как мерзкая, гадкая гнусь.
Сорвавшихся, исповедальных
слов робости, пылких, стыжусь.
Напрасны терзанья и страхи
с надеждой. Беспомощный смят.
Движение век и ты – в прахе.
Нещадно пронзающий взгляд.
Смещение губ для усмешки –
убийственная нагота.
Реченье без трепета спешки:
«Цыплёнок, на ус намотай
и больше не смей унижаться.
В порыве ты, жалкий, смешон.
Ищи у доступных жён шанса.
А чтоб добиваться княжон,
сначала стань равен манерой
по крови вельможным князьям.
Тогда подойду в зале – первой.
Ничтожным быть нынче нельзя.
Трещал высоко б о любови
любой из присутствующих
в моих абиссинских покоях...» –
вмиг, ошеломлённый, притих.
Ни милости – нет, ни прощенья.
Навеки – долдон! – посрамлён.
Немедленно сгинуть вообще ли?..
– Нет! Стану любителем жён...