Мне тогда было сорок плюс…
Жизнь, конечно, не кончилась из-за того, что наша фирма перестала существовать, а мы – человек пять, кажется, - получили письма об увольнении… Да к тому все и шло… Но, наверное, всегда это будет очень уж неожиданно, хоть и предсказуемо: вот вчера ты работал, а это значит – утром «вставал на работу», звонил с работы – «как дела, то да се…», вечером «приходил с работы», рассказывал « а вот у нас сегодня один на работе…».
И вдруг – если утром и вставать, то не на работу, да и вечером – может, откуда-то и вернешься, но не с работы… И возраст.
За столом своей маленькой клетушечки в «бюро занятости» сидела тетка лет шестидесяти и одним пальчиком с интервалом в полминуты выискивала на компьютере нужную буковку.
- Что у вас?... Давайте…
Письмо было стандартное – мол, поработала, пора и честь знать, может, другие тоже «хочут»…
Тетка с полчаса ковырялась в компьютере, постоянно нажимая не на те кнопки, и наконец, возвращая мне письмо, с притворной заботливостью спросила:
- Ну, что делать будем? Какая у вас специальность – ах, да, филолог…
А я была уже наученная – знакомые подсказали: проси послать тебя на курсы - да хоть какие-никакие, все-таки переквалифицируешься в управдомы, а там - глядишь и подыщешь что-нибудь…
Смотрю на тетку обезоруживающим взглядом - мол, помоги, ты ведь здесь царь и бог, вон как в твоем-то возрасте на компе шпаришь (ха-ха!), отправь на курсы… И заметь при этом – я добровольно отказываюсь от пособия по безработице, деньги эти «немереные» пойдут в уплату за курсы, и вдруг я потом стану хорошим специалистом, который сможет принести нашему государству…
Тетка была русскоязычной, поэтому городить чушь несусветную мне было несложно. Отыскав какую-то совсем уже не из русского алфавита буковку, она спокойно, не отрываясь от экрана, спросила:
- Какие курсы?.. Ты что? Кому ты нужна-то будешь в твои-то годы?... Курсы ей… Ну надо же… Не смеши. Давай карточку, отмечу. Следующий!..
Полгода пролетели почему-то быстро.
Вот ведь и поваляться можно утром подольше, но – странно, не хочется, мысли дурацкие в голову лезут. Пройтись прогуляться что ли? Когда работала, времени на прогулки совсем не было, а чего ж сейчас-то… не гуляется как-то…. По объявлениям позвонить? Ну звонила. А лучше б и не звонила…
Лишь спустя две недели я неожиданно поняла, что дело не в свалившемся на меня свободном времени, которое я не знала – куда бы пристроить, а во мне самой, я на какой-то момент саму себя потеряла, с удивлением обнаруживая в недрах своей «тонкой натуры» кладезь неисчерпаемой потребности быть кому-то нужной…
Наверное, поэтому, уже ближе к окончанию моей «безработицы», я готова была согласиться на любую работу – чтобы только не червоточить саму себя. Вот тут-то тетка из «службы занятости» мне и пригодилась. Но наш с ней сыр-бор по поводу моего пристройства хоть куда-нибудь достоин более подробного рассказа.
Мне оставалось жизни – не больше месяца. А потом – в свободное плавание. Захочешь жить – выплывешь. На все воля божья. Что там еще? Ах, да – под лежачий камень…
- Ну, что тут у нас, - сказала тетка, сосредоточенно пролистывая странички монитора. – Вот, пожалуйста, - нужны работницы на швейную фабрику, но до сорока (тетка победно взглянула на меня!)… вот еще, на химкомбинат, и тоже до сорока, ой, нет, здесь почему до сорока одного…
- Огласите весь список, пожалуйста, - видимо, не к месту пошутила я, потому что тетка мгновенно взвилась – я что, до утра эти списки читать буду!! Нет для вас работы… А то, что есть, - вам, мадам, не подойдет, вы ж у нас (она посмотрела на мою страничку) филолог…
- А что есть-то? – просто так поинтересовалась я, - может, мои скудные познания хоть там пригодятся… И, как я понимаю, ТАМ и после сорока берут?.. А это где?...
И вдруг у тетки подобрели глаза. По сей день не понимаю – почему? Чем уж я ей так вдруг «показалась»?..
- Слушай, у тебя какие-нибудь хронические заболевания есть?
- Ну!
- Возьми справку у своего врача. Через две недели – комиссия, надо успеть! Я думаю, тебя комиссуют. Не будешь ходить отмечаться целый год! Ну, а если пролетишь, - снова вернешься ко мне. Правда, кроме никайона (уборка квартир), я тебе ничего не предложу…
- Не поняла… Но это же тяжелая собачья работа… А я, как вы верно заметили, уже после сорока одного… Так какой же никайон? В мои-то девяносто восемь…
- Ой-ой-ой!… Справку неси! ХодЮт здесь…
Комиссия состояла из двух врачих бабушкиного возраста. Но - вежливые.
Уже несколько лет спустя, оказавшись на почти такой же комиссии по поводу сломанной ноги, - ох, и натерпелась я, и все только потому, что ногу сломала на работе. Вот дома бы сломала – ну и фиг с ней, авось рассосется, в смысле срастется, а на работе – другое дело… мне ведь еще и деньги от государства положены, а потому: ну что вы все время хромаете, идите ровнее… прекратите приседать на левую ногу… что значит – не можете… пройдитесь без палки… да не падайте вы… ой, держи ее!!!
А вот здесь - были вежливые. Они сразу на пару сунули свои носы в бумажки и, одна другой показывая на мои «хронические» диагнозы и что-то бормоча между собой, вынесли мне приговор: вы освобождаетесь на год от походов на «биржу занятости».
- А дальше что? – мне уже стало интересно. – Я вообще-то работать хочу… Скажите, а не могли бы вы написать в своем вердикте, чтобы меня не посылали на тяжелые физические работы, никайон, например… Ну вроде рекомендации для «биржи занятости»… мол, работать может, но только не на тяжелых работах…я, знаете ли, хочу принести пользу государству…
Врачихи переглянулись, потом одновременно пожали плечами и что-то нацарапали в той справке, которую я на следующий день торжественно вручила моей уже знакомой тетке.
-Хааа, - закричала она, увидев меня, - ну у тебя талант! Как ты умудрилась с твоими диагнозами пролететь?.. Кто там вчера заседал-то? Давай справку!
- А это как? – уже искренне удивилась тетка, читая бабулькины царапки. – Это что-то новое… «не посылать на тяжелые физические работы»… Ну на стройку я тебя точно не пошлю, у нас там женщины не работают, а все остальное – я же тебе говорила… Правда, вот сейчас в одном месте требуются люди, сегодня запрос от них как раз получили… Соглашайся! Потом и этого может не быть.
- А чего делать-то?
- Да бабулькам-дедулькам помогать… Говорят, ваших, как их – филологов, по таким фирмам, извиняюсь, плюнь – и попадешь! Ну так что? Пойдешь?
- Так ведь…
- Вот и я говорю, соглашайся…
Ах, мои первые бабульки-дедульки… Да ну их, всех остальных, ничего интересного, если не сказать больше… А вот эти…
Это была семейная пара. Старенькие ленинградцы. Очень старенькие. И оба слепые. Борис Ильич был слеп на оба глаза после неудачных операций, а Анна Михайловна, попугаисто вскидывая голову как-то набок и вверх, пыталась что-то разглядеть остатками левого глаза, который принимал информацию только периодически и по чуть-чуть. Правый же был давно потерян в неравной борьбе с катарактой, вовремя не удаленной.
Но самое главное – эти ребята были абсолютно адекватны. Со своей бедой они давно смирились, и, по счастью, – приспособились ко всем неудобствам, с нею связанным. Они даже двух своих дочек старались беспокоить как можно реже, тем более что одна давно уехала в Америку, а вторая много работала, да и жила отдельно.
- Скажите, а вы правда, не с проверкой из социального отдела? Кажется, нет… У той, что тогда приходила, был другой голос… Мы ведь все голоса очень хорошо запоминаем…
Мне предстояло работать у ленинградцев только две недели – вместо ушедшей в отпуск их постоянной помощницы. Я была новичком во всех этих делах и потому решила с ходу предупредить об этом старичков.
- Но ведь готовить вы умеете?..
Они ж не знали, да и я не знала, что это может пригодиться в моей «высокоинтеллектуальной» работе, но очень скоро мое хобби – кулинарные изыски – я применила на практике. Куриное жаркое и рыба «по-московски», индюшиные отбивные и овощное соте… Видимо, к тому моменту «ребята» уже видеть не могли пастрамы разных сортов или куриные котлеты, но – из разговоров я поняла, они безумно боялись, что их постоянная помощница уйдет от них, если они начнут капризничать, пугала она их этим что ли, а потому…
- Пожалуйста, садитесь с нами пообедать… Вы не устали? Нет-нет, ничего больше не надо, просто посидите с нами…
А я - тоже хороша, как будто вчера родилась! Думала, что и вся моя дальнейшая работа в фирме «…кому за сорок» окажется исключительно такой же, как у ленинградцев… Расслабилась не по делу…
В один из двухнедельных вечеров у меня раздался звонок. Звонил Борис Ильич.
Я не поверила:
- Да как же вы набрали номер, и … вообще… А где Анна Михайловна?
И здесь нужно сделать маленькое отступление.
…А дело в том, что Анна Михайловна взревновала меня к Борису Ильичу.
Давным-давно, когда Борис Ильич был здоровым и веселым, он часто приезжал из Питера в Москву по работе. Вот мы и начали с ним вспоминать московские времена – он совсем далекие, а я - предотъездные. Вдруг у нас нашлись даже какие-то общие знакомые в том или другом главке какого-нибудь министерства, и я видела, как сразу преображалось лицо Бориса Ильича, эти воспоминания делали его снова как будто зрячим – хоть на несколько минут!
И прогулки!
Каждый день мы отправлялись с Борисом Ильичем на часик погулять. Медленно ходили туда и обратно возле дома, а потом садились на скамейку - и снова начинали: а помните, а вот там, а вот еще там…
Я принесла из дома несколько книг: стихи, небольшие по объему рассказы – решила почитать моим ленинградцам. Они так устали от прослушивания однообразных текстов, которыми их снабжало общество слепых, - а главное: голоса чтецов были такие же однообразные, как и тексты, но выбирать-то не приходилось, поэтому моему предложению мои подопечные искренне обрадовались. Стоило мне только переступить порог, как я уже слышала:
- Читать будем?!
Чего уж там – моим старичкам повезло: я умею читать «с выражением». Я им устраивала маленькие представления, читая разными голосами какой-нибудь текст. Выбирала известные произведения и не очень, что-то из «серебряного века» и более поздние…
В какой-то момент я вдруг почувствовала, что Анна Михайловна в наших беседах не участвует: то ли ей не интересно, то ли – уж не знаю что. А ведь мы говорили не только о Москве или Питере, темы были самые разные. Иногда я о чем-то специально спрашивала Анну Михайловну, пытаясь хоть немного разговорить ее, но она как-то сразу замыкалась в себе. И вот в одну из наших с Борисом Ильичем прогулок он мне вдруг сказал:
- А Анна Михайловна говорит – скорей бы уж Оля возвращалась, а то ты прямо бредишь нашей новой помощницей… Да, вот так… Расскажите, какие у вас волосы… а глаза, какие у вас глаза, деточка?..
Мне оставалось отработать у ленинградцев еще два дня, когда неожиданно (а на самом деле, конечно же, после звонка Анны Михайловны) пришла их постоянная помощница Оля – посмотреть что да как. Ее совершенно не взволновали переживания Анны Михайловны по поводу тайной страсти ее супруга – она боялась потерять это место (очень тихое и спокойное – мне потом было с чем сравнивать!). Ведь если бы мои старички захотели, им бы ничего не стоило – один звонок! – поменять помощницу, и пару раз Борис Ильич даже начинал об этом заговаривать, но только начинал…
- Анна Михайловна не хочет, она привыкла к Оле… А Оля и готовит не так, как вы, деточка, и не читает нам… кто нам будет теперь читать… - вздыхал Борис Ильич, но с женой спорить не решался. Пусть уж будут надоевшие куриные котлеты и магнитофон пусть уж будет скрипеть надоевшими голосами, но… ведь так, деточка?..
- Да как же вы набрали номер? – удивилась я тогда звонку Бориса Ильича.
- Да что вы, это совсем несложно, я отсчитываю кнопочки – вот и все… Ну, как поживаете, деточка?..
