Глава четвертая.
Снова приняв образ белой Волги, на сей раз ГАЗ 24, чтобы ребенку было просторнее и больше воздуха, Сапфир летел по автостраде, мимо пункта ГАИ, на скорости сто километров в час. Вторгаясь в город с противоположной от поселка «Заречный» стороны. За рулем сидел Змей, рядом — Волк, на заднем сидении вольготно расположилась добродетельная Мать-Светка с дитем сироткой на руках.
Август давил жаром душного марева. Боясь простудить девочку, стекла закрутили вверх до упора, кондиционер просто отсутствовал, как вид. Зато радиоприемник УКВ-приставка на панели приборов выпирал черными кнопочками L-L-M-U-U, позволяющими прослушивать Европу FM-диапазоне, и салон ярко-красной обшивки дверей, сидений из винила и гобеленовой ткани, говорили об экспортном варианте автомобиля.
Волк кропотливо крутил шкалу приемника, пока вместо шипения и скрипа на немецком языке четко не раздалось: «Сегодня 13 августа 1981 года в ГДР отмечают двадцатилетие Берлинской стены. В Восточном Берлине проходят торжества по поводу послевоенного разделения единого народа Германии. Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер принимает поздравления от друзей из стран Социалистического лагеря. А по другую сторону, в Западном Берлине скорбят по погибшему двадцатичетырехлетнему Гюнтеру Литфину, первой жертве Стены, за попытку нелегально попасть в Западный Берлин расстрелянному на одиннадцатый день ее возникновения 24 августа 1961 года…».
— Вовка! Тебе это надо, а! Да выключи это контра ФРГ! И так жара несусветная, ты еще политикой атмосферу в автомобиле греешь! Нет более Стены! Скоро двадцатилетие падения отмечать будут!
— Это когда же? — отозвался Змей…
— Когда я совсем старой стану!.. За двадцать!
— Да, совсем старуха! — ответил Полоз.
— С другого конца, Змей, прямо к пляжу, без выкрутасов заехать не мог! — огрызнулась Светка. — Доверила Сапфира! Давай по централке и на мост!
— Обдумать надо! — проговорил Полоз, выворачивая на бывшую улицу «Караванную», уходящую под гору к реке.
— Чего тут думать? Положим Верку в кусты. Я ее хорошо накормила, так что с обсыканием проблем не будет.
— Змей говорит о Законе Времени, Свет, — ответил Волк.
— И чего он гласит, ваш Закон на этот раз?
— Закон гласит: я не могу встретиться с самим собой в коридоре времени, — ответил Полоз. — То есть мне нельзя сталкиваться с учителем Полозовым.
— Так и не встречайся! Посиди в машине.
— Слуга Хаоса очень опасен. Мы не можем оставить Веру даже на долю секунды, пока она не перейдет в руки меня же, но в роли историка из детдома.
Света задумалась. Все утро они спорили со Змеем, нужно ли вообще переносить Веру в далекое будущее, где ее ждала неминуемая встреча с Голесницким. Аргументы Полоза оказались убедительными, там, в конце семнадцатого столетия, но здесь в конце двадцатого они для Светы были не такими уж и незыблемыми. На собственных руках, она везла маленького ангелочка туда, где ее ждала непростая судьба сироты.
Теперь на деле выходило, что и той сумбурной юности, с попаданиями в отделение милиции, с изнасилованием авторитетом Тимохой, у Веры, может быть, и не случится. Вообще, возможно, ничего не случится. Генрих Карлович попросту опередит учителя и все! Прощай подруга!..
Сбавив скорость по городу до шестидесяти километров в час, Сапфир неумолимо мчался по наклонной, вдали уже показались купола Подгорного Собора, — за ним автомобильный мост и дачный поселок «Заречный».
Волк крутил шкалу УКВ и снова послышалась:
«В глубокой древности
На почве ревности
Дома крушили,
Людей душили.
И в современности
У нас, однако,
На почве ревности
Бывало всяко…
Вы слушали пени композитора Александра Журбина на слова Юрия Энтина, из нового музыкального кинофильма режиссера Николая Александровича, по сценарию Александра Хмелика «Бедная Маша». А сейчас программа «По заявкам радиослушателей» прощается с вами, до встречи в эфире».
— Сразу не мог поймать про советский мюзикл, политически неблагонадежный Волчара! — буркнула Света.
— Не психуй!..
— Я и не психую!
— Еще, как психуешь.
— Может, обсудим за кружкой кваса? — предложил Полоз. — На пяточке разворота автобусов у моста, бочки должны стоять.
— Тогда за кружкой пива, — согласился Волк.
— Кваса, мальчики, кваса! — утвердила Света. — Змей за рулем, а ты, Вовка, в этом году еще и не родился.
— Я родился в начале девятнадцатого столетия, ты забыла?
— Эта версия устарела.
— Все, дискуссия окончена! — пролетая мимо пяточка на мост, прервал пререкания Полоз. — Бочки есть, а, ни кваса, ни пива нет! Увы, не семьдесят пятый…
Волга миновала мост и свернула к дачному поселку. Немного не доезжая до «Заречного» на пологом берегу реки раскинулся городской пляж, в ожидании закона генсека Юрия Андропова о тунеядстве в рабочее время, — несмотря на четверг, там купалось довольно много трудящихся. Девушки мажорно прогуливались парами, соблазняя ладными телами в цветастых раздельных купальниках. Женщины постарше, зорко контролируя обстановку, сидели под редкими грибками, в цельных и однотонных костюмах для купания, максимум в полоску. Парни играли в волейбол, красуясь хозяйством под нейлоновыми облагающими плавками, мужики бережно прятали то, что еще не истерлось в отдаче супружеских долгов, за хлопчатобумажной ширмой семейных трусов в цветочек. Детвора строила замки из мокрого песка, пекла куличики, брызгала водой из продырявленных бутылочек из-под шампуня и покоряла теплую реку на надувных матрасах и кругах.
Несмотря на то, что великий засанец Илья Пророк на второе число августа в воду уже опорожнился, пляжный сезон был в полном разгаре, плюсовая температура последнего месяца лета била все предыдущее рекорды. Чуть в стороне стояли произведения советского достатка: два красных жигуленка, пять белых и синих москвичей, один желтый Запожец и четыре зеленых Урала с коляской. Из кассетного магнитофона «Весна», лежавшего на локтевом сгибе руки мальчишки, веселя округу, пели ВИА Верасы:
«Малиновки заслышав голосок,
Припомню я забытые свиданья,
В три жердочки березовый мосток
Над тихою речушкой без названья.
Прошу тебя, в час розовый
Напой тихонько мне,
Как дорог край березовый
В малиновой заре…».
У кабинок для переодевания стояла длинная очередь, и Светка сразу вышла из Волги, что в ряду автомашин дополнила недостающее звено советского автопрома, в желтеньком однотонном бикини и шлепках. Оглядевшись, от солнца прислонив ладонь поверх глаз, она произнесла:
— Ну и… Где тут уединенный плес? Место встречи Голесницкого с учителем?
— К нему придется идти пешком, — ответил Полоз, выходя из машины. — Надо перейти овраг, миновать дачи и снова выйти на берег реки. Она здесь делает петлю. На колесах туда не добраться, поэтому там никого и нет.
Змей тоже был раздет и гуляющие по горячему песочку длинными ножками девушки, стали обращать внимание на мощный торс молодого мужчины владельца белой Волги. Женщины под грибками, были менее корыстны, они мечтательно улыбались выпуклости обтягивающих его бедра плавок.
— Рубашку хоть бы накинул, — сморщила носик Светка. — Сгоришь, земноводный. Я тебя сметаной мазать не стану! Бери пример с Вовки! И пляжно, и ничего к себе не привлекает.
Облокотившись на белый кузов локтями, Волк стоял по другую сторону Волги в пляжных широких шортах и тенниске.
— Ты тоже вырядилась не как кормящая мать, Светка. Как понесешь Веру в таком купальнике?
— А кто сказал, что ребенка понесу я?!
— А кто? — в один голос ответили Хранители.
— Вы, мальчики, понесете! Можно по очереди, коль вам единолично слабо…
— Мне нельзя. Закон Времени! — открестился Змей.
— Ничего. Мы подзаконный акт издадим, — проговорила Света, вынимая ребенка из автомобиля на солнышко в корзинке с розовыми оборочками и дугообразной ручкой, чтобы можно было положить на сгиб локтя.
— В таком оформлении, я точно не понесу! — уперся Полоз. — Словно Красно-голубая Шапка с корзинкой и рядом Волк вегетарианской ориентации!
— Почему? Фигушки, я плотоядный! — возмутился Хранитель Белого Угла.
— Ой, прямо дети! Так я вам на руки Верку и доверила, зверинец! Вовка, сделай й-яя! Тормозни-ка на секундочку эпоху коммунизма.
Волк выполнил повеление. Следующая по счету записи на кассете песня ВИА Верасы «Я у бабушки живу», застряла, где-то между женским «ма-ма-ма» и мужским «па-па-па», словно магнитофон слегка жеванул. Это был всего лишь миг, но его хватило, чтобы от Волги осталось нечто вроде миража в солнечном мареве, а Света уже трясла над смеющимся ребенком пластмассовой погремушкой, — морским коньком.
— Нравится да?! Уйти, моя прелесть! Подержи пока, — она пристроила Сапфира возле ребенка и надела корзинку на правую руку. — Ну, зоопарк, пошли навстречу судьбе…
— Коня-то зачем взяла? — удивился Змей.
— Светка что-то придумала. Я ее с детства знаю, — ответил Волк. — Коль мордочка благостная, жди пакости.
— Надеюсь, пакость не для нас с тобой.
— Вперед, зверье мое! Овраг ждет усилия наших ног!
Света сделала несколько шагов в шлепках, но потом скинула и отправилась навстречу со Слугой Хаоса босяком, сверкая розовыми под цвет корзинки пятками …
Лесной массив с безлюдным плесом у реки, что подробно был описан в деле за номером сто шестнадцать от тринадцатого августа 1981 тысяча девятьсот восемьдесят первого года и найден в архивах МВД майором Нагорным, соответствовал прочитанному Светкой в матово-прозрачной пластиковой папке-уголке, до последнего кустика. Сомнений не оставалось, именно здесь и состоялась историческая встреча врача-педиатра Голесницкого с учителем Полозовым. Состоялось или точнее состоится через четверть часа.
— Змей, под каким именно кустом, ты нашел Верку? — спросила она, проверяя чтобы вокруг не было ни битых бутылок, ни острых камней. Ничего такого, что могло нанести вред ее подруге.
— А я помню? Они все одинаковые! — ответил Полоз. — Кусты и кусты!..
— Вот с такими очевидцами и придерживайся исторической достоверности! — буркнула Светка, откидывая в сторону использованный кем-то кондом. — Я смотрю, ты времени здесь даром не терял, Змеюшка.
— Почему это я?
— А кто? Твоя дача рядом. Более никого нет.
— Брось, Светка. Мало ли кто здесь вечером отдыхал, — вступился за Хранителя Желтого Угла Неба Волк. — Ты бы резину еще на анализ ДНК сдала!
— И сдала бы! Да боюсь, такую цепочку генов обнаружат!
— Какую такую? Обыкновенную, — пожал плечами Полоз.
— Это надо же! Кусты и кусты! У тебя, Змеюшка, что по биологии было?
— Пестики тычинки, я не проходил.
— Понятно, все познаешь методом тыка. Да?
— Хватит вам! — отозвался Волк. — Брэк! По углам! Куст ищите!
— Может, этот? — Полоз указал на невысокий куст прибрежной ракиты.
— А может, тот? — Света указала на такой же чуть дальше — Тут тальника много.
— Да какая разница? Тот или этот! — отозвался Волк. — Через пять минут встреча!
— Ну, если нет разницы, — тот лучше. Там суше, — настояла на своем Света.
— Все! Определяем Верку под тем кустом и исчезаем…— сказал Змей.
— А если Голесницкий придет, чуть раньше?
— Рискованно, сам знаю. Но нам оставаться нельзя. При моей встрече со Слугой Хаоса кроме Веры больше никого здесь не было!
— Ты уверен, Змеюшка?! — Света хитро сощурилась.
— Еще бы! Твой купальник, цыпленком, и шорты Волка из кустов на километр видно! Ничего не поделаешь, придется рискнуть и оставить ребенка одного на минуту другую.
— Сейчас! Ага, бросили и убежали!.. Ты вон свой хвостик на минуту другую окунул в удовольствие и то в бронежилет обрядил!
— Тебе же сказано: не мое! Говори лучше, что придумала…
— А вот и придумала. Волк, прими-ка образ своего четвероного собрата.
— Таким фокусом Слугу Хаоса не проведешь, Света, — ответил Хранитель Белого Угла Неба. — Он все равно увидит нас, хоть Змей и ужом прикинется.
Света не ответила, она сняла с руки корзинку и взяла ребенка.
— Подержи…— обратилась к Полозу.
Змей взял Веру на вытянутых руках, неуверенно и неумело.
— Не урони, Змеюшка, — мурлыкнула, Света беря погремушку и распуская корзинку для начала в розовое покрывало.
Встряхнув, она словно Василиса Премудрая уложила получившийся коврик на землю и бросила на него Сапфира клубком нити. Вышитым рисунком жеребец живописно лег на подготовленную основу.
— Поняли?
— Нет!!! — в один голос произнесли Хранители.
— Вот и хорошо. Слуга Хаоса, чай не умнее вас. Ты Волк пристраивайся около Сапфира, а мы со Змеем на него сядем. Словно с молодильными яблоками до батюшки вертаемся. Теперь поняли?
— Ага, поняли!!! — ответили Хранители, словно двое из ларца, неодинаковых с лица.
Через четверть секунды Вера уже лежала под кустом ракиты завернутая в простенький настенный коврик шестидесятых годов двадцатого столетия, с изображением героев сказки: Василисы Премудрой, Ивана-царевича и Серго волка. А вокруг не было никого…
Света почувствовала, — в попу уперлось нечто твердое. Заливаясь краской, она поняла, на что наткнулась пятая точка в тесноте и темноте. Не то чтоб это было неприятно, Светка даже испытала мимолетное удовольствие от неожиданной близости Змея, просто момент был не подходящий…
— Лучше посвети хвостиком, Змеюшка! — мурлыкнула она не оборачиваясь. — А то, он у тебя больно энергостойкий.
— Хочешь свариться?
— Не-а. А что можно, да?
— Запросто…
— Не брыкайся, Сапфир, — послышался голос Волка, откуда-то снизу. — Зубы мне копытами выбьешь.
— Это Вера ножками бьется, Вовка. Терпи…
— А… Мать ее!!! — снова послышалось внизу.
— Чего?!! — спросила Света.
— Золотым дождиком умылся!
— Угрей не будет…
— Так у меня и так их нет…
— Невидно ничего, — отозвался на возмущение Волка Полоз. — Тепло и сыро как в болоте. Свет, а ты знаешь, почему лягушка-путешественница до юга не долетела?
— Свою судьбу на земле увидела… Змей, коврик был старым?
— Ага.
— С дырками?
— Да. Рваный такой.
— Так чего же мы в темноте и духоте сидим?
Света прорезала ноготком прямоугольное отверстие и приложила глаза. Открылся обзор, словно в смотровом окне танка Т34, просматривалась лишь узкая полозка берега вдоль реки, пустая, противника не наблюдалось.
— Ты говорила: Верку хорошо накормила? — снова раздалось снизу с места водителя. Где-то Света читала про женщину героя-танкиста времен Великой Отечественной войны, — захотелось ей подрожать.
— И что?
— Как это что! Вдруг она не только описается.
— Переживешь! Тихо! Вижу цель…
— Кого? — спросил Полоз.
— Пока не понятно. Ноги в штанах…
— Я был в трусах. То есть в плавках.
— Так и думала. Генрих Карлович пожаловал первым…
Над свертком, — завернутой в коврик Верке, кто-то наклонился, протягивая руки. Света почти в упор увидела бабочку Голесницкого…
— Змей!!! Заряжай!
— Чего?!!
— Хвост к коврику и на всю мощь в сети!
В долю секунды Полоз превратился в электрического угря. Долбануло так, что отдачей Света потеряла смотровое окно. Когда вернулась к обзору, Генрих Карлович приплясывал, дуя на обуглившиеся ладони в метрах пяти. Запахло чем-то тошнотворным.
Входя в роль, она пропела:
«Мчались танки ветер поднимая
Наступала грозная броня
И летели наземь самураи
Под напором стали и огня…»
Тем временем Слуга Хаоса решил повторить попытку.
— Все живы? — спросила Света, прильнув к отверстию в коврике. — Как там внизу?
— Подтекает — отозвался Волк.
— Заряжай, Змей!
— Готово…
— Пли!!!
Снова сильно тряхнуло. Верка звонко, ревом, заплакала. Потянуло дымом. Голесницкий завертелся юлой, спасая горевшие руки.
«И добили песня в том порука
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста три веселых друга
Экипаж машины боевой…».
— Заряжать, командир? — спросил Полоз.
— Довольно. Колечко замкнулось. Вижу роговые очки. Победа! Змей, хочешь на себя со стороны глянуть?
— Не могу, Закон Времени.
— Ладно, всем отбой. Вроде, ничего получилось, а?
— Ты нам лучше скажи, командир, как отсюда выбираться будем? — спросил Полоз. — Я ведь Верку, так в коврике в милицию и принес.
— Об этом я не подумала, Змеюшка.
— Волк, перекур с дремотой до ночи.
— Светка, противогазы где? — буркнул снизу Хранитель Белого Угла Неба.
— Не прихватила…
Пока Хранители старались не принюхиваться к той сырости, что после атак слуги Хаоса развела Верка в импровизированном танке, Светка сняла пальчиком с губ помаду и нанесла на тело ребенка ритуальные знаки. В общем-то, это были не знаки, а цветочки, но из-за недостатка красящего материала и трения о коврик, они вполне могли сойти и за знаки, что достоверно и было подтверждено протоколом в РОВД.
Старый и рваный коврик с изображением Ивана-царевича, и Василисы Премудрой на коне в сопровождении Серого волка, в котором учитель истории принес найденыша в милицию, там и остался — вещьдоком. Как только его определили на хранение до выяснения всех обстоятельств заведенного уголовного дела за номером сто шестнадцать, он исчез. Испарился…
Светя дальним светом фар, белая Волга проехала в ночи пункт ГАИ и на автостраде прибавила скорость до ста пятидесяти километров в час. Света сидела на заднем сидении и с умным видом выводила пером на пергаменте, полууставом: В лето от сотворения мира пять тысяч двести седьмое, я княжна Глафира Андреевна…
— Змей, а как правильно: в лето или в лета?
— В лето… А что мы, так усердно пишем? Если не секрет, — удивлено спросил Полоз, поглядев на Волка, но тот лишь сел удобнее проваливаясь в сон. Тогда Хранитель Желтого Угла Неба обратил взор с вопросом на зеркало заднего вида.
— Исповедальную рукопись княжны Гундоровой. Что Голесницкий в образе аптекаря Грегори найдет в яме. Не мешай! Смотри на дорогу!
Света обследовала кончик гусиного пера, размышляя, чтобы такого написать в послании Слуге Хаоса, позаковыристей…