Ступени возмужания. повесть гл. 13 (Эротические рассказы)

Наверное, в лет пять, я посмотрел мультфильм «Маугли» в цветном изображении и кое-то время мне часто снился «огненный цветок», от внутреннего возбуждения «проснись, Маугли! Проснись!», я вскакивал и просил у матери сладкого чая — залить пожар эмоций, что разгорелся в моем подсознании. В ту ночь было очень похоже, прижимаясь к тете, я бормотал во сне, она меня ласкала, я чувствовал ее губы на вспотевшем лбу и сквозь дрему слышал: «спи, горюшко, спи…».
Снился мне цветок. Он был малинового цвета, тянулся к солнцу, то распускаясь, то собираясь в бутон — толчками выталкивая из маленькой, в виде горошинки, серединки капли росы. Они стекали по лепесткам, капали прозрачными слезами, а цветок шептал мне: «Это я парным молоком умылась. Сладкие слезы… Спи, горюшко, спи…».
Так, несколько своеобразно, я расставался с детством, постепенно — день за днем, год за годом. В конечном итоге, сейчас мне перестали сниться цветные сны, но остались воспоминания…
Проснулся я поздно, спохватился, что переспал, как минимум, полтора часа отведенного мне в мужчины времени. По-хозяйски заворошился на дедовском диване. На самом деле, когда дед  был дома в его комнату я не входил, и тетя ее посещала редко, только в целях уборки. Вчера, когда она выбрала для чтения его диван, меня это удивило, но не настолько, чтобы долго об этом думать. Тетя была так обворожительна, а праздник обнаженного тела уже сгущался сумерками. Но утром, ко мне такая мысль пришла. У тети были свои тайны, и мне жутко захотелось от них отведать. Именно отведать, почему-то такой глагол пришел мне в голову.
Я потянулся. Руки сами прошлись по ничем не стесненному «отличию». Приятно было пару раз перекинуть его из стороны в сторону, приподнять. Поправить в мошонке яички. Раньше я ограничивался резинкой трусов, плавок, ткань делала за меня то, что сейчас инстинктивно сотворили руки.
Обведя пальцем приоткрывшуюся головку, я поднес его к носу. Ну что сказать! Пахло сном. Мужской это был сон или мальчишеский, но точно сон, мятный, теплый. Пройдя через возраст, теперь я могу сказать: запах пробуждения женщины манит меня, завораживает. Часто и мне женщины говорили, как приятен им запах только что проснувшегося мужчины — часами можно просто лежать, говорить ласковые глупости и дышать им, обнимая друг друга. Мировая парфюмерия широко применяет феромоны — но тогда я не знал, как запах сна называется.
Вернувшись к своему отличию от девочек, я решил его обследовать. Когда ты голый, такие мысли появляются сами собой, особенно если  юн и любопытен. Отодвинув крайнюю плоть вниз до придела, я сжал «отличие». На самом верху, где головка, образовалась капелька — такая же, как и у тети на влагалище, только меньших размеров. Я наклонил мягкое и податливое «отличие» к животу и она пробежала по отверстию канала. Я вспомнил про слезинку, что висела на веках сомкнутых глаз тети, и наклонил в другую сторону — капелька отправилась в обратный путь и лениво остановилась в уголке отверстия, нижнем, если я бы стоял, а не лежал.
Я повторил эксперимент. Но второй раз так же легко проделать манипуляции, мое отличие от девчонок уже не позволило. Оно стало твердеть и капелька, на отверстии,  увеличилась. Приподняв крайнюю плоть, я собрал ее в бутон из кожи, он очень быстро повлажнел, капля настойчиво пробилась наружу.  
— Играешь? — спросила тетя, заходя в комнату.
Я дернулся, руки заметались в поисках резинки, что бы спрятать «отличие». Какое-то время до меня еще доходили мысли: первая — трусов нет! вторая — чего я всполошился?
На вторую, сформировавшуюся в вопрос к самому себе, ответила тетя.
— Ой! Подскочил! Заспал, что ли? Не помнишь, как вчера меня оглядывал?
Испуг, действительно, был. Он вырвался откуда-то из подсознания и заполнил мои широко-открытые глаза. Словно меня поймали с поличным на чем-то нехорошем. Даже дни, проведенные наедине с тетей, не остановили его. Так в нас въелась мораль. Хотя, как раз мне ее, вроде бы, никто и не читал. Она сама собой появилась, а вот приспособить реальность под вековые устои, оказалось не так-то просто, а главное быстро. Найти ту «золотую середину» между пошлостью и умением наслаждаться, дарить наслаждение без остаточного явления. Не делить свои мысли на «до» и «после». Не оценивать их по-разному, нередко вымещая недовольство самим собой, утром, на женщине, которую так хотел вечером.
Тетя была в халате с открытой шеей, голубоватого цвета в мелкий-мелкий василек, узором раскиданный по ее стройному, облаченному в тонкий ситец телу, от груди до колен. Она улыбнулась, подошла и присела на диван у моего «отличия». Ее пальцы приподняли его и, оглаживая, положили на живот. От испуга, оно опять стало безвольным, послушным.
— Ты чего, горюшко? Перепугался-то?..
Если б я знал! Это сейчас я как-то объяснил все то, что со мной неожиданно произошло, а тогда, я лежал и молчал, прислушиваясь к своему сердцу, что усиленно билось в груди и вовсе не от возбуждения.
Видимо поняв мое состояние, тетя сотворила на лице такую улыбку, что я сразу успокоился, сердце мое перешло на режим урчания. Она снова взяла мое «отличие» на ладонь и пальцем другой руки собрала капельку. Поднесла к своему рту и слизнула. Кончик языка медленно подобрал ее с подушечки пальца и огладил немного влажные губы, от чего они стали еще влажнее и припухли.
— Ой, вкусно! А еще есть? — проговорила она.
Я пожал плечами. Мне как-то стало легко и весело. Я лежал голый, еще пах сном, а около меня сидела сногсшибательная женщина и пробовала меня на вкус.
— Нет! Тогда я просто понюхаю, можно?
Я моргнул. Тетя немного отстранилась к моим ногам, по-кошачьи выгнула спину и, нежно держа в руке мое «отличие», стала его обнюхивать как цветок, зажмурив глаза. Ее ноздри раскрывались и сжимались, с наслаждением втягивая в себя мой запах. Иногда кончик языка увлажнял ее губы, но глаза были закрыты.
«Дожив до сорока годов…», к счастью, я знаю, для женщин гораздо важнее обнюхать мужчину, чем его увидеть. Запах это тот самый критерий, по которому женщина начинает охоту. Сразу же оговорюсь, парфюм конечно играет свою роль, когда вы желаете попасть в обозрение понравившейся вам женщины, но и она не дура. Понимает обман, даже лучше нас. В отличие от них, мы часто ведемся на косметику, а последнее время — и на силикон.
Это сейчас, я такой умный! А тогда я думал: «Почему она закрыла глаза? Неужели ей не интересно на меня смотреть?!». Нет, пожалуй, второе можно и убрать. Я просто думал: «Почему она закрыла глаза?». И пока я размышлял, тетя их открыла, брызнув на меня целым пучком радости от полученного удовольствия. У меня даже создалось впечатление, для этого она их и закрыла, чтобы собрать лучики и одарить меня «лучезарьем очей».
Мое отличие от девочек окрепло, но как-то без огонька. Немного оголив его, тетя  прошептала:
— Нужно было сначала на двор прогуляться, горюшко. Удовольствие у тебя красть не охота. Прыснешь, так себе.
Тетя игриво поморщилась, снимая с меня остатки внезапно посетившего испуга, меняя его на любопытство. И откуда она все знала? Меня действительно мучила утренняя эрекция, и в то же время возбуждение. Процесс остановился где-то между-между — первое, мешало второму. Как витязь на распутье, мое отличие от девчонок мучительно пыталось выплеснуть или то или другое, но не могло.
— Давай его оденем, — проговорила она. — А потом, снова снимешь…
Тетя встала и пошла за трусами. Погрузившись в хлопчатобумажную ткань, мое отличие от девчонок быстро определилось, и я побежал на двор.
Когда вернулся, она гладила сарафан, во мне забродили черные мысли…
— Сегодня же суббота! — поймав мой взгляд, сказала она. — После бани наряжусь.
— Бани!
— Дров наколоть нужно.
— Я сейчас!
— Стой, горюшко! Дотерпишь ли? Иди сюда.
Поставив утюг, тетя подозвала. Я подошел, она расстегнула ситец халата, оголив груди легонько подтолкнула мою голову, а сама запустила руку мне в трусы. Конечно, голым было удобней, но и ощущение, когда женская ладонь, преодолевая сопротивление резинки, подкрадывается к твоему отличию от девчонок, нежно вбирает в себя, поигрывая с мошонкой пальчиками, незабываемо. Ее рука быстро вселила твердость в мое желание и стала медленно его доводить до пика. Трусы мешали, но в этом и была прелесть.
Моим губам и языку был доверен один сосок и после его тщательной обработки с покусыванием  — другой. Жилка на шее тети немного вздулась и запульсировала. Я отвлекся от грудей и приложил губы к ней. Она сглотнула.  
— Еще поцелуй.
Я приложил к жилке губы и немного втянул.
— Засос не сделай, — мягко прошептала она.
Что такое «засос», я не знал, но второй раз я лишь приложил губы.
— Горюшко, я пошутила.  Укуси сосок.
Я снова опустился ниже, к груди. Мое отличие забилось в ее ладони. Тетя откинула крайнюю плоть, я каплей прыснул в трусы, от чего дернулся и замер.
— Отпусти себя, — шепнула она мне в ухо. — Выстирается.
Тетя снова сделала насколько движений крайней плоти, я залил ее руку, а заодно и хлопчатобумажную ткань. Преодолевая сопротивление резинки, ладонь тети выползла на мой живот так же медленно, как и заползла. И легонько отстранила меня.
— Иди, коли дрова.  
Она засмеялась и, на мой изумленный взгляд, поспешила ответить.
— Вспомнила фильм. Недавно передвижка в наш лесхоз привозила. «Укрощение строптивого» называется. Смешной. Ладно, иди.
Я вышел, уголком глаз заметив, как, закрывая глаза, она поднесла к носу ладонь, гладившую мое «отличие». Я еще не видел названого ею фильма, но сразу поверил, что он смешной. Потом, зимой,  увидев его на афишах своего города, я посмотрел. Это был первый фильм жанра комедийной мелодрамы, который я увидел и сегодня это один из моих любимых фильмов. Должен же я был узнать, почему тетя засмеялась, сказав «иди, коли дрова»… Она меняла мою жизнь, своими нежными руками лепила из меня мужчину не Халифом на час и не покудова дед приедет — на всю жизнь.