просто когда я играл Комедию мне никто не поверил.
Но я продолжал упрямо играть, пока не осознал, что не верю Сам.
Не верю в свою игру, Фигаро из меня не получился.
И я начал играть Иначе. Заламывая руки, и гоняться за призраком.
Терять свою Офелию...снова и снова, и клясть Гертруду.
Я находил новые оттенки, нюансы своей игры, забывая о том, что
на меня устремлены сотни глаз, погружаясь в себя, заставляя звучать
каждую реплику, и что не менее важно...каждую паузу... Пронзительнее.
Я подставлял лицо под мертвый свет рампы, позволяя разглядеть
отчетливее лицо, искаженное то насмешкой, то мукой, с каждым разом
все увереннее ходя по грани сцены, не глядя, с каждым разом точнее
рассекая воздух необходимой интонацией. Ввергая себя в сомнения,
в отчаяние, в гнев, поддаваясь им, самозабвенно, с каждым разом
принимая в себя отравленный кинжал, пропитываясь его ядом, как
самым желанным избавлением, в агонии шепча "Отмщен...
Отец, ты отмщен!" погибая, снова и снова, чтобы воскреснуть
наивным и легковерным Датским Принцем, обреченным сойти с ума.
Прозрев.
И каждый раз, играя, как в последний... Я забывал о публике,
я играл для себя. Я играл так, как чувствовал, не ожидая ни оваций,
ни пореканий и только иногда...в толпе, мне нравилось поймать взор...
Может это были глаза ребенка, достаточно искреннего, чтобы самому уловить
фальшь, но недостаточно взрослого, чтобы извратить увиденное.
Может это были глаза глубокого старца, уставшего от жизни настолько,
чтобы с мудростью и снисхождением взирать, понимая, как метания мои
суетны, и все чаяния и сомнения мои смоет Лета, оставив лишь сваи поступков.
А может я ждал, что повисшей тишине между моих реплик, я услышу как плетью
рассечет толпу и воздух, распахивая прикрытые глаза, Голос,
заставляющий заиндеветь, в оклике.
"Играй старательнее, сука! Я не верю тебе!"