«С Гитлером в башке и арматурой в руке». Статья с таким заголовком канонически истерично рассказывала про избиения кавказцев бандой скинхедов. На иллюстрации бритоголовый парень вскинул руку в фашистском приветствии. Знакомая песня. Я уронил газету в урну у порога магазина, где мне назначил встречу Акаёмов. Представления не имею, зачем ему понадобилось вызывать меня на окраину Москвы.
Среди однообразных серых домов с облезлыми балконами выделяется новое здание – башня, сверкающая широкими зеркальными окнами. Стена первого этажа полностью застекленная. Железная решетка высокого забора серебристо отсвечивает. За воротами - два охранника, один звонит по мобильнику, другой замер, пустым взглядом смотрит перед собой. Безветренный вечер. Лужи схвачены хрустким ледком. Солнце уже за крышами.
Стою возле «Литеры», курю. Прошло полчаса, но Акаёмов, обычно пунктуальный, не появляется. От скуки начинаю бродить по улице – подъедет, звякнет на мобилу. Приближаюсь к красивому зданию. Наверное, банк какой-нибудь. Понастроили сволочи... По тротуарам быстро идут прохожие. Москвичи всегда куда-то торопятся. Вдруг среди легковушек замечаю армейский грузовик. Кузов затянут тентом защитного цвета. Когда светофор вспыхивает зеленым, грузовик внезапно срывается с места, задевает какую-то иномарку, она, юлой вертясь, отлетает на тротуар. Машина не сворачивает в переулок. На полной скорости прёт вперёд. Выносит решетчатые ворота. Хлёстко щелкают два выстрела метнувшихся в сторону охранников. Машина врезается в зеркальное стекло. Бухает взрыв, оглушив меня. Асфальт под ногами подпрыгивает, как резиновое покрытие. Стою ошеломлённый, ничего не понимающий. Едва слышу крики людей, испуганные голоса. Густой черный дым плывёт и растекается, как тяжелый слоистый туман. Этажи сверкающего здания по центру обвалились и осели.
- Говорил же, стой у магазина. Так нет, поближе подошел. – Знакомый ровный голос за спиной звучит глухо, как будто сквозь слой ваты. Оглядываюсь, вижу Акаёмова. Смотрит на меня с жалостливой усмешкой. – Следующий раз лезь под колёса.
* * *
- Там размещалась пресс-служба одной американской структуры. – Информирует Акаёмов. - Какова цель, ты, наверное, понимаешь. Пора обозначить ваше присутствие на фоне аморфной оппозиции. И показать делом – кто является для вас врагом. Пока занимаемся внутрироссийскими разборками, нас берут в кольцо американцы и их союзники. Сегодня возле «Литеры» ждал не только ты. Там был журналист «Новой России». Я позвонил ему на мобильник с автомата и пообещал роскошный материал.
- И он поверил?
- Я рассказал ему много интересного о нём самом, нагнал страху, сказал, чтобы молчал о моём звонке, иначе пострадает его семья. И посоветовал честно процитировать наше заявление, которое придёт на его е-мейл.
- О чём там? Или публикаций дожидаться?
- Мы называем себя русскими шахидами, наша организация создана для вооруженной борьбы. Мы не враги государства, а его защитники. Если власть вынуждена идти на соглашательство с натовскими агрессорами, своё слово скажут националисты и патриоты. Наши политические взгляды во многом расходятся. Но нас объединяет одно главное дело – защита своей страны от продажных политиков и агрессии НАТО. Мы полны решимости показать обществу, что способны на всё... Вот такой примерно смысл.
Хотя, как ты знаешь, пассионариев на Руси раз-два и обчёлся.
- А при чём здесь НАТО? – Недоумеваю я.
- Позже объясню.
- Кто был в машине?
- Человек из твоей организации.
- Получается, что я не знаю своих бойцов?! А потом всё на меня повесят.
- Заткни своё самолюбие, знаешь, куда? Чем меньше вы будете знать друг о друге, тем позже вас арестуют.
- Почему ты не предупредил меня о том, что произойдёт?
- Потому что до конца я не был уверен в бойце. Он же не обдолбанный и не пьяный, это его решение. Мог остановить машину. Но я всё верно просчитал.
- Ещё один камикадзе? И что теперь будет?
- Скажу тебе вещь, которая может показаться странной – многие простые обыватели смотрят репортажи о преступлениях и терактах с удовольствием - сами не осознавая этого, кайф ловят. Фрейд писал о садомазохистских комплексах. Но я сказал бы, что определенная доля людей рождена для того, чтобы воевать. Горе рожденным кшатриями там, где государство культивирует нравственное разложение и гедонизм. Когда такие видят войну на экране, их инстинктивно тянет в атмосферу борьбы за идеалы. Похожее на религиозный экстаз, желание пожертвовать собой… Нужно разбудить эту часть общества.
С точки зрения обычного человека, этот мужик - сумасшедший фанатик, а я его добровольный заложник, но мы с ребятами уже думали совершенно по-другому, чем окружающие, я был очарован тем, что мы были вне серой обыденности, жили как в крутом голливудском триллере. Это было искушение возможностью быть легендарным. Я не мог вернуться к прежнему серому существованию. Девяносто девять человек из ста бежали бы в ужасе от такого наставничка как Акаёмов, но мне-то бежать было некуда – в общагу с ободранными обоями? В пыльный казахский город с ордами нищих земляков? Когда уже стою на пороге Истории.
Публикация о нашей первой акции вызвала несколько громких публикаций, и шумиху в блогах. Мы отслеживали реакцию общества через интернет. Вычисляли процент способных на подобное.
* * *
Игорь рассказывает, что его знакомые из монархических кругов в восторге от случившегося. Конечно, ребята не знают, что теракт совершил наш боец. Но нам интересно послушать, что думают об этом другие правые. Мы идём на именины к Никишину – их лидеру... Монархисты занимают офис из нескольких комнат, увешанных иконами и плакатами с мучениками и императорами, повсюду торчат красочные хоругви.
В просторном кабинете под иконой с коричневолицым Георгием Победоносцем восседает сам Никишин. Здоровяк с седой кудлатой бородой, в черной форме, увешанной медалями разных модификаций. Он наблюдает за присутствующими добрыми голубыми глазками и больше помалкивает.
На столе здесь, почти как у Гришки Распутина в повести Пикуля, – мартини и селедка, торт и соленые помидоры, сало и оливки... Племянник Никишина – с утиным носом и рыжими усами, тоже в черной форме, обтянувшей толстый живот, часто разливает всем водку из громадной бутыли в форме автомата Калашникова. Пьют и за Сталина, и за Ленина, и за нового патриарха, и за русский рок, за возрождение Святой Руси, за каждого присутствующего в отдельности и за всю патриотическую оппозицию...
Красные лица белой оппозиции благостны и озарены любовью к ближним под влиянием сорокоградусной. Нам тут же подносят. Да мы и сами принесли кое-что...
Племянник Никишина рассуждает:
- Я уверен, что в том теракте без мусульман не обошлось! Это их стиль. Русские на такое пока не способны. Европа и США служат идее глобализации, которой реально противостоит только радикальный ислам и русские националисты должны стать союзниками мусульман в этой борьбе. Союз огненного ислама и огненного православия – наша надежда. Вы согласны?
- Это было бы круто! – Подтверждает некто с плоским бабьим лицом, ковыряющий вилкой торт «Наполеон».
- Как Бог даст. – Неопределенно замечает Никишин, отворачиваясь к девице с раскосыми глазами, сидящей рядом, и по-купечески поглаживая бороду. Я так понимаю – огненное православие представлено его бородачами.
- Эти террористы – наверняка, чеченцы, они только маскируются, чтобы на русских стрелки перевести. Но ведь молодцы! Надо бы с ними на контакт выйти. Победим демократов, напишем совместно православно-мусульманский шариат и тем, кто против нас – хреново будет. – Продолжает племянник, шмыгая утиным носом.
- А ты в курсе, сколько в России, да и во всей Европе муслимов? Думаешь, для них горстка русских будет иметь значение после победы? Они сделают Россию мусульманским государством. – Замечаю я.
- Что же мы свои интересы не защитим? – Говорит Игорь.
- Мы гордо погибнем в бою с чурками, которых уже сейчас в тысячи раз больше нас. Кстати, на своей территории они неверным запретят ношение оружия.
Племянник хмурится:
- Христиане для мусульман – люди Писания. Гейдар Джемаль так говорит.
Я этого московского исламиста читал и не могу не возразить младшему Никишину, который ни фига не читает, только по мероприятиям, где подносят, болтается.
- Джемаль - хитрец, когда ему выгодно, где-нибудь на патриотическом мероприятии он говорит, что выступает за сильную Россию. Но вы зайдите на его сайт «Контрудар», где он беседует с молодыми мусульманами. Там безоговорочная поддержка чеченских моджахедов. В итоге мы понимаем, какая сильная Россия нужна Джемалю – Россия, принявшая ислам. Он в этом случае даже обещает оставшимся христианам покровительство. Вы знаете, в чём оно заключается? Когда арабы захватывали земли иноверцев, тем, кто ислам не принимал, они назначали грабительский налог, джизью, который оставлял людей в нищете. Этот налог был одним из способов загнать язычников в ислам.
- Их цель – мир, свободный от глобализации. В каждой стране будет своя национальная власть...
- Их цель – всемирный Халифат, та же глобализация, только по-мусульмански.
Снимут с ваших храмов кресты, запретят звонить в колокола и будут по всей Москве муэдзины с минаретов выть. Нет национализма в исламе.
- Хватить дикарями их изображать. У мусульман богатая культура, вон, те же арабы. Алгебра там, астрономия... – Напрягает извилину оппонент.
- Алгебре они лишь название дали. Основы алгебры и астрономии заложили древние греки, арабы только сделали туда свой вклад, но расцвет эти науки получили опять же в европейском мире... Что ещё принесли миру арабы? Стихи Омара Хайяма, который, кстати, в своей поэзии исламу противостоял, у него и богоборческие мотивы и насмешка над муллами, он пишет, как зашел в мечеть только для того, чтобы спереть коврик... Ты Ориану Фаллачи прочти, там всё о исламистах.
- Не надо преувеличивать.
- Культура? В Сети посмотри, как дети-кавказцы русской учительнице кричат «Отсоси, сука!» и на мобильник своё хамство снимают.
- Русские всегда с мусульманами могли договориться.
- В Крыму с ними договорись, где русских камнями закидывают. В Чечне с ними договорись, где русским солдатам головы бензопилой отрезают. В наших бывших республиках, где русских с работы выгоняют, из квартир выселяют... Там, где мусульман большинство, они с иноверцами не церемонятся. Если взять африканские страны, где мусульмане правят, то они и своих соплеменников-христиан гнобят. За хранение Библии в Эритрее сажали до недавних пор.
- Начитался, блин. Сейчас даже официальная позиция европейских стран – союз с арабами.
- С каких это пор мы официальную позицию признаём? И с каких пор она такова? С тех пор, как кризец пришел, и европейская элита поняла, что поскольку у арабов – нефть, надо им задницы лизать. Могущество мусульманского мира обеспечено тем, что они сидят на нефтяном болоте. И их количеством. Всё.
- Но как они жидов долбят кассамами в Палестине! – Восхищенно говорит плосколицый, отрываясь от торта.
...Где бы ни собралась компания русских патриотов, они непременно вспомнят о главном объекте ненависти. Есть какое-то противоестественное удовольствие - в тысячный раз глумиться и повторять, повторять почти любовно - жид! Ритуальное унижение извечного врага радует сердца добрых христиан и оживляет беседу...
- У арабов десятки стран, а они евреев лишают возможности жить на родине. – Бросаю я рискованную реплику.
- Это не их родина, они – оккупанты!
- Ну да, евреи на землю с Луны прилетели... Каждый народ имеет право на своё государство. Вы же хотите видеть Россию без евреев, ну и куда им податься?
- Мы весь мир хотим видеть без евреев! Мы, истинные арийцы. – Племянник Никишина отворачивается от меня, презренного шабес-гоя, демонстрируя свой «арийский» профиль с утиным носом и отвисшим подбородком. Браво! Если только не знать, что у Никишина в роду были турки. И у каждого второго здесь среди предков наверняка - татарин...
- Тимур, ну ты жжёшь... Нам, что, как Дима Румянцев сказать, что расовая теория устарела и закорешиться с Авромом из «Бейд Арцейну», потому что, мол, ислам – главная угроза европейской цивилизации? – Косится на меня Игорь.
- Ну, Румянцев только осмелился озвучить то, о чём думают всё больше националистов. – Пожимаю плечами я.
- Так ведь муслимов к нам жиды запустили. – Сразу соображает племянник.
- Да, да, как же я забыл – главный постулат национализма – во всём виноват жид.
Даже в том, что сегодня погода плохая. Я серьёзно. Один мой знакомый считает, что в США научились управлять климатом на планете. А США – это же евреи...
- Да ты, Тимур, сам еврей, наверное. – С подозрением говорит мне племянник Никишина, оторвавшись от рюмашки. – Недаром тебя везде публикуют. Я-то статью в «Наш современник» понёс, а её не приняли... И имя у тебя не русское!
- Это у тебя имя еврейское – Иван. Конкретно из Библии. А у меня предки – донские казаки.
- Хватит, хватит. Все здесь русские, православные, - говорит Никишин, звеня медалями. – Давайте выпьем за возрождение русского казачества.
- Предками донцов были хазары! – Вдогонку говорит племянник. Но тост отвлекает его от самой интересной темы. Он встаёт и басит: «Выпьем за родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём», поднимая рюмку в холеной руке с грязными ногтями...
Ему начинают подпевать и сидящий в уголке пухлый смуглый тип, напоминающий индуса-дравида, и плосколицый крепыш, и грудастая бабища с раскосыми глазами, громоздкая как лошадь, и, конечно, все кудлатые бородачи в черной форме, увешанной побрякушками...
- Ни с кем мы не будем объединяться. Самоубийство по православным канонам – смертный грех. – Резюмирует Никишин. – Пусть себе взрываются, а мы посмотрим. Но вот если действительно народ восстанет, мы эту волну протеста оседлаем. Мне старец в Лавре сказал, что явится знак свыше воинам Христовым и быть нам орудием Небес. Нужно только ждать. Бог пошлёт и войну, и одоление на супротивных. Будем молиться об этом, братья и сестры...
Всё идёт своим чередом. И рыжеусый племянник, наконец, засыпает, уронив буйну голову на плечо Мёртвого Анархиста с посиневшим лицом, уткнувшегося в потрёпанную брошюру. Наш интеллектуал отыскал что-то в библиотеке Никишина. Немецкую книгу «Будущая война», изданную в 1937 году в Германии. Ну, как не узнать, какой немцы эту войну видели...
Воины Христовы постепенно разбредаются.
В соседнем кабинете пара мужиков лет под сорок играют в какую-то стрелялку. Оттуда доносится истерический вскрик: «Вертолет, вертолет сажай на крышу!»
От крика племянник просыпается, бодро выпрямляется и громко заводит любимую песню с середины: «Выпьем за армию нашу могучую, выпьем за доблестный флот!» Он поёт, набычив голову, прижав отвисший колючий подбородок к груди, чтобы голос звучал грубее...
* * *
Мы в посёлке в Смоленской области. Акаёмов говорит, что в этом небольшом домике на окраине поселка жил его родственник. Отдаёт мне ключ.
Выпал первый снег.
- Тут вы перекантоваться перед броском на объект. Какой – объясню.
- А где будешь ты?
- Посмотрим...
Во дворе стояли кусты рябины, снег лежал на черных гроздьях.
Мы сорвали несколько, сочные, сладкие ягоды. Безлюдно. Красиво. Безмятежно. Глубокое яркое небо. Белый диск солнца.
- Симпатичная у тебя девушка, - заметил Акаёмов.
- Кто? Настя? Таких много…
- Понимаю.
- Просто не нашёл то, что именно для меня.
- Что-то особенное?
- Иногда я думаю: Боже, позволь мне найти в мире – в этой мусорной куче, которую ты сотворил за шесть дней, жемчужину, ради которой сказал: «Да будет свет». У неё должны быть синие глаза, тёмные локоны до плеч, и ещё она должна быть нерусской, ну не люблю я бесцветных русских баб.
- Тогда я тебе тоже скажу, Тимур. У моей женщины должен быть сильный характер, который я буду иметь удовольствие ломать, это должна быть опасная холодная сука, и не дура. Зацепила вроде одна… коллега, но эта ценит только власть, карьеру делает, а мужики для неё конкуренты. Каждый диалог превращает в дуэль. – Он отвернулся, прищурившись.
- Она не знает?
- Ей наплевать. Она даже замужем не была, хотя ей за сорок, есть взрослая дочь. И, ты будешь смеяться, внучка в прошлом году родилась.
- Почему буду смеяться?
- Ну мне же двадцать девять, а ей сорок два.
- Трудно понять, конечно. Но ты говоришь, она какая-то особенная.
- Мне кажется, я погибну из-за неё, предполагаю, что это с её подачи за мной начали слежку…. – быстро сказал он. – Но знаешь, - Павел по-мальчишески улыбнулся, - это меня ещё больше заводит!
Я слепил снежок и бросил в него, несколько минут мы вели перестрелку, наконец, он вытер мокрое, румяное лицо и сказал:
- Вернёмся к делу. Приедем сюда пострелять на днях. Всё ещё думаешь - подставляю вас? Меня убьют первым, увидишь. Но своё дело я сделаю. Ведь кто-то должен...
Я рассказываю Акаёмову о том, что мне позвонили два каких-то незнакомых типа, представившись его людьми. Он ввёл их в курс дела? Насколько много им известно?
- Как я подбирал бойцов для твоей бригады? Нескольких нашёл на форумах националистов, поговорили. Не много времени ушло на каждого. Потом я дал ребятам твои координаты.
В характер любого кшатрия включены желание победить, но глубже него таится желание смерти. Оно делает этих людей сильнее прочих. У остальных же сильно самосохранение. По большей части мир состоит из шудр, жалких работяг, клепающих детей и мастерящих что-то на заводах и полях.
- Получается, что мы – кшатрии - желаем воевать и умирать во имя спокойствия усреднённого большинства?
- Так и есть. Наш рок.
- У меня презрение к массам, но это мой народ. Я презираю его, но готов умереть за него – пусть он слаб, глуп, труслив. Ведь это мой народ! Те, кто сделал его униженным и слабым – должны сдохнуть!
- Кшатриям не нужно жить долго, сам склад их характера не приспособлен к мирному существованию, для него нет места в безмятежном мире. Не дай ему возможности воевать, и он станет бандитом, писателем, книги которого вызовут мятежи или просто самоубийцей. Возможно, в излишне спокойные исторические периоды для кшатриев нужно создавать искусственные «горячие точки», где они сбрасывали бы энергию, убивая друг друга во имя… можно придумать нечто великое.
- Ты тоже ведь относишь себя к кшатриям?
Он неопределенно пожал плечами.
- Вот что мне нравится: «Как тебя в беде такое смятенье постигло? Оно для арийца позорно. Если ты правого боя не примешь, то согрешишь, изменив своим долгу и чести», это из «Махабхараты». Бог обращается к герою, когда тот колеблется перед сраженьем, жалея врагов.
- Подростком я хотел стать членом тоталитарной секты.
- Ну и будет у тебя секта. Ведь национал-социализм это в некотором роде религия.
Пока я живу на даче Акаёмова, мы с ним много разъезжаем по округе.
- Присматривайся, запоминай, в этом районе вы будете действовать.
Недалеко от дачного посёлка райцентр. Здесь очень чистый воздух. Но природа мне не нравится. Много лесов. А я степняк, люблю простор. И страсть к размаху, к открытому пространству ношу в душе. Говорят, что у меня скифские глаза, не узкие, а немного удлиненные миндалевидные. Был период, когда я увлекался генеалогией, даже в архивы писал. Знаю, что предки моей матери приехали в Казахстан из России, и наше родовое село стоит на земле бывшей Области Войска Донского. Донским казакам дали наделы в тех краях за службу на южных рубежах около 1719 года. Однажды весной отпросился на работе, отправился в село, где из рода в род жили предки. Смотрел на причудливо разбросанные улицы бывшего казачьего хутора. На мелкую глубокую речку между глинистых обрывов и холмов, на высокие холмы за ней и пышную зелень яблоневых садов. Советская власть загнала моих предков в ссылку, отомстила за бунтарство и вольнолюбие, за то, что были в бандах после революции. Я вырос на чужой земле, где для меня ничего не было предназначено. Не тогда ли в душе пустило корни желание отомстить за это?..
Через неделю я с Акаёмовым вернулся в Москву.
* * *
Включаю сборник блатных песен:
Ударные: бац, бац, бац, - ритм, а потом вступает гитара, скрежещущий звук. Я ору раздельно, повторяя за певцом:
- Передо мной стоит стена,
А за стеной стоит она – воля несравненная моя,
Надоело ждать, но нельзя бежать – автоматы смотрят на меня!
На до ело ждать, но нельзя бе жать – а вто ма ты смотрят на меня!
Я хотел убежать от однообразия как из тюрьмы, но до последнего времени не знал, как это сделать. Чтобы жить, ты обязан иметь мужество - иметь и иметь, ведь если прислушаешься к нему с уважением, то придётся признать бессмысленность существования. Каждый день был похож на предыдущий.
Но тут появился Акаёмов. И подарил шанс на подлинную войну за свои идеалы. Оказалось, именно его слов мне не хватало, чтобы я увидел в чистом поле неприкаянности прямую дорогу к достойной цели. Наверное, в крови заговорила память предков-казаков, которые из рода в род воевали за родину. Я ведь не из племени паршивой столичной интеллигенции, очкастых гнилушек, шипевших на кухне о свободе слова.
Акаёмов своими словами о прирожденном камикадзе поднял меня так высоко, что я испугался вернуться к своему однообразному существованию в листовочно-митинговой оппозиции.
Акаёмов часто улыбается. Но теперь я понимаю, что это маска, просто автоматически растягиваются губы, щурятся ласково глаза, а в это время мозг работает как компьютер.
Он может вежливо кивать, мягко улыбаться, а через минуту убить. Так мне кажется.
- Павел Анатольевич, правда, что всё в оппозиции зависит от спецслужб?
- Каждая организация под контролем. В офисе любой из них есть человек, наблюдающий процесс деятельности. Зачастую и сама организация создана с подачи спецслужб, чтобы оппозицию контролировать. Например, НБП у нас даже поддерживали вначале, но затем люди, которым эта идея была интересна, разочаровались в нём, и Лимонова кинули, поэтому и бросается сейчас в разные дурацкие акции, то к либералам, то к левым, хочет показать, что может создать проблемы государству. Пальцы веером делает, чтобы Контора заметила, раскаялась в том, что сдала… Только он уже отработанный материал, выше головы не прыгнет. Сейчас в оппозиции есть перспективная молодёжь. На всех интересных людей заведены досье. Мы не репрессируем, в большинстве случаев просто наблюдаем. Народ в России терпеливый, пока раскачается, пока начнёт бунтовать, может столетие пройти. А тогда, может быть, и с точки зрения кураторов пора настанет правительство сменить. Почему иногда побеждает диктатура? – Рассуждает Акаёмов. - Народ ждёт того, кто придёт и скажет: я готов решать твои проблемы, избавлю от сомнений. Отвечу один за всех. Боишься голода, катаклизмов, будущего? Не волнуйся – я отвечаю за твою судьбу. Бойся только меня. Но я буду справедлив.
© Марина Струкова