Глава двенадцатая
Света проснулась с настроением. Всю ночь ей снился Змей, голубоватый камень с наполненными чистой водой выемками и плес, — белый речной песок. Что они только не вытворяли! Открыв глаза, она почувствовала томность во всем теле. Змей напрочь отучил ее от трусиков и, поглаживая себя выгнутыми ладошками, Светка даже засомневалась в том, что она есть Хранительница Красного Угла Неба. От нее шел аромат обычной женщины, медленно, с наслаждением, выходящей из дремотного состояния. Жаль, что рядом не было Змеюшки, не с кем было разделить прекрасного чувства пробуждения. Не было любимого — отдать тепло желания, что навеял ей милый прелестный сон.
Премудрая Медведица, потянулась и почесала носик, окончательно возвращаясь в реальность, или правильней сказать в некую восьмерку времени, где жилкой пульсировала мысль: нет Полоза, нет! Света уже и забыла что такое реальность в понимании обычного человека, за последние дни действительность так часто менялась, оставаясь в рамках одного, двух, максимум трех дней. На дворе по-прежнему стоял жаркий август, а на календаре девятое число сменилось десятым. До двенадцатого сентября — ее день рождения! так и оставалось ровно тридцать два дня, ни больше, ни меньше, только вот годы на спидометре Времени щелкали в разнобой, останавливаясь там, где им захочется.
Арон Моисеевич выделил Свете отдельную комнату своего теремка, куда солнышко заглядывало утром, а сам находился в работе на половине, где оно появлялось только после обеда. Света вскочила с кровати. Предварительно обнюхав, натянула маечку, посмотрела на джинсы, но передумала, полагая, что у нее еще есть немного времени порезвиться без них.
Подбежав к окну, она раскинула шторы.
Подставляя личико солнечным лучам, словно умываясь, Премудрая Медведица почесала голенькую попку, просто неприлично аппетитно выглядывающую беленькими с румянцем булочками из-под коротенькой майки, и призадумалась. Волк был прав, Света играла с огнем! Причем непростым, — огнем Тартара. Саламандра уснула, и Эскулап Бездны потерял силу, — но вот всю ли и надолго ли? она не знала. Если саламандра пробудится, алмаз ее удержит лишь ровно столько, чтобы задать один вопрос и убежать…
Бегать Светка умела, но скрывшись от Слуги Хаоса, она никогда не найдет Змеюшку. Видимо понимания, этого и добивался от нее Эскулап Бездны. Только зачем? Говоря Волку о том, что у нее есть кое-какие соображения насчет промежутка времени, в котором можно не опасаться Слуги Хаоса, — про зацепочку, она имела в виду видеокассеты, найденные на даче учителя. Майор Нагорный лишь обмолвился с ней о том, но Света резонно предположила об их действительном существовании. Если это так?! Тогда именно сегодня — десятого августа тысяча девятьсот девяносто второго года учитель истории Полозов будет заниматься непристойностями с ней и Веркой. Снимать на видео растление малолеток, заманив девочек на свою дачу в поселке «Заречный».
В логической цепочке, будто специально предоставленных фактов, было одно но, — учитель Полозов, ни кто иной, как ее Змеюшка! Если у Премудрой Медведицы и были какие-то сомнения насчет морального облика возлюбленного — мимолетные, но были! тогда, когда Нагорный рассказал о находке на даче, то впоследствии они окончательно развеялись. Безграничная вера в Змея мешала Хранительнице Красного Угла Неба и в ее совсем неглупой головке, ну никак не складывались пазлы.
Только сейчас, купаясь в солнечных лучах, Света все поняла, картинка разместилась на подрамнике из последовательной логики. Откручивая назад, Света проанализировала слова Нагорного: «…на видеоматериале запечатлены сцены сексуального насилия, мужчины в роговых очках к двум малолетним девочкам». Исходя из них, она решила, что на кассетах учитель истории Полозов, — то есть Золотой Полоз Хранитель Желтого Угла Неба. Но видео она же не смотрела! Роговые очки? Вот именно, — очки! В планы Слуги Хаоса и не входило, чтобы Света увидела, кто именно на кассетах в роли учителя истории. Роговые очки нужны лишь для того, чтобы майор Нагорный упомянул их в кабинете хозяйки фирмы «Цветик-Семицветик», как основную подтверждающую деталь, — развратом занимался Змей!..
— Ах ты, пакость такая! — мурлыкнула Света, поднимая с подоконника хрустальный бокал. На дне лежал черный алмаз, в его плену грелась на солнышке спящая саламандра. — Хотел убедить меня, что Змеюшка извращенец, да?!
Саламандра спала.
— Постой, постой! Если не Змей, тогда кто ж будет нас с Веркой сегодня насильничать? — вскрикнула Света. — Мамочки! Сегодня! Меня — маленькую девочку! Верку!.. Какой-то козел в роговых очках! Нет, этого невозможно допустить!
После того, как некто эфемерный в роли насильника превратился в вполне реального козла — что-то вроде древнегреческого бога Пана, с копытами, козлиной бородой и рогами, в памяти Премудрой Медведицы всплыла фотография: первый звонок нарядных первоклашек, показанная Версофией…
Света сморщила носик, глазки снова сощурились, но уже не от солнышка.
— Александр Серый!.. Кумир сопливых девчонок! Не пан…ик…уй, Светка! — икнув, между паном и уем, произнесла она. — Ты с этим справишься…
Перед Премудрой Медведицей, причем полностью от начала до конца, промелькнула «Оптимистическая трагедия». Посмотрев на саламандру, спящую за гранями карбонадо, словно за решеткой, она произнесла:
— Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?..
Саламандра молчала. Да и Свете ответ был не интересен. Бог скота и плодородия, в ее мыслях как-то сам собой трансформировался в сифилитика Сиплого.
Чтобы окончательно успокоится, она снова почесала попку. За этим пикантным моментом ее и застал Ароша. Чем-то озабоченный ювелир зашел без стука, и получил от обернувшейся Светы, стоявшей у окна лишь в коротеньком топике, прелестную улыбку. Делая вид, что пытается натянуть майку хотя бы чуть ниже, она вопросительно посмотрела, в то же время в ее глазах было что-то светлое, ласковое, можно сказать даже ласкающее.
— Светочка! — совсем не обращая внимания, ни на ее почти обнаженный вид, ни на ее к нему лучистый взор, проговорил ювелир. — Я только зашел оповестить вас, что ко мне был мужчина — молодой и красивый. Циля таких называла искушением для замужней женщины. Так он-таки передал вам билет кинотеатра «Экран», на сегодня в семь вечера, и просил сказать: «Вера и ее подруга, соблазнившись посмотреть видео, из детдома поехали в дачный поселок «Заречный», в гости к учителю истории». Что он тоже туда едет, и чтобы вы не беспокоились. Я ничего-таки не понял, Светочка, но как сказано, так и передал.
— Арон Моисеевич! Миленький! Вы даже не подозреваете, какую хорошую новость вы мне принесли. Давайте билет, давайте…
Света подскочила к ювелиру и обняла, обдавая ни с чем несравнимым ароматом только что проснувшейся молодой и здоровой женщины. Целуя Арошу в щеку и эффектно двумя пальчиками беря билет, она заметила, что в Ароше еще не совсем умер мужчина.
— Арон Моисеевич, а у вас-таки еще не все волосы выпали?!
— Ах, Светочка, — Ароша вздохнул, но вовсе не огорченно, даже мечтательно. — Разве это-таки осталось?! После того как мною занималась моя покойная Циля, едва ли хватит на посмотреть.
— Ну и смотрите на здоровье! — ответила Света, ласково расправляя на голове ювелира редкие волосинки, — то, что осталось. — Вы так устали за эту ночь, — круги под глазами, и это мой маленький взнос за потраченные вами силы в работе над копией перстня.
Света еще раз поцеловала Арошу в щеку и направилась к кровати. Надевая тапочки, она поочередно согнула ножки в коленках, словно обуваясь в туфли. Такого пилотажа фигурки, грациозного изгиба линий, домашние шлепки в виде двух пушистых зайцев не требовали, и она продемонстрировала себя лишь из любви к очень уставшему старому человеку, чтобы хоть немножечко оживить. Но Арошу взбодрило совсем другое. Увидев, что карбонадо в семьдесят два карата с сорока семью гранями покоится на подоконнике, — разбей стекло и бери вместе с чешским хрусталем! он понесся к окну…
— Какая вы-таки беспечная, Светочка! — воскликнул ювелир, хватая фужер, словно тот от него сбегал зеленым кузнечиком. — Бросать «Черного Лебедя», где попало! Мимо моего дома ходят разные люди и не все они слепые! Или я-таки не знаю за Одессу! К тому же, преломленные в хрустале лучи солнца вредны для камня! Он может получить ожог — пятнышко и частично утерять красоту. Черные алмазы нужно держать в закрытом футляре на белом атласе и только изредка показывать солнцу их холодные грани, тогда они радуются и играют на глазу в полную силу.
— Оставьте камень, Арон Моисеевич. Если бы вы только знали, насколько опасно держать его в тени, пока в нем заключена саламандра, то не стали бы беспокоится о каком-то там пятнышке.
— Пятнышко — это смерть для алмаза, Светочка, тем более карбонадо.
— А тень на алмазе — возможная смерть для нас. Так что, Арон Моисеевич, оставьте его в покое. Помните? Сегодня вы обещали мне винограда. Наливного кисло-сладким соком винограда. Или вы-таки не знаете за Одессу?
— Да, да, Светочка! — проговорил ювелир, не слушая ее пожелания. Все же поднимая бокал и рассматривая камень. — Как только придет и уйдет Тимофей Скалкин, я позабочусь о своем обещании. Несомненно, схожу на рынок.
— Тогда я в ванну, пока Тимохи нет.
— Подождите!.. — вскричал Ароша, ставя фужер на подоконник. Лицо его побелело, на лбу выступили крупные капли пота. — Светочка, подождите…
— Что случилось?! Вам плохо, Арон Моисеевич?!..
Света подскочила к ювелиру, и пока он совсем не осел прямо на пол, усадила на стул.
— Думаю, сейчас мне еще хорошо, Светочка. Но скоро будет очень плохо!
— Может, все же воды?
— Лучше водки. Да, да, и евреи-таки иногда пьют «Русскую», если выпадает такой день как сегодня. Вам надо уйти. Бежать отсюда, и как можно быстрее, Светочка.
— Арон Моисеевич! Давайте-ка без причитаний! Говорите связано, как за Одессу!
— Я плохой ювелир, Светочка! — Ароша достал из маленького бокового кармана жилетки перстень-печатку. — Самонадеянный и никчемный ремесленник по изготовлению обручальных колец!
— Почему именно обручальных?
— Ах, Светочка! Разве ж не понятно? Влюбленные так счастливы, что им все равно как выглядят их кольца…
— Да, Тимоха не влюблен, — вы правы. Но все же объясните, Арон Моисеевич…
— Видите, Светочка, на моем перстне саламандра лапки поджала…
— Ну и?..
— А на оригинале, что вы-таки вчера разбили, она их распустила, словно потягивается. И хвост саламандры, что находится в алмазе немного длиннее. Я понадеялся-таки на память. Раньше меня она никогда не подводила, Светочка! Конечно, этой разницы Тимоха может и не увидеть, но лучше вам поискать более спокойное место…
Света взяла фужер в руки и просмотрела алмаз на солнце.
— Память у вас отличная, Арон Моисеевич! А вот подделать этот перстень, оказывается не так-то просто! Даже с вашим талантом ювелира.
— Светочка, вы-таки хотите, чтобы я почивал на лаврах?
— Что вы, Арон Моисеевич, вам еще предстоит в жизни столько интересного! Сегодня вы мне просто открыли глаза! Саламандра просыпается и надо спешить!
— Поспешите, Светочка, поспешите. Настенные часы в гостиной уже четверть часа как пробили десять. «Скалкин и Ко» скоро меня навестят.
— Полагаю, Арон Моисеевич, что сегодня Тимоха будет к вам в гости один! Встречу нечестивца чистенькой…
— Так вы не уходите? — удивился Ароша.
— Еще чего?! Прямо полетела, — расчехляй крылья! — ответила Света, приободряя ювелира лукавым взором и улыбкой. — Я пошла в ванную. Ну же встряхнитесь, или вы-таки не знаете за Одессу?..
Погрузившись в горячую воду, выталкивая худеньким телом хвойную пену, Светка не собиралась открывать закон гидростатики, словно Архимед в осажденных римлянами Сиракузах, и уж тем более совершенно не имела желания выбежать на улицу голой и воскликнуть «Эврика!». Саламандра меняет позу, и перстень всегда разный, — подделать его нельзя. Ну, нашла, ну, обнаружила, ну просыпается! И что? Теперь не мыться и ждать конца света? Поэтому, она просто забыла и о саламандре, и о Тимохе, и, должно признать к величайшему стыду Хранительницы Красного Угла Неба, о милейшем, добрейшем, искуснейшем ювелире. В ее ушках не было проводков от плеера или бируш, но полностью погрузившись в убаюкивающий мирок пара и мыльных пузырьков, она закрыла глазки и отключилась. Только иногда Света вкидывала ручку и чесала носик, от чего на него попадала пена, и он зудился еще больше…
Словно откуда-то из прекрасного недалека, до нее стал доноситься шум. Света даже не сразу поняла, что нарастающий за стеной гам-тарарам относится к приходу Тимохи. Скалкин орал бешено, — один за всю свою «Ко», и разбираться в том, что воровскому авторитету в предложенной копии не понравилось, было некогда. Как, впрочем, и в глубоких причинах возмущения подменой. Белое золото, черный агат, — все было настоящее! и в возможной цене у скупщиков краденного, печатка не понизилась даже на пол тугрика.
Решив додумать и ответить на возникшие в голове вопросы на ходу, Света выпрыгнула из ванны и бросилась спасать Арошу, пока у старого и больного еврея не случился инфаркт.
— Арон Моисеевич, я уже иду! — крикнула она.
Голос предательски прозвенел, отражаясь от стен теремка колоратурным сопрано. В общем, получилось нечто не совсем подходящее, чтобы напугать, но крики стихли. Минула небольшая пауза, которую Светка пыталась употребить на одевание майки, но она завязалась лямками так, что паузы не хватило, и за стеной прозвучал вопрос:
— Ты что, барыга, с малолетками развлекаешься?! — спросил Тимоха, словно рыгнул с похмелья. — Ты лярве куда, мой перстенек навесил?!
— Боже-ж мой! Какие еще девочки, господин Скалкин? — ответил Ароша, дрожащим голосом. — Разве у меня есть на то условия!
— Ты чего мне репу греешь, барыга?! То оптом втирал мне, что я слепой! А теперь, по-твоему, я еще и глухой!
Послышался шум борьбы, кто-то грузно упал. Разлетелся хрусталь, и по паркету глухой дробью-стуком покатились яблоки. Свете не трудно было догадаться — упал Ароша. Пытаясь заградить Тимохе дорогу, он получил удар и сейчас лежит где-то между фруктами, что так и стояли для услады гостьи на столе в вазе.
Нужно было спешить. Забросив несносную майку, которая норовила налезть на хозяйку, то обеими лямками на одно плечо, то задом наперед, то на левую сторону — чего Премудрая Медведица, как воспитанная леди, ну никак не могла себе позволить, — Света выбежала из ванной комнаты и, шлепая босыми ногами по полу, помчалась на выручку. На пути попалась бейсболка, что она вчера по возвращению с рынка закинула на книжный шкаф, доказывая ювелиру свою правоту по поводу полного отсутствия в его богатой библиотеке книг очень популярного в данное время эротического жанра.
Задвинув ее козырьком назад, Света ворвалась в комнату для гостей.
— Арон Моисеевич! Я уже здесь! Ради бога, скажите: вы не ушиблись?
— Све… точка! Я не…у… шибся! — медленно проговорил ювелир, хватаясь за сердце, которое почему-то у него оказалась несколько ниже обычного и на правой стороне.
Возле Ароши присела белая медведица с заботливым взором. Шерсть на ней была покрыта пеной для ванн и пахла хвоей. На голове, набекрень, сидела бейсболка, — за ремешком-регулятором торчало ворсистое ушко. Убедившись, что с ювелиром все относительно нормально, она вытащила из-под его бока яблоко, чтобы Ароше было удобнее лежать, и поднялась.
Глаза Медведицы сверкнули зелеными огоньками, черненький носик сморщился, обнажились мощные острые клыки. Теремок потряс рык. Чудом оставшийся на столе второй фужер, из которого вчера пил Рислинг Ароша, рассыпался в стеклянную крошку и осел горкой. Яблоко полетело в Тимоху, огромные загнутые когти лап скребнули воздух…
Скалкин рванул к выходу так быстро, что летевшее метательным снарядом яблоко его не догнало, — фрешем растеклось по громко хлопнувшим дверям…
— Арон Моисеевич! Миленький…
Света обрела женский облик и снова нагнулась над старым ювелиром, поднимая.
— Хорошо, что моя покойная Циля не видит, Светочка! — пробормотал Ароша, пытаясь встать, но никак не мог, цепляясь и скользя руками по пене для ванн, которая только и прикрывала наготу его загадочной гостьи. — Обнаружив вас в моих объятьях, она-таки не поверила бы, что у меня инфаркт! У нее тоже был бы инфаркт!
Общими усилиями, Ароша все же переместился в кресло. Света присела возле него.
— Вы шутите, Арон Моисеевич! Тогда я спокойна за вас.
— Две таблетки валидола и можно вызывать санитаров.
— Это еще зачем?
— Светочка! Если бы вы-таки видели то, что сейчас видел я! Вы бы не интересовались за мое здоровье, а спросили за мою голову…
— Это пена, Арон Моисеевич! Белая пушистая пена для ванн с запахом хвои, что оставила мне, как презент от салона «Леди Вумен», ваша преданная поклонница Дульсинея Короткова…
Света смахнула с ювелира пальчиком пену, мазнула себе носик и улыбнулась.
— Вы так рыкнули, Светочка, как моя Циля не умела даже когда-таки очень сердилась! Тимоха бежал, словно увидел свою могилу со вчерашней последней датой на табличке. Забыв не только перстень, но и то, что принес сегодня!..
— Ой, забыла почистить зубки. Вы, пока, посидите, Арон Моисеевич. Себя в порядок приведу и вернусь. Я быстренько…
Через четверть часа, скинув туфельки на высоком каблуке, Света, в сиреневых лосинах и беленькой блузе-туники, сидела ножками в кресле и внимательно слушала рассказ Ароши. Он разложил перед ней принесенные Скалкиным украшения из золота и полудрагоценных камней работы ювелира начала девятнадцатого века.
— Это так называемая палюра, Светочка. Сейчас это принято называть на английский манер «сет» — набор! Причем палюра большая — Парадная, имеет в гарнитуре не три-четыре предмета как палюра малая, а намного больше. Видите: ферроньерка, серьги, кольца, браслеты, ожерелье, кулон, брошь, драгоценные пуговицы, пряжки… Всего пятнадцать предметов, Светочка, специально заказанных у одного мастера, тщательно подобранных по материалу, по цветовому и орнаментальному оформлению.
— Арон Моисеевич! Вы словно песню поете!.. Никогда не думала, что о холодных камнях можно так тепло и красиво рассказывать.
— Такую парюру, Светочка, могла себе позволить только княгиня, точнее княжна. Гама легких лазурных оттенков — бирюза, кораллы, только полудрагоценные камни, говорят о том, что украшения предназначались девушке или молоденькой женщине, но никак не даме в годах. Юным барышням не полагалось носить жемчуг, бриллианты…
— И вы знаете, когда именно не полагалось?
— Хотите меня спросить о дате, Светочка?
— Уже спросила…
— Примерно начало тридцатых годов Серебреного века. Количество предметов просто огромно, Светочка! Именно в те годы благородные барышни надевали большое количество украшений, и к вечерним туалетам, и к дневным.
— Тысяча восемьсот тридцать второй год! — выкликнула Света.
— Так точно не скажу даже я. Впрочем, возможно, возможно…
— Арон Моисеевич, это же редкие украшения?
— Конечно, не «Черный Лебедь», Светочка. Но и они-таки имеют, что сказать за себя.
— И вы, несомненно, знаете кто их владелец.
— Не настолько, Светочка, чтоб-таки их вернуть.
— Мне нужен только последний хозяин.
— У вас на него билет, сегодня вечером, Светочка. Но я думаю, сейчас Генрих Карлович лечит свою беспечность и не способен ни на что более…
— Я в салон «Леди Вумен»! — скидывая ножки в туфли, ответила она.
— Если вы печалитесь за меня, то две таблетки валидола и Парадная палюра меня уже возродили. Сиделка мне не нужна, Светочка.
— Что вы, Арон Моисеевич! Я по сугубо личным, интимным вопросам… Вы же сами имели случай убедиться, как я прямо остро нуждаюсь в нижнем белье.
— Вы-таки меня рассмешили, Светочка, и если Одесса за вас-таки не знает, то я вам скажу: она многое потеряла. Если нужен родственник Дуси, — капитан Коротков, так зачем нам-таки идти в салон и снашивать обувь? Есть же телефон, нужно просто набрать номер.
— И все?!..
— Еще поцеловать старого больного еврея в щеку.
— Это, запросто!..
Света чмокнула ювелира.
Ароша набрал шесть цифр на стилизованном под старину телефоне и подал ей трубку. Несколько кротких гудков и по ту сторону провода раздалось:
— Капитан Коротков слушает…
— Я бы хотела сделать заявление, капитан.
— Лучше написать, согласно закону.
— Время не терпит, капитан. У вас уже есть заявление от Голесницкого, не так ли?
— Вы по поводу кражи коллекции женских украшений?
— Скорее, части. Если не будете упрямиться и соблюдать протокол, то кое-что из краденного у экстрасенса найдете на даче учителя Полозова. Поселок «Заречный», второй проезд восемнадцать…
Изящно отогнув пальчик, Света положила телефонную трубку на рычажок. Оглядела в панике оставленный Тимохой «сет», взяла со стола тонкую золотую цепочку с бирюзой — ферроньерку, примерила, приложив ко лбу, и подмигнула Ароше.
— Карету, мне карету!..
Не успела Светка произнести бессмертное восклицание Чадского, пряча украшение в кармашек, как на улице, зазывая, заулюлюкала автосигнализация.
— Это-таки не такси, Светочка, — снова набирая на телефоне номер таксопарка или знакомого с машиной, проворчал Ароша. — Ночью, прямо под моими окнами, кто-то бросил белую Волгу. Мальчишки ее трогают, вот она и пищит за мои нервы.
— Подождите…
Надавив пальчиком на рычажок телефонного аппарата, Света подбежала к окну.
— Сапфир! Лопни мои глазоньки, Сапфирушка!
Скороговоркой, пообещав к вечеру вернуться — отведать кисло-сладкого винограда, и попросив ювелира ни в коем случае не трогать с окна «Черного Лебедя», Света выбежала на улицу. Поворотники белой Волги ГАЗ-24 приветливо мигнули, со стороны водителя, приглашая, открылась дверца.
Премудрая медведица в ласинах и хитончике, в туфлях на шпильках, прыгнула за руль и нежно-нежно, любя, огладила.
— Сапфирушка! Как я соскучилась! Змей был прав, ты и из Тартара ко мне выйдешь. Ну, поскакали, милый…
Волга осталась молчаливой. Двигатель, как раньше бывало, бодро не заурчал, стрелки на панели приборов приветливо не забегали…
— Чего? А сейчас, Сапфирушка, сейчас родненький…
Света скинула туфли. Поиграла пальчиками ножек на педалях сцепления и газа.
— Ну!.. Стало быть, не едем?! Закон Времени, там я — не я! Сапфирушка, ты меня знаешь, я пешком пойду!
Стартер дернул движок, но снова замолчал.
— Побегу, не сомневайся! Пусть тебе стыдно будет, что бросил меня. Вот!
Волга завелась, набирая обороты. Рычаг скоростей перекинул нейтралку на первую, автомобиль плавно двинулась с места, сам выруливая на дорогу.
— Как я тебя люблю, Сапфирушка! — мурлыкнула Света, посмотрев в зеркало заднего вида и послав губками поцелуй. — Ты же у меня первый!..
Улицы маленького городка, спуск и автомобильный мост через реку промелькнули в одно мгновение. Свернув к дачному поселку, Волга пронеслась мимо пляжа, уже без мухоморных грибков и кабинок для переодевания, поплутала по закоулкам второго проезда «Заречного» и съехала к набережной.
Ракита — единственное, что не смогла изменить восьмерка Времени, густорастущие ивы по-прежнему полоскали в воде листья, кусты были похожи друг на друга, как близнецы-братья. В остальном поселок было не узнать, вдалеке, планомерно ровняя грунт, ходил бульдозер, крутился на гусеницах экскаватор, — взмахивая ковшом, повсюду лежал кирпич в поддонах, доски начатыми пакетами и возвышались недостроенные коттеджи. Природа пригорода окончательно пропахла краской, мастиками и соляркой.
Оставив Сапфира у домика сторожа, Света направилась искать дачу за номером восемнадцать. Сколько раз детдомовская оторва Переверзева была в поселке, и никогда бы не подумала, что найти в нем учителя истории будет так долго и трудно. Наконец, она увидала табличку «Второй проезд. Восемнадцать» на огороженном кирпичным забором двухэтажном прибалтийского стиля особняке. Он совершенно не походил на простенькую дачу Петра Полозова с покосившейся деревянной калиткой, штакетными воротами на вязальной проволоке, для въезда стареньких Жигулей первой модели, и с заветренной террасой под тесовым навесом.
Заборы, — будь они деревянные, железные или, как в данном случае, кирпичные с рядом заостренных пик поверху, для Светки никогда не были преградой. Оглядевшись, чтоб рядом никого, она перекинула через него туфельки и перемахнула сама. Во дворе ходила огромная собака кавказкой породы, но она сразу признала в свалившейся сверху гостье брата по крови и претензий не предъявила. Обнюхала туфельки и легла охранять.
Света поднялась на крыльцо, дверь была открыта. Мягко ступая босыми ножками, она зашла, осмотрела одну комнату, другую, поднялась на второй этаж, и только в третьей увидела Волка. Хранитель Белого Угла Неба буквально привинчивал вязальной проволокой к стулу кумира сопливых девчонок Александра Серого с разбитым в кровь лицом.
— Вовка!.. — тихо произнесла Премудрая Медведица, осторожненько заглядывая в двери. — Где Верка и я?! Тута?
— Мать твою, Светка! Совсем сдурела? — отнимая у красавчика сознание ударом в четверть своих возможностей, воскликнул Волк не в силах сдержать нахлынувших эмоций.
— Не ори! А отвечай! Тут?
— Нет. В другой комнате. Эта мразь усыпила сладкоежек шоколадными конфетами со снотворным еще по дороге сюда. На дачу приехали, он видео включил, девчонки и уснули. Он их раздел, поснимал на видеокамеру. Хотел уже, было приступить к задуманному, а тут я. В общем, спят они за стенкой, на кровати в обнимку.
Услышав, что в комнате кроме насильника и Волка никого нет, Светка смело вошла. Подойдя к Александру Серому, она осмотрела разбитую физиономию и подняла с пола очки в роговой оправе с одной уцелевшей линзой.
— Зачем они ему? Я не понял, Светка, да и некогда было, — проговорил Волк, наблюдая за ее действиями.
— Зато я поняла. Думала, размышляла, как это майор при просмотре найденных после пожара на даче в «Заречном» видеокассетах шрама не увидел. Очки есть, а шрама нет!..
— Какого шрама?
— Такого, Вовка! Такого! Смотри! — Света схватила бесчувственного насильника за подбородок, — Помнишь у исполнителя главной роли в фильме Голесницкого, он был. Хотя и не совсем такой! Сейчас подправим.
На мизинце Светкиной руки, свободной от жесткого захвата вывихнутых челюстей насильника, вырос медвежий коготь. Она поднесла его к подбородку Александра Серого и полоснула по разбитым в кашу губам.
— Теперь полный порядок. Закон Времени будет доволен. Можно снимать еще одно кино для «Скалкин и Ко».
— Надо забирать девочек и уходить, Светка! Какое еще кино?!
— Минуточку. Еще небольшой штришок и уйдем.
Светка нашла брошенные в угол Веркины ласины, черные, украшенные стеклянным бисером. О как же она завидовала, что у подруги есть крутые колготки, а у нее нет! и ошибиться, кому они принадлежали Премудрая Медведица просто не могла. Свою заветную мечту начала девяностых, Света без всякого сожаления натянула на кумира сопливых девчонок, а его лоб украсила ферроньеркой. Сменив кассету в видеокамере, она запечатлела Александра Серого медленным наездом от дальнего плана к крупному. Особое внимание, уделив ласинам с разноцветным стеклянным бисером, нашитым по швам сердечками, и золотой цепочке с бирюзой.
— Передай Тимохе презент, — мурлыкнула она, отдавая Волку видеокамеру и мило улыбаясь. — Пусть порадуется за свои цацки, а его отморозки за ласины, когда попадут в одну клетку с этой мразью. А то последнее время горилле Лехе и Сивому с бабами чего-то совсем везет.
Со двора послышались голоса. Света выглянула в окно и увидела сухого и длинного полковника Короткова, — правда, пока он был капитаном. За ним следом, платком вытирая от пота ободок фуражки и сверкая на солнце лысиной, семенил лейтенант Нагорный. Направлялись они к крыльцу.
— Ага. Вот и гвардия. Что ж, нам пора.
— Доигралась? — буркнул Волк. — Время останавливать бесполезно, Света. У нас на руках две девочки, которые спят, не зная своего будущего, и пока не должны знать!
— Пусть спят! Ты ходики Хроноса только на самый чуток останови.
— Как скажешь…
— Уже сказала…
Все замерло. Наступила полнейшая тишина. Оглушая Волка, Светка просвистела — чисто разбойницей, заложив два пальца в рот. В окно второго этажа вломился Сапфир, круша мощным торсом раму, подоконник копытами.
— Бери, Вовка, девчонок и в путь. Сапфирушка вмиг домчит вас до детдома, они даже не проснутся. А я пошла. Жуть как хочется взглянуть на саму себя, но нельзя.
Шепнув верному скакуну, что будет ждать на плесе, Света направилась во двор. Пройдя мимо застывших милиционеров, она присела к собаке, что так и лежала возле ее туфелек, потрепала недвижимого пса за ушком, поблагодарила за то, что сохранил.
Сапфир покинул коттедж тем же самым путем, — в окно. Премудрая Медведица не смотрела ему вслед, исполняя Законы Времени, но она ведала: Верка и она сама, сейчас мирно посапывают, — сладко спят, прижавшись к груди Волка. Только пройдя через годы, подруги узнают, какая опасность их подстерегала, и как они спасли сами себя.
В Законы Времени лучше не углубляться. Свихнешься. Света взяла туфельки в обе ручки и, мерно помахивая ими, пошла за ворота.
Босиком приятно было шагать по зеленой травке и дышать чистым воздухом наполненным запахом дурнопьяна. Вдалеке, за наплавным мостом через реку виднелась усадьба князей Костровых, а извилистая тропинка бежала вниз, к Голубоватому камню с выемками, наполненными чистой водой…
Покалывая стебельками в пяточках, тропа вела Свету по воспоминаниям. Там, на плесе, были ее замки из белого песка, там ждет Сапфир. Хранительница Красного Угла Неба сядет на коня и снова вернется в пропахший бензином город, на сеанс врачующей магии Генриха Карловича Голесницкого. Бабушки уже включили местный телеканал на своих цветных в деревянной оправе «Рекордах», «Электронах» и «Радугах», чтобы посмотреть на мага, чародея, кудесника и приложится к телевизору больным местом, но у Светы еще было несколько минут на слезинку, щемящую в сердце тоску по Змеюшке…