и на руке замёрзшие часы,
а память – разбитная одалиска, –
свои седые распустив власы,
тревожит вновь нутро фотоальбома,
где ты и я, подруги и друзья
и силуэт несбывшегося дома,
и шёпот стихотворных строк.
Нельзя
глаза закрыть и не заметить скуки,
не слышать обаянье тишины,
и бред многоязыкий, многорукий
оставить за спиною.
У вины
есть странная особенность – виновный,
как правило, ни в чём не виноват,
но груз для жертвы выйдет неподъёмным
и чёрт из табакерки будет рад
с беднягой побрататься.
Слишком сложно
понять непредсказуемость любви,
зачем и внутривенно, и подкожно
она нежданно входит?
Не трави,
седая, разбитная одалиска,
воскресный день и уравняй весы
разлук и встреч.
…Звоню – твой голос близко,
и на руке оттаяли часы…