"Весна" (La Primavera)
Весна грядет! И радостною песней
Полна природа. Солнце льёт тепло,
Журчат ручьи. И праздничные вести
Зефир разносит, точно волшебство.
Вдруг набегают бархатные тучи,
Как благовест звучит небесный гром.
Но быстро иссякает вихрь могучий,
И щебет вновь плывет в пространстве голубом.
Цветов дыханье, тихий шелест трав,
Полна природа грез.
Спит пастушок, за день устав,
И тявкает чуть слышно пес.
Пастушеской волынки звук
Разносится гудящий над лугами,
И нимф танцующих волшебный круг
Весны расцвечен дивными лучами.
(Антонио Вивальди)
Черный проигрыватель жадно проглотил переливающийся всеми цветами радуги диск и на миг задумался. Наконец на панели высветились цифры, и одновременно с первыми звуками оркестра начался отсчет времени. Ликование и радость слышны в каждой ноте, в каждом звуке. Скрипачи бросаются из крайности в крайность, подражая то пению птиц, то лаю собаки, то раскатам грома. Темп начинается с захватывающего дух аллегро, ныряет в плавное ларго и опять воспаряет к исходному аллегро.
Музыка завораживает и подчиняет себе все окружающее. Чувства обострены и сердце стучит в унисон с мелодией. Экран ноутбука призывно светится, а буквы на клавиатуре бессовестно флиртуют.
Пару щелчков мышкой – и строка начала нервный бег, прерываясь на мгновенье на запятых и тире, замирая на точках и восклицательных знаках...
Что он нашел в ней тогда, в начале марта, накануне праздника, беспечно проходя мимо цветочного базарчика и встретив ее насмешливый взгляд, сейчас уже не скажет никто. Вокруг суетилось множество озабоченных мужчин, выбиравших букеты своим томившимся в ожидании традиционных сюрпризов подругам, и лишь он равнодушно направлялся в продуктовый магазин за скромным холостяцким обедом - слегка небритый, небрежно одетый и отрешенный от окружающего мира. Дома его никто не ждал. Нельзя сказать, чтобы его это сильно напрягало, но иногда, вечером, ложась в холодную постель с чашкой крепкого чая и каким-нибудь чтивом, он задумывался о жизни и представлял рядом загадочную и призрачную спутницу. Какая она и что будет делать рядом с ним, он не знал, но в эти минуты становилось грустно и сердце неприятно сжимало ощущение одиночества. В прошлом было несколько вялотекущих романов - без кипения страстей, жгучих взглядов и клятв любви, после которых в душе не осталось практически ничего, кроме разочарования, мало-мальских познаний в женской анатомии и недоумения...
Девушка, судя по всему, собиралась купить себе букет цветов. Ему показалось это неправильным и он остановился, о чем-то раздумывая… Через секунду, решив, что этот весенний день все же расположен к слегка безумным поступкам, подошел к услужливому продавцу в толстой и теплой фуфайке, купил очень романтичный букет нежных тюльпанов, бледно-желтые лепестки которых были покрыты мелкой бахромой, и вручил его своей неожиданной избраннице. Она с удивленной улыбкой взяла букет, и он успел рассмотреть ее тонкие пальцы и длинные ресницы.
Потом были встречи. Сначала нерегулярные и осторожные. Они просто виделись, болтали о разном, бродили по паркам, иногда забегали в простенькие кафе, мелкими шажками продвигаясь навстречу друг другу в отношениях. Раскрывались маленькие тайны, появлялись любимые места, незаметно откладывались в памяти слова и движения, запоминались поступки, черты лица. Постепенно свидания стали ежедневными. О любви он не думал. Все было некогда копаться в себе и что-то анализировать. Работа, дом, встречи, друзья – и снова свидания, работа и дом. Так эта женщина плавно и незаметно вошла в его жизнь.
Однажды, когда она была занята, не смогла прийти и предоставила ему полную свободу действий на весь вечер, он остался у себя в квартире совсем один. Никаких желаний не было. Телевизор ослеп и компьютер присоединился к нему, а онемевший музыкальный центр был способен показывать только время. Свет померк, звуки спрятались по углам. Мысли в голове лихорадочно прыгали и ненадолго замирали лишь на одном образе не пришедшей женщины, доказывая таким поведением одержимость и невменяемость их хозяина. Он не мог сосредоточиться и непонимающим взглядом уставился в одну точку, пытаясь совладать с взбунтовавшимся разумом. Сознание сузилось и притупилось. Неожиданно он заплакал так горько, как плачут только в раннем детстве от какого-нибудь пустяка. Слезы непроизвольно текли солеными ручьями, а пальцы сжали края кресла. Его тело хотело прижаться к ней, его глаза хотели видеть ее, его руки хотели ощущать ее тепло, его слух замер в ожидании ее голоса. Он вдруг четко осознал, что безумно влюблен...
Часть вторая.
"Лето" (L'Estate)
В полях лениво стадо бродит.
От тяжкого, удушливого зноя
Страдает, сохнет все в природе,
Томится жаждой все живое.
Кукушки голос звонко и призывно
Доносится из леса. Нежный разговор
Щегол и горлица ведут неторопливо,
И теплым ветром напоен простор.
Вдруг налетает страстный и могучий
Борей, взрывая тишины покой.
Вокруг темно, злых мошек тучи.
И плачет пастушок, застигнутый грозой.
От страха, бедный, замирает:
Бьют молнии, грохочет гром,
И спелые колосья вырывает
Гроза безжалостно кругом.
(Антонио Вивальди)
В колонках затаилась тишина, чтобы через секунду нежное пианиссимо перенесло нас в жаркое лето. Лето - пора любви и страсти, которые неподвластны даже жаре, грозе и буре. Аллегро переходит в адажио. Сначала нон молто, затем престо. Быстрей, еще быстрей! Кровь гулко стучит где-то в середине головы. Ветер усиливается, предсказывая своими резкими порывами бурю. Поднятая им с дороги пыль несется в воздухе вместе с оборванными листьями, лепестками цветов и еще чем-то легким и растрепанным. Под конец все инструменты оркестра взрываются в унисон - стихия разразилась потоками воды и оглушила звуками грома.
Монитор заполнен таинственными знаками. Диск компьютера жужжит дуэтом с вентилятором, беспристрастно переваривая новое содержимое, превращая слова и понятия в строгие нули и единицы, в по-юношески максималистские плюсы и минусы, в безликие заряды магнитных пластин...
На следующий день он признался в любви и услышал в ответ: “Я тоже тебя люблю”. Мир взорвался яркими красками, в ушах зазвучала вечная и несмолкаемая музыка, сердце выпрыгивало из груди в бешеной пляске. Внезапно зло куда-то исчезло и растворилось в небытии, а добро окончательно и навсегда победило. Хотелось петь, сочинять стихи и совершать подвиги. Тысячи слов любви произносились десятки тысяч раз, а женское ушко не уставало слушать их снова и снова. Каждая секунда - как праздник. Каждый миг разлуки невыносим. Ночи, полные любовного шепота и страсти. Запах волос, прикосновение губ, жар кожи преследовали их постоянно. Чувства порой набирали опасные обороты и быстрый темп, что казалось, подобного еще никогда не случалось в этом мире, и обычный человек не способен выдержать такого напряжения. Все было создано только для них, только ради них и только ними.
Что-либо внятно рассказать о том сумасшедшем лете он не мог. Память была оглушена и затерта адреналиновыми и эндорфиновыми всплесками. Счастье заполняло все жизненное пространство. Ссоры были редки и длились не более нескольких минут, сменяясь бурными ласками и любовными признаниями. Друзья и подруги понимающе отдалились от них. Что могло быть общего у нормальных людей с парой безумцев, глаза которых бегали в вечном поиске только одних глаз в мире, а их дрожащие руки, в почти припадочном состоянии пытались все время нащупать единственную и никакую другую пару рук? Им, собственно, тоже никто не был нужен. Как заведенные, мелькали дни, недели и месяцы, пока в конце жаркого августа их отношения не приблизились к недосягаемому уровню...
Был поздний августовский вечер, даже, можно сказать, ночь. Друзья вдруг позвали их с собой на небольшой импровизированный пикничок после бессмысленного летнего рабочего дня. Они небольшой компанией расположились на берегу моря в укромном местечке городского пляжа. Громко шумел прибой, подпевая плавным переборам старенькой гитары. Луна стыдливо пряталась где-то в кронах прибрежных деревьев. В темноте угадывались барашки волн и огни близкого города. На него нахлынуло какое-то волнующее и одновременно умиротворяющее чувство. Вкус соли на губах смешивался с ее вкусом, запах водорослей с запахом ее волос, а сырость песка мягко оттеняла теплоту ее рук. Напористый ветер разносил звуки песни по всему пляжу. Окружающий мир обрел долгожданную гармонию и покой, все вдруг встало на свои места. Он не знал, хорошо это или плохо, это просто счастье или затишье перед бурей, все так и должно быть или это Синяя птица всего лишь случайно задела его во сне своим легким и удачливым крылом. Впрочем, хотелось не размышлять на эту тему, а запечатлеть существующую картинку навсегда, чтобы обретенные чувства и ощущения длились вечно, чтобы тепло любимых рук не иссякало, и распущенные волосы подруги, развеваясь на ветру, не переставали приятно щекотать обнаженные нервы кожи, чтобы в бутылке не заканчивалось вино, а голова всегда оставалась трезвой, чтобы не замолкали гитарные аккорды и голоса друзей, а море продолжало свою чарующую игру с песчаным берегом. Разум подсказывал, что только море способно исполнить эти желания. Но разве разум был когда-то спутником влюбленных? Обычно его заменяют смелая мечта, слепая вера и горячая страсть...
Все разошлись, а они остались на берегу почти до утра, слившись в любовном экстазе прямо в полосе прибоя. Упругие волны омывали их, слепо тыкаясь в горящие тела любовников, как толстые тигрята в полосатый живот своей матери, морские брызги в полете превращались в шампанское, и бесстыжий ветер присоединился к ним, незамедлительно включившись в увлекательную игру любовной ласки...
Часть третья.
"Осень" (L'Autunno)
Шумит крестьянский праздник урожая.
Веселье, смех, задорных песен звон!
И Бахуса сок, кровь воспламеняя,
Всех слабых валит с ног, даруя сладкий сон.
А остальные жаждут продолженья,
Но петь и танцевать уже невмочь.
И, завершая радость наслажденья,
В крепчайший сон всех погружает ночь.
А утром на рассвете скачут к бору
Охотники, а с ними егеря.
И, след найдя, спускают гончих свору,
Азартно зверя гонят, в рог трубя.
Испуганный ужасным гамом,
Израненный, слабеющий беглец
От псов терзающих бежит упрямо,
Но чаще погибает, наконец.
(Антонио Вивальди)
Музыка ликует, изображая средневековую крестьянскую вечеринку. Хмель молодого вина постепенно передается слушателю, и он незаметно пьянеет вместе со скрипками, виолончелями и веселыми крестьянами. Со временем теплая южная ночь со своим другом и наперсником крепким сном овладевают и музыкой, и участниками вечеринки, и разгоряченным слушателем. Темп замедляется вместе с движениями смычков и течением мысли...
Утром сладкий сон прерывается лаем собак, звучанием охотничьих рогов и выстрелами ружей. Осень - время буйной охоты и вкуса крови охотничьих трофеев.
Текст начал приобретать смысл и глубину. Акустическая система разыгралась не на шутку и звучала во весь предписанный мудреными техническими терминами диапазон. Пальцы вошли в ритм и бодро заставляют танцевать вприсядку то одну, то другую, а то и несколько одновременно клавиш. Муза определенно сегодня зашла «на огонек» послушать Вивальди.
Уловить момент. Успеть зафиксировать возникающие по несколько раз в секунду образы. Вложить в эти бесчувственные знаки и символы, изображенные на клавиатуре, душу и сердце...
Сентябрь принес облегчение. Во-первых, спала летняя жара, но, самое главное, схлынули и вошли в свое русло все те чувства, которые переполняли их в течение последних трех месяцев. Лихорадочный блеск глаз ушел, окружающий мир приобрел привычную окраску и очертания. Он начал уже слышать обычные звуки. Листья шумели по вечерам, сверчки пели свои монотонные серенады, соседи жизнеутверждающе стучали молотками и без конца двигали мебель, звенел по утрам ненавистный будильник. В конце месяца она переехала к нему.
Незаметно в квартире стали происходить метаморфозы. Старые вещи, к которым он привык, начали исчезать, а большое количество новых - появляться. Любимое продавленное кресло, в котором была прослушана и осознана львиная доля мирового музыкального наследия и просмотрена не меньшая часть кинематографического, впало в немилость с самого начала, и сперва было тактично прикрыто какой-то пестроватой попоной, но ввиду своей полной непрезентабельности в один прекрасный момент вынесено к мусорным контейнерам. Вообще, контейнеры с грязными разинутыми ртами на некоторое время превратились в лучших друзей его подруги. Они поглотили очень многое, годами стоявшее у него дома и даже приобретшее некие духовные связи с ним самим, с каменными стенами здания, с другими вещами, существовавшими рядом. Когда он цеплялся руками за чашку с отломанной ручкой и пытался объяснить, что эта чашка привезена ему из Германии его старым другом еще в конце прошлого века, или хотел оставить старый свитер, в котором еще можно было пойти на рыбалку, она мило смеялась и обвиняла его в вещизме. Он не мог устоять против ее улыбки и смиренно соглашался со всеми ее нововведениями и предложениями. Борьба одного типа вещизма с другим приняла затяжной характер.
Была объявлена война брошенным где попало, ношеным вещам, а особенно, носкам, бутылкам из-под пива, заполненным пепельницам и чашкам с остатками чая. Из туалета были безжалостно вынесены и разложены по своим местам в комнате все журналы, газеты, книги, и если вдруг на держателе для туалетной бумаги или сливном бачке, большом друге и ценителе всего литературного, оставлялась какая-то новая книга, то она незамедлительно мягким, но уверенным движением водружалась на четко предназначенное место на книжной полке. Зубная паста была всегда закручена, а крем для бритья и дезодорант накрыты соответствующими колпачками.
Джазовые и блюзовые диски покрылись пылью. Рок и металл вообще размещен красивыми рядами на верхней полке, где и предан забвению. Телевизор усиленно прожигал люминофорный слой кинескопа непонятными сериалами, тупыми телешоу и новостями с гламурных тусовок. Вместо шикарной тети с разворота «Пентхауса» за май 2004 года над его кроватью появилась мещанская картина с озерком и какими-то лебедями или гусями - кто их разберет…
Мир стал менять звучание и окраску, его голос оглох и отяжелел, цвета наперегонки устремились к темным тонам. Даже некогда белоснежные вещи поблекли, приобрели кремовый оттенок старого лежалого белья и покрылись грязными пятнами. Пошлый быт с чувством, толком и расстановкой взялся пожирать их любовь под звуки телевизора и попсовый аккомпанемент. Появились взаимные упреки и раздражение. Нежданно возникли поводы для ревности и подозрений, причем у обеих сторон. Его не удовлетворяли ее сбивчивые объяснения по поводу «старых друзей» мужского пола из ее прошлой жизни, ей не нравились время от времени проявляющиеся из окружающего пространства его знакомые с большими грудями и в коротких юбках. Участились ссоры и даже слезы. Изначально красивая и нежная акварель их любви стала преобразовываться в примитивно-кричащую лубочную картинку быта среднестатистической семьи из рабочего микрорайона. Они оба понимали, что происходящее — это не то, что приходило им в красочных девичьих снах или рисовалось в наивных юношеских мечтах, и время от времени откровенно высказывали друг другу претензии, пытались находить компромиссы и сглаживать острые ситуации. Тем не менее, все вокруг становилось каким-то серым и холодным...
Часть четвертая.
"Зима" (L'Inverno)
Дрожишь, замерзая в холодном снегу,
И севера ветра волна накатила.
От стужи зубами стучишь на бегу,
Колотишь ногами, согреться не в силах…
Как сладко в уюте, тепле и тиши
От злой непогоды укрыться зимою.
Камина огонь, полусна миражи…
И души замерзшие полны покоя.
На зимнем просторе ликует народ.
Упал, поскользнувшись, и катится снова.
И радостно слышать, как режется лед
Под острым коньком, что железом окован.
А в небе Сирокко с Бореем сошлись,
Идет не на шутку меж ними сраженье.
Хоть стужа и вьюга пока не сдались,
Нам дарит зима и свои наслажденья.
(Антонио Вивальди)
От нот и звуков веет холодом и неуютом. Грили колонок покрылись инеем, а провода изморозью. Весь этот кошмар продолжается до тех пор, пока его не разрушает оптимистичное соло в стиле бельканто. Наступит ли весна? Будет ли снова тепло? Соберутся ли опять крестьяне на веселую летнюю вечеринку? Вопросов больше, чем ответов. Впрочем, как всегда в этой жизни. И никто не даст внятного ответа, кроме тебя самого. Ответы можно искать везде - в музыке, в звуках утреннего леса, в строчках любимых книг и взглядах любимых людей. Главное их вовремя разглядеть...
В первых числах февраля после очередной размолвки он после работы пошел не домой, а позвонил своему другу, и они с удовольствием посетили старый пивной ресторанчик с разливным пивом, жареными сосисками и божественным рыбным карпаччо. В процессе задушевной беседы и возлияний было принято нелегкое решение, и он неровным шагом направился в почти ненавистное семейное гнездо. Там его ожидал сюрприз – пустые полки в платяном шкафу и лаконичная записка на неровном обрывке тетрадного листа, лежащая на столе: «Я ухожу». Весь его боевой задор немедленно выветрился вместе с остатками алкоголя. Как будто кто-то щелкнул выключателем и в мире воцарилась кромешная тьма и полная глухота. Ее телефон отвечал только словами затертого до дыр шлягера, поставленным ею прошлым летом вместо сигнала вызова. А ему так нужно было услышать именно ее голос, а не жалкое блеяние гламурного мальчика. Он хотел получить ее объяснения, а не пошлые рифмованные посылы штатного пиита с фабрики звезд. Глупо было общаться с бездушными эфирными частотами сотовой связи. Он пару раз пытался набрать смс, но не смог впихнуть в жалкие 70 символов, выделенные строгой технологией, все свои прыгающие мысли и витающие в воздухе вопросы.
Разрыв отношений – это всегда непросто, особенно когда сердце вырывают у тебя из груди живьем вместе с артериями и венами, и кровь бьет из обрывков плоти, а ее брызги летят тебе в лицо, на стены и пол, покрывая все красным бисером, когда лопаются все душевные фибры и личность теряет очертания и стержень, превращая человека в бесформенную амебу.
Что было последующие несколько дней, он вряд ли смог бы описать. Горячечный бред вкупе с тяжелыми приступами шизофрении, истерические припадки в обнимку с равнодушной прострацией. Некоторое время спустя, как это бывает, он решил вдруг обидеться. Ему не давали покоя мысли типа “Тварь ли я дрожащая или право имею?”, детсадовское “А зачем она первая начала?”, наполеоновское “На свете много красивых девушек, кроме нее” и прочая ерунда. В помощники сразу же набились ослиная упертость с манией величия, а в сердечных делах от них толку меньше, чем даже от непроходимой глупости и самоуверенности. Он решил вдруг стать гордым, непоколебимым и не идти на поводу у непредсказуемых женских капризов...
Был конец февраля. Отшумел День влюбленных, весь наполненный натянутыми поздравлениями и неуместными сердечками. Кануло в лету 23-е число, с десятилетиями превратившееся из дня рождения Красной Армии в День Мужского Пола и приобретшее такой же ярко выраженный гендерный привкус, как и 8 Марта. Оба февральских праздника промчались мимо, никаким образом его не затронув, и лишь дав повод саркастически посмеиваться над толпой, сметавшей с прилавков все подряд, что могло сойти за презент, и по-легкому завидовать владельцам сувенирных бутиков.
Он спокойным шагом направлялся привычным путем мимо цветочного базарчика в продуктовый магазин. В душе звучала песня Кипелова “Я свободен!”, им владело ощущение легкости и уверенности в чем-то неуловимо хорошем. Было прекрасное настроение и желание жить дальше. Колючий ветерок холодил грудь сквозь расстегнутую куртку и тонкий свитер. Ситуация и обстановка ненавязчиво напомнили события почти годовалой давности, которые так хотелось забыть. Он бросил взгляд на букет бледно-желтых тюльпанов с мелкой бахромой по краям лепестков, и панорама всего прошедшего года четко предстала перед его глазами, словно слайд-шоу, состоящее из цветных картинок высокого разрешения. Вот пронеслись мимо тот самый букет, с которого все началось, тонкие пальцы и длинные ресницы, первые весенние встречи и поцелуи, пробежали безумные летние сцены страсти, осенние ссоры и перемирия и, наконец, серо-черное панно расставания. Со стороны его роль в случившемся вдруг утратила героическо-страдальческую окраску и увиделась мелковатой и низкой...
Он схватил букет, буркнув под нос еле угадываемое “без сдачи”, бросил продавцу деньги и поднял руку в просящем жесте, относящемся к водителям такси. Уже через полчаса он стоял у двери ее квартиры и неуверенно нажимал на кнопку звонка. Она открыла дверь и замерла от неожиданности. Он увидел ее расширившиеся глаза, готовые наполниться слезами, протянул тюльпаны и робко произнес: “Прости. Я был неправ”.
Потом они сидели на кухне и пили чай, он в сотый раз просил прощения, и она в сотый раз прощала его. Расставаясь, он попросил ее вернуться. Попросил просто, без обиняков и экивоков, как можно просить только близкого человека. Она сразу ничего не ответила, аккуратно выпроводила его к выходу и уже в почти закрытую дверь поинтересовалась, почему он такой умный и начитанный, все на свете знающий, сам не понимает элементарных вещей и ведет себя как идиот. “Так ты вернешься?!”, – почти крикнул он. Ответ был короток: “Мне нужно время.”
Дождь со снегом монотонно стучались в озябшие черные окна. Из-за мерзкой погоды даже форточки были закрыты, и сигаретный дым висел в комнате синим зловонным туманом. Раскрытая книжка валялась на диване, проигрыватель с усилителем уже полчаса как застыли на конце какого-то диска и готовились ко сну. Телевизор бубнил новостями и неутешительным прогнозом погоды.
В дверь позвонили. Он встрепенулся, как потревоженный ночным шорохом старый пес. Тех секунд, за которые он добежал до прихожей, ему хватило, чтобы понять, кого он увидит там, за дверью. Он все время верил в это, он каждый миг надеялся на приход одного-единственного на земле гостя, вернее гостьи, которая была ему дороже всех. Это была она, стоящая в своем таком родном пальтишке с пушистым шарфом, обмотанным вокруг шеи. Тонкие ворсинки на шарфе торчали в разные стороны, были покрыты ледышками, сверкающими как бриллианты; щеки призывно рдели румянцем, ресницы наивно моргали, предрекая игривое настроение, замерзшие длинные пальцы ждали поцелуя. Они жадно рассматривали друг друга несколько мгновений, до тех пор, пока их глаза не встретились...
Дальнейшее можно воспроизвести только сухим стилем стенограммы.
Он: Привет.
Она: Привет. (Пауза) Можно войти?
Он: Да, конечно, проходи, раздевайся.
Она: Что так прямо сразу и раздеваться?
Он: Да. Я очень скучал по тебе...
Она: Я тоже скучала...
Он: Я люблю тебя.
Она: Ты хорошо подумал?
Он: Я хочу тебя прямо сейчас.
Она: У нас будет много времени.
Он: Что будем делать потом?
Она: Послушаем Нину Симон или Грува Холмса?
Он: А может, просто посмотрим телевизор?
