I
Вечер. Февраль. За окном завалы
снега. Разум склоняет не первым едва ли
имя Гомера. Пейзаж в окне
дворников с мётлами ждёт, как Троя
сотни лет под курганом лопаты героя
тихо ждала, посвятив войне
годы впустую. Вещей природа
такова, что нельзя, взбаламутивши воду,
выйти сухим из неё. И Вам,
Титу Лукрецию, чью обиду
можно первой ступенью считать к суициду,
небезызвестно сие. Червям,
впрочем, плевать, кто и как гарниром
стал. И мякоть, прилипшая к Вашим шарнирам,
тоже, Вергилий, досталась им,
вся перед ставкой впотьмах чернея
очной - мякоть, явившая миру Энея
славного подвигов ряд. Засим,
пользуясь у аэробов спросом,
плоть есть нечто такое, что к метаморфозам
склонность имеет. И лишь скелет,
Публий Овидий, скучать без дела
остаётся, у коего шансов на тело
впредь не предвидится, то есть нет.
Действуя, роешь себе же яму
(и бездействуя - тоже), согласно Хайяму,
некогда певшему о зрачках
самых пленительных глаз, в каменья
обращённых веками. Секрет в силе зренья.
Как говорится, протри в очках
стёкла. Эй, Вы, Алигьери Данте,
ад и рай описавший в деталях! Уж Вам-то
точно известно, куда, смежив
очи, мы все попадаем дружно.
Ибо Вы проверяли. И больше не нужно
слов. Ибо всё остальное - миф.
Грех жаться правдой такому дяде.
Расскажите-ка лучше о том, бога ради,
где Вы, Шекспир? Иным словом, быть
или не быть? Вы же, Вильям, сами
обозначили эту дилемму, с усами
будучи, явно забыв их сбрить...
II
Полночь. Февраль. Сигареты с фильтром.
Кресло. Письменный стол. На столе - Джонни Мильтон.
Как Вам икается, мистер Джон,
за пресловутым тоннелем? Адом
или раем Вы там наслаждаетесь, рядом
с теми, кто был, как и Вы, сражён
смертью? Чертовски узнать охота,
повстречался ль сиятельству Вашему Гёте,
немец великий? Прошу, одним
словом, привет передать объекту.
Спросит, кто отправитель, скажите, мол, некто
Фауст, воспетый никем иным,
как адресатом. А Вы, Джордж Гордон
Байрон, знали ли Вы, что, увы, натюрмортом
станете в самом конце пути?
Думаю, знали. И Ваши песни
из «Чайльд Гарольда» данную мысль, хоть ты тресни,
лишь подтверждают, как ни крути.
Вяземский, Вы пережили многих
из поэтов. И что же? В пределах Вы строгих
небытия. Ни друзей, ни бед.
Там, под землёю, и от халата
ни клочка не осталось. Во всём виновато
время, и только. На пистолет
видимо, зря, Александр Пушкин,
бедный, Вы, понадеялись, будто игрушку
оный в трясущейся длани сжав.
Дар-то напрасный! И Вас, мой гений,
к сожаленью, не стало. Онегин Евгений
Ленского выжил. Но был не прав
тот, кто всадил в потроха Вам плюмбум…
Ну а Вы, Баратынский, какого Колумба,
в жизни умом находясь былой,
силам своим изменили, чуждый
обольщений? И Вы, искушённый без нужды
смертью, отправились с глаз долой.
Очередь Эдгара По. Похоже,
сколь его ни оттягивай, близится всё же
время, когда из-за тёмных штор
с важным является видом ворон,
что на страждущих клал, извиняюсь, «с прибором»,
знай себе каркая: "Nevermore!".
Лермонтов, Вы-то зачем, ей-богу,
расстаравшись, так рано пришли к эпилогу?
Смерть - это грань, за которой нет
больше ни слов, ни согласных в слове.
Умерев, ни свести, скажем, «галочкой» брови,
ни улыбнуться нельзя. Поэт
грёз, Северянин, отныне дамским
вечно слыть Вам негодником. Здесь и шампанским
вряд ли отделаться можно. В их
обществе, Игорь, для Вас - "загробном",
ценят то, в рамках рода, что твёрдым способно
быть в нужный час между двух своих.
К Вам, Маяковский, который хлёсток
был не в меру, опять-таки на перекрёсток
Ваших совсем неуклюжих рук,
не поспешат они скопом дружным.
Никому это всё после смерти не нужно...
Кроме червей. Знать, и Вам - каюк.
Вы были мудрым, Сергей Есенин.
Увядание это когда нам отмерен
срок, богом данный. Когда в висок
не человек, но его подобье,
некто в чёрном стучится, чей взгляд исподлобья
злой сверлит наш сквозь дверной глазок.
Скверно. И смерть - та ещё паскуда
непреклонная. Можно туда, но оттуда -
вряд ли, Высоцкий. Лишь кораблям
снова ложиться на курс пристало.
Умирая, покойный, ни много ни мало,
вдруг превращается в некий хлам...
III
Утро. Февраль. Крепкий сон отбросив
от себя рефлекторно, последним, Иосиф
Бродский, представим-ка февралю
Вас как поэта, кто "Ты!.." в подушку
одичало мычал, разумея подружку
юности из "Ниоткуда с лю...".
Май 2008