Искушение. повесть. гл. 17 (Эротические рассказы)

В фотосалоне никого не было. Софья Павловна его открыла, открыла для меня. Меня посетила мысль, что данное заведение, несмотря на красивую вывеску, не имело коммерческого значения. Софи не нужны были деньги, наличные на булавки, ей нравилось фотографировать женщин, но ставить свое влечение на поток, зарабатывать на этом, она не собиралась. Скорее, Софи тратилась, тратилась безоглядно, словно жила последний день, хотела им насладиться, невзирая на любые условности. И я в этом неудержимом стремлении Софи к любви удостоилась ее внимания!
Внимания! Такое определение ее чувств ко мне было удобнее, я даже бы сказала: удобоваримее. Боялась, признаться самой себе: Софи в меня влюбилась! Точно такое же чувство у меня было в шестом классе, когда я влюбилась в Веру. Да, да, в ту самую Веру, чей сын — Леша, в моей квартире флиртует по интернету с Лукрецией. Интересно, что он делает? Эту мысль я отбросила сразу, Мне было не до Леши, сейчас.
Про Веру, я вам не говорила? Про нее я никому не говорила! Сама себе не признавалась, что в Леше видела ее — Веру, и его отца, разлучника, одновременно. В детстве обычно смутные понятия о любви, представления. Я с Верой подружилась, посчитав свое чувство к ней крепкой женской дружбой, именно женской, мне так хотелось быстрее ею стать, не в физиологическом плане, — Боже, упаси! стать взрослой, такой как мама, тетя Тамара. Два года мы почти не расставались, даже спали вместе. Просто спали! Прижмемся друг к другу, пошепчемся и уснем. Но в жизни Веры появился отец Леши, постепенно наши обнималки в постели сошли на нет, а с ними и дружба.
Вера вышла замуж, я уехала поступать в медицинское училище. Свою самую первую любовь не вспоминала больше никогда, не вспоминала, до того как зашла в фотосалон «София». Не знаю, что на меня нахлынуло, но неожиданно в памяти всплыло то щемящее чувство, когда Вера, познакомила меня со своим будущим мужем, тогда он был таким же угрястым, как и Леша. Отплакала, вырвала из памяти, забыла на долгие годы. И надо же — вспомнила! Признала любовью, первой любовью…
С постигшими меня сумбурными мыслями, я справилась без урона в настроении и облачка на лице. Расставшись с верхней одеждой, примостив на вешалку, я была проведена Софьей Павловной по длинному коридору.
Фотосалон оборудован из обыкновенной квартиры еще Сталинского времени с высокими потолками, светлыми оконными проемами, широкими подоконниками. Часть перегородок убрано, все евроотглажено, обставлено красивой мебелью. На стенах, меж бра в виде факелов, словно в театре висели фотопортреты красивых женщин. Но это были не народные актрисы, двух я узнала — Анжела смотрела на меня кошачьими зеленоватыми глазами вполоборота, ее шею эффектно удлиняли серьги, висюльками, приподнятые надо лбом пшеничные волосы и закинутая на плечо коса, рядом улыбалась Настя — стрижка «Боб», вздернутый носик, черные омуты глаз.
Встречающих меня знакомок и незнакомок, смотревших с портретов, то искоса, то прямо и открыто, было шесть, но одна меня особенно заинтересовала. Черно-белое фото, конца семидесятых годов, молодой женщины с убранными назад волосами, в тугую косицу, шею прикрывает ворот обтягивающей водолазки, на грудь свисает тоненькая золотая цепочка, с медальоном «Сердечко». Я далека от всего, что связано с миром фотоискусства, но все же догадалась — изначально фотография была маленькой, очень маленькой. И только потом из него сделали большой фотопортрет, ретушировали, повесили на стену. От увеличения фотография расплылась, потеряла четкость, приобрела облачность, как мне показалось, так и было задумано. Стиль «Ретро» совсем не гармонировал с соседствующими высокохудожественными портретными образами других женщин. Но этим фото меня и привлекло. Я остановилась.
Еще, взгляд этой женщины, мне показался очень знакомым, никак не могла вспомнить, кто на меня так же печально, с теплом, смотрел. Причем, этот взгляд я видела совсем недавно, или я его очень хорошо знаю.
— Кто эта женщина, Софи? — спросила я, когда она уже хотела пройти мимо и увести меня от нее. Я не хотела узнать кто она ей, просто — кто!
— Это Маша…— ответила она, подняла к портрету руку и нервно огладила подрагивающими подушечками пальцев, через секундную, но красноречивую паузу добавила: — Моя первая… фотография.
Вспомнила! Мария Степановна, наша грозная санитарка. О, Боже! А мы с Нелькой ее боялись! Бывшая коридорная гостинцы обкома партии — Маша! Первая любовь Софи! Меня ажно затрясло. Сколько же этим женщинам пришлось пережить?!
Я обняла Софью Павловну и соприкоснулась щеками, чувствуя ее волнение.
— Софи, я ее знаю…
— Маши давно нет в моей жизни, Тань. Пошли слухи, она не выдержала и ушла … — тихо ответила Софья Павловна. — Но, не из моего сердца…
— Тебе больно?..
— Уже нет…
— Софи…
— Да…
— Я хочу тебя видеть… Всю, всю…
Она отстранилась. Ее янтарные глаза заглянули в мои.
— Правда, хочешь?
— Да…
Софья Павловна улыбнулась. Нет, — не губами. Она улыбнулась мне внутренним озарением. Блеском счастья в янтаре.
— Но, сначала мы позвоним, — шепнула она.
— Куда?
— Сейчас…
Софья Павловна быстро отыскала в кармашках брючного костюма сотовый телефон, набрала номер и поднесла к уху.
— Людмила? Это я. У меня к тебе снова будет просьба. Пришли, пожалуйста, ко мне Настю… Да… В фотосалон… Мы тут с Таней. Пусть возьмет все нужное для макияжа тела, — пудры, кисточки… Да, она знает. Конечно! Какая же фотосессия красивой женщины и без Ню! Обязательно будет! Таня?.. Согласна… На тебя?.. — Софи глянула на меня, я качнула маятником ладонь. — Нет, не сердиться. Так мы ждем Настю. Ну, все, милая, целую. Пока, пока…
— Ню?!.. — спросила я, когда Софья Павловна отключила телефон.
— Несколько фото… Одно, Тань! Для меня…
— Несколько, но только в обмен!.. — я захватила ее пальчики, что еще подрагивали от воспоминаний о Маше, в свою теплую ладонь.
— Пошли… — согласилась Софи. — Настя девчонка быстрая, но мы успеем. Я так хочу, что мой премьер-показ много времени не займет…
Я еще раз взглянула на фото Марии Степановны — Маши, чтобы запомнить такой, какой она была с Софи, в своей настоящей жизни, и мы пошли дальше.
Пройдя через комнату, где находился большой вентилятор-обдув, несколько стендов-фонов, — белый, желтый, голубой, установленный на них свет, Софья Павловна завела меня в другую, маленькую комнату. Там стояла большая кровать под балдахином, застеленная красным шелком покрывала и буквально усыпанная небольшими подушками, — думками, того же материала и цвета. Наладив рассеянное освещение, путем включения нескольких электрических свечей в ажурных подсвечниках, она усадила меня в мягкое удобное кресло…
Я замерла в предвкушении. Сначала и не предполагала, что это будет именно так, но когда устроилась, поерзав попой, подумала: не хочу этих ужимок с раздеванием, медленной музыки — ню-шоу. Простенько и мило чтобы, — так хочу! Чтоб дыхание слышать! Пока я думала, и подгоняла под себя кресло, Софи быстро разделась и легла на кровать. Ко мне лицом возлежала «Спящая Венера» Джорджоне. Красное шелковое покрывало оттеняло шею, грудь Софи, живот. Одну руку она закинула за голову, а другой накрыла ладонью, чуть домиком, половые губы, немного их раздвинула пальцами.
Я затрепетала. Все во мне запылало. Обжигая горячей волной, жар низа достиг щек, наполнил огоньками взор.
Софи тоже смотрела на меня, рука ласкала клитор. Ее янтарные зрачки постепенно, наплывом, заволокло приближающимся оргазмом. Рот приоткрылся. Она чуть откинула ногу и вошла в себя двумя пальцами. Вскрикнула, выгнулась, огладила крупный бугорок и снова вошла. Ее взгляд был красноречивей всяких слов, сейчас она любила меня, любила каждой клеточкой обнаженного тела. Содрогаясь, Софи не закрыла глаз, не отвернулась, она дарила мне свой взгляд, свою страсть.
Лишь когда волна наслаждения отхлынула, Софи схватила маленькую думку и стеснительно прикрылась ею, зажав меж ног.
— Упс… — улыбнулась она и, перевернувшись, легла на живот. Кокетливо поджимая под себя подушку, отвернулась. Ее ягодицы приподнялись, еще раз содрогнулись. — Остаточек… Тань, ты меня просто съела глазками…
Софи стеснялась! Удивительно, но это было именно стеснение. Утолив жажду страсти, она — женщина во всех отношениях, застеснялась, словно и не было в ее жизни тех самых шести любовей, с каждой из которых она оставила частичку себя. Словно ничего не было, даже оргазма, все впервые и только начинается. Начинается со мной.
Я не могла просто сидеть! Встала. Подошла. Присела на кровать и положила ладонь на персиковый бархат ее попы. Софи вздрогнула, когда я огладила, пропуская пальцы в промежность, наклонилась и поцеловала — прикоснулась к ягодице губами.
Софи повернулась, тесно проведя грудями по покрывалу. Наши глаза снова встретились. Чувствуя, что во мне зарождается нечто, чего я еще боялась и в тоже время хотела, я проговорила:
— Сейчас Настя приедет.
— Иди ко мне, Тань.
— Нет, Софи! Я еще не могу…
— Может, немного хорошего вина?
— Давай…
Софья Павловна накинула кружевной прозрачный пеньюар, не сходя с кровати, открыла мини-бар, достала бокалы и бутылку французского красного сухого «Жорж Дюбеф. Сент Амур».
— А… муррр! — муркнула она удовлетворенной кошечкой. — По глоточку?..
— Чуть, чуть, — ответила я, беря бокал и подставляя под горлышко.
Не успела пригубить, как зазвонил сотовый.
— Господи, да где же он! — поставив вино и свой бокал на мини-бар расположенный у кровати в виде тумбочки, всполошилась Софья Павловна. — Вечно, я его теряю!..
Перебросав с места на место, почти все подушки, сев в кровати ягодицами на ступни, Софи отыскала громко верещащего «беглеца». От усердия она раскраснелась, пеньюар распахнулся, ее груди раскачивались из стороны в сторону, соски были еще твердыми, потемневшими. И у меня они тоже были твердыми! Внизу ныло, я сжала ноги, утихомиривая вновь вспыхнувший огонек, выпилила глоток вина.
— Настя!.. — проговорила Софья Павловна в телефон. — Заходи, Настенька. Ключи у тебя с собой? Ну, и заходи! Где мы? Мы — здесь. На кровати… Пьем красное вино А… мур-р-р… Заходи, заходи…
Она мне подмигнула.
— Поцелуй меня, — неожиданно попросила я.
Не задавая вопросов, Софи забросила телефон в подушки, — опять будет искать! И жадно захватила мои губы своими.
Мы целовались, с упоением, жадно, пока в комнату не зашла Настя. Она не удивилась, просто тихонько удалилась.
— Я пока все приготовлю, Софья Павловна, — проговорила она из комнаты, где стоял большой вентилятор-обдув и прочее снаряжение для профессиональной фотосессии.
— Хорошо, Настенька! — ответила она, на секунду отрываясь от моих губ.
— Софи, я не могу так! — спрятала я от нее лицо, наклоном вниз.
— Насти стесняешься?
Я пожала плечами. Отхлынуло, а почему? У меня так бывает — раз и все! Высохла… Я хотела попытаться объяснить Софье Павловне свое, самой не понятное, состояние, сказать, что она тут не причем, но не потребовалось. Софи все поняла по моему взгляду, когда я только подняла глаза.
— Тань! Покупки забыли занести! — всполошилась она, запахивая пеньюар. — Быстренько, быстренько…  ключи от машины в кармашке моего костюма на стуле.
Я  поставила свой бокал рядом с ее, нашла брюки, ключи и поспешила вынимать из «Ситроена» пакеты, коробки свертки, понимая, что даже если автомобиль угонят, оторвать от моих губ Софи этим, было невозможно! Как с ней легко, необычайно легко…
На улице, вдохнув полной грудью свежего зимнего воздуха и спустившись с крыльца, я проскользила узкими носками сапог на каблуках по снежному насту до машины и посмотрелась в зеркало заднего вида, — помада размазалась…