Нет у карлы Клары, а только варево
В котелке на холсте, и очаг - пустой.
Карле было полено подарено.
Карла сделал полено мной.
Вот такой он, карла, как есть в каморке.
У него окно. А в окне, за шторкой,
Апельсины, море, и все - на блюде.
У него за окошком - живут же люди!
А он - хоть без Клары, без варева - верит.
У него три вещи, и все из дерева:
Башмаки, шарманка (проснись и пой)
И полено, которое стало мной.
Барабаска
Вот когда Барабаска ещё был мальчиком,
Он любил играть: брал у мамы ниточки,
Брал без спросу, обматывал толстые пальчики.
Обаятельный был Барабаска. И всё с улыбочкой.
А на ниточках куклы плясали слаженно,
Много было игрушек в ребячьей комнате,
Ведь игра для дитяти, известно, важнее важного.
Что об этом! И сами, наверно, помните.
А потом Барабаска вырос в большого мальчика -
Борода и плечи, и прочее - как у взрослого.
А он все обматывал нитками толстые пальчики,
А он по-прежнему брал у мамы, да всё без спросу.
Обаятельный был Барабаска, плясали куколки:
И наследник с дочкой (красавица, кстати, модница),
И жена каблуками заглавные роли стукала,
А побочную партию тёща вела, как водится.
Говорила мама ему: "Отдохнул бы, лапочка!
Почитал бы книжку. Смотри, сколько разных буковок!"
А Барабаска только ворчал: "Да отстань ты, мамочка!
Дай же мне, наконец, наиграться в любимых куколок!"
Мнимый слепой
Офтальмолог по Васе не плакал ни дня.
А Вася мяукал, мяукал до хрипоты:
"Не проходите, сеньоры, взгляните же на меня!
Подайте мне что-нибудь из своей черноты!"
В черноте вашей мыши - и все шуршат:
"Постыдился б клянчить! Такой здоровый! К тому же кот!"
Но я давно не вижу ни Б, я не вижу Ш,
У меня всё с точностью наоборот.
Вы даёте мне медных и золотых
И привычно смотрите мимо глаз.
Это тоже работа не из простых -
Видеть то, что чёрное, вместо вас."
Про любовь
Не бывала ни на Канарах, ни на Мальдивах, а всё долбила
Про упавшую розу и лапу, и эдак, и наоборот.
При ней не смей окунать ни палец, ни нос в чернила,
Не то забудет тебя. И в тёмный чулан запрёт.
А ты всё любишь и любишь, и сердце тратится,
А сердце капает медленно - навсегда.
Её эти губки, локоны, на кокетке платьице,
Её это "нет", которое ближе к "да".
А розы всё падают (мимо груди) и слова не сказаны,
Только и слышится, на день по десять раз:
" Ах, вы, гадкий шалун! Вы должны быть наказаны!"
И - опять долой с её голубых подведённых глаз.
Пиявиц продавец
Его мама с трудом терпела любых психологов,
Потому его самость осталась для всех темна.
Его суперэго держалось поближе к холоду.
Предпочитая дно. В общем, все со дна.
Он смотрел, как в мире шумит камыш и лягушки квакают.
Он всё время мёрз и всё время ходил в плаще.
Он говорил: "Я решил торговать. Например, пиявками.
Как-то ближе они к народу. И вообще.
Как-то ближе они к теплу, к очагу, к уюту.
Да и как оторвёшься, когда всем своим прирос?.."
Он говорил вот так. И вздыхал почему-то.
И ходил в плаще по болоту. И очень мёрз.
Товарищ собака
Каждый хозяин желал бы знать, где она зарыта.
У попа спроси, он копает и пишет впрок,
Что-де съела мясо, за что и была убита.
Отпустил поводок хозяин. И вот урок.
Знаешь, поп, это опиум для народа.
Всё на месте - и хвост, и лапы, и в горле кость.
А судьба - одна, практически, как порода,
Она или да или нет. Как любовь. Как злость.
Все они ходят умные и защищают смело,
Так зубасты, привязчивы и верны.
Ты хозяин, а я к ноге. Разве в этом дело?
Так же нам овсянки и воем на пол-луны.
Большая черепаха
Ты сидишь, и вроде бы ни при чём,
И на жизнь любуешься, и на белый свет.
А тут она, пожалуйста, со своим ключом.
Где-то болтаться изволила триста лет.
Да еще так настойчиво говорит: "Бери.
Ключ из чистого золота, только смысл другой.
Иди незнамо куда и что-нибудь отопри."
И вот ты сидишь и думаешь головой.
Ты сидишь, и мысли треплются на ветру:
"По какой причине?" А может быть: " По какой вине?
И сгодится на что-нибудь то, что я отопру?
А если оно там счастье, то правда - мне?"
Хитрая с хвоста
Заметала следы воротником от шубы,
Не поймаешь, не выследишь никогда.
У не были красные (очень красные) губы
И глаза зелёные, как морская вода.
И мечта у неё была, дикая, странная -
Чтоб легко и радостно, вроде как песню спеть,
Задурить бы голову чью-нибудь деревянную,
И на край земли с ним. А после - придумать смерть.
А насчёт бессердечности и спортивного интереса...
Просто не будь деревянной, если ты голова!
Дремлет поле в ожидании крекс-фекс-пекса.
И пять золотых не хотят делиться на два.
