ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
В 1593 году гетман Запорожской сечи Христофор Коссинский, при тайной поддержке Москвы, поднял восстание против польского короля, ратуя за освобождение южной Руси от ненавистных ляхов. Обеспокоенный волнениями в значительных масштабах на юге страны, Сигизмунд указал князю Острожскому, поставив ему в вину взятие гетманом Киева. Так как тот был киевским воеводой и не следил за крепостью, держа ее в запустении, король обвинил князя в нерадении. После чего призвал шляхту южнорусских воеводств: Братиславского, Киевского и Волынского ополчиться против врага, который попирает основы польского государства.
Проглотив язвительные слова короля, князь Острожский собрал под знамена шляхту Киева и под руководством своего сына Януша отправил против гетмана, так как Коссинский вторгся и в его личные владения,
Гетман Коссинский потерпел неудачу, был разбит и погиб под Черкассами.
Через некоторое время на Волыни поднялось новое восстание. Народ недовольный тем, что православные священники, вместо того чтобы сохранять греческую веру, идут на поводу у католических епископов, которые стремятся подчинить православную церковь папе римскому, был поднят Северином Наливайко. На этой религиозной основе Наливайко стал громить монахов и мирян, благоволивших к унии с Римско-католической церковью. Взяв Луцк, повстанцы повернули в Белую Русь, овладели Слуцком и Могилевом.
Подозрения короля в причастности к этому Константина Острожского усилились. Брат бунтовщика Наливайко, Дамиан служил в Остроге у князя. У него нашли лошадей, принадлежащих пану Семашко, ограбленному Наливайко. Обвинения князь Константин упорно отрицал, приводя в довод, что это восстание ему самому чинит огромный разор и помогать разбойнику, он не собирался, и не собирается.
Зимой 1596 года Наливайко соединился с новым гетманом Черкасс, Григорием Слободой. Лихорадка восстания охватила все южные области Великой Литвы. Король, не надеясь на Острожского, выслал против казаков гетмана Жолкевского.
Сопротивление королевским войскам, длилось до середины мая.Раздираемые внутренними противоречиями, повстанцы были жестоко подавлены войсками Коронной Польши. Наливайко схвачен, привезен в Варшаву и публично казнен. Первое восстание украинского народа против польской знати утонуло в собственной крови.
За полгода до описанных событий, второго декабря 1595 года, в Бресте была заключена уния между православными и католиками. Еще целый год Львовское братство активно сопротивлялось папистам, пытаясь свергнуть позорный для православных договор, но все усилия были тщетны. Тем не менее, братство не смирилось. Оно стало издавать книги против папизма. Одна из самых известных - «Книга Кирилла об Антихристе», написанная Стефаном Зизанием.
Шведский король Юхан никак не мог простить Руси поражения в компании 1590 года. Сосредоточив двадцатитысячный корпус фельдмаршала Флеминга вдоль Московских границ осенью 1591 года, он начал активные боевые действия на севере. Но больших успехов не добился. Фельдмаршал застрял у Пскова, разорив только его окрестности. Известие о разгроме Кызы-Герея около Москвы окончательно умерило боевой пыл Флеминга.
В свою очередь в январе 1592 года русские полки подошли к Выборгу. Осажденный в нем фельдмаршал Флеминг вынужден был смириться. В результате побед русского оружия в 1595 году был заключен мир, закрепленный в Тавзено обеими сторонами. По договору новый король Швеции Сигизмунд Ваза, получивший вторую корону после смерти отца Юхана в1592 году, обязался возвратить земли потерянные Москвой при Иване Грозном, по итогам Ливонской войны.
Московия прочно встала на морском побережье Балтии между Нарвой и Невой и вернула себе выход к морю. Города: Ям, Копорье, Иван-город вновь вошли в состав Российского государства.
После нескольких удачных набегов на Крым, объединенного казачьего войска татарский хан Кызы-Герей поспешил замириться с Москвой. Он просил царя Федора урезонить казачьих разбойников, чтобы они более не чинили разорение его улусам. В 1593 году был заключен вечный мир с крымскими татарами. Москва по договору обязалась сделать все, что можно, но сразу же оговорилась: «Казаки на службе у царя не состоят и вольны делать что хотят, а Москва им приказывать не может».
Наступил долгожданный мир. Понимая, что это не надолго, Годунов стал усиленно укреплять границы крепостями. Заново отстроили южные города: Оскол, Белгород, Валуйки, заложили целый ряд крепостей в Диком поле. С запада было решено укрепить новыми стенами Смоленск. По приказу царя Федора Иоанновича туда направили лучших каменотесов со всей страны. Во главу был поставлен Федор Савельевич Конь - зодчий, поднявший стены Москвы.
Борис лично ездил взглянуть, как ведутся работы. Осмотром Годунов остался доволен. Уезжая, он сказал: «Смоленск будет лучшим камнем в ожерелье крепостей Российских».
К тому времени казачья вольность из пользы превратилась во вред. В результате необузданности казаков, доходивших до Азова, обострились отношения с Османской империей. На все уверения Москвы в дружбе, Константинополь отвечал по-восточному высокомерно:
«Турция никого не боится. Но если Московское государство желает дружбы Султана, пусть отдаст ему Астрахань и Казань. Сверху того, сведет с Дона казаков, отступится от Грузинского царя, которому тайно помогает. Сей царь есть подданный Султана и только ему решать его судьбу».
С таким предложением никак нельзя было согласиться. Поэтому, Москва спешно отправила послов в Персию, к шаху Аббасу. Расширение и укрепление османской империи доставляло ему много неприятностей. Предложение Москвы: выступить совместно супротив турок, персам понравилось, но ответ был уклончив: не отказав, они и не согласились. Государевы послы вернулись в Москву без конкретного ответа.
Зато послы папы римского Климента VIII просто осаждали Москву с предложениями выступить против мусульманского мира. Все попытки папского легата Комулия убедить царя Федора в необходимости начать войну с османами не привели к успеху. Годунов не верил лживым папистам. Начав войну на Востоке, повернувшись спиной к Западу, он рисковал получить подлый удар с их стороны.
Его более привлекали торговые дела с протестантской Англией. Королева Елизавета дорожила добрым расположением Бориса Годунова к Английской торговой компании, она отлично понимала, кто истинный царь Московии. Английским купцам были дарованы неслыханные привилегии. Компания разрасталась, потихоньку вытесняя с Московского рынка остальных, даже русских.
Относительное спокойствие и благополучие в стране оказалось недолгим, к осени 1597 года Федор Иванович тяжело заболел, и уже в первых числах января стало ясно, что он умрет.
Последний отпрыск древней Мономаховой крови лежал на смертном одре, не оставив после себя потомства. Рожденная царицей Ириной, дочь Федора умерла не прожив и двух лет.
Вечером 6 января у постели царя собрались близкие родственники - двоюродные братья Романовы: Федор, Александр, Иван, Михаил Никитичи и шурин Борис Годунов. Ирина сидела возле мужа, рядом стоял патриарх Иов.
Встретив Романовых и Бориса печальным взглядом, владыка промолвил:
- Свет в очах его меркнет. Праведный, отходит к богу!
От слов патриарха царица прижалась к Федору Ивановичу и запричитала:
- Феденька, родненький, как же я без тебя?! Даже детушек в утешение ты мне не оставил! Почто покидаешь нас так рано?! Ведь сорок годов тебе только!
- Христос зовет меня к себе, Ирина. Вижу его! Врата сам мне открывает. Иду я к тебе, Господи!
Романовы, оттеснив от ложа Бориса, обступили царя с царицей. Старший из них Федор проговорил,вопрошая:
- Кому прикажешь царство? Нас, сирых? Царицу свою?
Государь повернул к нему голову, взгляд его был туманен и неосмыслен:
- Почто спрашивать? Пусть матушка и правит. А вы помогайте ей, как мне помогали. Слово мое на бумаге записано. Иов ведает... Оставьте нас. Устал я! С Ириной желаю побыть.
Романовы и патриарх поклонились и вышли. За ними последовал Годунов.
Федор взял руку Ирины и прошептал:
- Прости, родная моя, что оставляю тебя. Нет моих больше сил ходить по грешной земле. Сегодня во сне дочку нашу видел. Большая стала, меня к себе зовет. Скучно ей там без нас. Так что не бездетные мы с тобой! Есть у нас дочь - Феодорушка.
От этих слов Ирина еще больше залилась слезами. Уронив голову на грудь мужа, она зарыдала навзрыд.
Выйдя из опочивальни умирающего, Романовы, даже не замечая Бориса, громко обсуждали решение царя.
- Такого еще не было на Руси, чтобы бездетная царица сидела на троне.
- Глинская Елена правила... Но регентшей... При Иване Васильевиче, когда тот в малых годах был.
- Отче Иов, где бумаги? О которых говорил царь Федор.
Вспомнив о духовной, они все разом повернулись к Иове. Патриарх, безмолвно, подал свиток с вислыми, царскими печатями. Александр Никитич развернул его и передал Федору.
- На, прочти. Тебе как старшему вручаем сей лист.
Федор быстро пробежал по бумаге глазами и затем, уже уверенно, начал читать:
«Мы, Государь всея Руси Федор Иоаннович, лежа на смертном одре, в светлом уме и здравой памяти. Повелеваем: Скипетр державный вместе с государством моим отдать царице Ирине Федоровне во славу правления и процветания земли нашей. Двоюродному брату моему Федору Никитичу Романову-Юрьеву и шурину Борису Федоровичу Годунову велим: при ней, совет держать и помогать делом. Прошу объявить сие решение после моей смерти на боярской думе и выполнять неукоснительно.
Сию духовную грамоту составил при мне Московский патриарх Иов. И записал с моих Царских слов.
Государь всея Руси Федор Иоаннович руку свою приложил».
Покрасневший от злости Федор Никитич свернул свиток и отдал патриарху. Борис стоял в углу, печально опустив голову. Как будто его это вовсе не касается. Из спальни тихо, еле передвигая ноги, вышла государыня.
- Отче, Федя велит придти. Собороваться хочет - принять святое причастие.
Ирина пошатнулась, красные от слез глаза померкли, и она стала медленно оседать. Борис подхватил бесчувственное тело сестры и унес в женские покои.
Иов зашел к царю, помазал его елеем и исповедовал.
Утром государь умер. Умер также спокойно и мирно, как жил. Печальное известие облетело Москву. Народ толпами пошел в Кремль. Соборы, церкви и монастыри залились протяжным звоном. Весь стольный град охватил колокольный набат. Люди выходили из домов, снимали шапки. Чувство тревоги вызывала у них печальная песня церквей. Сердцем они понимали, что-то ушло и уже никогда больше не вернется, а впереди - неосознанная печаль, со страхом неизвестности.
Собрав бояр перед усопшим государем, патриарх прочитал его последнюю волю. Весть, что на престоле остается царица, пришлась по сердцу простому народу стоявшему на Красной площади, поэтому бояре не осмелились противиться последней воле царя, и все присягнули царице Ирине на кресте.
Тело царя положили в гроб и, сопровождаемое народом, отнесли в церковь Михаила Архангела.
Царица убивалась над гробом мужа. Причитая, она все время повторяла:
- Вдовица я безчадная, мною гибнет корень царский!
Попытки Бориса, оторвать ее от покойного мужа, были тщетны. Она плакала и рыдала. С нею рыдала и вся Москва.
На следующий день тело Федора Ивановича было погребено рядом с могилой отца, Ивана Грозного. В помин его души была роздана большая казна церквям, монастырям, а также бедным людям. Чтобы память о добром царе увенчалась милосердием, отворили темницы и выпустили томившихся там людей, по какой бы причине не сиживали.
На девятый день после смерти самодержца народ ждало новое большое потрясение: вдовствующая государыня Ирина Федоровна отказалась от права на престол, объявив о решении постричься в монахини и уйти в монастырь. На мольбу народа: остаться, не бросать их одних, сиротами убогими, обычно добрая и сердечная Ирина дала решительный отказ.
Царица покинула мир и стала инокиней Александрой в Новодевичьем монастыре. С нею отправился и брат Борис. Опечаленный горем сестры, Годунов отъехал в святую обитель с женой и детьми. В результате - Московский народ остался без государя, в полном недоумении и растерянности.
2
Подхлестывал лошадь, Афанасий Матвеевич спешил в Новодевичью обитель. Влетев на монастырский двор, он спрыгнул с коня и тайным ходом прошел в келью, где его ждал Борис. Дьяк ударил три раза в дверь, как условились, и вошел.
- Ну что там, Афоня? - спросил Годунов, нервно расхаживая по комнате.
- Бояре бучу затеяли! Братья Романовы с князем Мстиславским дьяка Ваську Щелкалова к народу выслали, чтобы требовал с них крест целовати. Присягнуть думе боярской.
- А что люди?! Народ-то как?!
- Народ кричит, что не надо им ни князей, ни бояр. Царице, мол, присягнули! И нет веры никому другому. Она и в черницах - мать России.
- Это хорошо! Людишек-то подослал? За меня народ баламутить, нужные мысли подсказывать.
- Подослал, Борис Федорович. И деньгу добрую рассыпал, чтобы с душой дело делали.
- Рассказывай, рассказывай, что далее! Не тяни, Афоня! - Борис метался из угла в угол.
- Далее так было: Васька ушел к боярам. Пошушукались они там маленько, и вышел опять. «Негоже, - говорит, - царице править. Она оставила свет и уже не занимается делами царства. И надо присягнуть боярам, если не хотят видеть разора в государстве». Тут мои горлопаны и зашумели. «Коль не царица, так пусть брат ее на себя нас сирых возьмет! Борису Федоровичу царство надо отдать! Годунова просить надобно!». Люд московский с криком: «Да здравствует отец наш родной, Борис Федорович!», - подхватил сию идею.
Выслушав Афоню, Годунов встал перед иконами на колени и, крестясь, стал благодарить Бога за милость, прося и дальше не оставлять его в своей благодати.
- Не время молиться, - оборвал его Афанасий Матвеевич. - Сюда народ, всем Собором идет! Просить Ирину Федоровну благословить брата на царство. Тебя значится, Борис Федорович! Скоро уж будут. Я спехом прибыл, чтобы упредить.
Годунов поднялся с колен, обнял дьяка и поцеловал:
- Спасибо, Афанасий, не забуду про сию услугу. А теперь ступай, негоже, чтобы нас с тобой вместе видели.
Проводив дьяка, Борис прошел в соседнюю келью, куда монашки поселили Ирину.
- Иринушка, отвлекись от дум печальных! Выслушай меня, - он тронул за руку царицу. Она сидела будто каменная.
- Не называй меня так! Нет больше Ирины Федоровны! Умерла вместе с мужем. Инокиня Александра я, - так и зови!
- Хорошо, матушка, - Борис наклонился, поцеловал ей руку и посмотрел в глаза. Решив, что можно говорить дальше, он продолжил: - Сообщил мне человек верный, что сюда патриарх Иов с народом идет. Просить твоего согласия - меня на царство. Так ты соберись с силами, матушка. Встретить их надобно.
Глаза сестры ожили, стали суровыми и колючими.
- Одно у меня из головы не выходит. Помнишь тот наш разговор? Когда ты просил меня, Борисушка, Феде про болезнь Дмитрия намекнуть! Не спроста то было?!
- Что ты, матушка Александра! - Борис осенил себя крестным знамением. - Как ты могла подумать, что я корысть какую имею. Придут просить - откажусь. Есть более достойные люди, славных древних фамилий царского рода. Пусть их и садят на трон.
Двор монастыря наполнился народом, требующим к себе инокиню Александру и брата ее Бориса. Впереди стоял патриарх и московское духовенство, держа в руках иконы Пресвятой Девы, Николая угодника, Сергия Радонежского.
Поддерживаемая братом, Ирина вышла на крыльцо. Люди опустились на колени.
Иов подошел к ней поближе и начал речь:
- Пришли мы к тебе, матушка, с просьбой великой. Благослови на царство, которое ты презрела из-за любви к мужу, брата своего Бориса Федоровича. Все отечество тебя об этом просит. И я - от всего народа прошу. Утихомирь колебания в душах людских! Утри слезы россиян сирых и беспомощных! Восстанови мощь государства Русского! Укрепи его братом своим! Пока ворог не прознал, что мы безначальные и не напал на родину, как стервятник! - патриарх протянул ей икону.
- Не царица я вам! Решайте сами! Меня же оставьте проводить дни свои молитвах о муже моем. А что касаемо брата, ему самому выбирать: взять сию ношу или оставить, - сказав, Ирина потупила взор и замолчала.
Патриарх обратился к Борису:
- Возьми, Борис Федорович, шапку Мономахову, одень на чело! А с ней и нас забери под свое начало! Всем миром молим тебя! Пожалей сирот государственных!
- Мое слово не порадует вас, - ответил Годунов. - Ибо говорю я: нет и еще раз нет. Есть более достойные мужи, чьи предки носили царский венец, мне же удел служить им верой и правдой. Ступайте к ним - и просите их об этом.
- Но люд Московский просит тебя на царство! И не желает видеть на троне никого более! - настаивал патриарх.
- Москва это не вся Русь. Вот как Всероссийский Собор Земель Русских решит, так оно и будет.
3
Чуть больше, чем через месяц в Кремле собрался Собор Русских Земель - выборные люди всех сословий. Не легка была задача. Старая царская династия пресеклась и надо провозглашать новую. Решиться на такое было не просто, выборные сидели в тяжелом раздумье.
Патриарх сообщил собравшимся, что Ирина не захотела ни царствовать, ни благословить на царство.
- Россия тоскует без царя! - продолжал Иов. - Вам, дети Земли Русской, решать, под кем ходить далее. Архимандриты, игумены и прочее духовенство! Бояре и дети боярские! Дворяне и приказные! А также люди торговые, купечество всех чинов и сословий! Люд русский! - как скажите, так и будет. Я же, как патриарх Русской Православной церкви и свидетель последней царской воли, думаю, - не гоже нам мимо Бориса ходить.
Потомки царского рода, дальние его ветви, - князья Шуйские, Сицкие, Воротынские, Ростовские, Телятевские сидели безгласно в надежде, что о них вспомнят. Но Собор зашумел за Годунова, послышались крики одобрения сего выбора.
- Он и сестра с самого детства жили при дворе в палатах Ивана Васильевича!
- Царь Иван Васильевич Ирину своей невесткой сделал! Женил сына на ней!
- Когда болел Борис тяжко, царь Иван пришел к нему и сказал: «Страдаю за тебя как за сына».
- Точно, и я слышал! Поднял он как-то три перста и говорит: «Сие Федор, Ирина и Борис. Не холоп ты мне, а сын».
Остановив крики, патриарх продолжил:
- Мудрее мужа нам не найти. Во всем он помогал государю нашему Федору Иоанновичу! С его помощью смирили татар, обуздали Литву. Наступил долгожданный мир. Любой сиротинушка найдет в нем сострадание. Помните пожар?! Сколько бед он нам принес! И тут Борис Федорович помогал - кому хлебом, кому деньгами!
- Ему и править!
- Да здравствует государь наш Борис Федорович! - услышал патриарх множественный ответ выборных людей.
Воздев руки к потолочному своду, Иов заключил:
- Глас народа - есть глас Божий! Буди угодное Господу!
Три дня подряд Московский люд ходил к Борису крестным ходом. Просил его взойти на престол, и трижды он ему отказывал. На четвертый день собрался народ на Девичьем поле около монастыря и воззвал к Борису.
- Еще раз слезно просим тебя, Борис Федорович! Прийди в Кремль! Займи место царя нашего!
Патриарх пригрозил Годунову словами гневными:
- Если откажешь нам, отлучим тебя от церкви! Сложим сан свой, сбросим кресты и панагии! Осиротим иконы чудотворные! Запретим службу в церквах и соборах наших! - таково решение святителей веры Православной. Бери шапку Мономахову! коль не желаешь мятежа, кровопролития и гибели народу своему.
Услышав такие слова, дотоле неуклонная и молчаливая Ирина подошла к Борису и сама попросила брата:
- Видно Христос так желает. Соглашайся. Благословляю тебя! Во славу отечества нашего, прими венец царский.
После чего, она обернулась к народу и повторила:
- Благословляю избранного вами! И передаю его Отцу Небесному, Богородице и святым угодникам Московским! Патриарху, боярам и всему народу русскому: да заступит он на мое место на престоле!
Со всех концов Девичьего поля раздались крики: «Слава! Слава Борису Федоровичу, государю нашему!». Подхватив Бориса на руки, народ понес его в храм Новодевичьей обители.
Патриарх Иов благословил Годунова на царство. Нарек Государем всея Руси перед иконами Владимирской и Донской, пожелав ему многие лета.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
- Руби с плеча, да с оттягом! Задействуй все тело, а не токмо руку! Тогда и силы в ударе больше будет и длань не устанет, - учил наносить сабельные удары Никиту старый Федот.
- Знаю, - ответил парень, вытирая пот со лба. - Ответь мне, деда. В ратном деле когда-то не было тебе равных! Ты и сейчас многое можешь! А вот сидишь со мной рядом, свистульку вырезаешь. Почто так?
- Пробыл я, Никитушка, всю жизнь в холопах. Батюшка мой еще деду Семена Андреевича закладную на себя отписал, вместе с детишками малыми. А что до ратного дела, так в том недостатка не было. С Андреем Довыдычем и на Казань ходил, и на Астрахань. Славно мы побили татар. Потом в Москве с ними бился. Там и убили князя Андрея. Домой его привез, и больше никуда. Помогал Семену на ноги встать.
- А хитростям, всяким, где обучился?
- От прадедов своих. У нас в семье это давно. Сродственник мой у Рязанского князя, Юрия Ингваревича, в дружине был. Про него отец говорил: в прыжке ногой мог всадника с лошади сбить. Вместе с князем смерть и принял, когда Батый на Русь пришел. Славные были времена! Тогда боярин был воином, защитником людишек русских. Отсюда и название: богатырь ярый - страха не ведающий. Это сейчас они пуза распустили. Да все больше в думе царской сидят, милости государевой ожидаючи.
- Неужто все полегли? Ни один с поля не сошел?! Расскажи, дед Федот, как дело было?!
- Все равно умерли. И единую чашу смертную испили. Ни один из них не повернул назад. Все вместе полегли мертвые. Такая доля дружины: сладко есть, мягко спать, а придет час - голову сложить за князя, не думая.
Никита сел рядом с дедом и задумался, представляя себя в чистом поле рядом с Рязанским князем, а вокруг татарове, великое множество.
- Сильные, наверно, люди были? С крепким нутром и отважного сердца!
- Обыкновенные, Никита, - Федот доделал свистульку и отложил в сторону. - Вроде тебя. Только землю Русскую любили больше жизни своей.
- Я бы тоже умер. За матушку Русь не жалко! - Никита мечтательно воздел глаза вверх, думая, как бы он красиво умирал, из последних сил разя врага.
- Умереть - штука не хитрая! - остановил его мысли дед Федот. - Одолеть супротивника надо! А для этого одной любви мало. Надобно умение. Вот и учу вас, мальцов, делу ратному.
- Дед Федот, покажи, как рукой саблицу у противника выбить. Ловко это у тебя получается.
Никита встал и замахнулся на старика клинком, нанося удар. Резким движением дед ухватил его за запястье и повернул в сторону, отводя саблю от себя. Онемевшая от боли рука не смогла более держать рукоять клинка, ладонь разжалась и он выпал. Федот подхватил его.
- А пистоль можешь? - не успокаивался Никита, согнувшись от боли в суставе.
- Показывать не буду. Боюсь сломать руку. Старый стал, могу не рассчитать.
- Меня научишь так же? Дед Федот!
- Многому я тебя научил. Бог даст, обучу и этому. Почаще приезжай. А то стал забывать старика.
- Да ты чего, дед Федот! Да у меня родней тебя только батюшка с матушкой! - Никита сунул саблю в ножны и обнял старика. - Пойду, деда! К реке... Там ребята собираются с вашими мужиками деревня на деревню биться. На Николиной неделе князь Алексей приезжал. Так они побили нас, теперь наш черед.
- Что ж разомни косточки. Славное дело стенка на стенку сойтись. Не забывай, чему учил! Лицо зазря не подставляй.
- Это мы еще поглядим, чей лик краше будет! Ну, прощевай дед Федот.
Никита выбежал из сеней, спеша к лошади. Лихо вскочив в седло, он поднял жеребца на дыбы и окрикнул холопа, который стоял во дворе:
- Митька открывай ворота, отъезжать буду!
Примчавшись к родительской усадьбе, Никита Зотов вбежал в горницу по крыльцу. Отцепив саблю, скинул однорядку и надел простой сермяжный зипун.
- Это ты куда, Никитушка? - остановила его Елена. - Только приехал и сызнова в дорогу.
- С ребятами на реку пойду.
- Опять друг друга бить будете? Вон уже борода пробивается, а все забавы творишь. Данила приехал, письмо от батюшки привез, гостинцев из Новогорода. Хоть прочти, да поешь. С утра, поди, ничего не ел?
Никита подошел к Елене, поклонился и попросил отпустить. Она подняла руку, вздыбила его кудри и улыбнулась.
- Иди уж. Совсем большой ты у меня стал! Скоро и не дотянуться до тебя. Смотри, не шибко там! Авдотья Никитична серчала на твои проделки. Холопа ее Сеньку, намедни, побил так, что тот неделю ходил охая.
- Сам он, матушка, на бой вызвался. Честно бились. Князь Алексей тоже мужиков наших побил. Не можешь - не лезь.
Никита протиснулся между стеной и матерью. Схватил со стола пирожок и вышел во двор. Елена выглянула в окно, посмотрела как подстегивая лошадь, он понесся к реке во весь опор.
- Скоро и тебе ко двору отъезжать. Последнюю зимушку дома побыть осталось.
Она вздохнула и обернулась на скрип открывающейся двери. Теребя косу на пороге стояла Ирина.
- Тетка Елена! Правда, что дядька Данила приехал?
- Правда, милая, правда.
- Ой, Елена Богуславна, не поздоровалась я! Простите. А где он?
- К реке пошел. Посмотреть, как мужики драться будут. Проходи, Ирина, сейчас мать будет. Она в клетях порядок наводит.
- Побегу я, тетка Елена! Мамку я уже видела...
Ирина перекинула косу за спину и развернулась к двери, столкнувшись с матерью. Изящно извернувшись, она обогнула ее и исчезла.
- Вот оглашенная! Чуть мать не сшибла!.. Куда это! Стрекоза полетела?! - проворчала Груша, положив соболью шубу на дубовую скамью.
- Пустоцвет же приехал. Вот и забегала она.
- Думала я, Елена, прошло у нее это! Выветрилось с головки со временем. А нет!.. Вот достала, - разглаживая шубу, продолжила она. - Правильно, пускай ее Данила Егору Силычу отвезет. В Новогороде морозы сильные! Чего ей здесь без дела лежать.
- Помнишь, Груша, как нам на свадьбу Афанасий Матвеевич ее пожаловал?! Я тогда перепугалась страшно! Думала, увезет Егора с собой. А он шубу соболью, - нам в подарок!
- Помню! Как не помнить! Веселая была свадьба! Как там Егор? Что пишет?
- Печалится, что сам на Святки не смог приехать. Дел много. Слугу прислал с гостинцами. Пишет, что спокойно. Войны нет. Говорит, не беспокойтесь, мол. Жив, здоров. К лету обещал сам прибыть.
- Ну и, слава богу! Может сладкого винца принести по случаю весточки от Егора Силыча? Когда в Ярославль ездила, к празднику прикупила.
Как и обещал Зотов, через год Устин с Грушей получили вольную, но так и остались в деревне. Груша при Елене ключницей, а Устин стал кузнецом. С помощью Егора он купил кузню, у старого Демьяна, и стал ковать разную утварь для крестьян округи.
- А что, Груша, можно и винца. Неси, все равно дети разбежались.
Елена открыла скрыню и достала стаканы.
2
Утопая в снегу сафьяновыми сапожками, Ирина быстро спустилась к реке. Бой был в самом разгаре. Мужики колошматили друг дружку, кроя матом для азарта. Данила стоял поодаль и давал советы.
- Справа бей, справа! Под дых! Ну что же ты! Ванька, уходи из-под удара! Фу-ты, господи!
Ирина подошла сзади и окликнула:
- Здравствуй, дядь Данила.
Разочарованный ходом событий Пустоцвет обернулся.
- Неужто Ирина? Ну, совсем красна стала! Прямо невеста да и только.
Ирина опустила глаза, ее красные от мороза щеки стали еще краснее от удовольствия.
- Скажете тоже, дядька Данила! И краше меня есть.
- На тебя тоже любо-дорого посмотреть, - Данила расправил усы и подмигнул.
- Ой, смотрите, Ваньке-то опять сопатку разбили. Вон он, снег прикладывает, - переводя разговор на другое, Ирина указала ручкой на брата.
- Молод еще, научится. Вон Никита - молодец, руками работает, словно мечем сечет.
Никита бился впереди всех. Ловко увертываясь от ударов и нанося ответные, уверенно проторяя путь своим ребятам.
- Никита Егорыч шибко бьется! На Николин день они с князем Алексеем сошлись. Силушкой мерились. Хоть и побил его князь, но и ему победа нелегко далась. А среди этих нет ему равных. - Ирина махнула рукой и повернулась лицом к Пустоцвету: - Дядька Данила, вечером в избу для забав придете? Девчата там игрище затеяли! Весело будет...
- Стар я уже, Ирина, по посиделкам ходить.
- Какой же вы старый, дядь Данила! Вам, поди, и тридцати нет. Приходите, я вас прошу. Придете?
- Ладно, приду коль просишь. Посмотрю на вас молодых.
- Ну, тогда побежала я! Вечером встретимся. Только не обманите, дядька Данила.
Изба для забав и игрища стояла на краю деревни. Туда по вечерам и праздникам собиралась молодежь, проводя время в гулянии. Пустоцвет вошел в жарко натопленный дом и снял шапку, стряхивая снег. Ирина сидела в кругу подруг и весело смеясь о чем-то рассказывала. Парни подзадоривали ее брата Ивана, который строил девушкам рожицы.
- Мир дому сему! Будьте здравы да веселы! - произнес с поклоном Данила и стал снимать овчинный тулуп.
Увидев, его, Ирина побежала помочь гостю раздеться.
- Проходите, дядька Данила, присаживайтесь.
- Ирина жениха привела! Она по нему давно сохнет! - прокричал Ванька, показывая на сестру. Получив тумаков от ее подруг, он спрятался за парнями.
- Дурак! - Ирина отошла от Пустоцвета. - Просто пришел человек повеселится, отдохнуть. Я помогла ему раздеться... Давайте в быка сыграем! Девчата, становитесь в круг!
Забава заключалась в том, что парень, наряженный быком, держал в руках под покрывалом глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами и бодал девушек, притом не только больно, но и стыдно.
Ребята обрядили в быка Ивана. Он стал бегать по горнице, стараясь зацепить девушек за подол и поднять повыше, оголить на всеобщее обозрение их ножки. Поднялся крик и визг, девчата бегали по избе, стараясь спастись от него. При этом, не стесняясь, поднимали сарафаны для быстрого бега, показывая ребятам свои прелести.
Разгоряченная от бега Ирина схватила Данилу за плечи, стараясь спрятаться от брата за широкой спиной.
- Дядь Данила, убей быка! А то он нас всех забодает! Только тихонечко...
Пустоцвету подали полено, которым он должен был ударить по горшку. Разбитый сосуд означал смерть быка. Смеясь и загораживая Ирину, он вдарил, горшок разлетелся вдребезги. Ваня упал и задергал ногами, показывая смерть животного. Парни подхватили его на руки и вынесли на улицу.
Насмеявшись и набегавшись вволю, девушки стали собирать на стол. Еды было много, каждый принес что-то с собой. Приглашая ребят, они усаживались сами.
- Садись и ты с нами, Данила Петрович. Отведай нашего угощения, - уже с куриной лапкой в руках пригласил Пустоцвета, оживший Иван.
- Да нет, пойду. Как приехал, еще не отдыхал.
Попрощавшись, Данила оделся и вышел в сени. Ирина выбежала проводить.
- Знаю я вашу усталость! К тетке Матрене пойдете?! Только не любит она вас, да и вообще никого! Как вы уехали с Егором Силычем в Новогород, она других привечать стала. Скверная баба! Про нее знаете, как в деревне бают? «Наша Матрена, что корова доена! Ей все равно, лишь бы вымя пусто».
Данила посмотрел на Ирину. Уходя от его взгляда, она опустила глаза и стала теребить косу.
- Рано тебе старушечьи байки слушать! Тем более повторять! Молода еще... Ступай, наверно подруги уже заждались.
- И вовсе не байки, а чистая, правда!
Ирина гордо подняла голову и вошла в горницу.
Пробираясь по снегу, огородами к Матрене, Данила думал о словах, сказанных девушкой. «Ишь ты, - чистая правда! Может и верно?».
Войдя в избу, он услышал Матрену.
- Что, кобель, упокоиться не можешь? На молодых потянуло? Я для тебя стара стала? Чего приперся? Сидел бы там!
- Дура ты, Матрена. Действительно, чего пришел? Правду про тебя говорят - корова ты и есть!
Данила развернулся и хлопнул дверью.
Через пять дней, по окончанию Святочной недели, церкви Ярославля залились печальным звоном. Отец Терентий тоже взобрался на верхний ярус деревенской церквушки и ударил в колокол, извещая народ о смерти царя-батюшки, Федора Иоанновича.
3
Борис сидел в келье и вкушал скудную монастырскую пищу. К нему с поклоном вошел Прохор.
- Чего тебе?! Дай спокойно поесть.
Годунов сунул ложку в кашу и отпил квасу. Но холоп не вышел, мычал, показывая на дверь и надувал щеки. Прохор обычно так обрисовывал родовитых бояр и князей, всех без разбору. Поняв, что приехали из думы, Борис встал, побрызгал мыльной водой глаза, чтобы они были красными со слезой, и вышел вслед за слугой.
Во дворе стоял Федор Никитич Романов. Годунов сделал скорбный вид и спустился с крыльца.
- Федор Никитич, неужто и ты приехал меня просить державу принять?!
- Все смиренца из себя строишь, Борис Федорович! - ответил Романов, отряхивая полы шубы от снега. - Тут вроде нет никого и комоедицы устраивать незачем. А приехал я поговорить по поводу духовной Федора Иоанновича. Вместе нам отписано помогать царице, вместе с ней и государством править. Но ты, я погляжу, одеяло на себя потянул. Хитро придумал!.. Народ перед ним на коленях ползает, а он все «Ваньку» валяет!
Борис подошел к нему и, вытирая набежавшую слезу, печально ответил:
- Что-то не пойму я тебя, Федор Никитич? То всем миром слезно просите. Патриарх говорил, службу отвергнет. Иконы чудотворные осиротит, меня от церкви отлучит, коль не дам своего согласия. А ты вот ругаться приехал. Говоришь, я под себя все подмять хочу…
- Знаем мы твои слова!.. Слышали! Народу плачься! Я то цену им ведаю, - притвор, да и только! - Федор распахнул шубу и встал уперев руки в бока. Раскидывая ногой снег, он надменно посмотрел на Годунова.
- Бог с тобой,Федоа Никитич! Разве я прошу людей русских на царство меня ставить?! Напротив, всеми силами упираюсь! Устал твердить, что знатнее отыщутся. Достойных называл, и тебя в том числе. Разве моя в том вина, что народ и слушать того не хочет! - все так же смиренно продолжал Борис, будто не видя кураж Романова.
- Не ты, так людишки твои народ баламутят. Все как ополоумели, будто кроме тебя и нет никого!
- Почто же князь Мстиславский, Шуйские, да вы, Романовы, свое слово на Соборе не сказали? Вон сколько вас, князей родовитых! Не разобрались, кому первому быти?
- Шуйские молчат... Васька воды в рот набрал. Мстиславский, видя такое дело, на попятную пошел. Как овцы перед закланием! Да что я тебе говорю! Ты обо всем и без меня ведаешь. Радуйся, Емеля, твоя неделя! Но нас, сродственников Федора, тебе не сломить! Люди еще помнят царицу Анастасию Романовну!
- Зачем - мне, Федор Никитич? Коль дело так обстоит, откажусь я. Бери государство и правь. По родне и знатности ты выше. Тебе и стол Московски... Если народ позволит.
Взбешенный явным издевательством Бориса, Романов с размаху ударил Годунова в скулу. Из разбитой губы потекла кровь. Он нагнулся, взял снег и приложил к ране.
- Прости, Господи, нам прегрешенья наши! Ибо грешен человек и несовершенен. Ступай с миром, Федор Никитич, более нам говорить с тобой не о чем.
Годунов развернулся и пошел в святую обитель. Федор недоуменно потоптался, сел в сани и велел холопам отъезжать на Москву.
Борис не вошел - влетел в келью, вся его набожность осталась во дворе. Схватив со стола квас, он набрал его в рот, смывая кровь, выплюнул и зарычал:
- Прошка, принеси водки да быстрее!
Опрокидывая хмельное зелье, стаканец за стаканцем, он тихо приговаривал:
- Ничего, Федор Никитич! Поглядим, чей верх будет! Придет время, ты мне за все заплатишь. За каждую каплю моей кровушки, что во дворе оставил. Я вас всех под самый корень выведу! Дайте токмо срок!
4
До апреля месяца прожил Годунов в Новодевичьем монастыре, не желая ехать в столицу. На уговоры патриарха, мольбу народа он отвечал, что не может покинуть несчастную сестру в ее великом горе. Истерзавшая душу печалью по мужу Ирина угасала на глазах. Нося на лице облик смерти, она все же нашла в себе силы и второй раз попросила Бориса: исполнить волю народа и царствовать не в келье, а на троне Мономаховом.
После Святой недели Борис наконец-то согласился и тридцатого апреля, с женой и детьми, торжественно выехал из Новодевичьей обители в столицу.
Москва собралась у каменного моста, близ церкви Николая Зарайского. Духовенство, двор, приказы, воинство - все ждали царя с царицей.
Борис ехал в великолепной повозке, отделанной золотом и серебром, запряженной шестью породистыми скакунами.
Ксения, прижимая к себе брата, с восторгом смотрела на великолепие встречи. Три месяца, проведенные в монастыре, заставили ее на время забыть радости мирской жизни. Гнетущая обстановка тоски и печали давила на молодое тело. Вырвавшись из-под опеки старых монашек, она с наслаждением вдыхала весенний воздух, - воздух свободы и радости.
Слыша крики людей: «Вы наши государи, мы ваши подданные!», Ксения и Федор вставали, улыбались и кланялись.
Государев возок остановился у храма Успения Господня, и они сошли на землю вместе с отцом и матерью. В знак любви, Ксении поднесли дары: золотые, и жемчужные украшения. От такой красоты у нее загорелись глаза, хотелось примерить все и сразу! Но, вспомнив строгий наказ отца, - нечего не брать, Ксения опустила взор долу, как положено набожной отроковице. Взяла только хлеб да соль, поданные ей на полотенцах.
Войдя в храм, Годуновы поклонились патриарху. Иов трижды облобызал Бориса и возложил крест святого Петра на его грудь, еще раз благословив на государство Московское.
Торжественный обход кремлевских церквей, с молитвами и песнопением, длился долго и утомительно. В конец измотанная Ксения уже с трудом поддерживала уставшего брата. Только к вечеру их повели в царские палаты. Борис не пожелал жить в покоях царя Федора. По велению нового государя была заново отделана царицына часть дворца и пристроены к ней деревянные палаты, куда он, и проследовал со всей семьей.
Оставшись одна, Ксения наконец-то смогла перевести дух. С помощью старой няньки она скинула красивое, дорогое облачение. Расшитое золотом, оно весило довольно много. В одной рубахе из льняного полотна, она сделала глубокий вдох освободившейся грудью, потянулась и произнесла:
- Хорошо-то как, Глаша! Век бы так ходила.
- Да ты что! Голяком-то?! Где это видано, чтобы царевна срамом отсвечивала! Ты теперь государева дочь, и одежда на тебе должна быть подобающей.
- Вот и плохо! Носи теперь бабушкины наряды! У королев свейских и фряжских платья куда легче. Даже, говорят, грудь видно!
- Тьфу ты, господи! Бесовское отродье! Начиталась, голубка, книжек, вот тебе в головку дурь и запала. Говорила я матушке твоей, - не гоже девице много знать. Да куда там! Разве меня послушают, - ворчала, няня, прибирая платье из золотой парчи в кованый сундук.
- Почто вред, Глаша? Сколько я из них узнала, - за всю жизнь самой не понять и не изведать. Книга - мудрость людская, прочла книжицу, - будто с умным человеком поговорила. Взять, к примеру, Домострой, святителем Сильвестром писаный. Умные речи он ведет. Только не во всем я с ним согласна. Почему жена мужу должна в почин идти? А если он дурак какой?
- Муж жене дан Богом! Должна она его почитать, яко Господа нашего. Ибо Бог - государь на небе, царь - на земле, а муж - в доме! - нравоучительно ответила Глаша. - Не доведут до добра такие мысли, Ксюша. Шестнадцать годков тебе, о зяте батюшка твой подумывать стал. А ты такие речи ведешь!
- Если муж разумен да любый - тогда ладно... А если нет?
- Спать ложись! Ножки застудила, поди? Босая, на холодном полу стоишь!
Ксения подняла ногу, прижала ступню к голени и почувствовала холод. Быстро распустив волос, она юркнула под нагретое Глашей одеяло.
Закутавшись в него по самый нос, она попросила:
- Принеси книжицу, что батюшка из Литвы выписал у князя Острожского с типографии.
- И так больно умная. Спи.
Няня подоткнула ей одеяло, задула свечи и вышла.
В полной темноте Ксения стала восстанавливать в памяти прошедший день. Ее девичьи мысли, почему-то, останавливались на молодом, красивом парне, стоявшем среди встречавших государя воинских людей. Он был высок и его голова выделялась из общей массы словно колокольня Ивана Великого на фоне Кремля.
Парень улыбался ей, и, как показалось Ксении, - только ей. Его большие голубые, как васильки, глаза светились счастьем. Сердце затомилось в груди, когда их взоры встретились. И сейчас, в памяти, он ей улыбнулся.
- Вот еще, привязался, - фыркнула Ксения и повернулась на другой бок. Мысли расплылись и она уснула.
5
По велению отца, наутро Ксения вместе с матушкой и братом пришла в Грановитую палату, где собрались бояре, князья, приказные и служилые люди, купеческое сословие. С патриархом во главе, они ждали, что скажет им Годунов.
Немного помедлив, потомив окружение ожиданием, Борис Федовович заговорил:
- Вы так усердно просите меня прийти на царство, взвалить на себя сию тяжелую ношу, править вами. Не устоял я перед слезами народа своего и согласился. Но мое слово такое: вы должны присягнуть на кресте, что не станете покушаться ни зельем, ни заговором: на царя, царицу и детей наших. Не желать в государи Симеона Бекбулатовича, никого более другого. Отныне сын мой, Федор Борисович, становится соправителем государя, а после смерти моей, - государем вашим. Если согласны, то целуйте крест при детях моих.
Ничего даже похожего на сказанное родовитые князья и бояре не ожидали. Присягнуть на кресте с такими условиями было ново. Ранее цари не требовали подобного повиновения. Чтобы княжич был соправителем да еще в младых годах. Поднялся ропот. Зловещей волной он раскатился по Грановитой палате...
Патриарх поспешил опередить выступление бояр.
- В том, что сказано, худого нет! Все мы радостно поклянемся в верности царю и сыну его Федору. Ибо такова воля народа нашего! А воля людей, воля Бога! Неужто возропщем супротив Господа!
После слов патриарха никто не осмелился сопротивляться. Составили покрестную грамоту. Иов заставил каждого поставить под ней свой знак и поцеловать крест на глазах государя.
Будто завороженная, Ксения стояла и смотрела, как подходили знатные князья, бояре: кланялись, утруждая большие животы. Клялись в любви и верности отцу, матушке, брату Федору и ей. Чем дальше, тем люди пошли моложе и стройней. Она уже с интересом стала разглядывать своих подданных.
Когда к великой княжне подошел тот самый парень с голубыми глазами, сердце Ксении екнуло и предательски забилось. Ей даже показалось, что левая грудь от этого стала больше.
- Князь Алексей Семенович Копытин, из ярославских дворян, присягаю и клянусь служить верно. Не иметь темных замыслов против царя и царского рода - ни словом, ни делом!
Князь поклонился и отошел, давая дорогу следующему.
6
Знать, - князья да бояре, была повержена, Годунов почти достиг цели. Оставалось войско, которое могли взбунтовать братья Романовы с большим воеводой Мстиславским.
Велев дьяку Афоне распустить слухи по городу, что Кызы-Герей опять собирается войной на Москву, Борис собрал боярскую думу. Поддельные грамоты с порубежных крепостей и Дикого поля: о большом скоплении крымчаков в степи, решили дело. Венчание на царство было отложено, стали готовиться к ратному походу.
После недолгих сборов войско вышло из столицы, подошло к Серпухову и встало лагерем. Ожидая противника, Годунов устраивал пиршества. Одаривая воевод, он переманивал их на свою сторону. Крымский хан, сидя в Бахчисарае, сильно удивился, что Русь собралась отражать его нападение. Чтобы рассеять недоразумение, он незамедлительно выслал к Годунову послов.
Прибыв в Серпухов, мурзы хана поразились мощью русского оружия. Борис сумел показать войско с нужной стороны. С богатыми дарами и ласковым словом они уехали обратно.
Русское воинство победоносно вернулось в Москву.
Третьего сентября 1598 года Борис Федорович Годунов взошел на трон. Принимая от патриарха царский венец и державу, он публично поклялся, что в царствие его не будет нищих и голодных. Пять лет руки нового самодержца не обагрятся кровью, какую бы вину не сделали его подданные. Своим первым указом Годунов отменил смертные казни, заменив их новшеством - ссылкой в Сибирь.