Дверь. часть первая. глава 5 (фантастика / фэнтези)

Глава пятая.

Первое на что обратила внимание Света, после галантного поцелуя дяди в щеку, на кисти рук брата. Но, увы, они по-прежнему страдали легкой искривленностью пальцев и держали шашку неуверенно. Не все еще в ее сне наладилось так, как бы хотелось.
— Вы же знаток разных древностей, дядя! — с легкой укоризной в голосе спросила она Петра Игнатьевича. — Когда же расскажите нам с Вольдемаром, что на самом деле я вы…— она осеклась и поправилась, — вывезла из обители в подарок брату?
— Что ж, Оленька, думаю, сейчас и расскажу. Время до обеда довольно, — ответил учитель, взяв у юноши шашку. —  Оружие из разряда холодного, колюще-рубящее. Исходя из оформления явно не новодел. Судя по рукояти из бивня мамонта и характерной обработке кости,  — очень древнее.
— И все? — фыркнула Света.
— Владимир, будьте так любезны, сходите-ка в мой кабинет. Дверь закрыта, но ключ в замке. В библиотеке, на самой верхней полке книга: трактат месье Жан-Франсуа Жербильона о Китае и Азии на французском языке. Принесите его, пожалуйста, в беседку. Мы с вашей сестрой Ольгой будем ожидать вас там.
— Хорошо, дядюшка, я быстро! —  буквально сорвался Вовка с места.
— Не торопитесь. И возьмите стремянку. Глаша покажет где.
— Одели мальчика как франта, а пальцы? — напустилась на импровизированного дядю Света, как только Владимир оказался на приличном расстоянии. — Вы же знаете, как брат страдает по этому поводу. Коль вы даете юноше новую жизнь, обязательно тащить в нее старую боль?
— Я уже говорил, Света, что можно изменить время, возраст и даже при особом желании из мужчины стать женщиной или наоборот! Но нельзя изменить себя. Если честно, то Владимир перешел в это время таким не по моей воле. Его боль — не боль физическая, справиться с ней он может только сам. Понимаете, сам. И он обязательно справится. Скоро вы увидите его совсем другим. Завтра Владимир уезжает учиться в Оренбург в Неплюевский казачий кадетский корпус.
— Вы сплавили его в армию?
— Не забывайте, Ольга Павловна, Владимир князь из древнего служивого рода. Ему семнадцать, и, как дворянина, его место в строю. И не перечти своему опекуну!
— Я перечу! Вы меня закинули черте-куда! Вырядили в одеяние весом с латы средневекового рыцаря, и я вам перечу?
— На вас костюм Амазонки, для конных прогулок в дамском седле и не только, — можно выходить к завтраку. Весьма популярен среди девиц и женщин Европы в этом сезоне. Он вам очень к характеру. Светка-амазонка, — если не ошибаюсь, так вас называли мальчишки в детдоме?
— Я уже не знаю, как меня называли, называют, и, судя по хитрому выражению вашего лица, — еще будут называть! У меня нет трусов! Оказывается, их не придумали! И как прикажите мне обходиться с «гостями», которые вот-вот нагрянут? Не спрашивать же мне в моем возрасте об этом у Глаши! Не могли бы вы выписать мне парочку из моего детства? Где все было на положенных им местах, трусы, девочки, мальчики, учителя!.. Зачем вы отослали брата?! Только не говорите: для того чтобы объяснить, вот уже второй день, происходящее сумасшествие, вам понадобилась книга какого-то месье Жербильона, да еще на французском языке!
— У вас истерика, Света. Успокойтесь. Брат не должен видеть вас такой.
— За один день, я постарела лет на десять! Как вы, Петр Игнатьевич, полагаете — это повод для истерики или женская блажь? Если дальше пойдет в том же темпе, через недельку я стану называть вас просто Петя.
— Тогда лучше Пьер. Должен признать: вы действительно повзрослели, Света.
— В моем возрасте уже не взрослеют, а только стареют!
— Вам девятнадцать! Причем, еще только будет…
— Я не уверена! Раньше у меня ничего не было, но хотя бы была я сама! Светка Переверзева — детдомовская оторва, что как романическая героиня за три месяца до наступления, уже ожидала свой девятнадцатый день рождения, в наивном предвкушении. А теперь у меня нет, ни возраста, ни имени, ни…
— Хорошо, я вам разрешу их носить, Глаше объясните: выписали нововведение из-за границы. Салон «Модницы Парижа».
— Десяток…
— Ну, если вас это успокоит…
— Хоть что то будет мое, а не ваше… Так зачем вы отослали брата?
— Чтобы не останавливать время. Но мне все равно пришлось это сделать. Вы слишком уж разгневались:
«Что же твой, Светлана, сон,
Прорицатель муки?
Друг с тобой; все тот же он
В опыте разлуки…».
Учитель улыбнулся и поглядел на пышно цветущую яблоню. Над маленьким белым цветком, поджав брюшко, завис лохматый шмель, можно был разглядеть его крылышки.
Света вкинула пальчик и тихонечко его погладила.
— Бедный, хороший, и ты страдаешь из-за меня. И не надо мне читать балладу Жуковского «Светлана»! Я вовсе не собиралась истерить, это был маленький экспромт, коль мы остались одни.
—  Не знаю, планировали ли вы мне высказать то, что сказали. Но то, что я хотел вам поведать Светлана, Владимир пока не должен, ни увидеть, ни услышать.
Взмахнув шашкой, Петр Игнатьевич с размаху ударил по валуну, что было много уложено вдоль посыпанных песком тропинок сада. Клинок разлетелся какими-то ошметками. Не только сталью, но и обычным железом назвать их было трудно. Осталась лишь рукоять из бивня мамонта.
— Бац!.. Как в таких случаях обычно добавляет моя подруга, — ой! простите, старшая сестра. Я же говорила вам: примитивный муляж рублей за сто по курсу конца двадцатого столетия, а не нынешнего! Даже если считать в ассигнациях.
— Возьмите в руку, — ответил учитель, подавая рукоять.
— Зачем?
— Возьмите.
Света кокетливо фыркнула, пожала плечами, но все же открыла ладонь. Рукоять, как и первый раз, легла в нее словно влитая.
— Согрейте своим теплом.
— Может мне ее еще в корсет сунуть?
— Просто сожмите. Крепко сожмите.
Света сжала и почувствовала, как от сердца жар комком шаровой молнии пробежал к правой руке влился в плечо, локоть, кисть и стал выходить огнем из рукояти. Словно раскаленный металл на кузне под ловким молотом мастера-оружейника он сформировался в заготовку, потом в клинок и стал постепенно остывать. Последним погасло клеймо: голова волка и цифры — три тройки.
— Теперь ударьте об валун вы, — проговорил Петр Игнатьевич.
Лицо учителя было настолько серьезным и сосредоточенным, что на сей раз Света подчинилась безропотно. Размахнулась и что есть силы, ударила. Гладкий, немного синеватый камень распался надвое. Она подняла руку и сделала уже легкий горизонтальный взмах. От валуна отлетел тонкий слой, словно пласт от окорока.  
— Ого! Даже искр нет!
— Вы поняли, зачем Генрих Карлович Голесницкий дал вам клинок, Света?
— Не-а…
— Он знает его свойства, но обладал лишь рукоятью. Возродить шашку мог только ее исконный хозяин, поэтому он и искал вас. Спонсировал художественный фильм «Год четырех Углов» и под предлогом разъезда по городам с премьерным показом, разыграл лотерею именно для девятнадцатилетних девушек.
— Вы хотите сказать, Петр, что исконный хозяин шашки я! Но ведь она очень древняя! Вы сами говорили: ручка из бивня мамонта… Господи, сколько же мне лет?!
— Все относительно, Света.
— И все же! Говорите: я старше вас или младше? — после безуспешной попытки увидеть свое отражение в сверкающей на солнце стали, она умоляюще посмотрела на учителя. — Наверное, я опять состарилась на десять лет! Назвала вас Петром…
— Вы можете думать хоть о чем-нибудь еще, Светлана! А не только о возрасте?! Вы понимаете: Голесницкий не успокоится, пока снова не найдет вас! Лишь вынутое из вашей груди сердце, даст право обладать сокрушительной властью над клинком, что вы  держите!
— Не могу!!! Я чувствую себя сорокалетней! Я старуха, которая не любила, не рожала детей, не ездила загорать на юга… у меня нет…
— Трусов…
— Даааа!!!! И умирать мне, нисколечко, не страшно! Страшно жить со скоростью десятилетие в секунду! Если клинок мой, то я должна знать, что означают эти дурацкие три тройки и голова волка! А я не знаю!
— На самом деле, на клейме четыре тройки! По отдельности они означают Углы Неба, все вместе — Дверь. В кириллице буква «Глагол» «Г» имеет числительное три, в финикийском письме  три — Угол. «Д» в кириллице «Добро», — числительное четыре. На финикийском — Дверь.
— Если «Аз»  — один, то А, Б, В…— она загнула пальчики на свободной руке. — Веди — три, а не «Глагол»!
— «Буки» не имеет числительного, Света.
— Вам виднее, вы же учитель… Ага, я снова молодею! Я буду называть вас учитель. И что означает мордашка волка, мой учитель?
— Один из Углов. Хранитель, которого Волк.
— А подробнее.
— Небосвод над Евразией составляет четыре Угла Неба ромбом. Каждый Угол имеет тотем животного, цвет и Хранителя. Рукоять шашки Белая — бивень мамонта, на клинке Волк. Стало быть, она принадлежала Хранителю Угла Неба Белому Волку.
— Но вы сказали мне. Значит Белой Волчице. Или я мужчина! Петр Игнатьевич, не сводите меня с ума окончательно! Этого я не перенесу.
— Я сказал, что клинок принадлежит вам исконно.
— Ну да. И что?
— До клейма.
— Вы меня совсем запутали, учитель!!! Шмель скоро издохнет, так и не пожулькав лапками цветка, а я так ничегошеньки и не поняла!
— Всего таких клинков четыре. На каждом три тройки — закрытые Углы и один открыт. Шашка с рукоятью из рубина и с головой Медведя на клейме, — Хранителя Красного Угла. Золотая рукоять с головой Змея — Угла Желтого. Изумрудная с головой Кита на клейме — Синего Угла. Четыре Угла — четыре Хранителя.
— А я? Я то кто?
— Дверь…
— Здрасти, приехали! Отворилась любви дверца, некуда Цветочку деться. Ой! Только б раньше времени нам не истереться!
— Ты Аз есмь Свет, Добро, Дверь. Неужели не понятно? Сейчас ты возродила клинок Белого Волка, ни один Хранитель не обладает данной тебе силой Созидания.
— Ага, Свет женского рода, то бишь Свет…а.
— Звезда. Дочь Большой Медведицы. Напитанная энергией Отца Космоса, ты создала четыре клинка и раздала Хранителям. Один клинок — Белого Волка был обломан и утерян в жестоком противостоянии с Хаосом, и уже тысячи лет за тобой по следам идет его слуга в образе, то эскулапа Алкоя, то аптекаря Грегори, то врача Голесницкого, могущественное сотворение Хаоса! Он искал тебя во всех временах и теперь, несомненно, нашел. Восстановив клинок, ты обозначила себя. Если Свет из Космоса, Дверь в Добро попадет в руки Голесницкого, Углы Неба рухнут и мир погрузится в Хаос.
— А зачем ты мне его тогда дал?! Чтобы я себя выдала?!!
— Я не был уверен, что воплощение четырех Углов Неба, Дверь в Добро — это ты, Светлана. Когда один из клинков обломился, а рукоять в пылу боя была затеряна в Тартаре, Хранители потеряли с тобой прямую связь. Они перестали видеть тебя, и могли только догадываться, где ты и кто ты. К тому же, их осталось только трое. Четвертый Хранитель не смог простить себе оплошности и ушел в Великое Нечто. Тогда остальные попытались тебя найти, но их виденье раздвоилось, они могли только предполагать. Несмотря на огромный риск, я должен был убедиться, что Дверь это ты.
— Убедился? Мы перешли на «ты», Пьер! Ну ладно: «пустяки», — цитируя учителя, делая из двух пальчиков монокль и поднося к глазу, Света постаралась детально точно соблюсти интонацию. — После того, что меж нами произошло в спальне! Как же я была глупа и бесстыжа. Ах! И… дальше-то что?!
— А что дальше?
— Есть ли у вас план, мистер Фикс? Есть ли у меня план, мистер Фикс? Конечно, есть, мистер Фикс!
— Надо объединить троих и искать четвертого Хранителя, — несмотря на иронию в словах Светки, серьезно ответил Петр Игнатьевич.
— Предлагаете круиз вокруг Галактики за восемьдесят лет? Нет, — за восемьдесят один год и тридцать два дня, как раз к моему столетнему юбилею.
— Без него мы не сможем справиться со Слугой Хаоса. Эскулап Бездны обладает силой равной нам всем. И только вместе мы сможем одолеть его и не отдать тебя Хаосу.
— Мы?.. Вместе?
Петр Игнатьевич сжал кулак, и из него резко взметнулась сталь клинка. На клейме у самой рукояти из золота загорелись три тройки и голова Змея.
— Да мы. Я — Хранитель Желтого Угла Неба Золотой Полоз, и остальные.
— Как вы это сделали? Я про шашку.
Света с любопытством осмотрела клинок, что держала в руке.
— Нажмите на клеймо Волка большим пальцем.
Она нажала, шашка исчезла.
— А теперь сожмите пустой кулачок и нажмите снова, но уже мысленно.
Вдавливая коготки в ладонь, Света зажмурилась. Кулачок нагрелся, и клинок снова оказался в ладони.
— Здорово! Я уж думала, что теперь придется его все время таскать на худеньком девичьем бедре. Не бросишь ведь. Все-таки от него Угол Неба зависит.
— Он будет у вас, пока вы не отдадите Волку Хранителю Белого Угла Неба.
— А как же братишка? Останется ни с чем?
Петр поглядел на яблоню, над цветом которой, пытаясь сесть, так и висел бедный шмель. Одна из ее веток превратилась в шашку и упала ему в руки.
— Ну, это точно муляж.
— Вы снова ошибаетесь, Светлана. Сабля что не наесть настоящая, булатной стали лучших бухарских мастеров. Только обыкновенная.
— Да отпустите вы уж шмеля! Совсем вам его не жалко. И вообще: Если я Дверь, а вы мои Углы — бред какой-то! То вы должны мне подчиняться, а не я вам! К тому же, где остальные подданные? Волк, Кит, Медведь!
— Вы их обязательно увидите.
— Скоро?
— Очень скоро…
— А они симпатичные?.. Кстати, так для общего сведенья, что бы более не двоилось! Ни один Угол Дверь не открывал. И она не любит когда по Космосу поддувает. Помните свое обещание?
— Помню…
Света хотела еще что-то сказать, но противный шмель, которому минуту назад она искренне сострадала, ожил и вместо того, чтобы лапать цветок закружился вокруг нее. От усадьбы вприпрыжку бежал брат, неся в беседку толстенный фолиант.
— Ладно, Петр Игнатьевич. Дядя! Я точно тронулась! Вы сами найдете, что сказать Вольдемару, а у меня от аромата цветения и созерцания сакуры что-то голова разболелась. Мигрень. Пойду, прилягу.
Хоть Света и выразилась несколько экстравагантно, но после фокуса с острым предметом у нее действительно чувствовался упадок сил, и ужасно хотелось спать. В девичьей светелке, она внимательно рассмотрела себя в зеркало и с огромным вздохом облегчения пришла к утешительному выводу, она по-прежнему молода и игрива.
С помощью Глаши княжна сняла сбрую из наряда и, зевая, пожаловалась:
— Платье для верховой езды настолько тяжело, что не понятно кто лошадь! Все спать… меня не беспокоить, если даже Небо рухнет и наступит Хаос…
Лишь к позднему вечеру, княжна дернула за серебреный колокольчик. Глаша ворвалась сразу, словно тайфун.
— Ой, барышня! Каких вам маленьких штанишек дядюшка из Парижа выписал! Целую дюжину! А пахнут то, пахнут! Прямо из салона «Модницы Парижа»
— Каких штанишек?
— На попу… Примерите?
— А… Завтра…
— Ой, барышня! И как у вас духу терпеть-то хватит? Я бы их прямо сейчас и наздевала! По очереди. Они еще и цвету разного. Беленькие, красненькие, синенькие и желтенькие!.. Простите, забыла совсем, спросить-то.
— О чем?
— Ну как же это о чем, барышня! Хорошо ли почивали? Не привиделось ли чего худого? Как проснулись, обязательно надо спрошать…
Насколько смогла, Света раскидала по мягкой перине ноги, руки и, рассматривая на потолке порхающих ангелочков, воскликнула:
— Хорошо, Глаша, хорошо! Спала как Звезда!..