Вы не знаете нашу старуху? И никогда не слышали о ней? Дарья Семёновна Рюмина – наша историчка. Она самая старшая училка в нашей школе. Ей столько же лет, сколько, наверное, Михайло Ломоносову. Это не учительница, а какой-то монстр. Попробуй у неё на уроке поверни голову назад. Всё – «неси дневник» и «пара» обеспечена. Никого не щадит: ни отличников, ни хорошистов. Ей всё по боку. Главное, говорит, чтобы историю знали на «отлично». И действительно, у неё все историю знают. Да она и не успокоится, если кто-то у нас в классе не будет знать её урок. Заживо съест.
Но вы знаете, мне кажется, многие неправы, когда называют её злюкой. Хотя и я вот обозвал её монстром. Если честно, никакой она не монстр и не злюка. У неё просто лицо строгое. Острый нос, морщин, как в луже во время дождя, седые волосы под лентой, голос с хрипотцой и каким-то скрипом, что ли. Но глаза! Вы бы видели её глаза! Дарья Семёновна, когда рассказывает нам о… да о ком угодно: хоть о декабристах, хоть о Несторе, хоть об Александре Невском, поверьте, это рассказ не об исторических личностях. Нет-нет. Это её дети. Я серьёзно говорю. Об исторических личностях так не рассказывают. Так можно говорить только о своих детях, ну или о внуках.
Моя бабушка, когда кому-то рассказывает обо мне (я нарочно несколько раз подслушивал), так наврёт, так наврёт, хоть стой, хоть падай: я и послушный, и смышленый, и помогаю родителям по дому, и книги читаю, и вежливый, как ангелочек. Врёт ведь бабуля моя. Ой, как врёт. Соседке одно говорит, а меня начинает воспитывать, я у неё и лоботряс, и лентяй, и грубиян и кем она меня только не называет. А для соседки, видите ли, я – чистый ангел. Но дед говорит, что сор из избы нельзя выносить. Наверное, она потому и привирает соседке. Вы как думаете?
Ну да ладно. Мой рассказ не о моей бабушке. Продолжу о Дарье Семёновне. О старухе. Она меня на прошлой неделе из класса выгнала. Мне кажется, я не заслужил такого отношения к себе. Хотя, конечно, палку немного перегнул. Но я не виноват вроде был. Всё эта Олечка с задней парты… То в спину меня пальцем тычет, то линейкой бьёт, то бумажки в меня кидает. Достала! Ну, я и наехал на неё. Слово грубое сказал. Старуха услышала, стала за неё заступаться, в общем… Отказался я извиняться и был с урока изгнан.
Дурак я. Мало того, что с Олечкой поссорился. Так я ещё и стару… Дарье Семёновне нагрубил. Так, выходя из класса, и ляпнул: у, старуха…
Куда это годится. Придурок. Стыдно теперь, аж жуть. Нужно было сразу после урока подойти и извиниться. Да не перед Олечкой, а перед Дарьей Семёновной. Глупо как-то вышло. А на следующий её урок, я не смог в школу попасть – «по семейным обстоятельствам». В воскресенье ездили к родственникам за город, и родители задержались (на обратной дороге ночью колесо на трасе пробили), в общем, домой вернулись в понедельник под утро. Ну, какая там уже школа? Попадали спать, все уставшие.
Я так переживал за тот срыв. Представляете? Подумает, что нарочно не пришёл на её урок, чтобы не извиняться. Если бы сразу извинился, она бы поняла. Я уверен. Говорю же, что это мы так говорим только, что она злюка, а на самом деле она добрая. И никакая она не старуха. Если так и можно сказать, то «старушка» - мягко, по-доброму. По-Есенински…
«Простите меня, пожалуйста, Дарья Семёновна, - мысленно произносил я, идя сегодня в школу, - ради Бога простите. Дурак я. Больше никогда в жизни не буду вам грубить. Буду всегда на ваших уроках вести себя прилично. Честное слово! Простите, а? Дарья Семёновна.»
Я был уверен, что простит меня наша добрая и ласковая старушка. Простит. Стыдно-то как. Обязательно простит.
Переступив порог школы, я вдруг оцепенел - на стене у входа висел большой портрет с чёрной лентой. Это была фотография Дарьи Семёновны Рюминой.