Ступени возмужания. повесть гл. 19 (Эротические рассказы)

К ужину тетя и Наташка принарядились. Тетя надела платье с декольте, синие в продольную широкую полоску, цветом чуть нежнее. Ее приподнятые, собранные и сомкнутые в ложбинку груди, манили мои глаза. Наташка это не применула заметить. В те короткие моменты, когда я все же отрывался от открытой шеи, поката плеч тети, с маленькой родинкой ближе к овальному вырезу, то упирался в пытливых карих бесенят, которые, любопытствуя, бегали от меня к тете и обратно.
Ужинали поздно. Тетя решила угостить нас беляшами, пока подошло тесто, пока они с Наташкой прибрались, приоделись, после возни с мукой, стало немного темновато. Тетя поставила на стол большую керосиновую лампу и вынула из печи чугунок с сочными беляшами, туда она их скидывала после обжарки, чтобы были горячими. Готовка нагрела дом, было немного жарко, я расстегнул рубашку, которую к ужину переодел и застегнул. Джентльменства мне хватило только ровно на официальную часть, пока дамы не сели к столу.
Русская печь не собиралась остывать быстро, а беляши обжигали руки. Я восседал на дедовом месте как набоб, индийский раджа, с двух сторон окруженный юностью и зрелостью, прекрасными ипостасями женщины. Наташкино платье я уже видел по ее приезду — так,  ничего особенного, круглый вырез почти под самое горло, красный обводочек на желтом тоне, на спине пуговки — тоже красные и крупные. Правда, оно было коротеньким, мини, но ведь Наташка сидела. Меня полностью заняло созерцание тети, в цвете керосиновой лампы она не ела, отогнув мизинчик — соблазняла.
Я так увлекся, что укусив очередной беляш, случайно, — честное слово, случайно! брызнул горячим соком в Наташку, она находилась по мою правую руку. Под многозначительную паузу карих бесенят, жирное пятно стало растекаться по ее выходному платью. Наташка уже открыла рот, чтобы выдать мне монолог, который, наверное, я бы надолго запомнил, но тетя опередила.
Подхватив полотенце, тетя привстала, изогнулась через стол, умудрившись не угодить в беляши, прижала его к ее груди и произнесла:  
— Ничего страшного. Солью натрем, постираем, и будет, как новое.
В карих бесенятах Наташки появилась слезинка, весь ее запал исчез мгновенно. Мне стало не по себе, лучше б она на меня накричала.
— Пошли… — тетя взяла ее за руку и вывела из-за стола. — Нечего ему тут сырость казать. Сейчас мы тебя  нарядим…
Они отправились в комнату тети, а я сидел побитой собакой. Ну, как мне теперь сказать? Крикнуть: это не моя импровизация, а проведения. Измазать себя беляшами! Угрызения совести были не долгими, на их место пришла картина расплывающегося пятна, по желтому с красной обводкой платью. Оно растекалось знаком вопроса, по наименьшему сопротивлению. «А у Наташки есть грудь! И совсем не прыщики…», — сделал я открытие.
Пока высчитывал, прикидывал, примерял к своим пальцам, — какой грудью Наташку наделила природа, в комнате тети шел тихий разговор, чисто женский, по душам. Я не слышал о чем, но с каждым словом тети, ответы Наташки были веселей, пока она вообще не рассмеялась.
Штора откинулась и в большую комнату, с направлением к столу, вышла Наташка, в синем обтягивающем платье в продольную широкую полоску, чуть нежнее цветом. Какими-то своими хитростями, тетя быстро подогнала свое платье под нее, и, что самое интересное, грудь Наташки, собранная и приподнятая, выкаталась румяными яблочками, только на половину прячась в декольте, что не пускало дальше мои выпученные глаза.
Гордо вскинув голову, Наташка прошла и села по мою левую руку.
— Еще и это платье замызгаешь, поросенок! — отбрила она меня, заодно пояснив, почему заняла тетино место.
Или пояснила, заодно отбрила. В общем-то, мне было все равно. Все подсчеты на пальцах оказались неверными. С высчитыванием объема, я явно промахнулся в меньшую сторону. Да, Архимед из меня бы не вышел, если только какой заштатный.
— Ешь! Чего уставился? — снова произнесла она.
Это была Наташкина месть за то, что первую половину ужина мои глаза не уделяли ей должного внимания. Теперь она, румянясь от удовольствия, все своим видом пренебрегала мной.
Тетя вышла из комнаты в ситцевом халате. Запоясываясь, она проговорила:
— Ну, давайте, поторапливайтесь. Керосину мало. Дед теперь только во вторник будет, так что кушайте и марш на улицу. Приберусь, позову.
— Я помогу, тетя — дернулась Наташка.
— Ты вон, кавалера перед сном выгуляй, да сама перед ним покрасуйся! Я, чай, не без рук уродилась. Тебе, Наташ, я с собой постелю. На диване, дед шибко ругается, ворчит.
— Да, где скажите…
Мы с Наташкой вышли во двор. Комары сразу обвили ее стайкой. Наверно, вкусная. В платье тети она была совсем другой, сесть на завалинку отказалась, прошлась так, прямо дух у меня перехватило. Я сорвал веточку и разогнал кровопийц, она улыбнулась. Вообще-то у меня была цель, я не просто ухаживал. Шел немного позади нее, махал опахалом, словно раб шахини, и разглядывал ее шею. Так, как я выше, старался заглянуть через плечо. Наташка была не против, ее карие бесенята иногда поглядывали на меня с пол оборота, шелк ресниц порхал, то смыкая веки, то вскидываясь.
Когда мы возвращались от калитки, она ойкнула, поворачиваясь ко мне, наклонилась убить на ноге комара. Все же это тетино платье, и декольте немного провисло. Моему пытливому взору на секунду были представлены груди. Они были немного продолговаты и расходились в стороны. Я нагнулся вместе с ней, чтобы не потерять обозрение.
Наташка вкинула карих бесенят.
— Ты чего?  
— Я? Комара хотел убить!
— Уже… Смотрел, да!
— Куда?
— Сюда! — она ткнула  пальцем в декольте.
— Чего покраснела-то?
— Заели… Пошли в дом.
— Тетка еще не звала.
— Тогда не смотри больше…
Я обогнал ее и пошел к собаке. Еще указывать будет!
— Стой!
Я провернулся.
— Стой там!
Наташка оглянулась. Подхватив ладошкой правой руки согнутую в колене правую ногу, наклонилась вперед. Ее продолговатые груди снова открылись моему взору, но теперь они были немного другими, как бы заострились, уперлись сосками в ткань. Карие бесенята смотрели на меня с вызовом.
Тетя крикнула, чтоб шли спать.
Наташка проскользнула в комнату, шторы сразу были плотно задернуты. Через какое-то время от нее вышла тетя с лампой и объявила, чтобы тоже ложился. Я пошел в свою комнату, словно в ссылку. Лег под одеяло, перекинулся на один бог, на другой — не спалось. Карие бесенята Наташки, шелковые ресницы, продолговатые груди, посетили меня, как-то неожиданно. Насилу прогнал. Тогда пришла тетя, она лежала обнаженная в ромашковом поле…
Не отбрасывая одеяла, я снял трусы. Мое отличие от девчонок, просилось в ладонь, но на душе было как-то не по себе. Пару раз, без особого огонька, я его огладил.  Мешало одеяло. Откинул. Снова огладил. Нет. Решил спать.
Еще неделю назад, я бы приложил руки к отличию, принял бы созданное самой природой снотворное и уснул с чувством выполненного долга перед молодым здоровым организмом. А сейчас, я лежал и считал себя покинутым.
Тюль тихонько откинулась, вошла тетя в ночной рубахе. Приложив к губам палец, она скинула ее и жестом попросила подвинуться.
Легла. Я положил голову на ее мягкую и теплую грудь.
— Чего ты, горюшко?  — спросила тетя, взлохматив мне кудри.
— Наташка спит? — ответил я вопросом.
— Уснула. Сладко так, с улыбкой. А ты, я смотрю, заскучал…
— Она ничего не говорила?
— Говорила
— Что?
— Все тебе расскажи! Это наши с ней секреты.
Я прижался к тете, вдыхая аромат. Пахло тестом и совсем немного беляшами. Ее рука нашла мое отличие от девчонок. Оно радостно вручило себя в ее ласковую ладонь. Все произошло быстро. В последний момент, немного приподняв, тетя положила отличие себе на живот, оно ударило по нему несколько раз, брызнув под грудь.
Слившись обнаженными телами, мы, молча, лежали, пока я не уснул…