Назвал меня своим невольным братом.
Язык был сух и все слова коверкал,
А звуки были клёкотны, горлаты.
Я пробовал сказать – во рту самум
И сухость мумии, и пересошье,
И речь моя мне непонятна самому:
Лишь сипы тресклой глины и шёпот односложный.
То был стожар, то был тысячежар!
Плеяд бока мне щекотали око.
Я оказался нем. Мне было жаль
С родной расстаться речью раньше срока.
Я вспоминал родные благозвучья
И силился сказать:”Бока Плеяд”,
Но звуки стали вовсе не текучи,
И я безмолвия глотал по капле яд.
Я льда просил, ментола или мяты
В надежде потушить немотный пламень.
Ко мне пришёл усталый, бородатый,
Патриархальный, ветхий, новый Каин.
“Вот этот лёд я вынес из Джудекки,
Куда спустился, выйдя из Каины.
Забудь азот – в шприце прекрасный жаролекарь:
Лишь несколько кубов новокаина!”
Мне был укол. Впослед за ним – паденье,
Неумолимо, как паденье ртути,
Когда с высокого-высокого деленья
Нисходит бывший бог жары и, мёрзнув, греет руки.
Я опускался в ледяной Аид,
Я остужался, стыл, стоял – врастал
В могучую решётку и оказался влит
В огромный ледяной кристалл.
Ментол и лёд, и мантия, и мята,
Медина, медуница, медный иней,
Мёд, медицина, ментор, медиатор –
Все Каиновы навыки в новокаине!
Забытый мозг заполонила изморозь,
Корнями уходящая в нейроны.
Жила-была да молодость – да жимолость, -
А ныне – иней, нервный и неровный.
А ныне я не ощущаю разницы
Во звоне звёзд, в двоении дверей,
И в тонущей тональности, в летательной летальности. –
В ментоловой ментальности моей.