И ковыли под гнётом зноя никли,
Когда отец по азиатской пыли
Меня к деревьям вёз на мотоцикле.
Он вздрагивал – в лощинке позолотой
Встречали нас берёзки слюдяные –
И губы двигались, шептали словно что-то,
И я сквозь ветер разбирал: «Родные…»
Снаряд немецкий взрывом память выжег.
Могилы близких – за стеной лесною.
Немного их осталось – тех, кто выжил.
И те - перетасованы войною…
И жил отец, разрывом отдалённый
От леса русского, от стерневого поля…
Я видел, как ладонью ветку клёна
Он гладил, говоря: «Ну, здравствуй, Коля!»
Стоят березки и осинки редко
Среди холмов, где солнце, словно бритва,
И к небу тянут светленькие ветки,
Как будто руки белые с молитвой.
И кажется, что это – не деревья,
А люди – те, другие, неземные…
И я бегу из дикого кочевья,
Шепча берёзкам: «Здравствуйте, родные!»
