они не знали, что всё пройдёт.
Он был мальчишкой, она была ивой,
плакучей ивой, юной, красивой.
И с ними незримо был третий – тот,
кто точно знал, что не всё пройдёт.
Фонарик лунный в реке горел,
и мальчик ловко ловил форель.
О камни бился водоворот.
Форель не знала, что всё пройдёт.
Не знал тростник, не знала луна,
не знала мятная тишина.
А третий, – тот, кто всё точно знал, –
молчал.
Струилось время, сверкала вода,
и звёзды падали в Иордан,
как будто их срезывал лунный серп.
А быть может, это был Енисей
или, может, Миссури. Не в этом суть.
Баллада моя продолжает путь
и уже через строчку придёт туда,
где та же река, да не та же вода,
где подмытый обрыв над рекой навис
и плакучая ива склонилась вниз.
Они стояли у тихих вод,
и он понимал, что всё пройдёт.
Он узнал об этом не из газет,
он любил подруг и терял друзей.
Но ива – не знала, а третий – тот,
кто точно знал, что не всё пройдёт,
молчал и думал, что жизнь и смерть
на все вопросы дают ответ
и мудрец бы мог догадаться сам…
Но мудрец видел старую иву... а там,
куда он даже не посмотрел,
подросток смуглый ловил форель.