Мать с остервенением бросалась в бой с отцом по любому поводу. Александр Вениаминович отбивался, как мог, пытался уйти от скандала, «прятался» в мастерской, которую оборудовал себе в подвале и что-то там делал, чинил, мастерил… Но кончалось всегда одинаково. Нервы его не выдерживали, он являлся домой на «автопилоте» и, чтобы не участвовать в «разборках», сразу ложился спать.
Только тогда, побушевав еще часок, Елизавета Егоровна, успокаивалась. После этого, к огромному удивлению Алены, мать не была ни подавлена, ни расстроена и могла, как ни в чем не бывало с удовольствием посмеяться над юмористической передачей или напевать на кухне под льющуюся из радиоприемника мелодию.
Повзрослев, Алена поняла, что отец стал жертвой за них двоих. Только потому, что он невольно замкнул этот адский круг на себя, Алена смогла как-то пройти «по касательной» и безумная ярость матери обрушивалась на нее значительно реже, чем на отца.
Когда же это происходило, то поводом могло послужить все, что угодно (даже вырезанные из семейной фотографии фигурки родственников). Тогда лицо матери становилось белым от ярости, она еле сдерживалась, пока искала запрятанный в шкафу ремень. Больно схватив за руку, она тащила Алену в ванную (чтобы до соседей не доносились ее крики и плач) и била ремнем, стараясь попасть побольнее. Чем дольше Алена держалась, чтобы не заплакать и пыталась увернуться, тем больше Елизавета Егоровна входила в раж.
Но как бы ни было больно Алене физически, страдания детской души были намного сильнее. Каждый раз она испытывала шок от того, что ее мама, самый лучший, как ей казалось, человек, может вдруг превратиться в чудовище, в чужую тетку с красным, потным лицом, искаженным яростью, с растрепавшимися, от тщетных усилий выбить из нее крики и слезы, волосами. Это было так страшно и обидно, что, в конце концов, именно эти разрывающие душу мысли заставляли Алену заплакать.
Детские обиды быстро забываются. И Алена каждый раз от всей души прощала мать, только что яростно ее избивавшую, стоило лишь ей успокоиться и немного приласкать дочь. Алена тут же находила тысячу оправданий поведению матери и продолжала любить ее беззаветно, как только дети и умеют любить.