Глава шестнадцатая.
По проселочной дороге в сторону барской усадьбы пробежала легкая одноместная пролетка с впряженным пегим, ближе к белому рысаком. В возке сидела большеглазая худенькая барышня в длиннополой юбке собранной на талии складками и в глухом под ворот жакете вишневого цвета с рукавами «виктория». Каштановые волосы дамы был спрятан под шелковый капор с вуалеткой. На козлах восседал кучер в кафтане турецкого покроя без воротника и с пуговицами левого ряда. На его голове возвышался картуз с маленьким околышем. Почесывая окладистую бороду, он помахивал сыромятным кнутом с оплеткой деревянной рукояти, но бить рысака не бил.
— Сейчас, барышня, доставим! — приговаривал кучер. — А как же! С этого мы доход имеем, да уважение. Моя пролетка на всю округу славна.
— Может, хватит лицедействовать, Змей! Мало того, что по твоему змеиному совету я вырядилась, словно Джейн Эйр! На пролетке трясет и грохочет как в стиральной машине, так еще он — «Доход имеем!». И бороду убери, моджахед!
— Без бороды нельзя, Свет, — ответил Полоз. — Какой же кучер без бороды! А что касается платья — твой гардероб-косметичка с пеньюарами и вечерними нарядами для середины девятнадцатого столетия не годится.
— Не трогай Сапфира! Он и сам дорогу знает…
— Я и не трогаю. Кнут для вида вскидываю.
— Так нет же никого!
— Вон мужики на телеге едут.
Насчет мужиков Полоз, конечно, преувеличил. По краю пшеничного клина ехал старик, понукая савраску, да у него на возу сидел мальчонка лет десяти. А вот поодаль, спасаясь от полуденного зноя, в озерце лимана омывались две дородные бабы. Видимо, проведя в поле на жаре много времени, они уже абсолютно не стеснялись, стояли голые и плескали друг на друга воду. Их совершенно не волновал проезжающий мимо старик с тинеиджером, а вот миновавший пубертатный период бородатый кучер, что вез барыню, явно бабенок заинтриговал. Та, что была моложе, приметив, нагнулась, бесстыже выставляя красоту на осмотр.
— Змей! — обратилась Света, заставляя Полоза отвести взор. — Зачем мы Глашу с Китом отправили чуть раньше?
— Во-первых, нужно было убедиться все ли в порядке в имении. Как прислуге, Глаше незаметной быть легче…
— А во-вторых?
— Кит вызвался Глашу сопровождать.
Света и сама знала, и даже где-то в глубине сердечка тайно желала отправить Кита и Глашу в усадьбу предварительным десантом, но витринная картина сельской богатой формами простоты заставила ее принять экстренные меры по фокусировании Змея исключительно на своей вуалетке.
Пару вопросов вполне хватило. Сапфир пронес их дальше, оставляя баб в стороне. Дорога повернула к реке, прошла по высокому берегу и спустилась к наплывному мосту. С той стороны уже была видна усадьба.
Полоз остановился.
— Долго ты еще парить меня будешь в этой английской сбруе? — возмутилась Света. — Жара несусветная! Лучше я не княжна была, — девкой деревенской все ж легче. А верхами мы бы уже на месте чай пили!
— Неможно, барышня! Для путешествия благородной крови женского пола пролетка полагается. Верхами только сельские девчонки с мальчишками в ночное ездят.
— Опять?!
— Почтовая с того берега едет. Вон, видите? Барышня!
К реке действительно летела лихая русская тройка, заливисто звеня знаменитыми поддужными колокольцами Валдая.
— Что из того?
— Мост наплывной, да узкий, а почту согласно указу полагается пропустить. Я из-за вас дохода могу лишиться. Извоз меня и кормит и поит. Без него беда мне, барышня.
— Змей!!! Убью…
— Вы созданы, чтоб созидать.
— Ах, ты…
Света не успела договорить. Сбавив ход почти в трое, на мост заехал уездный почтарь на возке с впряженными тремя холеными скакунами, и приподнял в приветствии картуз.
— Наше с уважением, тебе Петр!
— И тебе, Иван, с превеликим…
— Кого везешь?
— Барыню. Ольгу Павловну Кострову в имение.
Почтарь миновал мост и натянул вожжи…
— Тпру! Стоять, залетные!!!
Остановив лошадей, он спрыгнул спехом на землю, приминая дорожную пыль сапогами из красной юфти.
— Доброго полудня вам, княжна! Здоровья и расцветания! Вы-то мне как раз и нужны! Третий раз по указанным адресатам пакет вожу, а получателей нет!
— Меня?! Третий раз?
— Вас, княжна! В первый, ехал-то я в имение до вашей родной сестры Версофии Павловны, но управляющий сказал: она еще зимой подала на розыск сбежавшей крепостной девки Глашки, а сама отбыла из усадьбы, вроде как на поиски брата, что бесследно пропал с экспедицией в Китай. А Ольга Павловна должна скоро быть, но пока не приехала. Во второй, вас опять не было. И в третий… Ну, слава богу, хоть не разминулись!
Света слушала и с каждым, словом Ивана мрачнела. Змей тоже видно не ожидал таких новостей. Он обошел Сапфира, поглаживая и делая вид, что больше озабочен, как бы лошадь жаром не напекло.
— Какой пакет? — выдохнула Света.
Встреча с Верой и братом, Китом с Глашей, банька с березовым веничком и купальный домик у пруда усадьбы, чай из самовара в беседке, — все это отодвигались на весьма долгую перспективу. Чувствовало ее сердце, лет на полста, а может и больше. Вот только в какую сторону, она пока еще не знала.
— Государственный пакет! От самого энто Санкт-Петербургского Географического Общества. Большой видно важности. Когда мне его почтмейстер вручал, расписку велел взять, — от кого-либо из семьи княжеской, но взять обязательно. Так я сейчас перышко да прибор чернильный подам. Уж черкните ручкой, проявите милость спасите меня от беды какой. Честно слово, третий раз уж к вам в имение жалую и все с пустым обстоятельством.
— Конечно, конечно. Несите. Я распишусь.
Иван обернулся быстро. Света даже не успела выработать стратегию, под каким углом держать гусиное перо при написании. В голове нарисовалось нечто похожее на творчество Александра Сергеевича на полях исписанных страниц, — оттачивание слога в муках и терзаниях. Правда у Светки в голове выглядело все не так изящно, но тоже правдиво: вокруг шеи молоденькой женщины в капоре свернулся в Коло Змей в картузе ямщика и кляксы, кляксы. Всюду кляксы…
— Вот, княжна, у меня все предусмотрено, чтобы ручку не испачкали, — тем временем положив ей на платье, чистый, расписанный петухами рушник и поставив на колени маленький столик со встроенным в него прибором для письма, проговорил почтарь. — Я и перышко вам обмокну, только черкните.
Света взяла перо. Черкнуть оказалось не таким уж простым делом. А противная капелька чернил уже устремилась на бумагу, оставалось только выдохнуть Веркино: «Бац», или ковырнуть на листе хоть что-то.
«Поверни к себе срезом и чуть наклони перо от себя…», — раздалось в ее голове в самый последний момент, когда княжна уже была готова расписаться в безграмотности крестьянским крестиком.
Света поджала нижнюю губку и словно первоклассница усердно выполнила указание. Капелька чернил, секунду назад спешившая испортить ей репутацию благородной дамы, застыла у самого кончика пера…
«Змей! А чуточку раньше с советом ты меня посетить не мог? Обязательно все доводить до предоргазменного состояния?!», — ответила она мысленно.
«Это как?»
«Так!!! Диктуй дальше…».
«Теперь прижми к бумаге кончик пера, держа чуть в сторону и на себя. Расписывайся. Только не забудь, что ты княжна Кострова, а не Переверзева»
Света так и сделала, выводя: «Получено» и «Кострова», вензельком на первой букве «О» — Ольга Кострова.
— Получите и распишитесь, — довольно мурлыкнула она, улыбаясь Ивану.
— Вот и славно, Ольга Павловна! Прямо гора с плеч. Как это вы сказали: получите и распишитесь? Надо запомнить. Только с вашего разрешения, добавлю: соблаговолите расписаться.
— Хорошо. А пакет-то где?
— Не извольте беспокоиться, барыня. Туточки он. Штемпельный куверт. Получите, — Иван подал пакет. — Штемпель указует, что пошлина за доставку уплачена.
Света взяла проштампованный конверт. На нем, в место привычной с детства марки с Юрием Гариным или еще с кем, стоял круглый чернильный оттиск и год. Ужас! На штемпеле значился одна тысяча восемьсот сорок шестой!
От жары в покрытой шелковым капором голове мозги просто закипали. Княжна чуть не крикнула вслух, но поймала «неворобья» прикусив губу до крови.
Иван почти мгновенно собрал письменные принадлежности, рушник и уже кричал коням: «Но-о-о, залетные!», растворяясь в полуденном мареве и дорожной пыли.
Полоз запрыгнул в пролетку и платком собрал с ее губ кровь, нежно промакивая.
— Успокойся, Света!..
— Похоже, мы опоздали, Змеюшка! Опоздали на целый год!
— Этого мне следовало ожидать! Слуга Хаоса не так-то прост. Он пригласил нас газетой в усадьбу и разметал по времени.
— И где теперь мой брат, Вера, Кит, Глаша?
— Не знаю. Надо подумать, как отыскать новую ниточку…
— Думать?! Ты полагаешь, что в этой сбруе викторианской эпохи, я способна думать!
— Так! В имении нам точно делать нечего. Надо свернуть с дороги и прочитать, что прислали Костровым из Географического общества.
— Не дам! — Света прижала пакет к груди. — Пока не привезешь меня к реке! Мои силы на исходе, Змей! И Сапфира тоже…
Полностью разделяя мысли хозяйки, жеребец мотал головой пытаясь спрятаться от палящего солнца, но тени нигде не было.
— Купаться! — проговорила Света под его кивание. — На год опоздали, и один вечер теперь ничего не решит!
— Я вам не могу выдать купальник, Света! С вами, я итак, то и делаю, что нарушаю законы времени! В середине девятнадцатого столетия девушки купаются обнаженными, отдельно от мужских глаз. Но и этого, я вам позволить не могу! Если Эскулап Бездны и нас разъединит, то Углы Неба рухнут.
— Плевать…
— На Углы Неба?
— На предрассудки! Скорее найдите какой-нибудь уютный пляж! Маленький и одинокий, подальше от клина пшеницы и двух бесстыжих селянок, и пакет Географического общества ваш, Змей!
— Вы так говорите, Света, как будто судьба брата вам безразлична.
— Еще немного и я начну думать, что судьба Двери безразлична ее Хранителям! Змеюшка! Я сейчас умру!..
Сапфира тоже не надо было подгонять. Как только Полоз определился на козлах, жеребец рванул с места, спасаясь от солнца.
Плес, на который, поплутав леском, скатилась с дороги пролетка, был великолепен. Зеленоватые волны реки маняще выкатывались на горячий песок и отбегали. У самого берега на речной излучине расположился огромный гладкий валун, голубоватого цвета с наполненными чистой водой выемками. Непонятно откуда взявшийся камень придавал месту ощущения дикого, и в тоже время кем-то спланированного пляжа для двоих.
Света уже изнемогала, она была готова прямо в жакете, юбке и капоре бросится в воду. Бубня сама себе, убеждая внутренний мир, что сейчас не до приличий, она буквально содрала своеобразную шагреневую кожу из шелков и бросилась навстречу прохладной волне.
Пока Змей распрягал Сапфира, что тоже в нетерпении бил копытом, Света дважды переплыла небольшую речку и вернулась, маяча головой на поверхности.
Живительная влага привела ее в чувство и вернула игривость.
— Змеюшка! — ласково и загадочно мурлыкнула она, блеснув попой нырнув-вынырнув. — Айда, купаться…
— Где пакет?
— В пролетке… Ты, что Змей африканский! Тебе в картузе не жарко!
— Змеи существа хладнокровные, из семейства рептилий, — даже не оценив ее кульбит с демонстрацией, ответил он.
— Я заметила.… Но, воду то они любят!
Реплика снова осталась без ответа, Полоз вскрыл пакет.
Светке стало немножко грустно. Конечно, если бы он сейчас полез в воду, — начал бы приставать! Она обязательно стала отбрыкиваться, и скорей всего отбилась, но противный земноводный не дал ей проверить себя на стойкость.
— Змей, ты глухой?
— Чего?
— Ладно, проехали! — буркнула она. — Читай, чего пишут?
— Пишут, уведомляя: ваш брат, посланный в Китай от Российского Географического общества Владимир Павлович Костров нашелся. Жив и здоров, но по некоторым причинам вернуться сейчас домой не может…
— Почему не может?
— Письмо лишь уведомляет, но пояснять что-либо, в Географическом обществе, Ольга Павловна, вам или вашей сестре, видимо, не собираются.
— Верка тоже пропала…
Света вышла из воды. Прокручивая в голове: любовь это игра, ты убегаешь, — я догоняю, я убегаю — ты догоняешь, она подошла и, присев рядом на козлы пролетки, сняла картуз, мокрой рукой утерев потный лоб Змея.
— Светка!
— Чего, Змеюшка?
Полоз отвернулся.
— Ах, это! — девушка припорошила наготу каштановыми волосами и прильнула. — Иди, искупайся. Я не буду смотреть. Честно, честно!..
— Тут еще пишут, что Елизар Чудинов, который находится в Китае, при князе с отрядом сопровождения, очень просит передать дяде сестер Костровых Петру Игнатьевичу Полозову: отыскать некую Глафиру Андреевну. А где ее искать, то княжна Ольга Павловна знает…
— Глашу! Я знаю?!
— Кит зря намекать не будет. Нужно искать Глашу. И ты знаешь, где она…
— А я не знаю…
— Подумай, Света!
— Хорошо, Змеюшка, как скажешь.
Света прильнула к нему, втягивая носом. Вообще-то запашек был не очень, от Змея на версту разило потом, но ей было так приятно вдыхать его.
— Иди, купайся, замарашка, я подумаю…
Полоз, покинув коляску. Скинул кафтан турецкого покроя без воротника и с пуговицами левого ряда, яловые сапоги и полосатые штаны. Его спина и ниже предстали перед жадно ловящими его движения глазами Светки. Когда Хранитель Желтого Угла Неба предстал перед ней во всей красе, она совсем забыла, как думать и даже чем. Все ее мысли, пульсируя, истомой забились там, где начинали расти ножки.
Думать она могла только об одном: «Если Змей хоть на секунду обернется, — умру сладкой смертью!». Но коварный из коварнейших не обернулся. С размаху, он вошел в воду, покоряя и подчиняя реку мощными взмахами мускулистых рук.
«Думай, Светка, думай! — мысленно бичевала она себя, спрыгнув с пролетки и носясь по плесу совершенно уже не заботясь о своей наготе. — Нудисты же не стесняются. Блин, о чем ты думаешь! Дура, дура! Кит сказал: значит, я знаю где искать Глашу! Но я не знаю!!! Змеюш…».
Света оборвала мысль. Полоз выходил из воды, а за его спиной огненным шаром пряталось солнце, в поле за рекой. Сказать, что это был Аполлон, стало быть, ничего не сказать. Змей был свит из мускулов, словно канаты они вились по ногам рукам, пластами лежали на животе, вздымались на груди. Влага стекала по этому великолепию струйками, капельками вися на сосках-пуговках и….
Света закрыла пылающее лицо, пряча в ладошки жар, что поднялся от низа, заполняя огнем щеки, но пальчики сами раздвигались, давая глазам любопытствовать…
— Господи, я сейчас ослепну! Утеряю рассудок и не только рассудок! — рухнув коленками в песок, крикнула она. — Пожалей, Змеюшка! Не сейчас!
— Ты вспомнила?
Вопрос Полоза вывел ее словно из сладкого дурмана. Света отняла от лица ладони и, подчиняя приоткрывшийся ротик, выдала:
— Какое там!.. Зайди, Солнышко, за камушек. Тогда может и вспомню.
Змей скрылся за большим голубоватого окраса валуном и лег на песок. Теперь было видно только его ноги. Света пристроилась спиной к камню с другой стороны.
— Ну…— послышалось от Полоза.
— Думаю…
— О чем?
— Вспомнила, как тебя в Индии рисуют, с головами. Целой тысячей!
— Похож?
— Нисколечко. У тебя одна голова. Нет, — две! Вот если бы тебя индусы в Камасутре разрисовали… Постой, я вспомнила!
— Я не сомневался.
— Прямо таки и нет?!
— Если ты начинаешь думать головой, тогда все налаживается…
— Ой, ой, ой! Думать, головой!
— Ну, так, что мы вспомнили?
— Дом, в котором устроили офис на улице «Девятого января»! До революции он был по «Мещанской». Сейчас, сейчас!..
— Какое отношение, это имеет к Киту?
— Глаша!.. Точно! Глафира Андреевна… Она его построила на свои деньги, и сама куда-то пропала. А в шестнадцатом году купчая на здание оказалась у мадам Голесницкой, которая устроила в доме по «Мещанской» бордель.
— Дальше…
— Не торопи! Сама мадам Голесницкая укатила в Париж, и, кажется, так и не вернулась. Через год начались вихри враждебные и все такое! Но перед отъездом, она велела управляющему завести туда девочек под красный фонарь и разрисовать стены вжопись в модном тогда эллинском стиле, как сказала Верка: «Камасутра отдыхает!»
— Причем тут Вера!
— Верка умница! И не спорь со мной! Иногда и со стен полезно информацию собирать! В детстве я читала об истории этого дома в книге местного краеведа, но мне и в голову не пришло…
В запале эмоций, Света заглянула за камень, округлила глаза и быстро откинулась назад. Змей лежал на спине, раскинув мускулистые ноги. Поморщив любопытный носик, она немного подумала и снова его высунула. Ойкнула и опять спряталась. Украдкой, одним глазиком поглядев еще разок.
— Господи, — почти простонала Света, — та девушка из далекого прошлого, красоте волос которой я завидовала в детстве — Глаша!
— А как фамилия писателя-краеведа? — послышалось из-за камня.
— Чудинов…
Света снова вскинулась, встретившись со Змеем глазами и столкнувшись носами.
— Кит!!! — почти одновременно воскликнули они.
Немного наклонив голову, Света дотронулась прокусанными до крови устами до губ Полоза, ойкнула, и спряталась за камень.
— Змеюшка!
— Да…
— Это ничего, что мы вот так лежим на песочке голыми, а рядом усадьба? Люди…
— Я остановил время. Надо поспать. Завтра новый переход.
— Ну да, ну да. Пойду, тогда искупнусь.
— Иди…
Света соскочила и, сверкая розовыми пятками, понеслась к Сапфиру. Только сейчас она заметила, что в вечернем небе висит орел. Он не парил, а висел, остановленный Змеем с разрытым крылом на взлете.
Света вдохнула. Подойдя к коню, она шепнула ему на ухо:
— Пошли купаться, Сапфирушка, и кататься. А Змей пусть спит…
Когда она запрыгнула на жеребца, обхватив его голыми ножками, он будто только этого и ждал. Рассекая воду мощной грудью, вошел в реку.
Света раскинула руки и пропела:
«Сердце подурачится,
Cпоет навзрыд,
И хочется, и колется,
И хочется, и колется,
И хочется, и колется,
И мамка не велит....
А вот они условия!
А вот она среда!
А впрочем для здоровия
Полезны холода…»
В общем-то, про «холода» ей думать сейчас совсем не хотелось, и она добавила:
«А впрочем, для здоровия
Полезно иногда…».