Бесстыже обдирает подчистую.
Прелестное багряное ворьё,
На голь благословляя поцелуем.
Последние распятые слова,
Уложенные в столбчатую тару.
Ей всё – не залежавшийся товар,
Скупает по дешёвке или даром.
Зачем ей, не прикрытая ничем,
Кандальная морозная свобода
Цветистых переливчатых речей,
Романтика стобуквенного сброда?
Наденет, словно бусы, побренчит,
Повертится у зеркала и сбросит.
Сиреневый лучистый чароит
Не жалует разборчивая осень.
А в палехской шкатулке сбережёт,
Сорочьи то и дело разбирая –
Утеха для немотствующих жён,
Клеймёных патриаршими из рая –
Где лето колобродит и звенит,
Об осени не зная – кто такая?
Тебе венец терновый тоже свит –
Не просто так багрянец проступает.
Бери же, полумёртвая, бери –
Хоть эти фиолетовые строки.
Гори и говори битьём вериг –
Пудовых дней – о плечи и о ноги.
Покойно усмиряющей зимой.
Утянет в белодымную воронку.
Я буду переплачивать с лихвой
За стигмы избалованной воровки.