Ступени возмужания. повесть гл. 36 (Эротические рассказы)

Вот уже пятнадцать лет Наташка, нет, пожалуй, Наталья Владимировна, живет в столице. Старший менеджер крупной строительной фирмы. Мы иногда переписываемся по интернету, вспоминаем проведенные в лесничестве дни. Сейчас она уже старше тети, у нее муж и трое почти взрослых детей, две девочки и младший мальчик. Как-то написала, что случайно увидела его в изучении своего тела,  забыл закрыть в спальню дверь. На цыпочках, на цыпочках, хвать туфельки и на улицу. Два часа летала, порхала по городу, — вот и сын вырос! Призналась, что припомнила меня, — как брызнул ей на коленку.  Наталья так и не может без женского внимания, у нее есть близкая к телу подруга. Меня она не посвящает в подробности, я только знаю, что подруга есть. Если мы и говорим на интимные темы, то это в основном воспоминания.
А совсем недавно, она мне призналась, узнав, что дед в лесхозе, попросила отца отвести ее к тете, в которую она была, уже год тайно влюблена, Наталья хотела побыть с ней наедине и только с ней. Но тут оказался я. Она сразу поняла, что через меня ей быстрее удастся найти тропинку и к тете. Вот, такой хитроумный план, созрел в ее юной головке, пока Наталья комкала подол коротенького желтенького платья, с красным ободком вокруг шеи и крупными красными пуговицами по спине, наблюдая за моей обнаженностью из «ГАЗика». Появление тети из леса, со стороны, откуда пришел и я, — тети в сарафане на голое тело, ее только убедили в этом. Прижимаясь к ней, через тонкую ткань Наталья чувствовала набухшие соски и неповторимый запах легкой возбужденности. Призналась мне, с каким наслаждением, она вдыхала его, уронив голову на грудь тети и делая вид, что просто рада встречи.  
Осуждаю ли я ее за это? Глупости. Как бы там не было, какие бы причины и желания не свели нас с Натальей вместе в доме тети, эти дни мы пронесли через всю жизнь живыми и теплыми. И она, и я любили тетю, каждый по-своему и тетя любила нас обоих. Может быть, кому покажется, что эта любовь была за гранью, — возможно и так. Но это была любовь, которая, лично меня, научила видеть в женщине женщину, а не только лишь тело для потребы, кухарку и производительницу моих детей. Научила дружить даже с теми женщинами, которые мужчин в принципе не хотят, не видят в них сексуального партнера. Точнее для любви им нужна женщина, как и мне. Наверное,  для мужчины это самая сложная ступень, только шагнув выше предрассудков, мы становимся настоящими мужчинами…
Стоявшая на стуле керосиновая лампа, мигнула, стала гаснуть. Словно черными лапами ее обхватила темнота и окончательно задушила маленький синенький огонек. Пахнуло легкой гарью еще тлевшего фитиля.
— Керосин кончился, — проговорила тетя.  — Придется теперь в темноте спать определяться.
— Не хочу спать! — заявил я.
— И я, — не хочу!  — подержала меня Наташка. В этом мы с ней были едины.
— Так! Завтра приезжает дед с твоим отцом, Наташ. С утра надо прибрать в доме, по хозяйству, приготовить обед. Погладить тебе платье и рубашку брюки для него.
— Платье я сама поглажу, тетя, и с обедом помогу, — ответила Наташка.  
Честно говоря, глаза у меня просто слипались. После того как мое «отличие» излилось, кстати, довольно скупо, поскольку я даже сбился со счету в который раз за сегодня, что спасло Наташку от неприятностей, связанных с неожиданно прыснувшей в ее рот спермы, мне ужасно хотелось спать, но, поддерживая ее, я угукнул.
— Брюки ему тоже погладишь? — спросила тетя. — Учти, утюг на углях…
— На углях?! Таким я не умею — погрустнела Наташка, призналась: — Отцу гладила, но стрелки не получились.
— Вот и спать! Марш в мою комнату!
Хоть нас было большинство, двое против одной, но тетя обладала правом «вето», пререкаться стало бесполезно. Наташка обогнула ее, скинула босые ножки с кровати. Прошлепала в большую комнату.
— И ты ложись…
Тетя встала, поправила мне постель. Не представляю, как она это сделала при полной темноте. Хоть ставни и были открыты, но тонкий серп награждающегося месяца в окно не заглядывал, затерялся где-то на небе. Погода, похоже, портилась, звезд тоже не было видно. Встряхнув одеяло, она меня уложила и хотела присесть рядом на секундочку…
— Ай! — вскричала Наташка.
— Чего ты там?  — спросила тетя.
— Об стул ударилась. Не видно ничего!
— Сейчас…
Тетя быстро наклонилась ко мне и поцеловала.
— Спи, горюшко, спи…
Наталья мне потом, в одном из писем через интернет, призналась, что ударилась специально, чтобы позвать тетю.  На что, я ей ответил: в ту ночь я заснул, как только губы тети прислонились к моим…
Утро выдалось пасмурным. Погода в Сибири меняется быстро, за одну ночь из лета мы окунулись в осень. С реки, пригибая ветви деревьев, дул холодный ветер, а в окно накрапывал мелкий моросящий дождик. Проснулся я с ощущением, что проспал до вечера, так обычно бывает, когда на улице мерзопакостно, — сыро и слякотно. Я даже обрадовался, из-за плохой погоды дед не приехал.
На спинке стула, на котором вчера стояла лампа, висели отглаженные брюки с накинутой сверху рубашкой и на сидушке лежали новые трусы, носки. Около стула стояли начищенные до блеска туфли. «Дед еще не приехал, но пока и не вечер. То бы тетя парадный наряд уже б прибрала», — грустно вздохнул я.
Пахло чем-то сдобным, и было тепло. Даже жарко от затопленной печи.
В комнату заглянула тетя, раскачивая большой начиненный горячими углями утюг, от него шел то ли белый дым, то ли пар, но скорее всего и то и другое, она проговорила:
— Проснулся? Дуй в туалет — сапоги на крыльце, с раннего утра моросит, развезло. Умывайся и одевайся…
Она была в халате с мелкими васильками по ткани. Праздник обнаженного тела закончился, сменился обычными буднями за одну ночь, как и погода на дворе.
— А Наташка где? — потягиваясь, спросил я.
— Красится. Я ей свою туш, помаду отдала…
Я соскочил и, по привычке, голым побежал на двор. На крыльце нашел сапоги и заскользил по грязи в деревянный домик с вырезанным сердечком. Умываться не пришлось. Вернулся я весь мокрый.
— Горе ты мое! — всплеснула руками тетя, — там же плащ-палатка висит, у входа на вешалке!
Она уже погладила выходное платье — шелковое, красного цвета, надела, но увидев меня, мокрого, дрожащего, быстро сняла, чтобы не замочить, подхватила большое полотенце и стала меня обтирать. Тетя была в беленьких трусиках без бюстгальтера, обхватив меня полотенцем, она вытерла меня насухо, уделив моему скукожившемуся от холода «отличию» особое внимание. Растерла, разогрела.
— Ладно, хоть не оделся, — присев и вытирая мне ноги, проворчала она. — Вторых брюк-то, глаженных, нет.
«Отличие» дернулось, выросло и поднялось. Тетя посмотрела на него и подняла глаза к моему лицу с вопросом. Ее рука, еще раз огладила его полотенцем…
— Тетя, а где иголки лежат? Ресницы раздели…— спросила Наташка, но увидев нас не договорила.
— В комоде возьми, Наташ…— ответила тетя, не поворачиваясь к ней.
— Пусть сам себе подрочит…— найдя шкатулку в верхнем ящике комода, бросила она, удаляясь обратно в комнату тети. Видно, процесс нанесения макияжа, в данный момент, для Наташки был куда важнее моего возбужденного «отличия» и тетиного взгляда, обращенного ко мне с вопросом.
— Скоро уже приедут, горюшко…— проговорила тетя. — Иди в свою комнату и сам. Если что, я тебя прикрою, ты не бойся, не прислушивайся… иди хороший…
Я покачал головой в знак того, что не хочу сам. Так ответить, наверное, мне позволила та маленькая капелька, что пробилась влажным пятнышком на тетиных белоснежных трусиках. Женщины не зря называю вульву предательницей. Она беззастенчиво их выдает, так и случилось с тетей. Ее взгляд говорил мне одно, а пятнышко нашептывало совсем другое.
Тетя опустила глаза, проследив, куда же смотрю я и сама увидела. Улыбнулась.
— Совсем мужчиной стал. Не скроишь от тебя… Пошли…
Тетя потянула меня в мою комнату, прихватив с собой и платье.
— Вы куда? — выглянула из-за штор в комнату тети Наташка.
— Мы сейчас, Наташ, — обернувшись, ответила тетя.
Вот, Наташка! Неймется ей! Подумал я тогда.
— Как будто дел у нас больше нет! — снова фыркнула она.
— Наташ, я обижусь…— ответила тетя. — Это в последний раз…
Наташка присмирела, тетя имела на нее влияние, о котором я и не мечтал.  Она как-то помялась и неожиданно произнесла:
— Я здесь посижу, у окна. Если отец ехать будет — скажу… Только вы быстрее.
В ее глазах была ревность, но она ее пересилила, пересилила любовью. Да, многому нам еще нужно учиться у женщин, даже если они девушки и им шестнадцать лет.
Тетя откинула тюль и глазами повелела мне ложиться и подождать. Через проем, я видел, как она подошла к Наташке, обняла и поцеловала в губы. Наташка помогла ей снять трусики. Это было так возбуждающе. Ее музыкальные пальчики проникли за резинку и, медленно оголяя тетины ягодицы, потянули вниз. Тетя приподняла одну ногу, вторую, Наташка присела и они остались в ее руках.
— Ты не сердишься? — спросила Наташка.
— Что ты, Наташ!..
— Ну, иди…
Тетя вошла в комнату и, огибая меня, закинула ногу на кровать. Набухшие, влажные половые губы раскрылись и она села ими на мое отличие от девчонок. «Отличие» прижалось к животу, половые губы обхватили головку, и тетя начала водить ими по стволу, словно это была ее ладонь. Нет, это было куда лучше даже ее ладони! Большими половыми губами, тетя играла с «отличием», от лобка доходя до головки, окунала ее немного глубже в себя, терлась об нее клитором. Головка выпрыгивала на свободу, и она снова проходила вульвой к лобку, ее набухший бугорок скользил по «отличию». Тетя двигалась ритмично, ее ягодицы были плотно прижаты к моим ногам, спина выгнута, голова закинута лицом вверх. Пальцы играли с набухшими сосками на вскинутой груди.
— Тетя, едут! — услышал я Наташку. Она не протяжно заверещала, как Фимка из небезызвестного фильма «Формула любви». Сказала спокойно, даже тихо. В ней уже проснулась женщина, понимающая, что кричать в такой момент не следует.
Тетя посмотрела в мои глаза, ее зрачки расширились, одним движением она впустила меня в себя. От обхватившего меня жара и плотного кольца, «отличие» стало изливаться. Неторопливо дождавшись, когда я, пульсируя в сладости, перестану толкать в нее свое желание, она прижалась, ко мне грудью и шепнула:
— Спасибо тебе, горюшко. За все за все спасибо…
Когда дед с отцом Наташки и моим заходили в дом, скидывали сапоги и брезентовые куртки от дождя. Мы с Наташкой встречали их по обе стороны обнимающей нас тети. На мне были отутюженные брюки, рубашка, застегнутая под самый ворот на все пуговки, начищенные туфли, которые и были нужны тогда в Сибири, что для парада перед гостями. Наташка с желтеньком платье, а тетя в красном — выходном.
— И мой отец приехал? — спросил я тетю…
— Да… Разве я тебе не говорила?..
Она улыбнулась и прижала меня к себе.
Отец приехал немного раньше времени, так получилось, и забрал меня домой. С тетей мы больше не виделись. Вскоре дед умер, и она покинула лесничество. Снова уйдя к своим родичам. Когда я служил в армии, она прислала мне письмо. «Здравствуй, горюшко…», так оно начиналось, дальше было много, много ласковых добрых слов на восьми страницах. На письме не было обратного адреса. Тетя знала обо мне все, а я о ней ничего. Письмо любящей меня женщины в воинскую часть, где я нес службу первые самые сложные полгода, было последней ступенью моего возмужания, благодаря тете, я и ее преодолел. Окончательно стал мужчиной и пошел дальше…