой сломана нога, да ещё и ребёнок?
– Теперь вижу, что зря мы туда сунулись. Наше дело тихо сидеть, слушать и наблюдать, – посетовал озабоченный майор. – А вы, товарищ Ухтомин, молодец! – Обдумав как ему быть, похвалил матроса Левада. – Так и сообщу на эсминец, как вас могли расстрелять в два счёта, а они передадут в центр, – мрачно пошутил Левада.
– В Москву? – Заволновался Ухтомин.
– Куда же ещё? – Строго посмотрев на матроса, ответил майор.  
«Если всё было именно так, то немецкий морской офицер пожалуй не сообщит о нас тем, кто сбил самолёт и тем белее ни он ни его люди не станут нас разыскивать», –  подумал он. Это обстоятельство обнадёживало. «Куда теперь им податься? Похоже уйдут в Южную Америку. Есть у них там схроны. Много всякой фашистской сволочи попряталось в них…» – Мысленно рассуждал Левада, готовясь к сеансу радиосвязи.
Пока Левада передавал зашифрованную радиограмму, в котелке вскипела ледниковая вода. Заварив чай, Ухтомин принялся открывать банки с консервами и подогревать их на примусе.  
– Товарищ майор, – уловив, что Левада закончил сеанс радиосвязи, позвал Ухтомин – прошу отобедать!
Матрос выложил банки с тушёнкой и перловой кашей на свином жиру на большой плоский камень, приспособленный под стол, и раздал офицерам ложки.
Все изрядно проголодались и, энергично орудуя ложками, выгребали из банок тушёнку и кашу. На второе и на третье – круто заваренный чай с сахаром в эмалированных кружках и галеты.
– Ещё подлить? – Заметив что кружка старшего лейтенанта опустела, спросил Ухтомин.
– Подлей, братец! – Подставил свою кружку Никитин.
– И мне оставь! – Напомнил о себе Левада.
– Всем хватит! – Улыбался матрос, довольный тем, что всё как будто уладилось и майор передал на эсминец, а оттуда в Москву «всё что надо».
– Товарищ майор, что же это происходит? Откуда здесь немцы? Откуда у них такое оружие – эти летающие диски или тарелки? Вдруг у них есть атомная бомба? – Выждав несколько минут, осторожно поинтересовался любознательный матрос.
– Возможно, исключать такого нельзя, – подув на горячий, чай не сразу ответил Левада. – Многого не скажу, сам не знаю, да и вам, товарищи, не всё следует знать. В общем, база здесь у фашистов, логово.
– Это нам уже ясно, товарищ майор, – признался Никитин. – Неужели наблюдение – единственная цель нашего присутствия в этой точке среди вечных льдов? Хотя наше пребывание не где-нибудь, а в Антарктиде само по себе удивительно!
– А что если здесь скрывается Гитлер? – Не удержался от мучившего его вопроса Ухтомин.
– Гитлер отравился и был сожжён во дворе имперской канцелярии, так что считаю этот вопрос закрытым! – Ответил майор Левада, давая понять что тема исчерпана, а знать о том, что на подходе к побережью американская эскадра, заявленная как научно-исследовательская, морякам пока не следует.
«Возможно, что мы станем свидетелями столкновения американцев с немцами. Что ж, посмотрим, что из этого выйдет», – задумался майор.
Не успели допить чай, как вдали послышался нарастающий гул авиационного мотора.
– Опять летят! – Спохватился майор и приказал: – Всем в палатку!
Серая шатровая палатка, установленная между крупными скалами, сливалась с ними по цвету и обнаружить её с воздуха было непросто.
Самолёт пролетел правее «оазиса». Это был небольшой одномоторный биплан, тип которого ни Левада, ни Никитин определить не смогли. Очевидно это был разведчик. Покружив над местом приземления подбитого Ме-262, самолёт-разведчик повернул в сторону тянувшихся на восток следов от аэросаней.
– Вы там не сильно натоптали? Не приведут ваши следы к палатке? – Озаботился Левада.  
– Трудно сказать, – ответил Никитин. – Но следы от аэросаней заметны гораздо лучше и похоже что самолёт полетел вслед за ними.
– Будем надеяться, – согласился майор, – подумав, что в противном случае им придётся туго...
В тревожном ожидании прошли минут десять. Низко летящий самолёт скрылся из поля зрения и гул от мотора растаял в безмолвии нескончаемого полярного дня. Наконец, далеко на востоке послышался звук, напоминавший взрыв и майор, не расстававшийся с тёмными очками, оберегая глаза от солнечного света отражавшегося от ослепительно белого купола ледового континента, разглядел на линии горизонта слабую вспышку.
«Неужели этот самолёт-разведчик сбит теми, кто пытается выбраться отсюда предположительно на субмарине, по-видимому оснащённой зенитками?» – Рассеянно подумал Левада, которого одолевали другие мысли и прежде всего сомнения, что их «антарктическая командировка» завершится через девять суток. Первые сутки, отмеченные столькими событиями, в течение которых не удалось сомкнуть глаз и усталость давала о себе знать, уже прошли. В ответ на свою радиограмму, майор получил приказ экономить питание к рации и продукты. «К добру это, или?… Как понимать приказ?»
  
2.
Обезумевшие от ужаса моряки, не успевшие укрыться в стальном чреве авианосца, и пилоты, получившие запоздалый приказ поднять в воздух боевые машины, метались по палубе, падали, словно подкошенные, ползали, и корчились в муках, прошитые пулемётными очередями, иссечённые осколками мелких авиабомб.
Всё случилось настолько стремительно и неожиданно, что в это трудно было поверить. Удары по авианосцу – флагману американской антарктической экспедиции, на котором разместился штаб экспедиции или операции под названием «Большой прыжок», задуманной высокопоставленными офицерами военной разведки и адмиралами ВМФ США, наносили доселе невиданные сверхскоростные воздушные машины-убийцы.
Сбросив осколочные и зажигательные бомбы на авианосец и обстреляв его из скорострельных пушек и пулемётов, эти стальные чудовища набрасывались на мелкие совершенно беспомощные корабли, угрожая похоронить их в океанских пучинах.
Что это за оружие? Что это за летательные аппараты, напоминавшие бешено вращавшиеся диски или тарелки, которые, сея смерть, проносились на предельно низких высотах и на огромных скоростях над кораблями эскадры, бороздившей в течение месяца океанские воды вдоль укрытых ледниками берегов Земли Королевы Мод?
  Казалось ничто не предвещало столь стремительного развития событий, ставших для экспедиции поистине трагическими. В течение февраля – самого благоприятного месяца для исследования Антарктики, на берегу кипела работа многочисленных научно-исследовательских поисковых отрядов и групп полярников. Хорошо оснащённые исследователи бурили и пилили материковый лёд, наносили на карты горные хребты и долины, укрытые льдами, а так же «оазисы», разбросанные по всему побережью Земли Королевы Мод, протяжённостью в полторы тысячи миль. Наземным отрядам помогали самолёты, проводившие аэрофотосъёмку.
Во многих местах участники экспедиции находили вымпелы с гербами Третьего рейха, которыми в 1939 году немцы метили свои антарктические владения, разбрасывая их с самолётов не менее внушительной полярной экспедиции к берегам Шестого континента, организованной Кригсмарине по указанию рейхсфюрера.
С авианосца, носившего имя «Касабланка» в память о высадке американских войск в 1943 году в Марокко, откуда, продвигаясь вдоль берега Средиземного моря американцы и их многочисленные союзники от марокканцев до бразильцев приближались к Тунису, тесня итальянцев и немцев и готовясь к броску в Италию, вяло стучали уцелевшие зенитные автоматы, неспособные нанести ощутимый урон «летающим крепостям».
Опустившись на четвереньки и вытаращив красные полные ужаса глаза, пробирался между телами убитых и раненых сам не ведая куда ошалевший и растрёпанный седовласый католический пастор в сутане с большим позолоченным крестом на шее, который волочился по палубе, жалобно позвякивая о сталь. Лицо его казалось безумным. Пастор что-то мычал или хрюкал, то ли молитву то ли проклятья, поди разбери когда кругом творится такое…
– Святой отец! Куда вы? Вас убьют! – Ухватив пастора за ногу, надрывно кричал ему такой же несчастный, застигнутый врасплох пилот объятого пламенем самолёта, до которого, к счастью, не успел  добежать.  
– Оставь меня, сын мой! – лягнул пилота пастор и, опираясь на выпачканную кровью левую руку, вознёс к небесам обнажённую растрепанную главу, пытаясь нащупать крест свободной правой рукой, которой почему-то не оказалось там, где её надлежало быть. Вместо руки глазам пастора явилась безобразная культя, из которой брызгала кровь.
Только сейчас святой отец, молившийся за участников экспедиции, ощутил жуткую боль и нестерпимую горечь утраты. Замотал головой, пытаясь разглядеть обрывок своей руки с кистью, средние пальцы которой были унизаны перстнями. Однако, не обнаружив ни отсечённой крупным осколком и куда-то подевавшейся руки, ни перстней, стоивших сотни долларов, пастор взвыл, словно несчастная, раздираемая волками собака и не столько от боли, сколько от нестерпимой обиды на Всевышнего, позволившего свершить такое…
– Что это, святой отец? – Вопрошал пилот, не веря своим глазам и судорожно пытаясь перекреститься, чего не делал давно. –  Что это? Апокалипсис?
– Армагедон, сын мой! Армагедон… – Простонал пастор, теряя сознание от боли и ужаса в тот момент, когда чудовищные машины-убийцы так же неожиданно унеслись и скрылись среди ледников залитого незаходящим февральским солнцем ослепительно белого берега таинственной Земли Королевы Мод, давшей неожиданно мощный отпор вторгшейся эскадре.  

*
– Паркер! Что же это творится?! – Хватаясь за голову кричал Бэрд, выбираясь на палубу. Его тошнило при виде растерзанных, размазанных по стальной палубе человеческих тел. Их были десятки – убитых и тяжело раненых, среди которых копошился, пытаясь встать на колени очнувшийся от обморока католический священник с обрывком правой руки из которого брызгала кровь. – Откуда они взялись? Недоумевал дрожавший от ужаса адмирал.
– Сэр, возьмите себя в руки! Не будьте тряпкой! – Следуя за адмиралом, накричал на него полковник, брезгливо рассматривая поле боя, в которое превратилась палуба авианосца, где не осталось ни одного уцелевшего самолёта или геликоптера. Повсюду кровь, трупы, остовы разбитых, догоравших самолётов и тошнотворный запах горелого мяса.
Окинув взглядом акваторию океана, окружавшую авианосец, он увидел, как, кивнув напоследок кормой с вращающимися винтами, ушёл под воду один из эсминцев конвоя, опрокинув волной шлюпку с людьми, не успевшую отойти на безопасное расстояние. На других кораблях, окутанных чёрным дымом, команды боролись с пожарами.
– Сэр, немедленно вернитесь в укрытие, они могут повторить атаку! – Потребовал Паркер. –  Идёмте, нам необходимо срочно связаться с Вашингтоном!
– Что же это, полковник? Объясните мне наконец, что происходит! – Дрожал не только от охватившего его ужаса, но и от возмущения растерянный адмирал-полярник, а по сути человек сугубо штатский, которому посчастливилось не видеть ужасов недавней войны. – Бог мой! Неужели это инопланетяне? – Сорвался в крик, адмирал, задирая голову кверху, словно надеялся что-то там рассмотреть.
– Оставьте, сэр, свои нелепые предположения об инопланетянах и не поминайте бога! Ему и так нелегко! – Перекричал адмирала Паркер. – Это немцы, это их форйрбаллы или, если вам будет угодно, «летающие тарелки»! Я же рассказывал вам о них когда мы приближались к Антарктиде! – Перевёл дух полковник. – В Штатах ведутся аналогичные разработки, но толку от них мало. У нас оказались никчёмные инженеры. Здесь немцы решительно обошли нас. Их фойрбаллы!.. – Не находя слов, Паркер жадно глотал свежий морской воздух, от избытка которого стал задыхаться и нервно раскашлялся.
– Адмирал! Сэр! – Вытянулся перед Бэрдом дежурный офицер. – Вас вызывает на переговоры, – офицер замялся, очевидно не зная что сказать.
– Кто вызывает? Откуда? – Уставился на него адмирал, утирая ладонью вспотевший от напряжения лоб.
– Сэр, он назвался группенфюрером. Это оттуда, –  офицер указал глазами в сторону побережья.
– Паркер, кто это? – Спросил Бэрд полковника, который по его мнению знал всё.
– Очевидно тот, кто управляет Новой Швабией и не хочет называть своего имени. – Предположил Паркер. – Судя по званию – генерал СС.
– Говорить с нацистом! О чём? – Возмутился адмирал.
– Оставьте, адмирал. Идите в радиорубку, или вы хотите чтобы вернулись фойрбаллы и сбросили на нас тяжёлые бомбы или ещё что-то покрепче?
– Да, да, Паркер, идёмте. Этого нельзя допустить, – поспешно согласился Бэрд. – Но ведь нам придётся говорить от имени правительств Соединённых Штатов? – Адмирал наконец осознал, чего от него хотят.
– Не пугайтесь, сэр. Возьмите себя в руки. Начнём, а там посмотрим. Полагаю, что этот группенфюрер объявит нам ультиматум. Выслушаем, чего он хочет, попросим времени на размышления, потянем, свяжемся с Вашингтоном, а за это время матросы и санитары приберут на палубе. Время работает на нас, сэр.    

*
– С кем я уполномочен говорить? – Задал всё ещё не пришедший в себя адмирал простой по сути вопрос, тем не менее подсказанный ему Паркером.
– Надеюсь, что это вы, герр адмирал? – Услышали Берд и Паркер в динамике телефонной трубки ответный вопрос, заданный грубым голосом на весьма скверном, но всё же понятном английском языке.
– Да, я адмирал Ричард Берд, – представился адмирал. – Назовите себя?
– Группенфюрер. Полагаю, что этого  будет достаточно, – представился немец.
– Что вы предлагаете, мистер группенфюрер? – Озвучил адмирал очередную подсказку Паркера, добавив от себя «мистер».
– Герр группенфюрер! – Поправил его немец. – Надеюсь, я доказал вам на что способны вооружённые силы Новой Швабии? – Поинтересовался группенфюрер и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Если вы не выполните мои требования, фойрбаллы вернутся с бомбами весом в полтонны и потопят авианосец. Вы не способны противостоять их огневой мощи. Не надо жертв, адмирал. Прежде всего отойдите от побережья на тысячу миль, а когда выполните это условие, то свяжитесь с Вашингтоном и убедите своё правительство или тех кто за ним стоит, в том, что не стоит направлять к берегам Земли Королевы Мод линкоры и авианосцы. В противном случае я нанесу удар по вашим крупным городам.
– Каким образом? – С подсказки Паркера спросил Бэрд.
– Герр адмирал, кто это там шепчется за вашей спиной? Полковник Паркер?
Повисла пауза, в течение которой, Берд и Паркер переглянулись и полковник мысленно оценил качество радиоразведки противника. «Да ведь они прослушивали наши радиопередачи! Похоже, что у них сохранилась часть агентуры в Вашингтоне и Ленгли , а возможно, что агент СД где-то рядом, на авианосце…»  
– Ну что же вы молчите? Паркер, я угадал, это вы. Если адмиралу тяжело со мной разговаривать избавьте его от этого. Вспоминайте, герр полковник, наши баллистические ракеты, которые взлетали зимой сорок пятого года с Пенемюнде. Нам тогда не хватило каких-то полгода чтобы доработать их и изменить ход войны в свою пользу. Теперь ракеты доведены «до ума». В каждой из них по атомной бомбе. Удивлены? Думаете что только ваша страна обладает этим оружием, которое вы применили в Японии?  
– Блефуете, герр группенфюррер, – выдавил из себя Паркер. – У вас нет атомной бомбы и не может быть!
– Хотите убедиться? – Рассмеялся группенфюрер. – Даю вам четверть часа на размышления. Если откажетесь от выполнения первого условия или попытаетесь связаться с Вашингтоном, то над вашими головами пролетят ракеты с атомными зарядами, но вы их не увидите, поскольку ракеты баллистические и полетят на Америку на большой высоте.
Не советую этого делать иначе мне придётся отдать приказ о вашем уничтожении.  Когда выполните первое условие, можете связаться со своим руководством и разъяснить этим толстозадым боровам, что Нью-Йорк, Вашингтон, Филадельфия, Бостон и что там ещё у вас есть с миллионом жителей, могут вспыхнуть ярче чем Хиросима или Нагасаки если вы не выполните следующих условий. Не сомневайтесь, мы сделаем это! – В голосе группенфюрера послышался металл.
– О каких следующих условиях вы говорите? – Спросил Паркер.
– Я изложу их позже, – ответил группенфюрер. – Думайте, полковник, думайте адмирал. Подумайте о себе, прикиньте как вас встретят в Америке, если рухнут небоскрёбы Нью-Йорка и похоронят под обломками миллион американцев и этих отвратительных банкиров с Уолл-Стрит. Избавьте себя от электрического стула. Думайте и действуйте. Я остаюсь на связи, а пока послушайте марш. Это хорошая музыка. И помните, ракеты готовы к старту и для того чтобы они не взлетели вы должны выполнить все наши условия. О готовности выполнить первое условие сообщите через пятнадцать минут и упаси вас бог от желания связаться с Вашингтоном и доложить о наших переговорах до тех пор пока не будет выполнено первое условие! Помните, что тогда ракеты возьмут курс на ваши города. У нас есть пилоты, готовые их повести! В ваших городах есть наши люди, которые установят радиомаяки и наведут ракеты на цели! Хайль Гитлер! – В подтверждение своих намерений рявкнул группенфюрер и в динамике заиграл бравурный марш штурмовых отрядов, признанный партийным гимном НСДАП и СС.

Чеканя шаг в стальном порядке строя,
Знамёна реют в стиснутых руках.
С врагом в жестоких схватках павшие герои
Незримо с нами в сомкнутых рядах.

Простор открыт для наших батальонов,
Простор открыт полкам штурмовиков.
Нам вслед с надеждой смотрят миллионы,
Ведь с нами – хлеб, свобода от оков.

В последний раз мы вышли без оружья,
К борьбе давно готов любой из нас.
Мы этот мир без сожаления разрушим:
Позору рабства отведён лишь час.

– Выключите эту гадость! – В сердцах крикнул Бэрд дежурному офицеру.
– Нет, оставьте! – Решительно возразил Паркер. – Остаёмся на связи с группенфюрером.
– Доложить в Вашингтон? – Бэрд вопросительно посмотрел на Паркера.
– Ни в коем случае, сэр! Вы же слышали ультиматум! – Решительно замахал руками Паркер. – Им известны частоты, на которых мы работаем, а возможно и шифровальные коды. Немцы большие мастера на такие дела!
– Что же делать, полковник?
– Не знаю, сэр! Не знаю! – Нервно вышагивал вокруг стола Паркер. – Но первое условие группенфюрера нам следует выполнить.
– А как же люди? Как же мои научно-исследовательские отряды и ваши поисковые группы, высаженные на берег? Мы же не можем их бросить?
– А вот это другое дело, адмирал. Выставим немцам своё условие. Сколько времени нам понадобиться чтобы забрать на корабли людей, работающих на материке?
– Двое суток, не меньше, – прикинул Бэрд.
– О’кей, сэр. Это наше условие, которое примет группенфюрер, а мы получим ещё сорок восемь часов чтобы всё хорошенько обдумать.
– И будем молчать?
– Придётся, сэр. Перспективы оказаться на электрическом стуле меня не вдохновляют. Полагаю, что пока в Вашингтоне не должны знать о наших переговорах. Вы видели мощь фойрбаллов, которыми обладают нацисты? – Посмотрел на Бэрда полковник. – И не дай бог увидеть их ракеты над нашими городами!

* *
– Товарищ старший лейтенант! – Слышите музыку. Она вам что-то напоминает? – майор Левада снял наушники и развернул их в сторону Никитина.  
– Похоже на «Марш советских авиаторов», товарищ майор, но поют по-немецки.
– Различаете что-либо в словах?
– Что-то о знамёнах, павших героях и готовности к борьбе. Что это, товарищ майор?
– Это, товарищ старший лейтенант, партийный марш фашистов, а музыка очень похожа на наш «Марш советских авиаторов», – ответил Левада.
– Точно он, надо же, изгадили такую музыку!
– К сожалению, мне удалось поймать эту волну слишком поздно. Кажется они затеяли переговоры.
– Кто? – Спросил Никитин.
– Немцы с американцами. Вот кто! – Ответил майор. – Похоже, что немцы в лице некоего группенфюрера угрожают американцам применить атомное оружие, а предварительно нанесли по эскадре адмирала Бэрда устрашающий удар.
– Атомной бомбой? Неужели она у них есть!? – Ахнул Никитин.
– Думаю, что не атомной. Тогда бы не было никаких переговоров. В том что такая бомба у них есть, сомневаюсь, хотя чёрт их знает! – Добавив пару крепких лов, выругался в адрес немцев майор Левада. – «Тарелки» или «диски» видел своими глазами. Впечатляют, а вот бомба?..  
– Тогда этими «летающими дисками»? – Предположил Никитин.
– Не исключено. Как думаете, товарищ старший лейтенант, Чего хотят немцы?
– Думаю, хотят чтобы американцы прекратили свои исследования и ушли с материка подальше в океан.
– Похоже, что так, товарищ Никитин, похоже! Очевидно американцы вплотную приблизились к логову фашистов и немцы этим обеспокоены.
– Товарищ майор, музыка закончилась, – заметил Никитин.
Левада надел наушники.
– Шорохи и потрескивания. Молчат, очевидно дали время на размышления, – догадался майор и чтобы доложить оперативную обстановку переключился на связь с эсминцем, велев Никитину разыскать матроса, бродившего по «оазису» в поисках чаек, которые иногда залетали с побережья в эти места, свободные от снега и льда.
Заканчивался месяц с тех пор, как их высадили на берег с припасами, на десять дней, так что пришлось прибегнуть к режиму жесточайшей экономии. От недоедания все изрядно похудели, а Ухтомин горько шутил, что обратный путь от «оазиса» к океану протяжённостью в несколько километров он проделает налегке. Самое тяжёлое, что у них осталось, это оружие и боеприпасы. К середине месяца Ухтомин приспособился стрелять чаек. Добывал одну – две и не каждый день, только вот как следует приготовить их или сварить бульон стало не на чем. Бензин для примуса давно закончился, а дров или сухой травы в этих местах, где из растительности лишь тощий мох, да лишайники, не найти.
Поразмыслив как быть, Никитин и Ухтомин сходили к океану и после нескольких неудачных попыток добыли жирного антарктического тюленя. Так появилось не слишком вкусное мясо, насквозь пропахшее рыбой, а главное жир для костерка, на котором готовили что-то вроде бульона с кусками мяса или птицы, если удавалось добыть чайку.  
На этот раз матрос забрался на южную окраину оазиса, где Никитин обнаружил его за странным занятием. Отложив автомат, Ухтомин долбил ножом край ледника, сползавшего  в «оазис» и не сразу заметил махавшего ему руками старшего лейтенанта.
– Что там такое? – подойдя поближе заинтересовался Никитин.
– Да вот, товарищ старший лейтенант, торчит и ледника эта штуковина на штыре. Железная. На ней клеймо – свастика. Должно быть немецкая мина или снаряд, не пойму. Примёрзла. Ковыряю ножом, а  здесь бы и лом не помешал.
– Отставить товарищ матрос! Может взорваться! – Предостерёг Никитин. Присел на корточках и, осмотрев находку, покачал головой.
– Да нет, Ухтомин, это не мина и не снаряд.
– Что же это, товарищ старший лейтенант?
– Вымпел. Майор рассказывал, что такими вымпелами немцы метили территорию, которую полагали своей. Сбрасывали с самолётов, а штыри врубались в лёд. Было это ещё до войны. Вот тогда-то они и основали в Антарктиде свою базу, назвав ей Новой Швабией.
– Пусть торчит, заберём позже. Тут, товарищ матрос, такие дела. Немцы сцепились с американцами. Майор поймал их  волну. Говорит что нанесли удар по кораблям и угрожают Америке атомной бомбой.
– Да ну? – Не поверил матрос. – Разве у них такая бомба имеется? Да и до Америки ох как далеко. Не долетят.
– Были у немцев такие ракеты. Англию бомбили, а в конце войны пытались запустить на Америку, управляемую пилотом. Мало кто об этом знает, – признался Никитин. – Майор сообщил о переговорах на эсминец, а нам теперь следует держаться вместе. Так что идём, послушаем что там происходит.
Никитин окинул взглядом ослепительно белый ледник, искрящийся под лучами вращавшегося по кругу незаходящего антарктического солнца, простирающийся на тысячи километров до Южного полюса и далее до берега океана, и зажмурился от нестерпимо яркого света…
«Удивительная страна! Что же будет в этих местах через пятьдесят, сто лет?» – Подумал он, прикрыв ладонью глаза.  

3.
«Вот и подходит к концу последняя антарктическая командировка. Через час самолёт до Пунта-Аренас, а оттуда домой в Ленинград», – с грустью подумал Александр Владимирович Никитин, подходя к православному храму возле российской антарктической станции Беллинсгаузен, желая попрощаться и с этим чудом деревянного зодчества, установленным русскими людьми за тридевять земель от России, на краю света.
Погладил ладонью тёплые брёвна сруба, прогретые на февральском, тем не менее скудном солнышке, вдохнул стойкий запах кедра и лиственницы и поклонился храму, увенчанному маковкой с православным крестом.
«Прощай Антарктида…»
– Здравствуйте, сеньор Никитин! – Услышал он за спиной заметно искажённые слова, произнесённые иностранцем, и обернулся, узнав поздоровавшегося с ним мужчину.
– Гюнтер! Вы? Вот уж не ожидал вас увидеть!
– Я ждал вас, сеньор, – после трудного «здравствуйте» перешёл на английский Гюнтер Куэвас. – Узнал, что полярники с Новолазаревской прилетают сегодня вот и пришёл сюда. Не прогадал, вот и вас потянуло проститься с церковью, которая стала знаменитой на всю Антарктиду. Я не быстро говорю, всё понимаете?
– Понимаю, Гюнтер. Рад вас видеть. Вы здесь в командировке?
– Не поверите, сеньор, в отпуске, – улыбнулся Куэвас.
– В отпуске? – Удивился Никитин. – Разве чилийцы проводят отпуска в Антарктиде?
– Не только чилийцы. Только что улетел самолёт с туристами из США и Великобритании, – ответил Куэвас. – а через час вы летите в Пунта-Аренас.  
– Да, вылет через час. А вот и мои коллеги, – указал Никитин на группу российских полярников, направлявшихся к церкви. – Хотят проститься с храмом, оставить зажжённые свечи. Я с ними, Гюнтер, а вы?
– В Пунта-Аренас я лечу вместе с вами, – заметно волнуясь ответил Куэвас. – Сеньор Никитин, я рассказал о нашей встрече маме и бабушке. Ей уже за восемьдесят. Рассказал историю вашего покойного отца, которая приключилась с ним в феврале 1947 года. Бабушка хорошо помнит тот день и вашего отца, сеньор Никитин. Им хочется увидеть вас. Бабушка и мама приглашают вас в гости, – признался наконец Гюнтер.
– В гости? Спасибо, – поблагодарил Куэваса взволнованный Никитин. – Не знаю, получится ли?..
– Я узнавал, сеньор. В Пунта-Аренас самолёт прибудет в пятнадцать часов. Я лечу вместе с вами. Из Пунта-Аренас ваш самолёт улетает в девятнадцать тридцать. У нас четыре с половиной часа. Они ждут вас, сеньор Никитин.

* *
Над проливом Дрейка солнечно – явление далеко не частое для этих пасмурных суровых мест. С десятикилометровой высоты хорошо видны ультрамариновые воды Южного океана, мелкие острова, отдельные айсберги, уносимые к северу антарктическими ветрами и холодным течением.
– Вот он, знаменитый мыс Горн – начало Чили и Америки! – Указал глазами Гюнтер на одноимённый угрюмый скалистый остров, едва прикрытый зеленью субарктической растительности, в ожерелье белых бурунов вечно неспокойного океана. – А вот там на востоке большой остров Наварино и первый, самый южный на Земле чилийский посёлок Пуэрто-Торо. Смотришь отсюда, так словно просматриваешь карту в поисковике Google! Вы знаете, сеньор, что это такое?
– Конечно же знаю, Гюнтер, у нас повсюду есть интернет. Люблю просматривать отдельные районы мира, там где когда-то побывал и там где никогда не был. Интересно! – Ответил Никитин, любуясь величественной панорамой раскинувшейся внизу.  
– Не пропустите, сеньор, внизу городок Ушуайя! Это уже Аргентина. Граница здесь проходит по узкому проливу между городом и нашим островом Наварино. А вообще-то границы у нас только на картах и практически открытые. Пограничная стража контролирует лишь контрольно-пропускные пункты на крупных трассах и в аэропортах, да охраняет территориальные воды с богатейшими биоресурсами от браконьеров, – пояснял Никитину Гюнтер, влюблённый в свой суровый край, где температура воздуха крайне редко опускается чуть ниже нуля, но и не поднимается выше двенадцати – четырнадцати градусов. В этом уникальном краю, куда доносится холодное дыхание Антарктиды, даже в невысоких горах круглый год лежит снег и истинное раздолье для опытных горнолыжников, а карликовые магнолии соседствуют с ледниками.  
Преодолев две трети пути, самолёт приближался к крупному чилийскому городу с население в сто двадцать тысяч человек. Полчаса полёта и самолёт пойдёт на посадку. Перед вылетом Гюнтер связался с мамой и бабушкой, которые придут в аэропорт встречать русского полярника Александра Никитина, отец которого, стал свидетелем трагедии, разыгравшейся в начале февраля 1947 года на кромке ледника, надёжно укрывшего тайну Землю Королевы Мод.
Никитин рассеянно смотрел сквозь стёкла на расстилавшуюся под крыльями самолёта изрезанную горами пустынную и угрюмую Огненную Землю, мимо которой пять веков назад проплывал Магеллан, а Гюнтер Куэвас, волнуясь и тщательно подбирая английские слова, делился с ним  самыми сокровенными тайнами своей семьи.
– Весь прошедший год я посвятил поискам и опросам людей, которые могли что-либо знать и рассказать о Новой Швабии или Швабеленде, как эту исчезнувшую страну называют у нас. Тысячекилометровое тихоокеанское побережье южной части Чили от Пунта-Аренас до Пуэрто-Монт пустынно и практически безлюдно. Там в Первую мировую войну неподалёку от пролива Магеллана в укромной бухте гористого острова Мас Атиера укрывался крейсер «Дрезден», уцелевший от разгрома германской эскадры близ Фолклендских островов.
У меня возникло предположение что и субмарины, ушедшие из Швабеленда, первое время могли укрываться в тех местах. Позднее они частично подтвердились.  В Пуэрто-Монт, а затем в Вальдивии, мне улыбнулась первая удача, – с удовольствием рассказывал Никитину Гюнтер Куэвас.  
– В тридцати километрах от Вальдивии, на маленькой ферме, расположенной на берегу океана я отыскал пожилого немца по имени Отто, который был матросом субмарины и ему чудом удалось избежать расправы, которую эсэсовцы учинили над экипажем. Когда мы встретились, ему было далеко за восемьдесят. Отто сильно болел и недавно умер в полной нищете, – с грустью сообщил Куэвас. – При первой встрече я рассказал старику историю нашей семьи. Он прослезился, вспомнив отца и бабушку, которая родила мою маму в Швабеленде.
Вот что этот человек, выбравшийся из Швабеленда на одной из субмарин, не стану называть его фамилии, мир его праху, рассказал мне, нарушив незадолго перед кончиной обет молчания.
Всем в Швабеленде заправляли эсэсовцы во главе с группенфюрером. После ошеломляющей воздушной атаки на американскую эскадру и угрозы нанести ракетный удар с применением атомного оружия по крупнейшим городам США, американцы забрали с материка свои поисковые отряды, работавшие по всему берегу Земли Королевы Мод и спешно покинули антарктические воды.
Уходя из Швабеленда, эсэсовцы уничтожили сотни лишних людей, которым не было места в субмаринах и, подорвав подводные входы в систему обширных подземных пещер по сути являвшихся последней территорией Третьего рейха, ушли в океан, где разделились. Субмарина с группенфюрером и основными ценностями в том числе золотом, валютой в долларах и фунтах, а так же с секретными документами ушла в Атлантику к берегам Аргентины и больше о ней ничего не известно.
Другая субмарина, на которой находился Отто, действительно провела несколько дней неподалёку от стоянки крейсера «Дрезден», где он был затоплен своим экипажем на исходе 1914 года перед угрозой захвата военного корабля англичанами, а потом высадила людей на материк южнее Пуэрто-Монт.
Перебравшись на берег, эсэсовцы расстреляли всех офицеров и большую часть матросов субмарины, желая похоронить в глубокой тайне координаты обрушенных подводных входов в пещеры Швабеленда, где остались остатки научных лабораторий, ракеты и некие «летающие тарелки» или фойрбаллы, которые довелось видеть старому Отто.
Атомного оружия у немцев не было, группенфюрер блефовал. Так сказал мне тогда старый Отто, субмарина которого была затоплена в одном из глубоководных заливов. После Великого Чилийского землетрясения 1960 года, эпицентр которого находился близ Вальдивии, когда под воду ушли тысячи квадратных километров побережья, а дно океана покрылось глубокими разломами, найти субмарину и поднять ей на поверхность вряд ли возможно.
Люди, покинувшие Швабеленд, разошлись по континенту, осев в ряде стран Южной Америки, а старый Отто остался на ферме неподалёку от Вальдивии, где ныне находится его могила. Вот как это было, сеньор Никитин, – закончил грустный рассказ Гюнтер Куэвас.
– А вот и Пунта-Ареас – наш родной город! – Лицо его осветилось улыбкой. Неправда ли красивый город?
– Красивый! – Согласился с Куэвасом Никитин, залюбовавшись с километровой высоты аккуратными, преимущественно одно и двух этажными домиками под красными, зелёными и синими крышами самого южного на земле города и крупного транспортного узла, основанного в шестнадцатом веке на обширном полуострове при выходе из Магелланова пролива в Тихий океан.
В городе сто двадцать тысяч жителей, – С гордостью сообщил Никитину Гюнтер Куэвас. – Большинство жителей чилийцы, но есть и выходцы из Европы, поселившиеся в наших местах. Угадайте, сеньор Никитин, какая по численности национальность следует в нашем городе за чилийцами?
– Не знаю, Гюнтер, – покачал головой Никитин.
– Хорваты! Ваши братья-славяне! – Улыбнулся Куэвас. – Вот и жена моя – хорватка. Зовут её Милица. Очень скоро вы с ней познакомитесь!  
Самолёт заходил на посадку и пассажиров попросили пристегнуть ремни.

Февраль, 2011 г.