Глава четырнадцатая.
Мягко подпрыгнув на выбоине старого асфальта, мерседес заехал во двор спального района. Уютного дворика с козырьками подъездов, разноцветными деревянными лавочками и палисадниками с зарослями тополя. Фары резко погасли, и на автомобиль надвинулась ночь. Мирная ночь усталого от недельной жары, в меру загаженного провинциального городка, с парой-тройкой страдающих бессонницей обывателей, у телевизоров, за светящимися в шахматном порядке желтыми прямоугольниками окон. Еще в одном, под самой крышей пятиэтажки, голубовато и тускло, горел ночник, у кого-то на балконе жалобно мяукал котенок.
— Ну и зачем мы сюда заехали, Змей? Я хочу в бассейн! — всматриваясь в окружающий пейзаж умиротворенного мещанства, проговорила Света.
— Пройдем дворами, — ответил Полоз, открывая дверцу.
— А к парадному подать нельзя было!
— Нет!
Света скосила глазки на злого кавалера с выражением кровной обиды, чтобы Змееныш наконец-то осознал, как сегодня он ее разочаровал. А все так хорошо начиналось! Но этого взгляда не вышло, вместо оскорбления в глазах лучиками брызнул смех, который она не успела спрятать под лепестки розы.
Покидая руль, Змей снова переоблачился. Теперь на нем висела растянутая грязно-зеленая футболка китайского ширпотреба, с надписью: «Я люблю мужчин», красными нитками во всю грудь. Ноги были обтянуты в потертые джинсы, рваные на коленях, обуты в ботинки сорок третьего размера, с растрепанными концами шнурков, несуразные, коричневые. А на глаза нависал длинный козырек черной бейсболки почему-то не по сезону в тополином пуху.
— Выходи, — бросил он уже вне машины.
— Не выйду!
— Выходи, Света! За тем домом улица, на которой сегодня открылся интим-салон мадам Голесницкой. Нам просто жизненно необходимо его посетить. Кстати, выберем тебе что-нибудь из нижнего белья и аксессуаров…
Нет, Змей был просто бесподобен! Он наконец-то вспомнил, что на ней не имелось трусиков! Светка вся такая вот, разэтакая, сидела в шелковом вечернем платье с прозрачной поволокой от ложбинки грудей до пят, прикрытая спереди только узорчиком из серебряной ниточки и чайной розой. Прямо Ян Вермеер! «Девушка с жемчужным ожерельем», ничего лишнего…
— Все равно, не выйду! — Света надула губы и ее прорвало: — И вообще, как это вы себе представляете мой променад «огородами» в таком наряде? Да еще в компании с мужчиной бомжеватого вида! Полуночного маньяка нетрадиционной ориентации! И снимите, выкиньте, ну просто, идиотскую бейсболку! Вы когда-нибудь видели изображения свернувшегося в кольцо вечности Золотого Полоза в рваных джинсах и майке китайского ширпотреба? К тому же, любящего мужчин!
— Все?!..
— Нет не все!!! Вот скажите, Змей! Сегодня по-прежнему тридцать три дня до моего девятнадцатилетия? Или сегодня, уже не сегодня! С этими шатаниями, туда-сюда, по календарю Всесильного Коло, я совсем потеряла счет дням до очередной менструации! В любой момент, я могу разродиться «гостями»! Но как видно, иметь счастье обрядится в обыкновенные трусики из хлопчатобумажной ткани, мне не судьба! И тут, о радость! Вы наконец-то вспомнили о моем интиме! Света, неплохо бы вам кроме вечернего платья иметь что-то еще и под ним! Но, для этого, я в два часа ночи должна вместе с вами пробраться через лопухи и совершить кражу со взломом!
— Выходи!
— Не выйду!!!.. У меня истерика! Буду сидеть в машине, пить вино и пожирать фрукты, пока не рассветет!..
— Хорошо! — примирительно проговорил Полоз, не снимая бейсболки, а лишь направляя козырек на затылок, — Вы правы, Света, сегодня уже не сегодня, а завтра. И до вашего дня рождения осталось тридцать два дня. Миновала полночь и нам надо до утра проникнуть в салон мадам Голесницкой! До того, как там побывал Кит! Поэтому мы все еще в том, точнее, уже в следующем дне…
— И…
— Получается, что сейчас вы спите у меня на даче, и вам не стоит беспокоиться насчет женских временных неудобств. Впрочем, я не знаю! Возможно, живя вне календарного времени, биологические часы вашего организма строго и неумолимо отчитывают положенный срок. Тогда нам тем более нужно торопиться. Как и всякая женщина, в такие дни вы слабее и нервознее на порядок.
— Спасибо, успокоили! Программа: «утешь свою Бэби» у вас, Змей, явно отсутствует. Так и быть!.. Вот уже в который раз я соглашусь, и пойду за вами, через эти чертовы лопухи во тьму! Но только если вы, Змей Змеевич — бомжей королевич! пообещаете мне больше не дуться по поводу моего экспромта в кафе «Эскориал»! Смените надпись майки на что-то более консервативное. К примеру: «Я люблю женщин», и… переоденете меня, что ли!!!
— Подберите что-нибудь сами, Света! Вы убедили — у меня плохой вкус…
— Ах, Змей! На свой вкус я тем более не надеюсь! Снова хотите лицезреть девушку в чем мать родила? Венерой в лопухах!
— Хорошо, я больше на вас не дуюсь. Забыли. Ну… выходите же…
— Нет уж, Змеюшка! Или ты выполняешь все три условия, пока я вполне уютно сижу в автомобиле и ласкаю носик лепестками одинокой чайной розы, — вдыхаю остаточек аромата вашей внезапно испарившейся галантности, или я откупориваю бутылку Рислинга, — дойч-марка, и начинаю мечтать о рассвете!
Полоз сощурил черные зрачки ставших бездонными очей, а по его губам пробежала легкая, едва заметная улыбка. О, это не было просто ухмылкой задуманной змеиной мести, — это было нечто большее. Внутренне Света сжалась и внешне зажмурилась.
Открыв один глаз и медленно опустив взор, она обнаружила свою правую коленку в рваном колготе телесного цвета. Продольные и поперечные затяжки пробегали от бедра к голени. Открыв второй, она убедилась, что ее нижние конечности не только относительно симметричны, но на данный момент не одинаково экипированы в ботильоны на шпильках со шнуровкой. Из натуральной кожи, но разного оттенка, — коричневого и темно-коричневого! Грудь прикрывала блуза-стретч с рукавчиками чуть ниже локтя. От обещанных задумкой модельера двух пуговичек на ней остались лишь петельки, причем с обеих сторон, с вдетой в них чайной розой в виде живой броши.
«Ура, трусики!» — мысленно отметила Светка. Маленькие черненькие стринги обхватывали ее стан спереди треугольником и утопали тонкой полоской меж ягодиц. Душка Змей уж постарался, но делать нечего, и надо было выходить.
Света открыла дверцу. Как только она оказалась вне автомобиля, Полоз нанес к ее новому ночному туалету последний штрих, откуда-то сверху, на свободные от прически прелестные каштановые волосы, обильно просыпался тополиный пух, впиваясь острыми семечками, куда только можно…
— Спасибо, Змей! Как раз этого мне в августе и не хватало!
— Для милой подружки, мы истреплем все подушки… Лет так через десять, Свет, у продвинутых девушек стиль рваных колгот будет гламурным…
— Ну и…
— Что?
— Где те лопухи?! В которые Ваше Змеиное Злодейство собираетесь меня затащить? — съязвила она в ответ, даже не пытаясь отряхнуться.
— Там — кивнул Полоз на кирпичную стену, возле которой Мать Природа буйствовала зарослями густой и пахучей полыни.
— Змей!.. У меня на нее аллергия! Чихаю, глаза чешутся, — плачу и все такое!.. Нет, все!!! Ваше Змеинство, как хочет, а я передумала… Я согласилась выйти из машины, и я вышла... И что там за «стена плача»?
— Котельная местного мукомольного предприятия. По старой ржавой крыше, мы доберемся до входа внутрь. Сейчас лето и там никого нет. А потом, и до салона.
— Ага, понятно. Значит по крыше! А колготки ты мне порвал заранее, чтоб я не терзалась размышлениями. Лямур, тужур, гламур — лапша на ухи!
— Тебя пугает стена?
— Майку смени! Между прочем, это было моим вторым условием!
Света присела, развязала шнуровку на ботильонах, — скинула с ног каблуки. Смерила глазами расстояние до стены, потом от земли до крыши и побежала напевая:
«Я подарила бы тебе пол мира,
Пол мира и даже больше
Я привила бы жить тебя в квартиру
К себе в квартиру,
Но ты не хочешь…».
Набрав скорость, ловко, сходу, взяв препятствие и забравшись наверх, — выплясывая на ржавом железе ножками в рваных колготках, она продолжила:
«Я подписалась бы под каждой встречей
Тебе звонят, я за тебя отвечу
А ты в ответ киваешь головой
И говоришь: Я непростой…».
— Апчхи!!!
Света отряхнула ладошки друг об друга, избавляясь от кирпичной пыли, поднося их к носику тыльной стороной, прогнусавила:
— Ну вот, я же говорила! Что так и будем стоять, — дурь нюхать?
— Этой песни еще нет, Света, — карабкаясь на крышу следом в светло-коричневой футболке с нарисованным «нищим в горах» и надписью «Памир», проговорил Змей.
— Но, две девочки Вики, Юлия и остальные, существует же! — отмечая: майка не шедевр, но уже гораздо лучше, ответила Света. — Значит и группа есть! А то, что песни-страдания пока нет, так будет! Я страдала страданула — слезкой Змея приманула!
Полоз покорил крышу и осмотрелся.
— Теперь, куда?.. — спросила Света. — Только не говори, что опять через склад готовой продукции! Ты и так меня в пуху вывалял, словно постановщиков «Королевского жирафа»! Но Гекльберри Финн не помнит зла!..
— Так уж и не помнит?
— Имей совесть! Все, Змееныш, мы квиты! И дальше, у нас должны быть только любовь и взаимопонимание. О змеябомж, самый коварный из коварнейших!
— Ладно, не скажу, что через склад. Есть путь короче…
Змей прошел на другую сторону крыши.
— А… я знала, знала! — Света запрыгала, победно сжимая кулачки над собой. — Это ты меня позавчера от Кита в муке спрятал! Или это будет сегодня? А не важно…
— Путь короче, но через котельную….
— Надеюсь, там не сильно мазут подтекает?!
— Не знаю…
— Вот, скажи мне, Змеюшка, чтобы ты делал, если б Дверью оказалась милая и скромная девочка, с утра до вечера играющая на скрипке или на виолончели? Ну, может быть, и не совсем скромная, но, которая бы понятия не имела, как нужно покорять заборы и лазить по подвалам!
— Ходил бы с ней в филармонию, на концерты…— ответил Змей, спрыгивая во двор.
— Даааа!!! Оригинально!!!
Света взяла пальцами длинный локон, вытягивая из волос скатавшийся пух, сморщила носик, вздохнула и сиганула следом.
Уже внизу послышалось:
«Ах почему же я тогда не знала,
Когда любила, когда страдала…
А ты в ответ киваешь головой
И говоришь: Я непростой…».
На цыпочках, минуя лужицы подозрительной маслянистой жидкости, то вязкие и густые, то с радужными разводами, Света отважно следовала за Полозом по рифленым листам железного пола котельной, огибая душки громадных задвижек с красными винтовыми штырями. Смело поднималась по скользкой от многолетнего нароста мазуты вертикальной лестнице, словно заправский моторист, и стойко дышала парами солярки, пока они не уперлись в измазанную осыпающейся известью преграду из кирпича.
Приложив ухо к грязной и жирной от осадка испарений горюче-смазочных материалов стене, отчего у Светы, не страдающей чувственностью воображения, по спине пробежало что-то на подобии мурашек, Змей тихо произнес:
— Там салон…
— Пока мы шли, я кувалду в уголке видела. На целый пуд! Мне вернуться? — тоже тихо, заговорчески, шепнула она.
Змей не ответил, как всегда, последним словом в разговоре было его молчание.
Словно Копперфильд он провалился в стену и оттуда, — ужас! торчала только его рука с повернутой к ней раскрытой ладонью. Такого Света не ожидала. Конечно, она видела по телевизору, как иллюзионист Дэвид Сет Коткин летал над людьми в стеклянном кубе и проходил через Китайскую стену, знала, что и Полоз очень охоч по части экстравагантных фокусов, но сейчас она имела жуткое подозрение: ее приглашали присоединиться.
— Змеюшка, а там, случаем, арматуры, какой, нет? Проволока сюда не выпирает? А то бац! И прощай девственность.
— Нет. Только кирпич и раствор, — глухо послышалось из стены.
— Ну да, ну да…
Света задержала дыхание и зажмурилась. Проклиная себя, всех дур, вообще, за извечную женскую покладистость и сговорчивость, она вложила в ладонь Золотого Полоза пальчики с парочкой уже обломленных при восхождении на крышу коготков.
— Ой, мамочки!!!..
На долю секунды ее словно обложили ватой, в носу исчез запах солярки, сменившись еле уловимым ароматом, до одури сладких, духов мадам Голесницкой. Света без особого восторга встретила резкую перемену в рецепторах своего обаяния, но глаза открыла. Очутилась она в складе, где хранились обделенные одеждой, неиспользованные манекены интим-салона «Модницы Парижа». Реденько и сиротливо, они стояли разделенные с более счастливыми пластмассовыми сотоварищами, которых нарядили и выставили в неглиже на витрине…
Полоз открыл двери в большой зал. Весившая снаружи вывеска «Модницы Парижа» отражалась от витрин через улицу. От ярких неоновых огней в салоне было почти светло.
После извести, кирпича, пройти в дверной проем было пара пустяков, тем более дорогу Светка уже знала. Огибая Змея с опережением, она выпорхнула из подсобки на простор, стремясь к дивану для посетителей, занять приличное, а главное мягкое место.
Выпорхнула и, застывая, обомлела. На диване сидел Голесницкий…