Заметив недоумение девушки, он понял причину и сразу же отреагировал: окликнул ее, уже направившуюся за заказанной кружкой пива.
- Погодите, милая, принесите, пожалуйста, все, что к пиву положено - кальмары, орешки. А еще фрукты, хороший коньяк, шашлык, закуски. И обязательно все то, что любите сами, - попросил он и, взглянув на бейджик с именем девушки, сказал:
-Составьте мне компанию, Олеся? Народу в кафе сейчас не очень много. Поужинаете со мной? А для начала познакомимся, меня зовут Мурад.
- Я бы с большим удовольствием, Мурад. Но сейчас не могу, нам это запрещается на работе, даже если в кафе никого нет. А в другое время я бы с радостью.
Олеся сказала это и одновременно подумала о том, пригласит ли ее мужчина поужинать или прогуляться по городу после работы. Мурад понравился ей сразу. Относительно ее двадцати пяти, конечно, староват, но с таким мужчиной не стыдно пройтись по городу или посидеть в ресторане. А там кто знает – может, он свободен и присматривает себе невесту? За такого она, Олеся, пошла бы замуж без оглядки. Мурад производил впечатление надежного и во всех отношениях положительного мужчины, олицетворяя собой мечту женщин всех времен и народов. За таким, наверное, как за каменной стеной…
Олеся, как и большинство девушек курортных городов, не надеялась выйти замуж за местного.
- Все пьянь да рвань безработная, - справедливо, хотя и жестко, характеризовала местных ребят ее мама, - хорошие парни давно разъехались, работают и учатся в больших городах.
Так считали все, но что с этой данностью поделаешь? Работа для мужчин здесь - большой дефицит, да и женщины трудоустраиваются в основном в разгар курортного сезона. На работу по специальности тем, у кого она есть, рассчитывать не приходится- везет лишь немногим счастливчикам, да и то не без денег и связей.
Вот и Олеся с дипломом Пятигорского института иностранных языков вынуждена работать официанткой в парковом кафе, но не жалуется. Эта не престижная, но доходная работа дает им с мамой возможность выжить в столь нелегкое время.
Претендентов на руку и сердце красивой и скромной Олеси за последние годы было немало. Но она, неплохо зная литературу от классики до современности, особенно увлекалась восточной поэзией, а потому жила по мудрой заповеди из Омара Хайяма: «ты лучше будь один, чем вместе с кем попало».
Многие подружки Олеси в надежде устроить личную жизнь охотно знакомились с курортниками, которые на волне любвеобильности и временной свободы обещали им золотые горы, а нередко и законный брак. Но двадцать один день курортной смены проходил быстро, и, проводив своих ухажеров домой, девчонки, за редким исключением, больше ничего потом о них не слышали. Не было от возлюбленных ни обещанных писем и звонков, не было и визитов с целью забрать невест к себе. Наученная чужим горьким опытом, видевшая немало слез обманутых доверчивых девушек из числа своих подруг, Олеся в эти игры не играла и ни одно ухаживание отдыхающих не воспринимала всерьез. Но к Мураду она почему-то сразу почувствовала расположение и доверие: он не был похож на других, даже смотрел на нее иначе – с симпатией, тепло и дружелюбно. И не было в его взгляде ничего грязно-похотливого.
-Размечталась, глупая, - пристыдила девушка себя. - Успокойся и работай. Клиент просто догадался, что ты ждешь от него большей щедрости. Вот и заказал вдогонку так много всего.
- Вы можете ничего, кроме пива, не заказывать, это не обязательно, - смутилась Олеся от своих же догадок.
- А как же план? Его ведь одним пивом не выполнишь. Принесите все то, что я заказал. А когда подойдет мой друг, мы с ним еще что-нибудь закажем, - сказал мужчина и одарил почти влюбившуюся в него девчушку своей голливудской улыбкой.
Олеся, польщенная вниманием обаятельного клиента, улыбнулась ему в ответ и ушла.
Мурад посмотрел по сторонам. В этом довольно дорогом кафе у входа в кисловодский парк обычно собирались для трапезы или беседы состоятельные туристы – цены здесь «кусались» и были доступны лишь иностранцам, а еще «новым» русским, «новым» кавказцам, одним словом, «новым»…
- Здесь многое изменилось, - подумал он. За почти два десятка лет его жизни в Германии Мурад неоднократно бывал в Москве по делам. Но никогда ничего, кроме нужных ему партнеров и фирм, не видел и тем более не успевал глубоко вникнуть в происходящие в стране перемены. Знал, конечно, что в России все уже не так, как было раньше. Нет очередей и дефицита. И все же он был далек от новых российских реалий. А отдыхать, обычно два раза в год, предпочитал где угодно, но не на Родине. В этом году Виктор, старинный московский друг и партнер по бизнесу, все же уговорил Мурада отдохнуть в России. Программу отдыха он также взял на себя, предложив другу следовать его рекомендациям.
- Слушай, Мурка, отмени в этом годы все свои Канары и Майорки. И про солнечную Турцию забудь. Недельки две мы с тобой в кисловодском санатории отдохнем, водички из источника попьем, подлечимся. Поверь, такого воздуха, как там, больше нигде нет. А потом остаток отпуска, где захочешь, там и проведем. Хочешь, в Якутию с тобой махнем, к моему другу Егору? На рыбалку там сходим, на охоту. А хочешь - в горы к тебе слетаем. Я давно хочу в Дагестане побывать – все никак. Да и ты уже столько лет там не был.
Как ни странно, Мурада, долгие годы жившего за границей, совсем не мучила ностальгия, он не вспоминал не только Москву, которую когда-то очень любил, но и свой южный город, столицу горного края, в котором родился и вырос.
Такое полное равнодушие к своей маленькой родине и желание забыть все, что в жизни с ней было связано, Мураду и самому казалось странным, хотя в глубине души он понимал: на то есть причина и кроется она в его далеком прошлом. Но когда-то он именно так смог справиться с нежелательными воспоминаниями - плотно закрыв в прошлое дверь. Мурад закрыл ее прочно и плотно, не оставив ни малейшей возможности сквозь эту дверь просачиваться даже и тени прошлых событий.
Поначалу это не всегда ему удавалось, но со временем Мурад усилием воли заставил себя не вспоминать все то, что хотел забыть: родной городок, друзей детства и юности, и, самое главное, Асю, возникающие в его памяти мысли о которой он всегда мгновенно отгонял, не позволяя им возрождаться и будоражить его душу.
Куда только ни забрасывают человека дороги жизни. Вот и Мурад, ныне один из преуспевающих бизнесменов Германии, родился в Дагестане, в простой семье более чем скромного достатка. Мог ли он тогда предположить, что судьба занесет его так далеко и даст столь удивительный шанс.
Вспомнилось детство… Неголодное, но и не легкое. Он никогда не был завистливым, но, глядя на жизнь более обеспеченных одноклассников и соседей, роскошь в их домах, думал: «У меня все это обязательно будет. И не столько, а гораздо больше».
Мурад жил с матерью и сестрой. Отец умер, когда он был еще совсем маленьким, и мальчик плохо помнил его. Мама работала в детской поликлинике врачом, жили трудно - на одну ее зарплату. Мальчика с детства угнетала скромная обстановка их квартиры, старая обветшалая мебель, плохо одетые мать и сестра. И Мурад очень рано решил для себя: он вырастет и сделает все, чтобы их семья жила богато, а мама и сестра Соня одевались лучше всех знакомых ему женщин. Мальчик мечтал о красивом большом доме, где у каждого из них будет отдельная комната, о машине, на которой он будет возить маму и сестру на работу и на рынок.
Все сбылось, хотя и с опозданием. Рано ушедшая из жизни мама так и не успела увидеть, каким состоятельным и солидным стал ее преуспевающий сын. А у Мурада теперь не одна, а целый автопарк шикарных иномарок, фирма по продаже автомобилей с филиалами в других городах, недвижимость в Германии, Москве и даже один из островков в Испании. Испанская недвижимость Мурада была намного дешевле его пятикомнатной квартиры в центре Москвы, но словосочетание «собственный остров» звучало особо значимо и радовало его слух. Но и это престижное приобретение грело Мурада недолго, впрочем, как и все его выгодные сделки, контракты, удачные вложения и приобретения, они развлекали его лишь на время, как новая игрушка – капризного малыша.
Теперь у Мурада было много денег, их суммы были гораздо больше, чем те, о которых он когда-то мечтал как о максимуме. Его материальные возможности позволяли теперь жить на очень широкую ногу. Но, несмотря на то, что состоятельность когда-то была для Мурада мечтой и целью жизни, богатство не сделало его ни на йоту счастливее. Теперь он часто с тоской и сожалением думал о том времени, когда бредил большими деньгами, оно для Мурада было счастливее, чем теперь. Сбылись все его мечты и планы, а ему почему-то стало совсем неинтересно жить.
Мураду, здоровому, состоятельному, преуспевающему во всем, за что он брался, было грех жаловаться на жизнь. У него не осталось ни одной неосуществленной мечты, но рост капитала давно уже не приносил того острого счастья, какое, казалось, было вначале. Семейного счастья так и не случилось - Мурад дважды был женат, и оба раза неудачно. Второй раз он развелся шесть лет назад. В этом браке родилась его единственная дочь Гульнара, она теперь учиться в Лондоне.
Холостяцкая, но при этом совсем не одинокая жизнь вполне устраивала сорокалетнего красавца, на которого по сей день засматривались молоденькие дочери его компаньонов и коллег. И помани Мурад любую из них пальцем – побежали бы за ним без оглядки. Почти двухметровый красавец- мужчина, похожий на супермена из рекламы, он вызывал повышенный интерес к себе везде, где бы ни появлялся.
В Дагестане его никто уже не ждал. Мамы давно не было в живых, а сестра Сонечка в первый же приезд в Германию к брату вышла замуж за хорошего парня – переводчика Генриха, и теперь их сыновья-близнецы стали студентами. Друзья, одноклассники Мурада давно разъехались по стране и зарубежью кто куда, и он давно потерял с ними связь.
- В Дагестане у меня никого нет, - отвечал он Виктору, неоднократно предлагавшему ему поездку на родину.
- Но ты же, Мурад, там родился и вырос. Неужели не хочешь посмотреть, что там теперь и как? Неужели не тянет тебя в родные места? – удивленно спросил Виктор.
- Может, это и странно, но не тянет, - честно отвечал Мурад.
- Странно, конечно. А еще говорят, ностальгия, первая любовь, первая учительница…
… Любовь Ивановну, свою первую учительницу, Мурад помнил хорошо: с первого же дня учебы она, как и мама, называла его Мурашкой. А ученики все годы неизменно называли ее между собой «Любаша». Говорили, что Любовь Ивановну переименовал в «Любашу» один из дедушек ее учеников в первый же год ее работы в школе. Это ласковое имя-прозвище закрепилось за ней на многие годы, и среди других ярлыков, щедро розданных остальным учителям: «Циркуль», «Жаба», «Машка», «Барбос» и «Оляндра» - «Любаша» было самым нежным, да и не прозвищем вовсе. Ученики любили свою первую учительницу, и эта любовь была взаимной - все годы до самого выпускного класса для каждого из них у доброй учительницы всегда находилось ласковое слово, полезный совет. А в день последнего звонка Любовь Ивановна обнимала и целовала своих учеников со слезами радости на глазах:
- Родные мои, какими же взрослыми вы стали ...
Любовь Ивановна не теряла связи со своими бывшими учениками и после окончания ими школы, она приходила к ним домой, знала все новости - кто из них, где учится и работает, кто – в кого влюблен и на ком собирается жениться.
Высокорослому Мураду приходилось нагибаться к ней для поцелуя, иначе она никак не могла дотянуться до него.
- Ой, Мурашка, родной мой, как же девушки тебя целовать-то будут, - говорила она, шутя, а он заливался краской от этих слов. Такой вот была его первая учительница…
А первая любовь… Ася... Ее он, конечно же, не забыл. Но Ася давно уже не живет в Дагестане. Еще с тех пор, как он так некрасиво и не прощаясь, исчез из ее жизни. Хотя, что бы изменилось, если бы она и сейчас жила там, а их встреча, спустя двадцать лет, состоялась? Что бы Мурад сказал ей сейчас, как объяснил бы все, что случилось в прошлом. Разве есть оправдание тому, чему нет оправдания. Мурад тут же отгонял эти мысли. Ему не хотелось вспоминать давно прошедшие события, в которых было много такого, отчего становилось не по себе.
- О чем теперь жалеть? - успокаивал он себя. – Все, что случилось, - к лучшему. Вот и Ася давно, наверное, замужем за хорошим человеком, семья у неё есть, дети. Конечно, она счастлива. Почему же нет? Ася красивая, милая, хозяйственная – что еще нужно в браке нормальному мужчине? А вот он, ненормальный, дважды попробовал свить домашнее гнездышко - не получилось. Не семейный он человек, видимо, по сути своей. Так что еще неизвестно, кому из них не повезло.
- Слышь, Мурад, а давай я тебя познакомлю с какой-нибудь козырной московской дамой и женю на ней. Ты ведь в Европе живешь, сам знаешь, какая сейчас мода на русских невест? Даже американцы наших девушек с удовольствием импортируют в жены. А почему бы и нет? Русские женщины красивы, трудолюбивы, не то, что ваши западные «эмансипе» - воблы сушеные…
- И что я тебе плохого сделал, Витька? Зачем ты меня женишь? - шутил Мурад с другом. - Мне и так хорошо. Может, завидуешь? Хочешь, чтобы и мне тяжко стало от домашнего гнета? Нет уж, меня моя жизнь вполне устраивает.
Этот разговор с Виктором на разные лады уже много лет периодически повторялся. Вот и в этот раз перед выездом из Москвы в Кисловодск Виктор решил свести его со своей знакомой Тамарой, познакомил друга с ней. Тамара Мураду понравилась: молодая, красивая, независимая, доктор наук, врач- патологоанатом. Он отметил про себя все прелести и заслуги очередной невесты, но ограничился приглашением Тамары погостить два выходных дня в загородном доме Виктора. Мураду вдруг захотелось отдохнуть с этой красивой женщиной на природе, вдали от шумной и перенаселенной Москвы. Ни о чем другом он изначально не думал. А потому с самого же начала дал Тамаре недвусмысленно понять: ни на что другое, кроме короткого романа, ей рассчитывать не стоит. Несмотря на это, она согласилась провести с ним время. Два дня пролетели незаметно, и Тамаре очень не хотелось расставаться с Мурадом, за два быстротечных дня общения и их внезапного, но приятного обоим сближения мужчина понравился ей еще больше. Тамара все еще надеялась на продолжение отношений, так как чувствовала по отношению и настроению Мурада, что понравилась ему как женщина. А после разговора с Виктором, подробно рассказавшем ей о своем друге, Тамара очень рассчитывала на перспективу более серьезных отношений с Мурадом.
Провожая Тамару домой после двухдневного отдыха с ней на природе, Мурад подарил ей роскошный букет роз и очень дорогую вазу, на которую она засмотрелась в одном из антикварных магазинов на Арбате.
- Не могу я принять такой дорогой подарок, - сопротивлялась Тамара, тронутая его вниманием. - Это антиквариат, ваза стоит сумасшедших денег. Я просто загляделась на красоту.
- У тебя очень хороший вкус, Тамара. А такой женщине, как ты, надо дарить только редкие вещи, - галантно ответил ей Мурад. – Пусть эта красивая ваза будет у тебя в память о нашей встрече. Спасибо тебе за все. Мне было хорошо с тобой. Мурад все- таки настоял на том, чтобы растерявшаяся Тамара приняла подарок. Откуда ему было знать, что тем самым он разрушил все иллюзии, мечты и планы Тамары на счастливый брак с ним.
- Ну и как? – спросил Виктор, встретив друга после их уикенда. Он уже говорил с Тамарой по телефону и знал о том, что все планы женщины разрушены. Но последняя надежда все- таки свести друга с Тамарой не покидала Виктора.
- Твоя Тамара - хорошая женщина, умная, деловая, уверенная в себе, - ответил Мурад, улыбаясь. Словом, русский вариант Маргарет Тэтчер.
- Не понял, - озадаченно спросил Виктор. – Тебе Томка как женщина не понравилась, что ли?
- Почему же? Понравилась. Говорю же, Твоя Томка - хорошая женщина. И что бы я без тебя делал, старый сводник?
- Снял бы себе, как обычно, девочку дорогую, на большее ты не способен, ленивец, - недовольно ответил Виктор. А с этим твоим контингентом, даже из элитных, мозги напрягать не приходится. Не надо стараться понравиться, удивить чем-то. Не надо даже любить самому. За деньги эти девочки все сделают сами – и за тебя, и за себя.
- Кто бы уж говорил то про элитных девочек и нежелание напрягать мозги и душу.
- У нас с тобой разная ситуация, у меня в плане личной жизни все позади. А у тебя все еще очень даже может быть …. Сам Бог велел.
- Нет, Тамара – это настоящий подарок, я тебе его не забуду, ведь даже среди нашего с тобой элитного контингента подруг на одну ночь нет докторов наук. Хотя иногда встречаются с солидным высшим образованием. В прошлый раз я ушел из ресторана с девочкой. А она, ты не поверишь, окончила философский факультет МГУ. Вначале понять не мог, кого это я снял, удивлялся ее грамотной речи, изысканным манерам.
- Верю! И даже объясню такой феномен - философам даже с ученой степенью не платят за месяц работы так, как ты платишь этой девчонке за одну ночь. А ради таких денег можно не только философский факультет закончить, но еще и освоить множество разных специальностей, наук и навыков. Твоя девочка – философ - всего лишь жалкий русский вариант японской гейши- те ведь тоже годами готовятся к искусству обольщения, изысканным манерам, умению говорить, петь, играть на разных инструментах. Однако, мы отвлеклись. Скажи только честно - как тебе Тамарка?
- Твоя Тамара во всем хороша и универсальна: и красивая, и умная, и любовница классная, и все при ней.
- Да ну тебя! Чего ты дурачишься, когда я тебя серьезно спрашиваю? Тамарка - отличная женщина, а ты дурак. Надеюсь, все про себя понял? - огрызнулся Виктор.
- Понял, я дурак. Мурадушка-дурачок - почти как в русской сказке, - рассмеялся Мурад и обнял друга.
В тот же вечер на плече Виктора рыдала Тамара.
- Мурад мне как элитной путане цветы подарил и вазу дорогую, - заливалась слезами она. - И ни слова о следующей встрече не сказал, словно попрощался. За кого он меня принял-то?
- Дура ты, Томка. Где же это видано, чтобы путанам цветы и вазы дарили? И вообще, чего ты ревешь? Он же тебе не зелененькие под подушку положил?! Не поймешь вас, женщин, ей-богу.
- Я замуж хочу, Витька, ребенка хочу, – плакала над своими утраченными иллюзиями Тамара.
- А какого черта сразу же поехала с этим бабником за город, на дачу? Даже в продвинутой Америке умная женщина в постель сразу не прыгнет. Или думала, что Мурад женщин никогда не видел, удивить и поразить его хотела, да?
Пристыженная Тамара тихо заплакала, а Виктор сочувственно обнял подругу за плечи:
- Ну, все, Томка, все, родная. Прости, я не прав. Не в тебе дело, не в том, что на дачу с ним поехала, – это Мурад такой, он свободу свою потерять боится. А так, ты ему очень понравилась, правда.
Виктор решил больше не приставать к Мураду с предложением жениться. Понял, наконец: его друг более чем на короткий роман не настроен.
Вот и сейчас в ожидании Виктора Мурад откровенно скучал в этом кафе. Смотрел по сторонам, искал хоть какую-то радость для глаз – ножки, глазки, женские формы покрасивее, но все вокруг было не то.
Неподалеку от Мурада сидела немолодая пара в возрасте под семьдесят, а может быть, и больше. И мужчина, и женщина были одеты по-спортивному - в футболки, кроссовки, шорты. Мужчина – стройный, подтянутый – лишь морщины и дряблая кожа его рук и шеи выдавали возраст, на голове бейсболка. Женщина - необъятная толстушка, каким-то образом втиснутая в шорты небывалого размера. На голове у пожилой дамы – кокетливая пышная шляпа с перьями, в ушах - огромные нелепые серьги, на шее и руках множество дешевых украшений, которые она, видимо, только что приобрела здесь же, на ярмарке безделушек у входа в парк.
Она была ярко напудрена, напомажена, налакирована, а из-под шляпки выглядывали седые волосы, сжеванные химической завивкой. Мурад окинул пожилую даму взглядом и невольно улыбнулся: на ее ногах были самые настоящие фирменные адидасовские кроссовки с носочками. Все это – вычурные клипсы, пышная шляпка, шорты с футболкой и кроссовки «Адидас» на ногах старушки произвело на Мурада такое впечатление, что он вдруг неожиданно рассмеялся. И получилось довольно громко.
Пара в недоумении обернулась, и Мураду стало неловко. Он улыбнулся бабульке и кивнул. Она ответила на его приветствие и улыбнулась, вложив в улыбку всю свою женственность, былое очарование и кокетство.
-А может, так и надо жить, - подумал Мурад. - Сказано же у классика - не умирай, пока живешь. Надо радоваться жизни, каждому ее дню и мгновению, а не ждать заранее смертного часа. Вот старики и радуются. И кому- какое дело, кроссовки старушка надела или туфли на высоком каблуке, шорты или вечернее платье? Она так хочет, ей так удобно, ее любимому это нравится (старик в подтверждение его мыслей не сводил со своей спутницы восхищенных глаз) – значит, все остальное неважно.
-Старею, философом становлюсь, - подумал Мурад, рассердившись на себя. – Даже отдыхать разучился. Все бы мне искать гармонию во всем, правильность. Что со мной в последнее время происходит? Мне уже и женщина никакая понравиться не сможет.
Мурад был недоволен тем, как начался их с Виктором кисловодский отдых. Они уже четвертый день живут в одном из самых дорогих элитных санаториев Кисловодска, но до сих пор не познакомились с интересными женщинами. Вернее, это Мурад не познакомился, а Витька даром времени не теряет. И правильно делает! Что за отдых без женщин?
Он опять осмотрелся вокруг. В кафе за столиками женщины были. Но одни из них отдыхали со своими спутниками, другие были совсем не в его вкусе.
Мураду всегда нравились блондинки. Вот и сейчас он почти машинально обратил внимание на молодую женщину с волосами цвета спелой пшеницы за одним из соседних столиков. Она сидела одна и, с пристрастием глядя на себя в маленькое зеркальце пудреницы, подкрашивала пухлые губы.
- Ну вот, и эта златовласка ждет кого-то, перышки чистит, - подумал он. – Хороша, ничего не скажешь. Хотя могла бы быть и помоложе, - подумал про себя Мурад и стал придумывать повод с ней познакомиться.
Но в это самое время к столику подошла молодая женщина с маленьким мальчиком. Блондинка радостно поприветствовала ее и усадила рядом.
Мурад попытался рассмотреть вновь прибывшую. Женщина была в темных очках, и единственное, что сразу бросалось в глаза, – ее точеная фигурка. Это была миниатюрная статуэтка, а не женщина. В отличие от сидевшей с ней за одним столиком блондинки она была жгучей брюнеткой.
-Они с златовлаской как день и ночь - настолько контрастные, - подумал Мурад о женщинах, за которыми с интересом наблюдал.
Густые красивые волосы брюнетки спадали на узкие изящные плечи. Она села спиной к Мураду, а блондинка, к его удовольствию, осталась на своем месте, и потому он мог продолжать наблюдать за ней.
-А брюнетка тоже ничего, – из любопытства продолжая рассматривать обеих женщин, подумал Мурад. - Мы с Витькой могли бы неплохо провести с ними время, если бы не этот мальчишка. Брюнетка, видимо, замужем, с сыном отдыхает, потому вся из себя такая серьезная, неприступная. Блондинка попроще, но кто знает- может, и она не свободна. Хотя какое значение имеет для мужчины семейное положение понравившейся женщины, когда речь идет об отдыхе и ни к чему не обязывающем времяпровождении? Курортный роман на то он и курортный, чтобы не учитывать, что было до него и что будет после. И все - таки лучше бы златовласка осталась одна без этих пришельцев - Мурад к ней сейчас же подсел бы и познакомился. Принесла нелегкая эту брюнетку- статуэтку, да еще и с ребенком. Виктору эта черненькая, скорее всего, понравится. Ему всегда брюнетки нравились. Бурный роман молодости Виктора со студенткой из Армении помнили все его друзья, которые тогда с трудом вывели его из депрессии. А его ненаглядная Анаит, вдоволь поморочив голову безумно влюбленному в нее русскому парню, все-таки уехала в свой Ереван. И не одна, а с защитившим диссертацию соотечественником Кареном. Виктор тогда почернел от горя: эта была его вторая неудача в любви, но Анаит зацепила его крепко - он долго не мог забыть свою смугляночку. Может, потому и женился потом, не глядя, не раздумывая, почти случайно. Вряд ли, будучи в здравом уме, смог бы остановился на своей Людмиле.
-Интересно – эта блондинка натуральная или крашеная? – Мурад снова переключился мыслями на приглянувшуюся ему женщину.
И в то же время, продолжая пристальное наблюдение за соседним столиком, он думал: почему так задерживается Виктор? Пора бы ему уже прийти.
Женщины о чем-то оживленно беседовали. Брюнетке стало жарко, и она собрала волосы в руку, пытаясь связать их резинкой в пучок на затылке. Из-под копны роскошных черных волос показалась тоненькая шея. Она была такой неестественно белой, относительно черных, как смоль волос, и такой беззащитной, как травинка на сильном ветру, что Мурад неожиданно для себя вздрогнул.
Внутри у него словно что-то оборвалось, сердце вначале птицей взлетело вверх, а потом резко упало наземь. Мурад и сам удивился своей реакции, почувствовав прилив волнения и необъяснимо щемящей жалости к незнакомке. И от этого странного чувства к пока еще даже не увиденной им женщине у него перехватило дыхание. Мурад почувствовал, как его целиком и полностью охватило не желание, не влечение, а именно нежность, трепет и что-то давно забытое.
-О, господи... Что это со мной происходит? Видимо, давно женщины не было, - осудил он себя за такой всплеск эмоций, хотя знал: это было совсем не похоже на его обычную реакцию относительно женских прелестей.
Мурад вновь перевел взгляд на блондинку.
-К черту статуэтку! Вот то, что мне сейчас надо. Блондинка была беленькой и пухленькой, как сдобная булочка, хотя полной ее не назовешь. Мураду всегда нравились женщины типа Мэрилин Монро. Блондинка была чем-то отдаленно похожа на кинозвезду. Тонкая кофточка так красиво и аппетитно облегала ее пышные формы, высокую грудь и тонкую талию...
-А эту дистрофичную Нефертити надо будет Виктору показать, - подумал Мурад о брюнетке. Она ему точно понравится. Виктор всегда любил в женщинах кожу да кости, и чтобы ни жиринки на них. А Мураду с некоторых пор нравились женщины, что называется, приятной полноты, кошечки, как он их называл. И блондинка была именно такой. Женщины, изможденные диетами прожаренные в соляриях, как куры-гриль, Мураду и в Германии надоели, в нем всегда брал верх здоровый дух кавказского мужчины. Но, несмотря на это, худенькая, как балерина, брюнетка, почему- то особо привлекла его внимание.
Блондинка, заметив боковым зрением интерес Мурада к собственной персоне, стала удивленно поглядывать на него. Брюнетка сидела к нему спиной и потому не замечала пристального наблюдения за их столиком. Она была занята только мальчиком, увлеченно болтала с ним о чем-то, потом встала и подошла с ним к огромному аквариуму, где плавали удивительно красивые и необычные рыбки. В это время им подали мороженое, и мальчик нетерпеливо увлек свою спутницу за столик. Блондинка, продолжая разговаривать с подругой, все время посматривала на выход, и Мурад забеспокоился:
– Так и есть, блондинка явно кого-то ждет, а он тут как последний идиот о ней размечтался. Наверное, уже сейчас на горизонте появится ее мужчина. Но вместо мужчины за столиком появилась пожилая женщина с маленькой комнатной собачкой на руках.
Брюнетка поднялась с места навстречу ей, а потом обняла пожилую даму и усадила рядом. Они смотрели друг на друга с удовольствием, обе были радостно взволнованы встречей. Поприветствовал старушку и мальчишка, он, чмокнув ее в щеку, забрал из ее рук собачку, а потом полностью переключил внимание на нее. Спокойнее всех отреагировала на вновь прибывшую блондинка - улыбаясь, кивком поздоровалась со старушкой и, подозвав официантку, сделала дополнительный заказ.
Виктора все еще не было. И Мурад, посмотрев на часы, позвонил другу на мобильный. Телефон Виктора был отключен.
-Все ясно с этим стареющим Казановой, - вспомнил вдруг Мурад. - У него же свидание! Вчера Витька активно «клеил» Наташу – диетсестру из столовой, настойчиво приглашая ее прогуляться к источнику вместе. Глаза Наташи горели ответным огнем. Виктор накануне проводил ее после работы домой, вручил какие-то дары. Вначале девушка подумала о благодарности очередного отдыхающего, к чему они в санатории привыкли. Но даже для их элитного контингента подарки Виктора были дорогими, к тому же, отдыхающие обычно благодарили персонал накануне отъезда. А курортная смена щедрого москвича только началась. Наталья сделала вывод, что Виктор просто ухаживает за ней, невозможно было не заметить его интерес и воодушевление. Наташа была рада этому, и ее можно понять. Виктор, интересный, обаятельный и щедрый, всегда вызывал в женщинах как минимум симпатию. Вот и Наталье он сразу же понравился.
-Значит, Витька занят сейчас этой сестричкой. Ну и черт с ним, - подумал Мурад, почему-то вдруг развеселившись от своей запоздалой догадки. – Пусть отдыхает и отрывается по полной, его Людмила из той категории жен, которые не располагают мужей к верности.
Мурад дружил с женой друга, ценил человеческие качества Людмилы и даже любил ее почти по-родственному. А также уважал в ней профессионализм.
Людмила была одним из лучших хирургов Москвы, профессором, доктором медицинских наук. Кроме большой хирургической практики, от которой она не только не собиралась отказываться, но и не уменьшала количество выполняемых операций, Людмила вела научную и педагогическую работу в одном из медицинских вузов столицы. И всегда была в работе. Дома прибиралась и готовила для них за зарплату соседка Елизавета Сергеевна. А мужские радости в редкие свободные часы успешного бизнесмена Виктора доставляли ему дорогие «девочки» - красотки, словно сошедшие с обложки глянцевых журналов. Многие из них были бы не прочь завести с ним более близкие отношения, и даже не основанные на материальной заинтересованности. Но Виктор всегда хотел иметь именно такую, ни к чему не обязывающую связь с женщинами. Это позволяло ему порой даже не спрашивать имени очередной куколки во время встреч и любви, а уже наутро без угрызений совести забывать о ней как об очередном сладком сне.
Мурад в душе жалел друга: его жену Людмилу - резкую, грубоватую трудно было назвать нормальной женщиной. А суровая профессия хирурга, не располагавшая к сантиментам, с годами выхолостила из Людмилы остатки женственности. Они с Мурадом часто уходили от некурящего Виктора на балкон покурить. Мурад смотрел на Людмилу и понять не мог: как утонченный Виктор с его особыми критериями эстетики и красоты мог жениться на ней – мужеподобной, неинтересной во всем и даже не пытающейся преобразиться женщине.
-Дура ты какая-то, - по- свойски ругал Людмилу в моменты их задушевных бесед Мурад, но в то же время жалел жену друга. - Сейчас даже уродливую обезьяну в институтах красоты преображают до неузнаваемости. А ты нормальная женщина без изъянов и уродств, но словно обещание себе дала – не дай Бог хорошо выглядеть.
Мурад был прав: Людмила и не собиралась прихорашиваться: совсем не пользовалась косметикой, а ее простая стрижка была задумана так, чтобы особый уход и укладка ее волосам не требовались. Казалось, Людмила даже одежду выбирает самую безликую и по фасону, и по цветам, чтобы ее в этих серых нарядах, не дай бог, никто не заметил. Семейная жизнь друга вызывала у Мурада тоску – ему было жаль Виктора, заслуживающего семейного счастья и лучшей жены. Интерес у противоположного пола Виктор вызывал всегда и немалый, но продолжал жить с Людмилой в их сером, безрадостном и даже бессмысленном браке. У них не было детей, общих друзей и интересов, а потому супруги абсолютно не нуждались друг в друге и почти не пересекались ни в повседневной жизни, ни в делах и планах. Может быть, потому на все попытки Виктора женить его у Мурада сразу же возникал протест - пример семейной жизни друга вызывал у него отвращение к браку и стойкое желание оставаться холостым. Он в свою очередь тоже советовал Виктору:
- Тебе, Витька, надо найти себе достойную женщину для души и тела одновременно. Много ли радости дают тебе путаночки - однодневки?
- Бросить Людку я уже не смогу, - отвечал Виктор. – Может, и надо было сделать это раньше, не получилось у нас с ней жизни. Но теперь я уже не оставлю ее. Она родная мне, как сестра, родная, понимаешь. Мы уже давно забыли с ней, что супруги. Я только шаг в ее сторону сделаю - она тут же лапки кверху поднимает: - Витька, будь другом, не надо. Мне выспаться надо. Я устала, как черт, как три черта. У меня сегодня три сложные операции, нервы на пределе. А завтра у меня - лекции, студенты, дипломники. И вот так ежедневно в разных вариантах – уже много лет. Одно время с ума сходил – думаю, может, кто-то появился у нее. Узнавал, следил за ней, но нет у Людки никого, она действительно вся в работе.
-Ты меня не понял, Витька, - сказал ему Мурад. - Не бросай свою Людмилу ни в коем случае. Разве я, ее друг, тебе такое посоветую? Просто заведи себе милую и хорошую подругу- женщину для серьезных отношений.
-Заведи!! - передразнил Мурада Виктор. – Разве женщина – собачка или хомячок, чтобы я мог ее себе завести? Женщину надо или счастливой сделать или уж лучше ее не «заводить». А какое может быть счастье нормальной женщине с женатым человеком, который не собирается оставлять жену? А я не собираюсь. Ни за что и никогда не брошу Людку! Сам подумай, на кого я ее, ненормальную, оставлю? Кому она нужна? И ребенка в свое время не родила, дура несчастная, сколько ни просил. Все резала людей и штопала. Но теперь уже все. Ладно, Мурка, меня такая жизнь вполне устраивает, уже привык. Девочки супермодельки меня ни к чему не обязывают, и совесть на следующий день молчит. У меня, русского человека, менталитет другой, Мурад. Это вы там, на Кавказе почти все многоженцы.
Мурад молча смотрел на друга и восхищался гениальностью Толстого: прав был старик - каждая несчастная семья несчастлива по-своему. Виктору - успешному, благополучному во всех отношениях мужчине, не хватало самого элементарного и такого естественного - женской ласки, внимания жены. У Мурада в его двух браках было все, и даже в избытке. Обе его жены - Алина, первая его жена, с которой он прожил совсем недолго, и вторая - Ирма, подарившая Мураду счастье отцовства в лице единственной дочери Гульнары, были женственны, красивы, успешны, любили мужа страстно и нежно. Все было, но, к сожалению, не сложилось. А потому за его плечами два развода. К счастью, бывшие жены Мурада удачно вышли замуж и теперь счастливы в своих новых семьях. Значит, он никому не испортил жизнь. А свою дочь Гульнару Мурад обожает, как и раньше, и балует как принцессу: она совсем не чувствует отсутствия в ее жизни отца.
У бывших жен Мурада все сложилось. А у него? Что у него сейчас и в будущем? Фирма и недвижимость в разных странах, много денег на счетах в банках. Дочь - любимая рыжая девчушка, уже студентка, но еще такой ребенок…
Почему же он не чувствует себя счастливым? Что омрачает его, в общем-то, удавшуюся жизнь? Может, Мурад однолюб? Но что тогда помешало ему остаться с единственной любимой?
-Как глупо все получилось, - с досадой и чувством вины подумал он об Асе, своей первой и, видимо, единственной любви. Он никогда больше не был счастлив в отношениях с другими женщинами. А с ней…. С ней он понял: поэты ничего не придумывают, когда пишут о небе в алмазах и полетах души, о крыльях у влюбленных и сладком опьянении, об уходящей из-под ног земле и головокружении, когда любимая рядом... Все это и у него было когда-то. Только с ней и было, с Асей.
….Ася, Асенька… Они познакомились в день ее рождения. Вернее, в этот день Мурад, шестилетний мальчик, узнал, что у соседей по лестничной площадке родилась девочка. А впервые он увидел Асю в день выписки из роддома.
Мураду не терпелось увидеть малышку, потому что и мама, и сестренка на все лады говорили об Асе как о чудо-девочке:
- Это же надо родиться такой красивой! - восторженно говорила его мама о новорожденной дочке своей подруги и соседки. - Глазки огромные, уже с ресничками, волосики длинные, взгляд вполне осмысленный, умный.
Мурад до этого никогда не видел таких маленьких и даже представить себе не мог, какими они бывают. А в тот день, когда их соседку тетю Луизу вместе с маленькой Асей забрали из роддома, он вместе с мамой встречал их.
-И что они все красивого в ней увидели? - думал мальчик, вглядываясь в сморщенное красное личико новорожденной. Эта живая кукла вызывала у него только жалость – она была такая крошечная, беззащитная, жалобно пищала.
Их матери дружили, и Мураду часто поручали присмотреть за девочкой – покачать коляску, погулять с ней во дворе. Иногда это ему нравилось, а порой надоедало так, что хотелось выбросить эту орущую девчонку из окна или с балкона.
- Мне надоела эта ваша Ася, - сказал он однажды ее маме, устав от своих обязанностей внештатной няни.
- Зря ты так, Мурадик, - улыбалась тетя Луиза, - вот подрастет моя Аська, красавицей станет, ты в нее влюбишься. А я ей тогда скажу, что ты за ней смотреть не хотел.
- Я? Влюблюсь? В нее?! – удивился семилетний Мурад. – Нужна была она мне, ваша Ася!
Но девочка очень часто оставалась с ним. Вскоре Мурад научился кормить малышку детскими смесями, поить ее из бутылочки, и даже при необходимости переодевать девочку. Она росла, и он все больше и больше привыкал к малышке. Ясли-сад находился рядом с их домом, и восьмилетнему Мураду со временем стали доверять сопровождение маленькой Аси в ясли. А девочка была крайне недовольна, когда вместо Мурада за ней приходили родители. Плакала всю дорогу: «Муяке ачу!», что в переводе с детского лепета означало: « К Мураду хочу». Малышка души не чаяла в соседском мальчишке, выбегала ему навстречу, обнимала от радости ноги Мурада. Он тоже привязался к Асе как к родной, и нередко откладывал для нее даже единственную конфетку или яблочко, которым его угощали.
Ему было двенадцать лет, когда однажды, придя из школы, он увидел у подъезда толпу людей.
- Что случилось? - спросил он у соседских мальчишек.
- Ваши соседи разбились на своей машине, они погибли. Только твою Асю выбросило из машины, она почти не пострадала.
- Девочка в рубашке родилась – ни переломов, ни серьезных ушибов, только ссадины, - обсуждали произошедшее соседи.
У Мурада впервые за всю его недолгую жизнь так не по-детски сильно сжалось сердце. Впервые он увидел горе так близко. Мурад зашел в соседнюю квартиру, где собралось множество людей - плачущих и кричащих. На диване сидела испуганная Ася, о которой, казалось, все забыли. Ножка девочки была наспех перебинтована, на щечке и голом плечике были царапины и ссадины. Ребенок со страхом и непониманием смотрел на происходящее вокруг, а в огромных глазах маленькой Аси застыли слезы. Увидев Мурада, девочка потянулась к нему, и он, неожиданно для себя, рванулся к малышке. Никому ничего не говоря, он взял Асю на руки, она тут же благодарно обвила его шею своими ручонками. И Мурад унес ее к себе домой. Запершись в своей комнате, он горько плакал, прижимая головку малышки к себе, а она грустно смотрела на него и гладила его лицо, вытирала ладошками слезы, утешала, еще не осознавая случившегося несчастья.
Так в одночасье Ася потеряла родителей и осталась круглой сиротой. Мурад помнит, как долго и безутешно плакала тогда мама. Как через некоторое время в квартире соседей поселилась бабушка маленькой Аси, до этого проживавшая в доме сына. У сына была большая семья - четверо детей, и потому бабушка решила поселиться с девочкой- сиротой в квартире покойной дочери. Мурад по-прежнему провожал Асю в садик, а вечером, возвращаясь из школы, забирал ее. Асина бабушка говорила ему, что может делать это и сама, но мальчик оставил эту обязанность за собой. Мальчик не мог передать словами своего счастья, когда маленькая Ася, увидев его, радостно выбегала навстречу, и быстро начинала одеваться. А потом послушно протягивала ему свою ладошку, и они вместе шли домой.
Перед Новым годом Мурад попросил маму, чтобы Ася встречала праздник с ними. Мама и сама собиралась пригласить девочку с бабушкой к ним в новогоднюю ночь. А накануне она дала Мураду денег, столько, сколько он просил у нее на дорогую игру. Мама приготовила подарки и для Сони с Асей. Но Мурад не купил себе желанный подарок, хотя давно мечтал о нем. Сложив деньги, подаренные мамой, с содержимым своей разбитой копилки, он купил подарок для Аси - огромную куклу и нарядное пышное платье.
- Ты же не будешь меня ругать? – спросил Мурад маму, придя из «Детского мира». - Я все свои деньги на подарок Аське потратил. Купил ей большую куклу, которую она давно хотела. А еще - платье, она мне такое на других девочках показывала и просила: - Когда будешь большой и на работу пойдешь – купи мне такое платье, как у принцессы. Хорошо? Я пообещал, а потом решил не откладывать Аськину просьбу надолго. Решил купить ей и платье, и куклу к Новому году. Я же правильно сделал, мама??
Мать, тронутая самоотверженной добротой сына, расплакалась, обняла Мурада.
- Боже! Какой у меня в семье, оказывается, уже взрослый мужчина, – сказала она, целуя своего двенадцатилетнего сына. - Вот я и дождалась. Мой сын совершил настоящий мужской поступок.
Игру, от покупки которой ему пришлось отказаться во имя подарка для Аси, мама купила Мураду в тот же день, а вечером положила ее под елку. Платье, с любовью выбранное Мурадом для его маленькой принцессы, они с мамой поменяли на другое, еще более красивое Асиного размера.
Вечером в новогоднюю ночь Мурад зашел к соседям, чтобы напомнить им о приглашении. Но бабушка Аси, еще не так давно потерявшая дочь, не захотела праздновать и участвовать в застолье, осталась дома. Асю же, принарядив в новое платье, она отправила к соседям. Девочка веселилась от души, показывала всем свое платье и куклу, благодарно обнимала Мурада, Соню, свою любимую тетю Гулю, которая теперь стала для нее второй мамой. А та тайком смахивала с глаз слезу.
-Бедная девочка, она даже не может осознать всю глубину постигшего ее горя...
Накануне Ася, будучи у них, долго сидела у окна и думала, а потом тихо сказала:
-Раньше, когда папы и мамы не было дома, я их ждала. Иногда долго ждала - но они все равно приходили. А сейчас почему-то не приходят.
Мать Мурада, и без того тяжело переживавшая смерть близких ей соседей, не выдержала и расплакалась.
Ася повернулась и посмотрела на нее:
-Не плачьте, тетя Гуля. А то мне вас жалко, и себя жалко и вас.
Она немного помолчала и добавила:
- Скажите мне, тетя Гуля, что такое «погибли»? Это значит, что мама с папой никогда не придут и даже не позвонят нам? Ни вам, ни нам? И никогда мы их больше не увидим? Никогда-никогда? Их больше нигде нет?
Глаза девочки были грустными и полными слез. Кажется, в тот день она впервые всерьез задумалась о своей потере. Но сегодня, в новогоднюю ночь, Ася, уже забыв обо всем на свете, вертелась под елкой. Детство само по себе безоблачно. Так Мурад и Ася почти все время были вместе. Девочка-сирота души не чаяла в Мураде: для нее соседский мальчик был самым непререкаемым авторитетом, всемогущим, всесильным. Он – ее защита и опора.
Ася знала: никогда и никому он не даст ее в обиду, защитит от любой беды.
-Я Мураду скажу, - говорила она, угрожая своим обидчикам во дворе, а потом уже и в школе.
Много лет прошло с тех пор, но и сейчас Мурад, уже взрослый солидный мужчина, отчетливо помнит первый школьный день Аси, когда увидел ее, нарядную и счастливую первоклассницу с огромными белыми бантами в волосах. Он смотрел на свою воспитанницу и думал: какой красивой она стала, повзрослев. Мурад помнит, как перевел взгляд на ее бабушку, стоящую рядом. Та старалась спрятать набегавшие на глаза слезы. Боль старушки ему была понятна: дочери и зятю, родителям Асеньки, не суждено было проводить свою девочку в первый раз в первый класс. И теперь из родных Аси здесь только она. Вот и расстроилась старушка, вспомнив покойных дочь и зятя. Но двенадцатилетний Мурад серьезно сказал тогда пожилой женщине, отведя ее в сторонку:
-Не плачьте, пожалуйста, бабушка. У Аси сегодня праздник. Не надо ее расстраивать. А своими слезами Вы ей все плохое напоминаете.
Бабушка Аси тут же взяла себя в руки, обняла мальчика и пообещала держаться.
Каждый школьный день для первоклассницы Аси был праздником. Она светилась от счастья, показывала Мураду свои книжки и ранец, альбомы и пенал, вертелась перед ним в своей новой юбке и туфельках, которые купил ей в подарок дядя. А приходя из школы, ежедневно показывала Мураду свои тетрадки, хвалилась пятерками, засыпала своего лучшего друга многочисленными вопросами. В школу Мурад и Ася тоже ходили вместе, учились они в одну смену, но забирала девочку из школы бабушка: уроков у Аси было еще не так много, как у старшеклассника Мурада.
…Шли годы. Мурад из мальчика подростка превратился в долговязого юношу. К Асе у него по-прежнему было родственное, особо трепетное отношение. Он искал ее глазами на переменах, спускаясь на этаж младших школьников, опекал и защищал от обидчиков и школьных задир, которые вскоре поняли: лучше эту девчонку не трогать, с ее телохранителем шутки плохи.
В семье Мурада к Асе относились как к дочери – она много времени проводила у них, но играла не с Соней, которая была не намного старше ее, а с Мурадом. Но при этом Ася никогда не мешала Мураду, если он читал, делал уроки или играл, когда говорил с друзьями по телефону. Девочка тогда пристраивалась где-нибудь рядышком и, не отвлекая его, делала свои дела: читала, рисовала, играла в куклы, мурлыкала под нос какие-то песенки, говорила сама с собой. Или просто тихо сидела, наблюдая за Мурадом.
Ей было одиннадцать, когда Мурад перешел в выпускной класс. Одна из соседок, заметив, что Ася ходит за ним по пятам и все время пропадает у соседей, в основном в комнате Мурада, сказала его матери, что не следует подросшей девочке и мальчику все время быть вместе. Как бы из этого чего не вышло. Всё-таки девочки и мальчики - они как огонь и вода.
-Да что ты такое говоришь, Ума, - возмутилась мама Мурада. – Они же еще дети и всегда были как брат и сестра, даже с Сонечкой, родной сестрой, Мурад не так близок. Я только рада этому. У моего сына теперь две сестры, ведь покойная Луиза была мне не чужим, а очень близким человеком.
Тогда слова соседки показались матери Мурада абсурдными и противоестественными. Но и потом, когда особое отношение девочки к ее сыну стало очевидным, мать Мурада видела в этих проявлениях все что угодно, но только не влюбленность.
Так было и тогда, когда одноклассники Мурада, не найдя подходящего помещения для проведения вечеринки к 8 марта, решили с разрешения его мамы отметить это мероприятие у них дома. Они собрали деньги, накупили продуктов и собрались для подготовки и проведения праздничного застолья. Самая большая и почти пустая комната в их квартире вполне подходила для вечеринки с танцами.
Девочки, одноклассницы Мурада, вместе с его мамой и сестрой с утра суетились на кухне, готовили разные блюда и салаты, а ближе к вечеру стол был накрыт и ломился от обилия еды, печеного, фруктов, сладостей.
Молодежь быстро перешла от праздничной трапезы к танцам, и мама Мурада, радостно глядя на повзрослевшего сына, танцующего с одноклассницей, ушла на кухню, чтобы не смущать его.
Аси у них не было с вечера накануне - вместе с бабушкой она уехала на выходные и праздники к родственникам в село. Но девочка уже на второй день заскучала и стала проситься домой. Бабушка, во всем и всегда уступавшая просьбам внучки-сироты, согласилась вернуться в город, хотя ей очень хотелось побыть с родными еще день- два.
Ася с бабушкой приехали домой уже вечером, когда праздник у соседей был в самом разгаре. Девочка, и без того соскучившаяся по своей второй семье и особенно по Мураду, уже в подъезде услышав музыку за их дверью, даже домой заходить не стала, сразу же помчалась туда. Она не видела своего кумира два дня, и они показались девочке вечностью. Так много ей хотелось рассказать Мураду о своих впечатлениях, о встречах с родными, о самом разном. Она привыкла делиться с ним всем до мелочей, советоваться и обсуждать все свои планы и детские дела. Так было и на сей раз. Она мчалась к Мураду, чтобы показать медальончик, который подарила ей сестра бабушки. Узнать о том, как он жил тут без нее целых два дня.
Входная дверь соседей была открыта. Девочка тихо и незаметно вошла в квартиру и прислушалась. Из кухни слышались незнакомые голоса, и среди них голоса матери и сестры Мурада. В большой комнате, в которую Ася приоткрыла дверь, несколько пар танцевали медленный танец…
Ася глазами искала Мурада. И вдруг у нее словно перехватило дыхание. Она увидела его танцующим с красивой высокой девушкой. Мурад шептал ей что-то на ухо, они смеялись и смотрели друг на друга с нескрываемой симпатией.
Ася, так и не замеченная увлеченными танцем гостями, стояла как вкопанная у двери. Она и сама не сразу поняла, отчего ей вдруг стало так горько и больно, причем настолько, что глаза ее наполнились слезами. Откуда ей, девочке – подростку, было знать, что в ней впервые проснулась женская ревность. Ася вдруг вспомнила лицо девушки, с которой танцевал Мурад, она не раз видела ее на фотографиях. В альбоме Мурада было много фотографий, но на большинстве снимков была запечатлена именно эта красавица с челкой.
Мурад заметил Асю и обомлел. Она стояла бледная, растерянная, с уже готовыми пролиться из глаз слезами.
-Что такое, Аська? – подошел он к девочке, оставив свою партнершу посреди комнаты. Он взял дрожащие руки Аси в свои и обеспокоенно спросил: - Почему ты плачешь?
Вопрос Мурада окончательно вывел расстроенную Асю из равновесия, и она расплакалась. А потом неожиданно для себя вцепилась в девочку, с которой он только что танцевал.
-Уходи, зачем ты сюда пришла? Уходи… Я тебя ненавижу, - кричала она громко и истерично, схватив испуганную соперницу за руку. Девочка с челкой ничего не могла понять и только испуганно пряталась от нападок одиннадцатилетней Аси за спиной Мурада. А он, ошеломленный происходящим, схватил соседскую девочку за руку и вывел из комнаты:
- Ты что, сдурела, Аська? Что тебе Диана плохого сделала? Ты ведь даже не знаешь ее?
-Знаю, знаю, - продолжала рыдать Ася, - я видела ее у тебя на фотографиях. Пусть не трогает тебя, пусть вообще уходит отсюда!
Мурад и сам был еще слишком молод, чтобы распознать в этом порыве соседской девочки обыкновенную ревность. Он так ничего и не понял, а потом, обсуждая с матерью и Соней внезапную истерику Аси, они всей семьей пришли к выводу: это была своеобразная ревность сестры…
-У нее ведь никого нет, кроме нас. А тебя она особенно любит, Мурад. Ты для нее и отец, и брат. Вот Аська и ревнует тебя ко всем. Она и к Сонечке, по-моему, тебя тоже ревнует, когда ты ей больше внимания уделяешь, - сказала ему мама, не предполагающая даже, что в сердце одиннадцатилетней соседской девчонки, которую Мурад опекал с самого рождения, может родиться совсем другая любовь…
Ася не отдавала себе отчета в своем отношении к Мураду. Но она знала одно – для нее этот парень был всем - самым близким, родным и дорогим человеком на этой земле. И никого на свете она не любила так, как Мурада, даже бабушку.
Асе было интересно все, что его касалось. Она любила все, что любит Мурад, так же, как и он, выбирала вареный лук из супа, любила фильмы о войне и комедии, смотрела и слушала спортивные передачи. Болела вместе с юношей за его любимую футбольную команду, вырезала фотографии его любимых спортсменов из журналов и газет, часами слушала рассказы Мурада о футболе, карате и даже о незнакомых ей спортсменах. Одним словом, смотрела на мир только его глазами.
Мурад окончил школу и поступил в университет. Ася по-прежнему была его тенью, но, взрослея, уже научилась подавлять в себе муки ревности, хотя теперь у нее с каждым днем было все больше поводов. Мурад, ничего не подозревая о чувствах соседской девочки к нему, звонил при Асе знакомым девушкам, иногда они и сами звонили ему. Безнадежно влюбленная в Мурада девочка, оказываясь свидетельницей этих телефонных разговоров, молча выходила из комнаты. И только она знала, какие страдания испытывает, слыша в телефонной трубке женские голоса, приглашающие к разговору Мурада. Но переживала и даже плакала от неразделенной любви девочка уже у себя, спрятавшись от посторонних взглядов. Мурад же не замечал ее особого отношения. Вернее, всегда думал, что Ася любит его как брата. Так же, как и он любит ее. А потому поручал девочке иногда звонить его подругам и вызывать их к телефону, не представляя, на какие страдания он обрекает Асю. Потом еще и хвалил ее, еле сдерживающую слезы:
— Спасибо, Аська. Ты свой парень...
А Ася тем временем росла и постепенно становилась девушкой. Впервые он заметил это в день ее шестнадцатилетия. Все хлопоты по поводу дня рождения Аси взяли на себя мама Мурада и жена ее дяди. С вечера женщины вместе с Асей и Соней готовили, пекли, нарезали салаты. Застолье решили устроить не у именинницы дома, а в большой комнате соседей, той самой, где отмечалось 8 марта.
-Сынок, ты завтра пораньше домой приходи. К нам в гости Асины одноклассницы и родственники придут. А ты на правах ее отца и брата должен будешь гостей встречать и провожать, - полушутя, но всерьез сказала Мураду мама.
В тот же вечер однокурсник Арсен позвал его на вечеринку, которую они устраивали на квартире одного из друзей. Туда же пригласили знакомых девочек, а потому вечер обещал быть интересным и содержательным. Но Мурад идти на вечеринку отказался, объяснив, что сегодня должен быть дома, на дне рождении Аси.
- А мы вполне успеем и то, и другое, - уговаривал Мурада друг. - Пойдем к вам, посидим часиков до восьми, потом скажешь маме, что ко мне ночевать идешь, позаниматься, мол, надо - зачеты, а учебников нет. И поедем…. Не опоздаем, наши там всю ночь гудеть собираются.
Мурад колебался, не представляя, как сможет оставить почти семейное торжество, но Арсен стоял на своем.
-Ты что, с ума сошел? Из-за какой-то малявки-соседки такой кайф хочешь испортить и себе, и нам с Тагиром? Там такие девочки классные будут, закачаешься. Кстати, одна из них, Ирина с Иняза, тобой очень интересовалась, ради тебя на приглашение Тагира и клюнула. Переспросила при этом – будешь ли ты? Она придет, и что мы ей скажем? Кем тебя заменим?
После недолгих уговоров друзья так и решили: побудут немного на дне рождения Аси, а попозже отпросятся «заниматься» на вечеринку.
Мурад оставил друга в комнате с Соней и другими девушками, накрывающими на стол, и отправился к маме на кухню. Ему надо было уже сейчас подготовить ее к своей ночной отлучке из дома. Через несколько минут Арсен заглянул к ним и глазами позвал Мурада. Он явно был чем-то взволнован.
-Все в порядке, – сказал Мурад, думая, что другу не терпится узнать результаты переговоров с мамой.
-Я не о том, Мурад. К вам сейчас одна девочка пришла, куколка. Такая классная, красивая, супермодель. Глаза на пол-лица. Познакомь меня с ней, стрела любви попала в самое сердце твоего друга.
Мурад усмехнулся:
-Хорошо еще, что стрела нашла себе место. У тебя же все сердце в этих стрелах, бабник несчастный. Ты же на вечеринку собрался, а сам тут еще на кого-то глаз положил. Предупреждаю: кто бы там ни пришел, ты губу не раскатывай, это или Сонькина, или Асина подружка. Это тебе не твои девочки с иняза, - сказал Мурад, но, заинтересовавшись выбором друга, направился в комнату за ним. Он хорошо знал Арсена – обычная девочка никогда бы не вызвала у него такого восторга.
-О ком ты? – спросил Мурад друга, войдя в зал. И вдруг все понял сам. У окна спиной к нему стояла девушка - стройная, высокая, в нежно - голубом платье. Она и в самом деле была похожа на супермодель, - Арсен, описывая ее, нисколько не преувеличил.
Мурад обомлел, он не сразу узнал в юной красавице свою Асю. Его можно было понять. Он никогда не видел Асю такой. Сейчас это была совсем другая девушка. Обычно Мурад видел соседскую девчонку в школьной форме или в домашней одежде - брючках, футболке. Сейчас же перед ним стояла девушка, богато и со вкусом одетая, ухоженная. И самое главное - взрослая, в отличие от девочки-подростка, которую он еще утром, уходя на занятия, оставил дома. Мурад не узнавал преобразившуюся Асю. От нее невозможно было оторвать глаз: точеная фигурка, огромные красивые глаза с поволокой, роскошные волосы, уложенные в красивую прическу. Это была не Ася и в то же время это была она. Мурад, не отрываясь, смотрел на девушку, а она, заметив его восторг и растерянность, засмущалась и покраснела.
- Аська, ну ты даешь! Ты такая сегодня… - только и сказал он, но договорить не смог. Не нашел подходящих слов.
Все в тот вечер проходило мимо Мурада. Он словно наблюдал со стороны, как суетятся женщины, как все вокруг восхищаются Асей, которая из Золушки в одночасье превратилась в прекрасную принцессу, из девчонки-подростка - в красивую девушку. Мурад все думал: как в сказке все получилось, неужели так может быть? Неужели столь чудесное превращение возможно?
Недаром самый любвеобильный парень их факультета Арсен потерял дар речи при виде Аси и тут же «положил глаз» на нее, искренне восхищаясь ее красотой. А потом еще умолял Мурада познакомить его со своей соседкой поближе.
Весь вечер Арсен не сводил с Аси восхищенных глаз, приглашал ее на танец, говорил комплименты. Его поведение почему-то раздражало Мурада. В конце концов он вывел друга на балкон и сказал:
- Слушай, Арсен, ты и думать о нашей Аське забудь, не то, что мечтать. Даже не смотри в ее сторону! Она тебе не Ирка с иняза, понял?
Арсен недоуменно пожал плечами, но поспешил ответить:
- Успокойся, псих... Знаю, она тебе как сестра. Так ведь я тоже ничего плохого относительно ее не хотел. Может, я жениться на твоей соседке хочу?!
- Оставь эти разговоры, придурок. Поищи себе другую для своих утех. Ася еще ребенок. У тебя в коллекции девчонок не хватает, что ли?
- Такой, как она, нет, - серьезно сказал Арсен, восхищенно глядя на Асю.
- И не будет, – ответил ему Мурад так твердо, что Арсен понял: лучше оставить эту тему и эту девочку, иначе он потеряет друга.
- Ладно, - примирительно сказал он Мураду, - тогда, может, пойдем на вечеринку, нас уже ждут.
- Ты иди, наверное, один, я попозже подойду, - ответил тот.
- А с чего это вдруг я должен один идти? Ты ведь отпросился? – не отставал Арсен, но через некоторое время все же ушел, взяв с Мурада честное слово, что тот заглянет к ним на огонек.
- Перед девчонками неудобно, сам подумай - недокомплект получается: два парня и три девушки. А куда нам с Тагиром Ирку девать? У нас свои кадры есть. Танцевать нам как? Хоровод водить что ли? – продолжал он уговаривать Мурада уже на ходу, одеваясь.
День рождения проходил шумно, весело, гостей, подарков и цветов было много. Одноклассницы Аси и ее классная руководительница сказали об имениннице много хороших слов. Потом слово предоставили матери Мурада. Она не могла говорить, расплакалась и только обняла Асю. А Мурад, глядя на повзрослевшую девушку, так удивившую всех своим чудесным перевоплощением, почему-то вспомнил серый сентябрьский день, когда он, сам еще двенадцатилетний ребенок, обнимал маленькую сироту и плакал. Вспомнил, как она тряслась тогда от холода и непонятого еще до конца, но уже прочувствованного детским сердцем большого горя.
Ася и сейчас почему-то вызывала в нем жалость, несмотря на то, что была неотразимо красива, хорошо одета и выглядела как девушка с обложки модного журнала. Но при всем этом было в ней что-то такое, отчего хотелось ее обнять и прижать к себе, защищая и ограждая от всех бед и возможных печалей.
Да, теперь у Мурада забот прибавится. Не один ведь Арсен глаза имеет. Аську надо будет из школы встречать и предупредить ее строго, чтобы нигде допоздна не задерживалась.
-Надо запретить ее вечерние занятия в танцевальном кружке, - размышлял он про себя. - Пусть или днем туда ходит или вообще обходится без танцев.
Кто-то из гостей предложил потанцевать, и все дружно поддержали эту идею. Столы были сдвинуты, и в круг вышла не только молодежь - одноклассники и подруги именинницы, но и вся ее родня.
Ася улыбалась всем счастливо и безмятежно. Ее часто приглашали на танец, и она с удовольствием выходила в круг, удивляя присутствующих своим умением хорошо танцевать. Годы посещения кружка танцев не прошли для нее даром. Зазвучала медленная музыка, и кто-то из девочек предложил объявить белый танец, самым смелым хотелось проявить свои личные симпатии к одноклассникам.
Ася подошла к Мураду, молча протянула к нему руки, и они закружились в танце. На их пару не обращали внимания, никому и в голову не могло прийти, что Мурада и Асю могут связывать другие, не братские отношения.
Они танцевали, а Мурад никак не мог понять своего нового отношения к соседской девушке. Словно он сейчас обнимал в танце не Аську, знакомую ему до боли девчонку, которую когда-то носил на руках и кормил из бутылочки с соской, водил в садик и в школу. Мурад чувствовал необъяснимое волнение и без конца сбивался с ритма в танце. Ася почему-то также была натянута, как струна, и не заметить ее волнения было невозможно. Они нечаянно встретились взглядами, и Мурад вдруг увидел в глазах девушки столько обожания, что растерялся вконец.
-Господи, что со мной происходит? Что это мне мерещится? Может, я выпил много шампанского, – растерянно подумал о своих ощущениях Мурад и решил побыстрее уйти к друзьям, чтобы уже там, в шумной веселой компании спрятаться от непонятного ему настроения, а возможно, и чувства.
- Мне уйти надо, - сказал Мурад девушке немного позже, объяснив и ей свой ночной уход заранее приготовленной для матери версией:
-Завтра у нас зачет, учебников мало, потому придется готовиться с ребятами в общежитии. Ты же не обидишься, Асенька? Позволишь мне уйти?
Девушка кивнула и посмотрела Мураду в глаза. И опять на него нашло что-то незнакомое - земля поплыла под ногами, и накатила волна нежности и волнения. Сердце поднялось куда-то очень высоко, а оттуда вдруг упало наземь.
-И все-таки причина в шампанском, - нашел для себя оправдание Мурад и поспешил уйти на вечеринку.
Но и там ни девочки, которые, как и обещал Арсен, были куколками без комплексов, что требовалось для хорошего отдыха, ни веселая компания друзей - ничто не могло вывести Мурада из странного состояния, которое он и сам пока понять не мог.
Ирина, одна из приглашенных на вечеринку студенток, как оказалось, действительно была давно влюблена в Мурада. Об этом знали все, кроме него самого. Выпив пару бокалов шампанского, она стала открыто оказывать ему знаки особого внимания. Весь вечер по ее инициативе они танцевали вместе. Ирина приглашала Мурада на танец, а он безвольно следовал за ней в танце, хотя мысли его были далеко и никак не давали ему включиться в происходящее.
Мурад вышел на балкон, Ирина, как тень, последовала за ним…
А через какое-то время он почувствовал, как девушка прижалась к нему всем телом и попросила:
- Поцелуй меня, Мурад. И вообще, давай уйдем отсюда. Ты проводишь меня домой, а я угощу тебя настоящим бразильским кофе. У нас такого не продают, это папе друзья заграничные прислали из самого Рио.
Мурад удивленно посмотрел на девушку, а она ответила на незаданный вопрос:
- Мы никому не помешаем. Мои родители в отъезде, в Москве. И при желании ты можешь у меня сегодня остаться. Я бы очень этого хотела. А чтобы ты ничего не боялся, знай: жениться на себе после проведенной вместе ночи я тебя не заставлю. Разведенная я, так что спроса за любовь с тебя не будет.
- Ты разведенная? – удивился Мурад. - Когда успела?
- А вот и успела, - горько усмехнулась Ирина. - Очень торопилась, на свою беду. В 18 лет замуж вышла, а через полгода разошлась. Так что, пойдешь ко мне?
Мураду стало неприятно от такого откровенного и недвусмысленного предложения девушки, но ему очень хотелось избавиться от настроения, которое весь вечер странным образом мучило и будоражило его. Через некоторое время они с Ириной ушли, провожаемые многозначительными взглядами и шутками друзей.
Богатство и роскошь квартиры, в которую привела его Ирина, поразили Мурада. Дорогая старинная мебель из красного дерева с инкрустацией, картины в золоченых рамках на стенах, современная техника, большой импортный телевизор - такого в те далекие времена ни у кого еще не было. Все в этой квартире было необычно – и ковры, и посуда, и тяжелые гобеленовые портьеры, расшитые золотом.
-Не квартира, а музей, - подумал Мурад, с интересом разглядывая редкие картины домашней коллекции.
А потом Ирина принесла на маленьком подносе две чашечки обещанного бразильского кофе - ему и себе. Мысли Мурада были далеко, но ни на одной из них он так и не смог сосредоточиться. Лишь иногда, вспоминая о девушке, которая сидела напротив и что-то говорила ему, Мурад пытался вникнуть в ее слова. Ирина рассказывала ему о себе. О том, как вышла замуж по большой любви, хотя родители были против. Любимый муж оказался наркоманом, и Ирке потом было трудно выдворить его из своей жизни. Восемнадцатилетней девушке впоследствии пришлось избавиться и от беременности, потому что врачи расписали ей во всей красе возможное будущее ребенка, рожденного от наркомана. Рассказ Ирины тронул Мурада, ему стало жаль ее. Ирина, всегда казавшаяся ему беззаботной и даже легкомысленной, вдруг горько расплакалась. А Мурад смотрел на нее и думал о том, как же жизнь, неправильно складываясь с самого начала, затем меняет и даже ломает людей. Вот и Ира вышла замуж по своему выбору, совсем еще юной и невинной. Любила мужа до умопомрачения, хотела иметь от него детей. Муж был первым и единственным тогда в ее жизни мужчиной. Но он подвел, разочаровал девчонку, не оправдал ее надежд. И она сломалась, пустилась во все тяжкие от обиды на судьбу. Кто знает, может, и у Ирки, старающейся заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту веселыми, не всегда пристойными вечеринками, все потом будет хорошо. Встретится ей хороший парень, женится на ней, будут у них дети. Дай бог, чтобы все было именно так - Ирина, как видно, неплохой человек. Вот и плачет сейчас так жалобно, по-детски кусая губы…
- Все у тебя будет хорошо, Ириша. Тебе еще и двадцати лет не исполнилось, не стоит так отчаиваться, - от души пожалел девушку Мурад, пытаясь успокоить ее. Ты обязательно выйдешь замуж, станешь мамой, и все для тебя сбудется.
- Может быть, все так и будет, - ответила Ирина грустно. - Но трудно в это верится. По-моему, и у родителей мало надежд на мое счастливое будущее. У меня, казалось бы, есть все для этого. И квартиру со всем содержимым родители мне подарили, у нас еще один дом есть, а я у родителей одна. Папа сказал:
-Выходи замуж за хорошего парня. Я все для вас сделаю. И машину, говорит, зятю подарю, и на работу хорошую устрою, лишь бы достойный человек рядом с тобой был. И чтобы ты другой стала. Я отца понимаю и согласна измениться, ведь все мои шатания от скуки. Выйду замуж, буду безвылазно дома сидеть – хочу семейной быть, мужа с работы ждать, детей воспитывать. Но вот где его найти - мужа достойного? Хорошие ребята себе подобных девушек ищут. А кто меня возьмет с моей подмоченной репутацией? Скажи, Мурад, ты бы на мне женился?
Мурад растерялся от такого прямого вопроса девушки и опустил голову. А Ирина, выдержав паузу, вдруг махнула рукой, встала и извлекла из бара бутылку французского шампанского. Тон ее из грустного и задушевного вновь стал другим – бесшабашным и неестественно веселым.
- Мы просто мало выпили сегодня, Мурад. Вот меня на эти грустные разговоры и потянуло. А ты не верь мне! И не надо меня жалеть! Все у меня хорошо. Я сама себе такую жизнь выбрала. Черт с ним, один раз живем. А медали за отказ от удовольствий еще никому нигде не вручали. Давай с тобой выпьем за любовь! За счастье, не важно, с кем и когда оно у нас будет, если вообще будет!
- Ира, не надо, не пей больше. Ты же и там немало выпила, – попросил ее Мурад. - Мне и самому достаточно.
- А почему не надо? - шаловливо улыбнулась девушка. – Чем я рискую? Приставать ко мне ты, к сожалению, не собираешься - это заметно. Хотя я была бы не против! Так давай хотя бы выпьем.
Мураду так же, как и Ирине, хотелось сейчас забыться, заглушить в себе так не нравившееся ему странное настроение, которое тревожило и волновало. В этом непонятном состоянии он пребывал весь вечер. И они с Ириной опять выпили. Шампанское приятно расслабляло, и на душе постепенно становилось спокойно и приятно.
А потом Ирина достала с полки японский магнитофон, погасила верхний свет и включила настенное бра. В комнате стало еще уютнее, полилась тихая медленная музыка, под которую сам Бог велел любить и быть любимым.
Ирина прильнула к Мураду и положила свои руки на его плечи. НЕ успели они сделать несколько движений в медленном танце, как Ирина взяла инициативу в свои руки. Горячие поцелуи девушки, ее страстный шепот, жгучие объятия, нежные и нетерпеливые руки, расстегивающие ворот его рубашки … Мурад вяло откликался на ласки Ирины, отмечая про себя и ее изящную фигуру, и нежность ее кожи. Девушка была красивой, страстной, умелой в любви. Мурад и не заметил, как Ирина завела его в спальню. Они сели на край огромной кровати. Девушка жадно целовала Мурада, увлекая теперь уже на подушку, ее руки обнимали и ласкали, и он, наконец, сдался, будучи уже не в силах бороться с возникшим ответным желанием. Мурад словно провалился в какое-то сладкое забытье: рядом была красивая и нежная женщина, которая любила его, желала, щедро ласкала. Вдруг резко, как удар молнии, перед ним встали грустные большие глаза Аси. От этого видения Мурад неожиданно вздрогнул, и, мгновенно протрезвев, вскочил с кровати. Почти оттолкнув от себя девушку, он виновато сказал ей:
- Прости меня, Ирочка, не могу я… Прости… Может быть, в другой раз…
Ирина растерянно посмотрела на него, а он, стараясь не встречаться с ней взглядом, торопливо оделся, извинился и вышел из комнаты. Боковым зрением Мурад видел: Ирина плачет.
Домой он пришел поздно. Ася, уже переодетая в халатик, вместе с Соней мыла посуду на кухне. Девушки обсуждали прошедший вечер.
- О-о, Мурадик пришел, - обрадовалась Соня, - а мы уже заканчиваем убирать. Чай будем пить с тортиком? Ты присоединишься?
-Нет, - сказал он, пряча глаза от Аси,- я спать пойду.
С тех пор их отношения с Асей стали совсем другими. Девушка перестала пропадать у них, заходила редко, а мама и Соня все время спрашивали Мурада, не обидел ли он ее?
Мурад и сам не мог до конца разобраться в том, что же произошло между ним и девушкой. Мысли о возможной влюбленности в соседку он для себя почему-то не допускал, а если они и возникали, то сразу отгонял их как недозволенные.
Однажды Соня, расстроенная новостью, по секрету сообщенной ей знакомой однокурсницей Мурада, поделилась ею и с Асей. Она сказала, что в брата влюблена легкомысленная разведенка с иняза Ирина. И что самое обидное: Мурад, кажется, отвечает ей взаимностью. Говорят, встречается с ней, иногда даже ночует у этой Ирины. Та девчонка сказала Соне, что однажды она видела, как они ушли с вечера домой к Ирине.
- Даже не знаю, стоит ли говорить об этом маме, - огорченно делилась с соседкой и подругой Соня, - она очень расстроится. А если не сказать, вдруг Мурад сдуру влюбится в эту Ирину и женится на ней. А разве о такой невестке мечтала мама?
- Может, неправду говорят? - спросила побледневшая Ася, чувствуя, как у нее дрожат ноги.
- Да нет, видимо, это правда. Ирина не раз сюда звонила, только я тогда не знала о ней ничего, - продолжала сыпать соль на рану, ничего о чувствах Аси не подозревающая Соня. – Значит, ночевки Мурада в общежитии накануне зачетов – не что иное как отмазка. Он ходит к ней, к этой разведенке, теперь я это знаю. Вот и сегодня, говорят, в общежитии намечается вечеринка, однокурсница Мурада отмечает свой день рождения. Она пригласила туда и эту Ирину, видимо, ради Мурада. А потом, ясное дело, он к ней ночевать пойдет, а нам позвонит и соврет что-нибудь про семинар и дефицитные учебники. А бедная наша мамочка, конечно же, разрешит ему заночевать в общежитии...
Ася, еле сдерживая себя, попрощалась с Соней, даже не подозревающей, какое страдание доставили девушке ее новости о Мураде.
В тот вечер на улице шел проливной дождь. И молодежь, собравшаяся на день рождения, никак не хотела расходиться – все ждали, что ливень вот-вот перестанет. Было уже поздно, и комендант общежития не раз намекала им, что гостям надо уже расходиться, пора и честь знать. Тем более, что они засиделись, а торжества, начавшиеся после занятий, затянулись до поздней ночи.
Наконец гости, так и не дождавшись прекращения дождя, собрались расходиться. Шумно собирались, распределяли, кто кого пойдет провожать.
- Ты проводишь меня, Мурад? – спросила у него Ирина.
-Конечно, Ира я тебя провожу. После той ночи Мурад испытывал неловкость перед девушкой, ему казалось, что он обидел и унизил Ирину тогда своим внезапным уходом. Но ведь он этого не хотел. Неужели Ирина и сегодня хочет позвать его к себе? Как же ей объяснить, что он не пойдет к ней ни сейчас, ни потом. И почему она сама до сих пор этого не поняла. Мурад твердо решил для себя – проводит Ирину до подъезда, сошлется на то, что ждут дома, и сразу же уйдет.
- Везет же дуракам, - искренне завидовал ему Арсен, - у нас, бедных, столько проблем возникает: где девочку без комплексов, найти, где с ней время получше провести и средства где взять на какие-то угощения, подарки. А от тебя, придурок, девушка ничего не хочет – только тебя самого. И какая девушка! Мне бы на твое место...
Мурад только рукой махнул в ответ:
- Место рядом с Ириной свободно, так что можешь попробовать оказаться там. А меня оставь в покое, Казанова. Знаю, у тебя других проблем нет. Не могу я быть с Ириной, не люблю я ее...
Вот и сейчас Арсен поглядывал на уходящих вместе Мурада и Ирину с завистью. Он бы с удовольствием провел время с этой куколкой, а может, и женился бы на Ирине – ради ее папочки с его деньгами и связями и вытекающих из этого перспектив.
-А что? Ирка сейчас, конечно, гуляет без руля и ветрил, но, может, потом, когда замуж выйдет, станет другим человеком. Из таких, говорят, примерные жены и матери потом становятся, - рассуждал Арсен, пожирая девушку глазами, - Да нет, жениться на Ирке - это уже слишком. Придется потом с вечно опущенной головой по городу ходить. А вот время с ней провести можно. Но эта дура зациклилась на Мураде и, говорят, ни с кем теперь даже рядом быть не хочет. А ведь до этого с любым шла, только пальцем помани.
- И чем ты ее в ту ночь так удивил? – нагло улыбаясь, двусмысленно спрашивал Арсен друга. А Мурад, вспоминая прошлое после дня рождения Аси, и сам думал о том, как удивил Ирину и даже самого себя, оторвавшись от нее в самый разгар их разбушевавшейся страсти. Вряд ли до этого вечера он так мог поступить. И нашел бы силы оторваться от такой безумно красивой и страстной Ирины, да еще в момент, когда они были почти близки.
Но сейчас Мурад твердо решил для себя: в квартиру Ирины он не поднимется, уйдет сразу же, проводив ее до подъезда.
Дождь лил как из ведра. Ирина нежно прижалась к Мураду, взяла его под руку. Ребята разбились на группы и ловили такси. Ирина с Мурадом стояли отдельно от всех. Ребята то ли специально оставили их наедине, то ли в их сторону не было попутчиков.
Мурад поймал такси и, посадив в него девушку, собирался сесть сам, как вдруг его окликнул Арсен:
- Мурад, подожди!
- Чего тебе? Опять ты со своими пошлыми шуточками? – спросил Мурад нетерпеливо, спеша укрыться в машине от дождя.
- Посмотри, кто там, у стены. Там эта девушка, соседка твоя, Ася…
Мурад обернулся и увидел Асю. С нее, промокшей до нитки, струйками стекала вода. Девушка вся дрожала от холода. Одежда прилипла к ней и облегала все ее стройное красивое тело. Волосы и лицо были мокрыми, но даже при этом на лице были заметны слезы. Ася плакала. Лицо ее выражало такое невыразимое страдание, что Мураду стало страшно.
Он заплатил за такси, глазами перепоручил другу проводить Ирину, и когда машина тронулось с места, подбежал к дрожащей Асе.
- Ася, Асенька, - Мурад взял ее мокрое от дождя и слез лицо в ладони, - что случилось с тобой? Как ты оказалась здесь? Не молчи, что стряслось?
Ася безутешно плакала. Мурад быстро стянул с себя куртку, сам не зная, зачем, надел ее на совершенно мокрую Асю. И уже затем, взяв ее за руку, стал искать на пустой дороге свободное такси, одновременно продолжая расспросы:
- Что случилось, Аська? С бабушкой твоей что-то случилось или у нас? Не молчи, прошу тебя.
Ася отрицательно покачала головой, и опять рыдания стали сотрясать ее худенькое, насквозь промокшее под одеждой тельце. Мурад, видя, как она дрожит, решил отложить разговор – в любом случае дома все станет ясно.
На лестничной площадке Мурад прислушался к голосам за их дверью. Бабушка Аси, как оказалось, была у них, и оживленно спорила о чем-то с мамой Мурада.
Они, видимо, и не заметили отсутствия Аси, думая, что она дома или у подружек. Девушка никуда, кроме школы и кружка танцев, не ходила, и потому беспокойства по поводу ее отсутствия никогда и ни у кого не возникало.
Мурад, услышав за дверью голоса мамы и Асиной бабушки, немного успокоился и вздохнул с облегчением: значит, ничего особенного в их семьях не случилось.
- Сейчас же переоденься, Аська! Набери себе горячую ванну, выпей чаю и прими аспирин. Как бы ты не заболела, вся дрожишь, - заботливо сказал он Асе. - Приведи себя в порядок, а потом спокойно объяснишь мне, что произошло. Я так ничего и не понял. Но не хочу тебя сейчас пытать.
- Не надо, Мурад, не будем об этом говорить. Так получилось, ничего особенного. Я случайно оказалась недалеко от общежития, увидела там тебя и твоих друзей, потому и остановилась, только и всего, - сказала Ася, пряча глаза.
Девушка немного успокоилась и усилием воли взяла себя в руки.
- Но почему тогда ты плакала, где успела так промокнуть? – спрашивал Мурад, но его вопросы оставались без ответа.
Ася, опустив голову, молчала. Не могла же она сказать, что, узнав от Сони о влюбленной в него Ирине и ожидавшейся вечеринке, она более трех часов простояла под проливным дождем у входа в общежитие. Хотя сама не понимала, для чего она это делает, что хочет предпринять, как потом объяснит этот поступок Мураду.
Пауза затянулась, и Мурад, видя, как промокшая насквозь девушка дрожит, тут же сменил свои вопросы командой:
- Ладно, сейчас это не так важно. Прими горячую ванну, выпей чай - и в постель, потом поговорим, завтра.
Мурад пошел к себе и внимательно посмотрел на мать, Соню, Асину бабушку. Не заметив ничего особенного, спросил:
- Все нормально у вас?
- Да, - удивленно ответила мать. - Все живы и здоровы. Аська, наверное, где-то у подружек, а мы, как видишь, тоже в полном составе.
На следующий день, вернувшись с занятий, Мурад узнал, что Ася заболела.
- У нее высокая температура, сбить никак не могут, - тревожно сообщила ему мама. - А бабушка ее врача вызвать не догадалась, решила Асю народными средствами подлечить - травками, курагой. Я сама о болезни ее только вечером узнала, послушала – хрипы у нее.
- Надо бы врача вызвать, - обеспокоенно сказал Мурад.
- Понимаю, ты мне свою подопечную не доверяешь. Но я, к твоему сведению, тоже врач, пусть детский, но мединститут окончила, - полушутя сказала мама. – А Аська пока еще больше ребенок, чем взрослая. Хотя ты прав, врача в любом случае надо вызвать, и флюорографию сделать не мешает, чтобы пневмонию исключить...
У Аси действительно оказалось тяжелейшее воспаление легких. И Мурад с мамой и Соней все время были у соседей, жалея расстроенную бабушку Аси, которая все время плакала, видя, как внучка с высокой температурой бредит.
- Почему Вы отказались уложить Асю в больницу? - отчитывала бабушку девушки мать Мурада. - Завтра же надо уложить девочку в стационар.
Мурад не находил себе места. Он не мог смотреть на осунувшееся личико Аси, темные круги под глазами.
Жалость, нежность и что-то пока еще незнакомое переполняло его, когда он видел чистые темно-синие глаза девушки, ее измученный взгляд.
Девушка уснула, и бабушка с матерью Мурада ушли на кухню. Он сидел в кресле и тупо смотрел в телевизор, работающий без звука.
Весь вечер девушка металась в бреду, а мама, измерив девушке температуру, сделала ей укол и испуганно сказала:
- Скорее бы уж утро, температура у Аськи сорок с хвостиком. И ничем не сбивается. Девочку надо срочно госпитализировать. А то ей все хуже и хуже становится.
Мурад подумал о том, что, прожив почти двадцать три года, он и не знал до этого, что такое настоящий страх. Сейчас страх сковал его душу, он боялся за Асю.
- Мама, она не может умереть? – не выдержав, спросил он у матери, заметив ее беспокойство.
- На такие вопросы ответы бывают не у врачей, сынок, а у Бога. Наша Ася, конечно же, тяжело заболела, но пневмонию наши врачи, к счастью, лечить умеют. А потому будем надеяться на лучшее. Завтра положим девочку в больницу, попросим, чтобы уделили ей побольше внимания.
- Мама, пожалуйста, сделай что-нибудь, - умоляюще сказал Мурад. - Я боюсь за Аську.
Мама внимательно посмотрела на сына, но и на этот раз материнское сердце не подсказало ей истинной причины панического страха Мурада и его беспокойства за девушку. Она и сейчас увидела в этом особую братскую привязанность его к девушке-сироте.
Мурад пытался отогнать от себя грустные мысли, но почему-то не получалось.
Ася снова застонала, опять заметалась по кровати, слабо шевеля сухими губами и пытаясь что-то произнести…
- Мурад, Мурад, - услышал он вдруг свое имя.
Жалость и нежность к ней, такой больной и беспомощной, полностью захлестнули его. Мурад почувствовал, как комок предательски подкатывает к горлу. Но он тут же попытался взять себя в руки, подошел к девушке, положил руку на ее пылающий лоб.
-Аська, Асенька, что ты наделала, глупая? Зачем ты гуляла под проливным дождем? - мысленно говорил он с ней и вдруг подумал: а может, у нее, уже повзрослевшей девушки, есть своя тайна, своя любовь. Может, в тот вечер на свидание к кому-то бегала. К какому-нибудь однокласснику или еще к кому. И в тот дождливый вечер этот «кто-то» посмел ее обидеть, потому Ася и плакала так горько и отчаянно. Об этом девушка, конечно, просто постеснялась бы ему сказать. От этих неожиданно пришедших на ум догадок кровь ударила ему в голову.
-Я убью того, кто хоть пальцем ее тронет, кто ее обидит, я за одну ее слезу могу убить, - сказал он сам себе и тут же поспешил успокоиться: – Да нет, такого быть не может. Ася - ангел, чистый ангел. С ней не может ничего такого приключиться. Мурад опять посмотрел на измученное болезнью лицо девушки и обратился к ней уже вслух:
- Ася, Асенька…
Она открыла глаза. Взгляд был мутным. Ася прищурилась, глядя на него, словно пытаясь его разглядеть. Видно было, что даже это простое движение глаз, взгляд давались ей сейчас нелегко.
- Мурад, Мурад, - прошептала она слабым голосом, и слёзы вдруг градом хлынули из ее глаз.
- Что, Аська? Что, хорошая моя? – замирая от нежности к ней и страха за такую для него дорогую жизнь, спросил он.
- Я люблю тебя, Мурад. Я люблю тебя, - повторяла Ася, а по горящим от жара щекам ручьем бежали слезы. Мурад, сам не понимая, что делает, приподнял ее лицо с подушки и неожиданно поцеловал прямо в сухие пылающие огнем губы. Ася обвила его шею своими горячими руками:
- Мурад, скажи, ты любишь ее? Ты любишь эту Ирину? Иначе, зачем в тот день хотел уехать к ней? Я не смогу жить, если ты ее любишь. Я умру без тебя.
Мурад остолбенел. Вот, оказывается, в чем дело. В ту дождливую ночь Ася не случайно оказалась у общежития, ее привела туда ревность.
- Ася, глупая, глупенькая... Я никого не люблю, кроме тебя, - признание и полное осознание этой истины пришли к Мураду одновременно. Он вдруг озвучил ей то, что и сам абсолютно точно понял только что.
-Да, да, да! Я люблю ее, как же я не мог понять этого раньше? Или понимал, но прятался от этой правды, - лихорадочно думал он, прижав к себе девушку, гладя ее спутанные, взмокшие от жара волосы.
- Аська, Асенька моя. Только моя. Ты всегда со дня своего рождения была моей, и никому я тебя не отдам.
Весь вечер Мурад так и просидел с ней рядом, держа ее руку.
- Не уходи, - попросила она, прерывисто дыша от не оставляющего ее жара. - Ты уйдешь, Мурад, и я сразу умру.
- Я не уйду, Аська. Я никуда от тебя больше не уйду, - сказал он, чувствуя, как у него предательски дрожит голос, и на глаза набегают слезы.
-Боже мой, что эта девчонка делает с ним? Мурад даже в детстве стеснялся плакать, считая, что мужчина и слезы – понятия несовместимые.
На следующий день Асю положили в больницу с двусторонней пневмонией. Мурад ходил к ней по два раза в день, подолгу сидел у ее кровати. Но и тогда это никого из родных не удивило.
- Я всегда знала, что наш Мурад к Асе привязан, но что до такой степени - и не представляла. Он, наверное, собственных детей так любить и опекать не будет, - с удивлением говорила его мама Асиной бабушке и соседям, глядя, как переживает за соседскую девушку ее сын. Но о том, что между ними могут быть другие отношения, она даже и не задумывалась.
Ася медленно поправлялась. Мурад спрашивал себя: помнит ли девушка их признания в любви и поцелуи или это так и осталось в ее горячечном бреду? С тех пор они больше ни разу не говорили на эту тему. Но Мурад не бредил, он любил Асю и, до конца осознав свое отношение к девушке, уже не скрывал этого.
-Почему я так боялся признаться ей в любви? Почему даже себе в этом не мог признаться? - удивлялся Мурад. - Ведь Ася не сестра мне, и даже не родственница. Почему же мне нельзя ее любить? Почему нельзя, если это уже случилось?
Ася выписалась из больницы, и ее привезли домой. Мурад смотрел на нее, похудевшую и осунувшуюся, с нежностью.
Влюбленные друг в друга, они все чаще стали оставаться наедине, а потом уже и встречаться. И что было странно - оба почему-то стеснялись своих домашних, старались скрыть от них свои новые отношения. И это им удавалось, потому что родные и близкие слишком уж привыкли видеть их вместе и воспринимать как брата и сестру, а потому и в мыслях не допускали других отношений между ними.
Мурад, у которого уже были женщины, к Асе относился совсем иначе – он даже руку к ней протянуть боялся, как бы не обидеть, как бы не позволить себе лишнего в отношениях с любимой.
Однажды вечером они гуляли в парке, где повсюду встречали влюбленных. Некоторые пары целовались, другие шли в обнимку. Ася неожиданно повернулась к Мураду и срывающимся от волнения голосом спросила:
- А почему ты меня никогда не целуешь?
Мурад растерялся. Тот случай, когда в ответ на признание девушки он, не сдержавшись, неожиданно для себя, поцеловал Асю в губы, так и остался единственным. Мурад молча смотрел на любимую, он был не в силах объяснить, что он так дорожит ею, безгранично бережет и уважает ее настолько, что боится обидеть одним нечаянным прикосновением. Ася смотрела на него снизу вверх – Мурад был намного выше девушки. А он вдруг почувствовал, как начинает кружиться голова от близости ее распахнутых темно-синих глаз, полуоткрытых, ждущих его поцелуя по-детски пухлых губ.
- Аська, понимаешь, я просто боюсь…- ответил он, чувствуя дрожь во всем теле.
А она молча поднялась на носочки и потянулась к его губам. Поцеловала его неумело, по-детски, но тут же, застеснявшись, убежала вперед по аллейке. Он догнал ее, обнял и крепко, страстно поцеловал в губы. Она ответила на его поцелуй, а потом, отодвинувшись от него, спросила, глядя прямо в глаза:
- Мурад, ты ведь меня никогда не бросишь?
- Никогда, - даже не задумавшись, ответил Мурад. - Я всегда буду рядом.
Но очень скоро им все же пришлось расстаться, хотя оба думали, что даже долгая разлука ничего не изменит в их жизни.
Мурад окончил вуз и был рекомендован в целевую аспирантуру при МГУ. Ася в этот же год поступила на первый курс мединститута, она всегда училась хорошо и, к удивлению многих, справилась с вступительными экзаменами и конкурсом сама, без денег и связей.
Накануне отъезда Мурада в Москву они сидели у Аси на кухне. Бабушка уехала в село к родным, и влюбленные были сейчас одни в квартире. Ася долго плакала, хотя Мурад обещал ей звонить часто и приезжать при первой же возможности.
- Если ты перестанешь плакать, - сказал он тихо,- я скажу тебе сейчас что-то очень важное.
Девушка еще продолжала всхлипывать, но изо всех сил старалась успокоиться. И вскоре, глядя на него распухшими от слез глазами, спросила:
- О чем ты, Мурад?
- Я люблю тебя - это ты знаешь. Но ты еще не знаешь о том, что ты моя невеста. Вот я тебе и сообщаю - как только закончу учебу, мы с тобой поженимся. Ты же согласна стать моей женой?
Глаза девушки засияли:
- Да, Мурад? Да? Это правда?
- Конечно, правда. Как же иначе, если мы с тобой любим друг друга.
- Я люблю! Это правда, я люблю тебя!!! - почти крикнула Ася.
- А я что, не люблю, глупенькая? – улыбаясь, спросил ее Мурад и привлек девушку к себе.
У него закружилась голова от этой нечаянной близости, от запаха ее волос и вкуса ее солоноватых от слез губ. Мурад усилием воли сумел оторваться от любимой, сдержаться.
- Мне, наверное, лучше уйти, - сказал он. - Пойду я, Асенька. Завтра увидимся, я ведь только вечером уезжаю. Мурад сделал несколько шагов к двери и обернулся.
Ася смотрела на него, и в глазах ее опять заблестели слезы.
-Почему ты плачешь, моя хорошая?
- Мне кажется, что у нас с тобой ничего не будет. Почему-то мне кажется, что мы не будем вместе, - ответила она и, помолчав, добавила:
- Я знаю, почему ты уходишь, почему дрожишь. Знаю, чего ты боишься. А хочешь, я уже сегодня буду твоей женой? Хочешь? Какая разница, мне ведь, кроме тебя, никто никогда не будет нужен. Я буду только твоей или ничьей больше, понимаешь? Твоей или ничьей!
Мурад смотрел в ее чистые глаза и понимал, как эта девушка безгранично дорога ему. Он любил ее всей душой, каждой клеточкой и у него, в отличие от Аси, не было ни тени сомнения, что они будут вместе. Девушка протянула к нему руки, и он крепко прижал ее к себе, но почти сразу оттолкнул.
- Все, Аська, я ухожу. А ты закрываешь двери и ложишься спать.
- Мурад, но ты уже завтра уезжаешь,- заплакала она опять, - давай еще немного побудем вместе, поговорим. Если не хочешь здесь, я пойду к вам, можно? Там же у вас тоже никто не спит, я знаю. Соня твои вещи собирает, мама готовит. Я хочу к вам.
- А я хочу, чтобы моя невеста сейчас легла спать, а завтра была красивой. Ты только посмотри на свое распухшее лицо. На фронт меня, что ли, провожаешь? Не надо так плакать - плохая это примета.
-Я не буду, не буду, - прошептала ему Ася. - Только ты не говори о плохих приметах. Разве все не от нас с тобой зависит?
- От нас, – улыбнулся Мурад.- Но в жизни всякое бывает. Вдруг ты меня не дождешься, разлюбишь, встретишь другого человека.
Ася ладонью прикрыла его губы:
- Я тебя разлюблю? Я не дождусь? Я? Даже не шути так, Мурад, даже не шути. Ты - единственный мой! Никогда никого в моей жизни больше не будет. Я тебя дождусь. Если даже придется ждать очень долго. Я же сказала тебе - я буду или твоей или ничьей.
На следующий день Ася, выбрав момент, когда они были одни, сказала:
-Мурад, я не пойду провожать тебя на вокзал. Я не смогу этого выдержать. Буду плакать, и все обо всем догадаются.
- Родная моя, как хочешь. Но мы не будем делать из наших отношений секрета. Как только приеду на первые же каникулы, поговорю с мамой - и ты официально станешь моей невестой, - с нежностью глядя в ее заплаканные, припухшие от бессонной ночи и слез глаза, сказал Мурад.
- Все равно на вокзал я не пойду. Не выдержу, - повторила Ася, уже сейчас готовая разрыдаться по поводу предстоящей разлуки. - Не смогу я видеть, как поезд тебя увозит.
Мурад обнял ее за худенькие плечи, привлек к себе.
- Может, ты и права, мне тоже будет трудно расставаться с тобой при всех...
В огромных глазах Аси опять появились слезы.
- Почему ты плачешь, любимая? - спросил ее Мурад.
- От радости, - ответила девушка и расплакалась еще сильнее. - От радости, что ты меня любишь…
В день отъезда Мурада Ася старалась не показываться никому на глаза, ссылаясь на недомогание.
- У тебя же грипп, Аська, - сказала мама Мурада накануне вечером, увидев распухшее от слез лицо девушки. – И глаза, и нос покраснели, воспалились. Завтра ты на вокзал с нами не пойдешь, тебе отлежаться надо.
Ася и без того не смогла на следующий день встать с постели: сказались сутки беспрерывных рыданий. Она лежала и молча перебирала в памяти все, связанное с Мурадом, и получалось, что это была вся ее жизнь. Сколько помнила себя – столько помнила его рядом с собой.
На следующий день она простилась с Мурадом дома. Девушка стояла у окна, думая о скорой разлуке, о том, что надо взять себя в руки. И вдруг услышала голос Мурада:
- Ася…
Она обернулась на зов, а потом сама шагнула к нему. Обняла, прижалась к его груди, уткнулась в нее, как котенок, ищущий спасения и тепла.
- Мурад, скажи... Как я буду теперь жить? Я смогу без тебя? – спрашивала она, еле сдерживая рвущиеся из груди рыдания.
- Милая, родная моя, ты слишком много плачешь. Зачем? Я же люблю тебя, уезжаю не навсегда... Не плачь, я же сказал: это плохая примета - слезы перед дорогой.
Ася испуганно посмотрела на него:
- Не буду плакать. Ни одной слезы не будет у меня, пока ты не приедешь, обещаю, Мурад. Все, видишь, я уже улыбаюсь, - вместо улыбки на лице у Аси появилась гримаса, в которой еще заметнее была боль.
Мурад целовал ее глаза и волосы, ее мокрые от слез солоноватые щеки, пухлые губы. Он прижимал ее к себе так, словно хотел слиться с ней, забрать ее с собой, не оставлять здесь - заплаканную, родную, любимую...
- Мурад, я видела нехороший сон, - сказала Ася. - В нем ты приехал, вернулся, я бегу тебе навстречу, а ты проходишь мимо, меня не замечая. Это был страшный сон, такой страшный. Потому я и плачу.
- Аська, малышка моя глупая. Когда же ты повзрослеешь? Это был всего лишь сон. А во сне все и всегда бывает наоборот. Я приеду, ты меня встретишь на вокзале, я возьму тебя на руки и пронесу по всему городу, хочешь?
- Нет, не хочу, - на полном серьезе ответила Ася. - Так никто не делает. Над нами люди смеяться будут.
- Маленькая ты у меня еще, Аська. Совсем ребенок. Самый родной на свете ребенок, девочка моя, - с нежностью глядя на любимую сказал ей Мурад.
- Я хочу спросить – сказала ему вдруг Ася смущенно. - Когда мы поженимся, у нас будут дети?
Мурад рассмеялся и опять подумал: какой же она еще ребенок!
- Конечно, должны быть, если Бог нам их даст.
- А сколько у нас будет детей?
- О господи, Аська! Стоит ли этот вопрос сейчас для нас так остро? Да сколько захочешь!
- Я хочу много детей, Мурад. И чтобы все они были на тебя похожи, – серьезно сказала Ася, и он опять, не находя от волнения слов, растроганно обнял ее.
- Значит, не на тебя, красивую такую, а на меня обыкновенного, да?
- Не говори так, ты не обыкновенный. Ты просто не знаешь, какой ты.
-Ладно, буду думать о себе так, буду гордиться собой - пошутил Мурад над словами девушки. - Все будет так, как ты захочешь и закажешь. Итак, у нас с тобой будет много детей, да, Асенька? Тогда тем более мне нужно встать на ноги, чтобы потом наша многодетная семья могла безбедно жить. Ты согласна со мной, будущая мать-героиня?
- Согласна, - счастливо ответила Ася.
Мурад рассмеялся и опять обнял ее, а потом, с трудом оторвавшись от любимой, ушел - через час нужно было быть на вокзале.
Уже во дворе, усаживаясь в машину с дорожными сумками и провожающими его на вокзал мамой, сестрой и друзьями, Мурад вдруг обернулся и посмотрел на окно Асиной квартиры. Девушка, спрятавшись за занавеской, смотрела на него оттуда, и Мурад даже на этом расстоянии почти физически почувствовал ее страдания и боль. Всю дорогу в поезде он думал о возлюбленной.
Асе, впервые в жизни, разлучившейся с Мурадом, показалось, что время для нее остановилось с тех пор, как он уехал. Никогда еще ей не приходилось расставаться с Мурадом надолго. И даже два-три дня, когда он или она были в отъезде, казались для нее вечностью. Дни без него потянулись как годы. Ася, выделив в календаре весь период его пребывания в Москве до каникул, зачеркивала дни в большом настенном календаре красным карандашом и ежедневно пересчитывала, сколько дней прошло и сколько еще осталось ждать. А к тому времени, когда Мурад должен был уже приехать на первые каникулы, Асе показалось, что прошла целая жизнь. Тоску по нему не утоляли ни его письма, ни телефонные переговоры, которые бесплатно устраивала для них мать Асиной одноклассницы, телефонистка, в дни своих дежурств. Благодаря ей два раза в неделю влюбленные могли подолгу говорить друг с другом по телефону.
Ася все время расстраивалась во время этих разговоров, а Мурад нежно и ласково утешал ее.
Наконец наступило время каникул, и Мурад приехал. Радости Аси не было предела. Она буквально летала от счастья и любви. Мурад собирался рассказать о своих чувствах к Асе маме, но уже на второй день ей пришлось выехать в село на соболезнование. Мурад расстроено сказал Асе:
- Как жаль… Я уже сегодня хотел, наконец, рассказать обо всем маме …
- Успеем, Мурад. Какая разница, когда…
Только Соня удивленно спросила брата, заметив совсем недавно, их особые отношения:
- Не пойму я никак… У вас с Аськой любовь, что ли?
- А почему бы и нет? - смущаясь от непривычки говорить с сестрой на эту тему, ответил Мурад.
- Да ладно тебе, я же серьезно спрашиваю, - сказала Соня, так и не поверив в услышанное.
Все их близкие и родные уже давно считали Асю членом своей семьи, еще одной сестрой Сони и Мурада. И вот теперь – любовь. Все было слишком неожиданно, чтобы в такое можно было поверить.
Мурад опять уехал на учебу в Москву. А через несколько месяцев тяжело заболела его мама. Ася с тревогой наблюдала, как тетя Гуля из цветущей, еще не старой женщины неожиданно быстро превращалась в бледную безжизненную старуху. На ее лице были уже слишком заметны приметы неизлечимой болезни.
Соня, растерянная и расстроенная состоянием матери, не раз хотела вызвать брата. Но больная была категорически против этого:
- Не волнуйся, дочка, все будет не так скоро. И я успею Мурадика дождаться. Пусть он спокойно учится, не надо ему пока обо мне знать. Зачем огорчать его заранее?
Для ничего не подозревающего Мурада, приехавшего домой на очередные каникулы, неожиданная болезнь матери, ее тяжелое состояние, до неузнаваемости изменившийся внешний вид мамы стали сильным ударом. Всего лишь полгода назад его провожала на учебу здоровая и еще молодая женщина, а сейчас болезнь сильно сломила ее, уложила в постель, сделала немощной. Мурад не находил себе места. Больная мать с состраданием смотрела на переживания сына и не знала, как его утешить.
- Послушай меня, родной, я врач, и я знаю, что скоро уйду, - сказала она в один из вечеров, когда они остались наедине. - Я хочу, чтобы ты был сильным. Умоляю тебя, держись. Тебе надо будет позаботиться о Сонечке. И об Асе тоже не забывай. Ты один у них обеих остаешься.
Ася переживала горе Мурада так же сильно, как он сам и Соня. И не только потому, что обречена была мать ее любимого. Тетя Гуля с самого рождения была для нее близким и родным человеком, а с того времени, когда Ася осталась без родителей, соседка, можно сказать, заменила ей мать.
Вот и сейчас они с Соней ухаживали за ней, уже лежачей, по очереди, сменяя друг друга. Видя, что матери с каждым днем становится все хуже, Мурад не вернулся в Москву после каникул, взял академический отпуск и остался дома. Теперь он мог постоянно быть рядом с умирающей матерью, мог общаться с ней, помогать сестре и Асе ухаживать за больной. В один из вечеров он сидел у ее постели. Мать, устав от изнурительной боли, вскоре после укола заснула.
Сони дома не было. А Ася, как обычно в таких случаях, хлопотала на кухне, собираясь кормить больную. Она принесла тарелку с едой и для Мурада.
- Поешь немного, Мурадик. А когда мама проснется, я ее покормлю, - тихо сказала она ему.
- Не могу я, не хочется, - сказал Мурад, который в последние дни почти ничего не ел от переживаний.
- Прошу тебя, пожалуйста, поешь - сказала Ася. В ее глазах при этом было столько мольбы, нежности, жалости, любви. В этот момент мать Мурада проснулась и приоткрыла глаза. И вдруг, к удивлению своему, поняла то, что до сих пор не замечала. Мурад, заметив, что мать проснулась, не желая показывать тяжелобольной женщине свое поникшее настроение, оделся и ненадолго спустился во двор. Ася осталась с матерью возлюбленного. Она поправила ей подушки, усадила поудобнее, собираясь кормить. Та долго смотрела на девушку, словно впервые ее видела.
- Тетя Гуля, что-то не так? – робко спросила Ася.
Мама Мурада улыбнулась и ответила:
- Все так, родная, все очень даже хорошо. Присядь, Асенька. Иди ко мне поближе …
Ася, почувствовав, что между ними сейчас произойдет важный разговор, села и опустила глаза.
- Ася, скажи... Мне не показалось? Вы с Мурадом любите…? Ты любишь моего сына? – тихим и дрожащим от волнения голосом спросила она девушку.
- Да, - тихо сказала Ася и покраснела. - Я люблю Мурада. И мы любим друг друга. Не обижайтесь, тетя Гуля, мы и не думали скрывать это от Вас, так получилось.
Мать Мурада долго смотрела на девушку, думая о чем- то своем, а потом молча сняла с левой руки небольшое кольцо с изумрудом и маленьким бриллиантиком и одела на руку Аси.
- Это кольцо подарила мне моя свекровь, хорошая была женщина, как к дочери ко мне относилась. И сказала мне, чтобы я передала его своей невестке, - грустно улыбаясь, рассказывала она. - Я еще переспросила ее тогда:
- А почему не дочери? На что свекровь категорично ответила:
- Нет, невестке.
Я знала, почему она так сказала. Свекровь очень внука хотела. А когда Мурадик родился, она от счастья летала. Все шутили, что из-за бабушки он и ходить не научится – с рук она мальчика не спускала. Мать Мурада словно помолодела от этих воспоминаний, на ее изможденном лице появилась светлая улыбка.
Ася молча слушала ее, не зная, что и сказать от переполнявшего ее волнения, счастья и печали одновременно.
А тетя Гуля, как когда-то в детстве, ласково держала руку своей молоденькой соседки и продолжала:
- Ничего я уже не успею сделать ни для вас с Мурадом, ни для Сонечки. Ася, родная моя девочка, дай вам бог счастья. И тебе, и моему Мураду. Счастья - одного на двоих.
В тот же вечер мать долго говорила и с Мурадом, была как никогда за последнее время оживленной и веселой, а уже на следующее утро она умерла.
Мурад не мог поверить в это:
- Но ведь врачи говорили, что еще не сейчас, не скоро! – в отчаянии кричал он. Рядом безутешно плакали Соня и Ася, громко причитали собравшиеся родные.
Смерть матери убила что-то в Мураде. Он словно окаменел. Словно робот, слушал он соболезнования приходящих, что-то отвечал, подавал соболезнующим руку для пожатия. Но сам был где-то далеко, не здесь, не с теми, кто скорбно говорил ему слова утешения и просил держаться. Все это время словно кадры из фильма, перед ним проносилась жизнь с мамой, которая с детства поднимала их с Соней одна, была доброй, заботливой, нежной. Всегда и все понимала.
Вот и вчера вечером она серьезно говорила с сыном об Асе:
- Сынок, ты должен, обязан сделать эту девочку счастливой. Ведь у нее теперь, кроме тебя, бабушки и дяди, никого нет. Но бабушка не вечна, а у дяди - своя большая семья. Ася, так же как и Соня остается за тобой, сынок. Ты ведь все хорошо обдумал? Ты ее действительно любишь?
Мурад, опустив глаза, молча кивнул, хотя этот разговор казался ему сейчас таким же неуместным, как музыка на похоронах. А мама, притянув его голову к себе, поцеловала, как бывало в детстве, в макушку и долго гладила рукой его жесткие непослушные волосы.
- Мурадик мой, Мурашка... Вот и ты у меня мужчиной стал, жених, совсем уже взрослый. А я глупая этого даже не заметила. Закончишь учебу – и сразу женитесь, не откладывайте с Асей свадьбу. И она к тому времени будет курсом постарше. Живите вместе, втроем, пока Сонечка замуж не выйдет.
- Мама, прошу тебя, не надо! Ты и сама будешь с нами, ты поправишься и все увидишь сама: и мою свадьбу, и Сонину.
- Я врач, сынок, и все про себя знаю. Дни с точностью угадать не могу, но совсем скоро меня уже не будет. Я хочу, чтобы ты как мужчина был готов к этому. Чтобы не растерялся и девочек наших поддержал. А невесте твоей я кольцо свое сегодня надела. То, которое от бабушки. Хоть это успела сделать, спасибо тебе, сынок. Я ведь и не знала, что у тебя уже есть любимая. И уже тем более, не думала, что это наша Аська. И я так рада этому, так рада, сынок. Болела моя душа, думала, так и не увижу твою избранницу. Спасибо, родной. Теперь я могу уйти спокойно.
Вчера еще, слыша эти печальные слова обреченной матери, Мурад чувствовал, как холодеет его сердце, но никак не ожидал, что все случится так скоро. Но уже на утро следующего дня мамы не стало. Эта смерть потрясла Мурада особенно сильно.
Все дни после похорон Мурад сидел отрешенный и ни с кем не разговаривал. Соня, как ни старалась, не могла отвлечь брата от полного ухода в себя, в свои грустные мысли. Он молчал все время и лишь изредка односложно отвечал на вопросы. Соня и Ася провожали Мурада через полтора месяца после похорон мамы. Обе девушки стояли на вокзале в черных платках, заплаканные, провожая в дальнюю Москву одного на двоих родного человека. Обе переживали за Мурада - даже сейчас, спустя сорок пять дней после смерти мамы он так и не пришел в себя. Словно окаменела, застыла в его душе эта боль.
Первой попрощалась с братом Соня и, заплакав, отошла в сторону. Мурад молча смотрел на Асю, а она, изо всех сил стараясь сдерживать слезы, просила его, поберечь себя, держаться. Напоминала в который раз, что мама не хотела бы видеть его таким убитым.
И тут Ася заметила, как из глаз Мурада медленно пролилась скупая мужская слеза. Первая слеза, которую Ася увидела в глазах любимого за все время его тяжелой потери.
- Мурад, не надо, мой родной, - только и сказала девушка. - Ты же сам говорил, слезы - плохая примета.
Это была их последняя встреча. Через некоторое время Соню забрала к себе в Нальчик тетя, сестра матери. Квартиру и дачу осиротевших Мурада и Сони вначале сдали квартирантам, а потом продали. Тетя, приютившая Соню, жила небогато, а девушке надо было продолжать учебу и на что-то жить. Проблем с продажей их жилья не возникло - квартира была просторной, с хорошей планировкой, к тому же находилась в самом центре города. А потому жилье выгодно выкупил у них состоятельный сосед из их подъезда. Истратив небольшую сумму вырученных денег на всякие Сонины расходы, тетя отложила остальные деньги в двух равных долях - мало ли какие расходы предстоят в будущем осиротевшим племянникам, еще не вставшим на ноги. Она надеялась, что сумеет потом купить хоть какое-то жилье для Мурада и справить скромное приданное к свадьбе Сонечки.
После отъезда Сони в Нальчик Ася совсем затосковала – теперь она жила только переговорами с Мурадом, которые в последнее время случались все реже и реже. Смерть матери коренным образом изменила парня. Мурад стал холодным и безразличным ко всему. Понимая его переживания, Ася терпеливо сносила его молчание, разговоры ни о чем, порой даже беспричинное раздражение. Мурад не говорил любимой тех слов, что раньше, и только в ответ на Асины робкие вопросы о его отношении к ней односложно отвечал, что все между ними осталось по-прежнему…
Ася считала дни в ожидании Мурада, заканчивающего второй год обучения в аспирантуре, летом он должен был приехать на каникулы. Она не видела его ровно год: на зимние каникулы после очередного семестра Мурад приехать не смог. Но по телефону молодые люди связывались регулярно, хотя и не очень часто. И решили, что Мурад вначале приедет к Асе, а потом навестит в Нальчике сестру.
- Пусть Мурад не жалеет о проданном жилье. Да и зачем жалеть, если наша квартира у вас с ним есть, - говорила Асе бабушка, радуясь счастью внучки: хороший парень тебе достался, любит, серьезный, в аспирантуре учится.
Асю смущали слова бабушки, она краснела и отводила глаза, когда та заговаривала об их будущей свадьбе и совместной жизни.
- Думаю, в этот приезд Мурад уже сделает тебе предложение и захочет поговорить об этом с дядей и со мной. Мы хоть сейчас готовы скромную свадьбу тебе сыграть. А когда поженитесь, и вправду, живите здесь на здоровье, я мешать вам не буду, к сыну жить уйду. А потом, если позовете, вернусь за малышами присматривать.
…За неделю до предполагаемого приезда Мурад позвонил Асе и сказал, что приехать на каникулы не сможет: его срочно отправляют на стажировку в Германию. И свою научную работу он будет заканчивать уже там.
Расстроенная такой новостью Ася замолчала, от шока она была не в силах спросить о сроках стажировки и дальнейших планах Мурада. А он сам ответил на ее незаданные вопросы:
- Командировка у меня месяцев на семь-восемь, потом вернусь за тобой, и мы уже вместе уедем в Москву. Мне здесь хорошую работу предлагают.
Последние слова Мурада вернули Асю, почти убитую новостью о длительной разлуке, к жизни и дали ей хоть какую-то надежду.
- Может, мне самой к тебе в Москву приехать, Мурад, чтобы попрощаться и проводить тебя? Я же целый год тебя не видела и сейчас ты надолго уезжаешь? - робко спросила она.
- Нет, родная, ты не успеешь. Я завтра улетаю. Мы с тобой столько пережили и переждали, потерпи еще немного, Асенька. Обещаю, это наша с тобой последняя разлука. Я буду тебе звонить, но, наверное, нечасто. Жди меня.
В первые три месяца после отъезда Мурад звонил раз в неделю, потом постепенно перестал звонить совсем.
Ася сходила с ума, без конца названивала Борису, московскому другу Мурада, с которым он до отъезда жил в одной комнате в общежитии. Но тот отвечал, что и сам не знает о причине молчания друга и вообще не имеет никакой информации о нем. И каждый раз, как только мог, Борис успокаивал девушку, осуждая друга за ее страдания. Ася пыталась связаться и с Соней, но по телефону в Нальчике отвечали, что она с тетей переехала на другую квартиру, а куда - об этом новые жильцы не знали.
- Что же это может быть, бабушка? – не раз спрашивала Ася.
Пожилая женщина молча разводила руками и опускала глаза. Как ей было объяснить внучке, любившей Мурада больше жизни и верившей ему, как богу, что в жизни бывает всякое. Что он, может быть, разлюбил Асю, а теперь не находит в себе мужества честно объясниться с ней. Почему-то именно эта мысль все чаще приходила к умудренной жизнью пожилой женщине.
Вышли все сроки возвращения Мурада из заграничной командировки, но он по-прежнему не появлялся - ни в Москве, ни у Аси. По- прежнему не отвечал он и на ее письма, не звонил. А Борис уже избегал звонков Аси, не представляя себе, что придумать для ее утешения в очередной раз.
- Не приехал он, Асенька, и не дал о себе знать, я правду тебе говорю, - отвечал ей Борис, жалея девушку, а про себя на чем свет стоит, ругая друга. Мурад звонил ему из Германии и просил никому и ничего о нем не говорить.
- Скажи, что ты вообще обо мне ничего не знаешь. А хочешь, скажи, что уехал в Африку работать по контракту. Ну а там якобы со мной что-то приключилось. Придумай сам что-нибудь правдоподобное, - скажи, например, что твой друг пал смертью храбрых, - от неудобства сложившейся ситуации Мурад прикрывался неуместной шуткой, хотя на самом деле ему было совсем не смешно.
- Это ты, что ли, храбрый?- насмешливо и еле сдерживая свое раздражение, сказал как-то другу Борис, хотя любил его как родного брата. Ему было обидно за Асю: Мурад поступал с девушкой жестоко.
- Чего ты прячешься от этой несчастной? Неужели не можешь прямо сказать своей глупой девчонке, чтобы не ждала тебя.
- Как я ей такое скажу? – растерянно спрашивал Мурад.
- Очень просто, не ты первый в такой ситуации оказался. Только человеком надо оставаться при любых обстоятельствах. Скажи этой Пенелопе наивной, чтобы не ждала тебя напрасно, чтобы устраивала свою жизнь. Вот это было бы по-мужски и по- человечески.
-Ладно, хватит тебе меня воспитывать, можно подумать, сам такой правильный, - понимая, что абсолютно Борис прав, все же огрызался Мурад. В общем, скажи Асе про Африку, понял?
-Ага, скажу ей, что тебя крокодил в Африке съел и подавился или отравился. Или что ты с бананового дерева упал и насмерть разбился, – продолжал возмущенно иронизировать Борис. - Да что же это такое с тобой, Мурад! Не хочешь к девушке возвращаться - не возвращайся. Ася молодая, красивая, она одна не останется, не переживай за нее, просто освободи от бесполезного ожидания. Зачем тебе эти африканские фантазии, скажи ей обо всем как есть, не обнадеживай девушку. Пожалей Асю, она очень переживает. И что ты там застрял, в этой своей Германии? Резидентом стал, что ли, какие у тебя там тайны?
…Тайну Мурада звали Алиной Ростовой. Она была москвичкой, но жила тогда в еще доперестроечной Германии с родителями, отец ее был военным.
Мурад снимал квартиру в доме по соседству с ними, и с Алиной познакомился совершенно случайно. Как- то, возвращаясь с утренней пробежки, он вдруг услышал дикий истошный крик девушки, бегущей ему навстречу.
-Мамочка, - кричала она по-русски, и глаза ее были широко раскрыты от ужаса. На скорости она буквально врезалась в него. Мурад непроизвольно обнял налетевшую на него девушку и прижал к себе. Вначале он ничего не мог понять - почему девушка дрожит, а в глазах ее столько ужаса и страха. И вдруг, увидев рядом огромную лохматую овчарку, все понял. Это был Фред - собака его соседа по лестничной площадке. Мурад не раз подкармливал пса, и Фред души не чаял в нем, любил его всем своим собачьим сердцем, да так преданно, что иногда вызывал ревность своего хозяина. Вот и сейчас Фред тут же успокоился, увидев своего старого друга. И сразу же забыл о девушке, которую сейчас обнимал, защищая от него, Мурад. Фред доброжелательно завилял хвостом, заискивающе заглядывая в глаза Мурада.
- И чего эта глупышка так испугалась? – подумал Мурад, глядя на доброжелательную, почти смешную морду Фреда.
Он проводил побледневшую от страха девушку до ее квартиры, а мать Алины, узнав обо всем случившемся, благодарно пригласила спасителя дочери к ним на завтрак. Так Мурад познакомился с Ростовыми. Те были рады познакомиться с соотечественником и в первый же визит Мурада встречали парня как старого доброго друга - гостеприимно и тепло. А вскоре к чаепитию и оживленному общению жены и дочери с парнем из Союза присоединился и отец Алины – добродушный и простой в общении мужчина. Владимир Сергеевич уже несколько лет служил в звании полковника в одной из наших частей, дислоцированных в Германии. Интерес Ростовых к Мураду был вполне понятен - на чужбине все по- родственному тянутся к соотечественникам. Да и родная русская речь здесь сейчас воспринималась ими на слух как музыка. Но Алине Мурад понравился не только поэтому. Девушка уже давно приметила красивого стройного соседа. Она встречала парня во дворе, часто наблюдала за ним из окна и сожалела о том, что он ее упорно не замечает. Но после случайного знакомства с Алиной Мурад не остался к ней равнодушным.
- Странно, почему я ее раньше не замечал, ведь живем в одном дворе, а она такая хорошенькая,- с удивлением и удовольствием думал Мурад о своей юной белокурой соседке уже в первый вечер их знакомства. Эти волнующие мысли долго не оставляли его после возвращения от гостеприимных Ростовых. Алина была приятной в общении, непосредственной и понравилась ему сразу же.
После первого знакомства с Мурадом Ростовы стали часто и настойчиво приглашать его к себе на обеды или ужины, не принимая никаких отказов и отговорок. Родителям Алины сразу же понравился этот порядочный скромный парень, да и дочь свою они после знакомства с Мурадом не узнавали. Алина стала совсем другой – окрыленной и веселой, перестала, как это было прежде, проситься обратно в Москву.
Молодые люди стали проводить вместе много времени, подолгу общались, сидя на кухне в квартире Алины, вместе смотрели телевизор, иногда прогуливались в ближайшем парке.
Мураду уже давно ни с кем не было так легко и хорошо, как с этой милой девушкой. С тех пор как неожиданная смерть матери так сильно повлияла на него, Мурад впервые с помощью Алины постепенно стал включаться в жизнь. До этого он весь был в своей научной работе, и, казалось, ничего другого не было ему нужно. Разговоры с Асей уже не согревали его, как это было прежде, и он поддерживал с ней отношения скорее из долга и благодарности за ее светлую и безграничную любовь.
- Люблю ли я Асю? – спрашивал себя Мурад, сравнивая свое охладевшее в последнее время отношение к девушке с тем безудержно горячим и ярким чувством, которое всегда исходило от нее самой. В сравнении с ее обожанием к нему, свое отношение казалось Мураду мелким и даже ненастоящим. И это сравнение наводило парня на грустную мысль – видимо, он не любит Асю, привязан к ней, просто привык. И все же Мурад по-прежнему считал Асю своей невестой, а проводя с милой молоденькой соседкой почти все свое свободное время, даже не думал о том, что так или иначе изменяет Асе. Он и не задумывался всерьез о своих отношениях с Алиной, просто общался с ней, и ему неизменно было легко и хорошо с этой девушкой.
Их дружбу и симпатию друг к другу заметили и родители девушки, которым Мурад нравился во всех отношениях. Им нравилась вежливость парня, отсутствие у него вредных привычек: он не пил и не курил, занимался спортом. Этот молодой аспирант, по всему видимому, был умницей и перспективным парнем в плане будущей карьеры, усердно изучал языки, делал первые успехи в своих научных поисках.
Родители Алины вполне доверяли ему свою единственную дочь и рады были бы видеть Мурада своим зятем. Владимир Сергеевич часто приносил им билеты в кино и на концерты, приглашал молодых людей на вечера в свою воинскую часть. А мама Алины радовалась, видя их вместе, и каждый раз старалась накормить Мурада чем-то особенно вкусным.
Об Асе и своих отношениях с ней Мурад помнил, но переговоры с девушкой постепенно превратились для него в какое-то обременяющее обязательство. Они уже не радовали его, а лишь пробуждали угрызения совести.
- Мурадик, Мурад, - звучал в трубке влюбленный восторженный голосок Аси. А он с ужасом чувствовал, что в его душе уже нет того отклика и трепета любви, которые он всегда раньше чувствовал рядом или при разговоре с ней. Думая об Асе, Мурад почему-то вспоминал самые грустные мгновения прошлого, все то, что хотел забыть: последние дни маминой жизни, их последний разговор об Асе, смерть мамы, похороны. Мурад вспоминал свою последнюю встречу с Асей, черный траурный платок на ее голове, и ему хотелось только одного: спрятаться подальше от всех этих воспоминаний.
С Алиной же ему было легко и приятно. Родители девушки и она сама относились к нему настолько тепло и даже по-родственному, что он и не заметил, как для всех окружающих стал женихом Алины. Знакомые и близкие Ростовых, их соседи, сослуживцы Владимира Сергеевича восприняли его именно будущим мужем Алины и уже спрашивали: когда их позовут на свадьбу.
Первым об этом заговорил с Мурадом Владимир Сергеевич:
- Я вижу, ты хороший парень, Мурад. А потому поймешь мое беспокойство за дочь. Алинка у нас с Олей одна. Я вижу ваши отношения. Не хочу в них вмешиваться и уж тем более навязывать тебе свою дочь. Попрошу только об одном – если не относишься к ней серьезно - не морочь голову моей девочке. Алина у нас домашний ребенок, и опыта таких отношений с мужчиной у нее совсем нет. Она привыкнет к тебе, а когда ты ее оставишь, для нее это станет трагедией.
- Нет, не думайте о плохом, - пробормотал Мурад, опустив голову и сам уже понимая, что давно пора определиться. Понимал, что он в своих отношениях с Алиной, сам того не замечая, зашел слишком далеко. Не было никаких объяснений в любви, они с девушкой даже не целовались, но уже для всех и давно были женихом и невестой, а не просто друзьями.
Мурад долго и мучительно думал о сложившейся ситуации, но ничего не мог придумать. Его как магнитом тянуло к светлоглазой Алине, с которой он отдыхал душой, забывал обо всем плохом и тяжелом. Вот тогда он и перестал звонить Асе - не мог больше слышать ее голоса, лгать, что ничего не случилось, испытывая при этом жгучее чувство вины перед девушкой.
- Прошу Вас, помогите мне узнать о Мураде хоть что-нибудь. Может, с ним что-то случилось, - плакала в трубку Ася, разговаривая с Борисом, - он ведь давно должен был приехать. Но Мурад не звонит. По старому номеру телефона – никто о нем ничего не знает, говорят, что он уехал. Но куда? Я сейчас хочу знать только одно: жив ли он, здоров ли? Неужели нельзя узнать о нем у тех, кто его послал в эту проклятую Германию?
Мурад не знал, как ему быть в отношениях с Алиной. Он чувствовал, что она любит его. Об этом говорили горящие глаза девушки, ее радость, когда она видела Мурада на пороге их дома.
Ему и самому всегда было хорошо с Алиной. И не желая терять ее, отогревая рядом с ней замерзшую после маминой смерти душу, Мурад старался отгонять мысли об Асе, о том, что ему пора определиться. Они с Алиной по-прежнему все свободное время проводили вместе, гуляли, общались. Говорили обо всем, кроме отношения друг к другу. Но однажды объяснение между ними все-таки состоялось.
Семья, с которой родители Алины дружили уже давно, пригласила Ростовых к себе на дачу. Мурад также был приглашен ими в качестве жениха Алины и не смог отказать настойчивой просьбе девушки поехать с ними. Молодые поехали на дачу с утра и тут же с удовольствием приступили к работе в саду. Хозяева дачи были в домике, готовили угощение к приезду старших Ростовых, которые собирались присоединиться к компании к вечеру.
Сад был ухоженный, деревья все усыпаны плодами. Алина долго сидела на невысоком вишневом дереве, объедаясь спелыми ягодами, а потом вдруг, неудачно спрыгнув с вишни, вывихнула ногу. Она закричала от боли, заплакала. Мурад бросился к ней, подхватил на руки и понес в садовую беседку. Бережно посадив девушку на скамейку, он взял в руки ее маленькую ступню, перепачканную землей и зеленью. Мурад не знал, что ему делать, а слезы Алины, так по-детски кусающей губы от боли, вызвали в нем не только жалость, но и нежность.
- Где тебе больно? Где болит, моя хорошая? - Мурад, и сам не совсем понимая, что делает, неожиданно для себя прикоснулся губами к ее кукольно-маленькой, белой, еще не загорелой ступне.
Слезы Алины застыли в ее васильковых глазах. Она тихо выдохнула:
- Мурад… Мурад, скажи, как ты ко мне относишься? Я хочу это знать.
Мурад понял ее вопрос - девушка ждала признания, но, словно очнувшись ото сна, ответил:
- Ты же знаешь, Алина. Хорошо…Я отношусь к тебе хорошо.
-Нет, я не о том. Скажи, Мурад, ты любишь меня?
Мурад, растерявшись от прямого и вполне естественного для их уже достаточно продолжительных отношений вопроса, молча опустил голову.
- Почему ты молчишь? – взволнованно спросила Алина. - Если нет – скажи мне это прямо. Я только хочу знать правду, ты любишь меня?
- Люблю, – еле выдавил из себя Мурад, с ужасом понимая, что другого в этой ситуации он ответить уже не может, и, одновременно понимая другое: эти его слова определили всю его дальнейшую жизнь. Он понял, что в эту минуту он уже отказался от Аси, предал ее. Сердце болезненно сжалось, но он постарался отогнать мысли о прошлом.
В этот же вечер счастливая Алина поделилась новостью с мамой, и вскоре вся компания дружно пила за молодых, за их счастье, за скорую свадьбу.
- Я рад, что судьба свела мою дочь с тобой, Мурад, - открыто и без обиняков сказал ему Владимир Сергеевич, когда все остальные дачники ушли в дом, а они вдвоем остались сидеть в садовой беседке. – Алина - это мое сокровище, и для вас я сделаю все, что могу и не могу. Ты только люби ее, мою девочку. Она такая славная, чистая, как ребенок. Не подведи, Мурад.
Мурад молчал, и в эту минуту почему-то думал не о главном, не об их с Алиной будущем, а о том, что в Дагестане у него никогда не мог бы состояться такой разговор.
Потом все было как во сне: их с Алиной свадьба, на которой гуляло множество гостей: и военных, с которыми служил тесть, и гражданских – соседей и друзей родителей Алины. За годы их службы в Германии у Ростовых появилось много знакомых и среди местных русских, и среди немцев.
Свадьба была пышной, а Алина предстала перед всеми красивейшей из невест. Она, как котенок, льнула к Мураду, все время старалась быть к нему поближе, шептала любимому на ухо нежно и страстно:
- Мурадик... Я такая счастливая сейчас. Это не сон? Я твоя жена?
А ему было плохо, дурно, невыносимо. Он, почти непьющий, сейчас наливал себе самые крепкие напитки и выпивал их залпом – так ему хотелось опьянеть. Но голова была как никогда трезвой и ясной. А боль на сердце не утихала ни на минуту.
- Мурад, любимый, не пей так много. Что ты делаешь? – испуганно просила его Алина, а он молча наливал себе еще и еще.
Остальное он помнил смутно. Какой-то мужчина вместе с тестем помогал ему сесть в машину. А голос Владимира Сергеевича слышался откуда-то издалека:
- Он же вообще не пьет, этот парень. Ничего не могу понять. Видимо, отравление. Может, ему нужна помощь врача.
А Мураду хотелось крикнуть:
- Не надо мне помогать! Лучше помогите умереть! Что я натворил? Зачем эта свадьба?! Я не люблю Алину, почему я так поступил с этой девочкой? И другую тоже предал…
Мурад попытался что-то сказать, но не смог и опять провалился в небытие.
Пробуждение было для него шокирующим. Открыв глаза, Мурад с удивлением посмотрел по сторонам: он лежал в красиво обставленной спальне. Повсюду были цветы, которые со вчерашнего дня ожидали здесь новобрачных. Рядом с ним сидела грустная Алина, так быстро превратившаяся из вчерашней роскошной невесты в девочку-подростка. Сейчас она была в белых брючках и синей футболке, оттенявшей ее красивые заплаканные глаза.
- Мурад, милый, что с тобой было? Как ты нас напугал, - заговорила она, вытирая холодный пот с его лба влажным полотенцем. - Я не сказала им, что ты так много выпил. Тебя рвало, тебе делали промывание желудка. Пусть так и думают, что отравился. Это ты от счастья так много выпил?
Мурад посмотрел в светлые, сияющие любовью глаза своей юной жены, и ему стало стыдно. Одной рукой он привлек Алину к себе, пряча глаза, боясь, что она увидит, как он расстроен и растерян сейчас, когда ему, казалось бы, надо летать от счастья. Рядом с ним красавица- жена, впереди - медовый месяц, о котором уже позаботились родители Алины. Ее отец подарил молодым двухнедельную путевку на двоих во Францию.
А вчера их свадьба закончилась для него не брачной ночью с молодой женой, а отравлением - слишком много он выпил накануне. Значит, все у них с Алиной случится сегодня. Именно сегодня они станут настоящими супругами. Но как все будет у них в дальнейшем? Станут ли они семьей, одним целым, если Мурад вдруг ясно и четко понял – нет в его сердце ни капли любви к этой милой русоголовой девочке, так похожей на Аленушку из русской сказки…
-Боже мой, что я наделал! – с ужасом думал он. - Что я за человек!? Все везде разрушаю, ломаю, порчу. Черт со мной, если бы только свою жизнь. Но ведь не только свою. Как теперь быть? Может, прямо сейчас сказать Алине, что их брак – ошибка? Но что будет с безумно влюбленной в него девушкой? Что будет с ее родителями? А Ася? Что будет с ней? Как он посмотрит ей в глаза, что сможет объяснить? - все эти вопросы разрывали ему душу.
Невеселые размышления Мурада были прерваны вначале стуком в дверь спальни, а потом шумными возгласами и шутками ввалившихся в их комнату подвыпивших гостей.
- Ты чего это, жених, болеть вчера вздумал и молодую жену в день свадьбы одну оставил? Чего дезертирством занимаешься и не выполняешь свои супружеские обязанности? - пошутил один из русских коллег тестя, полковник, и добавил: – А еще джигит кавказский. И за что наши русские женщины вас так любят, сам не пойму. За усы, что ли? У тебя вроде и усов нет.
Раздался дружный хохот, а Мурад опять подумал, что такой шутки ни в одной в дагестанской семье, да еще при новобрачной и ее родителях не допустили бы никогда.
Мать Алины, Ольга Ивановна, заметила, как смутился Мурад от этой шутки, и сказала ему, как только гости вернулись в гостиную:
- Не обращай на них внимания, Мурад. Не обижайся. Военные они, что с них взять. Солдафоны неотесанные, хоть и с полковничьими звездочками, да и нетрезвые они сейчас. Не слушай их.
Вечером гости, хорошо повеселившись за щедро накрытым Ольгой Ивановной столом, разошлись, а вместе с ними отправились к себе и родители Алины. И молодые впервые остались наедине после вчерашней свадьбы.
Мурад, не смея поднять на Алину виноватых глаз, поднялся с постели, прошел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Болело все: голова, ноги, руки, все тело, но, прислушавшись к себе, он понял – все недомогания и слабости отступили перед главной болью – не стихающей уже давно. Именно так нестерпимо мучительно болела и стонала сейчас его душа. Его не отпускало чувство какой-то невыразимой тошноты и отвращения. Мурад никогда не был так противен себе. Он внимательно, даже с некоторым пристрастием - глаза в глаза - посмотрел в зеркало на свое отражение так, словно видел свое лицо впервые. Оттуда на Мурада смотрел красивый молодой мужчина с правильными чертами лица, большими серыми глазами, волевым подбородком. Но самому себе он казался сейчас убогим уродом, способным вызвать только отвращение и презрение.
-Что я наделал? – опять застонало в нем набатом все то, что он хотел бы спрятать, забыть. Но тут же вспомнилась оставшаяся в спальне Алина, и он, наспех умывшись и приведя себя в порядок, вышел из ванной. В прихожей Мурад неожиданно для себя взял телефон и машинально набрал номер Бориса.
После двух-трех дежурных фраз и приветствий Борис, чувствуя, что именно хочет узнать от него друг, сказал:
- Выполнил я твою просьбу, успокойся теперь. Твои африканские фантазии меня смешили всегда, но вчера я уже вынужден был сказать твоей Асе, что ты уехал из Германии в Африку работать. И теперь от тебя ни слуху, ни духу. У Мурада похолодело на сердце.
- А она?
- Чего ты так напрягся? Сам же просил, - удивленно сказал Борис. - Не знаю, как твоя Ася среагировала, я и сам ничего не понял. Она долго молчала, я ее звал, кричал в трубку – там тишина. Потом, видимо, положила трубку, так ни слова и не сказав. Я что-то сделал не так?
- Все так. Спасибо, ты настоящий друг, - стараясь казаться спокойным и даже веселым, ответил другу Мурад.
- Ну не знаю, правильно или нет. Только она все общежитие на уши поставила, когда я переехал на эту квартиру. И все-таки от кого-то узнала мой новый номер телефона. Что мне делать, Мурад, если ты мне ее завещал, уезжая? Мне легче на ней самому жениться, только выйдет ли эта Бэлла, к тому же безумно в тебя влюбленная, за меня, иноверца Печорина?
- Ладно, Печорин, пока. Спасибо тебе и всего доброго.
- Погоди, забыл поздравить тебя, молодожен. А чего сам молчишь, ничего о вчерашней свадьбе не рассказываешь? А-а, понятно, не до меня тебе сейчас. К молодой жене спешишь?
- Догадливый ты, Борис. Именно к ней, - ответил Мурад встречной шуткой, хотя ему было совсем не до смеха.
- Ну вот и все! – подвел для себя черту Мурад, положив трубку. - Меня уже не ждут, для Аси меня нет - я уехал в Африку и, как говорит Борис, – меня там съели крокодилы. Наверное, так было бы лучше. Но, увы, я жив и здоров. И совесть будет грызть меня вечно.
Что ж, следующая версия для Аси, которая, казалось, не разлюбит его, даже если он вдруг окажется на Луне, должна быть еще более безысходной. Например, такой: наконец - то все окончательно прояснилось, Мурад не вернется, он умер там, в Африке, от какой-нибудь экзотической болезни, инфекции, солнечного удара, да какая разница от чего – его больше нет. Пусть лучше думает так, чем узнает о его нелепой женитьбе. Асе легче, наверное, будет перенести смерть Мурада, чем такое предательство. Но, кажется, все это теперь и не понадобится. Ася даже слова не сказала Борису в ответ на новости о Мураде. Она его просто презирает. Хотя бы за то, что сбежал.
Мурад снова почувствовал слабость и дурноту. Он взял голову в руки, сильно стиснул гудящие виски, зажмурил глаза – когда-то в детстве он так избавлялся от дурных снов и наваждений.
В эту минуту из спальни раздался голос Алины, она звала его, и он, словно проснувшись ото сна и вернувшись в реальность, пошел к ней.
Все… . Теперь уже все…Что ж, пусть будет так. Наконец он сможет успокоиться, потому что определенность все же лучше того, что было до сих пор. Кто знает – может быть, все еще будет хорошо для всех. Ася забудет Мурада, нужно только немного подождать. А он, возможно, будет даже счастлив в браке со своей красавицей женой. Алина так искренне и нежно любит его. И он, Мурад, наверное, тоже сможет ее полюбить. Бальзак, кажется, сказал: «Любовь рождает любовь». А кто-то из народа выразился прозаичнее и мудрее: «Стерпится – слюбится». Значит не они с Алиной первые так начинают свою супружескую жизнь, значит так иногда бывает. Иначе для кого и о ком народная мудрость?
Алина, не дождавшись мужа в спальне, вышла ему навстречу. Мурад, посмотрев на нее, особенно красивую сейчас - с распущенными по плечам густыми волосами цвета спелой пшеницы, одетую в нежно-голубой прозрачный пеньюар, оттеняющий ее синие огромные глаза, не смог не почувствовать восхищение, несмотря на то, что на душе было неуютно и тяжело.
- Мурад, - протянула к нему руки Алина, в которой он видел сейчас одновременно и роскошную молодую женщину, и беззащитного обиженного им ребенка. Он, желая любым путем уйти от гнетущих его душу мыслей, спрятаться от укоров собственной совести, напоминающим ему об Асе, обнял и подхватил на руки стройное тело Алины, зарылся лицом в ее золотые волосы, целуя их, и понес крепко прижавшуюся к нему жену в спальню.
- Алина, хорошая моя... Прости меня, ради бога. Я виноват, - Мурад говорил все это с таким отчаянием и чувством вины, что Алина поспешила прекратить его самобичевания своим несмелым еще поцелуем – она-то даже не подозревала даже, за что ее любимый просит у нее прощения.
Алина впервые была в его объятиях, впервые ощущала вкус его поцелуев, и голова ее закружилась от счастья. Мурад, ее любимый муж, крепко сжимая Алину в объятиях и жадно целовал. Мурад и Алина встречались уже несколько месяцев, а последний месяц официально считались женихом и невестой, но между ними ни разу не было ни поцелуев, ни жарких объятий.
- У тебя с Мурадом что-нибудь было, дева ты наша непорочная? - с любопытством спрашивали у Алины подруги, более раскрепощенные в своих нравах, чем она, воспитанная в строгих правилах.
- Нет, - честно отвечала Алина и тут же объясняла: - На родине Мурада жениху и невесте до свадьбы не принято даже целоваться.
Девочки не поверили своим ушам:
-Что??? И ты с ним даже не целовалась?
Алина покачала головой и покраснела. Она понимала, как удивляет сейчас своих подруг, которые в отличие от нее давно уже знали все об отношениях мужчины и женщины и не понаслышке.
Подруги Алины недоуменно переглянулись, а потом взорвались хохотом.
- Чего вы смеетесь, ненормальные? - покраснела Алина. – Мурад меня любит и потому боится обидеть.
- Ну да, конечно. Ты, наверное, очень бы обиделась, если он вдруг взял бы да поцеловал тебя, - не переставали подшучивать над смущенной девушкой ее подруги: - И вообще, вы-то сейчас не в Дагестане.
- Ну и что? – отчаянно и упрямо спорила с подругами Алина, которая и сама иногда думала о странном поведении своего жениха. Ни разу он не попытался ее обнять, поцеловать, и без ее настойчивых вопросов даже о своем отношении к ней не говорил. А самой большой его лаской было взять в свои сильные руки полудетскую ладошку Алины. И даже это делало девушку, безумно влюбленную в своего суженного, счастливой.
Однажды они были с Мурадом в кино, и в один из моментов, который чем-то напугал девушку, она прижалась к Мураду поближе. К удивлению своему, Алина почувствовала, как он отодвинулся, как напрягся весь от ее близости.
- Ты же не любишь меня, Мурад, – сказала она по дороге домой.
- Я знаю, почему ты так думаешь, - ответил он ей после некоторого молчания. Конечно, он понял ход ее мыслей, но не мог тогда сказать Алине правду. И потому сказал первое, что пришло в голову:
- Ты не права, Алина. Обычаи у нас такие, понимаешь, традиции. Жених, уважая свою невесту, все оставляет на послесвадебные времена. У нас с тобой, Алинка, вся жизнь и вся любовь еще впереди.
И вот она, наконец, в объятиях любимого мужа. А Мурад так неистово целует ее, ласкает, любит... Алина была безгранично счастливой, но недостаточно опытной, чтобы увидеть в порывах Мурада не любовь и не страсть, а какое-то отчаянное желание забыться и спрятаться от мучительных сомнений и угрызений совести.
Алина завидовала сама себе: Мурад теперь ее муж, и он ее любит. А она обожает его, умирая и воскресая в его руках от нежности, любви, восторга, переполняющих ее.
…А где-то очень далеко от них, от безгранично счастливой Алины была безгранично несчастна другая девушка. Ася, узнав от Бориса новости о Мураде, настолько растерялась, что не смогла сказать ни слова. Что он такое говорит? Ее Мурад уехал? Но зачем, почему, отчего? Что с ним такое приключилось? А как же она, Ася? Она же не сможет, не сумеет без него жить…
- Ну что ты раньше времени расстраиваешься? – успокаивала ее бабушка. – Может, ему там работу хорошую предложили. А у нас в стране ведь свободно никуда не уедешь, все запрещено. Вот он тайно и уехал. И тебя заберет. Потерпи, родная, в жизни все бывает, Мурад не похож на предателя.
- Он не любит меня больше, бабушка, - грустно сказала Ася старушке, которая уже давно поняла это и сама. Поняла по его звонкам, которые вначале стали реже, а потом прекратились вообще, по грустным глазам Аси после переговоров с Мурадом. Ася просила у Мурада его телефон, говорила, что могла бы и сама ему иногда звонить, но Мурад отвечал, что у них там телефона нет, да и не живет он на одном месте - все время в разъездах с экспедицией.
Бабушка не раз спрашивала внучку о том, что сказал ей по телефону жених. Не от любопытства спрашивала, а от тревоги, хотела разобраться: что у них происходит. А Ася, пряча глаза, отвечала, что у Мурада сейчас совсем нет настроения и даже разговаривает он через силу и односложными фразами. Но она тут же пыталась успокоить бабушку: это он после смерти мамы так изменился. Бабушка же видела совсем другие причины, но старалась, как могла, успокоить внучку. Вот и сейчас она, с жалостью глядя на расстроенную новостью Асю, пыталась ее утешить.
Девушка грустно улыбалась. Она, в отличие от бабушки знала, что в те времена попасть в Африку было практически невозможно или крайне трудно. Для Аси потекли месяцы бесполезного ожидания, от Мурада по-прежнему не было никаких известий. Ася переживала так сильно, что вначале пропустила много занятий, а потом была уже не в силах готовиться к ним. Ей пришлось бросить институт. Два раза в неделю она звонила Борису, спрашивала у него про Мурада. А однажды попросила его:
- Борис, узнайте, пожалуйста, в какую именно страну уехал Мурад? И помогите мне, если можете, найти в Москве посольство этой страны. Я все им объясню, скажу, что согласна на переезд туда на любых условиях, даже если надо поменять гражданство. А пока мне надо знать – в какой Мурад стране и как мне туда попасть?
- Но зачем, Ася? - спросил ошеломленный Борис. – Африка - не деревня какая-то. Где ты там будешь его искать, не зная ни страны, ни штата, ни города, в котором он сейчас живет, ни его, возможно, уже нового имени.
- Вот я и прошу Вас, узнайте, в какой он стране. А уже там я обязательно найду его, Борис, - уверенно сказала девушка и, не выдержав, расплакалась. - Только помогите мне, умоляю. Помогите сориентироваться. Я совсем не знаю Москву.
- Ася, может быть, и не стоит вам искать Мурада - осторожно сказал Борис, чувствуя, как от жалости к этой девушке к горлу подкатил ком, - может, его чувства уже изменились…
- Нет, что Вы, Борис?! Этого не может быть никогда, - уверенно сказала Ася. - Вы просто Мурада не знаете. Он меня любит, я уверена в этом.
- Ну тогда потерпите немного, Ася. У меня есть один надежный канал связи, и я постараюсь в ближайшее время узнать о Мураде более точную информацию, - ответил Борис, в душе ругая друга.
В тот же вечер он позвонил Мураду:
- Слушай, у тебя совесть есть? Зачем ты эту несчастную мучаешь? Она звонит через день, плачет, собирается все посольства африканских стран обойти. Хорошо, что ты, аферист, хоть страну конкретно какую-то не выдумал, а просто континент назвал. Теперь ей жизни не хватит тебя там разыскивать. Никакая Инюрколлегия не найдет при таком запросе. Позвони ей сам, прошу тебя и скажи все как есть.
Мурад сначала молчал, а потом ответил поникшим голосом:
- Помоги мне, Бориска. Прошу, придумай что-нибудь, я не смогу сказать ей правду.
- Как я могу тебе помочь? – взорвался Борис. - И что прикажешь мне делать? Что? Квартиру сменить? Телефон навсегда отключить? И это бы я сделал, но разве это выход? Мне жалко эту Асю. Везет же таким козлам, как ты. Такая любовь, как у твоей Аси – одна на миллион, ты хоть это понимаешь? А ты… Иуда несчастный, предатель. Ладно, говори, что я должен сделать?
- Скажи ей, что со мной случилось несчастье. Именно так и скажи. Ну умер, скажи, от несчастного случая, в катастрофу попал, что хочешь, то и придумай.
- Да ты что, идиот, совсем с ума сошел? Как я ей такое могу сказать? Она твой переезд оплакивает как великую трагедию, а ты хочешь совсем ее добить! И не проси, не смогу я, - возмущался Борис.
- Нет, скажи так. Ты просто Асю не знаешь. Это для нее будет легче, чем узнать, что я бросил ее, что женился, предал. Она поплачет тогда и забудет…
И Борис постепенно сдался, подумал: может, в самом деле Асе так будет легче. Пусть она, бедняжка, наконец, простится со своим Мурадом, поплачет за ним. Может, отболит у Аси душа и не будет она годами ждать и искать его. Может, устроит свою жизнь, как он устроил.
Борис не спал всю ночь. А через три дня наконец сказал Асе, что слышал от кого-то: с Мурадом случилось несчастье. Что подробностей он не знает, и узнать их не от кого. Точно знает одно – Мурада больше нет.
Борис действительно не знал Асю - в этом Мурад был прав. Но, как оказалось, и сам Мурад, бывший с ней рядом с самого рождения, не достаточно хорошо ее знал. А если бы знал, то никогда не нанес бы Асе такого сокрушительного удара. Известие о несчастии с Мурадом Ася вынести не смогла, слегла и с того же дня в ней словно кончилась жизнь. Она без слез и жалоб лежала круглыми сутками и безучастно смотрела в потолок.
А рядом убивалась бабушка, умоляя внучку хоть что-то поесть, но все было бесполезно. И даже тогда, когда Ася, жалея старушку, пыталась через силу что-то проглотить, тут же наступала беспощадная рвота. Организм отвергал все, что связано с продолжением жизни. Асе хотелось умереть, просто уснуть, уйти к тому, кого любила больше своей жизни.
Вся она превратилась в сплошную боль. Девушке все и повсюду напоминало о Мураде. Рядом на прикроватной тумбочке лежала та самая старая кукла, которую Мурад когда-то подарил ей, еще шестилетней дошкольнице, на Новый год. На полке стояли его книги, спортивные кубки, которые он в разные годы завоевывал на юношеских соревнованиях. Повсюду были его вещи, которые Соня при переезде оставила ей.
Ася вспоминала, вспоминала, вспоминала…. Каждую минуту, проведенную с ним, каждую секунду разговора с любимым, каждое его слово. Их редкие поцелуи и объятия. Слез уже не было. Она выплакала их еще до того как узнала о несчастье, случившемся с Мурадом. Она просто окаменела от боли и горя, которое, ей казалось, она вынести не сможет. С каждым днем девушка худела и таяла как свеча, а в душе ее, казалось, навсегда поселились горечь утраты и невыносимая боль.
Состояние Аси пугало родных, и дядя по просьбе бабушки привел к ней одного из лучших профессоров для консультации. До этого у Аси уже побывало немало врачей – от участкового терапевта до специалистов разного профиля. Все их домыслы и догадки, которые они высказывали лишь как предположение, не совпадали, исключали друг друга. И врачей можно было понять - болезнь Аси была странной, а разные и противоречивые симптомы сбивали их с толку. У нее то подскакивала температура, то внезапно и неожиданно открывалась рвота – как реакция на любую еду и даже воду, то мучили боли в суставах и мышцах…. Врачи, теряясь в догадках, назначали ей одно обследование за другим. Профессор же был опытным психоневрологом и поставил окончательный диагноз, который не вызывал у него сомнения, – тяжелейший невроз, грозивший перейти из расстройства нервной системы в более серьезные последствия стресса, ведь девушка не ела, не спала и, самое главное, - потеряла всякую волю и желание жить.
Ася наотрез отказалась ехать в больницу, и родные организовали девушке стационар на дому. Ежедневно дядя привозил и увозил врача, а еще - медсестру, которая ставила капельницы с единственно возможным сейчас для нее питанием, делала уколы, заставляла принимать таблетки. Ася молча глотала лекарства, запивала их водой, послушно подставляла руку для внутривенного вливания, позволяла медсестре делать с собой все, чтобы только не видеть слез бабушки, не спорить ни с кем, не слышать уговоров. Только бы побыстрее, закончив все процедуры и прием лекарств, остаться наедине с собой.
Ася никак не могла понять опасений родных за ее жизнь, их стараний вытащить из этой непроглядной темной ямы нездоровья и почти небытия. Как же они не понимают, - думала она,- что жизнь для нее теперь закончилась и просто потеряла смысл? Зачем она ей без любимого? Ася не могла и не хотела жить без Мурада.
А Мурад тем временем был здоров физически, но с каждым днем все больше и больше понимал необратимость потери и непоправимость ошибки. Он не любил Алину и не мог заставить себя полюбить ее. Вернее было бы сказать: полюбить всей душой, потому что внешне красавица Алина покорила бы самого взыскательного мужчину. Мурад, даже не любя Алину, не мог не ценить жену – красивую, милую, добрую и нежную, которая изо всех сил старалась во всем угодить ему.
Как-то случайно Алина познакомилась с семьей дагестанцев, живущих, как и они, в Галле. Земляки Мурада охотно подружились с ними, и Алина с пристрастием узнавала у своей новой подруги Хадижат рецепты дагестанских блюд. Вскоре она научилась готовить хинкал, чуду, курзе, пытаясь удивить мужа своими кулинарными способностями.
Алине не повезло - Мурад вообще ничего не замечал вокруг себя что-то вокруг себя, а потому блюда дагестанской кухни были съедены им без особых комментариев. С некоторых пор он жил на автопилоте и делал все машинально – надевал на себя вещи, которые с любовью выбирала для него Алина, ел с любовью приготовленные женой чуду и курзе, даже не задумываясь о том, откуда вдруг его Алина могла узнать рецепты их национальной кухни.
- Мурадик, почему ты меня не хвалишь? Тебе не понравились мои чуда? Я же так старалась – растерянно говорила ему Алина, глядя, как без особого аппетита и, самое главное, удивления ест ее муж чуду с зеленью. А ведь она, вложившая в их приготовление так много сил, намеревалась сразить мужа наповал.
- Спасибо, Алинка. Конечно, они мне понравились. Все очень вкусно, ты у меня уже настоящая дагестанка, - увидев расстроенное лицо жены, поддержал ее запоздалой похвалой Мурад, стараясь загладить свое невнимание. И правильно исказила это слово – это не чуду, это чудо! И ты у меня тоже чудо.
Алине после такой похвалы мужа было чем жить еще какое-то время. Она изо всех сил старалась понравиться холодному безразличному ко всему Мураду. Ее родители, не узнавая свою дочку- белоручку, не готовившую дома даже банальную яичницу, они не могли нарадоваться таким изменениям в Алине.
Вопреки убеждению, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, кулинарные способности Алины, а также безупречная чистота и уют, в котором она содержала их только что свитое семейное гнездышко, не вызвали в сердце Мурада особенных чувств к жене. Не помогло ни усердие и старания молодой женщины в уходе за мужем, ни даже ее робкие, но исполненные любви и нежности ласки. Они не радовали Мурада, не тянули его домой. Он придумывал любой повод и брался за любое дело, чтобы остаться на работе подольше.
Блестяще зная язык и будучи неплохим специалистом в своей области, он с помощью друзей Владимира Сергеевича нашел хорошую работу в Университете имени Мартина Лютера, куда был послан на стажировку в порядке академического обмена. А все проблемы с продлением его командировки и визой уладил тесть.
Мурад познакомился и сразу же подружился с группой русских аспирантов из научных центров Союза, которые так же, как и он, находились на стажировке в Галле. Часто после работы он заходил к ним в общежитие или на квартиру, где они, объединенные ностальгией, с удовольствием собирались вместе. Они считали Мурада везунчиком, они и представить себе не могли того, что творилось у него на душе. Ведь на первый взгляд Мурад действительно был баловнем судьбы – не каждому так везет: из множества аспирантов именно ему выпала удача в виде этой зарубежной командировки. Да и женитьба на красавице и единственной дочери вполне состоятельных и авторитетных родителей у многих вызывала зависть.
Но один только Мурад знал, как при всем этом он глубоко несчастен. Алина никак не могла понять, что происходит с ее обожаемым мужем. Советовалась с мамой, а та только пожимала плечами, говоря:
- Не торопись с выводами, доченька. Во-первых, вы еще и года не прожили вместе, у вас пока период притирки характеров, привыкания друг к другу. А может, у Мурада какие-то неприятности на работе. Да и вообще, ты должна учесть, кавказцы во всем не такие, как мы, они в проявлениях своих чувств очень сдержанные. Вспомни, ведь Мурад и в женихах был не очень ласковым, не очень открытым. Но в душе, конечно же, любит тебя, иначе, зачем бы женился? Надо принимать мужа таким, какой он есть, доченька. Все у вас будет хорошо, моя родная. Потерпи немного…
Ольга Ивановна учила новобрачную не только тонкостям ведения хозяйства, но даже секретам обольщения. Она стала для дочери старшей подругой, покупала вместе с Алиной красивое белье, советовала ей все то, что знала сама и слышала от других о премудростях брака и супружеской жизни и даже иногда приносила дочери книги на тему психологии отношений и искусства любви. Но все старания Алины оставались напрасными, а ее новые полезные знания об искусстве любви так и не находили себе применения. Мурад был по-прежнему холоден, ничего не замечал, внимание проявлял к ней крайне редко. В их доме и, особенно, в супружеской постели, несмотря на все усилия Алины, становилось все холоднее. А Алине было порой так одиноко, что хотелось плакать. Мурад почти все время молчал, домой приходил с кипой бумаг – работой на ночь, а потом, дежурно поцеловав Алину в щечку, уединялся в кабинете. Иногда, не желая ее будить, оставался ночевать там же на диване.
Алина страдала, но долго не говорила мужу о том, что творится у нее на душе. Лишь однажды, когда он все выходные провел на работе, а вечером опять сел за письменный стол, она подошла к мужу сзади, нежно обняла за шею. И тут же почувствовала в ответ напряжение, такое же, как когда-то в кино. Тогда Мурад почти отодвинулся от нее, - слегка прижавшейся к нему от страха. Алина отчетливо вспомнила сейчас тот момент.
- Мурад, скажи, я тебе настолько неприятна? Ты больше не любишь меня? – спросила она, чувствуя, что сейчас не выдержит и заплачет.
- Не выдумывай, Алина. Все нормально, - ответил он, пряча глаза. - Просто работы как никогда много, не успеваю.
- Только в этом дело? – с надеждой переспросила его Алина.
- Да, только в этом, не беспокойся, иди, ложись, а я сейчас приду.
Алина, немного успокоенная этими словами, вернулась в спальню.
Через некоторое время пришел и Мурад. Он лег рядом с женой, обнял Алину, притянул к себе, и ее голова оказалась на его сильном плече. И Алина опять, как не раз было и до этого, почувствовала: несмотря на то, что муж рядом, и она слышит его дыхание и стук сердца, он сейчас далеко от нее. А его объятие - лишь вынужденное выполнение долга, жалость и желание загладить вину. Мурад молчал. И тогда Алина нарушила затянувшуюся паузу:
- Хочу сказать тебе что-то очень важное.
- Внимательно тебя слушаю, - спокойно и даже непривычно ласково ответил Мурад, нежно обняв жену.
-Мы с тобой еще в самом начале решение приняли - повременить с детьми. Я думаю, может, не стоило нам этого делать. И мама сказала, что зря теряем время. Я хочу ребенка, Мурад. Не когда-нибудь в будущем, а сейчас, в ближайшее же время…
- Мы же договорились, Алина. Позже, немного погодя…
- Но почему не сейчас, скажи, почему!? Я же свободна, сижу дома и не знаю, куда себя деть от безделья, не учусь и не работаю. И мама поможет, они с папой дождаться не могут внука или внучку.
Мурад молчал, думая, как ему деликатно и не обидно для жены закончить этот разговор, ничего при этом не меняя. А Алина, усмотрев в его молчании согласие, радостно спросила:
- Лучше девочку, да, Мурадик? Мы назовем ее, как и твою маму, – Гульнара. Это же такое редкое и красивое имя. Я очень хочу ребенка, Мурад.
- А я не хочу! – почти выкрикнул Мурад, так и не найдя для отказа мягких слов, чувствуя и сам, что у него нет аргументов быть против вполне законного желания жены.
- Не хочешь, Мурад? Ребенка не хочешь? – вопросы Алины были не произнесены, она словно выдохнула их, чувствуя, что в горле застрял комок. – И почему же?
- Мы же с тобой договорились, Алина: о ребенке подумаем позже, - растерянно пробормотал Мурад, не находя убедительных причин для объяснения.
- А что мешает нам изменить это решение, ведь это только от нас с тобой зависит? – спросила Алина. – Да и времени прошло достаточно, мы с тобой женаты уже восемь месяцев.
- Я не знаю, - неуверенно сказал Мурад.
- Кажется, я знаю причину и этого, и многого другого, что удивляет меня все время, начиная с самой свадьбы, - ты просто не любишь меня, - грустно подвела итог разговору Алина и хотела подняться, отстранившись от негреющих объятий мужа.
- Не обижайся на меня, Алина. У меня небольшие неприятности на работе, все от этого. Я не хотел тебе говорить, - Мурад придумал на ходу эту ложь во спасение, а его молодая жена, как утопающий за соломинку, уже ухватилась за нее и попыталась успокоиться и уступить мужу.
На следующий день Мурад пришел с работы вовремя и без обычной папки с бумагами - работа на вечер не планировалась.
- Собирайся, Алина, мы идем с тобой в ресторан, давно нигде вместе не были, - сказал он жене.
В маленьком уютном ресторанчике на набережной реки Заале, стилизованном под старинную саксонскую таверну, Мурад и Алина сидели друг против друга. Тихо играла музыка, горели свечи. Алина почти не пила, только пригубила легкое вино. Мураду же, как и тогда, после свадьбы, хотелось выпить так, чтобы забыться. Но он так же, как и жена, пил мало.
Алина смотрела на мужа влюбленными глазами. Держала его руку в своей, гладила верхнюю часть его широкой ладони своими нежными тонкими пальцами.
- Почему же мне так неспокойно на душе и даже страшно за нас, скажи, Мурад? Что происходит? Такое чувство, как будто мы уже не вместе.
- Ну что ты выдумываешь, Алинка. Ничего у нас не случилось. Все будет хорошо и все наладится, - отвечал он, словно пытаясь убедить в этом не жену, а себя. Но за восемь месяцев супружества много раз убеждался в обратном и окончательно для себя понял: его брак с Алиной – глупая, нелепая, непростительная ошибка. Мурад проклинал себя за это, видя, как страдает молоденькая жена от его нелюбви, невнимания, равнодушия, в то время как любит его всей душой. Изображать любовь, не имея ее в сердце, Мураду не удавалось. И потому он с головой уходил в работу или проводил время в бесцельном общении с друзьями, лишь бы меньше бывать дома. Иногда ему хотелось рассказать все, попросить у нее прощения и уйти, расстаться с ней. Алина еще такая молодая, и все у нее может сложиться хорошо в другом, более счастливом браке. Но стоило ему увидеть сияющие любовью глаза жены, распахнутые ему навстречу, Мурад останавливался в своем решении, горько думал: там с Асей все сломал, а теперь здесь пытаюсь разрушить.
Вот и сейчас Мурад с удовольствием смотрел на сидящую напротив жену, красивую в своем изысканном вечернем наряде. Он замечал, как оборачиваются на его белокурую синеглазую красавицу другие мужчины, отдыхавшие в ресторане, и ругал себя:
-Чего мне еще надо? Алина милая, красивая, любит меня и старается во всем угодить. Что еще нужно нормальному мужчине?
А ему, ненормальному, хотелось любви взаимной. Хотелось не только быть любимым, но и любить самому: без этого все теряло смысл и ценность.
-Возьми себя в руки, если ты мужчина, - ругал он себя. - Не губи еще одной девочке жизнь. Почему Алина должна отвечать за твои ошибки? Сделай же ее, такую хорошую, счастливой. Тысячи супружеских пар живут без любви, не мучая друг друга. Вот и ты, наконец, успокойся и пойми: к старому возврата нет. Тот прежний Мурад умер по твоему же сценарию в Африке, туда ему и дорога. Вот и похорони себя прежнего.
...В тот прохладный апрельский вечер Алина и Мурад возвращались домой из ресторана пешком и в обнимку. Уже давно со стороны мужа не было даже такого проявления ласки и внимания, и потому Алина была как никогда счастлива. Сомнения ее, казалось бы, улеглись, а на душе впервые за последнее время стало спокойно и легко.
А дома в их всегда холодной от давно уже прохладных отношений спальне в эту ночь кажется, наконец, затеплился огонек любви.
Мурад уже лежал в постели, когда Алина, как никогда красивая в нежно сиреневом пеньюаре, распустив и расчесав перед зеркалом свои пышные светлые волосы, подошла к кровати. Она на минуту задержала взгляд на муже и легла не рядом, а с противоположного края их огромного ложа любви. Уже давно между ними была эта незримая граница, и Алина привыкла в последнее время спать одна на краю своей половинки кровати, хотя каждый раз с надеждой ждала, не позовет ли ее муж к себе, не нарушит ли, наконец, эту ненужную границу, что случалось очень редко.
Мурад, словно впервые прозрев, посмотрел на Алину - такую красивую, но не уверенную в его любви. Сейчас он испытывал не только жалость к жене, но и вину перед этой девочкой, счастье которой полностью зависело от него.
- Иди ко мне, Алинка, иди ко мне, - позвал Мурад жену. Жалость и нежность к ней внезапно переполнили его. Он осторожно прикоснулся к плечу Алины.
Она вздрогнула от неожиданной ласки мужа и повернулась к нему. Как же долго ждала она его любви, нежности, ласковых слов. И ведь, глупая, думала, что муж к ней равнодушен. А он, оказывается, просто был занят на работе, уставал.
- Я плохая жена, - ругала себя в душе Алина, – думаю только о себе, а Мурад много работает, печется о нашем будущем. Я к нему так несправедлива.
....Мурад забыл сейчас обо всем и любил жену безудержно, отчаянно, страстно, неустанно. А она, счастливая, отвечала ему тем же, как в редкие ночи их любви, задыхаясь от нежности и восторга в его горячих объятиях. Ей казалось, что сплелись и соединились не только их тела, но и их души. Вот и сердце у них сейчас, кажется, стучит одно на двоих...
- Мурад, Мурадик, – счастливо шептала она, как безумная, отвечая на его поцелуи. - Я так люблю тебя, так люблю. У меня просто сердце от радости останавливается. А ты, ты?
-И я люблю тебя. Тебя одну, только тебя всю жизнь и любил, Ася, Асенька моя, Аська, - шептал он забывшись. А пришел в себя лишь от того, что тело, только что каждой клеткой отвечавшее на его страстную любовь, вдруг обмякло и словно умерло.
Мурад в ужасе от только что произошедшего отстранился. Алина сжалась, как от удара, и молчала. Молчал и Мурад, не находя слов, чтобы что-то сказать. Даже в полумраке спальни он видел, как из светлых глаз жены льются беззвучные слезы.
- Алинка, не плачь я объясню, – пытаясь прижать жену к себе, успокоить, бессвязно говорил он ей, но тело жены, хотя и не отталкивало его, оставалось безучастным, мертвым и абсолютно безвольным. Она молчала, продолжая тихо плакать. Ему показалось, что прошла уже вечность.
-Не молчи, скажи хоть что-нибудь, обругай, ударь! – просил он жену, глядя в ее глаза: в них накопилось столько боли, отчаяния, что они уже не казались светлыми. Мурад целовал ее лицо, пил губами ее слезы.
- Алинка, родная моя, прости. Клянусь тебе, все это в прошлом, в далеком прошлом, прости меня.
- Я тебя уже простила, - тихо сказала она и через некоторое время с трудом поднялась с постели. Она дрожала, никак не могла одеться и, кое-как накинув на себя халат, пошатываясь, вышла из комнаты.
- Куда ты? – спросил он, уже не на шутку обеспокоенный ее странным поведением.
- Я сейчас, - только и сказала она, закрывая за собой дверь.
Мурад остался лежать в постели, лихорадочно соображая, что ему сейчас делать - кинуться вслед за женой с мольбой о прощении или дать ей возможность побыть одной и прийти в себя.
-Алина успокоится, и я объясню ей, что у каждого человека есть прошлое. Есть оно и у меня. Подсознание иногда выплескивает из этого прошлого имена, даты, факты. И глупо ревновать к прошлому, - убеждая одновременно в этом и себя, мысленно произнес Мурад.
Через несколько минут он услышал, как открылась и тут же громко захлопнулась входная дверь. Мурад вскочил, выбежал в прихожую. Плащ Алины был на месте.
-Она дома, – подумал он, - куда она пойдет в такой холод без плаща? Но все же Мурад обошел всю квартиру в поисках жены – заглянул и в ванную, и на балкон: Алины нигде не было. Мурад громко окликнул жену, ответа не последовало. А вернувшись в прихожую, заметил: туфель Алины на месте нет.
-Боже мой, куда она пошла в два часа ночи без плаща, без зонта?!! На улице дождь, холодно! - Мурад быстро оделся и спустился вниз. На ночной улице не было никого, лишь изредка проезжали припозднившиеся машины.
Он долго сидел на скамеечке возле дома, не замечая того, что деревянное сиденье насквозь промокло и отсырело от дождя, не переставая думать о произошедшем, курил. Потом беспокойство погнало его домой.
-Что делать? Где мне теперь ее искать?– билась в мозгу одна-единственная мысль. И Мурад, даже не подумав о том, как все это будет истолковано родителями Алины, если она сейчас не у них, набрал номер их телефона. Трубку взяли сразу, и по расстроенному голосу тещи Мурад понял: Алина у родителей, и им уже не до сна.
- Простите, что так поздно, Ольга Ивановна. А Алина…
- Алина у нас, - сухо ответила Мураду теща и тут же повесила трубку.
Он бессильно опустился в кресло, потом встал и подошел к бару, где еще со дня их свадьбы нетронутыми стояли бутылки самых разных крепких напитков. Мурад всегда был равнодушен к спиртному, а после перебора на свадьбе алкоголь вызывал в нем стойкое отвращение. И потому спиртное в их доме было припасено лишь для гостей. Но и сейчас, как тогда на свадьбе, оно стало для Мурада единственным спасением. Он жадно и много пил- до тех пор, пока не смог забыться и унять дрожь во всем теле, его трясло от напряжения нервов, а может, и оттого, что продрог на улице.
Заснул Мурад уже под утро, когда начало светать. Проснулся от холода, обнаружив, что лежит неукрытым и при включенном телевизоре. Нестерпимо болели голова, каждая клеточка тела. Мурад, понимая, что должен встать и пойти на работу, все же не смог справиться со своим полуобморочным состоянием и, окончательно сдавшись, снова крепко уснул.
Проснулся он от двух одновременно разрывающихся звонков – телефонного и дверного. Мурад спросонья, еще не успев осознать случившееся вчера, снял трубку, и соседка по телефону сказала ему, что мать Алины около часа не может достучаться и дозвониться в их дверь. Что она пробует открыть дверь своим ключом, но дверь заперта изнутри.
-Своим ключом? Откуда у Ольги Ивановны ключ? - подумал про себя Мурад и в ту же минуту вспомнил все. Понятно: она, думая, что он сейчас на работе, захватила Алинины ключи.
Он тут же вскочил, на ходу натянул на себя что-то и пошел открывать дверь, вспоминая подробности вчерашней ночи.
- Здравствуй, Мурад, - опять, как и накануне ночью, холодно и отчужденно сказала ему Ольга Ивановна. И словно боясь услышать какие-то оправдания и объяснения, заранее предупредила:
- Не хочу сейчас ни о чем говорить, Мурад, не хочу вмешиваться в вашу с Алиной жизнь. Я за вещами пришла, пусть дочь пока у нас поживет. А потом как она решит, так и будет.
Мать Алины прошла в комнату и собрала одежду дочери.
- Ольга Ивановна, я…. Даже не знаю, как вам это объяснить, но хотел бы… - волнуясь, сбивчиво сказал Мурад. Он и на самом деле не знал, что ему сказать теще, но и молчать было невозможно.
- Не надо ничего говорить, Мурад. Мне сейчас трудно судить о том, насколько серьезно произошедшее между вами вчера. Но думаю, причина не только во вчерашней ночи. У вас с Алиной с самого начала все было не так. Я замечала, но не думала, что это станет серьезной проблемой. И как мать чувствовала: Алина страдает, мучается от чего-то, ищет ответа. Теперь ей кажется, что она его нашла. Я никогда еще не видела свою дочь в таком состоянии, на нее больно смотреть. Мой тебе совет, Мурад, или даже требование: не тревожь ее пока, не приходи и не звони. Пусть наша девочка успокоится. А потом решите все сами, если еще можно что-то решить. Вмешиваться я не буду, это ваше личное дело. Но к нам не приходи, тебе сейчас лучше с нашим папой не видеться. Он за одну слезу своей дочки без разборок убить сможет и вчера вот плакал вместе с ней. Алина у нас одна, в ней весь смысл нашей с мужем жизни, - грустно сказала Мураду Ольга Ивановна. Она всегда очень хорошо относилась к зятю и теперь была в полном замешательстве, но все же надеялась, что в семье дочери все уладится.
- Пусть Алина домой возвращается, я сам уйду. Я обещаю - беспокоить Вашу дочь не буду. Я виноват во всем, я и уйду.
-Оставайся здесь, Мурад. Алине есть где жить. С тобой она здесь не останется, а одной – нет смысла. И зачем, когда у нее есть мы? И мой тебе совет - не спеши подводить черту, если сам этого не хочешь. В жизни все бывает. Я тебе как жена офицера скажу: в немецкой армии раньше запрещали подавать рапорт в течение первых двух дней, считалось, что время поставит все на свои места и прояснит обстановку. Алине надо успокоиться, а для этого время - лучший лекарь. Может, все еще и обойдется. Я и дочери сказала – к прошлому ревновать не стоит. Хотя понимаю – не только в прошлом дело. У вас все сложно и в настоящем.
Мурад был благодарен теще за ее доброе отношение, несмотря на то, что он виноват, огорчил и разочаровал их единственную дочь. Он тоже надеялся, что время поможет Алине успокоиться и все у них, возможно, утрясется. Но в их случае не сработали ни испытанные временем истины о лечении душевных ран временем, ни усилия родителей Алины и самого Мурада сохранить семью. Время не вылечило, не разрешило их проблемы. Алина не вернулась к нему. Мурад все это время не беспокоил жену, помня о просьбе тещи. Спустя месяц он все-таки дождался Алину у дома ее родителей и попросил выслушать. Она, стараясь держаться спокойно, пошла с ним в близлежащий парк. Присев на скамейку под большим тенистым деревом, они некоторое время молчали, а потом Мурад начал трудный для них обоих разговор. Он рассказал жене об Асе, о том, что она - его бывшая невеста, с которой давно уже все кончено. Что Алине он не изменял и не обманывал ее. Сказал, что понимает ее реакцию, ее обиду и просил у жены прощения, предлагая начать все сначала.
- Я не в обиде на тебя, Мурад, это другое. Только теперь все потеряло смысл. Я очень люблю тебя, чтобы принять только жалость и дружбу. Мне этого мало, а ты ничего другого мне дать не сможешь - только теперь я это точно поняла. И зачем нам оставаться вместе и клеить то, что не склеилось, вопреки всему. У нас даже детей нет, ради которых был бы оправдан такой брак - без взаимной любви. А жизнь - она такая длинная, может, у тебя еще все сложится с той самой Асей, как знать. Ты все правильно тогда решил – повременить с детьми. Ты умнее меня, дальновиднее.
Мурад попытался ей возразить, взял ее за руку, а Алина продолжала:
- Я все время чувствовала что-то неладное в наших отношениях. Но так хотелось верить в то, во что не верилось. Ты ведь даже обнимал и целовал меня странно, не сливаясь при этом со мной, не становясь ближе. Мы с тобой так и не стали одним целым, так и остались половинками. Ты и ребенка от меня не захотел, а я понять никак не могла, – почему. Теперь понимаю – детей хотят от любимых. Потому я хотела родить от тебя ребенка, а ты от меня, нелюбимой, не хотел. Что ж тут поделаешь, теперь я уже все поняла.
Алина сказала все это и опустила голову. Было видно, что она изо всех сил старается не расплакаться.
Мурад взял ее за руку, открыл ладонь, поцеловал ее с обеих сторон. Сейчас ему и вправду казалось, что все еще можно поправить, изменить.
- Алина, вернись, обещаю тебе, все будет иначе…
- Нет, не вернусь, не имеет смысла. Ничего не будет иначе, Мурад, - грустно ответила Алина, - ничего у нас с тобой не получится. И как ты можешь обещать то, что от тебя не зависит. Неужели не понимаешь: между нами нет самого главного – любви, а без нее все теряет смысл.
Мурад молчал в поисках слов для ответа. Но Алина встала с парковой скамейки и, ни разу не обернувшись, пошла к своему дому. Так они расстались навсегда.
Второй брак Мурада был еще более нелепым и совершенно неожиданным даже для него самого, ведь после развода он и мысли о женитьбе не допускал.
После расставания с Алиной Мурад не хотел больше пользоваться ни связями, ни возможностями своего бывшего тестя. Не хотел жить в их квартире, работать там, куда до этого устроил его отец Алины. А это означало, что ему придется сломать все и начать жизнь с чистого листа. Мурад так и сделал, положив на стол ошеломленному руководителю заявление об уходе и, сообщив ему о возвращении в Москву. За несколько дней до его отъезда, узнав обо всем, к нему пришел Владимир Сергеевич.
-Мурад, тебе не стоит уезжать отсюда, – сказал он.- Ты способный талантливый парень и ничем мне не обязан, - зря так думаешь. Я совсем немногое для тебя сделал, просто помог устроиться на работу. Здесь я не только тебе, но и многим нашим в этом помог. Останься, Мурад, мы не враги тебе. Не сложилось у вас с Алинкой, что теперь поделаешь. Не губи свою карьеру, говорят, у тебя здесь перспективы большие.
В тот вечер они долго говорили - вначале на кухне у Мурада, потом спустились в небольшое кафе и пили там пиво до самого закрытия. Они говорили о разном, и о неудавшемся браке Мурада и Алины тоже. Владимир Сергеевич говорил об этом с сожалением, но не винил больше бывшего зятя. А Мурад тепло поблагодарил тестя за поддержку и понимание, за то, что простил его. Отец Алины обожал дочь, и ему не так легко было быть добрым и понимающим к тому, кто заставил ее страдать. Но в то же время он был справедливым человеком, что помогло ему со временем понять теперь уже бывшего зятя.
Мурад же, несмотря на уговоры Владимира Сергеевича, на мольбы научного руководителя и заведующего кафедрой, все же возвратился в Москву. Сразу же по приезде устроился на работу в один из научных институтов и в тот же год защитил диссертацию. Параллельно в самый расцвет и бум развития кооперативов и рыночных отношений занялся с одним из друзей – Виктором – коммерцией и стал неплохо зарабатывать.
Серьезных романов Мурад намеренно не заводил. Ему при его занятости вполне хватало срочного «десанта» симпатичных и ничего не требующих, кроме денег и приятного отдыха, девочек. И такие десанты периодически организовывал для их мужской компании кто-нибудь из друзей, вместе с рыбалкой и выездами на природу.
Прошел год после развода с Алиной, и Мурад был почти счастлив, когда узнал от приехавших из Галле друзей и бывших коллег, что Алине сделал предложение один молодой перспективный офицер, служивший с ее отцом. Как выяснилось, бедняга влюбился в Алину на ее же свадьбе с Мурадом, увидев новобрачную в наряде невесты. Его можно было понять, хотя ситуация была, конечно же, неординарной. Алина была необыкновенно хороша в тот день, но ведь не каждый может влюбиться в невесту на ее же свадьбе.
А Мурад так и не смог полюбить красавицу-жену. Его сердце, как оказалось, всецело принадлежит другой. Он теперь уже знал, чем отличается любовь от влюбленности. Асю он любил, она была его воздухом, без которого жить нельзя, но к которому привыкаешь и перестаешь ценить и понимать его значимость в своей жизни. В Алину был, как показалось, влюблен - с этой милой красивой доброй девушкой ему было легко, приятно и радостно. Но так было только вначале, пока Мурад не осознал своего опрометчивого шага с женитьбой. Вот тогда он и протрезвел, поняв, что Алина при всех ее неоспоримых достоинствах его не интересует как женщина.
Жена одного из московских друзей, с которыми он познакомился и работал некоторое время вместе в Галле, рассказывала ему все об Алине. После отъезда Мурада она постепенно успокоилась, и у влюбленного в нее офицера появился шанс. Его неотступные преследования, цветы, звонки, океан любви, обожания и внимания - всего, чего Алина была лишена в браке с Мурадом, постепенно сделали свое дело. И кажется, у их будущего брака самые светлые перспективы.
Мурад был рад за свою бывшую жену. Очень хотел Алине счастья и на сей раз удачного брака. Сам же он жениться не собирался. И даже с испугом смотрел на тех, кто приставал к нему с этим.
- Может, ты вернешься к Асе, ты же все-таки любишь ее? Объяснишь ей, что эта история с Африкой и твоей смертью была чьей-то ошибкой. Хочешь, свали все на меня, а ты, дескать, пытался устроиться там, в этой проклятой Африке, и ее к себе вызвать хотел, но не удалось. Вот ты и вернулся, ради нее вернулся, – придумывал для него разные версии Борис, чувствовавший и свою вину в том, что согласился «отправить друга в Африку, а затем и «похоронить» там. И, самое главное, что смог передать Асе эту страшную ложную новость.
- Но я же не птица Феникс, чтобы возрождаться из пепла, Бориска, – пытался шутить при этом Мурад и просил друга: – Давай об этом больше не будем. Карнеги читал?
- А причем здесь Карнеги? – удивлялся Борис.
- Так вот, Карнеги советует: «Закройте в прошлое двери. Оно уже прошло. Не заглядывайте в будущее, оно не наступило. Живите в отсеке сегодняшнего дня». Я это и пытаюсь делать, и ты не мешай мне.
- Ерунда все это. Не очень этот Карнеги и умный, если такое писал. Как можно прошлое перечеркнуть? Мы сегодняшние – результат того, что было с нами вчера. И вообще – откуда этому Карнеги знать, как все обстоит именно в вашем случае? Вы с Асей любите друг друга, оба свободны. Зачем вам захлопывать двери в ваше прекрасное прошлое, если всей душой вы с ней там? Глупо … Почему же не распахнуть эти самые двери навстречу друг другу? Почему вам с Асей не быть вместе? Скажи, почему?
- О-о-о, сколько у тебя этих «почему»! Потому что «почему» оканчивается на «у», - пытаясь отшучиваться, сказал Мурад и тут же вспомнил: так всегда отвечала маленькая Ася на его вопросы. А потом смеялась как колокольчик долго и звонко. - Как я Асе в глаза посмотрю, ты об этом подумал? Нет, я не смогу. И прошу тебя – больше об этом ни слова. Никогда.
- Хорошо, - пожал плечами Борис. – Как знаешь. И что, в монастырь теперь уйдешь или все-таки женишься?
- Женюсь, наверное, но не сейчас, а поближе к пенсии, - пошутил Мурад и хлопнул друга по плечу. - А чего ты сам-то не женишься?
- Да я бы хоть сегодня, - сказал Борис, но девочки меня не любят. - Мне бы твою внешность, фигуру. Они ведь таких, как ты, любят - красавцев, атлетов. А нам, обыкновенным, что остается? Только девушкам глаза на вас открывать, песни им петь. Помнишь такую песню: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Непостоянная у них любовь».
- Значит, я не красавец, раз у меня любовь постоянная, - улыбнулся другу Мурад и тут же поспешил уйти, боясь, как бы воодушевленный его словами Борис опять не начал разговор об Асе.
Но женился Мурад, к удивлению всех и себя в первую очередь, очень скоро.
Однажды один из компаньонов по бизнесу, рижанин Алекс, будучи в Москве, пригласил Мурада с Виктором к себе на обед. Там же молодые люди познакомились с двумя дочерьми Алекса и его племянницей. Молодежь постепенно разговорилась, познакомилась поближе, а позднее вообще уединилась в отдельную компанию. Дочери Алекса Анна и Ирма жили в Москве с его бывшей женой и учились в МГУ. Сам он регулярно бывал у них, помогал им материально, решал все проблемы семьи. Бывшая жена так и не вышла замуж, но у нее в течение уже многих лет был друг и любовник в одном лице, с которым Алекс был в прекрасных отношениях. Так же тепло дружил он и с бывшей женой. Их отношения удивляли Мурада: неужели так бывает? Ушла любовь и плавно переросла в дружбу. И ни у кого из двоих нет обиды и боли, ревности и упреков.
Уже потом, спустя время, Мурад узнал, что Алекс в тот вечер хотел познакомить свою старшую дочь Анну с Виктором. Мурад же, как потенциальный зять, его не интересовал, хотя сам парень ему нравился.
- Знакомь своих дочерей, с кем хочешь, выдавай их, за кого посчитаешь нужным, но только одно табу - никаких иностранцев и, тем более, кавказцев, - поставила Алексу это условие бывшая жена, когда их девочки подросли.
Виктору старшая дочь Алекса понравилась сразу же, но он слегка оробел, увидев ее: высокая, красивая, эффектная Анна была похожа на модель - стильная, уверенная в себе, с походкой от бедра. К тому же девушка не проявляла к Виктору никакого ответного интереса. Неисповедимы пути Господни, и результатом этой встречи стала неожиданная и безумная влюбленность младшей дочери Алекса Ирмы в Мурада.
Ирка, - так ласково называл младшую дочь Алекс, была его любимицей. Она была намного проще старшей сестры, непосредственная, живая, эмоциональная.
Девушка весь вечер не сводила глаз с Мурада и даже на танец пригласила его сама, когда после застолья молодежь перешла к танцам.
- Ну ты и зверь, - восхищенно говорил другу Виктор по пути домой. – Поделись секретом, как ты эту девчонку охмурил, у нее же от тебя голова кругом пошла.
- Да ладно, мы с ней пару раз станцевали, что в этом такого? И как я ее охмурял, если почти весь вечер молчал?
- А вот на меня моя Анечка совсем не среагировала, - грустно признался Виктор, но со свойственным ему оптимизмом добавил: - Но я буду бороться!
Мурад даже представить себе не мог, насколько активна будет в своей любви семнадцатилетняя Ирма. Она бегала за ним по пятам, приходила на работу, звонила, приглашала их с Виктором на чай, на дни рождения близких и дальних подруг, на факультетские вечера… Виктору очень хотелось общаться с девушками, он действительно влюбился в равнодушную к нему холодную Анну и, понимая, что все эти псевдоименины и вечера придумываются ради Мурада, умолял друга не отказываться от приглашений сестер.
Мураду и самому нравились обаятельные Анна и Ирма, с ними было легко и приятно, хотя чрезмерная активность и даже напористость Ирмы несколько смущали парня.
Постепенно встречи их четверки стали привычными – молодые люди почти ежедневно встречались, вместе отдыхали, ездили на природу.
В один из вечеров, когда они с Виктором были приглашены на восемнадцатилетие Ирмы в ресторан, Мурад чувствовал себя как никогда усталым и измотанным. Накануне он простыл, и теперь нестерпимо болела голова, стала подниматься температура.
- Ты сегодня должен поздравить Ирму от нас обоих, - сказал он Виктору, - я очень устал и заболел. Не смогу пойти в ресторан - я за столом усну.
- Мурад, ты с ума сошел? Хочешь Ирке весь праздник испортить? - говорил другу Виктор, никак не соглашаясь идти на банкет один.
- Пойми же ты, у меня сил нет, простыл я, температура высокая. И усталость навалилась вековая. Сам знаешь, я две ночи не спал, готовил тезисы для конференции, да и у нас с тобой в эти дни работы было много, - продолжал сопротивляться Мурад. - Куда и зачем я в таком виде пойду? Вот возьми деньги. Купи ей от меня самый роскошный и дорогой букет. А подарок Ирме я уже купил – возьми этого слоненка с собой, он ей очень нравится.
Слоненок вопреки своему уменьшительно - ласкательному названию был огромной мягкой игрушкой в человеческий рост. Однажды во время их прогулки по Арбату Мурад заметил, что Ирма восхищенно смотрит в витрину одного из подарочных магазинов. А потом, не выдержав искушения, она потащила его к витрине:
- Смотри, Мурад, какой слоненок чудный, - глаза девушки при этом сияли от восхищения. В эту минуту ему вспомнились глаза шестилетней Аси в тот день, когда он подарил ей ту желанную большую куклу. Он вспомнил и эту немецкую куклу, и платье для маленькой принцессы, купленные им, двенадцатилетним, для соседской девчонки. И глаза Аси - восторженные, счастливые, благодарные.
- Мурад, Мурад, - теребила задумавшегося парня Ирма, очарованная игрушечным слоном.– Ну посмотри на этого слоника. Правда, он хорошенький?
-Какой же она еще ребенок,- умиленно подумал тогда Мурад об Ирме и решил подарить девочке эту игрушку. Магазин был закрыт, что в данный момент радовало Мурада: ценник на слонике указывал на приличную сумму, а у него не было с собой таких денег. Уже на следующий день он купил слоника и притащил домой, чтобы при встрече отдать его Ирме. Но все эти три последних дня был очень занят на работе, а сегодня Ирме стукнуло 18 лет, и повод для подарка был самый подходящий.
Виктор, недовольно чертыхаясь, вызвал такси, взял огромную игрушку и отправился в гости. А Мурад, оставшись один, решил немного поспать.
- Попозже, когда разойдутся гости, поздравлю Ирму по телефону, - решил он. Но через полтора часа Ирма приехала к нему сама. Увидев ее на пороге, Мурад опешил от неожиданности.
- В ресторане нас с тобой ждут пятьдесят человек. Папа привез своих друзей из Риги, пришли и многие наши здешние друзья. Если ты сейчас же не пойдешь со мной, они будут праздновать мой день рождения без меня, – коротко и ясно предъявила Мураду свой ультиматум Ирма, и он, поняв, что сопротивляться бесполезно, стал, пересиливая недомогание, собираться на торжество.
Мурад и Ирма появились в ресторане под восторженные возгласы гостей, которые уже успели за время отсутствия именинницы повеселиться от души, прилично приняв на грудь.
- Мы, Райнисы, такие, - сказал Алекс, встречая дочь и компаньона широкой довольной улыбкой. - Мы дружить умеем.
Он даже не подозревал, что его младшей дочерью, оставившей всех своих гостей ради одного Мурада, двигала далеко не дружба, а совсем другое чувство. Алексу нравились его молодые московские компаньоны, и он был рад дружбе дочерей с Мурадом и Виктором.
- Мне очень спокойно, ребята, когда мои девочки с вами, - доверительно сказал он им в один из своих приездов в Москву.
- Ой, смотрите, как бы ваша Ирма раньше Анны замуж не вышла, - многозначительно сказала Алексу присутствовавшая при этом разговоре Сима, бухгалтер их кооператива. Особое отношение Ирмы к Мураду ни для кого, кроме ее отца, не было секретом.
- Моя Ирка? Да ты что, Серафима?!! Она еще ребенок, только восемнадцать ей стукнет, - рассмеялся Алекс, просияв уже от того, что речь шла о его любимице. – И вообще - жениться на моей Ирке сможет только очень смелый человек, которого не устрашит ее характер. Она у нас росла как мальчик, и ее будущему мужу предстоит терпеливое укрощение строптивой. Ирка не так давно нам с матерью категорично заявила, что замуж не собирается, карьеру в международной журналистике сделать хочет.
Во время летних каникул девушки, отказавшись от приглашения отца отдохнуть в Риге, пригласили Мурада и Виктора составить им компанию и съездить вчетвером в Сочи. А родители девушек с удовольствием отпускали своих дочерей с ними под их ответственность.
- Господи, какая глупость, - удивлялся Мурад, - где это видано, чтобы козлам доверяли капусту?
- Да ты ничего не понял, отсталый восточный человек, - объяснял ему Виктор. - Родителей в данном случае интересует не то, с кем их девочки там любовь крутить будут, а их безопасность вообще, понял? А то, о чем ты говоришь, - это не родительская проблема, они девочки взрослые, совершеннолетние, и у нас - не Кавказ. У них на это голова должна быть. Они и поступают по своему усмотрению.
- Эти девочки не такие, Витька, воспитаны, видимо, иначе. Ты же сам видишь, Анна никого к себе от гордости и близко не подпустит, а Ирма еще ребенок. Вот бегает за мной как школьница, но сама - чистая девушка, это видно, - сказал другу Мурад.
- Ну а кто сказал, что они распутные, я же не об этом. Тебя, Мурад, и Германия не исправила, снежный ты человек. Как будто сегодня из горного кишлака спустился.
- Кишлаки - это не в Дагестане, неуч, это в Средней Азии, - ответил ему Мурад и добавил: - Ты мне брось слюнки по Ане распускать. Развлекайся там, в Сочи, с кем хочешь, а к девочкам будем относиться как к сестрам, я тебя предупреждаю. Ты меня понял? Нам потом еще Алексу в глаза надо смотреть.
- Но давай все-таки съездим, а, Мурад? Отдохнем как люди. У тебя через три дня отпуск, я тоже отгулы возьму на основной работе. А наши с тобой коммерческие дела подождут. Недельки две побудем там, не больше.
- Да мне и ехать не хочется, и дел здесь полно, – вяло сопротивлялся Мурад. Но Виктор, увидев, что друг засомневался и готов уступить, умоляюще повторил:
- Мурад, прошу тебя, поедем. Может, хоть там у меня с Анной что-то склеится? Для меня это жизненно важно, понимаешь?
- Понимаю, - вздохнул Мурад и стал собираться в дорогу.
Две недели в Сочи пролетели незаметно. Они купались, загорали, ходили на танцы.
Анна танцевала только с Виктором, скорее не желая связываться ни с кем из местных парней, но он и при таком раскладе был счастлив. При этом на танцы Анна ходила редко, много времени она, к неудовольствию Виктора, проводила со своей новой подругой Верой, студенткой из Саратова. Девушки познакомились здесь же, в Сочи, очень подружились и никак не могли наговориться перед отъездом. Обменялись телефонами, адресами, пообещали ездить друг к другу. Ирма же неотступно следовала за Мурадом, как Пятница за Робинзоном.
- Это умора - за Иркой наблюдать, - смеялся Виктор, - она глаза готова выцарапать любой девушке, на тебя посмотревшей. Потому везде с тобой и ходит, охраняет от возможных знакомств и увлечений.
Мурад тоже все время танцевал с Ирмой, во-первых, не желая оставлять ее один на один с нахальными местными ребятами и отдыхающими, которые беззастенчиво пялились на нее голодными глазами, как коты на сметану. И потому устроил ей настоящий разнос за слишком откровенный купальник, а потом купил ей тут же в пляжном киоске другой, более скромный. Ирма послушно надела «песочник», как она назвала купленный Мурадом купальный костюм, и была счастлива – ей показалось, что Мурад ее приревновал. А он всего лишь чувствовал свою ответственность за Ирму. Она же не давала никому из девушек даже подойти к Мураду, завязать знакомство или пригласить на танец. Как-то к Мураду подошла девушка, которая уже несколько дней поглядывала в его сторону, пригласила его на белый танец. Мураду не хотелось танцевать, но, не желая смущать девушку отказом, он сделал шаг навстречу будущей партнерше. Между ними тут же встала Ирма:
- Прости, милая, но он приглашен уже. Я его пригласила.
Ирма тесно прижималась к нему во время танца, клала голову на его грудь, и он не знал, как себя вести с ней – не хотел отталкивать девушку, чтобы не обижать ее. А делать ответных движений тоже почему-то не хотел, хотя Ирма в принципе нравилась ему.
Горький опыт первого брака его многому научил, и Мурад дал себе установку не увлекаться.
В последний вечер их пребывания в Сочи они долго гуляли, потом зашли в небольшой ресторанчик отметить предстоящий отъезд. Их застолье было в самом разгаре, когда официантка принесла три бутылки фирменного молдавского вина.
- Это вашему столу от стола гостей у окна справа, - сказала она.
Мурад, подумав, что опять кто-то посмел в их присутствие таким образом пристать к девочкам, приготовился уже возмутиться, но вдруг увидел за тем самым столом своих друзей по аспирантуре. Они тут же объединили столы, стали говорить здравицы и тосты в честь друг друга. Потом компании показалось, что вина недостаточно, и заказали еще.
- Мы много выпили, не будем больше, - сказал Мурад бывшим однокурсникам.
- Как это не будете, мы за вас пили, а вы за нас почему не должны пить? Девочки могут отказаться, если не хотят, а вы уважьте нас как положено.
Возвращались в гостиницу очень поздно, пришлось долго уговаривать дежурную пропустить опоздавших в свои номера. У Мурада было только одно желание: побыстрее лечь – сказывались усталость и опьянение, хотя он старался по возможности незаметно пропустить несколько очередных бокалов вина. Он лег, но почему-то никак не мог заснуть. Рядом на соседней кровати, едва коснувшись головой подушки, храпел Виктор.
-И что теперь делать? Как уснуть? - думал Мурад, на чем свет стоит ругая ревнивую Ирму, так и не давшую ему возможности познакомиться с кем-нибудь из отдыхающих девушек за эти две недели. А ведь многие из них подавали ему разные знаки, выражая готовность приятно провести время.
Стало немного обидно, что в эту теплую летнюю ночь здесь, на отдыхе, где все пропитано курортными романами, встречами, свиданиями, любовью, он один. И это наказание длится уже две недели, а ему вдруг так сильно захотелось любви, ласки, нежности.
- Нет, не буду об этом думать, только душу и тело травить, - подумал Мурад и решил считать верблюдов или слонов, как это принято при бессоннице. Некоторое время он, посмеиваясь над собой, еще выбирал между слонами и верблюдами, а потом мучительно попытался заснуть, представляя себе караваны. Ему показалось, что он уже засыпает, как вдруг в дверь кто-то тихо постучал.
- Мурад, Мурад, – раздался вдруг за дверью голос Ирмы. - Иди сюда, Мурад.
Мурад вскочил и, быстро натянув джинсы, одним прыжком оказался у двери. Голова была еще нетрезвой, но реакция оказалась мгновенной.
- Что случилось, Ирка? - он вышел за дверь и взял девушку за руку. – Где Анна? Кто Вас обидел?
- Нет, ничего не случилось. Мурад, зайди к нам, - попросила Ирма. - Мне нужно поговорить с тобой.
Мурад быстро пошел за девушкой в соседний номер, даже не задумываясь о том, что могло понадобиться Ирме в столь поздний час.
- Сядь, – попросила его девушка, не сразу решившись начать с ним разговор.
- Да что у вас тут случилось? Где Анна? - уже всерьез забеспокоился Мурад.
- Ничего не случилось. Анна ночует у Верочки, у той горе - жених бросил. Аня ее там успокаивает.
- А с тобой что? – удивленно спросил он.
- А ты до сих пор не знаешь? И не догадываешься даже? – спросила Ирма срывающимся от волнения голосом. – Ладно, я сама скажу тебе. Я влюблена в тебя, люблю, очень люблю…
Мурад, услышав откровенное признание, растерянно молчал. Значит, Ирма позвала его для того, чтобы признаться. Он, как и все окружающие, видел особое отношение Ирмы, ее особую симпатию и все же не задумывался о том, насколько это серьезно для девушки. Вначале у него еще были сомнения и переживания – а что делать, если девушка привыкнет к нему, если потом будет страдать из-за безответного чувства? Но слова Алекса о том, что Ирма вообще не собирается замуж и думает только о карьере, почему-то усыпили его бдительность. И вот теперь он видел перед собой влюбленные глаза Ирмы, слышал ее откровенное признание, которого он также не ожидал, тем более в этой обстановке и в этот час. Мурад не думал, что девушка решится на признание, ведь он на каждом шагу сдерживал ее своим равнодушием, а порой даже холодностью. Всячески давал ей понять, что, кроме дружбы, между ними ничего быть не может.
- Неужели она тебе не нравится, Мурад? Ирка красивая девушка и хорошая во всех отношениях, – удивлялся Виктор.
- Красивая, кто спорит. И хорошая, ты прав. И отца ее я хорошо знаю. А потому зачем мне девчонке голову морочить? Не буду, пусть лучше остынет, сама по моему отношению поймет, что все это зря, и успокоится.
Сейчас Мурад молчал от растерянности, такое откровенное признание, конечно же, требовало и от него определенного ответа. Ирма иначе поняла его молчание. И в ту же минуту он почувствовал, как ее руки обвили его шею, а сама она прижалась к нему всем своим стройным телом. Ее красиво очерченные полные губы страстно искали его губ для поцелуя.
- Ирка, хорошая моя. Не надо этого, прошу тебя. Ведь мы с тобой друзья, не надо. Зачем ты так много выпила? - Мурад пытался мягко отстранить девочку от себя.
Его слова были прерваны поцелуем. Ирма самозабвенно целовала его в губы, лицо, шею, плечи, а руки гладили его сильную спину.
- Я нисколько не пьяна, Мурад. Вернее, пьяна, но не от того вина. А от тебя, от любви. Прошу, не отталкивай меня. Я люблю тебя...
- Ирка, - застонал он от ее непрекращающихся, еще более настойчивых горячих ласк и поцелуев. - Что ты делаешь, глупая, прекрати сейчас же. Я же живой мужчина, не манекен и не совсем трезвый сейчас. Что ты делаешь со мной?!
Она, глядя на него безумными от любви глазами, молчала, а ее тонкие пальцы уже расстегивали ворот его рубашки.
- Мурад, Мурад… Останься здесь, со мной сегодня. Я хочу быть твоей, быть с тобой, хотя бы одну ночь, любимый.
- Ты с ума сошла? Зачем это?- почти выкрикнул он, все же пытаясь оттолкнуть ее от себя. - Как я твоему отцу в глаза посмотрю? Как?
- Если ты ответственности боишься, то не надо. Ты моя вторая любовь. И с первым моим парнем у нас все было. Два года назад...
Мурад поморщился:
- Зачем мне это? Дело совсем не в этом, в другом. Я не люблю тебя, Ирма. Ты мне нравишься - да. Но не люблю...
- А я люблю! Я люблю за двоих, - безумно и горячо шептала девушка, продолжая целовать и обнимать Мурада, несмотря на его сопротивление.
Мурад с ужасом сознавал, что уже не может больше контролировать себя и отвечает на ласки Ирмы, думая все же о том, что надо остановиться, пока не поздно.
Но то ли количество не в меру выпитого и уже довольно долгое воздержание, то ли жаркие поцелуи и безумный шепот Ирмы стали тому виной, но Мурад перестал сдерживать себя и остался в эту ночь с Ирмой.
Он не мог устоять перед ее сумасшедшей страстью, ведь в последнее время он жил, выключив все эти чувства в себе и, конечно же, получая от своих случайных девочек для времяпрепровождения любые ласки и удовольствия за деньги и красивый отдых, но не настоящую любовь и страсть. Ирма же любила его, как сто женщин, вместе взятых - каждой клеткой, каждым вдохом и выдохом, и он с удивлением увидел ее в эту ночь совсем другой – страстной, неистовой, вдохновенной в любви.
Утром, проснувшись рядом с Ирмой, Мурад не знал, куда девать глаза от стыда. Ему захотелось вдруг исчезнуть из этой постели и этой комнаты раньше, чем она проснется. Но он поймал себя на мысли, что это будет не что иное, как бегство. Мурад посмотрел на спящую рядом девушку.
Ирма была красива, эффектна. Здесь, в Сочи, ее пожирали глазами многие отдыхающие. С одним грузином, приставшим к ней на пляже, пришлось даже подраться. Да и в университете у нее, говорят, поклонников предостаточно. Зачем ей нужно было так тянуться к нему, открыто сказавшему о своей нелюбви? Зачем? Он тоже хорош, сказал, что не любит, но не устоял...
-Животное, урод озабоченный! Не смог остановить эту взбесившуюся девчонку, не смог сдержать себя. Мужчина называется, женщину никогда не видел, что ли? – ругал себя Мурад. Он переступил ту черту, которую не собирался переступать. Жениться на Ирме, не любя ее, Мурад не хотел, хватит с него одного брака без любви. Становиться ее любовником тем более не собирался, совестно было бы перед Алексом. Да и Ирма при всем ее вчерашнем поведении, все же порядочная девчонка, заслуживающая уважения и серьезного отношения. А вчерашний любовный шторм был хотя и оправдан ее особым к нему отношением, все-таки спровоцирован молдавским вином. Да и воспитана Ирма иначе - без комплексов и ханжества. Росла в Прибалтике, там люди позволяют себе свободную любовь и уже давно не считают потерю девственности до свадьбы концом света. Вот ведь как легко она сказала о своей первой любви и о близости в пятнадцать лет с ее первым любимым мужчиной. Сказала спокойно, как о само собой разумеющемся.
Мурад приподнялся и сел на кровати, не зная, что ему делать и как теперь смотреть в глаза Алексу, Анне, самой Ирме. Что же это получается? Алекс со спокойной душой отпустил своих дочерей с ними, под их ответственность и их надсмотр, а он тут же переспал с его младшей дочерью, воспользовался любовью сопливой девчонки. А еще Виктора поучал. О, ужас! На душе было муторно…
Мурад попытался тихонько подняться с постели, но проснувшаяся Ирма потянула его за руку.
- Мурадик... Поцелуй меня. Я такая счастливая!
- Все так неудобно, неправильно получилось, Ирка, прости меня. Проклинаю себя за эту ночь, за все, что наделал. Прости, я был не совсем трезвым, теперь мне стыдно в глаза тебе смотреть, – сказал Мурад, опустив голову и чувствуя, как предательски дрожит от волнения его голос.
- О чем ты, Мурад? Я ни о чем не жалею. Эта ночь - лучшая ночь в моей жизни. Я никогда не была такой счастливой. А чтобы тебе еще легче стало, скажу – я вообще замуж не собираюсь. Хочу стать журналистом-международником, а моя будущая профессия брака и детей не предполагает. Мужа у меня не будет, так что мне старой девой оставаться? А тебя я люблю, очень люблю.
- В жизни не все так просто, как мы хотим. Вот и твой первый мужчина оставил тебя, не женился. Почему?
- Он меня не оставлял, а еще год за мной по пятам ходил. Это я его оставила, разлюбила, а если так, то зачем нам было вместе оставаться, - пожала плечами Ирма. - Отношения иссякли, и мы перестали встречаться. Претензий не было ни у меня к нему, ни у него ко мне. Все ведь было по обоюдному согласию. Пока любили, были вместе. А когда разлюбили – зачем?
Мурад, несмотря на такое отношение Ирмы к происшедшему между ними, очень переживал. Виктор, узнав об этом и видя мучения и сомнения друга, как мог, успокаивал его:
- Да ладно, не переживай ты так. Анна и Ирма - девочки хорошие, не распущенные, но у них совсем другие взгляды на отношения. У них главный критерий для близости - любовь. А Ирма любит тебя - это и слепому видно. Не насиловал же ты ее, успокойся. Сама тебя позвала.
В Москве Мурад уже не мог оттолкнуть от себя девушку, не мог резко прекратить с ней отношения. Они по-прежнему часто бывали вместе вчетвером, но теперь они с Ирмой уже считались парой. И постепенно отошли от Анны с Виктором еще и по другой причине – Анна влюбилась в какого-то спортсмена, и четверка распалась.
Виктор очень переживал неудачу в любви, завидовал другу, а Мурад постепенно проникся к Ирме вначале благодарностью за любовь, а потом и большой симпатией. Постепенно он стал привыкать к девушке, замечать – его тянет и влечет к Ирме, хотя Мурад твердо знал: это не любовь. Он после возвращения в Москву, может, и продержался бы, оставив девушку. Но Ирма снова проявила инициативу, как тогда, в Сочи, и они стали встречаться. Уединялись в его квартире, слушали музыку, общались, занимались любовью. Мураду было хорошо с этой милой девушкой, так хорошо, как давно уже не было ни с разовыми девочками, ни с бывшей женой. Бурная страсть и безумные ласки Ирмы резко отличались от несмелого и слишком застенчивого поведения его бывшей жены Алины, которая, чувствуя его равнодушие, и руки к нему протянуть сама не могла. Ирма же любила его неистово и вдохновенно, не беспокоясь о том, что ее чувство безответно. Мурад не мог не оценить такую безумную, ничего не требующую взамен любовь и страсть девушки. Ирма была бы желанна любому мужчине. Но Мурад знал об их отношениях главное – Ирма нравится ему, он скучает без нее, хочет близости с ней, но и тут все без любви. Того чувства, которого Ирма ждала от него и была вполне достойна, в его сердце все же не было.
Мураду нравилось проводить с ней время - гулять, общаться и уединяться для любви – все с ней было легко, приятно и желанно. И каждое свидание с ней было как маленький праздник. У Ирмы были ключи от его квартиры, она приходила к нему до его прихода, быстро наводила порядок в холостяцкой квартире, готовила что-нибудь вкусное и ждала Мурада с нетерпением, без конца названивая ему на работу. А его очень волновал тихий и чувственный голос Ирмы:
- Мурад, бросай все к черту. Иди домой, иди ко мне. Я соскучилась.
Она не требовала от него ничего, кроме сиюминутной любви, не строила планы, не просила клятв и заверений. Словно приходить к Мураду, наводить порядок в квартире, стирать его рубашки, устраивать красивые ужины при свечах дома или в ресторане, а потом еще и страстно отдавать ему всю свою безграничную любовь было ее обязанностью.
Мураду нравилось смотреть на нее после их любви, когда он еще лежал, а она, накинув на голое тело какую-нибудь из его рубашек, бросалась на кухню и приносила в постель поднос с едой, фруктами, кофе.
- Видишь, Мурад, мы с тобой, как у вас на Востоке. В Европе кофе в постель даме приносит мужчина, а я тебе, мой господин, сама его приношу, потому что люблю.
Он смотрел на нее, такую красивую, с распущенными волосами и одетую в его просторную рубашку, на ее стройные длинные ноги и, забывая обо всем, опять тянул к себе:
- Иди ко мне, котенок, ты сводишь меня с ума.
Но угрызения совести опять накатывались на него, как только он вспоминал о ее отце.
- Ты хоть понимаешь, Ирма, в каком я положении теперь перед Алексом, - не раз говорил ей Мурад.
- Причем здесь мой отец? У нас не принято вмешиваться в жизнь друг друга. У него тоже есть подруга сердца - зовут ее Вия, и мама уже давно не одинока. И мы с Аней это понимаем. В моей личной жизни я сама решаю, – как мне быть и с кем, – спокойно отвечала на его слова Ирма. И если уж кого-то в этом плане стоит опасаться, то не папу, а маму. Это она, как черт ладана, боится кавказцев и в страшном сне не хочет видеть их своими зятьями. Но это для нас с тобой неактуально. Ты на мне жениться не собираешься, и я не мечтаю о замужестве, - у меня другие планы и ценности в жизни. Только об одном прошу: не думай, что для меня все это так просто. Нет, все не так. И в первый раз у меня это было тоже по большой любви, но мы расстались. С тобой я тоже потому, что люблю тебя, к сожалению, не взаимно. Но тебе ведь хорошо со мной, Мурад? Я рада и этому...
- Мне с тобой необыкновенно хорошо, Ирка, так, что лучше не бывает, – искренне отвечал Мурад и привлекал девушку к себе. Он говорил правду - с Ирмой он забывал обо всем, о том, что угнетало его уже давно и не давало покоя. Она была праздником его жизни, и Мурад тянулся к ней, с каждым разом все больше привыкая к девушке. Вспоминая об Алексе, Мурад, несмотря на согласие Ирмы продолжать ни к чему не обязывающие отношения, чувствовал угрызения совести перед компаньоном и другом. Несколько раз он пытался оставить Ирму - временно исчезал, жил на квартире у друга, говорил девушке, что уезжает. Но проходило несколько дней, и его вновь тянуло к ней, к этой легкой и приятной девочке, никогда не обременявшей его ни одним капризом, желанием, упреком. Хотелось обнять ее, почувствовать ее губы, запах ее волос, хотелось держать в своих сильных руках ее послушное и горящее любовью тело.
Ирма никогда не выясняла с Мурадом отношений, никогда не упрекала его ни за внезапные исчезновения, причину которых прекрасно понимала, ни за странные перемены в настроении. Однажды, когда он попытался объясниться с ней, а заодно и повиниться, она прижала его голову к груди, поцеловала в глаза и сказала:
- Мурад, не надо меня избегать. И мучиться, метаться из-за наших отношений тоже не надо. Я никогда не пожалею о том, что у нас с тобой было, даже если ты решишь меня оставить. Сейчас нам хорошо вместе, вот и надо жить этим. Зачем думать о том, что будет потом и как. Ни в каких отношениях не бывает гарантии, даже в брачных,
Так прошло полгода. Мурад привык к Ирме, к их постоянным встречам и свиданиям, и однажды, когда она после очередной их небольшой размолвки не пришла и не позвонила, он стал беспокоиться и сам набрал номер ее телефона.
- Мурад, - хорошо, что ты позвонил, - сказала ему явно расстроенная чем-то Анна. - Мне срочно надо поговорить с тобой. Приходи к нам, я одна, мама в санатории. Мне нужна твоя помощь.
- А Ирка? Где она? - уже не на шутку разволновался Мурад.
- Она уехала к папе в Ригу.
- В Ригу? Посреди учебного года? – удивился Мурад. - Что стряслось? И почему ничего не сказала?
-Прошу тебя, приезжай, я все расскажу при встрече.
Мурад тут же вышел из дому и, поймав такси, поехал к Анне.
- Неделю назад в университете Ирка почувствовала себя плохо, мы отпросились и приехали домой. Она была бледная, почти зеленая, потом ее стало тошнить. Я подумала – отравление у нее или солнечный удар. Вызвала неотложку. А врач сказал, что Ирка беременна, - вдруг заплакала Анна. - Сказал, что почти уверен, советовал уточнить. Они уехали, а Ирка сказала, что уточнять не надо, что она и сама это знает.
Мурад молчал, ошарашенный этой новостью.
- И самое ужасное, что она не собирается избавляться от ребенка. Рожать собирается, - с ужасом рассказывала ему Анна.
Мурад, потрясенный этой новостью, по-прежнему не находил нужных слов.
- Ирма просила не говорить тебе об этом. Прошу, Мурад, не выдавай меня. Не знаю, что делать? Я все думаю: скоро мама приедет, как я ей все объясню? Ирка учебу посреди года бросила и уехала к папе. В голове у меня все это не укладывается. Столько просила ее, давай пойдем к врачу и решим эту проблему. Деньги у нас есть, врача хорошего нашли бы. Она не согласилась. Хочу, говорит, этого ребенка родить, только Мураду ни слова.
- А что она, уезжая, просила мне передать?
- Она просила передать, что переводится на учебу в Ригу, чтобы быть к отцу поближе.
- И все?
- И все, - ответила Анна и развела руками. - Вот такая она у нас дура упрямая. Папа ее так разбаловал. Мурад, а ты о ней не думай плохо. Честно говоря, я, как и все, была уверена, что у вас с ней любовь. Но она сказала, что вы только друзья, а ребенок у нее совсем от другого человека.
Мурад спросил:
- Что мне делать, Аня?
- Ничего не надо, Мурад. Ты нашу Ирку не знаешь. Она все равно сделает так, как она решила. Я и сама в растерянности, знаю, что она ни с кем, кроме тебя, не встречалась. Никто ей никогда не звонил, не заходил, никого и рядом с ней не видела. Но, с другой стороны, зачем ей врать? А может, ты знаешь, кто отец ее будущего ребенка? Она тебе ничего не говорила?
От этих слов Анны в душу Мурада медленно и противно стали заползать змеи ревности и сомнения. Он стал рассуждать: если Ирма ждет ребенка от него, то почему она это скрыла? Да и не должно быть у них ребенка. Мурад не раз напоминал Ирме о такой нежеланной возможности, но она спокойно отвечала, что аккуратно принимает таблетки. Тогда что это значит? Она встречалась еще с кем-то? И потому ничего Мураду не сказала, потому сбежала и просила скрыть все от него? Неудобно ей теперь перед ним, мужчиной, которому клялась в безоглядной любви? Нет, не может быть.
Хотя друзья не раз говорили ему, что он просто не знает женщин, их коварства и изобретательности. Но в случае с Ирмой это было трудно предполагать, они ведь ничего друг другу не обещали.
Анна внимательно посмотрела на растерявшегося от такой новости Мурада и, конечно же, подумала, что он влюблен в ее сестру и теперь очень расстроен.
- Анечка, я, пожалуй, пойду. А ты позвони мне, если что. Мне в себя прийти надо, - честно сказал Мурад и поспешил уйти.
- Да, конечно, Мурад, иди. Зря ты медлил, если Ирка тебе нравилась. И она в тебя влюблена как сумасшедшая. А глупость эту, видимо, от отчаяния назло тебе сделала. Кто ее знает? Она у нас такая странная и упрямая. Но плохо теперь то, что ребенка оставить решила. Это самое ужасное.
Мурад несколько дней неустанно думал об Ирме, о том, что узнал о своей бывшей девушке от Анны. Несколько раз порывался позвонить Алексу в Ригу и поговорить с Ирмой. Но что-то сдерживало его. Мурад не хотел говорить об этом с ней по телефону. Он хотел видеть ее глаза.
Через несколько дней он попросил у Анны их рижский адрес.
- Ой, Мурад, может, не надо тебе туда ехать? – испугалась Анна. - Ирке это не понравится. Она же просила ничего не говорить тебе.
Но вскоре все-таки сдалась и дала адрес, а на листочке написала разъяснения, как добраться.
- Поезжай, может тебе удастся ее уговорить, чтобы глупостей не делала и поскорее избавилась от ребенка, пока еще сроки позволяют, - сказала Анна Мураду, вручая ему листик с адресом и ориентирами. – Ирка глупая, не представляет себе, что делает.
- Все будет хорошо, Анна, только об одном прошу тебя – не звони и ничего ей пока не сообщай. Вообще обо мне не говори, будто я ничего не знаю. Сделай так, я на тебя надеюсь.
…Мурад впервые был в Риге. Но сейчас ему было не до красот этого действительно необыкновенного города, который недаром называли маленьким Парижем Севера. Он лишь спокойно смотрел из окна такси на средневековые замки, соборы, которым было по несколько веков и которые сейчас соседствовали с современными стильными зданиями из стекла и бетона, небольшими кафе и яркими магазинчиками.
А мысли его были далеко, он думал об их предстоящей встрече, разговоре с Ирмой. И одновременно спорил сам с собой: имеет ли он право вмешиваться в ее жизнь, почему в нем сейчас так остро и мучительно ощущаются ревность и возмущение? Ведь он много раз повторял и себе, и Ирме, что не любит ее. Никогда не требовал и от нее никаких клятв в верности. А девушка не раз подчеркивала при встречах, что они, хотя и встречаются, не связаны ничем и свободны. Но он думал, что это лишь слова, а Ирма всецело принадлежит только ему одному. Иногда ему казалось, что он ревнует ее даже к тому парнишке, с которым у нее в шестнадцать лет была первая любовь и первая близость. И вообще ему всегда было неприятно видеть рядом с ней других мужчин.
Таких инцидентов почти не было, и все же ему не нравилось видеть даже общение Ирмы с однокурсниками. На вечера они ходили вместе, и там она, зная о странной ревности Мурада при том, что любви к ней у него не было никогда, не танцевала с другими. И лишь однажды Мурад устроил ей настоящую сцену ревности, чем вызвал в ней не гнев, не обиду, а безграничное счастье и ликование.
Однажды по делам он оказался на Старом Арбате и вдруг издалека увидел Ирму. Она стояла у выставленных на продажу картин и весело болтала с бородатым молодым мужчиной, по-видимому, художником, автором продающихся здесь же картин. Мурад долго наблюдал за ними со стороны, забыв о своих делах. И вдруг будто озверел, увидев, как художник, взяв руку Ирмы, поднес ее к своим губам и поцеловал. А она, кокетливо наклонив голову, что-то сказала ему. И потом протянула ему маленький листик, на котором, видимо, написала номер телефона.
Мурад не смог тогда больше наблюдать за этим и подошел к ним. Взял Ирму за руку и, ничего не объясняя, потащил за собой. Художник, увидев это, забыл о своих картинах и побежал за ними, возмущенно пытаясь вырвать девушку из рук Мурада и спрашивая при этом, что все это значит. Девушка сказала художнику что-то на латышском, и тот сразу же отстал, вернулся к своим картинам, недоуменно продолжая смотреть им вслед.
Ирма поняла, в чем дело, и молча послушно следовала за Мурадом, даже не пытаясь спорить или высвободить руку, которую так больно сжимал в своей большой ладони любимый. Он поймал такси и привез ее к себе. И только закрыв дверь, стал расспрашивать ее. Мурад был бледным и расстроенным.
- Ой, ты, кажется, ревнуешь? И вправду ревнуешь, Мурад? Значит, и так бывает – не любить, но при этом ревновать? Бывает, наверное. Это чувство собственника, оно, говорят, в крови у восточных мужчин.
- А ты, я вижу, у нас вообще большой специалист в психологии мужчин всех рас и народов, - зло отпарировал тогда Мурад. - Ему стало неприятно.
- Нет, все не так, - не обиделась Ирма. - Я просто образованная, много читаю и знаю то, что знают многие. А еще как-то наблюдала, как изводил ревностью свою жену наш сосед, таджик при том, что сам имел кучу любовниц, а она, бедная его жена, из дому даже не выходила. А я и не жена тебе. Я свободная и, к сожалению, почти беспризорная. Могу любить кого хочу, вот только полюбить другого не могу.
- А ты постарайся, получится, ты у нас любвеобильная, - все еще ревнуя и желая сделать девушке больно, сказал Мурад.
- Ты прав, я любвеобильная, Мурад, но не влюбчивая, - спокойно ответила ему тогда Ирма. – А это разные вещи. Хочешь, объясню. Тебя я люблю так, как тысяча женщин, вместе взятых, и так, что любви хватило бы на тысячу мужчин. Здесь и в самом деле можно говорить об изобилии любви. Но я люблю тебя одного, и других мужчин для меня просто не существует. Они для меня после встречи с тобой кажутся двоюродными братьями или существами среднего рода, понимаешь?
Мурад внимательно смотрел на нее, все же ожидая объяснений по поводу поведения художника.
- И это не помешало тебе флиртовать с тем бородачом? Конечно, Москва - город большой, здесь все можно...
- Все можно, если это нужно. Но я тебе уже сказала – мне нужен только ты. Ты второй мужчина в моей жизни, с которым я встречаюсь. А теперь мне кажется, что, кроме тебя, никого я не знала. Все, что было до тебя с Рихардом, кажется теперь ничтожно малым. Я тебя люблю, успокойся. Зачем мне врать? А Валдис - мой земляк, латыш, художник очень хороший, но ему долгое время не везло. Папа мой ему в свое время много помогал. Зато сейчас его картинами иностранцы заинтересовались.
- И все равно, я не хочу, чтобы кто-то средь бела дня целовал твои руки в самом центре Москвы, - упрямо сказал Мурад, постепенно успокаиваясь.
- Хорошо, Мурад, я буду это делать на окраинах Москвы и не средь бела дня, а средь черной ночи, - улыбаясь, продолжала подтрунивать над ним осчастливленная хоть таким проявлением его чувств Ирма. А он, устав спорить, сгреб ее в охапку и на руках отнес в спальню.
Вообще-то он и мысли не допускал, что Ирма может встречаться с кем-нибудь еще – она откровенно выражала ему свою любовь и почти все свободное время, если Мурад не был занят, проводила с ним.
Теперь же между ними была тень мифического мужчины, от которого она ждет ребенка. Как это вообще может быть? Со мной, значит, таблетки пила, а от него залетела?
-Какое твое дело! – ругал он себя за то, что переживает. - Ты ведь хотел свободных отношений, в любви ей не признавался, клятв верности не требовал, планов относительно общего будущего не строил.
-Ну и что? Как она могла встречаться одновременно со мной и еще с другим? Зачем? Кто ее держал, катилась бы к нему. Одного ей было недостаточно? Так нет ведь, только теперь сбежала, когда залетела от него. От стыда сбежала, - огрызалось и спорило с ним его второе « я» - Вот как для нее все просто: переспать с другим – как высморкаться. А я, дурак, еще и уважал ее, считал порядочной девчонкой. Рассуждал, что со мной она по любви, и с тем первым, Рихардом, у нее тоже все было по любви. А тут, оказывается, счета нет. Дрянь, шлюха! О любви еще песни пела. И почему там ее те же таблетки не спасли – любовь была, видимо, слишком горячей, спонтанной, забыли о предосторожностях. Мурад чувствовал, что внутри него все клокочет и закипает от ревности и обиды.
Двухэтажный особняк Алекса был выстроен в почти готическом стиле, а вся прилегающая к дому территория была ухожена, озеленена, усажена розами.
Встретившая его на пороге женщина средних лет сказала на ломаном русском, что Алекса Райниса нет дома, а его дочь Ирма - на втором этаже в своей комнате.
- Я предупрежу ее о вашем визите, - вежливо сказала она, узнав, что Мурад приехал именно к Ирме.
- Не стоит, я сам себя представлю, - ответил Мурад, чем вызвал явное неудовольствие женщины.
- Но простите, молодой человек, в дом Вы сможете зайти только со мной. Я и впустила вас только потому, что вы показали визитку хозяина. Меня зовут Марита.
Марита вместе с ним поднялась на второй этаж, постучала в комнату Ирмы, сказала ей несколько фраз на латышском и удалилась. Ирма сидела на небольшом диванчике в бриджах и футболке, читала какой-то красочный журнал. Волосы были собраны в хвостик на затылке, это еще больше делало ее похожей на старшеклассницу.
- Сама невинность, - злобно подумал о девушке Мурад, - сидит, развлекается с журналом, словно ничего не случилось, и никаких переживаний. Все, что он успел повидать за годы жизни в Москве и в Германии, наталкивало его на мысль, что или вверх дном перевернулся мир, или в Дагестане люди настолько отстали от жизни. Ведь в такой ситуации любой из девушек там было бы не до чтения.
Увидев Мурада на пороге своей комнаты, Ирма медленно встала, но от удивления еще несколько минут ничего не могла сказать. Мурад сам начал разговор.
- Мне все рассказала Аня. Это правда?
- Да, - тихо ответила девушка, немного помолчав.
- И кто же отец?
Ирма внимательно посмотрела на него и отвела глаза. Мурад, пристально наблюдавший за ней, подумал: «Ну вот и ответ». Но все же повторил вопрос:
- Я тебя спрашиваю: чей это ребенок?
- Не твой, не беспокойся…
Мурад неожиданно для себя сильно ударил девушку по лицу:
- Шлюха, дрянь! Мне противно даже говорить с тобой!
От удара Ирма, не ожидавшая такого, отшатнулась и ударилась о край шкафа. И вдруг, побледнев как полотно, стала медленно сползать по стене. Мурад только и успел подхватить ее на руки.
Он положил девушку на диван и вдруг с ужасом заметил, что она потеряла сознание.
Выбежав на лестницу, он громко позвал Мариту. Та, увидев бесчувственную Ирму, испугалась и тут же вызвала неотложку, засуетилась, принесла воды.
Прошло совсем немного времени, и в комнату Ирмы вошли врач и медсестра. Девушка уже пришла в себя, и перед ее осмотром Мурада с Маритой попросили на время выйти из комнаты. Через некоторое время медики, оказав помощь и сделав Ирме укол, вышли из комнаты. Марита спустилась за чем-то вниз, врач же неотложки обратился к Мураду вначале по-латышски, а потом, догадавшись, что он не местный, на русском:
- Вы, если я не ошибаюсь, муж этой девушки?
- Да, - не придумав ничего другого, ответил Мурад.
- Почему же вы не ставите жену на учет, срок у нее, судя по ее словам, уже достаточно большой – больше трех месяцев, как она сама говорит. У нее, по всему видимому, анемия, давление понижено, оттого и сознание без причины потеряла. Надо ей обследоваться, если хотите здорового ребенка.
Мурад молчал, не зная, что сказать. Выходит, Ирма не сказала им, что упала от его удара. Три с лишним месяца? Значит, она уже давно обманывает его. Хотя, почему обманывает? Они не супруги и даже не жених с невестой – так, любовники. Значит, она имела право. На душе у него было противно, грязно, мерзко – почему-то он чувствовал себя подло обманутым, и никакие доводы и логика не помогали успокоиться. И все-таки он не имел права поднимать на нее руку. Прежде чем уехать, надо извиниться и успокоиться.
Ничего страшного. Ему к потерям не привыкать. Ирма, его отношения с ней – не самые страшные из потерь.
Мурад прошел в комнату и сел рядом с девушкой на диван. Ирма плакала. Он впервые видел жизнерадостную и почти всегда беззаботную Ирму в слезах.
- Прости, Ирма, не сдержался, прости. Сам не знаю, как это получилось. Я не имел права поднимать на тебя руку. Не плачь, пожалуйста.
- Я не потому, Мурад… Я от радости плачу, - дрожащим от волнения голосом сказала ему Ирма.
- От какой радости? - удивился он.
- Оттого, что ты приехал, оттого, что ударил. Я думала, ты испугался этой новости, приехал для того, чтобы уговаривать меня избавиться от ребенка, думала это твоя главная цель, а все остальное тебя не интересует. А у тебя был другой вопрос и ревность. Значит, все не так плохо, как я думала. Значит, я тебе не совсем безразлична. Потому я и плачу.
- А зачем тебе моя ревность? И вообще ты права: зачем же тебе избавляться от ребенка, отца которого ты, видимо, очень любишь? – обиженно сказал Мурад и добавил: - Только один вопрос хочу тебе все же задать: зачем тебе понадобилось сразу с двумя встречаться?
- Мурад, послушай. Отца ребенка я действительно люблю. Оказывается, даже больше, чем я думала.
- Мне это не интересно. Скажешь это ему самому, ему будет приятно и о твоей любви узнать, и о своем ребенке. А мне все равно и все понятно. Я уезжаю, только извиниться зашел за то, что ударил тебя. Не имел права, глупо получилось, прости. И передай привет Алексу.
Мурад повернулся и направился к двери.
- Подожди, - тихо позвала его Ирма. - Ты ничего не понял, Мурад. Это твой ребенок. Я не хотела говорить, обременять тебя. Но уже скоро заметно станет, потому сюда и приехала. Можно было бы вообще не сказать тебе правды. Но мне не все равно, что ты будешь думать обо мне, и потому лучше тебе знать правду.
Мурад остолбенело смотрел на нее, ничего не понимая.
- Я потому и уехала, чтобы ты ничего не знал, ни о чем не переживал, зная твою совестливость. У нас не Дагестан, Мурад, и брак ради отцовства мне не нужен, я смогу постоять и за себя и за своего ребенка. Смогу сама поднять его на ноги – родители мне помогут. Я уже сказала папе о ребенке. Не беспокойся, не сказала ему ничего о тебе. И ты не говори.
Мурад от шока не мог вымолвить ни слова. Так и стоял у двери, молча глядя на Ирму.
- Чего ты так смотришь, Мурад? Не для того тебе это сказала, чтобы ты расстраивался или озадачивался. Говорю же – пусть тебя это не волнует. Это будет только мой ребенок, только мой. Никаких претензий к тебе у меня нет, ни фамилии, ни отчества не попрошу, алиментов тем более. И это будет справедливо – я оставила ребенка, не спросив у тебя, хочешь ли ты его. Знала, что не захочешь. А я не захотела лишать его жизни, это плод моей большой любви. Успокойся, Мурад, на тебя смотреть страшно – побледнел весь.
- Но как это могло быть? А таблетки, о которых ты мне говорила?
-Это не случайно, как у многих бывает. Я хотела ребенка от тебя, и я рада, что он будет. Я умышленно не принимала тогда таблетки.
- Не случайно, говоришь? Хотела? Зачем? – спросил Мурад удивленно. Ирма отвела глаза.
- Ты с ума сошла, - выдохнул Мурад, - глупая ненормальная девчонка. Ребенок – это что, по-твоему, открытка на память? Ты хоть понимаешь, что вообще делаешь? И как теперь быть, ведь избавляться от него небезвредно.
- А я не шучу и не собираюсь ни от кого избавляться, Мурад. Ни за что и никто меня не заставит этого сделать. У мамы будет истерика на пару дней, потом она успокоится. А папа... Он меня любит очень и потому понял. Переживал, конечно, спросил вначале, кто отец ребенка, где он, знает ли он? Я сказала, что я любила этого человека, что он погиб. Прости, так пришлось сказать. И он меня успокоил, сказал: «Ничего, дочка, не переживай. Я с тобой».
-Боже мой! Его опять - уже во второй раз - заживо похоронили. Вначале по его просьбе, а сейчас так захотела объяснить отцу свое будущее одинокое материнство Ирма.
- Я выйду покурить, - сказал он Ирме и спустился во двор. Он почему-то думал сейчас только о ребенке, которого Ирма была решительно настроена родить. Значит, его малыш будет расти без отца, и в графе отец в документах у него будет прочерк. Наверное, он не по праву будет носить фамилию Алекса Райниса. Сколько страданий и унижений будет ждать этого еще не рожденного ребенка в будущем. Интересно - кто это будет – мальчик или девочка?
Ирма и сама еще ребенок, причем избалованный, не знающий трудностей, и потому ничего не понимает. Она думает, что деньги ее отца решат все проблемы. Но Мурад знает, что такое расти без отца, хотя отец у него был, только рано умер. Как он завидовал в свое время мальчишкам, которые ходили со своими папами на тренировки, на футбол, в кино. Помнит, как те, имеющие за собой крепкий тыл в лице отца, ничего не боялись и были более уверенными и защищенными. Мураду же многого пришлось добиваться самому и с большим трудом - и авторитета среди сверстников, и становления на ноги. Да и Ирма... Что будет с ней? Как сложится ее жизнь в дальнейшем? Имеет ли он право свалить всю ответственность на нее, эту глупую, совсем еще не взрослую девчонку?
Мурад, сидя в дворовой беседке, задумался так, что не заметил подошедшего Алекса.
- Вот так сюрприз, старина, – радостно приветствовал тот Мурада, распахнув объятия. - Порадовал, только почему не сообщил. Я бы за тобой машину послал. Идем в дом, там где-то Ирма. И у Мариты все к обеду готово, сейчас отпразднуем твой приезд.
Мурад с трудом взял себя в руки и, немного поговорив с Алексом, пошел за ним в дом. В голове напряженно кружилась мысль, которая не давала ему покоя: что ему теперь делать с Ирмой, как поступить?
- Почему Ирка не спускается к нам? - обратился Алекс к Марите.
- Она неважно себя чувствует, уснула, кажется. Сказала, что есть не будет, а к десерту попозже я ее позову, - ответила женщина и, подав на стол, удалилась.
- Мурад, ты не сказал, какими судьбами в Риге? Признавайся, у тебя, по-моему, другие компаньоны появились в Латвии. Или же – «шерше ля фам» – тебя сюда привела женщина? Латышка? Для настоящего мужчины есть только две ценности – дело и женщина, ради которых он вершит все свои великие дела.
- Да, женщина, латышка, - ответил Алексу Мурад, с удивлением слушая свой голос.
- О, как приятно, Мурад. А почему не говорил до сих пор, почему скрывал? Где она живет и кто она, моя землячка, сумевшая такого красавца охмурить? Как ты с ней познакомился, расскажи? Хочешь, сватать сам для тебя пойду – кто меня в Риге не знает?
Мурад молчал, а Алексу и в голову не приходила мысль о своей дочери.
- Значит, латышка. И мы с тобой теперь будем почти родственниками.
- Да, Алекс, мы будем родственниками, причем близкими. Я приехал, чтобы просить у тебя руки Ирмы, - опять удивляясь себе и своему внезапно пришедшему решению, произнес Мурад.
-Что? - улыбка моментально сошла с лица Алекса. Вначале он молча смотрел на Мурада, потом дрожащими руками взял сигарету и затянулся. После некоторой паузы сказал, нервно стряхивая пепел прямо на стол:
- Понимаешь, Мурад. Я был бы счастлив. Ты во всех отношениях хороший парень – образованный, деловой, здоровый, красивый. Но это невозможно. Не знаю, вправе ли я говорить тебе то, что доверила мне дочь. Но иначе ты просто не поймешь. С Ирмой у тебя ничего не получится, она… ребенка ждет. Мне, ее отцу, трудно об этом говорить, но как объяснить тебе все иначе?
-Я знаю о ребенке, - сказал Мурад, но Алекс перебил его, не дав сказать самое главное..
- Ее парень, отец ребенка, погиб. Но не в ребенке дело, Мурад. Мы с матерью Ирмы взяли бы все заботы о малыше на себя, если уж Ирка хочет его оставить. Есть у нас и возможности, и средства, чтобы о будущем малыша позаботиться. Дело в самой Ирме - она убита, сломлена. Держится, не плачет, правда, но все время молчит и почти не выходит из своей комнаты. Конечно же, переживает. Мы с ней на эту тему мало говорим, но сейчас она и думать о замужестве не захочет, я знаю. Она забыть не может любимого, и ребенка, видимо, оставила в память о нем.
-Алекс... Не знаю, как тебе это сказать и объяснить, но должен. Ирма сказала тебе неправду. Это мой ребенок, - Мурад с трудом выдавил эти слова и опустил голову. - И потому я повторяю свое предложение.
Алекс изумленно смотрел на него, а через некоторое время спросил:
- Я и не знал, что вы с ней имеете какие-то отношения. Но почему она не сказала мне правду? Я ничего не могу понять...
В эту минуту в столовую вошла Ирма. Увидев отца вместе с Мурадом, она явно занервничала.
- Я ничего не понимаю, доченька, - сразу же обратился к ней Алекс, - Мурад просит твоей руки, говорит, что ребенок, которого ты ждешь, - его ребенок. Что все это значит?
Теперь настала очередь удивиться Ирме. Она не могла поверить своим ушам и остановилась посреди столовой, услышав слова отца о предложении Мурада.
- Что ты сказал, папа? Ты, видимо, все не так понял. Этого не может быть...
Алекс перевел взгляд с Мурада на Ирму и обратно. Потом сказал, вставая:
- Да, я действительно многого не понял и сейчас еще не понимаю, вы сначала разберитесь сами между собой. А я лучше пойду. Мне надо успокоиться, и все эти новости переварить.
- Зачем ты ему сказал? – спросила Ирма, когда за Алексом закрылась дверь. И что это за шутки с предложением?
- Я не шучу. Только надо было, конечно, с тебя начать, а потом отцу все это говорить. Признаю, это моя ошибка, - спокойно сказал девушке Мурад.
- Да не в этом дело. Ты же не собирался на мне жениться?! Еще полчаса назад не собирался. Да я тебя об этом и не прошу. Не хочу я за тебя замуж, - сказала Ирма тихо, опустив голову.
- Почему? Почему не хочешь? Ведь ты говорила, что любишь меня. И ребенок мой.
- Да, я говорила правду, я люблю тебя, – спокойно ответила Ирма, - и ребенок твой - это так. Но ты меня не любишь. А потому зачем эта благотворительность, зачем эти жертвы? Не надо.
И снова Мурад услышал свой голос как бы со стороны, опять он говорил неожиданные для себя слова Ирме:
- Ты ошибаешься, с моей стороны это не жертвы. Я от ревности чуть не взорвался, когда услышал, что ребенок не мой. Потому и приехал. Что же тогда это было, если я к тебе равнодушен? Ты уехала, и я понял – мне плохо без тебя, ты мне нужна.
Мурад говорил правду – Ирма была ему небезразлична, но все же в разговоре о своем отношении к ней он всегда избегал слова «люблю». Ирма молчала, внимательно глядя на Мурада, пытаясь понять ход его мыслей, а он добавил после некоторой паузы:
- Мне давно уже пора и семью иметь, и детей. Почему же мой ребенок должен считаться незаконнорожденным, если я не собираюсь от него отказываться? Почему? Ты говорила, что любишь меня, все время это повторяла. Я тоже понял, что хочу быть рядом с тобой. Тогда почему бы нам не быть вместе?
Через некоторое время Марита, зашедшая в столовую, чтобы убрать со стола, смущенно прикрыла за собой дверь и тихо вышла – молодые люди стояли обнявшись. Ирма плакала на плече Мурада, а он, прижав ее голову к своей широкой груди, гладил светлые волосы девушки и тихо успокаивал.
…Алекс настаивал на шумной и пышной свадьбе, но Мурад с Ирмой были против этого. И молодые добились своего - их бракосочетание было отмечено уже через три дня в элитном ресторане «Дипломат» в узком кругу родных и друзей.
Все собравшиеся на свадьбу гости любовались красивой парой. Алекс был счастлив. На вечеринке Мурад впервые увидел Вию - красивую молодую женщину лет тридцати пяти.
- Они уже десять лет вместе, - сказала Мураду Ирма. Вийке было двадцать пять, когда они познакомились и сошлись. И, несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет, Вия обожает отца.
- А почему не поженятся? – удивленно спросил он.
- Зачем? Им и так неплохо, - ответила Ирма. – Наверное, им так легче.
Вия сидела рядом с Алексом, несколько раз танцевала с ним, и по всему было видно, как они любят друг друга. Единственный человек, который был невесел в этот вечер- мама Ирмы. Вначале Мурад подумал, что все это из-за Вии, но потом с удивлением увидел, как женщины спокойно и по-доброму общаются друг с другом.
-А что им делить? – сказала Ирма. - У мамы тоже своя личная жизнь. Вия появилась в жизни отца после их развода. Так что у Вийки с мамой проблем нет.
Мать Ирмы прилетела в Ригу с Анной и Виктором накануне. А ее плохое настроение было вызвано тем, что дочь выходит замуж не за латыша, как всегда хотела она, и даже не за русского. Случилось именно то, чего она всегда боялась, – младшая дочь вышла замуж за кавказца.
Мурад вместе с Виктором и Анной выбрал для себя к свадьбе традиционный черный костюм и белую рубашку, а Ирма наотрез отказалась от свадебного платья. Она была и так очень красива в бледно-голубом элегантном платье из тонкой шерсти, украшенном шифоновым шарфиком такого же цвета. Фигура Ирмы пока еще не выдавала ее положения, оставаясь безупречно стройной. Волосы были уложены в красивую вечернюю прическу, а стройные ноги невесты украшали дорогие туфли на высоком каблуке.
Несмотря на то, что на свадебной вечеринке было не так много гостей, компания веселилась до упаду. Гости танцевали, пели, говорили красивые тосты в честь новобрачных.
Уже через два дня молодожены должны были вернуться в Москву. Мурада ждали дела кооперативные, а Ирме надо было вернуться в университет - решить проблему с пропущенными ею занятиями обещал декан их факультета, друг Алекса.
- Может, поживете пока в нашей московской квартире? Там ведь пять комнат, – хватит места и вам, и Анечке с мамой, - предложил зятю Алекс, провожая их в Москву. - Годик поживете вместе с ними, а потом мы поможем вам приобрести отдельное жилье. К тому ж жена тебе досталась, мягко говоря, не очень хозяйственная. Ирма домом заниматься никогда не любила, это Анечка у меня прекрасная хозяйка. Поживете пока вместе.
- Нет, спасибо, это исключено, - твердо сказал Мурад, - у нас так не принято. Мы будем жить отдельно на той квартире, которую я снимаю. И насчет Ирмы вы ошибаетесь - она все по дому делать умеет и готовит хорошо. А тому, что не знает, быстро научится, она очень способная.
Мурад вдруг почему- то с легкой грустью вспомнил Алину и ее старания, ее хинкал и «чуда» из зелени.
-И квартиру мы сами купим, заработаем и купим, - уверенно сказал Мурад, чем еще больше порадовал тестя. Алексу всегда нравился этот трудолюбивый, не по годам серьезный самостоятельный парень, и он был рад выбору дочери. Был рад и тому, что они скоро подарят ему внука или внучку.
- Ну что ж, отдельно - так отдельно. Но если вам понадобится помощь – обращайся смело, сынок. У меня только две дочери, Ирка - самая любимая, младшая, я все для нее сделаю, - и Алекс, крепко обняв зятя, добавил: - Не знаю, Мурад, просят ли об этом, но я хочу попросить. Не обижай мою Ирку, сделай ее счастливой. Она хорошая у меня, ершистая, но хорошая. Береги ее, Мурад. Она - моя жизнь. И опять Мураду вспомнилась Алина и ее любящий отец Владимир Сергеевич. Он тоже просил Мурада об этом накануне свадьбы. Неужели все повторяется и может так же печально закончиться? Нет, не должно … У них с Ирмой будет ребенок, к тому же ему хорошо с ней.
Мурад и Ирма стали жить вместе, теперь уже как положено законным супругам. Мать Ирмы не приходила к ним, и даже по телефону Мурад всегда чувствовал в ее односложных фразах и словах неприязнь к себе. Не о таком муже для своей дочери она мечтала, хотя единственной ее претензией к зятю было то, что он не латыш, не свой. Молодоженам часто звонил Алекс, по- прежнему предлагая им помощь, деньги. Но Мурад категорически отказывался от предлагаемой помощи и на все предложения тестя отвечал коротко: «У нас все есть, я сам». Он очень старался и много работал, чтобы все у них и в самом деле было так, чтобы его избалованная достатком жена ни в чем не нуждалась. И Ирма тоже стала совершенно другой, повзрослела, рассталась со всеми своими капризами. Любовь творит чудеса, и девушка, которую все называли неумехой и белоручкой, превзошла все ожидания и опровергла прогнозы знавших ее людей. Несмотря на то, что много времени и сил у нее уходило на учебу, Ирма успевала все по дому: и квартиру содержать в идеальном порядке, в безупречной чистоте, и строго следить за имиджем мужа, одевая его с иголочки, иногда даже напрягая этим. Ирма ревностно следила за сочетаниями его костюмов и рубашек, обувью, галстуками и носовыми платками, все время напоминая, что в гардеробе делового мужчины нет мелочей. Она научилась хорошо готовить и печь, достала где-то кулинарную книгу кавказских блюд и готовила Мураду такие блюда, о которых он раньше никогда и не слышал. А еще Ирма научилась вязать и каждый день показывала мужу связанные ею для будущего малыша чепчики и кофточки.
-И когда она все это успевает? – думал, глядя на нее, Мурад. Будущее материнство Ирмы, ее побледневшее от беременности лицо, припухшие губы и округлившаяся фигура вызывали в нем столько неожиданной для него самого нежности, желания заботиться, даже умиления, что все остальное в их отношениях отошло на задний план и перестало беспокоить. Мурад больше не думал о прошлом и нисколько не жалел о женитьбе на Ирме.
Однажды Мурад пришел с работы домой раньше обычного, растерянный и задумчивый. Жена, очень чуткая к малейшим переменам его настроения, спросила его о причине задумчивости.
-Понимаешь, Ирка, мне очень некстати сейчас предлагают вернуться в Германию. Предлагают работу в престижном университете. Есть и некоторые перспективы для ведения дела. Такой шанс выпадает редко, но вся беда в том, что у меня не получится принять это предложение.
-Почему же не получится? – спросила Ирма, видя, как приуныл муж, и зная, как давно он ждал этого приглашения.
-Ехать надо незамедлительно, а ты в таком положении и учишься к тому же. Не буду же я таскать тебя за собой и ради карьеры рисковать твоим здоровьем - ребенок для меня важнее. Хотя можно временно тебя у мамы оставить, а потом, как малыш родится, я вас заберу. А до тех пор устроюсь, налажу быт. Может, так?
-Нет, я без тебя и дня здесь не останусь. Нам надо поехать вместе - это наш шанс, и мы его не упустим, - спокойно сказала Ирма и спросила: - А что, в Германии роддома нет, что ли? У меня же все хорошо со здоровьем, беременность нормальная, без патологии, Мурад. А врачи везде есть. Какой тут риск? Ты же сам говорил: многие ваши сельские женщины даже в поле рожают.
-Наши женщины рожают и дома, и в поле. А вот как быть с такой, как ты, принцессой на горошине, я не знаю, - улыбаясь, ответил жене Мурад.
-Зато я знаю, - решительно ответила ему Ирма. - Мне, принцессе на горошине, удобнее будет родить своего ребенка за границей. Это лучше, чем в отсталой России. Едем!
… Их дочь Гульнара родилась в Германии. Теперь они жили во Франкфурте-на-Майне, Мурад преподавал в университете им. Гете и подрабатывал переводами.
Параллельно с преподаванием Мурад открыл и свое небольшое дело - вначале совместно с одним из бывших знакомых по Галле. Потом их фирмы, укрупнившись и окрепнув, разделились. За десять лет небольшая автомобильная фирма, принадлежавшая Мураду, благодаря его умелому руководству и внедрению новейших технологий выросла в солидную компанию, в которой были и автомагазины, и заправки, и салоны сервиса. Появились и небольшие филиалы в других городах Германии, а с помощью Виктора Мурад открыл в Москве представительство своей фирмы, которое помогало ему заниматься продажей автомобилей за рубеж. Фирма стала развиваться и крепнуть, стала постоянной участницей и призером традиционно проводимой в их городе международной автовыставки. Многие удивлялись тому, что Мурад смог в чужой стране так хорошо устроиться и успешно вести свое дело.
С Ирмой они жили ладно и дружно, и на первый взгляд создавали впечатление хорошей, гармоничной семьи: преуспевающий в бизнесе и науке муж, красавица и умница жена, очаровательная, не по годам смышленая обаяшка-дочь. Отношения супругов друг к другу были уважительными и добрыми, а обожаемая дочь объединяла и сделала их родными людьми.
Но Ирме, всецело отдавшей себя семье, для полного личного счастья была нужна и любовь мужа, она и вышла за Мурада только потому, что сама безумно любила его. А тихое семейное гнездышко само по себе не было пределом ее мечтаний.
Но была одна самая главная причина прочности их брака - их дочь Гульнара, одинаково обожаемая и отцом, и матерью, причем настолько, что они ради нее готовы были пойти на любые жертвы. И потому супруги, боготворившие дочь и не знавшие, как поделить ее при возможном разрыве отношений, старались тут же погасить и уладить любые стихийно возникающие ссоры и разногласия.
Мурад на этот раз изо всех сил старался сохранить семью, быть хорошим мужем для Ирмы и образцовым отцом для своей маленькой дочери, носившей имя его матери. Гульнара действительно была маленьким чудом его жизни, она удивляла всех своей красотой, умом, необычным для этих мест экзотическим восточным именем.
Мурад не изменял Ирме - не было у него нужды и причины искать любовь и удовольствия на стороне. Ему было хорошо с женой – Ирма понимала его, надежно обеспечивала его тыл, умела наилучшим образом создать все условия для его труда и отдыха, а также встретить любых самых взыскательных гостей. Всегда и на любом самом престижном приеме она выглядела презентабельно и достойно. Кроме всех остальных своих достоинств, Ирма была еще и самоотверженной, великолепной любовницей для своего мужа, несмотря на то, что многие годы безответно любила его. Мурад лишь позволял жене любить себя и отвечал на ее ласки, не чувствуя к Ирме ничего, кроме привязанности, влечения и благодарности за такие праздники любви. Но при всем этом она никогда не жила в его сердце. И все же Мурад не считал себя обделенным и несчастным, он был доволен своей семейной жизнью.
Он был счастливым человеком – утром его ждала любимая работа, а вечером его всегда неизменно тянуло домой, и особенно потому, что его встречала всегда любимая и единственная дочь.
И все же через двенадцать лет супружества их брак распался. Ирма, долгие годы терпеливо довольствовавшаяся его уважением, симпатией, благодарностью - чем угодно, кроме любви, наконец, не выдержала. Это случилось сразу после ее недолгого пребывания у отца в Риге. Вернувшись оттуда, она сказала Мураду, что хочет расстаться с ним. Мурад спросил о причине, на что она спокойно ответила:
- Мне только тридцать лет, Мурад. И я двенадцать лет ждала настоящей большой любви, и жила с тобой, таким равнодушным, только ради Гули. И то, и другое - ошибка. Любовь невозможно вымолить и заслужить. Ее не было с самого начала, нет и сейчас. А дочка…Она поймет меня потом, когда подрастет. Мы с тобой сделаем все, чтобы это было не очень болезненно для нее. Мы уедем с ней в Ригу, и я подготовлю Гульнару к тому, что мы с тобой будем жить врозь. Она постепенно привыкнет к этому.
Мурад видел, как нелегко дается жене такой разговор, но в то же время чувствовал: решение это зрело в ней давно, и что-то все- таки стало толчком и последней каплей ее терпения в решении этого вопроса. Они с Ирмой расстались как цивилизованные люди - без ссор и скандалов, договорившись обо всем: кто из них, как и когда будет участвовать в воспитании дочери, сколько времени она будет проводить с отцом. Мурад большую часть своего имущества оставил семье, кроме того, взял на себя все текущие расходы по содержанию не только дочери, но и бывшей жены, а еще открыл на имя Ирмы счет в банке.
Ирма с дочерью уехала в Ригу. Одиннадцатилетняя Гульнара, ни о чем не подозревая, радовалась поездке к дедушке и перемене обстановки. Спрашивала Мурада о том, когда он к ним приедет.
-Я буду рядом, родная, в любую минуту, когда ты захочешь меня увидеть, - сказал он, нежно обнимая свою дорогую девочку и пытаясь скрыть от нее волнение.
Мураду первое время было особенно одиноко и тоскливо в опустевшем доме. Спасало лишь то, что здесь, в одном городе с ним, жила его сестра Соня. Она, выйдя замуж за немца, осталась в Германии и была счастлива в своем браке. Муж души не чаял в своей Соне, удивлявшей его хозяйственностью, верным и самоотверженным служением семье. Он не знал, да и не мог знать, что на родине жены почти все девочки воспитаны в духе такого уважения к мужу, что дом и семья – это прерогатива женщины, и потому просто восхищался своей женой, считая ее самым настоящим подарком судьбы. Сонечка во всем отличалась от его соотечественниц - не пила и не курила, не пилила мужа за каждое невыполненное поручение и не загружала его никакими заботами. Более того, оберегала его покой и создавала все условия для работы. В их семье росли два сына.
Мурад иногда ходил в гости к сестре, он от души радовался ее счастью в прочном и надежном браке. Они были разными, как день и ночь, – смуглая брюнетка Соня и совершенно светлый Генрих, но, несмотря на такую непохожесть, дополняли друг друга и воспринимались как одно целое.
-Наверное, так и бывает, когда брак удачный и гармоничный», - думал Мурад и радовался за сестру.
Однажды вечером, когда он был в гостях в гостеприимном доме сестры, они с Соней вспоминали маму, детство, своих друзей. Вспомнили и об Асе. Мурад сказал, что хотел бы узнать о ней. До этого они, договорившись между собой не говорить о прошлом, ни разу за много лет не вспоминали об Асе.
Когда-то несколько лет назад Соня, сказав при Мураде что-то про Асю, увидела, как изменилось лицо брата, и на нем отразилась боль, - не заметить этого было невозможно.
–Хочешь, Мурад, никогда больше не будем об этом? – сказала она ему тогда.
-Не будем, Сонечка, – с благодарностью и некоторым облегчением ответил он, и эта тема была закрыта на долгие годы.
Сейчас же он, к удивлению сестры, сам вспомнил об Асе и попросил Соню узнать что-нибудь о ней от общих знакомых.
Причиной был сон, приснившийся ему накануне. Ему снилась Ася - измученная, в разодранной одежде, карабкающаяся по каким-то скалам. Руки и ноги ее были исцарапаны и разбиты в кровь.
-Что с тобой, Ася? – спросил он ее во сне.
-О чем ты? – удивленно спросила она и, оглядев свои ссадины и порезы, сказала:
– А, об этом. Это ничего. Все уже проходит, заживает. Было еще хуже, намного хуже.
Мурад не рассказал сестре про этот странный сон, он просто попросил ее узнать об Асе. Соня тут же позвонила в Махачкалу к одной из своих близких подруг, от которой и узнала, что Ася с бабушкой и семьей дяди давно уехали из Махачкалы. Куда и зачем, неизвестно.
Вот тогда Мурад и поставил окончательную, жирную точку даже в своих мыслях об Асе. Запретил себе думать, вспоминать, мечтать.
-Там все кончено, - сказал он сам себе. - Она давно уехала неизвестно куда. Ей сейчас тридцать два года. Наверное, вышла замуж, имеет семью, не стоит ее беспокоить. Не стоит мне возвращаться с того света. Ася и думать обо мне, наверное, забыла. Но, несмотря ни на что, Мураду вдруг очень захотелось узнать что-нибудь о брошенной им много лет назад возлюбленной, увидеть ее, услышать ее голос.
Все шесть лет после развода с Ирмой он жил работой, а если и были в его жизни женщины – то все это было без любви и трепетных чувств. Они становились одной из многих составляющих его отдыха наряду с охотой, рыбалкой, бильярдом и сауной. Так он и жил, постепенно привыкая к холостяцкой, но отнюдь не одинокой жизни.
…Мурад не раз за прошедшие годы вспоминал отдельные эпизоды из прошлого, но вот так, чтобы вся его жизнь разом пронеслась перед глазами, как кадрики длинного и цельного фильма, такого с ним еще не было. Сейчас в этом кисловодском кафе он вдруг вспомнил все и до мельчайших подробностей, которые, казалось бы, не должен был помнить из-за давности.
С трудом оставив нахлынувшие на него воспоминания длиною в целую жизнь, Мурад вернулся в день сегодняшний и попытался взять себя в руки и расслабиться. Он опять посмотрел на приглянувшуюся ему блондинку за дальним столиком. Та, уже давно заметившая красноречивые взгляды Мурада, сказала что-то о нем сидевшей рядом брюнетке. Та повернулась в его сторону, но при этом, смутившись, посмотрела не на него, а куда-то мимо. А Мурад откровенно и без тени неудобства рассматривал брюнетку- статуэтку. Но в первые же секунды испытал шок и не поверил своим глазам: перед ним была Ася. Что это? Померещилось, пригрезилось? Эта женщина так похожа на его Асю или в самом деле это она?? И как такое может быть? Ожили его мысли о ней? Ведь он только что отчетливо и в подробностях вспоминал свое прошлое, в котором главную роль, несмотря на их расставание, играла Ася. Мурада словно током ударило. Конечно же, за столиком блондинки сидит она, его Ася. И как же он сразу не узнал ее, хотя Ася вроде и не изменилась с тех пор, как он видел ее в последний свой приезд на Родину.
Мурад вначале вскочил от неожиданности с места, в порыве хотел подойти к ней. Потом резко сел, стараясь взять себя в руки.
-Ты для нее уже давно на том свете, не стоит ее сейчас так пугать, - пытался остановить себя Мурад. Это было трудно - удержать себя от почти безудержного желания подойти к Асе, прикоснуться к ней, увидеть ее глаза-озера в берегах длинных пушистых ресниц. Эти глаза так часто снились ему за почти двадцать лет их разлуки. Но Мурад усилием воли остался на месте и, закурив, продолжал наблюдать за дальним столиком.
Через некоторое время женщины позвали официантку, чтобы рассчитаться, а затем дружно встали и пошли к выходу. Ася по-прежнему держала мальчишку за руку.
Мурад не стал дожидаться Олесю со счетом, а положив на стол деньги за заказ, к которому так и не притронулся, поспешил к выходу. Девушка-официантка догнала его у выхода:
-Подождите, пожалуйста. Вы ни к чему не притронулись, даже коньяк не открыли. Что-нибудь не так?
- Все в порядке, Олеся. Мне просто срочно надо уйти. А ел я или не ел, какая разница, если я все это заказал. Если помните, то заказывал для нас с вами, так что можете угостить кого-то. И коньяк, и все остальное - ваше.
-Спасибо, Но денег все равно много. Сейчас я принесу сдачи.
Мурад покачал головой:
-Ничего не надо. Купите себе цветы, Олеся. Цветы и конфеты. Спасибо вам.
Девушка просияла, восприняв эти слова как интерес Мурада к себе. Она еще минуту постояла с ним рядом, ожидая каких-то слов о будущей встрече, но красавец-мужчина, обаятельно улыбнувшись Олесе на прощанье, поспешил уйти.
Мурад, не теряя из виду Асю и ее компанию, издалека наблюдал за ними и буквально ходил по пятам по огромному парку.
Он все смотрел на Асю, на то, как она держит мальчишку за руку, как общается с ним.
-Ну вот, и у Аси все сложилось. У нее растет сын. А где же ее муж? Наверное, отправил семью на курорт, а сам работает. Или здесь, или приедет к ним. Почему-то от этих мыслей у Мурада защемило сердце. У Аси муж, сын, видимо, хорошая семья. А он наломал столько дров, дважды был женат и вот опять один, и теперь уже навсегда. Мурад, не желая впадать в депрессию, тут же постарался взять себя в руки и подумал: какое это имеет значение теперь?
Ася вместе со своими подругами уже выходила из парка, но вдруг ее внимание привлекла выставка-продажа картин неподалеку от входа в парк. Она отделилась от подруг и подошла к одной из картин, где долго и со всех сторон внимательно рассматривала ее, приближаясь и отдаляясь, потом взяла картину в руки. Подозвав художника, продающего картины, Ася о чем-то долго говорила с ним, видимо, приценивалась. Подруги, стоящие неподалеку, терпеливо ждали ее, а мальчик все время поглядывал в сторону Аси.
Пока Ася была всецело занята картинами, у Мурада появилась возможность подойти поближе к ее спутницам и получше рассмотреть мальчика - ему очень хотелось посмотреть на сына Аси. Мальчик был совсем не похож на нее, но был красив такой же яркой красотой. Он был белолицый и черноволосый с большими выразительными глазами.
- От Аси у него только волосы - черные, как смоль. А в остальном, наверное, на папу своего похож, - грустно констатировал для себя Мурад и опять посмотрел в сторону Аси.
Даже на расстоянии было заметно сожаление, с которым она положила на место картину и медленно отошла от нее. Воссоединившись с подругами, она опять обернулась в сторону картины, но тут же взяла мальчишку за руку и вместе со всеми вышла из парка.
Стараясь не терять женщин из виду, Мурад подошел к картинам. Спросил у художника:
-Что хотела эта женщина? Та, которая только что подходила.
-А эта, худенькая... Она спрашивала о картине «Белая сирень». Вот эта картина. Купить она ее хотела.
-Почему же не купила? – спросил Мурад.
-Потому что не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Цена для нее высокая я даже уступить ей хотел, но, как понял, картина ей все равно не по карману, - ответил художник и, с удовольствием глядя на свое творение, сказал:
- Это дорогая картина, но ценная лишь для того, кто понимает в искусстве. Та женщина, видимо, понимает, у нее даже слезы на глаза навернулись. Мне и самому жаль, что картина истинной ее ценительнице не досталась. Но ничего, она у меня не залежится. Ее какой-нибудь иностранец купит или наши из «новых».
-Сколько стоит твоя картина? – спросил Мурад и, не дожидаясь ответа, достал бумажник.
Увидев это и догадавшись, что его картину мужчина купит в любом случае, художник беззастенчиво удвоил и без того высокую цену. Мурад, не торгуясь, расплатился и попросил продавца упаковать картину.
Догнав женщин, медленно прогуливающихся по улице, ведущей от парка, Мурад пошел за ними, стараясь оставаться незамеченным. Идти за женщинами ему пришлось довольно долго, наконец, они вошли в один из корпусов санатория «Целебный нарзан».
Подождав некоторое время, Мурад вошел в просторное фойе санаторного корпуса и спросил у дежурной, отдыхают ли в этом санатории только что вошедшие женщины.
-Да, они живут в нашем корпусе, - доброжелательно ответила та и тут же выдала нужную ему информацию: брюнетка с блондинкой и мальчиком живут в номере на четвертом этаже, а пожилая дама этажом ниже.
-Позвать Вам кого-то из них? – с готовностью спросила дежурная у Мурада, ей очень хотелось угодить этому красивому и вежливому мужчине.
-Нет, нет, спасибо. Звать никого не надо. Вот только хочу попросить вас. Передайте эту картину брюнетке. Скажите, что это подарок.
-А если спросит, от кого, - что мне тогда сказать? – с любопытством глядя на него, спросила дежурная.
-Скажите, что передал какой-то мужчина, а внешность его вы не запомнили.
-Так, может, лучше сказать, от кого и зачем, - растерянно спросила дежурная, больше всего сама желая узнать подробности о таинственном подарке и его дарителе.
-Нет, лучше ничего не говорите, просто передайте картину, - сказал Мурад и молча вложил в руку женщины деньги - почти ее месячную зарплату.
-Ой, что вы, что вы, - замахала она руками, увидев приличную сумму. - За что такие деньги? Я и так передам черненькой вашу картину, не беспокойтесь. Мне не трудно.
-Не беспокоюсь, - одарил ее своей улыбкой Мурад. - Просто захотелось и вас отблагодарить за внимание и помощь. Может, мне еще что-то понадобится, поможете?
-Конечно, я буду всегда рада помочь вам.
-Скажите, а они давно здесь живут?
- Нет, дня три-четыре, так что у них весь отдых еще впереди.
Мурад вернулся в гостиницу и в холле встретил Виктора. Тот выглядел довольным и счастливым после очередного свидания.
-Ой, Мурад, - мечтательно сказал он. - Бывают же такие женщины!
-Да, поздновато ты эти выводы делаешь, друг. Женщины бывают разные. И твоя диетсестра - это совсем не то. Бывают и такие, которые на всю жизнь след в душе оставляют.
- Да, конечно, но я не однолюб, - сказал Виктор. - Я влюбчивый, что тут поделаешь. Ты вспомни, как я тогда в Аню, сестру твоей Ирмы, влюблен был. А потом в армяночку Анаитку. С ума по ней сходил, когда уехала, а сейчас все это словно и не со мной было.
-Но ведь и непостоянным тебя назвать тоже нельзя. Людмилу свою оставить не сможешь, на кого бы ни запал.
-Людка - это другое, она мне родная, понимаешь. И ослепнет, если, и с ума сойдет – не брошу ее, не оставлю.
-Вот ее, оказывается, ты и любишь, - сказал, улыбаясь, Мурад. - Это и есть любовь. А говоришь, что не однолюб.
-Может быть, и люблю, хотя вряд ли – задумавшись над этим трудным для него вопросом ответил Виктор и в свою очередь спросил: – А что это ты сегодня какой-то странный?
-Не странный я, а счастливый, Виктор. Знаешь, я встретил сегодня свою первую любовь.
-Не понял, - удивленно переспросил Виктор: - Первая любовь в твои-то годы. Скажи лучше: встретил очередную любовь. На курорте все влюбляются, здесь все к этому располагает.
-Ты меня не понял. Я случайно встретил там, в кафе, свою Асю. Ну помнишь, девчонка, моя соседка из Махачкалы. Я тебе о ней много рассказывал.
-Да что ты! Вот это да! Только девочке твоей, конечно, уже не восемнадцать. А как ты узнал ее через двадцать лет?
-А она почти не изменилась. Вернее, совсем не изменилась...
-Ну да, не изменилась! Так не бывает. Сколько ей сейчас лет, ты знаешь?
-Знаю, сейчас ей тридцать восемь лет, если мне сорок четыре.
-А тогда... Сколько было тогда?
-Тогда она училась на втором курсе мединститута, и было ей всего восемнадцать.
-Бог ты мой! Ну и что?- спросил Виктор. - Ты подошел к ней?
-Нет, не подошел. Она уже давно считает меня мертвым. И об этом я тебе говорил, забыл, что ли?
-Да… Задача… - почесал затылок Виктор. - А ты все равно подойди, Мурад. Кто знает…
-Я знаю, - резко перебил друга Мурад. - У нее семья, сын-школьник. Я и сынишку Аси видел сегодня. Зачем все опять ломать, зачем тревожить ее? Я и так много горя и страданий доставил этой женщине.
-И что теперь делать собираешься? - спросил Виктор, сочувственно глядя на взволнованного друга.
- Сам не знаю, Витька, но тревожить Асю я не хочу.
Вечером Мурад, под каким-то предлогом отделившись от Виктора, пошел к «Целебному нарзану». Ноги сами понесли его в тот санаторий, где остановилась Ася с сыном и подругами. У минерального источника, мимо которого он шел туда, было многолюдно – народ собрался на вечерний водопой. По дороге всюду тянулись спонтанно организованные торговые ряды, в которых чего только ни продавалось – сувенирные кружки и шляпы, солнечные очки и разные амулеты, косметика и аптечные товары. А аккуратные бабульки в белоснежных косыночках дважды в день – по утрам и вечерам - выносили сюда же целебные травы, а еще соленые огурчики и орехи, мед и разные сладости.
В конце торгового ряда продавали цветы – на вид не очень презентабельные розы на коротких ножках. Мурад случайно остановил на них взгляд, а продававшая их старушка, воодушевленная его вниманием к невзрачным розам, попросила:
-Купи у меня цветочки, родимый ... Весь вечер стою, ничего не продала, - запричитала она. - И пенсию задерживают. Я недорого розочки продаю. Купи для своей барышни, касатик.
Цена на цветы была настолько смешной, что Мурад, пожалев старушку, скупил у нее содержимое обоих ведер. У нее руки затряслись от счастья. Пока старушка увязывала колючие от шипов ножки роз в большой целлофановый пакет, она желала ему счастья, любви и здоровья.
Мурад взял охапку этих нелепых цветов, думая, что же ему теперь с ними делать. И вдруг его натолкнуло на мысль. Остановившись у киоска дорогих сувениров из кисловодского фарфора, он спросил у молоденькой продавщицы:
-А где у вас в городе можно купить дорогие цветы - голландские розы, например?
Девушка вначале посмотрела на него, стоявшего с огромной охапкой роз, с удивлением, а потом объяснила, как пройти на цветочный рынок.
-Прямо, там, где электрички останавливаются на пригород. На спуске, если из электричек в город идти – там и рынок. Там хорошие цветы и найдете.
Мурад вышел из курортной зоны и, поймав такси, поехал на цветочный рынок. Там он купил самые роскошные цветы и в таком количестве, что вызвал интерес и оживление среди продавцов.
-А что, к нам кто-то из артистов приехал? – спросила одна из продавщиц.
-Ну да, а вы разве не знаете? - подшутил он над ней. - Сама Пугачева приехала и Леонтьев с ней вместе. Для них эти цветы и покупаю.
Оставив цветочниц в недоумении, он поспешил с огромным букетом красивых голландских роз в ожидавшее его такси и стал договариваться с таксистом, чтобы тот помог ему справиться с «цветочным» грузом.
-За бабки? – откровенно спросил молоденький таксист.
-За дедки, – засмеялся в ответ Мурад. - Дам я тебе деньги. Только вот что, занесешь со мной эти букеты в гостиницу, отдашь дежурной, хорошо? И ты свободен. Но вначале я договорюсь.
-Ладненько, сделаем, - обрадовался легкому « хлебу» водила. - Груз нетяжелый, но ответственный. Заплатите как за еще один рейс, идет?
-Идет! - ответил Мурад.
Они очень скоро были у «Целебного нарзана», договорились со сторожем на территории санатория, который вначале никак не разрешал им подъехать ближе.
- Вы понимаете, что нельзя на территорию заезжать. Я не хочу из- за вас лишаться работы, - артачился он, но, получив вознаграждение, тут же молча открыл маленький шлагбаум.
Дежурная, с которой Мурад познакомился накануне, встретила его радостной улыбкой.
- Ну вот, я опять решил вас побеспокоить, - сказал он ей. - Хочу вас попросить об одном одолжении. Сейчас вам два больших букета роз принесут. Розы в целлофане отдадите брюнетке с мальчиком. А второй букет роз – вам.
- Мне? – задохнулась от удивления пожилая женщина. - Мне-то за что, почему?
- Потому что вы очень хорошая женщина. Если не хотите, отдайте кому-нибудь.
В этот момент таксист внес два огромных букета. Дежурная ахнула:
- Господи, боже мой! Это же все каких денег стоит, - не удержавшись, сказала она. И тут же поспешила заверить Мурада.
- Я передам вашей черненькой этот букет. Они, правда, с подружкой своей и мальчонкой на танцы ушли, - тут за углом в соседнем санатории дискотека- тискотека, прости меня господи, иначе это не назовешь. А вернутся - передам обязательно, не беспокойтесь. И спасибочки вам.
- И вам спасибо, - сказал Мурад и вышел из здания.
Он решил заглянуть на танцплошадку, куда отправились Ася с компанией.
Ориентируясь на звуки доносившейся неподалеку музыки, Мурад легко нашел танцплощадку, а там уже, встав за невысоким плетеным забором, стал наблюдать за происходящим. Это было более чем интересное зрелище для того, кто впервые оказался на курортной дискотеке. На ней не бывает никаких возрастных ограничений. В одном конце под суперсовременную музыку группами танцуют шумные подростки, разделившись на две группы. Первая – дети отдыхающих или самостоятельно приехавшие на курорт молодые люди. Их легко можно узнать – они оглядываются на пап и мам, ведут себя скромнее, стараются не выделяться. А вторая группа молодежи - это местные аборигены, буйная молодежь, часто подвыпившая и в любую минуту готовая к конфликту. Здесь, на танцплощадке, часто возникают конфликты – причин бывает много, но основная причина - предпочтения местных девочек. Они даже для танцев предпочитают более интеллигентных, обеспеченных и солидных приезжих. А иногда и сами приезжие, по мнению местных, начинают «выпендриваться». Аборигены у себя дома такого не прощают. И тогда выдворенная с танцплощадки конфликтующая молодежь делится на два лагеря и встречается на нейтральной территории, по ходу собирая «войска» с той и с другой стороны. Все вокруг приходит в движение – девчонки, явившиеся главной причиной конфликтов, начинают визжать и разнимать дерущихся. Суетятся и бегают вокруг растерявшиеся испуганные родители приезжих ребят, ругая на чем свет стоит малолетних вертихвосток и обкуренных местных хулиганов, от которых нет житья и нормального отдыха. И за считанные минуты, откуда ни возьмись, появляется милиция, здесь с этим не задерживаются.
А рядом с молодежью, подростками и даже с малышами, которые своими маленькими ножками тоже с удовольствием отплясывают на дискотеке, танцуют пенсионеры самых разных возрастов - от 60 и до 80. Они с удовольствием, поражая завидным умением, танцуют классический вальс, танго, но не сидят и тогда, когда из колонок рвется наружу современная музыка. И тогда, смешно дергаясь, они пытаются попасть в такт. Одеты тоже кто во что горазд, и как кому заблагорассудится. Есть солидные отдыхающие, - особенно те, кто прибыл на курорт впервые. Они часто приходят на танцы при полном параде – в костюмах и галстуках, вечерних платьях. А рядом с ними отплясывают пожилые граждане в шортах и футболках, выводя кроссовками па самых разных танцев.
На таких дискотеках обычно слишком часто повторяются «белые» танцы, и это тоже курортная необходимость. Иначе огромная армия приехавших на курорт женщин, большинство из которых одиноки и обделены мужским вниманием, так и не могли бы потанцевать. Нередко здесь поневоле вспоминаются военные годы, когда за неимением мужчин женщины танцевали друг с дружкой. Или Иваново – город ткачих, где, как пелось в старой песне,
«на десять девчонок по традиции девять ребят». Только здесь, на курортах это соотношение еще более безжалостно, женщин бывает слишком уж много. А какими гордыми становятся здесь мужчины! Им есть чем гордиться: на курортах «звездный час» выпадает даже самым плохоньким и пожилым, лишь бы были мужского рода. На одного мужчину приходится целая толпа женщин, и потому представителей сильного пола носят на руках, лелеют, балуют комплиментами и вниманием и совсем не отбраковывают - любой сгодится.
- Надо же! Отсюда любой закомплексованный хлюпик суперменом уедет - так самооценка у него повысится, - подумал Мурад, глядя, как молодые красавицы радуются вниманию самых невзрачных пожилых мужчин. А уж мужчина, что-то представляющий из себя, вызывал такой особенный интерес, что ему нередко становилось не по себе. Вот и сейчас на Мурада пялились и те, что были за забором на территории самой танцплощадки, и те, что стояли, как и он, на этой стороне, стесняясь войти, ожидая кого-то или просто от скуки наблюдая за парами. Женщины улыбались ему, глазами приглашая подойти и познакомиться поближе. А одна из них специально вышла с танцплощадки и направилась к нему, чтобы пригласить на танец.
- Простите, но я не танцую. Не умею, - на ходу придумал он отговорку, чтобы не обидеть женщину, которая не вызывала к себе никакого внимания танцующих.
- А я научу, - не унималась женщина.
- Давайте в другой раз, - уклончиво отказался Мурад.
- Ну тогда, может, споем, - кокетливо спросила женщина. Как вы смотрите на это предложение? Я рядом в «Целебном нарзане» живу. И гитара у меня есть в номере. Так что? Споем?
- Обязательно, но только не сегодня, - улыбнулся он назойливой женщине и стал всматриваться в толпу танцующих и стоящих у стены на самой площадке.
Он искал глазами Асю. Но никак не мог найти в толпе ни блондинки, ни Аси, ни ее мальчика.
И вдруг, совсем неожиданно Мурад увидел их рядом с собой. Они, как и он, тоже не зашли на танцплощадку и смотрели на танцующих отсюда, поверх низкого заборчика. Ася о чем-то тихо разговаривала с блондинкой, а мальчишка хныкал и просился на танцплощадку.
Мурад не сразу узнал Асю – она была в белых брючках и черной тонкой кофточке. Эта одежда идеально сидела на ее стройной фигуре. Молодила Асю и тонкая стильная курточка , накинутая на плечи на случай дождя - вечера в Кисловодске прохладные. Волосы, собранные в хвостик на затылке, обнажали ее тоненькую шею с родинкой. На вид Асе можно было дать лет двадцать семь – двадцать восемь. Но никак не все тридцать восемь.
В результате усилий мальчика, упорно тянувшего женщин к входу, Ася с подругой еще ближе подошли к нему. Теперь Мурад мог слышать их разговор и даже вдыхать тонкий запах духов – настолько близким было расстояние. У Мурада перехватило дух от такого соседства, и он отступил назад, в тень дерева, чтобы оставаться незамеченным.
- Мне отсюда ничего не видно, - продолжал ныть мальчишка и тянул женщин к входу.
- Мурашка, что ты там хочешь увидеть? – недовольно спросила мальчишку блондинка, а он, отпустив ее руку, убежал к входу.
- Мурад, Мурадик! – ласково позвала мальчика Ася. - Мы сейчас уходим. Не ходи туда. Хочешь, пойдем в парк есть мороженое. Хочешь?
Мурад?! Ее сын носит его имя? И Мурад услышал это имя, произнесенное голосом, который узнал бы из тысячи. Ему вдруг стало жарко, хотя вечер был прохладным и все отдыхающие накинули на себя свитера и куртки. А уже через минуту его бил озноб.
-Она назвала сына моим именем, - с грустью подумал он. - Ну да, это дань памяти мне, усопшему в той проклятой придуманной мною Африке. Господи! И пришел же мне этот бред в голову. Хотя какая теперь разница - когда все уже давно позади.
Мурад незаметно пошел за Асей и ее спутниками, наблюдая их прогулку со стороны, вглядываясь то в Асю, то в ее сына.
Они говорили тихо и в абсолютной тишине курортной зоны, где лишь изредка доносились отголоски дискотеки, обрывки их фраз были чуть слышны.
- И что мне теперь делать с этой картиной? – спрашивала Ася подругу.
- А ничего не делай. Считай, что это подарок судьбы. Ты же мечтала о ней.
- Да, мечтала, Лена. Но ты не представляешь себе, какая она дорогая. Я просто ума не приложу, кто мне ее прислал и почему.
- А может, тот художник, ты ему, по-моему, очень понравилась, он с такой нежностью смотрел на тебя в парке.
- Да нет, что ты. Это не то. Ему просто было приятно, что я оценила его работу по достоинству. Он так и сказал: эту картину не все поймут, а только утонченные натуры. Льстил, конечно, чтобы купила. Но для меня цена была запредельной.
Ася всю дорогу держала мальчика за руку, не менее опекала его и блондинка: то вытирала нос своим носовым платком, то, достав из сумки расческу, приглаживала его вихры, то отчитывала за что-то, отведя в сторонку.
-И подруга у нее очень хорошая, - подумал Мурад о блондинке. - Бездетная, наверное, или старая дева, вот и тянется к сыну Аси как к своему.
Оставаясь по-прежнему незамеченным, Мурад проводил их до самого санатория. Видел через стекло, как они вошли в холл и как дежурная вручила им тот самый огромный букет голландских роз. Женщины переглянулись. Мурад приоткрыл дверь в холл и услышал ответ дежурной:
- Передал цветы тот же, что картину передавал днем. Красивый и высокий мужчина, волосы темные, с сединой немного, глаза синие. Одет хорошо, - сказала при этом пожилая женщина и тут же второпях, видимо, вспомнив просьбу Мурада, добавила: - но внешность его я не помню.
Последнее предложение дежурной вызвало хохот женщин. А блондинка сказала:
- Что ж, спасибо, тетя Рая. Приметы его Вы описали нам очень хорошо, хоть и внешность не помните, будем теперь этого доброго волшебника искать.
- Что с цветами делать будем? - озабоченно спросила у подруги Ася.
- А ничего делать не будем, - спокойно ответила ей блондинка. Подарки надо благодарно принимать. Цветы - это тоже подарок и, наверное, его сделали от всей души. Давайте, тетя Рая, наш букет. В нашу Асю, видимо, какой-то иностранный принц или дипломат влюбился.
Ася еще что-то тихо сказала подруге, а та что-то ответила, но Мурад услышал лишь конец их разговора, слова блондинки:
- И все-таки, может, это Заур? Он же собирался приехать. Приехал, видимо, и решил красиво поухаживать за тобой, пока оставаясь в тени. На что Ася ответила:
- Но он должен приехать только дня через три.
На сердце у Мурада заскребли кошки. Значит, они все-таки ждут кого-то. Очевидно, не мужа. Тогда кого? И кто ждет? Логика проста – раз подарок и цветы были переданы Асе и ее подруга предполагает, что все это от некоего Заура, - значит Ася ждет его через три дня. Выходит, у Аси есть любовник? Почему бы и нет – это ведь такая классическая ситуация - встреча любовников на курорте.
Настроение Мурада было испорчено, и он, ругая себя за непозволительную ревность, вернулся в свой санаторий.
Виктор, как оказалось, уже разыскивал его повсюду.
- Слушай, где ты ходишь? Сейчас к нам гости придут. И не вздумай отказываться! Твой друг о тебе позаботился тоже. Такая девочка к тебе придет, упадешь от восторга, она всем твоим германским куклам нос утрет. Это мой тебе подарок, чтобы не хандрил больше. И ко мне придет девочка не хуже. Студентки из Пятигорского института иностранных языков. Лет по двадцать каждой , не больше. Сами предложили вместе отдохнуть, так что никакого совращения малолетних.
-Ты с ума сошел, старый козел? Зачем нам этот детский сад? – сказал Мурад, но неожиданно для себя добавил: – хотя почему бы и нет. Пусть приходят. Отдохнем…
Через полчаса в одном из номеров был накрыт щедрый стол, и к ним пожаловали две красивые и молоденькие девушки. Мурад еще раз отметил неплохой вкус Виктора и подумал: и каково ему теперь после таких супердевочек к своей Людмиле возвращаться…
Девочки оказались общительными, интересными и, самое главное, без комплексов. Ужин при свечах удался на славу. Гостьи много и без всяких уговоров пили, танцевали под магнитофон, намекали при этом, что могут и стриптиз показать. Уже через час одна из них уселась на колени к Виктору. А другая обняла Мурада и тесно прижалась к нему.
Мурад обычно был душой компании и тамадой, мог умело вести любое застолье, но сегодня, к удивлению Виктора, он весь вечер подавленно молчал. Всю инициативу на себя пришлось брать Виктору. Но через некоторое время он ушел с длинноногой Олей в свой номер, оставив Мурада с красавицей Натальей.
Перед уходом Виктор позвал Мурада в другую комнату и с удивлением спросил:
-Что это с тобой сегодня? Тебе уже и девочки не нужны? Начало конца наступило, так постарел, что ли, безнадежно? Не валяй дурака, возьми себя в руки. Посмотри, какую куколку я тебе привел - разуй глаза и лови момент.
Наташа, заметив настроение Мурада и истолковав по своему, принялась развлекать его, поднимать настроение, сама налила ему в бокал вина, а потом медленно расстегнула его рубашку, стала целовать, нежно гладить его плечи, спину, грудь.
Мурад явно чувствовал, что все это ему не нравится, не радует, а, скорее, раздражает его, становится неприятным. Наконец он не выдержал:
-Прости, пожалуйста, Наташа. Я сегодня не в форме, не очень хорошо себя чувствую, устал, наверное. Мне неудобно, но давай в другой раз встретимся.
-Не переживайте вы так. С мужчинами вашего возраста это бывает, - ответила Наташа, улыбаясь. - Это дело поправимое. Только доверьтесь мне.
-Нет. Давай все-таки в другой раз я тебе доверюсь, - мягко, но тоном, не терпящим возражения, ответил Мурад и стал застегивать рубашку.
-Значит, мне уйти?
-Да, Наташенька. Прости. Я провожу тебя.
-Если из-за денег, то я останусь с вами и без них, вы мне очень нравитесь, - девушка явно не хотела уходить отсюда - то ли женское самолюбие пострадало, то ли Мурад ей и в самом деле приглянулся.
-Нет, не в этом дело. Еще раз извини. А на память о нашей встрече купи себе что-нибудь, - сказал он и сунул в руку девушки две стодолларовые бумажки.
Настроение у девушки сразу же поднялось. Она оставила номер мобильника и сказала, что очень будет ждать перемен в его настроении.
-Позвоните, о кей? – чмокнула она его в щеку, усаживаясь в такси.
-Обязательно - ответил он и облегченно вздохнул, как только машина отъехала.
-А может, Виктор прав и я уже того… - пошутил Мурад сам с собой. – И мой мужской «поезд» ушел?
И все же он один знал причину – сегодняшний день и без девочек был перенасыщен событиями, на него так ошеломляюще повлияла неожиданная встреча с Асей.
-Что ж, хорошо это или плохо, но у меня в их санатории есть верный агент, тетя Рая. Только не очень опытный, - подумал он и вспомнил, как она, подробно описав Мурада женщинам, стала заверять их, что внешность дарителя не помнит. - Вот через нее я и узнаю все новости.
Мурад долго не мог заснуть - он думал об Асе. О ее сыне Мураде, названном в его честь, о ее муже. И о том, кто должен был приехать через три дня.
А уже через три дня тетя Рая с удовольствием рассказывала Мураду интересующие его новости:
-К ним приехал какой-то Заур, но живет отдельно, я его документы на заселение оформляла. Лену в щечку поцеловал, а с Асей за руку поздоровался. Он в нашем корпусе поселился, только на пятом этаже, тоже в одноместном люксе.
- Ну вот, еще одно доказательство того, что он приехал к Асе, - рассуждал Мурад. – С Леной он расцеловался – скрывать-то нечего. А с Асей, значит, скромно за руку поздоровался. Все правильно, на людях нельзя, она - замужняя женщина и здесь на отдыхе с сыном. Вечером после ужина он опять пошел к «Целебному нарзану», присел на дальнюю скамеечку стал высматривать Асю и ее компанию…
Их все еще не было. Зато погулять с мальчишкой своего возраста вышел Мурад. Они долго бегали по двору, играли в бадминтон, потом, устав, присели на сиденье-качалку.
Мурад долго не решался, но потом окликнул тезку по имени и попросил подойти. Мальчик соскочил с качалки и быстро направился к нему:
-Вы меня звали?
- Да.
-А откуда вы знаете мое имя?
-Так, случайно услышал. Скажи, Мурад, у тебя папа есть?
-Конечно. У меня очень хороший папа. Его Слава зовут. Он врач-хирург, и мама тоже врач, кардиолог. А что?
-Ничего. Просто мне показалось, что я тебя знаю. А ты из какого города?
-Из Питера. А вы?
-А я из Москвы, - сказал Мурад первое попавшееся в голову. - А еще кто с вами отдыхает?
- Мамина подруга, а еще моя бабушка. Только бабушка моя сейчас болеет, у нее давление. Она с нами сейчас гулять не ходит.
-Вот как! У Аси муж, по-видимому, русский. А пожилая мадам, что была в кафе, – ее свекровь. Значит, живет Ася теперь в Питере. И не подозревает даже ее питерский Слава, какие рожки ему готовит жена с каким-то Зауром, да еще под носом у свекрови, - продолжал накручивать себя Мурад.
- А кто тот мужчина, который вчера приехал? – спросил он у мальчика.
-Это дядя Заур. Он тоже врач, хирург. С моим папой вместе работает. Он мамин и папин друг, - охотно ответил мальчик и убежал.
Мурад поморщился. Как пошло, грязно, банально... Любовник - друг семьи, коллега. Что же с его Асей стало, она ведь такой никогда не была? Ложь, измена, предательство – как все это не походит к ней. Так все это не похоже на нее. Хотя какое право он имеет плохо думать о ней? Может, этот Заур и вправду их общий друг.
-Почему в голову всегда лезет только самое плохое? - подумал Мурад и вдруг увидел, как из дверей санатория вышли Ася, Лена и высокий интересный мужчина примерно его возраста.
-А вот и Заур, - подумал Мурад. Мужчина производил хорошее впечатление: уверенный в себе, видный, атлетического телосложения, одет просто, но стильно.
-У нее хороший вкус, - раздраженно подумал он об Асе.
Тут компания разделилась – Ася с Зауром пошли в сторону близлежащего парка, а блондинка, взяв мальчика за руку, свернула за угол, видимо, опять на дискотеку.
У Мурада закружилась голова от ревности. Ирму он ревновал совсем иначе. Сейчас ему не хватало воздуха, а сердце в груди бешено колотилось. Ноги сами несли его за этой парой. Он понимал, что неприлично и некрасиво шпионить, подсматривать и пытаться улавливать долетающие фразы, но, весь превратившись в зрение и слух, шел за Асей и ее спутником и ничего не мог с собой поделать.
Ася была особенно красива в этот вечер, и это тоже больно кольнуло его. Пара медленно прогуливалась по аллеям огромного парка. Потом они присели в летнем кафе, заказали что-то легкое. Заур довольно пристально смотрел на Асю – во взгляде его были восхищение, интерес, желание. Ася же вела себя скромно, почти все время смущалась, опускала глаза.
Мурад обошел кафе с другой стороны и, сев за соседний столик спиной к этой паре, заказал себе кружку пива.
-Ты все знаешь, Ася, тебе и решать. Неволить и торопить тебя не буду, - услышал он слова мужчины, обращенные к ней.
-Что это – роман у них только начинается или она просто боится привлечь внимание, боится встретить знакомых?- рассуждал наблюдавший за ними Мурад. - И что этот Заур хочет от Аси? Может, решил жениться на ней, увести ее от мужа, от своего друга и коллеги Славы?
И вдруг он увидел, как Заур взял тонкую кисть Аси в свою руку. Та попыталась мягко высвободить руку, но он, улыбаясь, не дал ей этого сделать. Нагнувшись к ней, он что-то говорил, а она, смущенно улыбаясь, тихо отвечала ему.
Между столиками кафе пробиралась женщина с розами, предлагая отдыхающим купить своим дамам цветы. Один из мужчин, долго торгуясь и возмущаясь запредельными ценами, все-таки купил своей женщине длинную, упакованную в целлофан розу. Предложила она цветы и Зауру. Тот, не торгуясь, купил их и положил перед Асей три розы.
Женщины в кафе с завистью посмотрели на Асю. У Мурада защемило сердце. Он вышел из кафе и, дождавшись возвращающуюся из кафе цветочницу в полутемной аллейке парка, спросил ее:
-Сколько роз у вас осталось?
-Много, - ответила она. - Они вон в том киоске лежат. А сколько вам надо, они у меня, правда, здесь немного дороже, чем на рынке. Сами понимаете, этой разницей и живу, - виновато добавила она.
-Понимаю, понимаю. Несите их сюда.
- Но их же много, - удивленно сказала женщина. – Кажется, тридцать пять, не меньше...
-Как раз столько мне и нужно.
Женщина как на крыльях бросилась к киоску. Розы голландские очень дорогие, редко когда удается и половину за весь вечер продать. И то если все рестораны и бары обойдешь. Женщина быстро соорудила роскошный букет невиданной красоты роз и вернулась к Мураду.
-Сдачи не надо, - сказал Мурад, принимая букет и расплачиваясь, - вернее, сделайте на них одну услугу – передайте эти розы вон той женщине.
-За тем столиком? – удивленно спросила цветочница. - А что я ей скажу, от кого?
-Ничего не надо говорить – скажите только, что их передал один ее старый знакомый. Школьный друг, скажите, одноклассник.
Женщина неуверенно пошла к столику, за которым сидели Заур и Ася. Они уже собирались уходить. Мурад видел, как сбивчиво женщина отвечала им на вопросы и что-то при этом объясняла. Ася стала смотреть по сторонам, видимо, в поисках щедрого дарителя, но Мурад уже отошел в другую сторону и оттуда наблюдал за всем происходящим. Цветочница растерянно показывала им на место, где только что стоял Мурад, разводила руками и, кажется, пыталась его описать.
Зауру все это, конечно же, мало понравилось, и он первым направился к выходу. Ася, минуту постояв у столика, сплошь покрытого охапкой роскошных роз, собрала цветы и пошла за ним. Все отдыхающие в кафе провожали их любопытным взглядом.
Мурад испытывал злорадство, ему казалось, что три розы Заура были посрамлены этим цветопадом.
- Господи, глупость какая, ребячество, совсем с ума схожу, - вдруг подумал он и осудил себя. Перестав преследовать Асю с Зауром, он отправился в свой санаторий совсем по другой дороге.
-Не буду больше ходить за ними, что это за унижение? - подумал он о себе и решил оставить слежку за Асей. - Зачем? Что сейчас можно изменить?
Но назавтра все повторилось. Весь день Мурада словно магнитом тянуло к «Целебному нарзану», а вечером он, не выдержав, снова отправился туда. Опять сел подальше от корпуса, не сводя глаз с входной двери. В этот вечер ему долго пришлось ждать Асю. Наконец из здания вышла блондинка с мальчиком. Судя по их одежде и сумке в руке Лены, они шли гулять. Мураду опять стало не по себе – значит эти двое любовников остались в корпусе вдвоем – в его или в ее номере. Он просидел на скамейке долгие два часа, а потом, сам не зная зачем, направился к корпусу. И в тот самый момент, когда он подошел к входной двери и открыл ее, прямо перед ним появилась стройная женщина в светлом брючном костюме. Они столкнулись в узком проходе, и Мурад, не успев отойти, поднял глаза на женщину, чтобы извиниться и пропустить ее. Перед ним стояла Ася. В тот же момент и она подняла глаза. Мурад увидел, как Ася с изумлением смотрела на него, а затем внезапно побледнела, и ему показалось, что она сейчас упадет. Он схватил ее за руки и отвел в сторону. Она облокотилась о стену и не сводила с него глаз, переполненных ужаса, изумления, слез.
-Мурад... Это ты? – наконец спросила она, вся дрожа.
Мурад не мог найти слов для ответа. Только повторял ее имя:
-Ася, Ася, Асенька…
Она, словно сделав вдох без выдоха, замерла и молча смотрела куда-то в сторону. Ее почти безумный взгляд испугал Мурада:
-Ася, Асенька, успокойся, родная моя, - говорил он ей, но, казалось, она ничего не слышит и не чувствует.
Мурад растерянно посмотрел по сторонам и в ту же минуту заметил, как к ним почти бегом спешит блондинка, подруга Аси. За ней, еле поспевая, бежал маленький Мурад.
-Что с ней? – с тревогой спросила Лена у Мурада. А потом обратилась к Асе:
-Асенька, что с тобой? Что тут произошло?
Ася покачнулась и чуть было не упала. Мурад тут же подхватил ее.
-Помогите мне, пожалуйста, отвести ее в номер, - попросила его Лена. - Там я разберусь, вызову неотложку, да я и сама врач. Пойдемте.
Мурад пытался идти рядом с Асей, поддерживая ее, но она не могла сделать ни шага. Не долго думая, он машинально подхватил ее на руки и пошел за Леной, бережно держа в руках свою дорогую ношу.
В холле уже хлопотала тетя Рая, вызывая неотложку и разгоняя любопытных:
-Ну чего вы уставились? Что за народ? Не видите - женщине плохо… Идите по своим делам.
Ася казалась Мураду почти невесомой. Он легко донес ее по лестнице на четвертый этаж в ее номер, положил на кровать и, взглянув в лицо, испугался ее бледности. Лена дала подруге воды, умыла ее, дала какое-то лекарство. Через несколько минут прибыла неотложка, они измерили Асе давление, осмотрели ее, сделали успокоительные уколы. И сказали, что ее состояние, скорее всего, похоже на шоковое.
Врачи неотложки, узнав, что Лена врач, дали ей некоторые рекомендации и, оставив ампулу с лекарством и разовый шприц, удалились.
-Если что, звоните, приедем еще. Может, придется ее госпитализировать, если состояние не стабилизируется, - сказал уходя пожилой врач неотложки.
Накрыв уснувшую после укола Асю, Лена, наконец, посмотрела на Мурада, который все это время был в их номере, и сказала:
-Давайте выйдем в другую комнату. Я хочу поговорить с вами.
Плотно прикрыв за собой дверь, она спросила:
-Я хочу спросить у вас. Вы же в этот момент были рядом. Что с ней произошло там внизу? Она говорила с кем-нибудь?
-Нет, - ответил Мурад, - она была одна.
Заметив теперь уже, что и на нем нет лица, Лена с интересом спросила.
-Простите, а Вы знакомы с Асей? Кто Вы?
-Я … Мурад не знал, что сказать Лене и как ей все объяснить. - Понимаете, я знал ее много лет назад. Не просто знал… Мы любили друг друга.
-Что?! – изумленно спросила Лена. – Значит Вы - Мурад? Тот самый Мурад? - Она продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами и не могла найти слов.
-Но разве вы не умерли двадцать лет назад? Теперь мне понятен шок Аси. Еще бы, я и сама в шоке! Не каждый ведь день мы видим воскресших с того света. Лена изо всех сил старалась взять себя в руки.
Мурад молчал, не зная, как ей все объяснить. Через минуту, успокоившись, Лена недобро и даже язвительно сказала:
-Так значит вы, Мурад, живы и даже здоровы. И где же вы были все эти годы? Хотя какое это теперь имеет значение. Только одно я хотела бы знать: зачем вы явились теперь? Зачем? Чтобы опять сломать ей жизнь, как сломали ее двадцать лет назад?
Мурад молчал, он не находил слов в свое оправдание.
Помолчав немного Лена добавила:
-Лучше бы вас на самом деле не было.
Мурад продолжал молчать, а Лена никак не могла прийти в себя. Она расплакалась и сказала:
-Наверное, очень удивились, что я ваше имя знаю. Что ж, я вам все объясню. Вы видели мальчика, который был со мной? Его зовут Мурад, и это мой сын. Мы с мужем ради Аси увековечили ваше имя, назвав русского мальчика Мурадом в вашу честь. Мне очень не хотелось давать сыну имя усопшего, но я Асе это обещала. И сделала. А вы, оказывается, живой и невредимый.
Мурад не верил своим ушам:
-Мурад - ваш сын?
-Мой, а чей же еще? Только Ася его не меньше любит, чем мы с мужем. И вырастили мы его с ней вместе, он ее по праву называет мамой Асей.
Лена замолчала, а на глаза ее навернулись слезы. Мурад стоял рядом, не зная, что ему сейчас делать и что говорить. Лена нарушила затянувшуюся паузу:
-Я не хочу знать, где вы были и что делали, Мурад, все эти годы. Я хочу знать только одно - зачем вы опять появились в жизни Аси? Зачем? Вы хоть представляете что с ней было тогда, когда вы пропал, и все последующие годы? Ася потеряла из-за вас все, что можно было потерять. Заболела и бросила институт, слегла совсем, когда узнала, что с вами случилось несчастье.
Мы учились с ней вместе, дружили очень близко, и я была в курсе всех ваших событий. На втором курсе она оставила учебу, хотя училась отлично и мечтала стать врачом. Не стала она врачом. Уже потом, спустя годы, Ася закончила медучилище и дослужилась до «высокой» должности медсестры детского садика. Вот и вся ее карьера, потому что она даже в больнице после случившегося с вами работать не смогла. В каждом тяжелобольном и умирающем видела вас и опять переживала.
Рассказ Лены потряс Мурада. Ася, как оказалось, болела три долгих года, лежала в больнице с тяжелейшим неврозом, и врачи с большим трудом вернули ее к нормальной жизни. Но и потом она дважды собиралась уйти из жизни. Все плакала: «Отпустите меня, я хочу к Мураду», мы с ним там обязательно встретимся. Я его найду. В первый раз Ася напилась таблеток, и врачи чудом спасли ее. Во второй раз она перерезала себе вены, месяц лежала в больнице. Шрамы на руке сохранились до сих пор.
Мурад молчал, чувствуя, как его начинает трясти.
-Что, тяжело все это слушать, Мурад? - зло, почти истерично спросила Лена, видя, как он нервничает. - И все же дослушайте меня до конца. Я вам все расскажу подробно. Вы должны знать, что вы с ней сделали, какой грех на свою душу взяли. Но не ради этого я рассказываю, а для того, чтобы вы поняли: не надо больше беспокоить Асю, если не хотите окончательно погубить ее.
Мурад не смог поднять глаза на Лену и чувствовал, что задыхается от подробностей ее рассказа. А она продолжала, заново остро переживая всю боль за случившееся с подругой много лет тому назад.
… Мы окончили институт, а Ася все еще продолжала болеть, не могла спать без снотворного, мучилась кошмарами и часто впадала в истерику. В вашем доме ей напоминало о вас все. Сколько раз Асю видели прильнувшей к вашей двери, хотя там давно уже жили другие жильцы. Она показывала мне скамейки, на которых вы с ней сидели, площадку, где играли с дворовыми мальчишками в футбол, крышу, с которой со сверстниками гоняли голубей. И во дворе, и в доме все напоминало ей о вас. Бабушка Аси только из-за этого продала и квартиру - срочно, за бесценок - и переехала с ней в Буйнакск. А я каждое воскресенье ездила к ним туда. Ася болела настолько серьезно, что большая часть денег, полученных за квартиру, ушла на ее лечение, а ее, находившуюся на грани сумасшествия, родные несколько раз возили на консультации в Москву.
Потом умерла ее бабушка, и моя Ася осталась совсем одна. В семье дяди ей было несладко, родным надоели ее нескончаемые болезни, и жена дяди еле терпела ее, не раз намекая, что место ей в стационаре для душевнобольных. Мы с мамой, переезжая их Махачкалы в Питер, решили забрать Асю с собой. Я не могла оставить лучшую подругу совсем одну, да и оставить ее было не с кем. Ася жила с нами, продолжала лечиться, деньги катастрофически таяли, и нам все время приходилось экономить и добывать деньги, чтобы помочь больной Асе. Болезнь отступала очень медленно, иногда давала рецидивы.
Постепенно она стала возвращаться к нормальной жизни, по настоянию моей мамы закончила медучилище, стала работать. Так мы и жили. Спустя годы, я вышла замуж, а Ася осталась жить с мамой. Она часто говорила о том, что стала нам обузой, хотя мы с мамой считали ее членом нашей семьи. Когда с мамой случился инсульт, Ася доказала, что она нам родная. Она отблагодарила нас за все и сполна, полностью взяв на себя уход за мамой. Ася нашла для себя надомную работу – печатала на машинке, шила, вязала. Ася, добрая душа, говорила, что теперь это и ее мама. А когда у меня родился сын, радости Аси не было предела, она умоляла меня назвать мальчика вашим именем. Преодолев сопротивление родных мужа, их возмущение и обиды, я назвала сына, как и обещала своей Аське, - Мурадом. Родные еще долго недоумевали по этому поводу - с чего это вдруг русского мальчика решили назвать Мурадом, да и к отчеству имя не очень подходит - Мурад Вячеславович. Но мы все же назвали сына именно так. Ася не отходила от малыша, а потом вообще забрала его к себе, в свою комнату, вставала к нему ночью, гуляла с ним, купала его. Одним словом, разрывалась между ребенком и мамой. У меня в семье в это время были материальные проблемы, я вышла на работу, когда Мураду исполнилось пять месяцев. Хотела отдать его в ясельки, - другого выхода просто не было, но Ася была категорически против. Она решила остаться дома, чтобы самой смотреть за Мурадом и ухаживать за моей мамой.
Все постепенно налаживалось. Врачи и по сей день удивляются – как ей удалось поставить на ноги маму, ведь она была на волосок от смерти. Ася неустанно делала ей какие-то особые массажи, – специально для этого обучившись профессиональному восстановительному массажу, по часам колола ее, давала какие-то знахарские капли, настои, отвары. Мы с мужем традиционные врачи и потому не верили в нетрадиционное лечение, но терять было уже нечего - врачи сказали нам, что мама обречена, а любой эксперимент был оправдан этой безысходностью. Ася верила в мамино выздоровление и упорно изо дня в день – аккуратно через каждые три часа поила маму настойками, массажировала, готовила ей отвары из каких-то редких трав. Одним словом, маму поднял на ноги только ее любовь и воля.
Подрос и Мурадик, удивляя всех в саду и в школе подготовкой: умением читать, писать и даже говорить по-английски. Все это была заслуга Аси.
К небольшой сумме, остававшейся у Аси от продажи квартиры, мы добавили все, что у нас было, и смогли купить для Аси лишь крошечную комнату в коммуналке, да и то на окраине Питера. Она долго протестовала, но потом сказала:
- Ладно, у меня нет ни семьи, ни детей, пусть это будет квартира для Мурадика. Мы с мамой все же надеялись, что время залечит Асины раны, и она выйдет замуж за хорошего человека.
Ася почти не жила в этой коммуналке и большую часть времени проводила у нас, ухаживая то за мамой то за Мурадиком, и принимая самое активное участие в его воспитании.
Так мы и жили. Теперь вы, наверное, уже поняли – кто для меня моя Ася. Сестра не могла бы стать мне ближе. Так же к ней относится вся моя семья: и мама, и мой муж. А сын … Мурад, честно говоря, больше ее сын, если не считать роды и кормление грудью. Я иногда даже думаю, что ее он любит больше. Но не ревную.
Когда Мурад в трехлетнем возрасте заболел скарлатиной и находился в кризисе – надо было видеть Асю. Даже мы со Славкой держались, а она не могла.
-Я жить не смогу, Лена, если с нашим мальчиком что-то случится, - сказала она тогда. Но, к счастью, все обошлось.
Нас всегда беспокоило одиночество Аси, и так хотелось, чтобы у нее, такой хорошей и милой, тоже была семья, дети. Ася нравилась многим мужчинам, и мы не раз пытались познакомить ее с кем-нибудь. У нее была не одна возможность выйти замуж. Но она хранила верность вам, Мурад. И бесполезно было говорить ей, что живым надо жить. Ася отвечала:
-Мое сердце умерло вместе с Мурадом. Меня больше нет, разве вы не видите, что осталась только оболочка, тело. А меня самой больше нет.
Несколько лет назад, еще до рождения моего сына, Асе тогда и тридцати лет не было, мы уговорили ее выйти замуж за хорошего человека, который пять лет неотступно ходил за ней по пятам. Красивый хороший парень, осетин. Звали его Алан. Друг мужа однажды привел его к нам в гости. Алан влюбился в Асю без памяти, хотя она даже не смотрела в его сторону и надежды никакой ему не оставляла. Мы с мамой пошли на маленькую хитрость - до сих пор себя за это ругаю. Я уговорила ее выйти замуж, напомнив о вас, Мурад:
-Ты же хочешь ребенка, Ася, чтобы назвать его именем своего любимого?
Эти слова, видимо, подействовали, и Ася наконец согласилась, но при этом в который раз сказала обезумевшему от счастья Алану, что не любит его, а только уважает. Он довольствовался и этим, потому что безгранично был в нее влюблен. Любое сердце на такую любовь откликнулось бы, но не Асино. Она была замужем две недели, а потом вернулась и виновато сказала:
-Не могу я, Лена. Не смогу.
Так она и осталась одна. И теперь, когда, спустя годы мы с мамой все же уговорили ее присмотреться к хорошему, достойному человеку, который искренне любит ее, появились Вы, Мурад. Заур - наш земляк, дагестанец, уже много лет после окончания мединститута живет в Питере, работает с мужем в больнице - прекрасный хирург, умница. Он хочет и может сделать Асю счастливой, у него самые серьезные намерения. Заур сюда приехал ради нее, чтобы поближе познакомиться, чтобы она привыкла к нему и к мысли о замужестве. И все было бы замечательно, не появись вы опять на дороге моей бедной Аси...
Мурад молчал. От всего услышанного он был в глубокой растерянности, не мог переварить все то, что рассказала ему только что Лена. Ему хотелось кричать от отчаяния и запоздалого раскаяния. Но он так и не проронил ни слова, стоял, молча опустив голову.
Лена видела, что он сильно переживает. Она не стала больше ничего говорить, а только предупредила:
-Мой вам совет, уезжайте отсюда, Мурад. Не появляйтесь опять в ее жизни… Второго такого удара она не вынесет.
-Лена, я только хочу ей сказать. Я так много хочу ей сказать…
-Не надо ей ничего говорить. Вы же видели, в каком она состоянии. Лена помолчала и через некоторое время, пожалев его, добавила:
- Идите к себе, Мурад. Надо успокоиться и вам, и мне. А потом еще подумать – что нам с Асей дальше делать. И не даст ли это опять срыв ее и без того слабой нервной системы. Приходите завтра, но не к ней, а ко мне. Я вам все скажу...
Мурад не знал, как он в тот вечер добрался до дому. Такси и машины в курортной зоне - явление крайне редкое, а ноги его просто не держали. Войдя в номер, он сел на диван и просидел на нем до следующего утра – не было сил раздеться и лечь в постель.
На следующий день рано утром ноги сами понесли его в «Целебный нарзан».
-Под утро Асе плохо стало, и ее забрали в больницу, - сообщила ему тетя Рая. И он, узнав, в какую именно, тут же побежал туда.
Навстречу вышла Лена в белом халате. Она была заплакана. Мурад испуганно посмотрел на нее в ожидании новостей.
-Она почти в шоковом состоянии, Мурад, а ночью была сильнейшая истерика. Сейчас врачи делают все, чтобы помочь ей, чтобы не допустить срыва. Я сказала им обо всем, что знаю - о ее болезни и депрессивном состоянии.
- Лена, послушайте. Умоляю вас! Я знаю, что во всем виноват я один, только я. Но скажите, что я могу сейчас для нее сделать, – может, мы отвезем ее в Москву в любой институт или за границу, может, профессоров московских сюда самолетом доставим, я могу все это устроить и оплатить. Только скажите, что можно сделать?
-Все теперь ясно. Теперь понимаю, кто прислал Асе такую дорогую картину и букеты цветов, доступные по цене только очень богатым господам. Нет, к сожалению, Асе сейчас ничего, кроме покоя, не нужно, Мурад. Ничего. Прогнозы пока делать трудно. И, наверное, вам лучше не показываться ей на глаза. Вы не обижайтесь, поймите. Я вам это как врач говорю.
-Да, я понимаю. Согласен со всем, что вы скажете, лишь бы Асе легче стало.
Ася пролежала в больнице две недели, и Мурад пропадал там все эти дни вместе с Леной, но не входил в палату. Через четыре дня после поступления ее в больницу он нашел опытную сиделку, чтобы сменить и немного освободить Лену, до этого безвылазно находившуюся у постели больной.
Лена, глядя на осунувшееся, измученное лицо Мурада, наконец, сжалилась над ним.
- Не переживайте так. Ей уже лучше, кризис миновал. Но надо подлечиться, окрепнуть немного.
-Да, да, спасибо вам.
-И вам, несмотря ни на что, спасибо, Мурад. Я одна не потянула бы сейчас таких дорогих лекарств, сиделку и все остальное. Странная штука- жизнь. Совсем недавно я вас люто ненавидела, теперь же благодарю.
Однажды к Мураду, сидевшему в коридоре в накинутом на плечи белом халате, вышла Лена и позвала его:
-Мурад, она все время зовет вас. Я не говорила вам об этом, потому что боялась, что ей хуже станет. Но врач сегодня разрешил, сказал надо исполнить то, о чем Ася просит. Зайдите к ней, а я пойду, маму надо проведать. Сиделка была здесь, но я отпустила ее на час, чтобы вы могли спокойно пообщаться.
Не зная, как он посмотрит сейчас на Асю, Мурад, волнуясь и слыша стук своего сердца, вошел в палату. На кровати лежала бледная, как полотно, осунувшаяся за это время Ася. И смотрела на него ясным пристальным взглядом.
Мурад молчал, чувствуя, как ком в горле перекрывает ему дыхание. Жалость к этой молодой еще женщине, которая по его вине перенесла за эти годы так много страданий, переполняла его. Он сел рядом и низко опустил голову. Ася протянула к нему руку, погладила по голове.
-Мурад, Мурадик.., ты мне не снишься?
Он, сильный, здоровый сорокачетырехлетний мужчина от этих слов не смог сдержаться и заплакал и скупые мужские слезы медленно текли по щекам.
- Мурад, о чем ты? Не надо, мне так хорошо, - успокаивала его Ася.
Он взял руку Аси, поцеловал, прижал к своим глазам, губам, к сердцу. И повторял только одно:
-Прости, прости меня. Если только можно простить. Что мне сделать, Ася, чтобы ты простила?
-Я тебя давно простила. На этом свете нет ничего такого, чего я не могла бы тебе простить, Мурад. Наверное, даже собственную смерть я могла бы заранее простить тебе. Не надо больше об этом. Мне ничего не нужно, только знать, что ты есть и что ты жив. Теперь я это знаю.
… Мурад приходил к Асе каждый день, проводил у нее почти все время, пока врачи мягко не попросили его дать больной отдохнуть. Щедро одаренные им врачи разрешали ему слишком много - он принес в палату маленький цветной телевизор, небольшой японский магнитофон с дисками музыки для души. А еще каждый день он приносил Асе огромные букеты цветов.
-Весь этот цветочный базар на ночь выносите на балкон, а то наша красавица может от их дурмана не проснуться, - сказал, улыбаясь, заведующий отделением. - Комиссия вчера была, нам замечание сделали из-за цветов, пришлось сказать им, что кинозвезда у нас в отделении лежит, что это все благодарные поклонники принесли. Поверили, потому что в Кисловодске звезды нередко отдыхают.
Еды, фруктов и всяких сладостей Мурад приносил в больницу в таком количестве, что хватало всему отделению: и больным, и персоналу.
-Зачем так много?- говорила Ася, а потом добавляла: - Мурад, вот бы это все в детский дом отдать? Там дети- сироты, они, может быть, и не пробовали никогда кокосов, ананасов, киви - всей этой экзотики.
-Поправляйся только, Асенька, и мы с тобой обязательно это сделаем. И не в один, а в два-три детдома фрукты и сладости отвезем… Все сделаем, как ты захочешь. Только поправляйся поскорее, - с нежностью глядя на Асю, отвечал Мурад. Для него она так и осталась той маленькой девочкой, какую он знал в юности. Словно и не было между ними этих двадцати лет.
Иногда он приходил к ней в палату утром и оставался до вечера. Ася ни слова не говорила о прошлом. О том, как жила, потеряв его из виду, как искала его, как тяжело болела, как безуспешно попыталась устроить свою личную жизнь и все же осталась одна – все это он знал от Лены. Не спрашивала Ася и о том, где он был все эти годы, что с ним было.
Но Мурад понимал, что они с Асей должны поговорить, а он должен объяснить любимой все и повиниться. И потому в один из вечеров начал этот трудный разговор, но Ася сразу же сказала:
-. Я вижу, Мурад, как трудно тебе говорить о прошлом. Мне тоже нелегко. А потому давай оставим эту тему. Я хочу думать, что тогда случилось какое-то недоразумение и потому иначе поступить ты не мог. Мне легче думать так. Да и какая сейчас разница?! Слава богу, что все это ошибка, что ты жив. Я молиться теперь начну, как только выйду отсюда. Однажды, тогда, когда все это случилось, я подумала:
-Господи, сверши чудо, ты же все можешь. Сделай так, чтобы он был жив, и я буду молиться тебе до конца дней своих, и день, и ночь. И буду.
Мурад целовал тонкие пальцы Аси и почти все время молчал, не зная, что сказать той единственной, которую, оказывается, любил все эти двадцать лет, но тогда так жестоко предал.
Заметив, что Мурад увидел шрам на ее руке, Ася тут же пояснила:
- Порезалась сильно много лет назад, а шрам остался…
Мурад, опустив глаза, чтобы не было видно набежавших слез, прижался губами к запястью Аси - он уже знал от Лены, что это за шрамы.
В один из дней довольная Ася сказала Мураду, что завтра ее выпишут.
-Так мне врач сказал, но я хотела бы уйти отсюда уже сегодня.
-Это несерьезно, Ася. Остался только один день, потерпи.
-Не могу я здесь сегодня оставаться, мне почему-то кажется, что ты уйдешь, и я тебя больше никогда не увижу.
Губы Аси задрожали, и она заплакала.
- Она еще не совсем здорова, не окрепла и не оправилась от стресса, - подумал он, а жалость и нежность к ней, такой бледной и похудевшей за эти дни, переполняла его сердце:
-Что ты, Асенька, никуда я не денусь. Хочешь, я останусь с тобой до утра? Ты будешь спать, а я посижу рядом и буду держать твою руку. Хочешь?
-Хочу, - обрадовалась Ася. А ты можешь?
- Ради тебя я все смогу. Только обещай, что будешь спать, иначе тебя завтра могут и не выписать.
-Хорошо, я обещаю. Буду спать. Только не уходи…
Мурад остался, но спокойной ночи и отдыха для выздоравливающей Аси не получилось. Они вспоминали всех и все: детство и юность, его маму, Соню, Асину бабушку, своих друзей и все, что было у них в те далекие годы. Запретной чертой в их разговоре был отделен лишь тот период, когда Мурад просто исчез из Асиной жизни. Мурад с удивлением думал о том, что Ася за все это время ни разу не спросила, есть ли у него семья, дети, не сказала ничего и о себе.
На следующий день Асю выписали из больницы, у входа ее встречали Лена и Мурад со своим маленьким тезкой. Мальчик бросился к Асе, обнял ее колени. Она нагнулась к нему и нежно поцеловала своего любимца.
- Мурашка, родной, ты так за мной скучал? – спросила она, видя, как ребенок прижался к ней и прячет лицо, чтобы не расплакаться.
- Да, очень, – ответил он, а потом, все-таки расплакавшись от избытка чувств, добавил:
- Я боялся, что ты умрешь, мама Ася. Что бы я тогда делал?
Ася постепенно выздоравливала, становилась прежней. Время пребывания в санатории подходило к концу. Теперь они виделись с Мурадом ежедневно. Гуляли по городу, танцевали на дискотеке, просто сидели в кафе.
Заур, не сколько раз видевший их вместе, вскоре уехал, догадавшись, что Ася теперь уже точно не ответит ему взаимностью и все его ухаживания тщетны.
Мурад с Асей часто оставались наедине: гуляли по темным аллеям парка, Ася была в гостях и в его одиночном «люксе», удивляясь всей имеющейся там роскоши. Но при этом Мурад не решался даже обнять любимую. Ему очень хотелось прижать Асю к себе, поцеловать ее, сказать о том, как сильно он ее любит, но он не мог этого сделать – боялся обидеть любимую, всколыхнуть в ней переживания.
- Я на вас надеюсь, Мурад, - строго сказала ему Лена. – Асе нельзя расстраиваться, нельзя переживать стрессы и сильные эмоции, даже положительные. Ей нужен покой, пока только покой. И Мурад, помня предупреждение Лены, изо всех сил сдерживал себя.
Однажды для отдыхающих санатория «Москва», где жили Мурад с Виктором, организовали поездку на Домбай. Им предложили два варианта экскурсии: вернуться к вечеру этого же дня или остаться там с ночевкой. Поездка с ночевкой сулила много интересного: катание по канатной дороге до самого поднебесья, где под палящими лучами солнца не тают вечные снега, вечером - форель и шашлыки на ужин, выступление известной вокальной группы, отдых в шикарном горном отеле. Мурад предложил поехать туда всем вместе. Но Лена отказалась, сказала, что из- за недомогания мамы останется в Кисловодске, тем более им надо было уже собираться в дорогу – завтра они уезжают домой, а вот Ася давно хотела увидеть Домбай с его вечными снегами.
- И я, и я хочу, - сказал Мураду его маленький тезка.
- Конечно, и ты поедешь с нами, - пообещал Мурад.
Лена покачала головой:
- Нет, Мурашка. Мы с тобой в другой раз на Домбай съездим. А сейчас ты нужен мне здесь. Ася с Мурадом уедут, а я здесь останусь одна с твоей больной бабушкой. Мне может понадобиться твоя помощь.
И маленький мужчина, чувствуя свою ответственность, неохотно, но все же согласился остаться. Мурад понял – Лена хотела, чтобы они с Асей поехали в поездку вдвоем.
Накануне Мурад сказал Лене, что хотел бы продлить отдых Аси, она ведь почти все время пролежала в больнице.
- Мы можем остаться здесь, можем поехать в Испанию, в Турцию, куда она захочет, - сказал он, ожидая от Лены поддержки и зная, как много от нее зависит в этом вопросе.
- Ну что ж, поговори с Асей об этом, я думаю, она против не будет. А я только за! Асе очень нужен полноценный отдых, – согласилась с Мурадом Лена. Только не знаю, как у нее с работой получится.
Он улыбнулся:
- Это не проблема, Леночка. Ася больше работать не будет - нет такой надобности. А если и будет чем-то заниматься, то не ради денег. У меня их достаточно. Конечно, если она согласится… Конец фразы он не договорил, но оба знали: Мурад имел в виду брак.
В тот же вечер Ася с радостью согласилась остаться с Мурадом в Кисловодске и после отъезда Лены с семьей. Они решили на недельку задержаться здесь, а маршрут дальнейшего отдыха выбрать попозже. Мурад за это время собирался оформить документы, заказать для них любой тур. А еще надеялся уговорить Асю уехать с ним в Германию сразу же после отдыха.
Но об этой самой главной своей надежде он, помня предупреждение Лены, ничего Асе пока не сказал.
Ася радовалась всему, что Мурад для нее делал, и удивлялась, как ребенок:
- Ой, Мурад. А я и не знала, что так бывает. Ты все можешь…
Сейчас Мурад и Ася в составе группы добровольцев из числа отдыхающих санатория ехали на Домбай. Удобный «Икарус» пять часов вез их к заветной цели. А там Мурад насмотреться на мог на Асю, которая визжала от восторга как ребенок, катаясь по канатной дороге. Она держала в руках свои легкие босоножки и болтала босыми ногами в воздухе, глядя сверху вниз на деревья и горы, мимо которых они проносились. Радовал Мурада и появившийся у нее аппетит - она с удовольствием ела все подряд: шашлыки и фрукты, шоколадки и чуду, которые продавали местные жители.
- Ой, Мурад, у меня булемия, кажется. Я боюсь, что умру от переедания или лопну.
- Ешь на здоровье, тебе это пока не грозит, - с нежностью глядя на худенькую фигурку Аси, отвечал Мурад.
Вечером они долго сидели в ресторане. Тихо играла музыка, горели свечи. Их мерцающий огонь отражался в красивых глазах Аси, которые были переполнены счастьем. Оба молчали. И Мураду вновь захотелось поговорить всерьез о них, об их будущем, но он боялся ее растревожить. Первой нарушила молчание Ася:
- Мурад… Я и не знала, что бывает так хорошо. Спасибо тебе.
А он опять промолчал, хотя хотел сказать ей так много. И самое главное - сказать то, что отныне Асе всегда будет хорошо рядом с ним, он сделает для этого все, потому что он безгранично любит Асю, признателен за ее верность, и хочет дать ей все то, чем она была обделена все эти годы.
-Родная моя, милая, любимая... Вот, оказывается, как жила она все эти годы. В детском садике работала за копейки, нуждается. Жила в коммуналке, купленной чужими людьми, на рабочей окраине, одна все эти годы. Грелась у «чужого костра», потому что своего не было. Благодаря мне, подлецу ни семьи у нее не было, ни детей, - виновато думал Мурад, проклиная себя. И каждая такая мысль была для него наказанием, била как пощечина. Господи, будет ли ему прощение за то, что он сделал с Асиной жизнью? И если это прощение Мурад получит, он до конца жизни будет у ног любимой, будет служить ей, исполнять любой ее каприз. Мурад молча смотрел на Асю. Ему казалось, что он никогда не видел ее такой красивой и счастливой.
- Почему ты так смотришь, - смущенно спросила Ася. – Я, наверное, после больницы страшная стала, да?
- Ты сейчас красивее, чем была двадцать лет назад. Я даже и не знал, Ася, что ты такая красивая, - сказал Мурад и взял ее тонкую кисть в свои руки, прижал к губам, расцеловал каждый пальчик. А потом они танцевали, и он, обнимая в медленном танце худенькое тело Аси, так сильно желал прижать Асю к себе, что от этого кружилась голова и сводило скулы. Хотелось расцеловать любимую, подхватить ее на руки и унести далеко-далеко, укрыть от всех печалей и проблем, которых была полна вся ее жизнь. И Мурад вдруг почувствовал, как плечи Аси под его руками задрожали.
- Что, Асенька?- тревожно спросил он. - Тебе плохо? Холодно?
- Нет, мне хорошо, - ответила она смущенно. – Может, стало немного прохладнее, - пыталась она объяснить Мураду непонятную дрожь. Или я волнуюсь. Не знаю, я ничего не понимаю.
Их разместили в самые лучшие номера корпуса «люкс», Мурад взял для Аси отдельный номер, чтобы не тревожить ее лишний раз. Вся остальная группа устроилась в номерах подешевле в другом корпусе. Мурад и Ася сидели в холле, ожидая пока в их королевских апартаментах не наведут порядок и чистоту. Закончив уборку, дежурная, виновато улыбаясь, объяснила:
- В нашем Вип-корпусе все номера люксовые. А три номера на этом этаже - это, можно сказать, «суперлюкс». В них давно уже никто не жил, слишком дорогие они для простых смертных. Сдаем только иностранным делегациям или местному правительству.
- Зачем ты взял такие дорогие номера, Мурад? - спросила Ася, войдя в номер и увидев все великолепие «суперлюкса». Мы ведь могли обойтись номерами подешевле и не обязательно в Вип - корпусе. Вся наша группа разместилась в соседнем корпусе, более скромном. И мы могли бы снять их там же. Ты слишком много тратишь, и мне как-то неудобно. И в больнице просто сорил деньгами. Не будет у тебя потом проблем из-за расходов? Или ты теперь такой богатый?
Мурад улыбнулся в ответ и сказал:
- Пусть тебя это не волнует. Ни сейчас, ни потом. У меня не будет проблем с деньгами. Ты можешь быть в этом уверена.
В этот вечер они еще долго сидели в номере, пили кофе, о чем-то говорили.
Мурад спросил ее:
- А хочешь сейчас чего-нибудь особенного? Шампанского, фруктов, сладостей?
У Аси засветились глаза:
- Хочу… Только где ты все это в столь поздний час возьмешь?
Уже через полчаса щедро одаренная за свои старания дежурная доставила им в номер все, что было заказано.
Ася выглянула в окно.
- Как много красивых огней на улице. Вот бы сейчас канатная дорога работала, мы бы полетали над этими огнями. Я этот наш сегодняшний полет никогда не забуду - мы летели над деревьями так высоко.
Мурад посмотрел на нее:
- Ася, хочешь сейчас покататься на канатной дороге?
Мураду очень хотелось дарить Асе чудеса и исполнять любые ее желания. Он согласен был сейчас отдать все, что у него есть, только бы для Ася была довольна, только бы увидеть радость в ее глазах. Но она посмотрела на него с удивлением:
- Нет, Мурад.
- Если ты захочешь, канатную дорогу сейчас включат. Я сделаю все, чтобы ее включили в твою честь. Я попрошу, объясню, как это сейчас необходимо!
Ася посмотрела на него, потом серьезно сказала:
- Я верю, что ты это сможешь, Мурад. Но не надо. Там же так много людей работает, им утром на работу. Пусть отдыхают. Посмотри, сколько уже времени, уже полночь.
Они пили шампанское и говорили, говорили, говорили... Но все не о том. Наконец Мурад решился на разговор, хотя и очень боялся.
- Нам надо поговорить, Асенька. О том, что у нас с тобой было, и как нам дальше жить. Я очень виноват перед тобой.
- Нет, нет, не надо, - испуганно посмотрела на него Ася. - Я не хочу, Мурад. Давай ни о чем не будем говорить. Мне лучше не знать, в чем ты и почему виноват, чем знать. Я прошу тебя. Пусть будет так. Только одно скажи: у тебя есть дети?
- Да, у меня есть дочь, зовут ее Гульнара. Ей шестнадцать лет, она учится в Лондоне.
- Гульнара… Значит, это в честь тети Гули. Ну и хорошо, - сказала она немного грустно и перевела разговор на другую тему. Мураду было неловко говорить сейчас о дочери, зная, что Ася все эти годы жила одиноко - без семьи и детей.
Он опять посмотрел на Асю, на ее губы, которые как магнитом притягивали к себе и доводили его до головокружения.
- Как же хочется обнять ее, прижать к себе. С ума сойду от этого желания, - думал про себя Мурад, но тут же, вспомнив слова Лены, остановил себя:
- Ася может обидеться. Возможно, в ее планы и не входит будущее с ним. Иначе о чем говорят ее слова: «Не надо, ничего не надо... Пусть будет так». Ася не может еще до конца простить его. Как друга - простила, а как любимого мужчину - нет. Потому и избегает разговора об их будущем. А Мурад умер для Аси двадцать лет назад. Сам в этом виноват. Все эти мысли роем кружились у него в голове.
Чувствуя, что ему очень трудно сдерживать себя, он поднялся, чтобы пожелать Асе спокойной ночи и уйти к себе в номер.
Ася встала проводить его. Подойдя к двери, Мурад повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза любимой женщины – они были так близко и говорили о многом.
- Ася… Я хочу спросить тебя. Можно?
- Спроси, - срывающимся от волнения голосом ответила она.
- Мне сейчас уйти?
Она вдруг неожиданно сказала:
- Нет, не уходи... Я так долго, всю жизнь ждала тебя.
Мурад шагнул навстречу Асе и крепко обнял ее, прижал к себе, словно желал слиться с любимой в одно целое, нераздельное. Он сейчас боялся только одного, что хрупкая и тоненькая Ася не выдержит его крепкого безумного объятия. Но Ася уже не способна была думать и чувствовать даже себя, она неистово отвечала на поцелуи Мурада, а он зарылся в ее густых пушистых волосах, не желая показывать слезы радости и любви.
- Ася... Асенька... ты моя … – Мурад целовал ее лицо, глаза, губы, волосы.
- Да, любимый… я твоя ... Я только твоя... А ты... Ты единственный мой… – безумно шептала Ася, задыхаясь от любви и нежности в его объятиях. Мурад подхватил ее на руки и понес в спальню. Он бережно положил свою дорогую ношу на широкую кровать поверх покрывала. И тут только заметил, что Ася, только что отвечавшая на его поцелуи и объятия, почему-то сжалась в комок и напряглась.
- Что, моя родная? Я тебя обидел? – целуя ее, спросил он. – Все будет так, как ты скажешь, как ты захочешь, любимая. Я буду сидеть у твоих ног всю ночь и не дотронусь до тебя даже пальцем. Только не переживай ни о чем. Ты для меня самая родная на этом свете и дороже тебя у меня никого нет. Я так за тебя боюсь.
Ася прижалась к нему. Целуя ее, он опять почувствовал, что она съежилась:
- В чем дело, Асенька? Я тебе неприятен? Ты плохо себя чувствуешь? Или просто не готова пока к тому, что будем вместе? Скажи... Я пойму и приму все, как есть, сделаю, как захочешь. Только не молчи…
- Не в этом дело, Мурад. Я и не знаю, как тебе объяснить... Мне неудобно сказать тебе …
- Скажи, любимая... О чем ты?
- У меня никогда еще не было мужчины. Ни одного и никогда. Знаю, это, наверное, смешно, глупо, нелепо, но это так. Как говорит моя Лена, в моем возрасте это не плюс, а большой минус... Но так получилось …
Он не дал ей договорить. А поцелуи его – горячие, безудержные - страстные ответы на сказанное ею - покрывали лицо, глаза, волосы, губы Аси.
За свои сорок четыре года Мурад знал любовь многих женщин. Испытал на себе несмелую, но большую любовь своей первой жены Алины, боготворившей его. Познал страстные и умелые ласки Ирмы, с которой ему было по-своему хорошо, а также любые изыски интима с супердевочками - профессионалками, которые за деньги радовали его неутомимо. Но сейчас он впервые в жизни ощутил безграничное счастье обладания любимой женщиной. Это было совсем другое чувство, несравнимое ни с чем. С Асей он весь превратился в проводник любви. Кончики пальцев, каждый волосок, каждая его клетка излучали и одновременно принимали в себя любовь. Мурад забыл, кто он и откуда - все, что с ним до сих пор было. Он видел только ее, Асю, дышал с ней одним дыханием, горел одним огнем, ощущая ее и себя единым целым. На душе были восторг и одновременно покой – будто он, наконец, обрел то, что давно уже искал. Словно после долгих, изнурительных походов он, наконец, вернулся из дальних странствий домой.
- Ася, - задыхался от любви Мурад, обнимая самую желанную женщину на свете. – Ася… любимая. Как же я жил без тебя столько лет? Зачем так обокрал себя?
А она гладила его по голове, утешала:
- Так, видно, Богу было угодно, не думай об этом. И не вини себя, Мурад, все хорошо, и я очень счастлива с тобой.
И опять он безудержно целовал ее лицо, глаза, волосы, но вдруг губами ощутил соль ее слез:
- Что, родная моя? Что случилось?
- Мурад... Мурад... Я не могу всего этого пережить. Не верю, что ты есть. Ты обнимаешь меня, я чувствую твою кожу, твой запах, стук твоего сердца, всего тебя. Но мне кажется, что ты опять сейчас исчезнешь, как сон, как видение... Так уже много раз было в моей жизни - и во сне, и наяву.
- Ася… Прошу тебя, поверь. Теперь я всегда буду с тобой, если ты этого захочешь...
Под утро измученная дорогой, нелегким днем и ночью безумной любви, Ася уснула. Мурад же ни на минуту не смог сомкнуть глаз. Он смотрел на Асю с нежностью и с жалостью, снова и снова вспоминая о том, что ей пришлось пережить за эти годы. Вспомнился и недавний разговор с ней о том, что в ее жизни не было мужчин до этого.
Вначале, когда, смущаясь предстоящей близости, Ася сказала ему об этом, Мурад не понял любимую. Подумал, что речь идет о внебрачных связях, любовниках, о чем-то еще, ведь до этого Лена говорила ему о замужестве Аси. Говорила, что Ася несколько лет назад вышла замуж за осетина Алана, только жить с ним не смогла и вернулась назад через две недели. Но сегодня ночью Мурад понял – он действительно первый и единственный мужчина в жизни этой тридцативосьмилетней женщины.
И когда они оба, устав от безумных ласк, остывали от пожара страсти, в котором оба горели ярко и неистово, Мурад прижал Асю к себе и, перебирая пряди ее волос, спросил:
- Значит Лена сказала мне неправду о том, что ты была замужем? Ты ведь только моя, Ася. Ты ждала меня, родная, столько лет ждала.
Ася смущенно ответила:
- Да, я только твоя, Мурад. Но Лена сказала правду, я действительно была замужем. Так получилось, что я не смогла стать женой того человека, не смогла быть близка с ним, хотя он терпеливо ждал и готов был ждать еще. Через две недели, окончательно поняв, что этот брак – моя ошибка, я попросила его простить меня и ушла. Были у нас с ним и регистрация брака, и штампики в паспортах, и банкет в ресторане, и обручальные кольца, и, ты будешь смеяться, даже недельная турпутевка на этот самый Домбай. Родители Алана живут в Нальчике, они и пригласили нас к себе после свадьбы. Мы думали на Домбай поедем, а потом к ним. Все это было бы, но я не смогла. Тогда окончательно и поняла, что не смогу принадлежать другому мужчине.
Ты, наверное, спросишь, – зачем же я тогда соглашалась на этот брак? Алан хороший, добрый человек. Очень меня любил, пять лет ходил за мной и терпеливо ждал моего согласия. Знал, что любви у меня к нему нет, но был согласен жениться в надежде, что любовь со временем придет. Я и сама немного, но надеялась на это… Думала: а вдруг? Разве мало пар соединяются без любви, а потом живут душа в душу?! Но главная причина была в том, что я ребенка хотела, сына, чтобы назвать его твоим именем. Я ведь думала, что ты… что тебя нет. Но потом поняла, что не смогу. Так мы и разошлись. Никто подробностей нашего брака не знает до сих пор. Кому это расскажешь? Да и зачем?
Мурад был почти в шоковом состоянии, не мог вымолвить ни слова в ответ, хотя хотелось сказать Асе так много. Вот, оказывается, как у нее все было с этой свадьбой. Вдруг вспомнились Асины слова двадцатилетней давности накануне его отъезда в Москву: «Я буду только твоей, Мурад. Твоей или больше ничьей. Ты единственный мой».
- Прости меня, - повторял он много раз одно и то же слово, пряча свое лицо в ее густых волосах. - Прости … прости... прости…
- Простила... Я давно тебе все простила. Вот только об одном жалею иногда…. Помнишь день, когда ты уезжал. Я сказала тебе тогда, что хочу стать твоей, что мне все равно, когда это между нами произойдет, – до свадьбы или после, ведь я буду твоей или ничьей. Ты не поверил мне. А жаль... Может быть, моему сыну было бы теперь уже двадцать лет. Я часто об этом потом думала.
Мурад не нашел слов, чтобы ответить Асе, к горлу опять подступил комок, а глаза предательски наполнились слезами. Он тоже хорошо помнит тот день. И опять подумал, сможет ли он хоть частично искупить свою вину перед этой редкой женщиной, ее необыкновенной верностью и любовью.
На следующий день Мурад с Асей возвращались уже не с группой в автобусе, а отдельно на такси. Они выехали очень рано, чтобы не оказаться в дороге в самое пекло. Всю дорогу Ася спала на его плече, а Мурад боялся даже дышать, чтобы не разбудить ее.
Он закрывал глаза и ощущал полноту счастья и необыкновенный покой в душе, думая: если это не рай, то что же?!
Прежде чем отвезти Асю в « Целебный нарзан» и сдать из рук в руки строгой Лене, которая собиралась уехать с мамой и сыном уже сегодня вечером, он уговорил любимую сходить за подарками для отъезжающих.
Повесть дана в сокращении.
КНИГУ В ПОЛНОМ ОБЪЕМЕ МОЖНО ЗАКАЗАТЬ наложенным платежом ПО электронному адресу - elmiraib@yandex.ru , а также по телефонам 89288745612, 89094851729, 89886348234