Он лежал на шконке больной, боясь пошевелиться, глубоко вздохнуть, потому что при каждом вздохе боль в груди усиливалась и растекалась по всему телу - будила, а так хотелось уснуть и успокоиться. Забыть переживания последних дней службы и последних лет жизни: лязги камерных затворов, чеканные шаги солдат по коридорам колонии, злые голоса командиров и досматривающих, шмоны, мятежи, поломанные клетки, кровь на тюремном плацу и напряжённые отношения с товарищами по казарме.
Служить во внутренних войсках он не хотел. Его взяли туда за зычный голос и за его огромный рост. Деревенский увалень показался удачным для той миссии, которая ему предназначалась. И действительно, первые полгода он добросовестно осваивал строевые приёмы, удары штыком и прикладом, технику борьбы самбо. Здоровые гены его предков не подвели, и казалось, что вырос надёжный защитник Родины. На занятиях он легко забарывал партнёров, и даже матёрому инструктору пришлось однажды покориться настойчивой воле ученика. Но на службе обмяк и растаял: ни разу никого не ударил, не одёрнул как надо, не проявил смекалки во время досмотров. Пугливо как-то шлёпал по карманам осужденных, что всякий, кто это видел, недоумевал:
- А что вообще такой может найти?
- Нет у меня никого, солдат, - пожаловался ему один пожилой заключённый. - Восемнадцать лет по лагерям, да по тюрьмам. Третья судимость. Мать вот последний раз приезжала, повидаться. Упала на дороге, когда искала зону, расшиблась, а через месяц соседи мне написали, что умерла.
Он вспомнил свою мать, измученную тяжелым крестьянским трудом и её просьбу не обижать слабых; радостные глаза, что сын вот такой большой вырос - в армию пошёл и сник - стал стыдиться своего предназначения. Руководство скоро заметило его бездеятельность, и, опасаясь негативного влияния на остальных сослуживцев, отправило караулить дальние склады вне зоны, где и «отмотал» человек оставшийся срок своей службы.
Долгими зимними вечерами, когда суеты становилось меньше, и старшие уходили домой, освоил солдат одно нехитрое ремесло - вышивку крестиком. Покупал на всё своё денежное довольствие в бедном солдатском магазине нитки, невесть как там оказавшиеся, и появились на свет Царевна-Лягушка и Кашей Бессмертный, Кот в Сапогах и другие персонажи известных сказок. Готовые полотна «ныкались» на чердаке, тщательно завёрнутые в полиэтиленовые пакеты, чтобы, не дай-то бог, не украли в его отсутствие; хотел увезти домой и подарить близким. Потихоньку да полегоньку, а накопилось десятка два ковриков, и радовался глаз, когда время от времени он расправлял их и гладил.
На зоне, что не бунт, то смена руководства. Новая метла по-новому метёт, и, однажды, в смутную пору, когда уже первые партии дембелей уехали на станцию и не хватало людей для наведения порядка, нашего героя застукал проверяющий за иглой во время дежурства.
- Волю почувствовал, собака! Два года прошланговал за спинами товарищей!
Все его поделки на чердаке нашли и отнесли в спецчасть. Нешуточный был шмон - предновогодний. Искали самогонку и оружие, «ширпотреб» - что не положено ни зэку, ни солдату. Попробовал он, было, оправдаться за шитьё, явился сам с челобитной к начальнику штаба, но получил семь суток ареста.
- Посидишь напоследок, - сказал в назидание ему командир, и двухлетнее его творчество кануло в «секретных анналах» зоны. Кроме одного полотна - свою лучшую работу художник берёг особо.
Солдата переодели в грязную и заношенную шинель, специально для таких случаев предназначенную, дали мыло и полотенце, и четыре часа спустя наш герой оказался в камере.
Братва, как известно, не любит «козлов», но в первый вечер он отбился. Встал потвёрже спиною к стене, ударил одного, другого, и отвалили забияки. Но традиции в неволе суровые, хороший мент - мёртвый мент, и на следующий день первый удар был нанесён сзади. Его сбили с ног и очень долго «топтали», строгий порядок восторжествовал - проучили «красного».
Через две недели всех арестантов амнистировали по причине праздника.
- Приближается Новый год, и командование гауптвахты желает вам служить по уставу и никогда не возвращаться к нам. Родине нужны дисциплинированные солдаты, честно выполняющие свой воинский долг!
Пьяные прапора ещё до обеда забрали своих подопечных, а он с отбитыми ногами боками глядел в потолок, стонал и ждал своей очереди.
- Не идут за тобой, солдат, - вошёл разводящий. - Забыли… Дежурный по гарнизону через час выезжает к вам с проверкой, он и отвезёт.
Но только к вечеру патрульная машина вернула его старшине. Тот выдал дембелю положенное белье, мундир, никогда не глаженный, тесные для великана ботинки и извинился:
- Шинели и шапки нет. Поедешь в этой… Я дам тебе щетку. Поскребёшь сукно, почистишь и сойдешь за жениха.
Немного помолчав, он добавил, оправдываясь:
- Опоздал… Сам понимаешь.
Старым тупым лезвием срубил вчерашний арестант на лице щетину, вытер выступившую на подбородке кровь, постирал в снегу шинель, подпоясался и пошёл восвояси - домой.
Автобус со служащими довез его до станции, но при посадке всё же не обошлось без недоразумения. Одна сварливая женщина из тех, что болезненно переживают за свой внешний вид и при всяком удобном случае поглядывают на себя в стекло, очень не хотела, чтобы он ехал с ними.
- Эта грязная образина испоганит мне шубу. Во что он одет?!
Но народ потеснился, инцидент был исчерпан, а Новый год близок. С шутками и с прибаутками люди спешили домой после рабочей смены.
Поезд ожидался после полуночи. В центре шахтерского поселка, где проездом оказался наш герой, горела огромная елка. Играла музыка, и стреляли хлопушки.
Погода в те дни была теплой, что ни снегопад, то под ногами жидкая каша, и, если есть трещина в ботинке, то тянет носок холодную воду и становится зябко. Но ближе к вечеру, случается, окрепнет мороз и уже не только ноги, но и уши беспокоят укусы зимы. Ветра, однако, не было. Пушистый снегопад открывал новогоднюю сказку.
Неприкаянный наш герой скрылся во дворе школы, прилегающей к праздничной площади. Старый покоробленный клён, на котором подтягивались и вешали летом качели мальчишки, лежал на заборе надломленный у самого корня, и не поднималась ни у кого рука его спилить, потому что он всё ещё служил детям; и, вытянув гудевшие ноги, солдат присел на одну из нижних ветвей могучего калеки. Он развернул своё последнее полотно. Мерцающий свет праздника тронул рисунок - двенадцать месяцев стояли у костра, и маленькая падчерица ждала новогоднего чуда.
- Уступи мне на час своё место, братец Январь, - и, вспоминая любимую сказку, задремал солдат в тот далёкий вечер.
Очнулся он скоро и странно. В радостном шуме, царившем в поселке, ему послышался детский всхлип.
- Приснилось, должно быть?! - но сон улетучился, а рядом действительно кто-то плакал.
Полоса света из большого окна рассекала школьный дворик напополам. На самом видном месте стояла девочка, лет восьми. Она шмыгала носом и, замёрзнув, хотела, чтобы её увидели из зала и открыли входную дверь. Но за окном смеялись, бойкий мяч, взлетая, отбрасывал беглые тени на улицу, и от этого чувство одиночества, брошенного всеми в ночи ребёнка, казалось отчаянно глубоким – её не слышали. Девочка дважды подходила к окошку и, поднимаясь на цыпочки, старалась дотянуться до него и заглянуть во внутрь помещения, но у неё ничего не получалось. Тогда она робко стучала пальчиками по стеклу и спешила назад, на прежнее место, на свет, отбрасываемый залом. Никто не выглядывал наружу, и малышка вытирала щёки рукавичкой. Удивило солдата то, что не было у неё головного убора, всклоченные волосы показались седыми. Девочка смахивала с головы падающий снег, не решаясь уйти.
С минуту наш герой наблюдал всё это, недоумевая, что могло привести её, простоволосую, сюда в столь поздний час, в чем её горе - глубокое и искреннее.
- Тебе холодно? - остановился он рядом.
Она подняла заплаканное лицо. В отчаявшихся глазах на мгновение мелькнул лучик надежды. Потом исчез, и снова детский плач нарушил праздник. Не капризный это был плач, а безнадежный - так плачут только дети и старики от бессилия и тяжелых утрат.
- Шапочки нет, - прошептала она.
- Возьми мою, - он предложил ушанку.
Утонувшая в ней девочка успокоилась. Она повторно размазала старые слёзы по лицу и вопросительно поглядела на солдата, ожидая, что будет дальше.
- Пойдём домой?
- Нет, – кивнула она на дверь.
- Но что там?..
- Спортзал…
- Ты хочешь туда попасть?
- Да, - она всхлипнула. - Там моя шапочка. Папа прибьет, если только узнает, что я её потеряла.
- Кто тебе это сказал?
- Мама.
- Тебя не пускают в двери?
- Конечно… Я искала её днём, но мальчишки прогнали меня - они взрослые.
- Их уже, наверное, нет?
- Занимаются.
«В школе должен быть сторож», - подумал солдат, и они пошли в обход здания, стуча во все окна и двери. Девочка щебетала.
- Я была в милиции, но дяденька объяснил, чтобы я пошла домой и вернулась с родителями. Чтобы они написали и «залегистлировали» пропажу. А я боюсь!.. Когда я потеряла библиотечную книжку, мама ругала меня, она сказала мне, что я разиня и поставила в угол. И втридорога заплатила за неё директору школы, а мне запретила ходить в библиотеку. Строго настрого.
Послышался скрип открываемой двери. Настороженная женщина стояла на пороге школы - дежурная.
- Вы нас извините, - неуверенно начал солдат, - но мы ищем шапочку.
- Синюю с белою полоской, из шерсти. Я её забыла после физкультуры на лавочке.
- Там занимаются ребята и у них есть выход со двора.
- Мы там были, но никто не открыл, - просящий человек растерянно улыбался. – Может быть отсюда из школы?
Коридорами они вышли в спортзал и, услышав настойчивый голос хозяйки, ребята отворили задвинутые двери и пустили их к себе в помещение. Подростки уже не играли в мяч, они «духарились» на кожаных матах: искали друг у друга захваты на одежде, стараясь удачно сгруппироваться и провести бросок - учились бороться. Гостей они встретили смехом.
- Нашла-таки мусора, малява!
- Поцарапанный мусор!
- Бывший в употреблении.
Девочка отчаянно захлопала ресницами и спряталась солдату за спину, лицом в шинель. В зеркале, перед которым спортсмены качают свои мышцы, он увидел себя - сутулого лоха, одетого не то чтобы не по росту, а не к лицу. Не из тех, кого форма красит, был наш герой - да и форма ему досталась не лучшая.
- Ты как себя ведёшь, бесстыдник! - начала было кипятиться дежурная, обращаясь к подростку, сказавшему эти обидные слова, - Огрею вот тебя я тряпкой и выгоню вон.
- Не надо, мать, - и, сдерживаясь, явно что-то припоминая давно уже забытое и старое, солдат приступил к работе:
- Личные вещи приготовить к досмотру.
- Что за базар, гражданин начальник? Ты, наверное, думаешь что мы ничего не знаем? Всем она уже надоела за этот день со своею шапкой. Ноет и под лавки заглядывает - мешает занятиям. Нет её здесь! - огрызнулись борцы.
Он пошёл по залу, переворачивая скамейки и маты, скидывая осмотренные тряпки в центр помещения. Самоуверенный тренер хотел, было, одернуть солдата, дать ему понять, что хозяин в этом зале не он, замахнулся, чтобы ударить поганого мента, но попал в пустоту. Всего лишь одно короткое движение сделал солдат, и бьющая рука повисла, как плеть, а дикий хохот в последний раз конвульсивно ударился о стены, перекатился под потолком и заглох. Перепуганная девочка молчала. Скулил уже поверженный атлет.
В зале был представитель власти, и, краснея за неё, осознавая всё её предательство и бездеятельность, - решил солдат, что не уйдет сегодня отсюда, пока не заглянет в каждую щель и в каждую сумку.
Пиво в душевой нашлось довольно-таки быстро, одна из бутылок разбилась, и кислый его запах всё ещё никак не выветривался из помещения. Была тут и водочка - недопитую бутылку он вышвырнул в ведро, осмотрел по очереди все полки в шкафах - безрезультатно. Взявшись рукою за полуоткрытую дверцу ящика, и поднявшись ногами на скамейку, солдат сосредоточенно оглядел верхнюю часть раздевалки. Мусор, конфетные обёртки, пачки из-под сигарет. Огромный слой пыли на шкафах. Опускаясь обратно, он задел её рукавом и поперхнулся, зажмурившись. Но поспешно вытирая лицо от слёз и от грязи, он отметил про себя, что правее - почти за его спиною ещё кто-то оставил такой же след.
В моечной было чисто. На горячей трубе висели старые тряпки, развешенные техничкой – сушились. Какая-то задвижка в углу сифонила и небольшой ручеёк катился по полу в канализационное отверстие, закрытое сеткой, понемногу выталкивая на неё липкий обмылок.
Пусто - и нужно было уходить, когда странная догадка заставила его вернуться назад в раздевалку, чтобы ещё раз осмотреть верха зала:
- Этот обмылок и водораздел, и мелкая эта сетка, предохраняющая от засорения канализацию? Я что-то недоглядел.
Он убедился, что следы от пыли имели одну и ту же природу, что действительно, кто-то ещё сегодня поднимался на этот шкаф, где была им найдена водка. Под самым потолком в помещении раздевалки громоздились вентиляционные короба. Незакреплённая решетка над головою чуть покосилась, и можно было просунуть руку внутрь. В проеме лежала шапочка - скомканная и грязная.
Дознаваться, кто её украл и использовал вместо тряпки, вытирая вонючее пиво, не было смысла. Солдат вытряхнул из шапочки осколки разбитой посуды и попросил у технички мыло.
- Я сейчас сполосну, - встрепенулась хозяйка.
Щекотливый и ласковый снег освежил и успокоил героев. Морозец коснулся их щёк, и высохли детские слезы. Впервые за долгий вечер девочка улыбнулась. Страхи как будто прошли, и хотелось праздника. Она с любопытством глядела, как отряхивал солдат от снега запорошенное полотно.
- Такая большая поляна и так много тюльпанов… А я так не умею. Ты это все сделал сам? - сотканная сказка пленила ребенка.
- Она не из богатой семьи, где всё можно купить, у неё очень строгие родители.
- Ты настоящий художник. А у меня отбирают краски, когда я пачкаю руки, а если я руки не пачкаю, то у меня и не рисуется, - пожаловалась она.
- У меня тоже отбирали краски и пластилин, и даже картины, - и, подумав, солдат добавил: Возьми на память.
Перепуганные родители нашли, наконец, свою дочь. В шапке ушанке, в странном сопровождении, она растерянно протягивала им пропажу - не успевшую ещё высохнуть после стирки шапочку, но папа совсем не оказался свирепым, а скорее наоборот, и мама смахнула слезу, когда поняла, что пережил её ребенок в этот предпраздничный вечер.
Гнутые из толстослойной фанеры скамейки до сих пор встречаются на самых дальних станциях России, и застрявшие в пути пассажиры коротают на них время в ожидании поезда. В час, когда, наконец, отступает боль, и после долгих и мучительных движений, удаётся найти ту единственную, удобную позу, позволяющую уснуть - нечистая сила несёт свою службу. Комендантский патруль вышел на охоту из логова и лениво двигался по вокзалу. Остановившись рядом, они критически оглядели героя.
- Ты искал значки, сержант? Посмотри - строевой?!
- Мабута, мать его - чмо! Даже погоны чёрные не пришил.
- В поезде сменит, как пить дать. Обобрать бы его?
- Он голый, - и сильные мира сего, плюнув в сторону спящего, не стали проверять документы.
Спустя много лет моя героиня, перебирая старые вещи в комоде, нашла чудесную вышивку. Она вспомнила тот далёкий и грустный вечер и рассказала эту историю мне, а я изложил на бумаге, потому что однажды её уже забыли.
22 января 2004 года.
