Ступени возмужания. повесть гл. 31 (Эротические рассказы)

Может показаться странным, но именно в момент наивысшего блаженства, когда мое «отличие» изливалось, а тетя, мягко придерживая меня за ягодицы, чтобы я не упал, и принимала к своим горячим губам, впускала в себя мое желание, я подумал о ней. Наташка приревновала меня к тете, только за то, что я побежал в ее сторону, а не в Наташкину. А тетя? Она же тоже женщина и любит меня. По-своему, но любит! Мне запретила, а сама любит.
В Наташке играл обыкновенный юношеский дух соперничества, если бы место тети здесь был второй мужчина, — да, да, о себе я думал уже как о мужчине, то не знаю, как бы я поступил, видя, что он обнимает Наташку. И дело тут не в любви, скорее проявлялось острое неприятие быть третьим, тем более лишним. Но тетя вовсе не собиралась соперничать с Наташкой. Наоборот, она всячески старалась, чтобы остаться третьей и постепенно лишней. И чем больше она старалась, тем больше я отдалялся не от нее, а от Наташки.
Возможно, это моя личная особенность, и у других мужчин все или частично не так, но и впоследствии, и сейчас, чем активнее меня женщина старается привлечь, иногда делая глупые попытки, а иногда очень даже интригующе пытается обратить мое внимание на себя, тем у нее меньше шансов, что я это сделаю.
Вспоминаются Пушкин:
«Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я…», —
Бальзак с определением какая должна быть женщина, чтобы мужчина ее желал. Мое мнение где-то меж ними не люблю монахинь и вульгарных девиц. Точнее сказать, если вижу монахиню хочется немного распутства, с вульгарной женщиной мне не хватает ее скромности, с начитанной простоты, с простой — начитанности. Общаясь с дамой щупленькой, я мечтаю об округлостях, с пышной — о леком изгибе бедер. В общем, все как у мужчин, чего нет, того и не хватает.
Я снова отвлекся. Ничего не могу с собой поделать, как вспоминаю женщин, так и несет меня, несет по воспоминаниям.  Они — мои женщины, такие разные и в каждой есть то, чего в другой, и днем с огнем, не отыщется. Но вернемся в то лето, когда, их я еще не познал и мое сердце, словно занозой скребнула мысль о тете…
Когда Наташка закричала, тетя подняла на меня глаза, и увидела, как я припал к золотистому пушку, языком угодил в Наташкин бугорок. Оторваться от меня она не могла, «отличие» рвалось наслаждением, да и я не совсем видел ее глаз, скорее чувствовал ее теплые ладони на своих ягодицах, которые сжали их еще ближе, до упора, приблизили меня к себе. Я почувствовал, как ее язык плавно обвел мою головку и, теряя упругость, она выскользнула из горячих влажных губ.
— Не надо больше… — стоная, кричала Наташка, а сама сжимала мою голову обеими руками и не отпускала. Если б я даже хотел, у меня не хватило бы сил, отстранится от ее маленького бугорка.
Я-то думал, что она хитрит и еще больше углубился в познании девочки через свои губы, язык. Но тетя поняла сразу  — Наташку заклинило. Оказывается, так бывает от очень большого возбуждения. Оргазм за оргазмом истощали еще юное тело, Наташка была на грани потери сознания. Ступор. Не знаю, что бы делал, если бы не тетя. Я и сам начал задыхаться, так близко она меня к себе прижала.
Тетя спешно разомкнула ее пальцы и буквально освободила меня. Глубоко хватая легкими воздух, я откинулся, Наташка почти хрипела.
Тетя приложила к ее мокрому от пота лбу ладонь и прошептала:  
—  Все, все, Наташ… Все хорошо…
Одной рукой тетя стала нежно гладить ее груди, а второй прошлась по золотистому пушку, не касаясь вульвы, и слегка коснулась Наташкиных губ своими. Я думал, что так возбуждают женщин, но оказывается, так можно и успокоить их, медленно выводя из состояния возбуждения.
Наташкины глаза стали проясняться и она шепнула:
— Он меня прямо туда поцеловал… Дурак!..
— Я видела, Наташ. Он не дурак, просто не ожидал, что ты его прижмешь…
— Я не хотела!
—  Знаю… Упокоилась?
— Еще в губы поцелуй, теть … так приятно…
Тетя  улыбнулась и нежно, ласково прикоснулась к ее губам своими. Я, откинувшись на подушки, сидел на кровати и ничего не понимал. Как так не хотела? Когда так меня схватила — чуть не задохнулся!..
Наташка уснула, теперь по настоящему, ажно засопела. Тетя тихонько меня вывела в большую комнату, посадила на стул около стола и проговорила:
— Пусть отдохнет…
— Она устала? — удивился я.
— Немножко… — тетя широко улыбнулась. — Тебя же клонит в сон после того как прыснешь…
— А тебя? Тебе тоже после спать хочется?
— Так тебе и расскажи, что мне хочется!
— Я тебе все рассказываю…
— Тебе понравилось целовать Наташу? — спросила она, взлохматив мне кудри.
— Тебя обнимать мне больше нравиться.
— Почему?
— Ты нежная, ласковая… У тебя руки теплые и…— я покраснел и опустил глаза.
— Что — и?
— Губы… мне нравится, как ты его целуешь…
— Иди ко мне…
Тетя прижала меня к груди, я услышал ее бьющееся сердце, оно было словно посередине, не под левой грудью, а как бы между, хотя, стучало гулко и быстро отдаваясь в обеих небольших, грушами, сисичках. Она обхватила мое лицо ладонями, подняла, заглянула в глаза и прошептала:
— Я не могу тебе этого дать, горюшко…
— Что?
— Глупенький… Хочешь меня поцеловать?
— Хочу! — ответил я, и мои губы устремились к ее животу…
— Нет, нет… В губы поцеловать…
— Как ты Наташку?
— Как мужчина женщину…
— Хочу…
Тетя поднесла свои губы к моим, и я чмокнул. Нет, скорее клюнул, воровато и не умело. Губы тети были упругими, как две пружинки, это все что я успел почувствовать.
— Не так, — прошептала она.  — Давай я тебя поцелую…
Я не успел, ни согласиться, ни отказаться. Губы тети приблизились к моим, от нее повеяло теплым дыханием, и она поймала мою нижнюю губу и своей верхней немного приоткрыла мне рот нежно проскользила по ней охватывая теперь и нижней. Немного повернула голову в одну сторону, потом в другую. Ее упругие жадные губы, не отрываясь от моих, меня дразнили почти круговыми движениями, пока не замерли и не сблизилась, слились. Наши уста буквально пили друг из друга наслаждение долгим поцелуем, и если у любви есть напиток, то тетя сполна им делилась со мной.
Я обнял ее. Это у меня получилось произвольно, моя рука скользнула по ее ягодице и она вздрогнула. По ладони скользнули мелкие пупырышки, стирая их, я почувствовал, как тетя отдает моим пальцам себя. Она словно садилась ягодицей в мою руку, в сочетании с поцелуем это было так приятно, что я решил ее отблагодарить и опустил вторую руку ей между бедер. Тетя немного раздвинула ноги, ее вагина сама, избирательно, отсортировала мои пальцы и села на указательный и средний, третий — большой уперся в ее бугорок.
Тетя стала ритмично приседать, выпрямляется. Мои руки терлись об нее сзади и спереди, а ее губы хотели меня испить всего без остатка. Даже когда она замерла и я почувствовал как мои пальцы судорожно сжала влажная плоть, губы тети не покинули меня. Она подарила мне свой выдох желания. Он был таким горячим…
На мгновение тетя откинулась, прогнула спину и тут же прильнула ко мне всем телом. Мое лицо, глаза, нос покрыли мелкие благодарные поцелуи…  
Тетя шептала и целовала меня, целовала и шептала:
— Сладкий мой… Сладенький….  Пойдем в твою комнату… Я тебя везде, везде  обцелую, обласкаю губами, как конфетуличку… пойдем, мое горюшко…