В парке все тропинки-дорожки густо усыпаны свежеопавшими листьями тополя, ясеня, вяза и клёна. Хулиганистый ветер гуляет по роще, раскачивая высокие молодые тополя, а со старых срывая не только листья, но и непрочные сухие ветки. То и дело довольно большая сучковатая ветка летит с шумом вниз, задевая соседние деревья, и ты невольно отодвигаешься в сторону и опасливо поглядываешь вверх, пытаясь угадать следующий обречённый сучок и направление его полёта-падения. Напрасный труд, – очередная ветка упадёт всё равно там, где ты её не ждёшь. И снова – вздох кратковременного облегчения, перемешанного с опасением. А ветер всё сильнее надувает свои невидимые щёки и дует, дует, набегая порывами на рощу и превращая гибкие стволы в подвижные скрипучие маятники.
А вот прямо на пенёк – импровизированный столик, на котором разложены яблоки и бутерброды, припасённые для пикника, опускается плавно танцующий кленовый листок – дружески протянутая осенью жёлтая растопыренная ладошка. Здравствуй, осень! Здравствуй, увядание и грусть! Золотое время, не спеши, не торопись, задержись ещё на несколько дней; холод, ветер и ненастье, повремените хоть чуть-чуть, не срывайте покров волшебства, не осыпайте эту нестойкую призрачную красоту, не разрушайте солнечное живописное полотно, в очередной раз так гениально расписанное природой и обречённое, как и всякая живая земная красота, на отцветание, угасание и гибель. И только картины одарённых художников да цветные фотографии на какое-то время продлят жизнь этого мимолётного земного великолепия. А пока роща притягивает к себе последних зрителей своей обречённой на скоропостижную смерть болезненно-яркой вспышкой красок жизни, уже помеченной чахоточным багряно-охристым румянцем. Домой не хочется возвращаться из этого буйства и пиршества цветов – оттенков зелёного, золотого, лимонно-жёлтого, краплака и сепии, багрянца и охры.
Но это было вчера. А сегодня, в ненастный день, после вчерашней чудесной и по-импрессионистки жизнелюбивой палитры бабьего лета, в твоей плохо освещённой и нетопленной комнате особенно грустно, одиноко, неуютно и сумрачно. С серостью дня ещё можно как-то бороться, включая электрическое освещение. Искусственный свет хоть немного скрашивает серые неприглядные безнадежные будни, а вот с теплом – гораздо сложнее. Отопление подключат не скоро, по сроку – через две недели, если не считать сегодняшнего дня и дня, установленного городской властью для начала отопительного сезона. Холодную воду, судя по характерному бульканью, уже запустили в старые чугунные батареи образца шестидесятых-семидесятых годов. У кого-то на пятом этаже уже потёк кран для спуска воздуха и слива воды в застоявшихся за лето батареях. Потом, как обычно, то в одном, то в другом месте обнаружатся неполадки в работе старой отопительной системы. И желанный, нет, вожделенный День Тепла может опять отодвинуться на неопределённые сроки, и ты озабоченно спрашиваешь у знакомых из соседних домов: «А у вас уже затопили? Тоже нет? А что говорят? Когда обещают?..».
А пока – мёрзнем. Сидишь у окна, пытаясь читать книгу, и дрожишь, как цуцик. Кто такой цуцик, я не знаю, но дрожишь именно так, как он. В комнате пятнадцать-шестнадцать градусов, и пахнет сыростью, и на старых кожаных ботинках, стоящих в коридоре, рядом с ванной, проступает зеленовато-серый налёт плесени. Вентиляционную шахту не чистили уже сорок лет, а окошко для естественного, так сказать, «живого» проветривания хронически не просыхающей ванной комнаты вообще забыли спроектировать. Или же, как всегда, «сэкономили» в свой карман. И потому на трубах в ванной, совмещённой сами знаете с чем, не высыхает конденсат, который со стояка стекает по привязанной скользкой тряпице в поллитровую стеклянную банку. За неделю набирается полная банка. Сливаешь скопившийся конденсат и ставишь банку на место, иначе вода потечёт по кафелю на половичок и у самого порожка превратится в приличную лужицу.
И спать приходится под тремя-четырьмя одеялами. А утром так не хочется вылезать из тёплого уютного кокона постели. Но – никуда не денешься, – «надо, Федя, надо». Напяливаешь на себя кучу тёплых вещей – шерстяные носки, старенький, а потому уже не колючий шерстяной свитер, а под него ещё и жилетку, чтобы спина не мёрзла, когда сидишь у окошка, которое буквально «дышит» на тебя холодом. И стараешься чаще что-нибудь варить-кипятить-греть-печь в кухне. Кухня – она скорее всё же не кухня, а кухонька, так как, ну, очень маленькая, где-то около пяти квадратных метров, и в этих метрах – холодильник, два белых шкафа-пенала с посудой и продуктами, столик и четыре табуретки. Это кроме газовой плиты, разумеется. Вдвоём, и то уже повернуться негде: обязательно что-нибудь заденешь и опрокинешь. Но в холод в этом есть и свой плюс: из-за небольшого метража она нагревается гораздо быстрее, чем большая девятнадцатиметровая комната – зал-кабинет-спальня-гостиная-кладовка «в одном флаконе», то есть в объёме. Правда, дышать при этом приходится продуктами сгорания газа, но зато тепло. Тепло-о-о. И такие соблазнительные запахи: от заваренного травяного чая с мелиссой или со смородиновым листом, от яблочного пирога-шарлотки, созревающего в духовке, от лаврушки, брошенной для аромата в кастрюльку с картофелем.
Но целый день варить, стряпать и кипятить невозможно, и приходится опять идти в зал (он же – кабинет, гостиная и так далее). А там тёплый приют только на диване под толстым пледом с крупными жёлто-оранжево-коричневыми цветами – «типа, розами». Или под двумя-тремя тонкими пледиками. И тогда можно читать или зарыться с головой в плед и думать о чём-нибудь невозможном и счастливом. Или о чём-то просто приятном, бывшим в твоей жизни или ожидающим впереди. В общем, мечтать, переноситься в прошлые радости, грезить наяву, вспоминать, воссоздавать и опять вспоминать, прокручивая одну и ту же плёнку или картинку счастья несколько раз, смакуя её, как кусочек горького шоколада за щекой. Можно, конечно, согреваться и по-другому: занимаясь уборкой, наведением порядка в квартире, ликвидируя завалы книг, прочитанных газет, хаотических импульсивных записей и расползшихся по комнате вещей. Но всё равно надолго тебя не хватает, ты устаёшь, и снова «окукливаешься в кокон» на диване. С виртуальной наклейкой: не кантовать!
Кто-то, какой-то нехороший дядя, или несколько дядей и тёть, сговорившись, почему-то приняли решение начинать отопительный сезон именно пятнадцатого октября, хотя до этой даты уже и морозы бывают, и ветра такие, что в вентиляционной шахте-трубе как будто домовые воют от холода и тоски, а они решили – пятнадцатого и ни днём раньше. Позже – можно, да так чаще всего и бывает из-за неисправностей в отопительной системе, а вот раньше – «низя». Почему нельзя? – «Низя» и всё. Не положено. А в квартирах – тоже пятнадцать. Градусов, по Цельсию. Бедноватый народ, живущий не в частном секторе и греющийся от муниципальных котельных, начинает кашлять, сопливиться, чихать, бегать по больницам и аптекам, а в доме так холодно, что и компресс из редьки на грудь в пользу не пойдёт и от ванночек с солью для ног толка не будет, – всё равно опять остынешь. И особенно жёстко «проходится» холод по пожилому народу – ревматикам-полиартритчикам, гайморито-бронхитчикам, да по мелкоте-ребятне, грудничкам и ползункам. И начинает простуженный народ звонить во всякие мэрии, котельные-инженерии: «Когда, наконец? Когда подключат отопление?». А там отвечают: «Может, быть, через неделю. А, может, и позже». Или: «Теперь уже скоро. Ждите. Совсем скоро. Может, даже завтра. Или, по крайней мере, послезавтра». И народ ждёт-пождёт, когда же наступит этот обещанный «завтра» тёплый домашний рай, когда и помыться-постираться можно будет нормально, а не как в ускоренной съёмке, и ботинки, от осенних дождей промокшие, просушить, и суставы-косточки прогреть-полечить.
Пока же народ согревается, как может: кто жжёт вхолостую газ, отравляя им свои лёгкие и кровь, кто включает огнеопасные отражатели-обогреватели с открытой спиралью, а те, кто поосторожнее – более безопасные масляные обогреватели-батареи, – всем тепла хочется, не душевного, так хоть физического. И ждёшь, ждёшь, ждёшь, когда же, когда?.. Живёшь в ожидании того благословенного дня, когда, войдя с холодного, промозглого осеннего воздуха в подъезд, нащупав негибкими закоченевшими пальцами ключи в кармане, откроешь дверь в свою квартиру, и тебя охватит волна тёплого прогретого воздуха. О, долгожданный и всегда неожиданный сюрприз судьбы и местных властей! И ты, как всегда, не удержишься и радостно завопишь: «Ура! Затопили!» И, вымыв обувь, поставишь её под батарею сушиться, а сверху на батарею положишь промокшие волглые шерстяные носки, чтобы потом, если ноги замёрзнут, снять оттуда уже как следует прогретые, тёплые носки, быстро-быстро, пока они не успели остыть, натянуть их на ноги и испытать ни с чем не сравнимое блаженство разливающегося по подошвам тепла.
Отогрелись, помылись-искупались, порадовались. Теперь лишь бы не отключили из-за неполадок и прорывов. И начинают потихоньку вызревать планы всяких мелких и не мелких дел, которые откладывались и откладывались из-за холода в квартире. И невольно думаешь про свой сегодняшний день, как тот мужик из анекдота, который собирался повеситься из-за кучи неприятностей, но передумал, найдя в заначке пару сигарет и початую бутылку водки: «А жизнь-то нормализуется, господа!». А жизнь-то нормализуется.
Пост скриптум. В этом году, не в пример предыдущим, то ли рак на горе свистнул, то ли сбой какой произошёл в бюрократической системе, но холодом нас «морили» недолго, и отопительный сезон начался на неделю раньше срока. Зато уж включили батареи, как говорится, «на всю катушку», и в связи с тем, что на улице одновременно и неожиданно, не по сезону, потеплело, в квартирах стало двадцать восемь-тридцать градусов. Не тепла, а – жары. И теперь уже мы, закрывая батареи одеялами от домашнего «парникового эффекта», с ностальгией вспоминаем прохладу, и звоним в котельную, и спрашиваем, нельзя ли немного уменьшить градус нагрева батарей. Но нам опять отвечают: «Низя». Не запланировано. Не спроектировано. Терпите, скоро на улице похолодает, тогда и в квартирах будет самый раз. Ну, что ж, жара это ничего, это не страшно, это мы потерпим, – лишь бы зимой, в мороз было тепло. Пар костей не ломит.
Сентябрь-ноябрь 2009 г.