Лоском шерсти и бархатом кожи, нетерпимостью к псам и мужланам.
Мягким тембром, изящностью линий, ненасытностью рыбой и лаской,
Взглядом стервы, загадочной силой, или нежной невинностью масок.
Девять лет я живу в твоей стае. Да я зверь, но совсем не домашний.
И звериным чутьем ощущаю запах хищницы, скрытой и страшной.
По утрам, жизнелюбием ярким, ты как кошка, сыта и ленива.
Грациозность налюбленной самки, я сама наблюдаю ревниво:
Помурлычешь котяре игриво, по соседству храпящему сладко,
Гибким телом скользя по перине, приседаешь на задние лапки.
В зеркалах, от стыда запотевших, отраженье бесстыдной гравюрой,
Выгнув спину котенком потешным, поскребешь простыню маникюром.
Ты всему у меня нахваталась, да и я у тебя, вероятно,
Презирать по-звериному жалость, быть в любви не всегда адекватной.
В гладиаторской битве трех улиц, я – для самого злого награда.
Твой самец носит рыбу и куриц, но совсем не поет серенады.
И котят наших вместе любили, правда матерью я была чаще.
Только знаешь, …твоих не топили! Не познала ты мук. Величайших.
Каждый раз, материнскою болью, выгораю и вновь матерею.
И смиряюсь с дозволенной ролью, – я домашний зверёк. Ты – Зверее!