Осень тоже была страшной, она несла смерть. Смерть он видел. Видел с самой ранней весны как желтели и осыпались, недавно ещё зелёные, спешившие жить, листочки. Не надо было быть такими любопытными и хватать всё подряд – шептались листья вокруг. Но тогда невозможно понять мир, в котором мы обитаем – звучали отдельные голоса. А зачем его узнавать – протестовали листья – питайся и живи себе. Что эти знания? – Ничего кроме горя и печали не несут они. Что за странная идея – дать Земле больше кислорода? И кто оценил это? Кто вспомнит о них? Они сгорели, даже не отбыв среднего возраста нормального листа. Жизнь беспамятна на добро. Вот если бы они отравили кого своими ядами, тогда бы их и запомнили, как анчар.
Он слушал эти разговоры, трепеща на ветру, и сам не мог себя понять. Он тоже жил на износ. Он тоже стремился насытить мир кислородом. Но почему-то был наивно уверен, что доживёт до самой глубокой осени. А вдруг осень – не смерть, а, и в самом деле, только перерождение – убаюкивал он себя. В перерождение верили многие. Говорили, что когда старый лист засыхает, его Душа переходит в молодую почку у основания черенка, и весной оживает, просыпаясь в новом листочке, а на землю падает только пустая, ничего не чувствующая, оболочка.
Верил ли он в это? Верил! Но знал, что это будет уже не он – а совсем другой листок, со своей собственной жизнью, своим мироощущением и своим самосознанием. А его уже не будет. Иначе он бы помнил все прошедшие жизни всех своих предшественников, а он ведь ничего не знал о них, совсем ничего. Иногда приходили странные, почти реальные сны. Но и только. Он смирился. Это было грустно. И он предпочитал не думать об этом. И старался искать радость в обыденных вещах, солнечных лучиках, капельках дождя, востребованности испускаемого им кислорода, когда он видел как дышат им жуки, бабочки, улитки… Правда они платили чёрной неблагодарностью, причиняя боль и разрушения своими укусами. Но так уж устроен этот мир. Он уже давно перестал обижаться на них, только ещё иногда удивлялся.
И вот она наступила – осень. Только совсем не так, как он ожидал, а тихо и незаметно. Не было ни борьбы, ни противостояния, ни выбора… Она действовала исподтишка, изнутри. Его предавало собственное тело... Он ещё мечтал, привычно строил планы, в нём ещё бурлили любопытство к жизни и её радость, а клетки тела уже отмирали, одна за другой, переполняясь шлаками. Он только отмечал, как всё труднее становится дышать, и как, то тут, то там, появляются новые рыжинки.
Он и не заметил, как подломился черенок, только неожиданно почувствовал кружение. Сначала он даже не понял, что произошло, а потом – острой болью и невысказанным ужасом – пронзило безысходное – всё! я умираю! всё! Нет, он не был пустой оболочкой. Уже обречённый, он лежал на грязной пыльной дороге и всё ещё думал, всё ещё на что-то надеялся.
– Смотри, какой листок, постой, сфотографирую. Так. Хорошо. Теперь с другой стороны. Переверни его!
Два горячих щупальца прожгли его насквозь. «Отстаньте, и без вас тошно» – мелькнула, затихая, мысль. И он, из последних сил, перевернулся обратно, тыльной стороной к солнцу, пытаясь защитить последние живые клеточки своей уже ушедшей жизни…