Всего-то от родного Могилёва
Три часа лёту в сторону врага,
От стюардессы два любезных слова
Бестолково,
И вот Европа ластится к ногам.
Париж! Сума сойти! Гнездо разврата!
Стофранковый билет лодыжку жжёт.
За все ваши свободы ждёт расплата
Демократов,
И девок ваших тоже что-то ждёт.
Таксист картавый что-то мямлил долго,
А я ему: «Канай на Монпарнас!»
Приехали. Вхожу. У кассы тёлка,
Смотрит волком.
– Мусьё, ву ком пра нэ, вперёд аванс.
Я сунул сотню в студень над корсажем,
Мне: «Миль пардон, пройдите в залу, сэр».
Меня раздели даже,
И одёжу в саквояже
Унёс какой-то фраер из портьер.
Смотрю, две двери: на одной – «Для слабых»,
«Для сильных» – на другой, и два угла,
А у меня хоть встал, но вдруг там бабы
Словно дамбы,
А тут нет ни кувалды, ни кайла.
Я славы не ищу, хожу, где можно.
Вхожу, как гладиатор, на авось.
Я голый, как безбожник,
Походящий на треножник,
А там стекло и всё видать наскрозь.
Превозмогаю боль, вхожу, но вижу –
Опять две двери, – «Для больных» – одна,
Другая, – «Для здоровых». Что я, рыжий?
Дайте лыжи,
Ведь так я прохожу здесь до темна.
Тут надо думать. Что там для здоровых?
От этих извращенцев жди беды.
У них двадцатилетние здесь вдовы,
Как коровы,
Которых не объездишь без беды.
Они в ногах и не таких давили
И не таких высасывали враз.
У них тут строго: раз вас оплатили,
Хоть в могиле,
А отработай выданный авнс.
Решаться надо, я уж зябнуть начал.
Ну ладно, отыграюсь хоть на ком.
Рванул дверь «Для больных» я это значит,
И…
Выскочил на площадь прямиком.