Раз за разом он приносит сердца к древней арке, но она продолжает отражать за собой безмятежное небо - даже для самих демонов сделка не бывает слишком хорошей. Сердца убийц. Сердца насильников. Сердца воинов и царей. Сердца красавиц - праведных и распутных. Отчаяние - он высекает это слово на опорах арки каждый раз, когда очередное сердце оказывается недостаточным, чтобы впустить его домой. Безнадежность. Разочарование.
Но... Люди - такие хрупкие и забавные... Зачем ему адская сила в их мире, когда того, что у него есть, вполне хватает для игр и забав с ними? Пески почти замели первые следы отчаяния на опорах арки, и он все реже приходит к ней. Он помнит условие собственного возвращения, высеченное над вратами, словно оно выжжено у него под веками.
Он живет среди людей. Не маскируясь, но и не выходя на свет. Возможно, рядом с ним ходят и его сородичи - но с ними лучше не сталкиваться. На всякий случай. А может быть, у каждого демона есть свой мир с полыхающими точками человеческих душ - и поэтому он никого не встречает даже тогда, когда перестает прятаться.
Она - его новое развлечение. Иногда его перестает насыщать кровь людей, осудивших себя самостоятельно, варящихся в котле собственной вины. Тогда он переключает внимание на окружающий мир. У нее светлые глаза и темные волосы. Она спокойна и уравновешена. Она обычна - насколько это возможно. И тогда он думает, что это только маска, под которую сразу же хочет заглянуть.
Он находит ее ночью, в час, когда внутренняя тьма выходит наружу - тогда маска растворится и выпустит наружу суть человечка. Но ее тьма неправильная, незнакомая, неопределяемая - и тогда он оставляет душу и берется за тело. Он груб, но осторожен - бережет забаву для следующего раза, а она молчит, но не пытается убежать. Он приходит к ней редко, неожиданно, - а она по-прежнему там же, и нет нужды пускаться в поиски по всему миру. Они говорят иногда, и он почти не запоминает - о чем, и все больше его свистящий шепот перестает быть олицетворением боли, он становится одним из фонов ее вечеров - как шум ветра или текущей в венах крови. Она знает что-то свое об этом мире, и он думает - не встретился ли ему еще один демон, ведь не может же человек так хорошо его понимать?..
Он приходит к ней в очередной раз - это вошло в привычку. Она не дремлет в постели, как обычно в этот час, а чем-то занята за рабочим столом. Он садится рядом и его привычный, демонически-страшный мир пропадает.
Он завороженно следит за тем, как из-под ее пальцев вырастает белое кружево, увлеченный настолько, что забывает про время, не замечает подступившей ночи, не слышит привычного зова крови, не ощущает иссушающей жажды. Он смотрит, и смотрит, и смотрит, и так проходит несколько часов, пока вдруг не щелкают ножницы, и тогда он смаргивает, распрямляется и трет глаза руками, пытаясь прогнать странное наваждение. А когда снова открывает - Фэй стоит прямо перед ним, протягивая что-то на ладонях. Он рассматривает тонкий узор, сплетающийся в ажурное сердце - белое, с красным кружевом по краю, хрупкое и безумно красивое, и боится дотронуться до него. Тогда он раскрывает свою ладонь, и невесомое сокровище аккуратно опускается к нему в руку, накрывая пальцы неожиданным теплом.
- Что это? - шепчет он, боясь, что голос его подведет, или от громкости маленькое чудо упорхнет, и его будет уже не вернуть.
Фэй опускается на подлокотник дивана и отвечает:
- Сердце. На память. Ты же хотел получить из моих рук сердце?
Он чувствует улыбку в ее голосе, но не хочет поднимать глаза на лицо девушки, не хочет увидеть там... что-то не то, что вдруг прогонит волшебство.
- Помнишь, ты сказал, что не сможешь вернуться домой, пока я не вручу тебе сердце? Вот - я решила попробовать.
Он помнит. Но этого не должна помнить она - ведь каждый раз, когда он случайно говорит ей что-то про Ад, он стирает ей память. Или нет?.. Он все-таки поднимает голову, ему важно увидеть, как именно она улыбается - торжествующе, облегченно, зло? Ведь условие сделки выполнено - вот оно, лежит прямо у него перед носом... Но Фэй улыбается неправильно. Словно она не пытается избавиться от своего личного кошмара, а старается ему помочь.
Ее пальцы осторожно касаются кружева, потом нерешительно зависают над запястьем демона, почти незаметно дрожат...
- Ты просто попробуй, слышишь? Если не получится с этим сердцем, я сделаю другое, по-новому...
Впервые его губы несут нежность в поцелуе. Он не уходит, все равно остается с ней на эту ночь, но он так ласков, так осторожен, и никак не может остановиться, словно боится, что эта ночь действительно станет последней.
Врата распахиваются еще до того, как он поднимается к арке.
Он прячет кружевное сердце в глубине своего жилища, установив там надежный сейф, принесенный из мира людей. Там же хранится и сердце из бисера. И из цветов. И из зернышек кофе. И еще много-много сердец. И каждое из них наполнено теплом и хранит в себе маленькую частичку своей создательницы. И каждое несет в себе воспоминание - об улыбке, о словах, о луче солнца, запутавшемся в выгоревших по лету прядках - когда он надевал ей на голову венок из васильков, а она вручала ему очередное сердце - большое, вкусно пахнущее полем, травой, стрекотом насекомых и звоном жаркого воздуха...
Он прикасается к каждому из них, чтобы услышать ставший родным и близким голос... На мгновение забыть о том, кто он на самом деле, и стать тем, кому предназначались все эти сердца и улыбки.
- Люди очень хрупкие существа, - говорит она, работая над какими-то своими делами. - Можно следить за здоровьем, платить врачам, нанимать страшных демонов, которые будут отгонять от тебя все беды - и умереть в собственной постели от кошмара, или свернуть шею, запнувшись о собственные тапки.
Ему не нравится, когда она об этом говорит. Ему давно не нужно приходить к ней, но он не может отказаться от вечеров, наполненных ее присутствием.
- Зато есть память. Мы стремимся создать что-то такое, за что нас будут помнить. Запечатлеть себя, продлить в своих делах, оставить свои следы везде, до куда только можно дотянуться.
В его руку ложится еще одно сердце - маленькое, зеленое, собранное из тоненьких ленточек, сплетенное.
- Будешь помнить меня?
У ее глаз желтый оттенок, не такой, как у самого демона, но он все-равно называет ее глаза солнышками - про себя. Ей он вообще мало что говорит, только в постели не может удержаться, потому что знает, как ей нравится слушать его голос во время близости...
Он не клянется ее защищать и оберегать. Он давно получил новый статус в Преисподней, и у него хватает дел - особенных, с людьми, варящимися в котлах собственных преступлений. Он с ними прекрасно справляется. И еще со многими. Но всегда прислушивается к стуку ее сердца - маленькой пульсирующей точке в мире из семи миллиардов таких же песчинок. На всякий случай. И потому почти вовремя приходит, почувствовав внезапный срыв маленького огонька.
Слишком хрупкие. Даже если они правильные. Праведные. Способные согреть светом своих душ даже демона.
Тяжелый дух больницы. Мерзкий зеленый отсвет приборов на коже, почти слившейся с простынями. Душа, из последних сил цепляющаяся за жизнь - потому что так важно отдать последнее сердце... Давно и безнадежно принадлежащее ему. И он закрывает ее глаза, поймав последнюю улыбку - наполненную облегчением, радостью, нежностью. Он прячет в самые закрома своей сущности маленькое глупое человеческое слово - любовью...
В его коллекции так много сердец - она была щедрой, его маленькая крошечная искорка, вспыхнувшая и погасшая за мгновение его бессмертной жизни. В каждом сердечке хранится улыбка, нежный взгляд или несколько слов - на память. Он касается каждого - чтобы окунуться в облако воспоминаний и почувствовать - совсем ненадолго - родное тепло. И лишь изредка, спрятавшись ото всех в места, где его никто не потревожит, он закрывает глаза, прикладывает руку к груди и слушает - стук человеческого сердца, спрятанного глубоко внутри, живого, горячего, ровно и надежно бьющегося, словно его носитель здесь, рядом - прижат к груди и крепко спит безмятежным счастливым сном. И по щекам демона текут слезы.