Глава тринадцатая.
Пейзаж девственного поля — колышущихся буйством красок на ветру трав и восходящее огненное око верховного божества, — снова сменился чередой серых пятиэтажек, однотипных витрин магазинов и трехцветья светофоров. Мигая на перекрестках поворотниками, играя с вечерним усталым солнышком отражениями на белом отшлифованном кузове, Сапфир несся к кафе «Эскориал».
Минуя в удобном кресле автомобиля дом двенадцать по улице «Девятого января», — стоявший снова в плачевном состоянии, без чугунных ворот с двухголовыми птичками, Свете было немножко грустно. Она словно врывалась в тот день, — железобетонную клетку со всеми удобствами со скоростью сто километров в час. А где-то позади, в мареве городской суеты и бензиновых испарений, таяла привольная нетронутая цивилизацией Мать Природа, маняще-источающая запах дурнопьяна.
Постепенно любимый городок менял деловые наряды на вечерние туалеты с украшениями из неоновых лампочек. Козырек кафе сначала неуверенно замигал, а потом погас и вспыхнул броским названием «Эскориал». Света проработала в кафе больше года, но никогда его не видела с парадной стороны. Обычно «огородами» пробиралась в заброшенную часть бывшей столовой и уже через подсобку попадала в зал для посетителей. По привычке она дернула дверцу машины на открытие, но штырек замка резко опустился вниз и замер в состоянии фиксации.
Света в недоумении посмотрела на Хранителя Желтого Угла. Пока ехали, душка Змей очень даже преобразился. Из мерседеса, неспешно, вышел элегантный джентльмен в строгом костюме. На его руке, наполовину под белоснежной и открахмаленной манжетой, красовались изысканные часы небезызвестной швейцарской фирмы «Rolex», исполненные исключительно в драгоценных металлах — розовом, желтом и белом золоте, а также в платине. Сколько они стоили, она и подумать боялась.
Полоз не спеша обошел автомобиль и услужливо открыл приглашенной на ужин даме дверцу. Как только он притронулся к ручке, фиксатор принял верхнее положение, выпуская Светку на волю. Положив пальчики с длинными коготками в широкую ладонь столь учтивого кавалера, она покинула сидение в длиннополом вечернем платье из черного шелка с открытыми плечами и спиной. Спереди, от верха до туфелек прямой полосой проходила почти прозрачная дымчатая поволока, — проглядывались грудь, животик и ноги, прикрытые вышитым серебряной нитью цветочным узором.
Каштановые волосы дамы из белого мерседеса, были подняты во французский двойной пучок, шею обвивало ожерелье — мелкие рубины, брильянты и крупные черные жемчуга в оправе из червонного золота, в мочках ушек капельками красовались жемчужные серьги, а на безымянном пальчике платиновое колечко, согласуясь с ожерельем крупной черной жемчужиной. Принимая из рук Змея неизвестно откуда взявшуюся чайную розу, Света обнаружила и на своей руке часики фирмы «Rolex», женские, отделанные золотом и перламутром.
— Мог бы и огромный букет подарить, Змеюшка! — процедила она через чарующую улыбку, — было бы, чем прикрыться.
В ответ Полоз лишь галантно взял ее под локоток.
По зале, меж уже захмелевших посетителей, в самый дальний затененный угол к столику с табличкой «заказан», Света была проведена кавалером с элегантным шиком, под молчаливые аплодисменты выпученных мужских глаз и завистливых, подведенных тушью женских очей. Но, юная неискушенная всеобщим вниманием Светка еще не умела наслаждаться триумфами, все ее мысли были заняты стратегически важным вопросом: как же она расположится за столиком в таком наряде?
Несомненно, платье было великолепным! В чем, в чем, а в чувстве вкуса Змею отказать было нельзя, другое дело в мере этого вкуса.
Пока Света шла — дефилировала походкой модели коленками вовнутрь, все еще было ничего, но она совершенно не представляла, как расположить ножки, в положении сидя, поскольку коварный земноводный снова лишил ее трусиков, — не предусмотренных к задуманному вечернему туалету модельером. Единственной ее защитой был цветочный узор, вившийся веточкой серебреной нити от груди книзу.
«Успокаивайтесь, Светлана, волнение начинает отражаться на вашем личике. Видите себя естественно и не принужденно», — ласково прошуршал в головке Полоз, снова посетив ее мысли ужиком.
«Посмотрела бы я на вас, милый, очаровательный Змееныш! Если бы вам пришлось отсвечивать хвостиком на всю округу!».
«Вспомните дамское седло, Света. Соединяя коленки, правую ножку заводите, закидываете на левую — слегка упираясь в голень левой ножки пяткой правой туфельки. И подобрав, оглаживая, руками платье под попу, смело садитесь.
«Может, дадите мастер-класс?»
«Увы, в этом я только теоретик!»
«Хвостик мешает?»…
— Прошу садиться, фройляйн Уфимцева, — отодвигая стул от столика, уже вслух произнес Змей, причем, уходя от едкого вопроса, перешел на немецкий язык.
Возможно, Света и удивилась, откуда у нее знание немецкого, если в самый последний момент, она в ужасе не вспомнила, что стулья в кафе «Эскориал», в общем-то, и не стулья, — пластмассовые уродцы с глубочайшим изгибом сиденья, выгибом спинки и дурацкими подлокотниками. Сидушки, в которые можно было только провалиться, но не грациозно присесть. На ее лице теперь уже было не волнение, а животный страх крушения вверх ногами на обозрении как минимум сотни злорадных глаз…
Но душка Змей не был бы змеем, если бы в самый последний момент монстр современного пластмассового штампа в его руках не превратился в элегантный стульчик из небезызвестного столового гарнитура генеральши Поповой.
Выполнив озвученные Полозом манипуляции ножками, — пяточка, голень, попа, — она с облегчением присела и произнесла:
— Данке шон, герр Питер!..
Только когда пятая точка девичьей красоты благополучно нашла для себя весьма удобную пристань, Света оглядела и всю гавань.
Пощекотав носик бархатом чайной розы, вдыхая аромат, она отыскала взором столик Тимохи. Воровской авторитет сидел в компании двух корешей и, закинув голову, опрокидывал в рот рюмку водки. По пьяной, но вполне здравствующей физиономии можно было определить: почки еще были на месте и он распоряжался ими так, будто знал о том, что скоро, увы, придется с ними расстаться. Веры рядом с Тимохой не наблюдалось, а к Питеру Веберу, раздвинув уголки толстых губ до ушей, словно смайлик, на всех парах, колобком, катился администратор Колька.
Света грациозно выгнула запястье и поглядела на швейцарские часики:
«Последняя четверть восьмого, еще двенадцать минут до выхода солдата Джейн. Я сейчас как раз по коридору залетаю в душ. А вот и сама мадам Голесницкая!».
Света прикрылась чайной розой от дамы в красном, что размещала силиконовые имплантаты за столиком между Тимохой и дверью в подсобку.
Тем временем, выпучив поросячьи глазки и ничего не понимая, Кругляшек Колька тупо выслушивал монолог Змея на немецком языке, с чистейшим саксонским произношением.
Света выдержала паузу. Наслаждаясь картиной. Хитрый и не лишенный чувства юмора Змееныш, описывал ей заплывшую жиром "харезматичность" администратора кафе, смотря на предмет описания лучистым взором, объяснял, что собратьев Полоза люди весьма обидно и неподобающе называют пресмыкающимися.
Только когда представитель фирмы «Мерседес» Питер Вебер полностью закончил нравственно-поучительный монолог,госпожа Уфимцева его слова перевела:
— Принесите, пожалуйста, винную карту. Господин Вебер хочет выбрать для дамы достойное ее красоты вино… Дойче? — уточнила она, обратившись к кавалеру.
— Яя, дойче!
— Немецкой марки.
Кругляшек Колька оторопел, но отдать ему должное, быстро нашелся.
— Передайте, господину Веберу, — полебезил он, — что мы только недавно открылись и заказанные в полиграфии винные карты еще не напечатаны. Сами понимаете у нас не Германия, тяжелое наследие сталинского режима!..
— Вот врет, а!!! — перевела Света по-немецки. — Жаль Сталин аборты запрещал, вот и народились выкидыши социализма и выкидыши выкидышей!
В череде немецких слов администратор кафе понял лишь два «Сталин» и «Социализм», отчего усердно кивал, подтверждая.
— Госпожа Уфимцева, у вас с этим пресмыкающимся, что-то есть личное? — поинтересовался Змей.
— Он меня продал! Точнее, продаст через десять минут!
— Нехорошо. Ай, не хорошо!..
— Уж точно не гуд!
— Слушай, Светка, да ну его к дьяволу! — вдруг переменил настроение Змей, но не язык. — Я все же с прекрасной дамой! И сегодня почему-то настроен исключительно лирически! Не заказать ли нам у прохвоста бутылочку «Доннхофф. Шлосбокельхаймер Фельсенберг Рислинг Шпетлезе»?..
Света округлила глаза и Полоза понесло:
— Пикантный и очаровательный рислинг со сладким, пряным послевкусием. Между прочим, имеет бледно-золотистый желтый цвет. Тонкий букет с нотами папайи, орехового масла и лайма. Роскошные, хрустящие фруктовые тона оживляются освежающей солоноватой минеральностью. Легкое и бодрящее питие…
Света спрятала за чайной розой приоткрывшийся ротик. Как прекрасно Змей обрисовал вино! Она прямо ощутила его вкус на кончике язычка. И главное он впервые увидел в ней женщину, а не Дверь. Назвал прекрасной! Все мысли в ее головке разом приняли совсем иное направление. Предательница грудь томно выдохнула в предвкушении неожиданно надвигающегося земного бабьего счастья.
— Рислинг Шпетлезе, пожалуйста. И фрукты, — на ваш выбор, — мурлыкнула она администратору, которого еще минуту назад хотела растерзать.
— Прошу извинения, — немного оседая и покрываясь потом, пробормотал Кругляшек Колька, — но у нас нет такого вина!
— Тогда принесите из автомобиля! — улыбнулась Света. — Белый Мерседес-Бенс. Припаркован у кафе. На заднем сидении корзинка с фруктами и бутылочка.
Беря со столика ключи, колобок-смайлик откатился со скоростью сто оборотов в секунду.
— Милый, я правильно поступила? — снова мурлыкнула она, но уже по-немецки.
— Да, да, дорогая! Гуд! Какая ты у меня находчивая! Хотя и беспечная! Доверить незнакомому человеку ключи от автомобиля, которого практически еще нет!
— Ах, если бы ты всегда был таким внимательным, Змеюшка!
— К нам гости…
— Милый, не отвлекайся! У нас есть еще целых четыре с половиной минуты до выхода солдата Джейн!
— И все же…
— Ну, кто там еще?!..
Вспорхнув ресничками, Света нехотя оторвала очи от объекта обожания и бросила такой красноречивый взгляд на неожиданное препятствие зарождающейся в Змее любви, что горилла Леха отшатнулся.
— Я это… От Тимохи! Он велел сказать Гансу: если тот еще не передумал насчет своего отказа от начального взноса в местный профсоюз, то обделенная братва придет к нему чинить крышу! Передай!.. Пролопочи, по-вашему.
Девушка покорно перевела.
Сделать перепуганное женское лицо, или хотя бы такое же, как на Питере Вебере, у Светы никак не получалось. В голове как назло порхали одни амурчики. Да многое нужно было еще перенимать у учителя! Но госпожа Уфимцева все же проявила находчивость: представила Леху без головы или голову без Лехи, мысленно воспроизводя и прокручивая репортаж Полоза с улицы «Девятого января». Видимо, удалось. По крайней мере, пока еще грозный и цельный Алексей Прибытков остался доволен испугом парочки, — бюргера и его спутницы.
— Господин Вебер сетует: «Криминал. Большой криминал в таком маленьком городе! А где есть криминал, там нет хорошего бизнеса», — немного запинаясь, передала она ответ представителя фирмы «Мерседес», с маленькой слезинкой на ресничке. — К тому же, никакой он не Ганс, а герр Питер!..
— Пусть будет лучше Гансом. А то Питер по-нашему как-то не очень звучит! Да не волнуйся, девочка! В предвкушении хоровода, Тимоха сегодня добрый, но если завтра фриц не отстегнет то, о чем говорили. Копейка в копейку! Пеняйте на себя. Все, фрау Гретхен, не буду вам мешать. Походу у вас тут что-то складывается!
— А что есть хо…ро…вод? — спросил герр Питер на ломаном русском.
— Национальное развлечение с девчонкой!
Леха нагло подмигнул Полозу и вразвалочку пошел к столику Тимохи.
«Света, Кит его уже обезглавил! Не призывайте меня, мысленно, к тому же, раньше отведенного свыше времени. Мы не можем изменить ни прошлого, ни будущего!», — вкрался к ней в голову Змей. «Завтра утром вы позвоните полковнику Короткову и посетите майора Нагорного — расскажите об угрозах Тимохи».
«Так я же уже там была!.. Так, стало быть, не я придумала Уфимцеву — немку, но русскую! И майор вовсе не находчивый!» — ответила Света. Обмен мыслями с Хранителем Желтого Угла Неба, конечно, далеко не всеми, становился каким-то привычным. — «Сказать «нет» — закрыть себе будущее. «Да» — значит, ничего не сказать! Постой!.. Бесподобно одетая пара… двойной французский пучок богатых каштановых волос… Господи! Вот я дура конченая! Так это же мы с тобой!..».
«Да. Но официантка Светка Переверзева этого пока не знает. Пробило без двух восемь. Выход солдата Джейн. Твой выход, Света! Соберись, не всегда видишь себя со стороны. Постарайся отнестись к этому как в кино. Тогда единственное, что грозит психике: не понравиться самой себе. Но это уже пустяки…».
Как сейчас Свете не хватало монокля к этому змеиному «пустяки». Она поднесла чайную розу к губам, ее грудь томно приподнялась, глаза встретилась с очами Полоза. Его бесстыжий змеиный взор раздевал ее прямо тут — на столике. Света поплыла на волне блаженства, замирая и забывая обо всем. Только уголком правого глазика, из-под длинных ресничек, она все же видела, как из подсобки сначала вышла Вера в белых брючках, рубашке навыпуск, направилась и уселась к Тимохе на колени, а потом в залу вошла она — Светка Переверзева, в топике и шортиках цвета хаки и в черненьких Вовкиных ботинках на шнурках.
Светка-официантка поговорила с администратором Кругляшком Колькой, спешившим к столику иностранного гостя с корзиной фруктов и бутылочкой Рислинга, потом, скользом, посмотрела на них. Как не хотела, но русская немка Света Уфимцева не могла повернуть головку и посмотреть детдомовке Светке Переверзевой прямо в глаза. Полоз напрочь привязал ее взор к своему, отчего грудь готова была выпрыгнуть из платья от блаженства.
Тем временем, взъерошив на голове каштанового ежика, Света-официантка смело направилась к Тимохе, проходя мимо мадам Голесницкой. Как только солдат Джейн на боевом взводе миновала даму в красном, все замерло. Кругляшек Колька, прогинаясь, не докатился до столика Питера Вебера буквально метра два, не больше.
Наступила зловещая тишина. Мадам Голесницкая стала медленно преображаться в Генриха Карловича. Сначала, словно от очень большой свечи, вспыхнул огонь. Пламя пожирало даму, имплантаты, лопаясь, текли, скворчали и испарялись. Юркнув, из огня выползла махонькая саламандра и затвердела белым золотом, перстнем-печаткой с выросшим сквозь него безымянным пальцем. К пальцу приросла кисть, рука, плечо… Так, деталь за деталью из частей человеческого тела, появился и весь Голесницкий…
В голове Светы, словно кровь билось: «Не шевелись!!! Слуга Хаоса не должен нас увидеть! Иначе последствия не предсказуемы!».
Даже притяжения Золотого Полоза не хватало, чтобы в минуты перевоплощения Голесницкого в огне Хаоса, удержать власть над происходящим. По капелькам пота на висках и бездонности глаз было видно, что он задействовал всю энергию Земли Матери, чтобы не превратиться в восковую фигуру, как и все остальные посетители кафе. Не превратиться самому и не дать превратиться Свете.
Полностью оформившись в Генриха Карловича вплоть до бабочки песочного цвета на вороте манишки, Эскулап Бездны сверкнул перстнем, оживляя из общей компании лишь три "манекена": Светку Переверзеву — без фартучка, в наряде стиля «милитари», Тимоху и гориллу Леху.
Дальше было все, как было и как будто и не было. Света села за столик Голесницкого, на галантно отодвинутый им стул, на рядом свободные, без приглашения, бухнулись воровской авторитет с корешем… блюдо, кровь, сизый дымок…
Света-официантка в ужасе соскочила. Отбежала от Слуги Хаоса метра полтора и замерла. Бездыханное тело Тимохи поднялось и словно зомби вернулось к Вере, застывшей в полете с его колен. Леху вскинуло и дугообразно перенесло обратно. Присоединяясь к Сивому, он уткнулся в тарелку. Кровь начала испаряться, а Голесницкий пройдя через огонь, снова обрел женский стан и силиконовые имплантаты…
Администратор так и не донес до столика гостя из Германии вино и фрукты. Поднялся шум, кто-то кричал: «милиция!», которая и без упоминания вламывалась в двери кафе…
«Света, стакан!» — словно приказ раздалось в ее голове.
«Платье мешает, Змей!!!»
В туже секунду, она оказалась в костюме Евы.
Преображаясь в пушистый комок очень похожий на кошку, цепляясь в плечо Кругляшка Кольки, Света прыжком сорвалась с места. Группируясь, отталкиваясь от упитанного администратора задними лапками, она буквально растворилась белыми ворсинками в воздухе и пронеслась по зале, между людьми дуновением ветерка, лишь слегка колыхнув волосы дамы в красном, что весьма удачно совпало с неуклюжим разворотом старшего лейтенанта Озерцова, точнее, с папкой в его руке, сработавшей веером.
Как только мадам Голесницкая сделала глоток и поставила поданный официанткой стакан с водой и разжала пальцы, это уже был другой, но точно такой же, а Света сидела рядом с Полозом. Левой ручкой, ставя на столик стакан, правой она ласкала бархатом чайной розы носик пушистого комочка с зелеными глазками и, изогнув запястье, рассматривала часики. Но, вдохнув аромат цветка, она уже улыбалась, облизнув язычком губки с увлажняющей помадой, и мысленно требовала:
«Верни платье, Змеюшка!».
Чтобы снова обрядить Свету в вечернее платье Полозу понадобилось ровно на четверть секунды больше, чем ей добыть стакан. Он был просто сражен увиденным! Что это было, как это было и кем это было!!!
Когда к ним все же подошел администратор с маленькими еле заметными затяжками от коготков на плече строгого костюма, и, шаркаясь, стал извиняться, доселе невозмутимый бюргероватый немец Питер Вебер на чистом русском языке резко послал Кругляшка Кольку в долгое эротическое путешествие, рывком беря у него корзинку.
Быстрым движениями свободной руки растворяя стакан в кармане для платка, Полоз подхватил Свету под локоток и по военному вышел из кафе, не обращая внимания на оцепление…
Уже в машине, поворачивая ключ в замке зажигания, Змей вопросительно посмотрел на Свету, но та лишь издала томный вздох и произнесла:
— Не зна…аа … аю!..
— Официантки все такие быстрые?
— Фи, Змей! Это грубо!
— Ответь, Света!
— Рядом с тобой в кафе я почувствовала себя кошечкой. Ры-р-ры мяу! Смотри на меня чаще Змеюшка, так, как смотрел!
— Как?
— Так!
Света выпучила глазки, оттопырила руками ушки и высунула кончик язычка.
— Ты можешь быть хоть сейчас серьезной!
— Ну не знаю я, Змеюшка! Как-то у меня так вот вышло! Правда, правда!
— Поехали…
Сапфир мчался по ночному, одетому в неоновые огни, городку покоряя не только расстояние, но и сокращая время. Надув губки, Света разглядывала высокую бутылочку Рислинга, поглаживая белую этикетку, плавно обводя коготком буковку за буковкой латинского алфавита.
Наконец, не выдержав молчания, она мурлыкнула:
— Змеюшка!
— Да…
— Может, я не хотела, чтобы голой видели, а? Вот и вышло у меня!
— Превратиться в белый пушистый комок и раствориться в воздухе!
Света пожала плечами.
— А мы будем пить вино?
— Я за рулем!..
— Даааа!.. Надо же! А когда приедем?
— Угости Глашу…
— Ну и ладно!!!.. Вот, все вы мужики в этом! Стоит нам стать мягкой и пушистой! Сделать для вас, что-то хорошее…
Бросая вино обратно в корзинку с фруктами, Света повернула головку к окну.
«И чего Змеюшка взъелся Горынычем? — буркнула она про себя, прикладывая к носику одинокую чайную розу. — Подумаешь, пушистая! Ну, растворилась! Я же все-таки, какая ни какая, а Звезда! Голая!.. Бац, и готово!».