погонит кудрявые листья,
размоет вопросы,
дождем в поднебесье повиснув,
и каяться будут
деревья в грехах своих тяжких,
серебряной грудой
земле отдавая рубашки,
и пепел надежды
укроит их мглою и тленом,
и мир безутешный,
замрет, преклонивши колена,
над тем, что исчезло
в дали из ночей и туманов,
над тем, что - как прежде,
манит то мечтой, то обманом,
над тем, что таится
на грани меж правдой и верой,
зовясь воязыцах
нелепой любовью безмерной,-
над сладостным мифом,
над ложью, над сказкой, над болью,
над миром и мигом,
над жизнью, а может над ролью…
И к голой осине,
как будто к святому причастью,
уйдет, обессилев,
мое невесомое счастье,
дождинки утехой
рванутся из хмурой неволи, -
на ветках и веках
застынут серебрянной болью…
Я все прегрешенья
оплачу дождями косыми.
Пора очищенья.
Предместье. Предвестье. Предзимье.
1987