Прощаю вас (Проза)

Я рада представиться, меня зовут Полина Виноградова, мне 19 лет. Я хочу рассказать свою историю. Хоть она покажется совсем неинтересной. Кто я такая, чтобы заинтересовать кого-то? Но может быть, что-то все-таки станет вам привлекательным из моего рассказа. Я не собираюсь приукрашивать все события, мне это ни к чему. Сразу хочу предупредить, что эта история не вызовет восторга, ее можно прочитать и забыть, не заморачиваться особенно. Все равно ничему хорошему она вас не научит и ничего нового не принесет. Однако я расскажу историю своей жизни для тех, кто хоть как-то испытывал подобные чувства или переживания. Прочитав о моих, вам может, станет легче на душе. А теперь, я думаю, можно начать.
Я попытаюсь рассказать свою историю как можно кратко, останавливаясь только на самых важных моментах, и по возможности, не углубляясь в ненужные детали. Как я уже сказала, меня зовут Полина и мне 19 лет. К своим годам я успела испытать, кажется, абсолютно все. Потери, разочарования, обиды, злость, агрессия, забытье, радости, переживания, возбуждение…
Но расскажу все по порядку. Как было.
Итак, я была рождена в не совсем счастливое для меня самой время. Зимой, когда за окнами больницы бушевал буран, очень редкой силы. Моя мать, родившая меня, имела уже двоих детей. Мой отец всегда мечтал о сыне, но так и не смог осуществить эту мечту.
Вскоре после моего рождения он ушел от нас, сказав матери, что мир итак полон женщин. Если мир наполнен ими, то нет никакого желания создавать свой маленький мир, по его подобию. Он имел в виду семью. Далее он уехал из города и не подавал никаких признаков жизни. Но однажды я узнала, что он снова женился. Однако сына так у него и не появилось.  Мать после такого заявления возненавидела весь мир, всех мужчин. И меня. За то, что именно из-за меня, ее бросил мужчина, ради которого она жила.
Вот так началась моя жизнь.
Я жила прекрасно, как я считала, но не долго. Мать всегда меня недолюбливала. Она дарила мне меньше, чем сестрам свое внимание и ласку. Она постоянно твердила мне о том, как я сломала ей жизнь. Но в силу моего маленького возраста, я не понимала до конца ее слов, я не придавала им значения. Я была таким «гадким утенком» в своей семье. Зато меня очень любили родные сестры. Но как только мне исполнилось пять лет, я потеряла одну самую любимую свою сестру.
Это случилось летом, в один из наиболее жарких дней. Чтобы спрятаться от жары мы вместе с Аленой отправились на местную речку. Разница в возрасте составляла два года. Мы очень долго и весело купались, как всегда это у нас было. Мы безумно любили прыгать и нырять в воду. А самым большим нашим совместным увлечением было следующее. Кто-нибудь из нас, зажимая нос, нырял в воду, опускался на колени. Другой в этот момент запрыгивал ногами опустившемуся на плечи, находясь над водой. Затем тот, кто все еще находился в воде, резким движением тела выныривал из воды, почувствовав присутствие другого на своих плечах. При этом тот, кто сверху, под действием резкого толчка выныривающего выпрыгивает вверх и бросается в воду. Это очень интересно и экстремально, но в то же время, может быть опасным занятием. Тем более для детей, которым не больше восьми лет. Обе сестры, мы, однако, никогда не задумывались об этом. Мы просто прыгали и купались счастливые и довольные. И все было прекрасно и безопасно. Периодически меняясь, мы продолжали получать адреналин на воде. Наша мать обычно не присутствовала при этом. Кто знает, если бы она в этот раз была рядом и запретила подобное, все вышло бы по-другому. Но жизнь есть жизнь, ее не перемотать, чтобы исправить возникшие ошибки. А жаль…
В общем, я и моя старшая сестра Алена, мы, как всегда отправились на реку, сказав маме о своем походе. Она не обратила никакого внимания, как всегда. «Будьте осторожнее там», - все, что она сказала нам в след. И мы пошли, не испытывая никаких ограничений и чего-то подобного. Мы были по-детски веселы и наивны, направлялись к месту получения удовольствия, играя, бегая друг от друга, дурачась и смеясь от всей души. И никому не могло прийти в голову, что может что-то случиться.
Мы забежали в воду и начали дурачиться. Не смотря на небольшой возраст, мы обе умели плавать, но не заплывали слишком далеко. В этот раз мы не хотели плавать, и мы не плавали. Мы только ныряли, брызгались и прыгали друг с друга по описанной выше процедуре. Вот, мы уже повыпрыгивали с плеч друг друга раз по шесть. Наши плечи покраснели от постоянных «испытаний» ногами, но мы все никак не могли успокоиться. Все прыгали и прыгали. И все было прекрасно. Но вот, наступила моя очередь опускаться под воду. Я опустилась на колени, зажав нос рукой. Сестра вскочила мне на плечи, я выпрыгнула из воды, но сестра соскользнула с плеч и поэтому не успела зажать нос перед прыжком, который все же произошел. Я убрала волосы с лица, мешающие мне, вытерла глаза от воды. Сестра исчезла под водой и должна была уже вынырнуть. Но ее не было. Тогда я подумала, что Алена решила поплавать немного под водой. Она это любила делать, ей нравилось пугать меня таким образом. Я почувствовала, что начинаю замерзать, и вышла на берег.
Сестры все не было. Мне было все равно, Алена не могла ничего другого делать, только плавать под водой. А сейчас она вынырнет, выйдет на берег, и мы вместе пойдем домой.
Сестры все было. Я стала немного нервничать, но опять подумала, что эта моржиха решила надо мной приколоться, заставить меня понервничать.
Сестры все не было. Не было даже признаков того, что она в воде. Ни одной волны или чего-то подобного. Я перепугалась ни на шутку, когда спустя несколько минут, Алена не всплывала и не подавала никаких признаков жизни.
Короче, присутствующий на берегу мужчина, помог мне вытащить Алену из воды. Точнее Аленино тело. Ее не было больше в живых. Она сильно ударилась головой о воду, а затем, находясь без сознания, захлебнулась водой.
Я не знала, что мне теперь делать, что сказать маме. Как быть. Ясно было одно. Алена, моя любимая родная сестра и лучший друг, больше не со мной. Больше никогда не посмеется над моей шуткой, никогда больше не обнимет меня, никогда больше не оттаскает меня за волосы, не пойдет со мной играть в прятки, никогда не будет со мной прыгать с плеч на реке. Никогда больше не скажет ничего. Никогда.
Я, не смотря на столь маленький возраст, прочувствовала это все сразу. Я сразу представила свою жизнь без Алены. Она совсем меня не привлекала. Ни сколько. Я лишь смотрела на мокрое тело Алены. Глаза ее были закрыты, волосы перепутаны с водорослями, изо рта лилась вода. Ее маленькие руки были голубого цвета, как и все тело. Еще несколько минут назад мы вместе весело смеялись, дурачились, брызгались и постоянно прыгали в воду. Вместе. А теперь она лежит одна на берегу. Такая маленькая, такая родная и такая холодная…
Вот так у меня не стало близкого человека. Единственного понимающего меня друга.  Родной сестры.
«И больше таких нет, и не будет никогда», - думала я сейчас, не отрывая глаз от Алены, пока мы шли до дома вместе с тем самым мужчиной, который вытащил тело Алены на берег. Этот мужчина, как оказалось, очень хорошо знает мою маму и нашу семью. А значит, он знал, где мы живем. Поэтому без проблем дошел и довел меня. В последствии он стал моим отчимом, но это было после.
Когда мать увидела тело, с ней случился приступ. У нее было слабое сердце, врачи помогли ей прийти в себя. Мать долго и очень громко плакала, у нее была истерика. Теперь я еще больше поняла, что случилось. А этот мужчина не смог оставить маму одну, он стал утешать ее. Его звали Виктором Сливным. С мамой у них случился очень бурный роман, в конце которого они поженились. Он помог матери пережить эту страшную потерю. Мать все время винила в смерти Алены меня. Только меня.
Я никогда забуду ее слов: «Ты – вина всех моих бед. Зачем ты только на этот свет родилась? Мне стоило от тебя избавиться еще на первых порах. Ты сломала мне всю жизнь. Из-за тебя я осталась без кормильца и без дочери». В последствии эти слова словно приговор звучали в моей голове каждую минуту, каждый день. Но тогда я отнесла их на чувство горя от потери. «Она от отчаяния сказала так, - успокаивала я себя. - На самом деле она так вовсе не думает. Это от горя, от отчаяния».
Но мне все же было больно от ее слов. Почему она так сказала? Неужели я действительно вина всех ее бед?! Нет, это не правда. Она просто очень расстроена и не понимает, что говорит.
Так, я потеряла сразу двух родных. А после приобрела еще «одного». Его звали Виктор. Когда у них с матерью родился Максим, я вынуждена была повзрослеть лет на десять сразу. Я оставалась со своим новым братом всегда, я кормила его, нянчилась, водила гулять и мыла его. В общем, была его, так называемой «мамочкой». Родители все время были то на работе, то еще где-нибудь. В принципе, этот Виктор – не плохой мужик, но он мне не очень нравился. Какой-то чересчур самоуверенный, да и не воспринимал меня с Женей, моей оставшейся сестрой. Для него мы были неродными, так же как он для нас. Мы были его сожителями, как он сам сказал однажды. Хотя он никогда нас не обижал, ни разу не поднял ни на кого из нас руку и даже не повысил голоса, мы был для него чужими детьми. Детьми от другого. Однако если он так думал, зачем же он нас удочерил? Я этого не понимала, мне этого не понять и сейчас.
В общем, жизнь моя стала несчастливой с его приходом в мою семью. Меня вообще никто не замечал. Сестра постоянно где-то пропадала. То на работе, то у друга, то еще где-нибудь. Мать кроме как кричать на меня и ругать за то, что я не вовремя покормила или сводила погулять Максима, ничего не делала. А с отчимом я старалась вообще не связываться. Максим все время чем-то был недоволен, он всегда плакал. Пока он не вырос до того, чтобы мочь ходить и разговаривать, для меня время проходило незаметно. Я была словно в каком-то сплошном ужасе, кошмаре, которому, казалось, конца нет, и не будет. Но никому не было никакого дела до этого. Я ничего не видела, кроме Максима и постоянных недовольных криков матери. Виктор пытался повлиять на мать, чтобы она мягче относилась ко мне, но она лишь просила его не лезть не в свое дело.
Так прошло три года моей жизни. К своим восьми годам у меня не было друзей, только враги. Я превратилась в очень замкнутого, злого и неуверенного в себе человека. Каждый раз, когда мне было плохо, невыносимо, я доставала фотографию Алены, плакалась ей, рассказывала, как мне плохо без нее. А когда становилось совсем невыносимо находиться дома, когда мать расходилась в криках, я убегала из дома. Я бежала к могиле Алены. Только там я могла чувствовать себя спокойно. Только здесь я могла быть нормальным ребенком, я вспоминала, как мы с Аленой мечтали о разных вещах, как мы вместе гуляли, дурачились и любили друг друга. Я подолгу разговаривала с Аленой, я рассказывала абсолютно все. Я рассказывала о Максиме, о Жене, о маме, о Викторе и о том, как я их всех ненавижу.
«Как жаль, что тебя нет рядом, - всегда говорила я Алене. – С тобой мне ничто не страшно. Ты всегда была моим спасительным кругом. Только ты одна понимаешь меня. Мне очень тебя не хватает. Но скоро мы снова увидимся. Я живу только для этого». И мне казалось, что она иногда отвечает мне. Деревья, растущие рядом, шевелили своими ветками и листьями, венки на могиле тоже шевелились. Она сама улыбалась с фотографии на памятнике. Иногда мне казалось, что Алена мне улыбается. Когда я вдоволь наговаривалась, я с огромным облегчением и с таким же нежеланием шла обратно домой. А дома никто даже и не замечал моего отсутствия. Мать замечала это только тогда, когда я оставляла одного Максима. Она снова начинала кричать на меня. «Что же это такое? – начинала она. – Ты специально делаешь так, чтобы мне было плохо. Тебе вообще ничего нельзя доверить. Ты когда-нибудь угробишь мне сына».
Я обычно стояла перед ней, опустив голову, после чего уходила в свою комнату. Я уже давно перестала плакать по этому поводу. Я просто не видела никакого смысла в этом. Слезы, считала я, совершенно бесполезны, они никак не помогут. Я вообще стала такой черствой и грубой, что подобные вещи не случались со мной. Перестав плакать, я перестала смеяться и улыбаться. Не было причин для этого. Соседские дети не хотели со мной общаться, они только смеялись надо мной и издевались. Они считали меня ненормальной, забитой или даже дурой. Они откуда-то узнали, что я изгой своей семьи. Тогда они постоянно жестоко шутили по этому поводу.
«Ты – никто, тебя ненавидит даже собственная мать. Ты убила свою родную сестру. Ты не достойна того, чтобы быть с нами», - так говорили все мальчики, живущие в соседнем доме и некоторые девочки. Но все же одна девочка так не считала. Мы с нею познакомились однажды. Я как раз в очередной раз направилась к Алене. Эта девочка заметила меня и пошла за мной. Она шла всю дорогу поодаль, не решаясь подойти ближе. А возле могилы Алены она робко стояла в стороне. Она стояла долго, не уходила, а только пристально смотрела на происходящую картину. Я поправляла венки, убирала траву и гладила фотографию на памятнике. Девочка все наблюдала за мной, не решалась подойти либо обратиться ко мне. Она просто молча наблюдала и все молчала, молчала, но и уходить не планировала. Тогда, не выдержав больше, я сама обратилась к ней.
- Что тебе здесь нужно? – спросила я. Я была враждебно настроена, потому что никому нельзя было находиться в моем священном месте. Никому. Только мне. Эта девочка только молчала. Она просто стояла молча, глядя широко раскрытыми глазами на меня, ожидая чего-то.
- Ты так и будешь молчать? Чего тебе тут надо? – моя ярость росла. Мне совсем не нравилось, что кто-то нарушал мое единение с любимой сестрой.
- Я давно тебя заметила, - робко произнесла эта девочка, стоя на том же месте, почти не двигаясь. - Ты ходишь сюда каждый день. Мне стало интересно узнать, зачем ты сюда ходишь.
- Это не твое дело. Уходи отсюда, здесь никто, кроме меня не может находиться. Ты кто вообще такая?
Я была вне себя от ярости и злости. Мне не нравилась эта размазня.
- Я живу в том же доме, что и ты, - все так же робко ответила девочка, раздражавшая меня все больше. – Расскажи мне о ней. Это ведь твоя сестра?
- Тебя это вообще не касается. Я же сказала, уходи. Не обращая внимания на мои слова, эта девочка подошла ко мне ближе. Она уже стояла рядом со мной и с могилой. Внимательно стала рассматривать фотографию, боясь при этом посмотреть мне в глаза. Я немного оттолкнула ее в сторону, сказав что-то грубое. Но девочку это отпугнуло, она все равно осталась.
- Да, откуда ты вообще взялась такая наглая?! – я не знала, что сделать, чтобы она ушла. – Ты мне не нравишься.
- А ты мне нравишься. Меня зовут Алина. Позволь, я просто побуду здесь. Я не буду мешать. Хочешь, я тебе помогу, - произнесла Алина, указывая на траву на могиле, которую я вырывала.
- Мне не нужна ничья помощь. Никто не может прикасаться к Алене. Никто, кроме меня. Слышишь? Никто. Я снова оттолкнула Алину в сторону. Но Алина, почему-то не обижалась, она продолжала стараться со мной подружиться. Ее не пугала моя агрессия.
- Встань сюда и не произноси ни слова, - смирилась я и указала Алине направо. Там, в нескольких шагах от могилы Алены росла высокая береза. Я попросила встать Алину за нее, чтобы не отвлекать и не раздражать меня.
Алина была небольшого роста с двумя длинными косичками. Одета в красное платье до колен. На ногах легкие сандалии. Ее лицо мне показалось таким знакомым, но я не могла вспомнить, где я его видела. Я убралась на могиле, но разговаривать с Аленой постеснялась из-за присутствия этой Алины. Я произнесла очень тихо, почти шепотом, что скоро вернусь снова. Потом я погладила фотографию сестры, как и всегда. Затем попрощалась и отправилась домой. Алина пошла за мной, на некотором расстоянии позади. Я все время, почему-то, думала об этой Алине.
«Что ей от меня нужно? – спрашивала я себя. – Она, наверное, хочет надо мной поиздеваться, как и все ребята на моем дворе. Нужно быть с ней очень внимательной».
Когда я прошла половину пути, я остановилась и обернулась, чтобы проверить присутствие Алины. Она тоже остановилась, но потом, не уверенно, подошла ко мне.
- Меня зовут Полина. Пойдем вместе, только держись в стороне, - я это сказала, чтобы не выпускать Алину из виду. Чтобы видеть все. Если она что-то задумала, быть готовой к этому. Мы шли молча, но я не выдержала и обратилась к ней.
- Ты говорила, что давно заметила, как я хожу сюда. Ты наблюдала за мной? – спросила я, ожидая подвоха в ее предстоящем ответе.
- Я просто это заметила, и мне стало интересно, - спокойно ответила Алина.
- Сколько тебе лет?
- Мне восемь, а тебе?
- Мне тоже восемь. Ты уже ходишь в школу?
- Пойду в этом году. Я очень хочу туда. А ты?
- Я не очень, потому что там будет много людей. Я не люблю людей, - я снова почувствовала рост ярости внутри.
- Слушай, а может быть, у нас получится вместе учиться.
- И что? – я совсем не понимала радости Алины.
- Мы сможем вместе ходить в школу и из школы.
- Может быть, а может быть, и нет. А почему ты так уверена, что я захочу с тобой вместе ходить в школу?
- Не знаю, может, потому что больше не с кем.
- Откуда ты знаешь? – мне было стыдно, но Алина права.
- Потому что я видела, что у тебя нет друзей. У меня их тоже нет, - ответила Алина и вдруг произнесла очень уверено. - Давай мы будем друзьями.
Я боялась соглашаться. Однако вскоре после этого мы действительно стали друзьями. Мы гуляли далеко от двора. Постепенно Алина стала заменять мне сестру, но я ни на минуту не забывала об Алене. Я продолжала к ней ходить. Иногда я приводила Алину. И все было прекрасно. Алина оказалась очень веселым и добрым ребенком. Я все больше стала пропадать на улице, забывая о доме, о матери и о Максиме. Алина, как не странно, понимала меня и старалась развеселить, когда было грустно. В общем, я нашла друга. Единственного и неповторимого. Мне было весело с ней. Мы ни с кем не общались во дворе, но нам это не мешало. Все лето для меня прошло быстро. Наступила пора школы. 1 сентября я пришла впервые в школу, в первый класс. Обнаружилось, что я буду учиться с Алиной в одном классе. Нас посадили недалеко друг от друга, но за разные парты. Когда я увидела, с кем буду учиться, мне стало не по себе. Почти все девчонки и мальчики с моего двора были здесь. Сразу после окончания «учебы», двое из мальчиков, всегда привязывающихся ко мне, подкараулили меня, когда я стала выходить из школы.
Алина ушла из школы уже вместе со своими родителями. Недалеко от школы собралось пятеро мальчиков, тех самых, которые говорили обычно мне обидные слова во дворе. Они окружили меня и начали по очереди толкать меня в разные стороны и смеяться при этом. Первые толчки я смогла выдержать и остаться стоять на ногах. Далее самый толстый мальчик подошел ближе, сказал, что мне не место в этой школе. После этого он громко рассмеялся и сильно толкнул меня, так, что я упала и очень больно ударилась правой рукой. Я заплакала от боли. Всем пятерым понравилось, что я упала и заплакала, тогда они стали пинать меня по портфелю и громко смеяться. Я как-то умудрилась увернуться, откатываясь в сторону, мне удалось встать на одно колено. В этот момент идущие старшеклассники, увидели ужасную сцену со мной и с этими пятью чертятами. Один из старшеклассников повысил голос в наш адрес. Мальчики испугались и, приговаривая мне о том, что еще не разобрались со мной, разбежались в разные стороны. Старшеклассники, их было трое парней, подбежали ко мне и помогли встать и отряхнуться. Рука у меня невыносимо ныла от боли. Я держала ее, чтобы хоть как-то снять боль.
- Хочешь, я тебя провожу до дома? – предложил парень, который отпугнул моих одноклассников. – Что у тебя с рукой? Давай, я посмотрю.
Когда он аккуратно осмотрел мою руку, он попрощался со своими друзьями и настоял на том, чтобы проводить меня до дома. Я согласилась. Тогда он взял мой портфель. Он нес его до самого дома. Я узнала, что его зовут Михаил, он живет в моем районе и учиться в восьмом классе. Так прошел мой первый день в школе.
Дома никого не было, кроме моей сестры с ее другом. Сестра, почему-то была в одной футболке. Она раскричалась на меня и выгнала из дома. Мне ничего не оставалось, как уйти. Как только я зашла домой, Миша отправился домой. Однако когда я выскочила из дома, его еще можно было видеть. Я позвала его, он обернулся и вернулся. Я все рассказала, тогда он повел меня к себе.
У него дома его мама помогла мне с рукой. Был вывих. Она перебинтовала мне руку и накормила. Потом с Мишей мы пошли на улицу. Ближе к вечеру он отвел меня домой. Дома мать накричала на меня за то, что я где-то пропадала, не известно где. Что она очень переживала за меня. «Чтобы больше такого не было. Мы с Виктором не знали, что и думать, что делать. Где ты была и что у тебя с рукой?», - кричала мать.
Я рассказала все, как было. Про школу, про пацанов из класса, про Мишу, про сестру и про Мишину маму.
Внимательно выслушав меня, мать посмотрела на Виктора, который тоже очень внимательно слушал. На лице у них обоих было какое-то застывшее выражение злости, страха и не понятно чего еще. Я, в свою очередь, развернулась и отправилась к себе в комнату. Я очень устала, и мне хотелось спать.
Я впервые пренебрегла обращением собственной матери к себе, уйдя, не дослушав до конца ее. Она кричала что-то мне вслед, но мне было уже все равно.
«Моя мать, вовсе не мать мне, - стояло у меня в голове. – Ее не волнует то, что ее собственная родная дочь была покалечена сегодня какими-то отморозками. И что другая ее дочь водит к себе неизвестно кого и занимается с ними неизвестно чем. Ей только было важно то, что я где-то пропадала весь день. И что этот факт ее очень раздражал».
- Да, катитесь вы все куда подальше, - прокричала я вслед матери, закрывая за собой дверь своей комнаты.
Меня так достало постоянное ненавистное отношение матери, что я просто не выдержала и выдала все этой  фразой. Все, что накопилось. Да пусть она катится ко всем чертям, эта моя «любящая и заботливая мамочка»!
Мать очень активно отреагировала на сказанное. Она еще больше разозлилась, почти вломилась в мою комнату и только бы замахнулась на меня, но вдруг что-то ее остановило. Она посмотрела на меня внимательно. Спустя некоторое мгновение на ее лице изобразился какой-то застывший ужас или скорее страх. Я испытывала такую ненависть к этому существу, что не скрывала этого. Видимо, мое лицо прекрасно это продемонстрировало.
- Ну и что же ты остановилась? Давай, отлупи меня, избей до полу сознания. Что же ты? – голос мой был полон злости и ярости. Я готова была сейчас взорваться. Так плохо мне не было никогда еще. Все что я чувствовала, это была боль. Боль, несвойственная маленькому ребенку, скорее, это была боль зрелого человека, которого лишили чего-то дорогого в жизни.
Меня же лишили жизни. Нормальной человеческой жизни.
Я чувствовала внутри огонь, разрушающий меня, сжигающий меня дотла живьем. И не было от него спасения. Никакого спасения.
- Что я сделала, что ты так ненавидишь меня всю жизнь? – мне уже было все равно, с кем и что я говорю.
Мать словно зависла, как нарушенная программа компьютера. Она видимо не ожидала от меня услышать такие слова. И этим была застигнута врасплох. Она только смотрела на меня, обиженную и озлобленную.
А внутри меня бушевал ураган злости и ненависти к этому человеку. Мне было уже не важно, кто этот человек для меня. Я лишь чувствовала, что он сделал мне больно. Делал это на протяжении многих лет. Хоть мне было сейчас всего восемь, я думала, как взрослый сознательный человек. Я знала, что дальше моя мать будет еще больше меня ненавидеть. Я изначально была помехой. Огромной помехой в ее жизни. Если бы я родилась мальчиком, я стала бы самым счастливым ребенком на свете. Но этого не случилось.
Я родилась девочкой, а это оказалось, стало моим наказанием.
- Что ты такое говоришь?! – как бы очнувшись, произнесла мать, став вдруг такой мягкой. – Девочка моя, почему ты так говоришь?
- А как я должна говорить? Мы обе знаем, что ты ненавидишь меня с самого моего рождения. За то, что я своим рождением заставила уйти от тебя отца. Твоего кормильца и мужа, - я даже не смотрела на мать, мне было неприятно увидеть его глаза и вообще ее всю. У меня вдруг родилась такая неприязнь к ней и ко всем ее словам, что я добавила.
- Уходи из моей комнаты. Я не хочу тебя видеть. Поговори с кем-нибудь другим. У меня сейчас очень болит рука, я хочу поспать. А ты будешь мне мешать, - сказала я и забралась под одеяло своей кровати.
Мать была в такой растерянности, что не знала, что сказать и сделать. Но, увидев мое явное игнорирование к своему присутствию, притронулась ко мне поверх одеяла, погладила и сказала, что ей очень стыдно за свое поведение.
- Прости меня, я веду, и всегда вела себя несправедливо с тобой. Прости меня. Я всегда любила тебя, но никогда этого не показывала. Мне очень жаль. Спокойной ночи, моя девочка. А того, кто обидел тебя сегодня в школе, я обязательно найду и накажу. Не переживай. Спокойной ночи, и пусть тебе приснятся прекрасные сны, - произнесла мать и ушла.
Пока она все это говорила, я тихонько плакала под одеялом. Мне стало так больно от ее слов. Я знала, что каждое произнесенное ею слово, полная неправда. Полная неправда. А искренность, разыгранная матерью, была абсолютно фальшивой. Мне было больно, как никогда. Я знала, что никогда, ни одного дня с моего рождения, она меня не любила.
Она ненавидела меня всей душой. По известной уже причине.
Зачем же говорить то, что ты никогда не испытывала? Зачем обижать меня еще больше? Зачем давить на самое больное?
Своей фальшивой искренностью мать убила во мне всякую надежду на лучшую жизнь. Моя мать никогда не будет меня по-настоящему любить. Любить так, словно я любимая дочь. Я ясно понимала это, и от этого мне становилось еще больнее.
Мне хотелось сделать что-то, чтобы ненависть матери ко мне прекратилась, но что для этого нужно, я не знала. В голове бродили тысячи мыслей и идей. Но все перебивала боль, глубокая и сильная душевная боль. Я уже не могла сдержать огромный поток слез обиды. Мне словно вырвали сердце, потоптались на нем и очень неаккуратно поставили обратно. При этом родившаяся боль от топота осталась и пронизывала теперь не только сердце, а все тело, мышцы и чувства.
С того времени, когда я стала помнить себя, я никогда не ощущала крепких материнских объятий, поцелуев и нежных слов. В принципе, я не знала настоящей материнской и родительской любви. Возникшие проблемы или какие-то другие противоречия, радостные моменты, всегда оставались у меня внутри. Внешне я не могла выражать свои переживания по любому поводу, потому что боялась остаться не понятой. Все потому что меня во всем всегда обделяли, перекрывали любые высказываний. Во многом причиной этого стало также боязнь быть осмеянной и униженной при любом выражении каких-то чувств или эмоций.
Так, я постепенно научилась справляться с накопившейся энергией радости или расстройства. Так, чтобы никто не замечал. Когда мне становилось плохо, я просто тихонько ночью плакала в подушку, но вскоре и это я исключила из своей жизни. Единственным выходом любых эмоций стали разговоры с самой собой. Я полностью могла успокаиваться после одного такого разговора. Я просто знала, что ничего другого мне не представиться. Поначалу всегда эти разговоры сопровождались слезами, но постепенно слезы прекратились, сами собой пропали. В них не было никогда никакого смысла. Они не помогали.
Никто никогда меня толком не выслушает и не воспримет всерьез. Ничего не оставалось, только скрывать эмоции, прятать их как можно глубже внутрь. В себя. Чтобы никто даже не заподозрил, что мне плохо или, наоборот, хорошо.
Так проходило мое детство. Скучное, замкнутое, затворническое и одинокое детство. Без особых радостей и приятных моментов.
Вспоминая детские годы, я сейчас, к сожалению, не могу ничего запоминающегося рассказать. Все из-за ненавистного отношения, в первую очередь, матери и далее уже всех вокруг. Начиная с соседей и заканчивая теми, кто учился со мной. На протяжении годов начальной школы меня недолюбливала почти половина класса, в котором я училась. Это все были дети, живущие по соседству со мной либо играющие в нашем дворе. Мальчики так и продолжали время от времени отлавливать и караулить меня, причиняя периодически мне физическую и моральную боль. Они унижали меня и обзывались очень обидно.
В общем, начальная школа прошла для меня очень сложно и печально. Я стала еще злее относиться к людям. Меня очень легко было разозлить, я очень жестко грубила всем. Не скрывала свою ненависть и злобу. Но с другой стороны, я стала очень замкнутой, ни с кем старалась не общаться, кроме Алины. Она ни на минуту меня не бросала и не обижала. Может быть, это связано было с тем, что с ней тоже никто не общался, и никто не любил. Однако мне это нисколько не мешало. Этот человек меня полностью понимал, и это для меня было самым главным. Очень часто мы проводили время вместе, ходили в школу и из школы. Мы с Алиной были полностью растворены друг в друге.
Когда я окончила начальную школу, Алина с родителями уехала в другой противоположный район моего города. И с того момента мы больше уже не виделись никогда.
Так, я потеряла еще одного близкого настоящего понимающего меня друга. Мне ничего не оставалось, как жить дальше, но без опоры. Без человека, который во всем меня понимал и поддерживал. Теперь такого человека не стало. Я очень долго переживала по этому поводу. Меня теперь ждал ад. Никого рядом, никто не развеселит, никто не поможет, не выслушает. Не с кем поговорить, не с кем даже ходить в школу.
Мать по-прежнему ненавидела меня, но все меньше показывала это. Мой брат Максим становился очень красивым румяным мальчишкой с длинными ресницами и кудряшками. И очень пухлым. Лишь он представлял мне хоть какое-то утешение. Среди живых людей.
Алену я не покидала ни на день. Я всегда приходила к ней на могилу и, как прежде, рассказывала все, делилась самым сокровенным. Лишь здесь, у Алены я могла чувствовать себя в безопасности и полностью свободной. Именно поэтому я не переставала навещать это место.
Наступило время перехода в основную школу, в пятый класс. Я к тому времени совершенно замкнулась в себе, была недосягаема для окружающего мира. Я подолгу проводила время на могиле Алены и все больше увлеклась рисованием. Я очень много рисовала. Рисовала все, что хотелось. Мне безумно нравилось это занятие. Увлекшись созданием очередного рисунка, я могла полностью отключаться от окружающего реального мира и погружаться в образы, которые создавала на бумаге.
Теперь я все чаще стала уходить из дома, пропуская при этом школу. Я могла не появляться часами, но уже никто не стал замечать моего отсутствия. Меня этот факт нисколько не задевал, поэтому я с каждым разом все больше ощущала свободу.
В школе всегда возникали проблемы с отношениями с одноклассниками. Особенно с мальчиками. Но я научилась не давать себя в обиду, защищать себя и все чаще вела себя очень агрессивно и жестоко. Я не жалела никого, применяла силу, агрессивную и злобную. Вскоре меня перестали обижать. Теперь я сама могла обидеть кого угодно. А однажды случилось кое-что, за что я до сих пор испытываю максимально возможный предел гордости за себя и удовлетворения. Именно после этого случая я стала другой. Я стала драться с другими детьми за школой, во дворе, в школе, где-нибудь еще. Я била других детей. Возраст их был разный, но только не старше меня. Я била их руками, ногами, коленями, кулаками, локтями и даже головой. Мне конечно тоже доставалось. А иногда очень серьезно, но в ответ были все же большие побои. Иногда вместе с побитыми парнями и девушками, я красовалась синяками или забинтованными руками. Но почему-то все проходило и заживало очень быстро.
Я не боялась драться с противоположным полом, потому что обычно они не решались применять силу против меня в полной мере. Я же девочка. А я только пользовалась этим по полной программе. Это было мне на руку. Но не долго. Вскоре, после моей известности мальчики стали воспринимать меня как сильного противника. Стали применять полную свою силу. Я же могла противостоять им. Хоть не всегда это было легко, я всегда выходила победителем.
Но вернусь к случаю, перевернувшему всю мою прежнюю жизнь.
Было это зимой, когда я уже училась в пятом классе. Так вышло, что мальчик, постоянно обижающий меня, пошел домой после школы один, без сопровождения. Идти ему нужно было в ту же сторону, что и мне. Я решила, что это мой шанс. Шанс отомстить за все те унижения и боль, которые он наносил мне все годы учебы в школе.
Я медленно, не спеша, отправилась за ним, стараясь не показывать ему себя. А он и не замечал. Когда мы отошли уже прилично от школы, я ускорилась и вмиг догнала его. Я схватила этого человека за рюкзак. Во мне оказалось так много силы или скорее ненависти и злости, что я умудрилась его уронить на спину. Этот мальчик был очень сильно напуган и растерян, на его лице изобразился такой сильный ужас, что я почувствовала азарт. Словно хищник, поймав свою жертву. Я чувствовала свое превосходство, оно меня буквально опьянило. Я стала колотить ногами со всей силы сначала по бокам, а потом уже куда попало. Не знаю, сколько времени все это происходило. Когда я закончила, ярость вышла вся, я почувствовала боль в ногах. Моя жертва лежала на земле, боясь подвигаться. То ли от боли, то ли от страха. Он очень тяжело дышал и загибался, что-то мычал и стонал. Немного отдышавшись, я произнесла короткую речь, обращаясь к нему.
- Теперь ты понял, что меня не стоило обижать? – произнесла я с каким-то больше душевным облегчением, нежели жалостью или злостью.
Глядя на распластавшегося на земле жалкого человека, загибающегося и кривляющегося, я почувствовала, наконец, удовлетворение. Человека, который испортил мне почти все годы, как школы, так и детства в целом. Мне не было жалко его, я не испытывала угрызений совести за сделанное. Я считала, что поступила максимально справедливо, потому что он заслужил такого обращения с собой. Внимательно посмотрев на жалкое зрелище на земле перед собой, я запомнила выражение лица и расположение тела этого ничтожества. Я ликовала, я праздновала. Теперь не я униженная больше.
Так, я расправилась со своей помехой в классе.
Вскоре, после расправы с этим мальчиком последовали побои всех остальных его приятелей, их братии. Досталось всем пятерым. После чего стало ясно, что у меня появилось новое занятие – избиение людей, которые обижали меня. А после уже и остальных. И у меня это получалось. И не очень-то плохо.
После того случая с этим слабаком, весь класс был проинформирован о том, кто сделал такое с несчастным и вполне безобидным мальчиком. Таковым считала этого мальчика его мать. Она узнала первой обо мне, нашла меня дома. Пришла разбираться.
Я была дома, матери не было. Разговаривал с прибывшей мамой Виктор. Он внимательно выслушал ее и ответил, что я не могла так сделать. Я совершенно спокойный и вполне безобидный ребенок. А даже если я и могла такое сделать, значит, заслужено. С этими словами он выпроводил мамашу и закрыл за ней дверь. После этого он зашел ко мне в комнату и провел разъяснительную, поучительную и очень полезную беседу, после которой я стала очень его уважать.
Мне в результате за избиение одноклассника ничего не было. Только на одном из классных часов мой классный руководитель обсудил со мной и с классом случившееся.
- Этот человек заслужил того, что я с ним сделала. А так как он собака, то очень быстро у него все заживет, - коротко без стеснения произнесла я, стоя перед всем классом у доски. – Он обижал меня, я ему отомстила за это. Вот и все. А теперь, если у вас больше нет ничего ко мне, я хочу уйти домой.
Сказав это, я вернулась к своему месту за партой, собрала вещи и отправилась домой. И никто не мог меня остановить. Никто не смел этого сделать.
После случая с расправой целой команды моих одноклассников весь класс стал немного побаиваться меня. Меня стали обходить стороной, боясь даже взглянуть в глаза.
Так было покончено с издевательствами надо мной.
Время шло, и вот я перешла в девятый класс. У меня к этому времени появилось много знакомых. Но отношения строились, к сожалению, лишь на моей агрессии по отношению к окружающим. То есть я могла защитить кого угодно. Именно поэтому ко мне все обращались за помощью и старались добиться моего внимания и уважения. Быть мне другом или ближе к этому. Но мне было все равно. Я упивалась славой и известностью. Лестью, даримой мне очередным слабаком.
Я ненавидела всех. Я дралась со всеми жестко и агрессивно. Моя агрессия и ненависть к людям росла все больше. С каждым днем я становилась все жестче и безжалостнее. И сильнее. Не жалела никого, даже себя. Я никогда не прикидывала равность сил. Я просто лезла в драку, колотила всеми частями тела. Вот и все.
Обо мне ходили целые легенды по всей школе, как о страшной, жестокой и безжалостной машине для насилия. А мне только грело душу такое мнение. Дело в том, что я стала действительно такой. Жестокой, безжалостной, злобной и хладнокровной машиной для принесения боли, страданий и насилия другим людям. Никто не мог со мной справиться во всей школе. Время от времени по школе ходил парень или девушка с синяками или покраснениями на любой части тела, или с забинтованными конечностями. А иногда их было больше одного. При виде меня они старались укрыться подальше, лишь бы не встречаться со мной даже взглядами.
Но однажды я, так сказать, «наступила на хвост» одному старшекласснику. Он учился в одиннадцатом классе, он толкнул меня нечаянно, извинился. А я не привыкла к такому обращению к себе. Точнее забыла о таком отношении. Я, не долго думая, нахамила грубейшим образом этому парню.
- Что не видишь, куда прешь? – почти криком вылетело из меня. Я моментально разъярилась. Я готова была прямо здесь, в коридоре двинуть этому уроду. Я уже приготовилась к бою.
- Я же сказал, извини, я не хотел, - твердо ответил одиннадцатиклассник. И уже начал, было поворачиваться, чтобы пойти дальше, как я слегка толкнула его вперед.
Он отреагировал не сразу. Он почему-то не проявил резкую агрессию, как это бывало с другими парнями. Он просто обернулся и пристально посмотрел мне прямо в глаза, изобразив больше живой интерес, чем обиду или что-то подобное.
- Зачем ты это сделала? – спокойно спросил он.
Я была сбита с толку. Меня такое отношение остановило и заставило смягчиться.
- Что сделала? – тоже спокойно спросила я и опустила руки, выпрямилась.
- Зачем ты меня толкнула? – уже мягким добрым голосом спросил парень из одиннадцатого класса, который вызывал у меня непонятное, странное чувство того, что я с ним как будто знакома уже. Мне не хотелось его обидеть, хотелось говорить еще. А когда я с ним разговаривала, у меня почему-то начало сильно колотиться сердце, и как-то странно тряслись руки. Я искала у себя в голове, что ответить этому парню на его вопрос, но почему-то ничего подходящего не находилось.
«Очень странный парень, с ним что-то не то. А может, это со мной что-то не так? Может, не мой день или я заболела? Не понятно».
Пока я рассуждала про себя, этот парень вновь спросил свой прежний вопрос. Нужно было что-то ответить, и я произнесла, что первое пришло в голову.
- Наверное, потому что ты сильно ударил мое плечо, когда толкнул меня, - ответила я и почувствовала, как начали гореть мои щеки.
Что со мной?
- Извини, пожалуйста, я просто очень спешил и не заметил тебя. Я не хотел сделать тебе больно. Сильно болит плечо? – заботливо спросил этот парень и слегка дотронулся до моего плеча, которое на самом деле нисколько не болело. Меня охватило странное чувство. Странное и безумно приятное. А также жуткое смущение, такое сильное, что я резко отдернула плечо и отошла на два шага назад.
- Прости, пожалуйста, мне очень жаль, что так вышло, - произнес старшеклассник и улыбнулся. Меня озарила его улыбка своей теплотой и какой-то привязанностью.
- Да ладно, не стоит. Плечо почти не болит, - смягченно ответила я. Мне хотелось не потерять проявленный ранее интерес ко мне этого парня.
- Кстати, я – Рома, - произнес он и протянул руку, все так же широко улыбаясь. – А как твое имя?
- Меня зовут Полина, - робко ответила я.
- Очень рад знакомству, Полина. Ты в каком классе учишься?
Все это время мы так и продолжали стоять в коридоре, а мимо нас слонялись разные ученики. Но я никого не замечала теперь вокруг, только Рому. Знакомство с ним родило во мне что-то жутко приятное, что-то неизвестное и несуществующее раньше. Мне хотелось с ним разговаривать, смотреть в его добрые глаза и слышать его голос.
«Странно, но интересно», - подумала я.
- Я учусь в 9В , - коротко ответила я. – А ты?
- Я – в 11Б. Но я тебя раньше не замечал. Только последних несколько недель. Ты недавно у нас в школе?
- Ты что! Я здесь с первого класса. Тем более меня знает вся школа…
И тут мне почему-то стало стыдно за свою известность. Не очень-то привлекательную. Я остановила сама себя. Мне не хотелось, чтобы Рома узнал кто я в действительности. Рома же, в свою очередь, поймал меня на слове.
- Ты сказала, тебя знает вся школа? – спросил он.
- Да. Меня знает вся школа, потому что я рисую, - быстро соображая, произнесла я. – У меня очень красивые рисунки.
- Это так здорово! Я очень люблю сам рисовать, но я не показываю своих художеств. Не знаю, почему, - скромно произнес Рома и опустил глаза вниз, уставился в пол. Он смутился и покраснел.
- А твои рисунки можно как-нибудь посмотреть? – спросил Рома, собравшись и подняв на меня глаза.
- Можно, но они все у меня дома, - жутко смутившись, выпалила я. После этого Роминого вопроса я внезапно замкнулась в себе, мне расхотелось говорить и видеть этого человека. Этим вопросом Рома вызвал недоверие. Я почувствовала, что в этом вопросе кроется какой-то подвох.
- А может, ты сможешь мне их показать? Например, завтра или сегодня вечером, когда мы увидимся где-нибудь, где тебе удобно? – вот таким образом Рома пытался пригласить меня погулять либо искал повода, чтобы снова увидеться. Я это поняла, но одновременно с этим еще больше стала сомневаться в намерениях этого человека.
- Ты можешь увидеть мои рисунки завтра на площадке недалеко от школы. Ты понял, что за площадку я имею в виду? – у меня вдруг пропали все прекрасные чувства, испытываемые ранее. Теперь я настроена была так же, как и в первую минуту встречи. Когда он задел мое плечо и когда я толкнула его в ответ.
«Ничего, завтра ты узнаешь по-настоящему, кто я на самом деле, - подумала я, глядя на этого широко улыбающегося типа. – Завтра ты увидишь не только мои рисунки, но и мои кулаки».
- Давай увидимся завтра после уроков на этой площадке, - предложила я Роме, заранее представляя исход предстоящей встречи. – У тебя сколько завтра уроков? У меня шесть.
- А у меня пять, но готов тебя подождать. Я буду ждать тебя на лавочке, на площадке завтра. Мне очень интересно будет посмотреть твои работы и снова увидеть тебя, - произнес Рома и посмотрел пристально мне в глаза. - А теперь, прости, но я должен идти. Увидимся завтра! Я буду с нетерпением ждать завтрашнего дня. Счастливо!
Он ушел. А я осталась совершенно растерянная стоять в коридоре. Я почему-то верила, что этот человек не обидит меня, но с другой стороны, он мог быть кем угодно. Таким же уродом, как и все остальные.
«А завтра я все равно приду после уроков и покажу все, что понадобится», - решила я про себя и направилась по коридору к выходу из школы. Я пошла домой, полна разных мыслей.
«Странно, что он не знает обо мне, это очень странно. Очень. Интересно, почему он не знает обо мне? Ведь в школе абсолютно каждый, я уверена в этом, знает, кто я и чем знаменита, - думала про себя я, когда шла домой. – Здесь явно что-то скрыто, но что?».
В общем, наступило время встречи. Я прямиком отправилась на площадку для игры в баскетбол, где мы с Ромой договорились вчера встретиться. В рюкзаке моем лежали мои самые удачные рисунки.
Настроения не было, меня охватывало жуткое волнение. Почему-то я ждала от предстоящей встречи чего-то ужасно плохого. Например, того, что Рома не придет, а потом вся школа будет усмехаться и издеваться надо мной во главе с ним самим. Либо Рома будет на площадке не один, а со своими дружками. При виде меня они все что-нибудь сделают. Но если они что-то сделают, то будут иметь дело с моей агрессией и злостью. А это не шутки!
Каково было мое удивление, когда на площадке для баскетбола на лавочке сидел Рома и читал то ли книгу, то ли журнал, то ли тетрадь. Он был один, без дружков. Поблизости никого я не видела.
Рома был один. И он ждал меня. Как мы и договаривались.
Меня такой факт немного успокоил, но лишь немного. Внутри я все равно оставалась готовой к худшему. Тем не менее, я приближалась к занятому чтением Роме. С каждым моим шагом сердце мое билось все усиленнее, а волнение все росло. У меня было теперь такое состояние, как при первом разговоре с ним в школе.
И вот я подошла совсем близко. Он меня заметил, оторвался от чтения и поднял голову.
- Привет, Полина, - радостным голосом поприветствовал он меня. – Я очень рад видеть тебя. А я уже думал, что ты не придешь, что может быть, забыла. А ты не забыла. И это здорово. Присаживайся рядом. Ты принесла свои работы? Я очень хочу посмотреть твои рисунки.
- Привет, Рома. Я действительно не забыла о том, что мы вчера договаривались встретиться. Я принесла, как говорила, свои работы, - я пыталась ответить на все заданные вопросы, чтобы ничего не упустить. Я была настороже внутри. Ждала в любую минуту подвоха. Я периодически посматривала по сторонам. Так, для профилактики. Я не хотела, но все же присела на лавочку рядом с Ромой, сняв рюкзак. Я открыла замок рюкзака, но не решалась доставать рисунки, опасаясь того, что в любую минуту может случиться что-то неприятное.
- Слушай, а зачем тебе мои рисунки? – все так же оставаясь полной настороженности, прямо спросила я Рому. – Зачем ты вообще позвал меня сюда?
Мне нужно было выяснить, можно ли доверять этому человеку и убедиться в полной безопасности нахождения в этом месте. Ведь я так и не могла никому доверять. Я по-прежнему ненавидела всех людей за их эгоизм, наглость и жестокость. Крайне безжалостную жестокость. Во многом, я также ненавидела людей за их равнодушие. Холодное, неживое равнодушие ко всему и всем. В каждом человеке я видела бессердечное существо. Такими существами были абсолютно все, с кем мне приходилось встречаться. В какой-то степени я понимала, что сама являюсь таким же бессердечным существом. Но я никогда не углублялась в такие размышления. Я просто жила среди таких созданий. Холодных, опасных и неприятных. Таким же представлялся теперь для меня и Рома. Как бы я о нем не подумала в первый раз общения. Я не могла в нем видеть кого-то другого. Как и в других людях. Все они не заслуживают уважения, не заслуживают быть моими друзьями, стать ко мне ближе.
«Ладно, посмотрим на твое поведение, при случае я всегда смогу за себя постоять», - пронеслось у меня в мозгу, когда я слушала ответ Ромы на мои вопросы.
- … мне безумно хотелось тебя увидеть. Честно, рисунки стали предлогом, чтобы встретиться, - подробно отвечал Рома. К сожалению, я так увлеклась размышлениями, что прослушала первую часть его ответа. Но думаю, ничего особенного упущено не было.
Честно, мне очень понравился Ромин ответ на мои вопросы. Больше всего мне льстил тот факт, что он сказал о том, что желал увидеться со мной.
«Но раскисать не стоит, нужно быть начеку. Кто знает, что на уме у этого типа, у этого приятного типа», - я старалась сохранять твердость. Но почему-то здравый смысл и даже трезвость ума куда-то стали улетучиваться. Словно под воздействием чего-то опьяняющего. Алкоголя, яда или наркотиков, а может быть, даже под воздействием каких-то сильных чар.
- Понятно, - я больше не нашла что ответить. Я просто растерялась, как маленькая девочка. Маленькая и очень глупая.
Мое сердце колотилось с такой силой, что я боялась, что оно выпрыгнет из груди. Мне было страшно даже взглянуть в глаза Роме, я боялась в них утонуть, раствориться. Такими проницательными и выразительными они были. Рома вообще мне теперь казался чертовски привлекательным. Что-то завораживающее было в нем, в его внешности, лице, фигуре, движениях и особенно в голосе. Голос просто сводил с ума, мне становилось не по себе, когда я слышала этот голос…
«Стоп. Что я такое думаю? Неужели я влюбилась в него?! Нет, этого и быть не может!», - я размышляла про себя, не обращая внимания на присутствие Ромы и на то, что он был в полном замешательстве, потому что не представлял, о чем нужно говорить.
Так же, как и я.
- Ты все еще хочешь посмотреть мои рисунки? – собравшись с силами, спросила я у Ромы и запустила одну руку в рюкзак.
- Конечно, очень хочу. У тебя наверняка их много, - немного расслабился Рома.
Тогда я достала все рисунки, которые у меня были, сложила на лавочке и стала по одному показывать Роме, сопровождая каждый комментариями. Он очень внимательно рассматривал каждый рисунок, слушал мои описания. В общем, полностью был увлечен просмотром моих работ. Иногда он подолгу разглядывал тот или иной рисунок и произносил что-то типа: «это потрясающе!», «просто великолепный рисунок!», «да у тебя талант!», «мне безумно нравится!» и тому подобное. Мне все больше хотелось ему показать, но вскоре рисунки закончились. Показывать больше стало нечего.
- Полина, мне очень понравились твои работы! – не прекращал восхищаться Рома. Он первым решил нарушить возникшее молчание. – У меня просто не находится подходящих слов, чтобы выразить своих эмоций. Я просто поражен увиденной красотой. У тебя точно талант! Талант художника. Ты позволишь мне попросить у тебя какой-нибудь рисунок, чтобы забрать себе на память? На память о прекрасном художнике?
Я сразу растерялась и безумно засмущалась. Я почувствовала, как жутко краснею. Это заметил Рома и постарался как-то снять сложившееся смущение, переведя тему разговора на более отвлеченную.
- А где ты живешь? – спросил он.
Я действительно почувствовала облегчение, смущение само собой ушло. Мне стало легко говорить и даже дышать. Я с охотой рассказала, объяснила, где живу и как добираюсь до школы и обратно. Попыталась рассказать о тех людях, которые живут рядом и учатся со мной одновременно. Рома на все кивал головой, соглашался и пытался вспомнить, видел или нет того, о ком я говорила или пытался представить то, о чем я объясняла. Мне нравилось то, как Рома вел себя со мной. С ним было как-то спокойно, надежно, что ли. Когда я что-то ему рассказывала, я видела его искрений интерес. Мне совершенно не хотелось применять против него агрессию. Он перестал вызывать у меня недоверие и какие-то сомнения. Все постепенно улетучилось. Мы просто сидели на лавочке баскетбольной площадки школы и беседовали. Мы разговаривали обо всем, вплоть до самого нелепого, типа, как каждый из нас относится к существованию НЛО.
Наши беседы очень часто сопровождались смехом и шутками. Правда, я не могла раскрыться до конца. Думаю, я не до конца могла довериться этому человеку, как и любому другому. У меня выработалось убеждение о том, что ни при каких условиях нельзя доверять никому. Вообще. И абсолютно всегда это подтверждалось. Я привыкла не доверять людям, и как-то сжилась с этим. Но сейчас мне так хотелось изменить своим убеждениям и довериться Роме, мне было хорошо с ним. Весело и спокойно. Вовсе не опасно и не подозрительно в плане агрессии и тому подобного. Я никогда уже не думала, что смогу испытывать такое чувство, как искреннее доверие к человеку. Последний раз я такое испытывала, общаясь с Алиной. На этот раз я очень хотела доверять человеку. Доверять Роме. Я решила, что ему можно доверять. И не только. С ним можно по долгу беседовать, смеяться и быть собой. Слишком много у меня было разочарований и обид за все время. Мне показалось, что судьба пожелала сжалиться и подарить мне, наконец, небольшое утешение в лице Ромы.
Мы, помню, просидели на площадке очень долгое время, но лишь по часам. Я не заметила, как пролетело два с лишним часа. Это время прошло, словно пять минут. Не знаю, сколько еще мы просидели бы, если бы не начался дождь. Побоявшись промокнуть, мы вместе с Ромой побежали в ближайший дом. Нам повезло, первый подъезд был без электрической двери и домофона.
Когда мы бежали до этого подъезда и дома, чтобы ускориться, Рома взял мою руку, а я в ответ вцепилась в его. Так, взявшись за руки, мы побежали под любую ближайшую крышу. Вбежав внутрь, мы оба слегка промокли. Так как была осень, нам стало холодно. Особенно мне. Я начала дрожать, но старалась сдерживать стук зубов. Рома тоже слегка замерз, но не показывал этого. Мы посмотрели друг другу в глаза, которые помимо холода выражали радость попадания в сухое и более или менее теплое место.
- Как здорово, что этот дом стоит так близко от школы, а то нам пришлось бы туговато, - бодро произнес Рома.
Я кивнула головой и улыбнулась.
Дождь в это время продолжал идти и теперь усилился. Я не представляла, что делать, чтобы успокоить свою дрожь. Я замерзла, казалось, каждой клеткой тела. Хоть мое пальто не промокло, мне все же было очень холодно. Дело в том, что намокли волосы и лицо. Этого хватило, чтобы испытывать сейчас почти судорожные движения.
- Тебе холодно? Хочешь, я дам тебе свою куртку? – спросил Рома и расстегнул замок на своей болоньевой куртке, однако не решился снять ее.
Я опять смутилась, замялась и ничего не ответила, только снова вся раскраснелась. Зато это немного дало мне тепла.
Рома не стал долго думать, заметив мое смущение и молчание. Он просто подошел вплотную ко мне, распахнув обе части куртки.
- Иди ко мне, я тебя погрею, ты совсем замерзла и очень сильно дрожишь. Не волнуйся, приставать не буду, - уверил меня Рома.
Я поверила ему, он был очень искренен и мягок, произнося эти слова. Все же не уверенно, робко и не спеша, я приняла Ромино «приглашение». Я подошла к нему, встала лицом к его лицу. Между нами было расстояние не менее десяти сантиметров. Далее Рома прижал меня к себе и запахнул куртку на моей спине. Я совершенно растерялась, я боялась пошевелиться. Мне было так неловко, я вдруг стала словно деревянная, совершенно неуклюжей.
Рома, кажется, этого не заметил, он просто очень аккуратно обхватил меня и соединил как можно туже части своей куртки на моей спине.
То, что творилось у меня внутри в этот момент просто не передать словами. Я чувствовала, как поднимается и опускается Ромин живот, вдыхая и выдыхая кислород. Я почувствовала, как бьется его сердце. Я отчетливо слышала Ромино дыхание, порой не совсем ровное. Я ощущала на своей спине прикосновение Роминых рук. Я сразу ощутила исходящее от Ромы тепло, моя дрожь стала постепенно уменьшаться и вскоре совсем прошла. Я никогда до этого не испытывала такого мягкого и теплого отношения к себе. Меня никто никогда прежде не прижимал к себе и не обнимал, вот так крепко и аккуратно. Так как делал это сейчас Рома.
Мы стояли друг с другом молча. Рома обнимал меня, прижимая к себе и обхватывая своей курткой. Я потихоньку отогревалась и постепенно таяла. Мне безумно нравилась сложившаяся обстановка. Мне было спокойно, надежно и уютно, не смотря на не покидающие меня чувства сомнения и недоверия.
Спустя какое-то время, Рома, согревать меня, обратился ко мне.
- Ну что, Полин, тебе стало теплее? – спросил он очень мягким голосом.
- Да, - коротко ответила. Я не смогла сказать ничего больше, потому что чувствовала жуткое смущение.
- Я очень этому рад! - воскликнул Рома.
- Спасибо, что согласился погреть меня, - выдавила я из себя.
Я почувствовала, что согрелась и больше не мерзну, а значит, не дрожу и значит, могу освободиться от объятий Ромы. Но мне почему-то не хотелось делать этого. Я так привыкла к теплу, исходящему от него. Я продолжала стоять в том положении, в каком была все это время. Рома был вовсе не против, он только еще крепче прижал меня к себе. И вот мне стало теперь жарко. Я вынуждена была сказать об этом Роме. И освободиться от его теплых, нежных и таких приятных объятий.
- Спасибо, Рома, я согрелась, и мне уже не холодно, - сказала я, как бы не охота мне было это говорить.
- Всегда рад помочь, - вежливо ответил Рома с улыбкой на лице.
- Дождь, кажется, даже не собирается заканчиваться, - заметила я, глядя в окно подъезда на огромные струи воды на улице.
- Знаешь, мне очень понравился сегодняшний день, когда я был с тобой. С тобой очень интересно разговаривать. Я рад, что мы встретились. Ты наверно не поверишь, но я давно тебя заметил в школе. В течение последних нескольких дней мне очень хотелось с тобой познакомиться. И вот мое желание сбылось! Ты рядом. И это так здорово! – признался мне Рома. Его лицо было таким добрым, таким проникновенным, что я оказалась словно в плену этого его прекрасного выражения. На этот раз я уже не испытывала чувства смущения. Мне было настолько приятно слышать такие теплые слова, что я забыла о смущении и стеснении.
Я просто наслаждалась сложившейся ситуацией и обстановкой. Я даже нашла в себе смелость произнести ответные слова, пусть, конечно, не такие теплые.
- Мне тоже очень понравился сегодняшний день, то, как ты отзывался о моих работах. Знаешь, никто прежде никогда не говорил о них таких слов, и никому никогда не было никакого дела до моих увлечений и до меня вообще. Ты первый, кто обратил внимание на то, чем я увлекаюсь. Ты единственный, кому понравились мои работы. Кто хорошо отозвался, - я старалась быть максимально искренней и мягкой, вежливой. У меня, кажется, это получилось, потому что Рома сразу после завершения моей речи, улыбнулся и немного засмущался.
- Если возможно, мне очень хотелось, чтобы таких дней было много. Это возможно? – спросил Рома, а лицо его приняло такое выражение, словно он ждал ближайшей награды. Он надеялся услышать положительный ответ.
- Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду, - честно ответила я. – Если возможно, разъясни мне.
Я действительно не врубилась.
- Мне очень хочется видеть тебя рядом с собой по возможности каждый день. То есть хочу сказать, что желаю встречаться с тобой. Ты очень мне нравишься, я чувствую себя хорошо с тобой рядом. Мне нравится в тебе абсолютно все. Кроме того, я давно о тебе думал и мечтал быть рядом. Я очень хочу, чтобы ты стала моей девушкой. Что ты можешь мне сказать по этому поводу? Ты согласна стать моей девушкой? – Рома был невероятно привлекательным, когда признавался мне в сказанном. Я просто потеряла голову от его чувственных глаз, губ и потрясающей улыбки.
Что же мне ему ответить на такие признания? На этот раз я думать долго не стала. Меня тянуло к этому человеку, мне с ним хорошо, легко и совершенно спокойно. Несомненно, это мой человек. Почему же я не могу быть с ним рядом? Тем более что он признался мне в том же, что чувствую и я. Я, не задумываясь, стала отвечать на вопросы Ромы.
- Конечно, я согласна быть твоей подругой. Дело в том, что мне тоже очень хорошо с тобой. Я полностью понимаю тебя, а ты меня. Мне ни за что не хотелось бы терять тебя. Ты мне очень нравишься, - произнесла я, совершенно не ожидая от себя такого.
Я никогда не представляла себе, что смогу сказать такие слова. Сказать то, что по-настоящему чувствую внутри. В другой раз я ответила бы что-нибудь сухое и короткое. А правду, настоящие чувства оставила бы внутри себя и хранила бы их там всегда, не показывая абсолютно никому. Но не сейчас. Сейчас я чувствовала, что со мной происходит что-то безумно приятное и прекрасное. Словами этого не описать.
- Спасибо тебе огромное! – воскликнул Рома, он буквально светился от счастья. Его лицо озаряла широченная улыбка радости. Я никогда не видела ранее, чтобы так радовались и светились счастьем.
- Ты даже не представляешь, как я сейчас счастлив! И все благодаря тебе, Полина! Честно, я очень волновался, когда признавался тебе в своей симпатии и желании быть с тобой. Я очень боялся, что ты не согласишься. Я был почти уверен, что ты можешь сказать: «Как мы можем встречаться? Мы знакомы всего второй день!». А ты своим согласием рассеяла все мои сомнения. Я очень рад этому! Полина, ты самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал! – не переставая, признавался Рома. Он сиял. Казалось, он зарядился огромным объемом энергии, и теперь эта энергия огромнейшим потоком била через края. Края его чувств и эмоций.
Я никогда не видела таких счастливых людей, каким был сейчас Рома.
На улице дождь немного стал утихать. Но мы с Ромой не спешили уходить из нашего укромного места. Я теперь стояла на некотором расстоянии от Ромы, не находясь больше в его объятиях. А жаль… Мы разговаривали о разных вещах, но теперь между нами было все по-другому. Как-то более интересно и сплоченно, что ли. Рома уж точно воспринимал меня теперь по-другому. Он более внимательно слушал мои рассказы, смотрел более пристально, рассматривал меня с ног до головы, пока я что-то говорила. Точнее пожирал глазами. Или, как говорят, раздевал взглядом.
И вот дождь превратился в легкую моросню.
- Может быть, пока дождь немного утих, дойдем до дома? Я что-то проголодалась, - предложила я и посмотрела так, чтобы Рома понял, что мое предложение следует выполнить. Рома все понял, застегнул куртку и, взяв меня за руку, повел к выходу из подъезда.
Мне было невыразимо приятно чувствовать свою руку в руке другого человека. В руке Ромы. Я так сосредоточилась на этом, что не заметила, как Рома обратился ко мне с вопросом. Он окликнул меня, я очнулась и, извинившись, переспросила. Рома повторил.
- В какую сторону нужно идти, чтобы проводить тебя до дома?
- Я покажу, - коротко ответила я.
Внутри меня творилось что-то неописуемое. Мне хотелось идти молча, чтобы, не отвлекаясь, прочувствовать прелесть сложившейся ситуации. Насладиться прикосновением руки Ромы, нахождением его рядом. Мы шли молча, не произнося ни слова. Но, подходя ближе к моему двору, Рома спросил о том, как ему лучше будет добраться от меня до своего дома. Я постаралась объяснить. Рома, кажется, понял, и мы снова молча продолжили свой путь до меня.
- Вот мы и дома. Это дом, в котором я живу, - указывая на мой пятиэтажный дом, произнесла я, когда мы с Ромой, наконец, пришли к моему подъезду.
- А на каком этаже ты живешь? – спросил Рома, подходя ближе.
- Я живу на третьем этаже. Вон мой балкон, - я сказала это и показала свой балкон. Там не было никого. Все-таки на улице шел дождь!
- Ну что, я, пожалуй, пойду, - с неохотой произнес Рома и пристально посмотрел на меня. В его взгляде видна была какая-то надежда. Это после я поняла, что он ожидал поцелуя на прощание. И он получил этот поцелуй. Первый в моей жизни. Легкий неумелый и неуклюжий. Зато самый первый.
Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного. И никогда не забуду ощущений, которые испытала в тот момент. Словно я оказалась в другом, более высшем мире. Ощутила самые высокие чувства. Словно бы взлетела до самого неба. Все мое тело покрылось мурашками. Приятными мурашками от удовольствия. Когда Рома коснулся своими губами моих, между нами образовалась такая мощная связь, которую трудно было разорвать. Я словно обменялась с Ромой частями внутреннего мира. Тем, что хранилось в наших сердцах. А когда Рома обнял меня, сопровождая поцелуй, я стала терять равновесие. В этот момент земля ушла из-под моих ног. Но я не упала, потому что Рома крепко держал меня. Я так расслабилась, что забыла обо всем вокруг. Для меня сейчас как будто была не дождливая холодная осень, а солнечное жаркое яркое лето. Светило ослепительное солнце, а вокруг нас с Ромой красиво пели экзотические птицы и цвели разнообразные цветы, которые издавали прекрасные, незнакомые, но безумно приятные ароматы.
Вот так случился мой первый поцелуй.
Я испытала неописуемые ощущения. Не знаю, сколько он длился по времени, но казалось, целую вечность. Ромины губы были такими сладкими, что хотелось их съесть. Они были такими нежными и ласковыми. Со мной никогда такого не было. Я никогда ничего подобного не испытывала. Мне нравились эти новые ощущения. Наш поцелуй закончился, но для меня он все еще длился. Только уже в моей голове и сердце. Внутри меня. В каждой моей клетке. Этот поцелуй оставил незабываемый след во мне, во всех органах и частях моего тела. Но я снова не могла показать того, что испытывала. Не могла, потому что испытывала стеснение и смущение. А внутри меня все пело и восклицало. Мне так хотелось сказать Роме: «Это было потрясающе! Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Я прежде не целовалась ни с кем, но мне очень понравилось!». Но я не могла этого сказать. Эти слова так и остались со мной внутри. Так и не дошли до ушей Ромы, до его сердца. Мне было стыдно говорить о своих внутренних ощущениях. Поэтому я, не сказав ни слова, отстранилась от Ромы, когда поцелуй был закончен.
- Полина, я пойду? – спросил Рома у меня, когда я подняла на него глаза. Мне почему-то было стыдно за свое поведение перед ним.
Мне было стыдно за то, что я не сказала ничего по поводу нашего поцелуя. Да и вообще…
Однако Рома тоже особенно не сделал из поцелуя ничего грандиозного. Он просто улыбнулся, попрощался и ушел. Перед этим он настоял на том, чтобы довести меня до квартиры.
- А вот теперь я пошел, - сказал он, когда я открыла дверь своей квартиры.
Я попрощалась и вошла в открытую дверь.
- Ты где шлялась все это время? Ты точно хочешь моей смерти! Дрянь ты такая. Сколько ты еще будешь издеваться надо мной?! – «радужно» встретила меня мать. Она буквально стреляла глазами и пускала искры. Она уже стала показывать оскал. Еще немного и она начнет рычать и гавкать.
- Ну что тебе надо от меня? Что ты опять орешь на меня? Я дома, цела и здорова. Что еще нужно? – моему терпению приходил конец. Я как старалась сдерживаться, но еще немного и я взорвусь. – Ты успокойся, я дома. У меня были дела. И очень важные. А теперь я свободна, и пришла домой. Ну что, ты довольна?
Я смотрела на мать как волк на врага. Мать, в свою очередь, не унималась. Ее только возбудили мои слова, и ее злость возросла.
- Да как ты разговариваешь с матерью?! Я смотрю, ты в конец обнаглела. Дома вообще тебя не видно, ты постоянно хамишь. А про Максима я вообще молчу. Я забыла, когда ты последний раз с ним занималась. Мне все это надоело. Теперь после школы чтобы шла сразу домой. А если ты не послушаешься, пожалеешь, что на свет родилась, - так произнесла моя «любимая» мать.
После последней ее фразы я взорвалась. Меня очень сильно задели ее слова. Она словно наступила на старую и очень больную мозоль. Потревожила едва зажившую рану. Рану на сердце.
- Знаешь, мама, я давным давно об этом пожалела. Я пожалела не только о том, что родилась на свет, но и о том, что моей матерью являешься ты.
С этими словами я развернулась и направилась, было к себе в комнату. Но вынуждена была отказаться от такой идеи, потому что мать схватила меня за предплечье и сильно развернула так, что у меня закружилась голова.
После того, как мать меня схватила, на моей руке остался здоровенный синяк, и безумно сильно разболелась рука. Мать прижала меня к себе так, что мои глаза оказались в нескольких сантиметрах от ее носа.
- Запомни, дрянь, ты никто. Ты была никем, и будешь никем. Еще раз я услышу что-то подобное из твоего грязного рта, ты будешь жить на улице. Ты меня поняла? Ты вообще что о себе возомнила?! – произнесла мать, полная ярости и злости, а после злобно рассмеялась прямо мне в лицо.
После этого у меня сложилось впечатление о ней, как о старой и злобной колдунье из страшной сказки. Но она меня не напугала. Мне вообще было все равно на ее слова и на нее вообще. Я просто выслушала и впитала ее слова. Единственное, что меня задело из всего сделанного и сказанного матерью, это ее ухватка. У меня еще долго потом болела рука, и красовался разными цветами здоровый, примерно пятисантиметровый синяк.
- Может быть, ты отпустишь меня? – во мне до предела возрос внутренний гнев. Его сила была огромной, но сила самообладания была не меньше. Я изо всех сил сдерживала себя, и не допустила выхода этого звериного гнева. Я лишь сказала матери, глядя в ее наполненные ненависти глаза: - Ты делаешь мне больно. Отпусти сейчас же. Тебе никто не давал права применять против меня насилие, - я не могла больше ничего говорить. Мне не хотелось. - Ты все сказала?
- Ты запомнила, что я тебе сказала? – расслабив хватку и отпустив мою руку, произнесла мать уже менее злобно. Ярость стала утихать, а мать постепенно успокаиваться.
- Конечно. Я все прекрасно поняла и запомнила. Теперь я свободна? Я могу идти? – потирая больное место на руке, спросила я, не глядя на мать.
- Ты свободна. И я очень прошу, не попадайся мне больше на глаза сегодня, - со свинцовой холодностью произнесла мать. Я отправилась в комнату, но мать снова остановила меня, схватив за грудки.
- Если ты еще раз мне нахамишь, я не пожалею тебя. Запомни это. А теперь иди отсюда, чтобы я тебя не видела.
После этого мать отпустила меня. На это я посмотрела на нее взглядом зверя, затаившего свою животную злость, поправила одежду и во второй раз направилась в свою комнату. Там я полностью успокоилась от нахлынувших чувств обиды, злости и ярости к матери. Мне помогли воспоминания о Роме.
Я знала, чувствовала, что моя жизнь теперь кардинально изменилась. Только я еще не поняла, к хорошему это или к плохому. Я теряла самообладание, внимание и концентрацию. Данный факт может впоследствии привести к не совсем положительным последствиям. Но сейчас меня меньше всего это волновало. Все же один момент, очень важный воспоминания о Роме не могли перебить. Я все думала и думала, и никак не могла успокоиться. Только что моя родная мать, самый близкий и родной человек назвал меня дрянью и пригрозил вышвырнуть на улицу, словно какого-то щенка. Грязного, бесполезного и ненавистного.
«Сколько же это все будет продолжаться? Что же мне делать? Бежать? Но куда? - разговаривала я с самой собой внутри. – Мне она никогда не даст нормально жить. Я рядом с ней никогда не буду полноценным человеком».
Такие мысли приходили в мою голову. Я знала, что я полностью права, но ответов на возникшие вопросы не было, они просто не находились. Я сидела на кровати в своей комнате и представляла, как вдруг однажды матери не станет, и какая тогда начнется жизнь. Абсолютно новая жизнь начнется для меня. Как только я так подумала и представила, мне сразу стало не по себе.
Как я могла так подумать? Как я могла пожелать смерти человеку. Пускай даже и такому человеку, как моя мать? Так нельзя!
Да, я жестока, но не до такой степени! Я очень быстро прогнала все мысли о смерти матери. И не только эти мысли, я полностью решила отключиться от раздумий о матери и о наших с ней отношениях. Я полностью отдалась мыслям о Роме. О том, как я почувствовала себя с ним другим человеком. Как мне было хорошо, находясь рядом с ним. Я думала о поцелуе, случившемся впервые со мной. Как только я подумала об этом, как тут же перед глазами всплыла та самая сцена, когда Рома коснулся своими губами моих, закрыв перед этим глаза. Я тут же вспомнила вкус этого поцелуя, а может, вкус Роминых губ. Это было просто потрясающе! И мне очень хотелось снова ощутить то же самое.
С этими мыслями я не заметила, как задремала, а после и вовсе погрузилась в сон до самого утра.

Начался новый день в моей жизни. А с ним начались новые испытания, новые обиды и новые поводы для проявления агрессии. Но, не смотря на все это, начался новый день, который может принести хоть какую-то радость или что-то хорошее. По крайней мере, этого очень хотелось бы.
В этот день я снова встретилась с Ромой. Он был очень веселым и радостным, когда увидел меня. Мы встретились первый раз в школе, договорились после уроков пойти вместе домой.
- Я не мог уснуть этой ночью, все думал о тебе, - сказал Рома, не скрывая радостных эмоций. – Я рад тебя видеть, ты сегодня выглядишь как-то особенно привлекательно!
И тут прозвенел звонок на урок, и мы с Ромой вынуждены были расстаться, чтобы пойди на уроки. В разные кабинеты и в разные классы.
Пять уроков прошли очень быстро, я даже не заметила. Я все не могла дождаться встречи с Ромой. Я думала о нем, представляла, как мы вместе за руку идем, и никто нам не мешает и не отвлекает нас. Именно мысли о Роме помогли безболезненно отсидеть ненавистные уроки геометрии, истории и русского языка.
И вот я бегу на выход из школы. Он ждет. Стоит и ждет. Меня. Такой близкий, такой знакомый и такой интересный. Он увидел меня, не отрываясь, сопровождает меня взглядом. И медленно пожирает глазами.
- Привет! – радостно воскликнула я, подойдя к Роме. Он поцеловал меня в губы, мимолетно, легко и нежно.
- Я думал, что время остановилось! Эти ненавистные уроки, думал, никогда не закончатся! – держа меня в своих объятиях, прошептал мне на ушко Рома. – Пойдем уже скорее отсюда.
И мы, взявшись за руки, отправились, куда подальше от школы. Мы пошли по дороге к моему дому. По дороге, которой я каждый день добиралась от дома до школы и обратно.
Мы разговаривали, смеялись и молчали, пока шли. Я до конца не могла раскрыться и многое не договаривала. На многие вопросы Ромы я старалась отвечать коротко, но емко.
Комплекс, развившийся до наивысшего уровня, благодаря матери и вытекающих из этого «последствий» нескладывания отношений ни с кем, сыграл ужасную роль. Коварную роль. Я не могла выразить своих чувств. Я хоронила бесповоротно все эмоции внутри себя, не давая возможности выхода наружу. Я не могла нормально общаться с людьми, разговаривать подобным с ними образом. Так обстояло и с Ромой. Я не могла рассказывать ему о себе. Я все время смущалась, когда он смотрел на меня. Особенно пристально. Мне было стыдно от одной только мысли о том, как может отреагировать Рома, когда узнает о моей матери и о моей семье. Поэтому я старалась не раскрывать подробностей об этом.
- Полина, скажи, почему ты такая скрытная? Почему, когда я спрашиваю тебя о твоей семье или о детстве, ты краснеешь, становишься грустной или злой и стараешься переменить тему, так ничего не ответив? – спросил Рома однажды меня, когда мы сидели в городском парке на лавочке, перед местным озером.
Мы встречались уже восемь дней. Восемь совершенно незабываемых, счастливых и просто неповторимых дней. Я не знала, что ответить Роме. Он был прав, я действительно никогда не рассказывала о себе, о своем прошлом и о своей семье. Я действительно смущалась и злилась при одном только упоминании обо всем этом. Но я не могла говорить спокойно о таких вещах.  Мне было не по себе. Мне было стыдно. Я не хотела, чтобы Рома узнал, как ничтожна моя жизнь. Как жестоко со мной обошлась судьба. Как обходиться со мной мать. Самый близкий, родной, но в то же время, самый ненавистный человек для меня. Она сломала мне всю жизнь. Сделала ничтожеством. Закомплексованным, черствым, бесчеловечным ничтожеством. Каким я была сейчас. Во мне все вскипело от вопроса Ромы, и я решила рассказать все. Я подробно рассказала о своем рождении и о «последствиях» от этого.
- Моя сестра умерла, когда мне самой было пять лет, - рассказывала я Роме. – Она была старше меня на два года. Мы купались в местной реке, и она утонула. Утонула из-за неаккуратного поведения на воде. Ее звали Аленой. Она была для меня всем. Но в один миг я лишилась абсолютно всего. И друга, и идеального собеседника, и сестры, и нормальной жизни.
Тут я замолчала. Мне стало так тяжело, не хотелось дальше говорить.
- Девочка моя, - утешающим голосом произнес Рома и обнял меня за плечи. После этого он перешел на мягкий, тихий голос. – Мне очень жаль. То, что я услышал, очень печально. Если тебе тяжело или неприятно, не нужно больше об этом говорить. Я пойму.
- Нет, мне хочется рассказать все, - собираясь с силами, ответила я. - За многие годы я ни разу не высказывалась и не рассказывала никому о себе, о том, что чувствую. Только Алене. Пойми, мне очень важно это. Очень важно сейчас высказаться.
- Хорошо, - согласился Рома, - только постарайся не калечить себя. Я вижу, что тебе тяжело. На самом деле, ты не обязана мне все рассказывать.
В данный момент Рома был прав. Я действительно не обязана все ему рассказывать. У него есть свои заботы и проблемы. Не за чем обременять его своими. Но раз я решилась, то должна, не сбиваясь, идти до конца. Поэтому я снова собралась с силами и продолжила.
- С самого моего рождения я была не нужна никому. Отец бросил семью после того, как родилась третья по счету дочь, то есть я. Он всю свою жизнь мечтал о сыне, но мать так и не дала ему этого. С этого момента, то есть с момента моего рождения мать возненавидела меня за уход отца. Так, все время я жила без ласки и материнской любви. Одним лишь утешением была моя сестра Алена. Но ее не стало…
Я снова замолчала. Слишком больно мне стало от воспоминаний.
Пока я все это рассказывала, Рома держал мои руки в своих руках. Мне очень это помогало. Я чувствовала мощную поддержку, а напряжение постепенно ушло само собой.
Когда я снова замолчала, Рома слегка обнял меня, прижал к себе, провел по волосам рукой. А когда почувствовал, что я тоже к нему прижалась, поцеловал меня нежно, мягко в щеку, а потом прижался губами к волосам. После стал бережно гладить по голове, словно маленького котенка. Мне стало так легко, как никогда. Я могла расслабиться впервые в жизни и не чувствовать больше смущения. Рома давал мне это ощущение легкости. А я находила в этом утешение и защиту от агрессии извне.
Я прижалась к плечу Ромы, после продолжила рассказывать о себе, не испытывая больше чувств стыда и смущения.
- Когда Алена утонула, в нашей семье появился мужчина. Мой отчим Виктор. Он смог отвлечь мать от горя по потерянной дочери, и вскоре стал ее мужем и отцом моего брата Максима, - рассказывала я с нарастающим чувством обиды за неудачное время своего появления на свет. – С рождением Максима жизнь моя превратилась в ад. Я стала для брата не только заботливой и любящей сестрой, но и прачкой, нянькой, поваром и охранником одновременно. Я ничего не видела, кроме проведения времени с ним. Я гуляла, нянчила, купала, развлекала, кормила его, стирала его пеленки, укладывала спать, пеленала и следила за ним каждую минуту. В том числе и по ночам. Я могла ходить голодной весь день, потому что не находила свободной минуты для этого. Так я провела два года своей жизни, полностью отключившись от внешнего мира.
- Прости, но почему всем этим занималась ты, а не его мать? – перебив меня, возмущенно спросил Рома.
- Потому что она растворилась полностью в новой любви, то есть в Викторе. А я просто оказалась для нее в нужное время в нужном месте. Из меня можно было с легкостью сделать козла отпущения. Кем, собственно, я и была тогда, - понимая, что абсолютно права, ответила я и крепко сжала руку Ромы. - Если ты не против, я продолжу.
Рома положительно кивнул головой, и я продолжила свой рассказ.
- Потеря двух лет жизни сделали свое, - говорила я, - у меня не было друзей, дети нашего двора издевались надо мной. Они откуда-то узнали о смерти сестры и постоянно, пытаясь обидеть меня, твердили о том, что я виновата в ее смерти. Чтобы не испытывать издевательств, я убегала из дома, вооружившись большой сумкой с едой на весь день, кистями с краской – подарком отчима, бумагой и другими необходимыми вещами. С этим всем я уходила куда-нибудь подальше от дома и проводила весь день. Так прошло мое детство. Совершенно одинокое, дикое и печальное.
После этих слов мне стало так больно, в груди все сдавило и я, сама того не ожидая, расплакалась. Рома отреагировал моментально. Он развернул меня так, чтобы видеть перед собой. Он смотрел прямо в глаза, взял меня за предплечья, после убрал волосы с лица и провел внешней стороной своей ладони по щеке. Вытер слезы пальцем сначала с одной, а потом с другой щеки.
- Эй, ты что? Я думал, ты намного сильнее, - произнес он, не сводя пристального взгляда от моих заплаканных глаз. – Полина, ты поплачь. Плачь столько, сколько тебе нужно.
После этого он прижал меня к себе, а я ревела, как никогда, разрываясь на части. Это были слезы обиды, боли и горечи за все годы. И вот все нахлынувшие чувства утихли, слезы прекратили бежать из глаз. Рома вытер капельки от слез и поцеловал нежно по очереди каждую из щек. После он поцеловал меня. Наши губы были все глубже и глубже. Поцелуй длился долго и страстно. После него я совсем успокоилась, мне стало легче, стало хорошо. Обида, горечь и боль ушли.
Вообще, за время, что я была вместе с Ромой, я очень смягчилась. Стала, несомненно, другой. Более доброй и общительной. С драками было все кончено. Мне не хотелось больше наносить боль другим. Я не переставала этому удивляться! Как же Рома меня изменил! Изменил так, что я сама перестала себя узнавать. Поцелуй был незабываемым, принесшим покой и новую жизнь.
Но совсем скоро, через пять дней после этого разговора, состоялся еще один разговор. И был менее приятным для нас обоих. Не смотря ни на что, Рома должен был знать кое-что мною до тех пор скрываемое. Безусловно, и данный разговор обязан был состояться.
Мы сидели в нашем уже полюбившемся месте, в городском парке. На нашей уже теперь лавочке. На улице, как не странно, было по-летнему тепло. Мы с Ромой могли проводить долго времени на улице вместе. Набравшись смелости, я начала столь неприятный разговор.
- Рома, я должна тебе рассказать кое-что, - начала я. – Только пойми меня правильно. И не делай поспешных выводов.
- Хорошо, я постараюсь, насколько это будет возможно, - спокойно ответил Рома. – Я готов тебя слушать.
- Сразу хочу тебя предупредить, то, что я сейчас скажу, может тебе очень не понравиться. Но ты должен об этом знать.
Дальше я сделала небольшую паузу, глубоко вздохнула, выдохнула, взяла Ромину руку и продолжила.
- Однажды, когда я училась в пятом классе, один парень, в течение многих лет, издевавшийся надо мной, получил от меня жесткий отпор, - я старалась подобрать более мягкие и правильные слова. - Я очень сильно избила его, применив всю свою ярость. Этот мальчик после попал в больницу с переломами рук, ушибами и множественными синяками. После него получили по заслугам и те, кто обижал меня. Их было чуть больше десятка. За каждую мою выходку моим родителям пришлось обеспечить лечение этих людей. Я была безжалостна, жестока и бесчеловечна. Мне нравилось получать удовлетворение от очередной драки. Я упивалась человеческим бессилием и слабостью. Так продолжалось все время до того, как я не встретилась с тобой. Я очень удивилась, когда ты ответил мне, что не знаешь меня, потому что по всей школе я очень известна. Практически все учащиеся этой школы участвовали со мной в разборках. Очень многим от меня доставалось. Однако не все время было так прекрасно. Не всегда я выходила с победой. Бывало несколько раз, что я отхватывала мощные удары и залечивала потом свои раны. Однако после получала реванш и мстила за полученные побои. Вот так.
Я закончила свой  рассказ и замолчала. Я боялась даже взглянуть в сторону Ромы. Не представляла его реакции. Однако нашла в себе силы и подняла глаза на Рому. Он был, мягко сказать, шокирован.
- Я даже не представляю, что сказать. Честно, я слышал о какой-то девушке, которая держит в своих руках всю школу. Но я никак не мог представить, что эта девушка – ты. Однако мне нисколько это не мешает. Ты не такая, как о тебе говорят. Ты мягкая, добрая и хрупкая. Ты заслуживаешь такого же отношения. Доброго, нежного и мягкого, - произнес Рома и глубоко задумался.
- Ром, хочу сказать честно, - странно, но я действительно была настроена честно говорить. – Все драки и побои давно в прошлом. Мне больше этого не нужно. Конечно, в случае, если понадобиться применить силу, я, не задумываясь, применю ее. Но только при крайней необходимости.
Поведение Ромы резко изменилось. Весь его добрый, теплый и веселый настрой куда-то улетучился. Рома стал теперь каким-то потерянным. Он глубоко задумался и остался в своих раздумьях надолго. На все мои вопросы он отвечал коротко и быстро. А потом снова погружался в себя.
- Рома, что с тобой? – не выдержала я. – Тебя расстроило то, что я сказала. Ведь так?
- Нет, ни сколько, - уверил меня Рома. – Я просто немного шокирован такой новостью. Получается, ты девушка далеко не простая.
После этих слов Рома снова замолчал и больше не произнес ни слова. Даже когда я задавала ему вопросы. Он открыто игнорировал меня. Тогда я решила, чтобы он проводил меня до дома.
- Все равно ты не хочешь со мной разговаривать. Тебе нужно время, чтобы переварить полученную далеко не простую информацию, - произнесла я, все больше расстраиваясь. Мне очень не понравилась реакция Ромы на то, что я ему сказала.
Но почему? На этот вопрос у меня не было ответа.
До дома мы шли молча, а когда пришли, Рома поцеловал меня в губы, словно для галочки, попрощался и ушел.
Что с ним случилось? Неужели ему стало неприятно от услышанного? Неужели ему не понравилась моя «известность»? А что в этом плохого или неприятного?
Всего этого я знать не могла, на эти вопросы у меня не было ответов.
Я сидела в своей комнате, глядела на стену и не понимала, что все-таки так отпугнуло Рому в моем рассказе. Время было уже 23:30, когда я, выполнив школьное домашнее задание, легла в кровать. Рома так и не позвонил, не пожелал мне спокойной ночи, как делал это раньше. А я сама звонить не стала. Слишком много я дала ему для раздумий, поэтому мой звонок мог переполнить чашу его терпения. А также нервов, переживаний и обдумываний. Мог взорвать Ромин мозг. Так я думала, и была абсолютно уверена в своей правоте.
Пока я лежала, мою голову наполняли различные мысли. Я все думала, думала, задавала себе кучу вопросов, ответов на которые так и не находились.
Вскоре сон пересилил раздолье мыслей, и я уснула.
На следующий день Ромы в школе не было. И на следующий день тоже.
Ромин домашний телефон с определителем номера и автоответчиком выдавал каждый раз автоматическую фразу о том, что семья Степановых не может в данный момент ответить и просит произнести нужную информацию после звукового сигнала…
Так продолжалось целую неделю. А я даже не знала, где живет Рома.
«Мне не стоило говорить Роме о том, кто я такая, - все время обвиняла я себя, - теперь он не хочет обо мне знать, не хочет меня видеть».
Спустя день, обнаружилось, что я была совершенно права.
Рому я встретила в школе, когда он спускался, а я поднималась на второй этаж.
Он был не один. С какой-то смазливой девушкой. С блондинкой. Я не видела ее в школе раньше. Они мило улыбались друг другу и держались за руки. Рома крепко сжимал руку этой особы так же, как мою когда-то.
В отличие от меня Рома заметил меня не сразу. А когда заметил, и наши взгляды встретились, сразу поменялся в лице. Сразу стал серьезным и немного растерянным. Видимо, он не ожидал меня встретить. Именно сейчас, когда ему было так хорошо. Но не со мной.
К А К  О Н  М О Г ?! Как он мог так со мной поступить? Мое сердце было разбито. Как не банально бы это не звучало.
Рома своей выходкой растоптал меня и плюнул в сопровождение.
А ведь говорил, что я ему нравлюсь, что ему хорошо со мной. Зачем же врать? Зачем говорить такие высокие слова? Если это не правда. А я? Я была такой наивной дурой, развесила уши, распустила сопли, закрыла глаза и расплылась, как слизь. Я решила, что не все люди сволочи, что вот он человек-исключение…
Но это все вранье. Полное вранье. Как же я могла вот так купиться? Услышала красивые слова и продалась со всеми потрохами. Дура.
Нет на свете справедливости и правды. Нет на свете честных, искренних и настоящих людей. Есть лишь лживые, подлые и двуличные сволочи. Мне среди них жизни нет.
Рома резко выпустил из своей руки руку своей спутницы при виде меня.
Он думал, я не заметила ничего. Какой же он все-таки типичный!
- Привет, - как ни в чем не бывало, произнес Рома, делая приветливое лицо. – Давно тебя не видел.
И тут он замялся, не знал, что делать и что говорить дальше. Но я облегчила его мучения, начав говорить сама.
- Здравствуй, Рома, - с издевкой произнесла я, словно маленькая змея, - не ожидала тебя снова увидеть. Ты так внезапно исчез, я думала, больше никогда не увижу тебя. Однако, какой подарок! С какой ты спутницей! Она просто прелесть!
Блондинка, до этого ничего не понимавшая, оживилась. А я, в свою очередь, продолжила.
- Познакомишь? – я наполнилась злостью. - Да, кстати, где ты пропадал целую неделю? Хотя нет, не надо, не рассказывай, мне не интересно.
- Полина, давай не будем устраивать сцен. Хорошо? – пытался успокоить меня Рома, замять сложившуюся ситуацию.
Но мне уже было все равно, мне было наплевать на все. В том числе и на то, что будет дальше. С Ромой или без, я буду существовать дальше. И пусть он катится ко всем чертям!
- Рома, я думаю, вам нужно остаться наедине, увидимся здесь же на следующей перемене, - произнесла блондинка и ушла, спустившись на первый этаж. Мы с Ромой остались стоять на лестнице.
- Я думаю, нам нужно поговорить. Ты ничего не хочешь мне сказать? О том, где ты был всю эту неделю, об этой блондинке, - начала я, проводив взглядом уходящую блондинку и, не поднимая глаз на Рому.
- Хорошо, только давай куда-нибудь пойдем, чтобы спокойно поговорить. Пойдем на улицу, - предложил Рома.
Я согласилась, и мы вместе отправились на выход из школы.

- Полина, прости, но я просто не смог воспринять нормально то, что ты мне рассказала. Точнее, я не смог свыкнуться с тем фактом, что ты девушка известная на всю школу драками и побоями, большей ее части. Мне не нужна такая девушка, понимаешь? – поведал Рома мне, когда мы с ним сидели на лавочке, недалеко от входа в школу.
- Да, Рома, я понимаю, тебе не нужна такая, как я, - совершенно спокойно ответила я, но постепенно я становилась не спокойной, - но мне никак не понять того, что ты не сказал мне этого сразу, предпочтя лучше исчезнуть на неделю. О чем ты думал?
- Не знаю, я просто растерялся, - попытался оправдаться Рома.
- Очень хорошо! – произнесла я. Мне вдруг стало так обидно за себя. И я решила восстановить справедливость, сказав следующее.
- Ты испугался, что однажды я смогу тебе двинуть, а ты не сможешь ничего сделать? Или ты испугался того, что простая баба сильнее тебя?
- Полин, я понимаю, тебе обидно, но пойми меня. Я встречаюсь с милой, хрупкой девушкой, и все хорошо. И вдруг я узнаю, что эта самая милая девушка, на самом деле жестокая и агрессивная машина для драк. Машина, которая принесла боль половине школы. Что я должен был подумать? И что я должен был делать?
- Конечно, взять и исчезнуть от меня, не дав ничего понять, - спокойно ответила я на такое, довольно не справедливое заявление.
- Ну прости, я просто очень растерялся. Я не представлял, как мне быть в такой ситуации, - Рома теперь оправдывался. По его лицу нельзя было прочитать сожаление и раскаяние. Выражение его лица отражало что-то фальшивое. Мне понять было с трудом, что именно. А в это время Рома продолжал говорить, оправдывая себя.
- Со мной такое впервые, и я испугался, наверное, сказать сразу тебе о своих чувствах, своих мыслях, - теперь он набрался смелости и продолжал говорить очень уверенно, - но теперь я могу это сделать. Полина, прости, но ты не для меня. С тобой очень сложно. Мы не подходим друг другу, нам больше не за чем быть вместе. А теперь давай расстанемся по-хорошему. Останемся, если это возможно, друзьями. Хорошо?
- Ладно, Рома, я согласна расстаться с тобой, но друзьями мы вряд ли останемся. Обещаю, тебя не тревожить и лишний раз не попадаться на глаза. Прощай, - произнесла я и, чувствуя прилив негативных чувств и эмоций, закончила разговор, встала с лавочки и отправилась прочь от Ромы.
Так, у меня не стало любимого, близкого человека и друга. Но все почему? Потому что я не подходящая. Я – машина для отражения чужой агрессии и выплескивания наружу своей.
Мне хотелось спрятаться, не видеть ничего вокруг. И чтобы меня никто не видел. Мне хотелось кричать изо всех сил, чтобы через крик выпустить всю обиду, всю боль. Но все это осталось внутри. Как обычно. Мне было обидно, как никогда. Обидно до слез. Обида переполняла меня. Я была не готова к такому испытанию, потере любимого, понимающего меня человека. К такой внезапной потере.
Но со временем я пережила эту потерю. Забыла о всех своих переживаниях по этому поводу. Только прошло много времени, пока я полностью не выбросила Рому из головы и из мыслей. Первое время я убивалась, я ничего не замечала вокруг себя. Ситуацию усугубляло то, что практически каждый день мне встречался Рома в школе. Он вел себя очень спокойно, даже равнодушно, словно между нами никогда ничего не было.
Но меня со временем это перестало расстраивать. Я свыклась с мыслью, что Рома больше не со мной. Что я осталась одна, без друзей, как прежде. Ведь раньше я жила одна, и не страдала особенно. Почему же теперь я не могу жить также? Что что-то изменилось? Нет, все осталось точно так же, как и было до появления Ромы.
Так почему же я страдаю?
Как только я все это поняла, мне резко стало легчать. К моему сожалению, к такому выводу я не сразу пришла. А жаль. Слишком много сил и нервов я потратила, чтобы восстановить прежнее состояние. Состояние покоя, уравновешенности и прежнего равнодушия к окружающему миру, а также ненависти к людям.
Прошло два года с момента расставания с Ромой. Я окончила школу, поступила в техникум. Я училась довольно легко. Я вообще никогда не испытывала особенных проблем с учебой.
Друзей у меня, по-прежнему, не было. Но это нисколько меня не расстраивало, я привыкла быть всегда одной. Поэтому особой трагедии из этого не делала.
Но сейчас я хочу не об этом рассказать, потому что это не главное. Все потому что спустя два с лишним года с официального расставания с Ромой, случилось кое-что, что перевернуло мою прежнюю жизнь. Сделало ее еще больше ужасной и более печальной.
А случилось следующее. Мне к тому времени было уже 18 лет. Совершеннолетие, как никак! А через месяц должно было исполниться 19. Об этом узнал мой отец. Он прислал на мое имя телеграмму с поздравлениями и приглашением к себе.
Мать была очень рада тому, что сможет, наконец, избавиться от меня, отправив куда-нибудь. Моя сестра три года, как не жила с нами, вышла замуж и уехала жить в другой город.
В телеграмме отец указал свой адрес, свое полное имя и имена членов своей семьи. Написал, что очень хочет увидеть меня, и как можно скорее. Что ему очень жаль и очень стыдно за свой поступок и все в таком духе.
В общем, сразу после исполнения 19-ти лет, я засобиралась к отцу.
Как раз в техникуме прошла сессия, и наступило время каникул. Двухнедельных.
Я не держала зла на отца. Мне, наоборот, очень хотелось с ним увидеться. Узнать, кто же такой – мой отец. Что это за человек. И я должна была поехать к нему. Меньше всего в этом случае меня интересовало, как пройдет встреча с его семьей, как они все воспримут меня, ребенка от первой, другой жены.
Очень странно, но мать не сказала ничего, когда узнала о моей скорой поездке к отцу. Она лишь промолчала и сделала совершенно равнодушный вид. Однако не проводила меня перед самой поездкой. Но, не смотря на это, мне было абсолютно все равно. Я хотела встретиться с отцом. За все время, что я живу на свете, я ни разу не видела его, и даже не представляла, как он выглядит. Вплоть до того момента, как он сам не захотел показаться.
По дороге к отцу я представляла, как пройдет наша встреча. Так, размышляя о разных вещах, связанных с предстоящей, определенно, судьбоносной встречей, я не заметила, как оказалась на вокзале желанного города. Я нашла такси, назвала адрес и поехала. Сердце мое колотилось с неимоверной силой. Мне было не по себе от ждущего меня впереди.
«Как он меня встретит? Что скажет? Что мне говорить?» – выстраивались в моей голове десятки вопросов.
Вот, я стою перед домом своего отца. Дом достаточно солидный, ухоженный, не старый, но и не новый.
«2-й подъезд, 3-й этаж, квартира 58, - смотрю я в листочек с адресом отца. - Итак, я на месте. Осталось только решиться войти, - думала я, осматривая второй подъезд с его балконами, окнами, людьми. – Но как на это решиться? Во мне не так много мужества, чтобы отважиться и сделать первый шаг, и войти в здание».
Я постояла еще немного, все так же не решаясь идти. Моя сумка с вещами стояла на лавочке, я рядом. Как все-таки тяжело. Что меня могло ожидать там, в 58-й квартире, в чужой семье?
«А может быть, ну его, отца? У него своя жизнь. Устоявшаяся, спокойная, определенная. Для чего мне ее нарушать своим появлением? Зачем портить нормальную человеческую, чужую жизнь? Хватит с меня и той, которую я уже испортила своим рождением», - размышляла я, глядя уже куда-то в пустоту.
Погружаясь все больше в такие мысли, я готова была уже взять сумку с вещами и, вернувшись на вокзал, уехать домой. Как вдруг меня осенила мысль о том, что в этой 58-й квартире живет человек, который дал мне жизнь. Человек, который является моей родной кровью. В конце концов, не навсегда же я приехала сюда. Только повидаться, познакомиться, увидеть, как выглядит отец. И все. Сразу домой, не мешая никому, не создавая неудобств.
Я набралась вмиг смелости и решимости. Взяла сумку с вещами и отправилась в подъезд…
Вот заветная квартира № 58. Прилично отделанная дверь, два замка, звонок. Я решительно нажала на него и стала ждать. Кто-то подошел к двери, слышу, поворачивает замок.
Открыла дверь женщина приятной внешности. Крашеная блондинка среднего роста, среднего веса, лет сорока пяти. С ухоженными ногтями, волосами. Надет на ней халат из красного атласа, на ногах домашние тапочки черного цвета. Одним словом, ухоженная женщина с приятной внешностью.
- Здравствуйте, меня зовут Полина Виноградова, - первой начала я разговор, натягивая на лицо приветливую улыбку. – Здесь живет Николай Сергеевич Виноградов?
- Да, здесь, а что случилось? – испуганно спросила эта приятная женщина.
- Успокойтесь, ничего не случилось, все нормально, - начала я успокаивать эту разгоряченную женщину. – Он сейчас дома?
- Да, Коля дома, только он в ванне. А в чем дело? Вы кто? – не успокаивалась женщина.
- Мне нужно его увидеть, потому что я его…
Я не успела договорить, потому что меня перебил мужской голос, издающийся из квартиры, за спиной этой женщины: - Света, кто там?
У меня бешено забилось сердце и в глазах помутнело. Я так стала волноваться, что стала трястись, кажется, всем телом.
И вот я увидела перед собой мужчину среднего роста с большим животом и черными волосами. На нем был надет банный халат, на голове полотенце. Это и был мой отец. Почему-то я сразу поняла это, и узнала его. Он показался мне каким-то неприятным, чужим и очень странным. Не знаю, почему. Наверное, потому что его глаза были слишком большими, руки короткими, а голова непропорционально маленькая по сравнению с телом. Но я же не собираюсь оставаться здесь у него на совсем. Я только погощу, познакомлюсь и увижу отца. И все, домой. У него все равно есть своя семья, а я для него прошедший этап, так же как и моя мать и сестры.
- Вы Николай Виноградов? – спросила я, обращаясь к подошедшему мужчине.
- Да, это я, - ответил он, - чем я могу быть полезным?
- Здравствуйте, меня зовут Полина Виноградова, я, наверное, Ваша дочь, - я решила говорить все, что хотела, все как есть.
Я думала, он, как стоит, так им упадет в обморок от моих слов тут же, на этом месте.
Вид отца было не описать. Он резко изменился, челюсть немного отвисла, глаза расширились, руки затряслись. Лицо приняло каменное выражение, он смотрел на меня, как на неведому зверушку. Казалось, он потерял дар речи. Словно я сказала что-то на другом, не русском языке.
На всякий случай я повторила сказанную фразу ранее еще раз.
Теперь отец очнулся, до него дошел смысл сказанного. Он пригласил меня войти в квартиру. Взял мою сумку с вещами, помог снять верхнюю одежду.
- Проходи, Полина, - пригласил он. – Ты давно приехала? Кушать будешь?
- Я сразу, как приехала, нашла адрес, который Вы прислали мне в телеграмме, - ответила я. – А от еды я не откажусь.
- Очень хорошо. Ты иди в ванную, мой руки, и приходи на кухню, - отец очень растерялся, не знал, как вести себя. Но на всякий случай применил все элементарные приемы гостеприимства.
А я, тем временем, прошла в ванную, умылась, внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале, посидела на ванне, подумала над своей текущей ситуацией, прикинула, как буду себя вести. После этого я еще больше растерялась, вышла из ванной и отправилась на кухню, с трудом найдя ее.
Там меня ждала еда на накрытом столе и отец с идиотской улыбкой на лице. Жена отца приготавливала на стол, ходила туда-сюда, она жутко нервничала. Ей совершенно не нравилась моя компания, мое присутствие.
Оно и понятно. Приехала тут некая особа, говорит, что дочь ее мужа. Что ей думать? Как можно адекватно отреагировать?! Конечно, она нервничала. Жила себе жила тихой, спокойной семейной жизнью, и тут приезжает какая-то девушка, которая одним только своим появлением перечеркнула все.
Но я не могла не появиться, я не могла не отреагировать на призыв отца к знакомству, к ближайшей встрече с собой. Все-таки я не видела ни разу своего отца за всю свою жизнь. Такой шанс, как говориться, выпадает один раз в жизни, и я должна воспользоваться этим шансом.
В конце концов, я же не навсегда приехала сюда. Только погостить, познакомиться, увидеть отца. И все. И пускай жена отца и остальные члены его семьи, если они есть, потерпят меня немного. Я скоро уеду, оставлю их. Их жизнь снова будет такой же спокойной, счастливой и уютной, как была раньше, до моего появления.
Ладно, не буду больше об этом думать. Я все-таки в гостях, достаточно не плохо устроилась. Пока. Я встретила отца, он вроде пока настроен доброжелательно. Побуду у него несколько дней, поживу на всем готовом, отдохну от прошлой унылой жизни. От своей матери, в конце концов. И пускай напрягаются другие, а не я.
С такими мыслями я села за стол, взяла себе все, что видела перед глазами. Отец внимательно наблюдал за каждым моим движением, не решаясь что-либо сказать. Он словно изучал меня, пытался разглядеть хорошенько. А мне было все равно. Я чувствовала себя достаточно уютно, свободно, мне было тепло, я поглощала еду, пила, и ничего больше меня не интересовало. Матери рядом не было, а значит, никто не мог нарушить моей мирной и спокойной жизни здесь у отца.
Жена отца, накрыв на стол, ушла с кухни и больше не возвращалась.
«Это даже к лучшему», - подумала я.
- Расскажи мне о себе, - начал отец, глядя мне прямо в глаза, в рот и на тарелку, откуда я черпала наложенную мне еду и проворно укладывала ее в рот. Отец внимательно следил за данным процессом.
- Что тебя именно интересует? – с набитым ртом спросила я.
- Чем занимаешься, как живешь.
- Я учусь в местном техникуме на третьем курсе, живу с матерью, отчимом и братом. Параллельно с учебой подрабатываю там же, в техникуме лаборантом. Ну, там, мою пробирки разные, подготавливаю кабинеты, мою полы, а также распечатываю нужные документы, бумаги и тому подобное. Собираюсь поступать в секцию бокса. Вот так.
- Как интересно! Ты говоришь, живешь с отчимом и братом? – спросил как-то потерянно отец. – Значит, она снова вышла замуж?
- Ты про мать? Да, она вышла замуж и родила сына, моего брата Максима. Я практически все свое детство провела, нянчившись с ним. А Виктор, новый муж матери, совсем не плохой человек. Мы, правда, мало с ним видимся, он все время на работе. Но он никогда никого из нас не обижал. Да и мать стала не такой замкнутой и помешенной на поиске средств для жизни и пропитания. Виктор очень хорошо обеспечивает нашу семью, с ним мы не знаем, и не знали нищеты, бед и каких-то нехваток.
- Понятно, я очень рад слышать, что у тебя все хорошо. И у мамы твоей тоже. А я вот, видишь, живу здесь. Кстати, раз уж мы с тобой родственники, то зови меня на «ты». Договорились?
Я кивнула головой. Отец, тем временем, продолжил.
- Живу я здесь уже десять лет. Я женился тринадцать лет назад на прекрасной женщине, она родила мне двоих дочерей. Работаю я на местной фабрике заместителем директора. Получаю неплохо, на жизнь хватает. Жену мою зову Светлана Анатольевна. Работает она инженером на той же фабрике, где и я. Детей наших сейчас нет с нами, они у моей мамы в гостях. Их не будет еще целую неделю. Так что мы с тобой сможем быть вместе долго, и никто не будет нам мешать.
- Очень прекрасно, ты очень утешил меня тем, что я не увижу твоих детей целую неделю! - закатила я глаза. - Ты мне теперь скажи, зачем ты меня нашел? Зачем хотел видеть? – спросила я, когда терпение мое было уже на пределе. Меня так сильно задел тот факт, что мой «дорогой» отец, хорошо зарабатывающий, не попытался меня найти раньше. Кроме того, меня до глубины души задело то, что он бросил нас, не объявившись ни разу, не помогая ничем.
«Женился, значит, на прекрасной женщине, - прокручивала я в памяти слова отца, - словно мать и все, что с ней связано, не имело никогда никакого значения для него. И даже ни грамма не похоже было на эту прекрасную расфуфыренную «женщину»!
Во мне сразу все вскипело, и я решила больше не скрывать всего, что чувствую внутри. В конце концов, именно он испортил мне всю жизнь. А об этом я не намерена молчать!
- А знаешь, у меня к тебе есть еще один вопрос, - продолжила я, не скрывая переполняющих меня эмоций. – За что ты так с нами поступил? Ты оставил одну беспомощную женщину с тремя детьми, причем один из которых грудной. И ни разу даже не объявился. Объясни мне это.
- Полина, понимаешь, я был молод. Во мне не было еще ничего серьезного, я не понимал тогда, что делаю. Но после я очень переживал и не мог себе простить такого жуткого поступка. А было давно поздно, чтобы что-то изменить. Поэтому я уехал далеко от вас, завел новую семью, и начал новую жизнь. Полина, если ты можешь простить меня, прости. Хоть я и не заслуживаю никакого прощения. Я очень рад, что ты однако приехала ко мне, не отклонила мое приглашение. Все-таки приехала. Ты очень красивая девушка, Полина. У тебя, наверное, отбоя нет от ухажеров?
- Ты ошибся, никаких ухажеров у меня нет, и не было никогда. Был один давно, но его не стало, - с грустью ответила я. – Вообще, у меня с отношениями, с друзьями как-то не сложилось. После моего рождения мать возненавидела меня из-за твоего ухода. Родись я мальчиком, она души во мне не чаяла бы. Ты был бы рядом. А так, я стала «гадким утенком» в нашей семье. Мать постоянно меня всячески обижала и унижала. Я никогда не слышала от нее доброго или ласкового слова в свой адрес. Так, постепенно во мне развился комплекс неполноценности. Я никогда не могла выражать своих мыслей, чувств, эмоций. Все они навсегда оставались внутри меня. Это привело к отсутствию друзей, знакомых и так далее. А также к отсутствию доброжелательности по отношению к окружающему миру. Сверстники всегда только издевались надо мной. Ни у кого я не могла получить поддержки, не могла рассказать то, что тревожило.
В общем, жизнь моя не удалась. А виновен во всем ты. Именно из-за твоего ухода из семьи все так вышло. Ты понимаешь теперь, что я должна чувствовать к тебе?
Я внимательно посмотрела в глаза отцу. Не знаю, что я хотела там увидеть. Но после того как я выговорилась, после того, как сказала все, что накопилось за все эти годы, мне стало легче. Словно с плеч упал жутко тяжелый груз. И теперь я могла вздохнуть с облегчением полной грудью.
- Полин, ты пьешь алкоголь?
- Да.
- Давай выпьем с тобой. Я сейчас услышал то, чего всегда боялся услышать. И это было безумно верными словами.
С этими словами отец достал из холодильника бутылку водки и поставил ее на стол. Затем достал рюмки и разлил содержимое бутылки по рюмкам каждому из нас. Мы чокнулись и выпили. Закусили, выдохнули.
Отец глубоко вздохнул и выдохнул, собираясь таким образом с мыслями.
- Полина, дочь, - тяжело начал он, - ты не представляешь, каким подонком и скотиной я себя чувствую. Мне какое-то время было так стыдно, так хреново за то, что я оставил вас одних, что ушел в запой. Однако моя жена Света помогла мне выйти из него, из того состояния, из того ужаса. Да, я знаю, мои слова тебя не впечатлили, да и не могут они меня оправдать абсолютно никак. Мой поступок просто бесчеловечный, не заслуживающий прощения. Я каждый день и ночь представлял, как вы там живете без меня, как каждая из дочерей растет, становится женщиной. Но я оказался таким трусом, что не только не вернулся, но и не отважился найти вас, помочь хоть как-то. Мне нельзя жить на этом свете. Я даже не спрашиваю, чем могу загладить свою вину перед тобой. Все равно нет никаких способов. Но хотя бы малую часть я могу для тебя сделать в знак извинения?
- Знаешь, честно, мне уже абсолютно наплевать на тебя, на твои извинения, раскаяния и тому подобное. Ты сломал мне жизнь, превратил меня в ничтожество. Что ты можешь сделать для меня? Решать только тебе. Скажу лишь одно. Ты мне никто, и навсегда таковым останешься. Я не откажусь ни от какого вида помощи, которую ты захочешь дать. А поэтому сейчас давай просто будем пить и ничего не станем выяснять. Тебе не вернуть ничего, не загладить свою вину никогда. Я приехала к тебе, чтобы познакомиться. Наконец, за девятнадцать лет увидеть того, кто является мне отцом. И больше мне ничего не нужно. У меня итак все есть, точнее вообще ничего нет. Но у меня и не может быть ничего. А значит, и терять мне нечего. Так уж суждено. И давай не будем распускать соплей. Согласен? Да, кстати, я собираюсь остаться у тебя дней на десять. Пусть твоя семья не вмешивается в наши с тобой отношения и не отказывает ни в чем, чтобы я не попросила. Договорились?
Я произнесла все это так решительно, что отцу ничего не оставалось, как молча согласиться с моими требованиями.
Этот факт дал мне уверенности и доминирования в отношениях между мной и отцом. Точно так же, как это было в те времена, когда я устраивала драки, и держала всю школу в своих руках.
Сейчас наблюдалась такая же картина. Мне так этого не хватало!
И вот человек, лишивший меня всех прелестей детства, молча соглашается со всем, что я говорила. Я снова была в своей тарелке!
Теперь, когда мы с моим отцом сидели у него на кухне и выпивали, мне казалось, я обрела некое спокойствие, некую свою часть, которую искала давно.
В общем, я не могу толком описать того чувства. Просто мне было хорошо, как никогда прежде. Мы с отцом прилично в тот вечер напились, я никогда не была настолько пьяной. Мы обсуждали много тем, очень часто спорили, доказывали свои точки зрения, и ни разу при этом не приходили к единому мнению, закрывая тему для дальнейшего обсуждения.
Но все же мы посидели очень душевно, хорошо и мирно. Мне понравился, как не странно, этот человек. Хоть человеком он и не представлялся хорошим для меня все же, но собеседником он был великолепным.
Если бы у меня была возможность остаться с отцом, жить с ним, я бы осталась и жила бы. И если бы встал выбор: жить с матерью или с отцом, я, не задумываясь, выбрала бы жизнь с отцом. Потому что с отцом я не испытывала тех унижений и ненависти, что от матери.
Мать для меня выступала никем больше, кроме как жестоким тираном, изувечившим всю мою жизнь. Под его гнетом я живу и не вижу больше ничего, кроме унижений, издевательств и эксплуатации.
Даже с появлением Виктора, а затем Максима, жизнь моя не изменилась. Точно так же, как и отношение ко мне матери. Казалось бы, с улучшением жизни мать сама должна улучшиться, смягчиться и стать доброй. Это и случилось, но не по отношению ко мне. Я как была «гадким утенком» семьи, так им и осталась. И останусь им до конца. И только уход из семьи сможет хоть как-то улучшить мое положение. Только тогда, когда я не буду видеть рядом свою мать, я буду счастлива.  Буду счастлива, не потому что перестану видеть ее, а потому что, наконец, обрету свободу. Свободу от посягательств вечно недовольной матери, свободу от ее приказов, свободу от ее недовольств и постоянных высказываний в свой адрес о том, что я – вина всех ее бед. И, наконец, свободу совершать независимые поступки, чтобы за их совершение была ответственна только я, и чтобы совершала я их по собственному желанию, а не по чьему-то приказу. Что было раньше. А также чтобы я могла делать собственный выбор абсолютно всего.
Так, я обрела, наконец-то, собственного отца. И мне с ним было хорошо.
Я провела у него дома семь дней, целую неделю, и она запомнилась мне очень хорошо. Я никогда не чувствовала себя так прекрасно. Я чувствовала, что я нужна. Что мной заинтересованы, что на меня не наплевать. И я не создаю проблем во всех делах, не являюсь виной всех бед.
Так, правда, было не долго. На восьмой день моего пребывания у отца, когда он был на работе, ко мне обратилась его жена.
Кстати, с его женой у меня сложились очень плохие отношения. У нас возникла взаимная, даже не неприязнь, а скорее, ненависть. Она не разговаривала со мной. А когда я что-то спрашивала или просто обращалась к ней, грубила мне и старалась сделать все не так, как я просила. Тогда за меня вступался отец, и ей приходилось сквозь зубы, плюнув на себя, выполнять мои просьбы.
На меня она всегда смотрела волчьим взглядом. Словно при удобном случае готова наброситься и разорвать в клочья. Я была неким ненавистным, ничем не выводимым пятном на любимой блузке, которое располагалось на самом видном месте. Оно сильно мешает, а избавиться от него никак нельзя. И приносит одни только расстройства.
Я же не испытывала при этом каких-то неудобств. Мне было совершенно наплевать на нее, потому что я приехала к отцу, а не к его жене. И пускай хоть огонь горит у нее на голове. Мне все равно.
Однако эта особа оказалась довольно хитрой и умной женщиной. Она терпела все, но до определенного момента. Однажды, дождалась, пока ее муж выйдет на работу после отпуска, чтобы провести со мной следующую беседу.
- Полина, - начала она очень хитро, как лиса, - мне нужно с тобой поговорить.
- Я слушаю Вас внимательно, - ответила я, приготовившись к самому худшему. Я представляла, как она ко мне относится безобразно, поэтому может сделать со мной все, что угодно.
- Полина, - продолжила она, - я знаю, что тебе не понравится этот разговор, но он должен состояться. Понимаешь, до твоего появления мы с моим Колей жили, душа в душу, не ругались, не знали бед. Мы уважали друг друга, любили, заботились друг о друге. Но стоило только появиться тебе, как все это сразу как отрезало. Коля перестал обращать на меня внимание, он отдалился, стал чужим, холодным и грубым. Теперь на первое место он поставил тебя, а не меня. Он стал мне грубить, стал меня обижать. И все ради тебя. Если я нечаянно что-то плохое в твой адрес сказала бы, он сразу возбуждается. Иногда мне кажется, что он способен даже ударить меня…
- Так, Светлана Анатольевна, - я резко перебила ее, - я что-то не совсем понимаю, к чему Вы клоните. Скажите сразу, что Вы от меня хотите.
- Хорошо. Я буду честной с тобой до конца, - сказала Светлана, а глаза ее засверкали каким-то странным огнем алчности. – Я хочу, чтобы ты исчезла из нашей жизни. Тебе все равно не нужен твой отец, ты выросла без него. Понимаешь, ты мешаешь тут, разбиваешь семью. Если ты останешься еще, то я буду действовать, и тебе это не понравится. Ты умная девушка, должна меня хорошо понять. Давай расстанемся по-хорошему. Я еще раз повторюсь, ты девушка умная и отцу не скажешь ни слова. Мы договорились?
- Светлана, я могу быть честной с тобой? – спросила я, а внутри меня все так и кипело.
- Можешь, Полина, - коротко ответила Светлана, приняв ожидающий вид.
- Я уеду, обещаю. Но ты для меня останешься гнилым человеком. Я глубоко сочувствую отцу, за то, что он живет с тобой. Он несчастный человек. Отцу я ничего не скажу, но знай, что для меня ты останешься гнидой.
С такими словами я встала из-за стола. Я долго не стала церемониться с этой особой. Я выказала свое отношение к ней, не скрывая ничего. А за словами я в карман не решила лезть. Эта самая Светлана действительно в моем понимании была гнилым человеком. Нормальный, по-настоящему любящий человек вел бы себя иначе. Он старался бы поддержать, помочь в сложившейся ситуации. А ревность, зависть и, так сказать, вставание в «позу» может охарактеризовать только слабого и не очень хорошего человека.
Так, я потеряла только что приобретенного родного человека. Отца.
Я, совершенно молча, собрала свои вещи, оделась, заказала такси и уехала навсегда из дома отца. Я не стала дожидаться его прихода, чтобы попрощаться. В его доме мне не рады. Что же мне тогда там делать?
Я мешаю им жить, создаю неудобства. Это не мое место, не мои люди. Мне здесь совсем не рады. Это значит, что я должна покинуть это место, эту семью. Пускай эта семья живет дальше счастливо. Без моего присутствия.
Я села в автобус и отправилась домой. Только дома так же, как и у отца, меня никто не ждет.
Пока я ехала, в моей голове звучали слова жены отца. Я слышала каждое слово, каждый звук.
В какой-то мере она была права, она защищала свою семью, свое семейное счастье, человеческую жизнь. И это правильно. В какой-то мере она молодец. Сразу отреагировала на вмешательство.
Я почти не держала на нее зла, она ни в чем не виновата. Но все же со мной так нельзя поступать. Я знала теперь, что дороги к отцу у меня не стало. Мне нельзя больше туда вернуться.
За восемь дней, проведенных у отца, мы очень сблизились друг с другом. Мы нашли общий язык, приобрели общее мнение на многие вещи.
Мне будет очень его не хватать. Но я не осуждаю его за то, что вышло. У него все это время была своя семья, налаженная жизнь. Я не претендовала на то, чтобы он променял меня на семью. Да он и не должен был. Я ему никто, просто родственник.
В общем, я девятнадцать лет жила без отца, было все нормально. Ничего не произойдет, если я буду дальше жить также без отца.
С такими мыслями я ехала всю дорогу, сидя в автобусе. Я все думала, думала, думала. Я не могла никак забыть слова отца по обращению к себе, когда я отважилась однажды поделиться подробностями школьных лет. Когда я устраивала драки, испытывала злость и ненависть ко всем людям. Отец тогда сказал мне: «Полина, дочь, ты никогда ничего никому не обязана. В мире много несправедливости, во многом, люди – эгоистичные, лживые и непростительно сволочные существа. Не стоит не под кого подстраиваться, а главное, никому никогда не верь! Помни всю жизнь мои слова и старайся следовать им, не смотря ни на что!». Он был абсолютно прав.
Я рада, что встретилась с отцом, пускай довольно поздно. Но, как говориться, лучше поздно, чем никогда. Я ни капли не пожалела о том, что пребывала целых восемь дней у отца. За эти дни я испытала неповторимые чувства. Я чувствовала, что нужна, что я дорога и мной заинтересованы. Я впервые в жизни почувствовала отцовскую любовь. Но все самое лучшее имеет тенденцию очень быстро заканчиваться либо исчезать совсем.
Да и пускай все так и остается. В конце концов, я действительно была в той семье лишь помехой. Я старалась смериться с таким положением дел. Как я приобрела отца, так я его и потеряла. А жизнь моя, в общем, никак особенно не изменилась. Я только ввела небольшое разнообразие.
Кроме всего прочего, я понимала, что никто нигде меня не ждет. Никому я не нужна, никто по мне не скучает. Так было дома, и так было у отца. А если я никому не нужна, то зачем мне дальше жить? Ради чего? Ведь ничто ни плохого, ни хорошего в дальнейшей жизни меня не ждет. Так зачем что-то дальше строить, для чего стараться?
Как только подобные мысли пришли в мою голову, я тут же прогнала их прочь.
Так, погрузившись в свои мысли, я не заметила, как приехала домой.

И вот, я стою у своего дома…
Но особенного ничего не произошло. Ничего внутри не колыхнулось, не поднялось и не опустилось.
Я просто приехала домой, и ничего больше. Меня никто там, дома не ждет и не обрадуется моему появлению.
Я была абсолютно права. Ничего не случилось, когда я вошла в свою квартиру. Мать только посмотрела на меня, поздоровалась и отправилась по своим делам, когда я появилась перед ней.
Виктора не было дома, он, как я потом узнала, находился в командировке. И лишь Максим, выскочив из своей комнаты, запрыгнул мне на плечи, расцеловал меня и чуть не задушил в своих объятиях. Ему исполнилось уже тринадцать лет, а он до сих пор любил меня и был очень рад моему присутствию, моей компании.
А больше ничего не случилось. Я просто приехала домой.
Максим так и не выпускал меня из объятий, я потащила его с собой в свою комнату, чтобы распаковать вещи. Когда вещи были распакованы, в мою комнату вошла мать. Она попросила Максима выйти из комнаты, оставить нас одних.
- Полина, - начала говорить мать, приняв довольно серьезный и уверенный вид. Я готова была ко всему. Обычно когда она принимала такой вид, впереди ждало либо неприятные высказывания в мой адрес, либо выказывания недовольств, либо попытки обидеть, задеть, унизить меня, либо она просто желала конфликтовать или ругаться со мной. Зная это, я приготовилась к самому худшему. А тем временем, выражение лица матери постепенно становилось волчьим или даже змеиным. – Я хочу с тобой поговорить.
- Я слушаю тебя, - коротко и весьма спокойно ответила я.
- Скажи, ты все это время была у отца?
- Да, я все это время была у отца.
- Ну и как? Тебе понравилось там? – теперь мать походила на ведьму.
- Скорее да, чем нет, - ответила я, а внутри меня все начинало журчать. Мне совершенно не понятно было направление нашего разговора. От этой неопределенности мне становилось не по себе. Я ждала всего, чего угодно, но определенно, чего-то очень плохого. Но я искусно держала все это у себя внутри, не показывая никаких признаков беспокойства или страха.
- Понятно. Очень хорошо! – воскликнула мать и улыбнулась, как ведьма из страшных мультиков. После чего стала походить уже на змею. Такую же противную и злую. – Так если тебе понравилось у отца, что же ты тогда вернулась домой?
- Ты спрашиваешь зачем? – я дико удивилась. – Я, конечно, понимаю, что ты спишь и видишь, как я оставлю тебя в покое, не буду больше жить с тобой. Но пока у меня нет возможности оставить тебя. А вернулась я затем, чтобы продолжать жить. Ведь это мой дом. Дом, в котором я живу.
- Это ты абсолютно правильно определила. Это действительно твой дом, в котором ты живешь. Но есть одно «но», - произнесла мать и замолчала на мгновение. Потом, немного подумав, продолжила.
- Полина, ты прекрасно знаешь, что я после твоего рождения и ухода отца, поставила условие, что никогда больше не встречусь с твоим отцом. Ни при каких обстоятельствах. То же касается и встреч с отцом моих детей. Соответственно, тебя. Но ты не соблюла моего правила. Мне теперь противна та мысль, что ты виделась с предателем, жила у него больше недели, находилась рядом. К сожалению, я не смогу простить тебе этого. А еще больше я не смогу тебе простить то, что тебе у него понравилось. Это твое заявление подобно влиянию ножа по моему сердцу. Полина, хочу сказать тебе честно. За то время, что тебя не было дома, я не скучала по тебе. Я могу сказать с уверенностью, что у меня не возникало такой мысли, что мне тебя не хватает. И я точно могу сказать, что не возникнет, если ты будешь все время находиться не со мной. Я надеюсь, ты понимаешь, к чему я веду? – спросила мать и посмотрела мне прямо в глаза.
- Ты хочешь выгнать меня из дома? – сейчас во мне все кипело, и готово было взорваться в любую минуту.
- Ты немного неправильно выразилась, я хочу, чтобы ты жила теперь отдельно, - уточнила мать.
- Значит, так! – я больше не могла сдерживать своих эмоций. Мне как никогда стало обидно и больно. Слова матери имели такое же действие, как пули для тела, каждое ее слово больно протыкало мое тело, словно мелкие иглы.
«Почему она со мной так поступает? Неужели она такая злопамятная, что не может забыть о давнем поступке отца? Но в чем же я виновата?».
Мне хотелось рыдать навзрыд, мне хотелось прекратить эту бессмысленную и жестокую жизнь. Даже не жизнь, а существование.
- Ладно, я тебя поняла, - начала я, показывая свое мнимое спокойствие, но следующее я стала уже произносить с полной яростью, злостью и ненавистью к этому ужасному существу. Человеком свою мать мне теперь трудно было назвать. – Только мне одно не понятно. Почему ты, сколько я тебя знаю, была и есть такая сволочь по отношению ко мне? В чем я виновата перед тобой? Ведь ты сама захотела, чтобы я родилась. Почему за твои ошибки жизни отвечать должна я? Ты знаешь, что сломала мне всю жизнь? Именно ты сделала из меня ничтожество. Но за что? Ответь мне. Я жду.
Мать сразу не смогла ничего ответить. Она просто широко раскрытыми глазами смотрела на меня, ничего не понимая. Она была так сильно ошарашена потоком моей злости, что не могла произнести ни слова.
Я еще раз повторила последние две свои фразы, после чего она отважилась заговорить.
- Полина, дочь, - робко начала она. – Ты можешь думать, что я не люблю, и никогда не любила тебя, но ты в любом случае ошибаешься. Я просто была очень расстроена уходом твоего отца и тем, что он бросил меня одну с вами тремя. Но я никогда, слышишь меня, не могла ненавидеть собственного ребенка. Я же мать!
- И тебе не стыдно бросаться такими громкими словами? – теперь я решила затоптать, закопать ее. – Да, ты, конечно, мать, но не мне. Ты никогда не любила меня. Ты сама мне говорила постоянно, что я – вина всех твоих бед. И не нужно говорить, что это не твои слова. А теперь я хочу сказать следующее. Ты сама сделала из меня того, кто в течение многих последних лет от всей души ненавидит тебя. И ненавидит ответно. До сих пор единственной причиной того, что я живу с тобой, является отсутствие материальной обеспеченности, материальной независимости. Я не так много зарабатываю, чтобы содержать себя. Но теперь, когда я побывала у отца, воссоединилась с ним, с его помощью смогу жить одна. И, слава богу, без тебя! Кстати, у отца мне действительно безумно понравилось. Он настоящий человек! Не то, что ты. А если у меня ничего не получится, то может случиться очень неприятное событие, виновником которого будешь ты, и только ты. Вообще, мне очень жаль, что такое бесчеловечное существо, как ты, является моим родственником. И знаешь, мне тяжело называть тебя мамой. Потому что ты ею для меня никогда по-настоящему не была. Настоящая мать никогда в жизни не выгнала бы своего ребенка из дома. Нормальная мать. А теперь, если тебе больше нечего сказать, оставь меня одну в покое. Я соберусь и покину тебя навсегда. Пошла вон из моей комнаты. Я не хоту тебя больше видеть, не хочу тебя знать. Ты мне никто. Ты поняла меня? Что ты смотришь?
- Боже мой, Полина, неужели это я сделала тебя такой? – голос матери захлебнулся. Мать вдруг стала такой разбитой, измученной. Даже не представляю, почему. Но не думаю, что на нее могли так подействовать мои слова. Никогда ничего мною сказанное, не могло оказать какого-либо влияния на нее.
- Какой? – жестко спросила я.
- Такой черствой и жестокой.
- Да, именно ты сделала меня такой. И я ненавижу тебя за это. И за все остальное. Абсолютно так же, как и ты меня. Зачем ты родила меня на этот свет?
- Как ты можешь так говорить?
- А что именно тебе не нравится? К чему ты задаешь такие бессмысленные вопросы?
- Я просто хочу понять, почему ты такая жестокая, - мать теперь была подобна разбитому корыту. Она была на грани истерики.
- А я разве непонятно выразилась? Вспомни, как ты себя вела со мной на протяжении всей моей жизни. И ты прекрасно найдешь все ответы на свои вопросы. А теперь оставь меня без твоего присутствия. Мне противно оно.
Мать вдруг вскочила с кровати и потянулась ко мне, чтобы обнять меня, на что я оттолкнула ее. Тогда она расплакалась.
Я второй раз в своей жизни увидела слезы из этих жестоких глаз.
Я второй раз в жизни увидела, как этот человек плачет. А раньше я думала, что такая, как она, просто не умеет плакать.
Вообще, я думала о матери, была даже убеждена, что она не имеет чувств. Что у нее вообще отсутствует сердце, что она не может испытывать ни сострадания, ни сочувствия, ни искренности, ни любви, ни чего другого. По крайней мере, ко мне.
А теперь, когда она сидела рядом со мной и ревела почти навзрыд, все мои убеждения быстро улетучились. Но мне не было ее жаль. Я не испытывала сочувствия. Я просто вышла из комнаты, оставив мать одну. Я просто отправилась на кухню.
Данный разговор с матерью, а также выражение всех моих негативных эмоций вызвали огромный, нечеловеческий аппетит. И мне сейчас больше всего хотелось поесть. А внутри все продолжало бурлить и кипеть. Мои руки тряслись неимоверно. Сердце билось с огромной силой. В глазах периодически мутнело. В голове не прекращали звучать жуткие слова матери о том, что ей хотелось, чтобы я покинула ее и жила отдельно.
«Да, я знаю, что она ненавидит меня, - думала я, - но что она пожелает выгнать меня. Это переходит все границы! Но куда я могу пойти? Мне некуда идти. Совершенно».
И тогда мне в голову пришла страшная, но правильная мысль. В моем безвыходном положении она стала спасательным кругом.
Мне так понравилась эта мысль, что теперь я стала думать о том, как бы мне получше ее осуществить. В голову приходила куча идей, но на какой-то одной я никак не могла остановиться.
Мысль эта о том, чтобы покончить с этой бесполезной, мучительной и жесткой жизнью. Моей пустой жизнью. Закончить, наконец, со всеми мучениями, которые я испытываю каждый день с пустотой и несправедливостью, что вокруг.
Никто не будет плакать по мне, никто не будет жалеть и никто даже не заметит моего ухода из жизни. Потому что я никто, и останусь таковой. А мне будет лучше закончить все, раз и навсегда. Ведь впереди меня ничто не ждет. Отца мне не видеть больше никогда, его жена не позволит нам увидеться.
Мать для меня никто, ей лучше, если меня не будет рядом, она попросила меня покинуть ее дом. А для кого еще мне жить? Для себя? Но и для себя не зачем больше.
Да, у меня уже возникали раньше подобные мысли, но я со страхом и с большим ужасом гнала прочь их. Но теперь я все больше стала понимать, что в этом есть единственный выход. Чтобы закончить свое жалкое, ничтожное существование.
Единственное, что меня пугало, это способ осуществления данной задумки. Ведь малейшее вмешательство в свое тело меня отпугивало. Я имею в виду нечаянную травму или тому подобное.
Меня пугало больше то, что я не такая отважная и смелая, чтобы наложить на себя руки. В голове возникало только три способа осуществления задуманного:
- захлебнуться водой в ванне;
- выпить много таблеток или раздобыть яда;
- выпрыгнуть из окна своей комнаты.
Первые два способа представлялись какими-то странными и нереальными. Особенно про приобретение яда. А вот последний вариант, как никак больше мне подходил. Жили мы на третьем этаже, высота подходящая. Значит, можно будет использовать окно моей комнаты и, наконец-то, сделать это.
«Только для начала нужно хорошенько поесть», - заключила про себя я.
И я поела. Хорошенько поела. А после я встала со своего стула, помыла за собой посуду и вернулась в свою комнату, где до сих пор находилась мать. Я вошла в комнату, она сидела на моем стуле и смотрела в окно. Она сразу обернулась к двери, когда я вошла.
- Полина, - мягко обратилась она ко мне, - я вот тут сидела и много думала о том, что ты мне сказала. Мне очень жаль, что у тебя все так вышло печально в жизни. Я, наверное, не заслуживаю никакого прощения, но я все же хочу попросить его у тебя.
- Хорошо, я прощаю тебя, но ты ведь не откажешься от своих слов насчет моего ухода из дома. Ведь это так? – жестким тоном спросила я.
На что мать промолчала, а вместо того, чтобы ответить, перевела тему разговора, задав очень странный, как мне показалось,  вопрос.
- Полина, ты хочешь быть со мной? – спросила мать.
- Я… наверное, больше нет. Знаешь, я прекрасно тебя поняла, что ты не желаешь больше обо мне знать. Я выполню твое желание. Совсем скоро ты забудешь обо мне навсегда. Совсем скоро. Но не переживай, ты первая узнаешь об этом, - заключила я и легла на кровать. – А теперь оставь меня немедленно. Мне нужно побыть одной. И не заходи ко мне, я сама тебя найду, если надо будет. Все, я не хочу больше с тобой разговаривать.
Мать снова расплакалась и быстро вышла из комнаты.
Но меня уже не могли тронуть ее слезы. Для меня они были совершенно не настоящими, фальшивыми, не цепляющими «за живое».
До такой степени я очерствела! Все благодаря матери. Но она, думаю, это заслужила. За то, что все девятнадцать лет стирала всю мою жизнь в мелкий порошок. Превращая меня саму в пыль.
Я все думала, все продумывала свой прыжок из окна. Каждый шаг, каждое действие, не прекращая планировать все. Возможные плюсы и минусы.
Так, думая над всем этим, я незаметно для себя уснула. Спала я долго, около двух часов.
Я встала, сходила умыться в ванную, там же приняла душ. Очистила, так сказать тело. С душой дело обстояло более сложнее.  Душу я не могла очистить. И снова вернулась в комнату. Там я закрылась и стала собираться с силами и с мыслями. Перед тем, как начать выполнение задуманного действия, я решила написать прощальное письмо, так называемую, предсмертную записку, в которой нужно было выразить свои последние мысли, творящиеся в голове. В этой записке я решила со всеми попрощаться, сказать о причине моего ухода, а также пожелать удачи всем тем, кому я мешала жить. Кроме всего перечисленного, я решила выразить свои чувства, переполняющие меня перед тем, как отнять у самой себя жизнь. Выполнила я это в виде стихотворения, которое, по моему мнению, полностью отразило внутреннее мое состояние, плюс сопровождающие слова. Письмо вышло не очень большим, но по истине искренним и полным.
После этого я внимательно прочитала то, что получилось, отложила его подальше на столе, убрала ручку. После заправила свою кровать, убралась в комнате, разложив все вещи по своим местам.
Далее я присела на стул перед окном, понаблюдала внимательно за движениями за окном.
Меня переполняло неимоверное количество различных мыслей. От самых безобидных до самых тяжелых, больше похожих на страх и переживания.
Конечно, еще бы я вела себя спокойно. Ведь я решилась на очень серьезный шаг. Я открыла окно на полную.
Затем я снова села в прежнее положение на стул.
«Итак, я все решила, - успокаивала я себя, - мне больше нечего терять. Почему я не могу остановить течение этого бессмысленного существования? Зачем, для чего мне дальше жить? Не для чего. Поэтому мне не должно быть страшно, мне не должно быть жалко себя. По мне никто не будет убиваться. Меня никто не знает и никто не любит. Никто даже не заметит, что меня не стало. Потому что я просто тень, просто пыль».
После этих мыслей я открыла свою дверь, посмотрела внимательно на фотографию моей любимой Алены, послала ей воздушный поцелуй.
- Мы скоро с тобой увидимся, милая. Жди меня, я уже иду, - произнесла я вслух.

Смерть Полины Николаевны Виноградовой была зафиксирована 25 октября 2005 года в 15:45 по местному времени.
Ее тело было найдено на тротуаре у дома, где она жила.  Смерть произошла из-за перелома позвоночника и шеи. Внутренние органы очень серьезно повреждены. Травмы, которые были получены, стали не совместимыми с жизнью. Смерть наступила сразу.
Мать Полины была в ужасе от случившегося. Она винила в этом себя. Она все время твердила о том, что она довела собственную дочь до самоубийства, что не смогла ее спасти.
- Это я во всем виновата, я и только я! – кричала, рыдала, ревела в истерике Ирина Владимировна Степанова, мать Полины. – Почему, почему она так поступила? За что она так жестоко поступила со мной? Она ведь была совсем молодой, ей еще жить да жить. Как мне теперь без нее жить дальше?!
В последствии мать Полины попала в больницу с сильнейшим расстройством нервной системы, а после с серьезным заболеванием сердца. Она после смерти второй своей дочери сильно постарела.
Максим, брат Полины, тоже очень тяжело переживал кончину любимой сестры. Он не мог никак понять причину ее ухода. Абсолютно такая же реакция была у Полининой сестры, оставшейся теперь единственной дочерью под фамилией Виноградова.
Виктор не мог простить себе совершенный поступок Полины.
- Я не досмотрел за ней, не уделил должного внимания, - говорил он вслух, - как я мог не заметить, что у нее такие серьезные проблемы?! Мне никогда не простить самого себя за это. Мне теперь очень тяжело будет жить с такой тяжелой потерей, с таким тяжелым грузом на душе.
Все соседи Степановых были шокированы такой новостью. Они, конечно, недолюбливали Полину, но считали ее вполне спокойной и безобидной. И никак не представляли, что она сможет решиться на такой поступок.
Похоронили Полину на кладбище рядом с сестрой Аленой. Теперь обе сестры, наконец-то, навсегда будут вместе.
После всего случившегося, в комнате Полины побывали все ее родственники и те, кто ее знал. В ее комнате было чисто, прибрано, все на месте, а на столе лежал листок с последними мыслями и записями уже, к сожалению, не живой Полины. Это была предсмертная записка, без адреса и названия виновников. Но эти виновники есть, они существуют и каждый из них знает, что виновен именно он. Кто-то косвенно, а кто-то напрямую. Они будут жить дальше, и нести на себе печать вины в самоубийстве Полины.
Полина всегда недолюбливала людей, и своим поступком она отомстила сразу всем, кто относился к ней также. Своим близким.
А в той предсмертной записке, написанной и оставленной Полиной на столе ее комнаты, можно было прочесть наполненную глубоким горем фразу. Она была написана достаточно ровным, красивым почерком, без помарок и исправлений. Та записка содержала в себе следующее:

«Простите меня все, кому я доставила боль, неудобства, раздражение и те, кому я чем-то мешала. Мне больше не место здесь, я отправлюсь в лучший мир, где мне будет лучше. А вам я желаю счастья, успехов и всего хорошего, чего я так и не приобрела в вашем мире. Прощайте. И черт вас всех возьми».

А далее было написано такое искреннее, личное, полное внутренней боли, и так реально отражающее внутреннее состояние стихотворение. Вот оно.

И вот, стою у пропасти я на краю.
А позади меня большая пустота.
Она определяет жизнь мою.
Внутри меня сплошная темнота.
Смотрю я вниз и вижу там
Свое такое близкое спасенье.
Разбившись, разорвавшись пополам
В ту пропасть, произведя паденье.
Меня ничто счастливое не ждет
В том мире, сейчас что позади.
Меня отсюда никто не заберет.
Так пусть все пламенем горит!
Я здесь сейчас стою, как прежде.
Никто не может быть со мной.
Так значит, в пропасть с головой
Я прыгну, это неизбежно.

И все… Больше нет жизни…