Спелых вин и стен крепостью -
листопад, потом снег встречать,
и украсит вдруг мгла-креп костюм
отыгравшего скрипача.
Опустить смычок - но там страх
(тонкой гранью - ажур листа),
в ледяных седых пространствах
безупречность фигур проста.
От земли звучит до небес -
провожая последний лист,
он уйдет в минор, до диез.
Может, что исполнит на бис?
О-83
То ищешь следы убежавших столетий, то бьешь сожаленьем поддых -
ах, броситься б под ноги клодтовых бестий, и сразу же — всех восьмерых,
то с купола рвешься скатиться под вечер, в его отраженье нырнуть,
то вдруг на Египетском - сфинксом разлечься - молчать, улыбаясь чуть-чуть
Ты плачешь, придумав печальные лица других - разведенных мостов -
послушай, душа, моя глупая птица, я знаю, что будет потом:
вот, вызовут «Скорую» милые люди, видавшие все из окна -
жюри коммунальных присяжных осудит, прошепчет душевно: «Больна»,
и парочка дюжих ребят цвета пыли участливо скажут: «Иди»,
концы слишком длинных твоих белых крыльев связав у тебя на груди,
тебя успокоит, приручит, состарит больничный покой зимних стуж,
и ты замолчишь и пополнишь гербарий надежных исколотых душ.
О-84
Картина Хокусая - расчерчены пейзажи
и землю заливает дождь из небесных скважин.
Я поняла внезапно — на небе есть матросы,
артисты, музыканты (и гении, и просто),
в обители небесной полно плохих поэтов,
людей других профессий - сантехников лишь нету.
Попали мы в ловушку политики небесной:
сантехниковы души — их все отдали бесам!
И небеса бессильны - дождь кончится едва ли.
Там тучи прохудились, а нас тут заливает...
О-85
Я начинаю опус-крик предпоследней дрожащей лапой...
Как же я рад был, Фокусник, появившись на свет из шляпы, как я мечтал о времени, когда нужным кому-то стану, ну, хоть косым, хоть сереньким, но не так, как сейчас — долгожданным в каждой компании, как бы не — блюдом, но, точно, не гостем: режут «на счастье» лапы мне, на украшенье - хвостик... Все убегал, пока молод был, а теперь уж — куда драпать...
Почему я такой подопытный?.. Может, я — не из той шляпы?
О-86
затейливых фраз перекрестья зачем безответен вопрос
от бледных мерцаний сплетений в моей голове передоз
растения тенью обвили пустынный горячий прованс
и горечью тают потери в слова - ускользают от нас
но не оторваться от плача уйти от заломленных рук
в наречии варварском слышу знакомый томительный звук
и хочется биться об стену башкой и рыдать ни о чем
подсыпь же мне сладко горчащих скользящих печальных...
еще...
А-86
Ты, видимо, простить меня не смог,
когда Создатель в этот мир забросил
тебя — как крепкий глиняный горшок,
меня — фигуркой из непрочной кости.
Да, милый, ты — крутой, и ты хорош,
и счастье — рядом мне с тобой идти, но
с тобою ураганом - легкий дождь
и ровная дорога — серпантином,
фанфарами гремит простой мотив,
а каждое желанье — ультиматум;
ты утверждаешь, так и не простив,
что я во всем и вечно виновата.
Учусь и забываю — все не впрок:
я снова плачу и люблю, и верю...
И за твое любимое ребро
расплачиваюсь болью в подреберье.
О-87
В пещере каменной, смотри,
арочной,
пьют боинги-нетопыри:
бар ночной,
машины- динозавры все
в гаражах,
а птеродактили — наверх -
крыльев взмах!
Пустыня-черепаха, вот
дронт-маяк
уже крылом железным бьет:
где же я?
Лечу-лечу за ним и — ах -
ласточка...
На море ботики в кругах,
как в очках,
глазами смотрят утюги
строгими,
а субмарина — синий кит -
окнами,
лес исчесался в муравьях
ягоды,
печально ёлочки стоят -
пагоды.
Лечу-лечу, а упаду
(можется) -
так, знаю, снова обрасту
кожицей...
Проснусь. Обычно всё - и я
не лечу.
Уж лучше страшный сон, чем явь
в клеточку.
О-88
И нет лица, и вместо имени — прочерк, и в памяти только блики - но каждая косточка туго обмотана скотчем, как переплёт старой книги, давно ненужный, вроде, совсем не страшный, в вещах разноцветной груде - никто нарочно среди пальто, белья и рубашек искать никогда не будет, но что-то же было, зачем-то я прячу на полочках памяти где-то - истлевшую радость, далекое счастье - в шкафу сбережённым скелетом...
А-88 (в формате А-3, андеграунд, авантюризм, амбивалентность)
1. Триптих (подражания)
*
Демонстронув авантрюизм благоостылых словозвучий,
отмаявшись от роз(г) шипов приспешно ветреной мимозы,
узнав амбивалентности раздрай невместный круче
подруг потуг, в поту отыскивающих возвратность симбиоза,
заандеграундил Эол эолиризм...
С найбрьосенними, Борис!
**
И откуда взялась такая?
Прямо лед under ground тает:
не боится, авантюристка,
ни глагольной рифмы, ни риска,
украшает узорами, лентой...
Распроклятая амбивалентность:
восхищает и злит — я немею -
эта Имум (и иже с нею) -
то плаксивая, то — злая!
Или эта ИмУм? Не знаю...
***
Вонзив подкожно истин обоюдность
и хрупкость роз, ушедших в андеграунд
знакомой боли авантюрного романа
от бархата полночности безлюдной,
амбивалентностью сковав движенья,
нас не зовет в деревню больше Женя.
2. Князю Аэлю
В этом реале, где предан поэту один пародист,
кровь зацветает тромбами сердца, смертельною ряскою скуки,
с музой, нажравшейся плесени флуда, сыграем на бис,
в землю втоптав все звёзды/цвета/Парадиза пустые скорлупки.
Где в андеграунда мусор зарыли романтиков бред,
авантюризма трупик отдали/скормили/ стервятникам-грифам,
дуло приставив к виску и смеясь, будет нервно поэт
к «амбивалентно» в пьяном угаре эмоций отыскивать рифму.
3. Отсебятина
Ты всегда прав — сомненья ни тени,
сталью голос — то звон, то расплавленной,
то ты гонишь, то ждёшь, самый главный мой,
образцово мой сталелитейный.
Всё считаешь - то китчем, то скетчем,
любишь рок-андеграунд и граффити,
от другого готов, обругав, уйти:
образцово твой вкус безупречен!
То твердишь мне, что «слишком лихая»,
то вдруг — «скучная, авантюризма — ноль»!
И не слышишь, что вместе — немыслимо:
образцово ты непререкаем.
То пугаешь: «Расстанемся к лету»,
то ты каешься — больше не будешь...
Ну, реши уже — любишь? Не любишь?
Образцово мой амбивалентный!
О-89
Ушёл мой шах, себе не лгу я -
ушёл, быть может, в Навои,
моей любви не напоив
водою горькой поцелуя...
И я не жду и сердце стынет:
попала я не в ту страну,
в твоих глазах не утону,
опять в твоих глазах — пустыня...
Боль, говорят, смывают кровью -
я у пустыни на краю
гюрзой запястье обовью
и в ожиданьи сна глаза закрою...
Самум песчинки с кожи сдует -
всё быть должно совсем не так,
но Сад-Бу-ла и Ас-Симак
вновь не совпали.
И себе не лгу я.
А-89
За ночным крестом оконным месяц-сторож -
жёлтый обоюдоострый крюк.
Проглотило Время время - очень скоро
Время выпьет Млечный Путь как брют,
птеродактилями сделав синих горлиц,
их отправит вместе с клеткой в рот -
не доказывай, что ты застрянешь в горле,
Время возраженья отметёт,
закурив вулкан потухший, ухмыльнётся,
снимет со свечей-комет нагар
и откусит ломтик жаренного солнца,
на закате окунув его в Тартар.
О-90
Четыре по цвету, по форме четыре - солнцем и снегом отлажены -
зелёное лето и белые зимы, весна - синь, да осень - оранжева,
четыре вопроса, четыре ответа - любишь? Вернёшься? Нет? Чья вина?
И пропастью - осень и точками - лето, весна... и зима бесформенна.
Четыре по цвету сгорели дотла, и было четыре по форме, я
закрыла все двери. Четыре угла и - теперь все четыре чёрные.
О-91
1
Моё отражение только со мной так послушно -
когда меня нет рядом с ним, всё, конечно, не так:
оно убегает в другую страну, не на суше,
снимая с лица - слой за слоем - все маски-года.
Там ждет сохранённый прудом в отражениях скверик,
хотя он со временем стал еще ближе ко дну...
И если моё отраженье вдруг выйдет на берег —
не бойтесь: я просто устала быть здесь и сменила страну.
2
Мои мечты — они без крыльев - ушли в глубину океана, среди рыбохвостых и странных совсем обо мне позабыли. Они ушли - и только слабо звенят голоса в ракушке.
А я строю дом на суше и верю, что это корабль, и лгу себе: это — кокон, а вовсе не склеп на сваях - стену вокруг укрепляю новым чеком из стока брэндовых снов-пери с перьями цвета пыли. А те, другие — они обо мне забыли...
Но иногда они выходят на берег.
3
Катюши не перевелись!
По-прежнему на берег
они выходят, полземли
проехав до америк,
до таиландов и гоа
где персики и дыни...
Им и акулы — трынь-трава,
когда орёл их с ними!
О-92
1
Вырезала снежинки на окна, торопя облетающий снег,
под весенними ливнями мокла, обрывала — быстрее, ко мне!
Из тягучего марева лета жизнь кроила, из блеска ручьёв:
в сентябре-ноябре-декабре — там, конечно же, счастье моё,
вырезала я кадры из плёнки, из фольги золотого «скорей»
вырезала убранство для клёна, верно ждущего во дворе.
Время путалось и не давалось, и опять — перекрой-пересчёт,
ведь до счастья осталось так мало - ну, скорее - вселенная ждёт...
Только время для нас со вселенной неравномерно стекло -
вырезаю снежинки из вены и наклеиваю на стекло.
2
Да пошла она, эта надежда...
Обойдусь, проживу без неё:
чай, не сон, не еда, не одежда -
обманула — пусть лесом идёт,
я-то справлюсь — быть может, не сразу -
хоть саднит, да и выжил — едва...
Но я жив и без этой заразы,
а она без меня не жива.
О-93
1
У осени - ни сил, ни слова,
распятые стволы уродливы,
заточенным листом кленовым
не чертит в сердце иероглифы,
ей не гожусь в деликатесы -
жива, хотя слегка покусана:
я ей теперь — неинтересна,
я этой осени — невкусная.
Она уныло по карнизам
стучит - где дней осенних магия?
Сменилась антропофигизмом
осенняя антропофагия.
2
Осень заглядывает в окно и думает — сожрать или не стоит?
Чем-то мы с ней похожи, впрочем, но
у неё — аппетит и никаких моральных устоев,
а у меня — письменный стол и одиночество.
А-94
Коряга нелюбима розами,
ругаются словами разными:
ведь в эйфории их склерозовой
зовёт без задней мысли «зразами»!
Всех называет леших Лёшеньки,
не сомневаясь в этом даже, и
кричит она, увидев ёжиков:
«Какие миленькие пажики!»
Когда летит Кащей с проверкою,
вокруг все затихают в трепете,
а эта - самого Бессмертного -
недавно назвала «Скелетиков»!
Когда к закату солнце клонится,
«Все будем там», - деревья шепчутся...
Она, конечно же, склерозница.
Зато она ночами светится!)))
О-94
Кружились пары, отражаясь в зеркалах
горели свечи, освещая залу
и, словно эхо, восхищённо «Ах!»
от пары к паре вдруг перелетало,
и скрипка плакала, и медленный романс
печалил всех томительным рассказом,
и было всё — конечно же, для нас,
и обещало всё нам вечный праздник...
Закрыта дверь и мебель вся в чехлах,
закрыт, забыт рояль в парадной зале,
и утонуло отраженье в зеркалах,
и потерялось эхо в зазеркалье.