Глава шестая.
Второй день в усадьбе выдался слезным. Провожали на службу Владимира. Ради отбытия барчука, дворня собралась у парадного крыльца. Нарядные молоденькие девушки приветливо улыбались княжичу, садившемуся на породистого скакуна. Еще спозаранку, Глаша выпросила у барышни трусики из набора «Неделька» — цвет цыпленка, с трудом натянула на округлую красоту, и теперь горела лицом, словно, кроме желтеньких штанишек салона «Модницы Парижа», на ней ничего и не было.
По случаю отъезда брата, благодарная подарком горничная нарядила щедрую госпожу в сиреневое платье с белыми атласными вставками, затянутое на талии пояском с пряжкой и многочисленными оборками ниже колен. На голову водрузила шляпу, — широкополую с бантами, обнаженные плечи украсила газовым шарфом, а в правую ручку сунула платочек, которым, видимо, Светка должна была утирать неутешную слезу.
Оказавшись на парадном крыльце во всем великолепии, Света даже не знала, как к брату подойти. Мешал многослойный волочившийся по земле подол и многобантовый головной убор, закрывающий благородное личико от ласковых лучей майского солнца.
Спускаясь с крыльца, словно беременная кошка, она усилено вспоминала сцены из романов, как в таких случаях поступали девицы. «Перекрестить на дорожку? Нет, слишком. В самом деле! не сына же провожаю. Приложися еще не так и ославишься в веках, словно Марина», — думала Света, вспоминая как читала про Мнишек, которая вместо того чтобы поцеловать руку на святейшей православной иконе прильнула к устам Богородицы.
Несмотря на усиленные поиски благородного и благопристойного расставания, в житие святых и у классиков, в голове почему-то крутились лишь мемуары Елизаветы Николаевны Водовозовой: «Саша с рыданиями бросилась к матери и переходила из одних объятий в другие, точно она передавала поклоны и переносила весточку каждому из нас от дорогого покойника, — все плакали, плакала и я, потому что плакали другие…».
Улыбаясь брату, говоря слова напутствия, стараясь избегать словечек «знаменито», «парниша», «жуть», «кр-р-сата», «не учите меня жить» и других из лексикона Эллочки-людоедки, — почему-то так вовремя попавшего на язык, — новоявленная княжна представила описанную педагогом сцену и внутренне воскликнула: «Бред какой-то! Да! Водовозова же еще и не родилась! Не написала книгу для детей «Жизнь европейских народов» и кудрявый мальчик Вова Ульянов, ученик четвертого класса симбирской гимназии еще не получил ее в награду вместе с похвальным листом!».
Мысленно подчитывая, насколько же она теперь старше женщины-педагога, биографию которого изучала перед вступлением в пионеры, Света все же ухитрилась приноровиться, обнять Вовку, и даже в щеку поцеловать, не снеся краем роскошной, словно ботанический сад, шляпы его цилиндра. Но этим она и ограничилась.
Как бы сердце не рвалось, оказаться перед прислугой посмешищем княжна Ольга Павловна не имела права.
Пока дядя давал какие-то наставления бородатому казаку, что сопровождал юного князя, Света уже издали, — отойдя от Владимира буквально меленькими шажками гейши, — рассматривала под братом скакуна. Вороная шерстка на иноходце лоснилась, ноги, гарцуя, переминались в нетерпении. Закусывая удила, потрясывая гривой и звеня уздой, он выдавал собравшимся зрителям поклоны. Словно природный шевалье, Вовченок уверено сидел в седле, начиненные до блеска сапоги, амуниция играли на солнышке.
В детдоме была целая гора старых и ломаных игрушек, — примерно годов пятидесятых. Молчаливые и говорящие куклы, медвежата из вытертого до картона плюша, зайцы с барабанами и без. У кого была оторвана лапа, у кого ухо, в детских разборках утерян глаз, а у кого и вовсе не было головы, но все равно из года в год сокровища мира игры и фантазий переходили по наследству от старших к младшим. Вовке в этой чудо-горе Света раздобыла коня на трех колесиках, без хвоста. Он часами с него не слазил, разя воображаемых врагов пластмассовой саблей мальчиша-кибальчиша. Разве она знала, что облезлая деревянная лошадка когда-нибудь превратится в вороного иноходца, и братишка будет гарцевать на нем, так же уверено, как и в детстве маневрировал на трех колесиках.
Наблюдая за конными прогулками братишки, от кровати к кровати в комнате мальчиков, куда сестра, словно Мата Хари, пробиралась порой тайком, она не завидовала Вовке, но сейчас ей ужасно захотелось запрыгнуть в седло и на просторе ощутить под собой лошадь.
От только что появившейся мечты, Светку отвлек обратившийся к ней казак:
— Вы, барышня, не переживайте. Мы при юном князе. В обиду не дадим.
— Это вы к чему?
— Так, Петр Игнатьевич послал. Говорит: шибко за брата переживаете. Чтоб я лично обещание вам дал: оберегать Владимира Павловича.
— Ах, это дядя вас прислал! А сам, стало быть, он такого обещание дать не может?
— Этого, барышня, мне не ведомо… Вы уж его сами спросите.
— А заячий тулуп взяли? Не забыли?
— Тулуп? Зачем? Почти лето на дворе, барышня.
— Да так, вспомнила…
Видя, что разговор у Светы с наставником Владимира перешел в нежелательную плоскость, — казак отвечал громко басом, дядя поспешил к ним.
Бородач явно обрадовался его приходу и недоуменно проговорил:
— Петр Игнатьевич, барышня вот спрашивает: тулуп взяли, аль нет?
— Ступай, Елизар. Ольга Павловна просто расстроилась по случаю разлуки с братом. Так что уезжайте. Не травите душу временем.
— Оно понятно. Но вы, барышня, шибко не тужите. Свое слово Елизар держит…
Двор опустел. Прислуга разошлась, собаки разбежались. Одна Глаша вышла на дорогу и еще долго смотрела, как к горизонту удаляются два всадника. Кого она провожала? Для любопытной Светы, пока, осталось загадкой.
— Дядюшка, в имении лошадей много? — спросила она, не желая отпускать опекуна.
— Как положено, — ответил тот.
— И скаковые есть? Для прогулки?
— Есть…
— Велите заседлать!
— Но, Оленька, сегодня вы не в костюме Амазонки! Наряд ваш весьма не подходит для конного выезда.
— Давайте договоримся, дядя!!! Когда мы в обществе, так уж и быть, я княжна Ольга Павловна, а вы мой опекун, но если мы одни — я Света! Света Переверзева! А вы… я еще не знаю, кто вы!.. Не придумала… Обсудим на конной прогулке?
— Тогда вам надо переодеться, Света.
— Уже лучше. Не забывайте: Дверь я! А вы лишь Угол. Мой Угол!
— Хранитель…
— Я помню — Змей! Золотой Полоз. И если вы уж затащили меня во время, где нет ни кино, ни телевиденья, ни видео. Половина известных мне классиков, — ужас! еще лишь собираются ими стать. Мои любимые с детства книги еще не написаны, а лучшая подруга превращена в спящую красавицу, то развлекать меня обязаны вы! И не в качестве опекуна! Не боитесь, что от скуки я заведу здесь благородного кавалера и в порыве первой страсти проболтаюсь ему о своем и вашем советском происхождении?
— Я боюсь другого.
— Позвольте спросить: чего? — зло бросила Светка, ущемленная в пренебрежении к ее намекам.
— Скорее кого. Боюсь, долго мы здесь не задержимся.
— Тем более! Глаша! Хватит ласкать дорогу взором! Я хочу сменить наряд…
Сенная девушка еще раз украдкой кинула взгляд к горизонту и покорно ответила:
— Хорошо, барышня! Уже иду.
— А вы, дядюшка-опекун, — обнаруживая способность повелевать, продолжила Света: — Подберите мне лошадку! Покамест, какая поспокойней. Это же мой первый выезд? Или нет?!..
Петр Игнатьевич не ответил, пошел в конюшню. Светка фыркнула и направилась передаваться. Переоблачение барышни в амазонку заняло полчаса, но перетерпев неудобство времени, она вышла на двор, грозно помахивая тросточкой-кнутиком.
Осторожно подойдя к четвероногому существу пегого ближе к белому окраса, на котором красовалось новенькое дамское седло, — оранжевое, Света на какой-то момент пожалела, что у нее вдруг появилась мечта непременно стать лихой наездницей. Холка у существа немного подрагивала, а левый глаз косил с недоверием.
— Погладьте его.
— Его?! Так это мальчик?
— Жеребец-трехлеток по прозвищу Сапфир. С противоположным полом, полагаю, вы быстрее найдете нечто общее. Покажите неравнодушие. Пусть он почувствует от вас ласку, тепло руки, души. Шепните ему в ушко приятное слово.
— Вы меня обучаете езде на лошади или сватаете за Сапфира?
— Предложите коню дружбу. Если хотите. Но лучше любовь. Тогда он будет с вами одним целым, пронесет вас невредимой через огонь и вытянет из глубокого омута.
Следуя советам, Света провела губами по уху жеребца и ласково произнесла:
— Сапфирушка, мы с тобой одной крови! Ты же меня не сбросишь?
Конь перестал подрагивать и кивнул, то ли соглашаясь, то ли ему просто стало щекотно от мимолетного прикосновения губ и слов в самое ухо.
— Вот бы с мужиками так! Сказала ласковое слово, и он твой навеки! Хоть в огонь с ним, хоть в воду! Но как же мне взгромоздится на коня в таком платье?
— Ваше платье как раз к тому приспособлено. Юбка костюма Амазонки скорее передник, под которыми кальсоны. На лошадь, и мужчины, и женщины садятся с левой стороны. Ставьте ножку в стремя, и я вас подсажу.
— Даааа! И за какое место?.. Ну да ладно, Змей. Я разрешаю…
С помощью Хранителя, — увы, слыша оправдание обычного мужчины: так поступают все женщины Европы без исключения, такова специфика одежды и снаряжения лошади, сама барышня сесть не может, — Света почувствовала, делающая передник юбкой пуговка позади расстегнута. Одним приемом она оказалась на дамском седле. По-отечески дядя уложил коленка на коленку, — правую ножку на левую в стремени, — и, накрывая их, заботливо расправил передник.
— Ах, вот для чего там пуговка! Теперь поняла. Я-то думала…
— Два года назад наездник Шарль Пелье, — продолжал бубнить Петр, несмотря на шутку Светланы, — изобрел подвижную нижнюю луку, привинчивающуюся к седлу и повторяющую изгиб левой ноги всадницы, отчего езда на лошади стала вполне безопасной, иначе бы я не рискнул посадить вас на Сапфира.
— Ну, хватит уже оправданий, месье Пьер! По секрету могу сказать: мне было даже приятно. Лестно и то, что из другого времени для меня вы добыли целую дюжину трусиков. И седло бы перетащили, подумаешь.
— Трусики были исключением, Света! Они не могут повлиять на ход событий так же точечно, как и модификации седла в столетие, когда конь является не только другом, но и частью военной стратегии.
— Как сказать, Змей Игнатьевич! Подари вы трусики Жозефине Богарне, глядишь Наполеону было чем заняться кроме, как неудовлетворенным шастать по Европе.
— Вряд ли. У него были другие пристрастия.
— Помню, помню: О Жозефиночка! Не принимай ванну! Буду дома через месяц… — Света игриво сморщила носик. — Вы так и будите стоять? Как араб у верблюда! В ожидании, когда я пожелаю сойти. Но уже за плату. Или мы все осуществим мою мечту о конной прогулке?
— На первый раз, я хотел лишь поводить Сапфира в поводу.
— Сейчас! С Сапфирушкой мы уже едины. Он просто рвется на свободу! Осталось договориться с вами, мой учитель.
— Я уже запутался. То вы меня называете учителем, то Пьером, то Змеем!
— Вы эту игру придумали, я лишь играю!
Света случайно взмахнула хлыстиком, видимо представив его волшебной палочкой. Сапфир рванул с места в галоп, вынося ее из усадьбы.
От неожиданности Светка наклонилась назад, ложась поперек скакуна. Видя ее сложное положение, Хранитель вскочил на первую попавшуюся лошадь конюшни и помчался догонять, — без седла, железной хваткой обхватив бока животного коленями в крупную клетку зеленых штанах.
Со стороны двух босоногих мальчишек, что шли к усадьбе с уловом и удочками, конная прогулка господ выглядела весьма опасно. Белый рысак произвольно нес барышню к обрыву высокого берега реки. Словно на джигитовке она распласталась поперек и соприкасалась с седлом только мягким местом, чудом балансируя и не соскальзывая на землю. За ней мчался разряженный денди барин, теряя, туфли, цилиндр, на скаку срывая сюртук. Оставшись в рубахе и штанах, он прижался к гриве, сливаясь с конем, но все равно не успевал…
Ребятишки замерли. Еще немного и барышня рухнет под задние копыта жеребца или улетит с обрыва. Тот, что помладше отвернулся, но второй дернул его за рукав и в восторге закричал: «Ух, ты! Смотри, смотри!».
Барышня сорвала юбку-передник, сгруппировалась, — на полном скаку подтягивая колени к животу, крутанулась и перекинула правую ногу через голову лошади, вдевая в стремя. Подтягивая узду властной рукой на себя, выпрямляясь в седле и ставя жеребца на свечу, она остановилась. В тот же момент, заходя наперед в полкорпуса лошади, барин отсек ее от обрыва… Бросив удочки, мальчишки стремглав понеслись разыскивать утерянный наряд. Наперебой крича: «Я нашел! Нет, я!», — они отдали юбку амазонке сидящей на Сапфире в одних кальсонах — по-мужски.
— Мальчишки в тебя влюбились, Света! — забыв о приличиях и платке, рукой вытирая пот с лица и еле сдерживая эмоции, проговорил Петр, разворачивая Сапфира к усадьбе и переводя коней на рысь. — Особенно, вон тот, — конопатый.
— Хоть кто-то не считает меня Дверью. Вы специально взбесили коня? Признайтесь.
— Зачем?
— Допустим, за тем, что бы я поняла насколько умею владеть Сапфиром. Ведь я умею?
— Скорее это хотел проверить Сапфир. Он так соскучился по своей хозяйке.
— Хозяйке?
— Ну да, хозяйке. Тебе его еще совсем маленьким жеребенком подарила тетка Аланея.
Выяснение, кто такая тетка Аланея, — вообще, откуда у сироты, вдруг оказалась такая большая семья? Света отложила на потом, сейчас ее волновал другой вопрос:
— И сколько у меня еще не выявленных способностей?
— Думаю, что много. Но все они созидательные. Вы не можете разрушать. Поэтому вас нужно защищать. Поймите, вы Добро…
— Не помню кто, но точно сказал: «Добро должно быть с кулаками». Неужели я сама не могу постоять за себя? Так хочется быть всесильной!
— У вас есть четыре Хранителя.
— Четыре — много! Хватило бы одного. Зачем еще не испытавшей первого чувства наивно-невинной девушке гарем Хранителей? Вот уже второй день намекаю вам, что я женщина! Женщина я! А не Дверь! А вы словно старый глухой удав! Мудрый Каа… И у меня такое впечатление, — это продолжается вовсе не два дня, а целую вечность.
Полоз пожал плечами.
— Скажите, Змей, а кому я подарила первый клинок из звездной коллекции?
— Волку.
— Странно.
— Почему?
— Обычно женщины первым одаривают того мужчину, кому больше симпатизируют. Я читала… В умной книжке…
— Значит, вы симпатизируете Волку.
— Вообще-то, вы правы! Когда я была Светкой Переверзевой, я вас не любила — это точно! Девчонки часто влюбляются в учителей-мужчин, но вы были такой правильный и старый! Еще эти ужасные роговые очки!
— Не знал, что в детдоме меня расценивали еще и как мужчину.
— Вы были для всех нас умным и строгим отцом. Историком-педантом из старого фильма «Доживем до понедельника». Но сейчас, когда вы так помолодели и похорошели, даже дядей звать, мне вас почему-то не хочется. Хотя последнее для мужчины без этих голубых или метросексуальных закидонов, вряд ли достойный комплимент.
— Действительно, лучше уж считайте педантом.
— Постойте, — не хочется мне? Или вам?..
Света подозрительно поглядела на Петра Игнатьевича. В ее голове заворошилась догадка, что и своими чувствами она уже не владеет. Ведь захотелось ей прокатиться на лошади! Сильно захотелось, до колик в животике. А вдруг искуситель Змей распускает ползучие чары на все ее желания, без исключения?!
— Сапфир, — не я, — ответил учитель, будто свои догадки, домыслы, сумбурные предположения Света выложила вслух. — Это он захотел видеть свою обожаемую хозяйку и прокатить на себе именно сегодня.
— Он и говорить умеет?
— Нет…
— Жаль… Расточал бы мне комплементы.
— Он конь. Он не умеет!
— И не только он! Стало быть, конь в меня влюблен? Сапфирушка, ты влюблен? А у тебя есть крылья и во лбу рожек?
Света нежно потрепала гриву переходящего на шаг жеребца, но тот напрягся, ноздри его раздулись. Встал как вкопанный. Она коленями повелела Сапфиру — на рысь, но тот и не думал подчиняться.
— В чем дело?! И ты меня не любишь?
— Как раз наоборот! — поднимая руку и прислушиваясь, оборвал ее Змей. — Он не хочет идти, потому что в усадьбе Слуга Хаоса.
— Как?.. Там же Вера! Глаша…
— Ему нужна дочь Большой Медведицы. А Версофии там уже нет. Сегодня утром она проснулась, выслушала от меня легенду: она на балу у губернатора Демидова, и изъявила желание воплотить ее в жизнь немедленно.
— Узнаю Верку! А Глаша?
— Простые люди Слуге Хаоса не нужны, за исключением новых тел. Они просто замерли. Для них время остановилось, как и для коня, что застыл подо мною изваянием из Потемкинских деревень. Придется пересесть к вам, прекрасная амазонка.
— А Сапфирчик выдержит?
— Он крепкий парень.
— Тогда его половина, — ваша половина!
Перемахнуть с одной лошади на другую, для Змея оказалось делом секунды. Света с удовольствием ощутила спиной мускулы его груди, сильные руки огибающие стан…
— Повод, — не отдам!
— Вы готовы встретиться с Голесницким, Света?
— Конец это только начало, масса капитан! — выдав сумбур из голливудского фильма и познавательного романа Жуль Верна, Свет в Добро уверено направила Сапфира к усадьбе.