Вплетаясь в синеву нетканым кружевом.
Расправила крыла закатным заревом,
И жарко обняла в избе настуженной.
Румянилась рассветами, кудесница,
Раскрасила задором, запорошила.
Надежду назвала любимой крестницей,
Комкала, уносила тени прошлого.
Рыдая, провожала у околицы,
Кудрявою ветлою в пояс кланялась.
Ждала душистым хлебом в светлой горнице,
Не дождалась, упала и раскаялась.
Невестилась весною – недотрогою.
И одевалась вновь снегами – ризами.
Молилась на коленях синеокая,
И уносилась осенью капризною.
Берёзою крепчала, сиволапая,
Куражилась, мешая яд с причастием.
От смеха заходилась, слёзы капали,
Явь разбивая вдребезги на счастье.
Хлебала через край тоску кабацкую,
Рубаху на груди рвала в отчаянии.
То проклинала всё, то брала ласкою,
То застывала в ледяном молчании.
Есенинская грусть до срока старила,
Сжимая годы в звонкие мгновения.
Взметнулась ввысь, в колокола ударила,
Срывая пелена самозабвения.
Грозила, полыхала жуткой молнией,
Перекрестясь, в бреду затвором клацала.
И провожала в вечное безмолвие
На ледяном ветру Семёновского Плаца.
Сибирский Тракт с колодниками мерила.
Натружено тянула песнь кандальную.
Святых гнала, а ряженым поверила,
Меняя истину на золото сусальное.
Катила по степям крамолой лютою,
Ивана-дурака венчала с плахою.
Вплеталась в жизнь последними минутами,
Рвалась с цепи и осыпалась прахом.
Из века в век слонялась неприкаянно,
Искала справедливости, бесправная.
Распятая, благословляла каинов,
И воскресала Русью Православною.
Счастливой отдавалась на заклание,
На дыбе дней хрипела о терпении.
По вере обрела, зарделась пламенем,
И замерла у райских врат в недоумении…
