И в этот раз я не была разочарована. На импровизированных столиках-прилавках чего только не было: и шкатулки из берёсты, и свистульки-дудочки, и досочки расписные, и пасхальные яички, шёлком-бисером по синему бархату вышитые, и бусы-колье, из того же бисера плетёные, и батик расписной с экзотическими райскими птицами, и даже иконы православные, в мастерских художественного училища изготовленные, – всего не перечислишь. Одна досада: фотоаппарат не взяла, чтобы всю эту прелесть-красоту запечатлеть. А насчёт «купить», – тут оказалась проблема. Времена-то нынешние рыночные красоту позволяют уже создавать, а вот чтобы основное население ещё и приобрести её в личное удовольствие-пользование могло, так с этим пока туговато: цены, как говорится, кусаются. Ну, не так, чтобы сильно кусаются, но лечиться после покупки всё равно придётся – серьёзной диетой-постом. Однако на продавцов-умельцев обижаться не резон: им самим туго приходится. Что и выяснилось в процессе общения: и материалы дорогие, и за аренду помещения плати, и преподаватели в художественных училищах даром обучать мастерству-умению не желают, – им ведь тоже на что-то жить надо. Вот она, цена-то потихоньку и растёт-набегает. Да и вообще, как выяснилось, сами по себе, без поддержки городского бюджета или спонсоров, ни красота эта, ни творчество не выживают, загибаются. Стою, любуюсь, облизываюсь, как кот на сметану, хвалю, сочувствую.
И вдруг подходит к столику-прилавку лицо, исполненное полномочий и власти, и интересуется, как, мол, выставка-продажа осуществляется, как торговля идёт, нравится ли народу, получает ли он удовольствие от мероприятия. Для него вся эта красота – всего лишь мероприятие в плане, что и видно по глазам оловянным, да по голосу, официально-деревянному и народно-покровительственному. Не для-ради красоты он сюда пришёл, а для галочки. Больно мне за умирающую без спонсорства красоту-то стало, я и ввернула: вот, мол, кого материально поддерживать надо, не то выродятся народные промыслы, веками сохраняемые. Тут он моей биографией интересоваться стал: кто, мол, такая, чем занимаюсь, что творю. По «прикиду» моему, в смысле, по одёжке бедноватой, почему-то подумалось ему, что я на заводе каком-нибудь работаю. Ну, я и отвечаю всё, как есть: вообще-то я раньше преподавателем в вузе трудилась, а теперь – на пенсии, но творчеством тоже занимаюсь – стихи пишу, вот уже три сборника издала. И протягиваю ему сборничек – посмотреть-почитать, за меня порадоваться. А где и поддержать, в случае чего, материально, – лелею я внутри себя мечту-идею. Подержал он книжицу в руках, помял, внутрь не соизволил заглянуть, и назад отдал. И тут громко так, при всех, совет мне даёт: «Вот вы бы на свой гонорар и поддерживали бы эти самые промыслы». Дура! не видела что ли, с кем говоришь?! Ну, бывает и на старуху – бывшего психолога – проруха. Не совсем ещё я к новой жизни и к новому нагловато-меркантильному мышлению «абаптировалась». Я от неожиданности и обиды чуть не задохнулась. В зобу, как говорится, дыхание спёрло. Но, проглотив вырабатывавшуюся уже ядовитую слюну и обиду, мирно ответила: «Поэты, как вы помните, тоже сами себя прокормить не могли. Взять хотя бы Александра Сергеевича, ведь какой великий поэт был, а умер весь в долгах». Наивная, думала, что это сильный аргумент и его опровергнуть невозможно. Но, нет, и тут нашёлся чиновник от мэрии-инфантерии: «Так он же (Пушкин) был гуляка! Все деньги-то и промотал». Ну, что на это ответить, я уже и не знала. Тем более, мне было показано, что «аудиенция» окончена, вопрос исчерпан.
К чему я историйку-то эту вспомнила? А вот к тому самому, что мешает нам себя принцессами-принцами в этой жизни чувствовать. Под «принцевостью» я имею в виду не социально-материальный статус, а общее состояние – уверенность в себе, самодостаточность, самооценку, самоуважение, то есть то, о чём писали в книге «Из лягушек – в принцы» нэлперы* Ричард Бэндлер и Джон Гриндер, психолог и лингвист, основатели нового метода в психотерапии, очень популярного и востребованного в наше время. «Художника каждый обидеть может». А малоимущую пенсионерку-поэтессу тем более. Проживая в тесной однокомнатной хрущёвке, где от шумных соседей и от пьяной кафешки через дорогу никуда «не спрятаться, не скрыться», на пенсию, которая постоянно отстаёт от прожиточного минимума, но при этом всё же ухитряясь писать и как-то ещё издавать стихи, полной лягушкой себя уже не чувствуешь, но и до царевны пока не дотягиваешь.
А временами моя самооценка и чувство собственного достоинства вообще где-то между тритоном и человеческим эмбрионом-головастиком обнаруживаются. Особенно, если дело касается путешествий-поездок: хоть к родным в Украину, хоть в столицу нашей родины, – вот тут-то и осознаёшь в полной мере свою несостоятельность. Вроде как не крепостные, а уехать дальше своей области – хрен уедешь, пенсия-то «не резиновая», на все нужды не растянешь. И так приходится «тянуть» от пенсии до пенсии, но она дальше своего города-области не тянется, рвётся. А главное – перспектив никаких: так на этом коротком поводке и придётся, судя по всему, свой век доживать. Погрустишь-потоскуешь, повоешь-пожалуешься на судьбу, и опять в свой домик-будку. Хорошо ещё, что будка есть, да миска с похлёбкой, да и сахарной косточкой иной раз полакомишься.
Хотя был момент, когда думалось-мечталось, что всё изменится и сбудутся самые нахальные твои фантазии о хорошей жизни, отдельном доме и прочее. Прости, Господи, дураков наивных! Да не моя, а Твоя пусть будет воля! Не ведаем, что творим: ищем-то, как себе мним, рай земной, а найдём, скорее всего, погибель своей неразумной души, мечтающей о красотах, комфортах да удобствах. Прилепишься к ним душой, и не захочется ей – бессмертной душе твоей, когда пора придёт, с комфортами-курортами этими расставаться. То-то вою-визгу будет, когда прилетят с неба Ангелы – в белом и чёрном – душу твою забирать на небо. А тебе и небо уже за ненадобностью, – уж так хорошо на земле-то было. Так и променяешь Царствие Небесное на раёк земной. А умирать-то всё равно придётся, не вечные мы. Спохватишься, да уже поздно будет. Что в Писании-то сказано: легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царствие Небесное. Вот и поди, доказывай тогда небесам, что ты – не верблюд.
Но я, собственно, вот о чём – о корнях этой неведомой тяги к перемене мест, к путешествиям. А корни эти у каждого свои, особенные. В наше время одни едут в чужие страны-города от избытка денег «кайф ловить», новые телесные ощущения-удовольствия получать для полноты жизни и последующего лечения. Другие – мозгам разнообразие предоставить, в музеях-колизеях свой след какой-никакой оставить. Третьи всё больше себя ищут, гармонию внешне-внутреннюю, город счастья заветный, Шамбалу загадочно-волшебную. Едут далеко-далеко, а привозят туда всё того же себя, любимого и ненавидимого одновременно, как это у невротиков-то и бывает у ищущих, а новый экзотическо-исторический антураж – всего лишь декорация всё к тому же театру абсурда, к той же внутренней драме-фарсу.
Про свои корешки-мотивы могу сказать следующее. Наступает в жизни момент, когда всё так «остонадоедает»: громкая «попса» вечером и ночью за окном; пьянь, приходящая к тебе средь бела дня под это же окно «отливать» выпитое пиво; соседи с молотками-пилами-дрелями, находящиеся в перманентном евроремонте; работяга за стеной с похмельным синдромом, долго, громко и агрессивно вымогающий у жены денег на опохмел; очередная жизненная история о правовом и моральном беспределе, рассказанная тебе со слезами вдовицей; собачники с пит-буль-терьерами без намордников, которых хозяева натравливают на безобидных псов, а порой и на невинных людей; засорившаяся в очередной раз благодаря соседям сверху канализация и т.д., – что хочется сесть на первый попавшийся в расписании поезд и «скакать по холмам задремавшей отчизны», как в своё время мог себе всё-таки позволить поэт Николай Рубцов. Уехать, хоть на время оторваться от доставших до печёнок пенатов. Уехать, куда глаза глядят, чтобы вдоволь напитавшись новыми, хотя и не всегда лучшими впечатлениями, но зато основательно соскучившись по дому, вернуться опять в свои родные стены. Крупнопанельные. С прекрасной звукопроницаемостью. А куда денешься-то? «И некуда податься, кроме них». А ещё лучше «скакать» вообще по чужестранным холмам, подальше от того монстра, который вылупился из «роковых яиц» перестройки. Или совсем уж радикально решить вопрос: уехать вообще «к небеней бабушке», найти тихий благодатный уголок где-нибудь в Европе, с хорошим климатом, с морем, ракушками, и остаться там навсегда. Но это уже вообще из области крутой фантастики. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
А Рубцову, нет, я не завидую: и жилья своего почти всю жизнь не имел, и бегал он, бегал от своих проблем, от повсеместного вранья и лицемерия, «от себя и от тоски», но от своей судьбы и от нелепой трагической смерти всё равно не убежал: был зарезан женой-сожительницей как раз в крещенские морозы, как и напророчил себе. Его спасение, что он родился в деревне, был близок к природе, питался её энергией, и, когда было совсем хреново на душе, сбегал не куда-то, а именно в деревню. Питал щемящую любовь не только к родным местам, где родился, но и к российской деревне вообще. Иначе не смог бы написать такие пронзительные строки:
«О, сельские виды! О дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!»
А по чудесам в других странах он, судя по стихам, не тосковал, да тогда и сами эти страны простому народу даже и в фантазии были недоступны. «Удивительное рядом, но оно запрещено», – как пелось в песенке Высоцкого. И иностранными языками большинство моих соотечественников ровесников во время оно не интересовалось: а зачем? Ну, на фига, спрашивается, в глухой и практически невыездной провинции тот же французский? Или немецкий? Для каких-таких контактов-путешествий? За границу ездила только партийная элита, избранные работники обкомов-горкомов партии и профсоюзов, а также очень небольшая часть очень творческой, допущенной до заграницы интеллигенции – учёные, писатели, артисты, и др.. И, насколько помню, ввиду тотального дефицита в стране больше хвалились приобретёнными там «шмотками», чем восхищались архитектурными, художественными или природными красотами-шедеврами. А подавляющая (или всё же подавленная?) часть населения, особенно провиденциально-провинциальная интеллигенция, и мечтать не могла о прогулках по Парижам, Венам и Венециям. А об отдыхе на Канарах-Мальдивах, на Гаитях-Таитях, Бали и в других экзотических местах, тогда и речь не шла. Мы и названий-то таких в то время не слыхали, хотя географию вроде неплохо учили, а теперь, пожалуйста, они у всех на слуху.
Сейчас стало модно – путешествовать. И не столько «по полям задремавшей отчизны», сколько по зарубежам. Хотя мы и своей-то страны толком не видели. Отечественный туристический сервис сильно хромает в плане организации и комфорта. Так что зарубеж поехать нынче при наличии денег даже проще: к твоим услугам чартеры, туры, агентства, отели. А если денег хватает, то можно, и не зная языков, прекрасно путешествовать в одиночку. Нанял индивидуального переводчика и ходи себе, наслаждайся историческо-экзотическими местами. Хотя с языком, конечно, дешевле. И не в толпе. И увидишь-узнаешь о народе и местечке то, что гид не расскажет. Так, по крайней мере, многолетний и многоопытный телевизионный гид-путешественник нам советует – Дмитрий Крылов. А всё, что обычные гиды знают, можно и в книжках-путеводителях прочитать. Но опять же для большинства соотечественников-населения, у кого в карманах по-прежнему не густо, а пусто, эти соблазнительные места всего лишь точки-кружочки с названиями на карте мира. И никаких зрительно-слухо-тактильных ассоциаций-воспоминаний. Хотя изредка удаётся-таки послушать и эмоциональные рассказы очевидца, побывавшего где-нибудь в Арабских эмиратах, Турции, Греции, в круизе по Европе. И даже увидеть живое изображение на видео, запечатлевшее путешественника в этих местах, чтобы уж никто не сомневался, что он там был. Но здесь, в провинции, особенно среди моих друзей-приятелей земляков такое бывает не часто.
Услышишь в очередной раз какое-либо заманчивое название, и так и тянется рука к Малому атласу мира, чтобы хоть посмотреть, где эта сказочная страна находится. Я тут по случаю как-то открыточку получила от подруги (бывшей близкой тамбовской, а теперь ставшей далёкой австрийской) с Канарских островов, с видом Тенерифе, где она с мужем-австрияком имела удовольствие отдыхать. Ну, естественно, я сразу в Атлас: искать эти самые Тенерифы Канарские. А-а-а, так вот где они, Канары обретаются со своими рифами-тенерифами! Ух, ты, как далеко, у самой Африки, на краю географии.
Ну, а что касается путешествий, так мы уже путешественники со стажем. Если иметь в виду виртуальные, телевизионные путешествия. С телевизором, не сходя с дивана, где мы только не побывали! Раньше Клуб кинопутешествий смотрели, а последнее время весьма путёвые «Непутевые заметки» Дмитрия Крылова. Вот повезло мужику-то с профессией! Это тебе не лекции «позвоночным» студентам или «платникам» читать. Давно я его, правда, не видела – муж «не рекомендует» с утра телевизор смотреть, даже в воскресенье. А время крыловских путешествий – как раз воскресенье, утро, десять часов десять минут. И оторвёшься-то в это виртуальное путешествие всего на каких-нибудь двадцать минут, а упрёков-обвинений супружеских не оберёшься. Вот и приходится, по совету Дейла Карнеги, поцеловать камень компромисса и лицемерия: делаешь вид, что тебя и не интересуют они, путешествия эти телевизионные. Но в прошлое воскресенье супругу моему запретительно-обвинительному по делам-заботам житейским надо было пораньше из дому уйти, он только – в дверь, а я тут же – к телевизору. Щёлк! А путешествие уже в самом разгаре. Пока разобралась, что показывают, пока реклама, путешествие-то и закончилось. «Вкушая, вкусих мало мёду»… Для себя отметила, что за то время, что я Д.К. не видела, шутливо-ироничный автор увлекательных путешествий успел уже поседеть. Вот так и пройдёт жизнь, в промежутках между какими-нибудь Рио-де-Жанейро, Галлиполи и Буркена-Фасо. Хорошо бы на ночь нам всю эту красоту-экзотику показывать, чтобы сны приятные снились, так нет же, – к ночи обязательно какую-нибудь страшилку-детектив-ужастик в программу воткнут: может быть, для того, чтобы утрешняя, всамделишная жизнь не слишком контрастировала с виртуальной.
А ещё, за неимением лучшего, я люблю путешествовать по открыткам, по книгам и журналам. Откроешь, например, книгу «PARIS en 1000 photos» – шикарный альбом, подарок родственников на юбилей, и отправляешься в бессрочный отпуск – «вояж, воя-я-ж» –от бедной позитивными эмоциями реальности по улицам столицы мира – Парижа. Ляжешь на старый, в цветочек-розочку, пролёжанный диван, и ходишь себе, ходишь со страницы на страницу, смотришь, перелистываешь, пока глаза не устанут или пока бок не отлежишь. И никто-то тебя не толканёт, никто косо не посмотрит. И мозоли не натираются, и дождик с ветром не мешают. И незнание языка не проблема. А главное – всё это вожделенное и незабываемое зрелище совершенно бесплатно. И всю панораму города гораздо быстрее можно увидеть-охватить, чем, например, едучи на экскурсионном автобусе. Попадаются и «старые знакомые»: улицы, парки, дома, – ба! так ты уже тут была, на этих страницах, полгода назад! Приятно узнавать знакомые места. А названия, названия! Одни названия – уже музыка для души. Вот парк Бют-Шомон с небольшим водопадиком, искусственным (или всё же естественным?) озерцом и круглой беседкой наверху скалистого возвышения-уступа. А это площадь Тертр на Монмартре, так хорошо знакомом ещё и по книгам о французских художниках. А ещё выше – знаменитый Сакре-Кёр с восхитительными витражами. А какой вид с Монмартра на здания, улицы и крыши Парижа! Ах, Париж, Париж, ловушка денег, химер и фантазий!.. А «в деревне Гадюкино снова дожди».
А если путешествие виртуальное по каким-либо причинам «не задалось», пожалуйста, щёлкни пультом или закрой книгу, отложи её в сторону, и вот – ты уже дома, у своего «разбитого корыта», зато и без мозолей. За стеной похмелившийся и уже подобревший и повеселевший сосед орёт своё бесконечное: «Рай! Рай! Рай!..». И ты утешаешь себя: ничего, ничего, может, ещё как-то что-то где-то изменится, какой-то свет появится в конце тоннеля. Слава Богу, что есть квартира отдельная, а не на общей кухне. И зимой тепло. И вид на реку. У других и этого нет. Вон кот Рыжик вообще живёт на улице, простыл, кашляет сильно, наверно, скоро помрёт, а ничего, не жалуется. Котам ещё хуже, чем людям. Да и людям плохо. Кто-то разорился, а кто-то развёлся, кто-то запил, кого-то отстреляли, как дичь, кого-то посадили, у кого-то ребёнок «сел на иглу», кто-то своего родного близкого только что похоронил, а кто-то и сам серьёзно заболел… Вот тебе и весь рай земной. Жизнь-проживёшь-не-поле-перейдёшь, и смотришь – обретать и терять уже почти нечего, кроме самой жизни: многое уже отмечталось, отпереживалось, отпечалилось, отплакалось. Не гонись за грёзой, за придуманным счастьем, – цени хотя бы те крохи, которые у тебя остались. За ропот и последнего можешь лишиться.
Да и где оно, счастье-то? Одни иллюзии. Вся жизнь – иллюзия. Сны Сансары. А тогда какая разница: по картинкам ты в Париже побывал или натурально, в действительности? Ведь сегодня-то тебя там всё равно уже нет. А так жить ещё тяжелее: когда ты побывал в каком-нибудь «земном раю», а возвратился опять в своё «чистилище». Да и что Париж? Что, там самое счастливое население живёт? Отнюдь. Такие же бедолаги, как и везде. «Человек создан для счастья, как птица для полёта». Вот порочная установка на жизнь. Кто её усвоил с младости, тот теперь уже точно у психиатров от невроза лечится. Ибо. Ибо не стыкуется эта установка с реальностью. Хотя, с другой стороны, смотря что понимать под счастьем? Если ты бываешь счастливым, мечтая о Париже, пусть с тобой будет это счастье – твоя несбыточная мечта. Но если ты счастлив и без Парижа, и без мечты о нём – и это тоже твоё счастье. А только самые счастливые люди те, кто отказались от идеи счастья как цели жизни. Они могут жить на одном месте, или путешествовать, молиться, медитировать, заниматься науками или ремёслами, но при этом не вовлекаться всеми печёнками-селезёнками в процесс всеобщей судорожной погони за счастьем. И они бывают счастливы куда чаще и стабильнее, чем всё остальное человечество. Но таких мало. И я, скорее всего, не из их числа. Раз мне кажется, что с путешествиями я была бы счастливее, чем без них.
Мы часто больше готовимся жить, чем живём. Жизнь, которая происходит «здесь и теперь», редких людей устраивает в полной мере. Как будто эта жизнь, которую ты в данный момент проживаешь, как бы и не совсем жизнь, а так, прелюдия, вступление к ней, а та, настоящая, где-то ещё впереди. Вот окончу школу, не буду зависеть от родителей. Потом окончу институт. Будет у меня статус-место-в-системе-вузе-банке-компании и соответственно: оклад-бонусы-заработки-прибыль. Заработаю на собственное жильё. На мебель. На машину. На дачу. Вот замуж выйду (женюсь). Вот дети вырастут, станут самостоятельными. Вот разведусь. Вот учту все прежние ошибки, изменюсь, опять выйду замуж. Найду другого, более умного-доброго-щедрого-понимающего-успешного. А если не найду, сама стану умной-доброй-успешной-обеспеченной-всего добьюсь. Вот уеду в другой город-страну-на-край-земли, где не будет этих плохих, а будут тольке те, хорошие. Там, наконец, вдохну полной грудью воздух счастья и свободы, буду ходить к морю, собирать ракушки и картинки из них складывать. Глядь, а уже пенсия, болезни-недомогания, бесплодные ожидания-мечтания, и Полынки с белыми крестами впереди очень явственно маячат. Всё, заканчивается игра в крестики-нолики. Победителей нет и не предполагалось. «А жизнь-то настоящая когда начнётся?», – спрашиваешь ты то ли себя, то ли небо. А тебе Оттуда отвечают: всё, мол, уже почти закончилась, собирайся, готовься… А ты всё остановиться не можешь, всё ропщешь: ой, какой крест-то тяжеленный мне в жизни достался! А Оттуда-то видно, что крестик твой – самый раз по тебе, по твоим силёнкам маломощным, и не тяжёлый он вовсе. Ибо: «не колодец глубок, а верёвка коротка».
Ну, это я так, к слову. Ничего, ничего, мы здесь, в своих Гадюкиных-Простоквашинах и без путешествиев проживём, нас и здесь неплохо кормят, как говаривал Кот Матроскин голосом «кота» Табакова. Правда, без полётов «во сне и наяву» всё равно трудно обойтись, они, как говорится, всё же имеют место быть. А куда от них денешься, если вовремя в очередной хомут работы не взденешься. Жизнь, она хоть и хаос, но пустот не терпит. И если в одно ухо влетает, а в другое тут же вылетает, то это означает лишь, что станция, то бишь инстанция, занята, потому и транзит. А чем занята, в частности, инстанция «Оно», пока «Я» и «Сверх-Я» отдыхают? – Мечтами, друг мой, конечно, мечтами.
Выудила я как-то из Интернета книжку моего любимого французского писателя Филиппа Делерма с рассказами про утренние круассаны, про библиобус, про лукум в арабской лавочке, про картинки в калейдоскопе, про голос в телефоне, про первый глоток пива и прочие мелкие радости жизни. Прочла, восхитилась, перечитала избранные рассказы-миниатюры (они короткие, на одну-полторы страницы) и решила переплести разрозненные листки, вышедшие из-под принтера, в книжечку, удобную для повторных прочтений. Так как поняла, что буду ещё не раз и не два перечитывать, что со мною бывает не часто. Вот он такой притягательный, Делерм, оказался, как вода родниковая в жаркий день: пьёшь, пьёшь и никак напиться не можешь. И вода как будто сладкая. Взяла я эти листочки, сложила-перегнула пополам, прошила белыми прочными нитками, оторвала обложку от старой книжки. Книжка подвернулась «Как закалялась сталь». Да закались она, эта закалка революциями да переворотами кровавыми, нам и в обычной-то жизни своих горей-бед хватает. А чтобы ещё про чужие революционные подвиги-мучения читать (зная при этом окончательный результат революций), да мазохизмом интеллектуальным заниматься, – вот это уж нет, увольте. Мы будем теперь радость в сознании культивировать, позитивное мышление вырабатывать. И книжка Делерма тут как нельзя кстати. И хоть беды и болезни, действительно, «обложили нас со всех сторон», а мы всё же найдём поводы быть счастливыми: и грибом-боровиком, найденным в осеннем лесу, и утренней чашкой цикория с молочной пенкой, и яблоком, упавшим к твоим ногам, и расписанным осенью резным кленовым листком, и удачной покупкой на барахолке, и фотоснимком приблудившегося ко двору кота, и в праздник шоколадной конфеткой с круглым поджаренным орешком внутри, – да много чему ещё можно в этой жизни порадоваться.
Стала я подбирать картинку на обложку с рассказами про французское счастье, которое, впрочем, мало чем отличается от русского: ну, разве что круассаны по утрам не едим, велогонки «Тур де Франс» не смотрим и артишоки не обгрызаем, а так примерно те же поводы для счастья и огорчений. Рылась-копалась в журнальных вырезках из отечественного и зарубежного рекламного «глянца». Эта слишком пёстрая. А эта не в тему. Вот эта, с бутылками «Бордо» вроде бы подходит. Что «первый глоток пива», что глоток «Бордо», всё одно – выпивка. Нет, бутылки крупноваты для обложки и намёк что-то слишком прозрачный. Да и стимул нехороший, если на картинку часто смотреть, – программирует. И вообще необязательно картинку к первой части названия книги подбирать, можно ведь и к «прочим мелким радостям жизни». Та-а-к… Ещё вот тут посмотрим, что у нас в этой папочке лежит-сохраняется?.. Ага, вот, нашла. И как раз на обе стороны обложки – на переднюю и на заднюю. Это то, что надо. Не совсем, правда, в тематику делермовских рассказов вписывается, но зато отлично согласуется с моими «полётами во сне и наяву», – лучше и не найдёшь.
На переднем плане фотографии-картинки – трёхэтажный дом из светло-серого камня. Судя по форме домов, цвету ставен и черепичных крыш – это Бретань. Да, скорее всего, Бретань. И море немного холодноватое. А какие бухточки и полуостровки живописные! И поодаль на этих полуостровках тоже каменные домики-игрушки с аккуратно подстриженным кустарником перед фасадом, редкими цветниками и плющом, ползущим по стене. Домики с двух или даже с трёх сторон окружены водной синевой-изумрудом. А дальше, – в морском заливе, – белые-белые яхты с иглами-мачтами. А совсем далеко, и чуть правее – «в сирэневом тумане» виднеется небольшой остров
Около того дома, что на переднем плане красуется, – небольшой палисадник, огороженный не забором, как у нас, из-за которого только крыша и торчит, а «живой изгородью» – ровно подстриженным, ухоженным кустарником. Во дворе – пальма, за живой изгородью – ещё два куста, но округлых и цветущих жёлтыми цветами. Посмотришь вдаль, – а там море сливается с небом, и граница еле заметна: одна синева переходит в другую. И вот я выхожу из дома (как будто, мой друг, как будто) и иду по дорожке, усыпанной крупнозернистым морским песком, через небольшой дворик. Оглядываюсь на свой дом с белыми ставнями, освещённый солнцем, согласно машу рукой мужу, дающему мне очередные наставления в окошко, прохожу по тропинке к берегу, начинаю спускаться по крутым ступенькам из серо-желтого камня к морю и… «Ма-а-ам! Мам!» - орёт внизу Надька, пытаясь докричаться до пятого этажа нашей тамбовской крупнопанельной хрущёвки. Это ей удаётся. Сверху, с пятого этажа сбрасывается прямо на мои любимые махровые астры пакет с востребованными тёплыми вещами для Надиного маленького ребёнка. Бац! Облом. Путешествие закончилось. В кухне на плите закипает вода со смородиновым витаминным жмыхом: пора идти варить кисель. Ну, и ладненько. В другой раз допутешествую: картинка-то теперь уже приклеена, а сверху ещё и широким прозрачным скотчем от загрязнения-обдирания защищена. Путешествуй себе на здоровье, сколько хошь.
Сентябрь-ноябрь 2009 г.
* Р.Бэндлер, Д.Гриндер. «Из лягушек в принцы». Воронеж, НПО «МОДЭК», 1994.