Содом (Проза)

                                                   Мы покорно сложили свои  
                                                   головы на плаху и терпеливо
                                                   ждем, когда, наконец,
                                                   сорвется тяжелый острый
                                                   топор, висящий над нами.

И сказал Господь – «Вопль Содомский и Гоморрский велик и грех их тяжел весьма, сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко мне, или нет…»

Южнопольск. 4 июня. 7 часов 10 минут

В километре от станции «Разъезд», если ехать в восточном направлении от города, на железнодорожном пути собралась толпа зевак.
– Что случилось? – спрашивали те, которые пришли позже.
– Говорят, человек под поезд попал.
Мальчишка лет двенадцати, с рыжими, как медь, волосами настойчиво протискивался вперед. Его черная, изрядно потрепанная сумка на длинном ремне, цеплялась за грязные прокопченные рельсы. Оказавшись, наконец, в первом ряду он громко закричал, от внезапно открывшейся мрачной картины.
– Ой, мама, что это?
На серых бетонных шпалах лежали две половинки человеческого тела.
– Поезд, наверное, – хрипло проворчал старик в очках, съехавших на кончик красного носа. Его редкие седые волосы разбились двумя грязно-серыми прядями на сморщенном в гармошку лбу. – Надо же, как ровно отрезал, будто линейкой отмерил. Он снял очки и стал старательно протирать толстые стекла мятой, пузырившейся на груди рубахой.
– Вот интересно, лицо, как мел, белое, а волосы и брови чернее вороньего крыла, вроде на стене угольком нарисован, – удивилась полная женщина с большой
круглой, как шар, головой. – Ноги скрутились точь-в-точь, как веревка. Наверное, не бедный был мужчина, вон туфли какие дорогие на нем.
– Но и не очень богатый, – возразил седой. – Богатые по рельсам не шастают, они больше на машинах разъезжают. Нужно в милицию сообщить.
– Уже сообщила, – откликнулась женщина, – обещали скоро приехать.
– Раз обещали, то скоро примчатся, – буркнул старик. – Начнутся расспросы, допросы, уточнения, подозрения, а самое главное, так раскрутят дело, что еще виновным назначат.
Он с досадой махнул рукой и засеменил мелкими шагами в сторону заводского поселка. За ним потянулись еще несколько человек. Толпа поредела.
Внезапно раздался пронзительный визг тормозов, подъехавшего «Уазика». Из машины, не спеша, вышли четыре человека.
– Кто звонил? – спросил один из приехавших.
– Я, – ответила толстушка, приложив полную, как сдобная булочка, ладошку к необъятной груди.
– Вы видели что-нибудь?
– Нет, когда я переходила железку, он уже был мертв.
– Понятно. Я капитан Жуков, следователь прокуратуры Восточного района. Со мной криминалист Иванов, эксперт Лушин и оперативный уполномоченный Михайлов.
Он строго посмотрел на людей, стоящих вокруг, и громко скомандовал:
– Граждане, тех, кто что-нибудь видел, прошу остаться. Все остальные свободны. Немедленно разойдитесь, нечего глазеть – это вам не Третьяковская галерея.
Зеваки быстро растеклись в разные стороны, а капитан повернулся к застывшей на месте женщине и примирительно сказал:
– Теперь можно спокойно поговорить. Представьтесь, пожалуйста, кто вы и как оказались здесь? Вообще-то вы должны знать, что разгуливать по рельсам запрещено, рядом переходной мост, там и ходите, не испытывайте судьбу.
– Знаю я, как переходить, товарищ офицер. Только годы не те, да и ноги болят, когда по лестнице поднимаюсь.
– Все так говорят, пока жареный петух не клюнет. Кстати, где вы живете?
– Вон там, на улице Донской, – она кивнула в сторону поселка. – Фамилия моя Никитина, зовут меня Галина Михайловна. Работаю здесь рядом, в четвертой больнице медсестрой. На работу хожу пешком.
– Постарайтесь вспомнить все, что вы видели сегодня.
– Что видела? Иду на работу по тропинке, как раз, где мы стоим с вами и, только собралась перешагнуть рельсы, как вдруг заметила неподалеку что-то непонятное –
ни то телогрейка старая, ни то рабочий комбинезон. Я сначала хотела мимо прошмыгнуть, но вдруг почувствовала, вроде кто-то следит за мной. Пригляделась внимательно, а это человек, только маленький какой-то, ненастоящий. Смотрит на меня застывшими стеклянными глазами, будто что-то спросить хочет, но не решается. Я окаменела от страха, рукой пошевелить не могу, а вокруг, как назло, ни души. Картина, прямо скажу, ужасная. Сама-то я много повидала на своем веку – и утопленников, и зарезанных, и даже из петли вынутых. Как-никак всю жизнь в больнице. Но такого, как сегодня, не было никогда: кишки разбросаны между рельсами вперемешку с гравием и щебенкой, даже кое-что на деревьях висит.
– Как на деревьях?
– Очень просто. Вон видите там?
– Где там?
– Да над вашей головой.
Жуков брезгливо передернул плечами, в один миг, словно гигантский кузнечик, отпрыгнул далеко в сторону, потом, восстановив с трудом равновесие, смущенно посмотрел на женщину и тихо произнес:
– Продолжайте, пожалуйста, я слушаю вас.
– Огляделась я вокруг – вижу здесь туловище, а чуть подальше ноги, будто убежать хотели от непутевого хозяина. Вот я и позвонила вам.
– Понятно.
Следователь подошел к верхней части трупа, нагнулся и осторожно провел двумя пальцами, по забрызганной кровью, разрезанной почти пополам куртке.
– Кажется, здесь что-то есть, – произнес он.
Потом расстегнул две верхних пуговицы, засунул руку в карман и медленно, словно гранату, вытащил сначала документы, а следом за ними деньги и связку ключей. Мрачно усмехнулся собственным мыслям: «Паспорт целехонький, будто и не было этой страшной беды». Раскрыл документ и прочитал вслух:
– Горюнов Владимир Иванович, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения.
Долго разглядывал фотографию незнакомого мужчины, потом, наконец, сложил трофеи в коричневую кожаную папку и обратился к криминалисту:
– Что, Иван Иванович, нашел что-нибудь интересное?
– Кое-что нашел, но все нужно проверять, так что расскажу позже.
– Ну что же, можно и подождать, а пока будем заканчивать. Вызывай труповозку, Михайлов. А вы, гражданочка, оставьте свой адрес и телефон.
– Записывайте, пожалуйста, улица Донская, дом тридцать три. А телефон очень даже простой. – Никитина продиктовала номер телефона и спросила, – Теперь можно идти на работу?
– Да, конечно, на сегодня все. Ждите моего звонка.
Только она отошла, откуда ни возьмись, выскочила худая грязная собака. Она осторожно обнюхала успевшие потемнеть и подвялиться вылезшие наружу внутренности, лизнула их несколько раз и, совершенно не обращая внимания на людей, приготовилась подкрепиться.
– Пошла прочь! – Крикнул как можно строже Михайлов.
Собака вздрогнула от неожиданной угрозы, пригнула голову, осела на задние лапы, но осталась на прежнем месте, внимательно вглядываясь в глаза человека.
Опер медленно нагнулся и поднял горсть щебня. Это подействовало на гостью убедительно. Она злобно зарычала, а потом резко метнулась в сторону и улеглась на шпалы, терпеливо выжидая, когда, наконец, разойдутся люди и можно будет спокойно позавтракать.

Южнопольск, прокуратура Восточного района.

В просторном кабинете прокурора Кустарникова Ивана Алексеевича за столом сидели следователь Жуков, криминалист Иванов, эксперт Лушин и оперативный уполномоченный Михайлов.
Хозяин кабинета обвел внимательным взглядом присутствующих, как бы определяя, с кого лучше начать. Пауза затянулась. Наконец, он решительно обратился к Жукову:
– Рассказывай, капитан, что произошло сегодня утром на станции «Разъезд»?
– Обнаружен труп, товарищ подполковник. А если точнее, то две половинки тела. Из документов, найденных в кармане погибшего, видно, что это гражданин Горюнов, проживавший в заводском поселке по адресу, –
он поспешно заглянул в лежавший перед ним паспорт и продолжил, – по адресу: улица Чехова, дом номер сто двадцать три. Это совсем близко от места, где случилось происшествие. Кроме документов обнаружены деньги и связка ключей.
– Свидетели есть?
– Никто ничего не видел, место там глухое. У меня товарищ подполковник две версии: первая – гибель по неосторожности и вторая – убийство. Кто-то толкнул беднягу под проходящий поезд и этот неизвестный злодей совсем не собирался грабить, у него был какой-то другой пока непонятный мне мотив. Подтверждением служит то, что деньги, кстати сказать, довольно приличные, (две тысячи долларов), связка ключей и документы остались нетронутыми. Погибший на первый взгляд вполне приличный человек.
– А кто обнаружил труп?
– Женщина, живущая рядом. Фамилия Никитина, работает в четвертой больнице. Но обнаружила она его, к сожалению, когда все уже произошло. Так что ничего интересного не рассказала.
– А ты, Лушин, чем порадуешь?
– Смерть предположительно произошла в результате драки между шестью и семью часами утра, но следы этой схватки определить трудно, так как поезд сначала переехал несчастного, а потом протащил нижнюю часть тела на несколько метров.
– Что у тебя, Иванов? Удалось что-нибудь выяснить?
– Удалось, товарищ подполковник. Под ногтями Горюнова обнаружены микрочастицы кожи неизвестного, скорее всего убийцы.
– Понятно, это уже кое-что. Срочно отправь находку на экспертизу ДНК.
– Уже отправил.
– Ну что же, товарищи офицеры, ищите дальше по горячим следам. Помните, каждый потерянный день значительно усложняет поиск. А ты, Михайлов, прямо сейчас сходи по адресу, где жил погибший. И еще, пусть кто-нибудь из оперов узнает, какие поезда прошли мимо станции «Разъезд» в это время.

Михайлов медленно ехал на своем «Уазике» вдоль улицы Чехова, пристально вглядываясь в чередующиеся нечетные номера домов.
– Кажется это здесь.
Он остановил машину перед новым кирпичным домом с зеленой металлической крышей, подошел к массивным железным воротам и аккуратно нажал кнопку домофона. В ответ послышался приятный женский голос:
– Кто там?
– Оперативный уполномоченный лейтенант Михайлов. Откройте, пожалуйста, нам нужно поговорить.
– Да, да, сейчас.
Раздались частые прерывистые звуки. Лейтенант легонько толкнул калитку и вошел во двор. На высоком крыльце, словно на подиуме, в шелковом бледно-голубом халате, расписанном крупными черными иероглифами, стояла молодая красивая женщина лет двадцати пяти.
– Какая прелесть, – подумал гость.
Хозяйка с нескрываемым интересом посмотрела на незнакомца своими большими черными глазами. Улыбнулась и тихо произнесла:
– Проходите в дом.
Стряхнув с себя минутное замешательство, лейтенант вошел в прихожую и прямо с порога спросил:
– Вы жена Горюнова Владимира Ивановича?
– Да.
– У меня печальное известие. Ваш муж сегодня погиб, его переехал поезд.
Глаза женщины моментально наполнились ужасом, будто она сама только что наяву увидела эту страшную картину. Хозяйка быстро подошла к гостю, схватила его за плечи тонкими цепкими пальцами и с робкой надеждой на то, что произошла какая-то нелепая ошибка, заглянула в глаза:
– Скажите, вы, наверное, что-то перепутали, это вовсе не Володя, а кто-то другой? А может, вы так неудачно пошутили? Отвечайте же, наконец! Нельзя так безжалостно шутить. Я сейчас умру от страха на ваших глазах. Ах да, я догадалась – это он вас прислал.
Женщина торопилась, без устали задавала вопросы, поддерживающие призрачное ощущение, что ничего плохого пока не произошло и еще есть время отодвинуть, обойти беду стороной. Самое главное не останавливаться, говорить и говорить. Но сердце бедняжки уже завершало свой зловещий холодный зачет, и не было больше возврата в счастливое беззаботное прошлое.
На какое-то время глаза ее оказались рядом. Они обжигали и притягивали к себе, упрекали и требовали немедленного подтверждения того, что муж жив и скоро вернется целым и невредимым.
Михайлов стоял, как зачарованный, затаив дыхание, боясь хоть на секунду отвести взгляд от длинных мохнатых ресниц и пышных черных волос, разбросанных на изящных плечах. В этот миг он понял, что просто не сможет, не решиться подтвердить страшную весть. Ему стало нестерпимо жалко вдову.
– Пусть хоть несколько минут побудет еще в счастливом неведении, – подумал он. – Потом, потом скажу правду. Боже, какая она красивая. Помоги, дай силы устоять. Встретиться бы с ней в другое более подходящее время.
Его буйная фантазия быстро нарисовала радостную картину – они одни на всем белом свете. Он ласкает свою избранницу, а ее волшебный взгляд зовет и обещает.
– О чем я размечтался, – подумал лейтенант и неожиданно для самого себя, выпалил на одном духу. – Жив, конечно, жив ваш муж. Глупая шутка получилась, простите ради Бога.
– Вот видите, я сразу поняла, что вы большой шутник. Но я вовсе не сержусь на вас. В подтверждение моего расположения, вот вам моя рука.
Хозяйка кокетливо протянула свою маленькую белую ручку и мужчина, потеряв контроль над собой, словно во сне наклонился и поцеловал сначала тугую ладошку, а потом теплые мягкие губы.
– Не знаю, кто вы, но умоляю – не шутите так больше.
Она как будто совсем не заметила, что несколько секунд назад произошло между ними.
– Какое счастье, мой Володя жив! – радовалась женщина.
Ее белые зубки, острые как у девочки, дразнили мужское воображение. В висках его звонко и ритмично застучали молоточки.
– Что со мной? Я, наверное, схожу с ума. Конечно, что-то подобное случалось и раньше, но не при таких скорбных обстоятельствах. Почему мне так нестерпимо хочется, словно в последний раз перед смертью поцеловать это божество. Задохнуться вместе с ней от блаженства, а потом будь что будет.
Он ловко поймал ее маленький полуоткрытый ротик своими горячими сухими губами, и в этот миг все повторилось еще раз…
Она легонько отстранилась, чтобы успокоить сбившееся дыхание и еле слышно прошептала:
– Ну конечно все в порядке, все хорошо иначе бы вы не вели себя так раскованно. Володя жив, скоро он вернется с работы и все будет как прежде. Правда? Ну, скажите, правда?
– Надо же, – думал Михайлов, стараясь изо всех сил сохранить беззаботный вид, – что я натворил, как теперь выкручиваться из этого положения? Ведь сообщил уже о беде, зачем болтал? Сейчас все было бы позади, так нет – испугался, пожалел, а теперь нужно все начинать сначала. Да что я так мучаюсь, в конце концов, не я убил ее мужа, значит и упрекать себя не в чем.
Женщина моментально почувствовала перемену в настроении гостя и робко попыталась оживить разговор:
– Ну и друзья у Володи, скучать не дадут.
А он, не глядя на хозяйку, еле слышно пробормотал непослушным одеревеневшим языком:
– Ради Бога, простите, не смог, не решился сказать сразу. Случилась большая беда, я совсем не знаю, что нужно говорить в таких случаях. Но поверьте, искренне всем сердцем сочувствую вам. Примите мои соболезнования.
– Да что? Что случилось? – встрепенулась хозяйка, – Скажите, наконец, одно только слово – жив или нет?
– Вашего мужа больше нет.
Женщина с тихим стоном, цепляясь обессиленными в один миг руками за стоявшую у стены вешалку, медленно опустилась на пол.
– Боже мой, за что мне такое наказание, что я сделала не так?
Слезы потекли двумя быстрыми ручейками по щекам. Внезапно она подняла мокрые покрасневшие глаза на Михайлова и прошептала:
– Вы видели его?
– Видел. Он попал под поезд рядом с переходным мостом.
– Знаю я это место, у нас там гараж. Бедный Володя, как же он мог так неосторожно? Проводите меня к нему, я хочу немедленно увидеть его.
– Сейчас вам лучше всего поберечь силы, а завтра вас пригласят на опознание.
– Зачем мне силы, если больше нет мужа.
Она пристально посмотрела на гостя и произнесла скороговоркой, будто боясь, что кто-то сейчас остановит и не даст ей поведать страшную тайну.
– Это я одна виновата во всем. Бедный Володя он все знал. Я говорила, я просила его – гони этого человека из нашего дома. Я знала, что все так кончится. Это Максим разрушил нашу жизнь, безжалостно сжег ее дотла. Он завидовал нашему счастью.
– Успокойтесь, прошу вас, выпейте воды.
Михайлов наполнил стакан водой из хрустального кувшина, стоявшего на столе, присел на корточки рядом с вдовой и стал поить ее из рук. Маленькие ровные зубки дробно стучали о тонкое стекло стакана. Слезы капали прямо в воду.
– Я перенесу вас на диван, нельзя так долго находиться на полу.
Не дожидаясь ответа, подхватил ее на руки и осторожно уложил, словно грудного ребенка.
– Легонькая, как пушинка, – подумал он.
Женщина повернулась лицом к спинке дивана, продолжая плакать.
– Вам бы сейчас поспать, только сон поможет справиться с горем.
– Я не хочу ни с чем справляться, лучше бы я умерла.
Постепенно плач затих, дыхание выровнялось и стало глубоким. Она уснула, чтобы через некоторое время проснуться вдовой впервые за свою, пока еще совсем короткую жизнь.
Михайлов зачарованно глядел на эту маленькую, удивительно складную фигурку. Даже в безутешном горе она по-прежнему оставалась прелестной и желанной. Он замер рядом на стуле, боясь пошевелиться, чтобы нечаянно не разбудить ее.
– Пусть поспит немного, – думал он, – ничего, все беды пройдут, а красота останется. Она еще будет счастлива, время все излечит.
За окнами стемнело. Пора собираться. Лейтенант осторожно поднялся, стул тихонько скрипнул. Женщина будто и не спала вовсе, в один миг раскрыла испуганные глаза:
– Не уходите, я боюсь оставаться одна. Побудьте еще хоть чуть-чуть.
– Конечно, конечно, не бойтесь, я буду с вами всю ночь.
Она успокоилась, свернулась клубочком и снова заснула.
– Теперь точно пора, – он встал и на цыпочках вышел из дома.

В кабинете прокурора Кустарникова сидят следователь Жуков и криминалист Иванов.
– Ну что, капитан, удалось еще что-нибудь узнать?
– Кое-что товарищ подполковник. Михайлов провел у вдовы весь вечер.
– Ну и…
– Убита горем, плачет, Обвиняет в происшедшем себя и еще какого-то Максима. Я, конечно, узнаю все про него как можно быстрее.
– Понятно. Ну а ты, Иванов, что скажешь?
– Ну, если в двух словах, то сравнительный анализ ДНК подтвердил, что микрочастицы кожи, найденные под ногтями погибшего, не принадлежат ему. А это значит, что, скорее всего, произошло убийство.
– Может быть убийство, – задумчиво проговорил прокурор. – Убийство на рельсах. Вот что, Жуков, поговори с Михайловым, чтобы срочно выведал у вдовы все, что можно. Через пару дней замкнется, и ничего от нее не узнаем. Интуиция подсказывает мне, что вдова кое-что скрывает и совсем не торопится поделиться своими секретами. Итак, что мы имеем? – Горюнова, Максима и какого-то неизвестного, который оставил следы под ногтями погибшего.

Рано утром Михайлов снова подошел к дому Горюновых. Не успел нажать кнопку домофона, как магнитный замок калитки открылся.
– Кажется, меня ждут сегодня, – подумал он, – значит, жизнь продолжается.
Хозяйка была одета в черное шелковое платье. Ее пышные волосы сливались с широкой траурной лентой.
– Здравствуйте, мы не попрощались вечером, я не стал будить вас. А сегодня, думаю, нам пора познакомиться. Меня зовут Николай Андреевич.
Он пристально посмотрел на вдову, она робко опустила глаза и, чуть помедлив, тихо ответила:
– А я – Лена.
– Вы сегодня умница, держитесь отлично. Я восхищаюсь вашей выдержкой.
– Спасибо, Николай Андреевич, за поддержку, не знаю, что бы я делала без вас.
– Не стоит благодарить меня, любой на моем месте поступил бы точно так. Лучше давайте сейчас кое-что выясним. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
– Да, конечно.
– Тогда ответьте, когда вы вышли замуж за Горюнова?
– Год тому назад. Всего один год, а кажется вечность.
– Где вы познакомились?
– В Ярске. Вы, наверное, и не слышали о таком городе.
– Не только слышал, но и побывал однажды. Зеленый тихий уголок.
– В том-то и беда, что тихий. Жили мы вдвоем с мамой скучно и однообразно, никаких событий, никаких развлечений. Жалкое провинциальное прозябание. Может, так бы и тянулось до сих пор, но на мое счастье, а скорее на беду по соседству с нами жили родители Володи.
Старики Горюновы мечтали, что когда-нибудь их единственный любимый сын, уехавший еще в юности в Южнопольск, заглянет хоть на один день в старый дом. Но сын не возвращался. Не появился он и на похоронах матери с отцом, тихо и незаметно ушедших из жизни почти одновременно. Мы уж и не надеялись, что сосед наш когда-нибудь отыщется. Но вдруг как гром среди ясного неба, он прикатил, чтобы уладить какие-то вопросы, связанные с наследством после смерти родителей. Его приезд для нас был, как праздник. Молодой элегантный красивый подъехал на серебристом «Опеле», как принц на белом коне.
– Хорошо, Лена, с этим мы, кажется, разобрались. Теперь ответьте, у мужа были враги?
– Нет, что вы, он был святой. За год нашей совместной жизни мухи не обидел.
Хотя я, кажется, припоминаю, что-то было около года тому назад. Однажды в ресторане меня пригласил на танец незнакомый мужчина. Это был Денис Зорин. Буквально с первой минуты он стал настойчиво предлагать, чтобы я сбежала с ним из ресторана.
– Ну а вы что?
– Я, конечно, отказала ему. Тогда он за мою непокорность обещал уничтожить мужа, говорил, что Володя должен ему много денег.
– Хорошо, Лена. Я обязательно прощупаю этого человека, но думаю, он не причем. Убийца кто-то другой. Лучше расскажите мне про Максима. Какие отношения связывали вашего мужа с этим человеком?
– Максим Кубанцев – хозяин крупной фирмы. Володя работал у него.
– А чем занимается эта фирма?
– Торгует автомобилями, но я к стыду своему, никогда не интересовалась делами мужа. Знаю только то, что Кубанцев часто посылал Володю в командировки. А вот куда посылал и к кому, понятия не имею. Бедный Володя, я даже не догадывалась, как он дорог мне.
– А какие задания выполнял он?
– Возил какие-то важные документы.
– Почему документы, откуда вы знаете?
– Так догадаться даже мне совсем было не трудно, ездил всегда на своем «Опеле» налегке. Даже багажник никогда не открывал. Бросит, бывало, сумку, а иногда и две на переднее сидение рядом с собой и был таков, а через два дня возвращался в хорошем настроении и всегда с деньгами.
Вдова, долго сдерживавшая себя, снова расплакалась. Она беспомощно опустилась на диван, закрыв глаза ладонями.
– Кажется, все начинается снова, нужно успокоить ее пока не поздно, – подумал Михайлов. – Как трудно разговаривать с женщинами, совсем не то, что допрашивать мужчин. У них на вооружении абсолютно все: и вздохи с грустными взглядами, и слезы, и отчаяние.
Вот хотя бы сейчас, большое горе у нее, не спорю, а сидит на своем диване, словно царица на троне – и голову держит гордо, и спину ровно, и ноги поставила, как балерина. Глянешь на нее и забудешь все свои вопросы. Кажется, опять ни о том думаю, у женщины беда, а я, как ни в чем не бывало, мечтаю о ней.
Вдруг он вспомнил, как однажды с одноклассником случайно зашел в церковь. У входа молодая монашка продавала свечи. Глянул он на девушку и застыл, как заколдованный – голубые, словно небо в ясную погоду, глаза смотрели, как ему казалось тогда, прямо в душу. Строгая черная одежда совсем не скрывала ее девичьи прелести, а наоборот еще больше привлекала внимание к ним. Стоял он и не понимал, что с ним и где он находится, пока не почувствовал, что сердце в груди учащенно забилось. Молодая кровь четко пульсировала в висках и самое досадное то, что брюки внизу бесстыдно натянулись на глазах у многочисленных прихожан.
Посмотрела монашка ласково на смущенного юношу и тихо, чтобы никто кроме него не услышал, сказала: «Успокойся, брат мой, думай о Боге милосердном, все что ни посылает он нам, есть благодать Божья».
Тогда от этих мудрых слов сразу стало легко и спокойно, но случай этот он запомнил на всю жизнь.
Очнувшись от школьных воспоминаний, Николай с удивлением заметил, что Лена до сих пор плачет, сидя все в той же позе.
– Не надо плакать, – произнес он, потом сел рядом и стал осторожно гладить ее мягкие длинные волосы. Она притихла и успокоилась, словно маленькая девочка на руках отца, только что защитившего ее от большой злобной собаки, а голова незаметно склонилась на плечо мужчины.
– Какой сладкий аромат исходит от нее, – подумал он. – Совершенно не хочется задавать вопросы. Как приятно просто сидеть рядом. Пусть будет, как будет. Он вынул платок из кармана и стал вытирать слезы на ее глазах, потом осторожно поцеловал соленые губы. Нужно уйти, оставить вдову наедине с горем – это ее право. И все-таки, как она хороша в своей скорби.
Лена глубоко вздохнула и, виновато посмотрев на Михайлова, сказала:
– Вот видите, я опять отвлекаю вас от дел своими истериками. Простите меня, пожалуйста.
А он в этот момент подумал, – Хорошо с ней, так и просидел бы всю жизнь рядом, но может все-таки прав Кустарников, вдова просто притворяется, и совсем нет необходимости распускать розовые слюни и таять от умиления.
– Все, мне пора. До свидания, – сказал он и вышел.

Год тому назад.

Владимир Иванович Горюнов, хозяин маленького кирпичного домика с ветхой толевой крышей, приехал в город Ярск, чтобы как можно скорей без особых хлопот избавиться от имущества, доставшегося ему после смерти родителей.
– Конечно, хибара незавидная, но не отдавать же ее даром, – думал он, – пробираясь сквозь засохшие сучковатые ветви старого запущенного сада. Поднял с земли ржавую лопату, подковырнул ей засов на рассохшейся от дождей и ветров двери и без труда проник вовнутрь. Заброшенное жилье встретило хозяина тяжелым духом, какой бывает, обычно, в грязных и пыльных, лишенных уборки и проветривания, подвалах. На столе одиноко лежали, знакомые еще с детства, отцовские очки, а рядом с ними пристроилась, пожелтевшая как горчичник, старая газета. На секунду, что-то родное до щемящей боли шевельнулось под сердцем.
– Хватит, – подумал он, – еще немного и расплачусь, как в детстве. Зайду лучше к соседям, может, что-нибудь расскажут о родителях.
Владимир выбрался на улицу и долго стоял возле своей машины, охваченный нахлынувшими воспоминаниями о давно ушедшем детстве. Он даже не догадывался, что в это самое время находится под постоянным прицелом нескольких любопытных пар соседских глаз. Потом, не спеша, сел в машину и медленно отъехал.
– Надо бы цветов купить соседке, – подумал Горюнов. – Совсем забыл, как ее зовут – ни то Валя, ни то Варя. Ну да ладно, разберусь как-нибудь. Дорога абсолютно пустая, – ни машин, ни мотоциклов. Как все здесь сильно отличается от южнопольского пейзажа: маленькие низкие дома, узкие улочки и даже женщины, встречающиеся на этих улочках. Наши девчата посмелей и опытней. Пройдет какая-нибудь мимо, даже не посмотрит на тебя, будто столб обгоревший обходит, а сама в один миг все разглядит и оценит. А эти, то сощурят глаза, то, наоборот, выпучат так, что из орбит вываливаются. И одеты, вроде бы, как надо: животик выглядывает соблазнительно из-под кофты, джинсы красиво облегают бедра и пышная, притягивающая взгляд, грудь приоткрыта чуть больше, чем принято. А нагнется такая красавица, чтобы сумочку открыть и тут же, предательски, выглянет голубая или розовая полоска нижнего белья. Косметика ярче и разговор громче, в общем, не стерлась еще пресловутая грань между городом и деревней.

– Здравствуйте, я ваш сосед. Не забыли еще меня?
– Конечно, помним, заходите. Сто лет, как у нас не были. Леночка, Володя приехал!
– Это вам, – Горюнов протянул хозяйке большой букет белых роз.
– Что вы, что вы, разве можно так транжирить деньги? Это же ужасно дорого. Кстати, где вы их отыскали? Наши женщины не выращивают цветы под окнами, они чаще сажают свеклу, морковь, да редиску.
– Ладно, ладно не ругайтесь, я ведь от всей души, по-соседски.
– Доченька, ты что притаилась в углу? Сходи, покажи гостю, как похорошел наш город за последние годы, а я пока на стол соберу по такому случаю.
– А правда, Лена, может, погуляем? Денек больно хорош, если хотите, на машине прокатимся.
– Нет, нет, Владимир Иванович, только не на машине.
– Почему вы так величаете меня? Я ведь пока еще молодой.
– Ну и что, вы вон какой, а я кто?
Девушке, конечно, очень хотелось прокатиться на машине с этим великолепным мужчиной, но еще больше хотелось ей пройтись под руку с ним на глазах завистливых подружек.
– Все, я, кажется, придумал, мы идем в ресторан. «Ярск» еще работает?
– Конечно, работает, что с ним будет?
– Тогда вперед! Но, может все-таки на машине?
– Нет, нет, только пешком.
В ресторане было пусто и прохладно.
– Садитесь, пожалуйста, сюда, – предложил Владимир, отодвигая стул. – Знаете, Лена, ваше имя – символ красоты и страсти. Когда-то в древние времена случилась многолетняя война, а причиной раздора была Елена Прекрасная, жена греческого царя Менелая. Ее похитил троянский принц – красавец Парис. Так что будьте бдительны, очень часто имя, данное при рождении, предрешает судьбу человека.
Лена уважительно смотрела на своего кавалера. – «Какой необычный мужчина, благородное лицо, умные глаза, тонкие черты».
– Вы не возражаете, если я закажу шампанское?
– Не возражаю.
– Тогда приступим.
– Хозяюшка, – повернулся он к официантке, стоявшей неподалеку, – принесите нам шампанское полусухое, только непременно охлажденное. Апельсиновый сок, обязательно натуральный, пару заварных пирожных, если только свежие. Ещё фрукты на свой вкус и две чашки, – он, выжидающе, посмотрел на спутницу, и Лена с готовностью подхватила, – «Кофе со сливками без сахара».
– Все, время пошло.
Официантке понравился щедрый и веселый посетитель. Она приветливо улыбнулась и удалилась.
– Знаете, Лена, в здешних местах когда-то был в плену князь Игорь. Так что мы с вами тоже причастны к русской истории.
– Как легко и приятно общаться с таким умным интеллигентным человеком, – подумала девушка. – Прошел всего лишь час, а, кажется, что мы знакомы целую вечность.
Появилась официантка. Она аккуратно расставила на столе приборы, наполнила бокалы шампанским и, пожелав приятного аппетита гостям, ушла.
– Выпьем за нашу встречу, Лена!
– Я согласна.
Он отпил несколько маленьких глотков и капризно по-детски поджал губы:
– Совсем не охладили, как можно подавать в таком виде?
Потом решительно отодвинул бокал и тихо произнес:
– Не люблю такое.
– А мне все нравится – и это шампанское, и теплый сок, и черствое пирожное, – загадочно произнесла Лена.
Она редко бывала в ресторане и искренне считала, что люди ходят сюда совсем не для того, чтобы плотнее насытиться, а с какими-то особенными, понятными только им одним, целями. Девушка была твердо уверена, что само посещение этого заведения, прелюдия к чему-то возвышенному, романтическому и все самое важное и интересное ждет впереди.
Появилась официантка, она положила счет на стол.
– Сколько? – спросил Владимир, не глядя на исписанный мелкими буквами листок.
– В общем, так, – ответила, смущенная неожиданным вопросом женщина, – бутылка шампанского,…
– Я спрашиваю, сколько?
Он всем своим видом показывал, что детали его совершенно не интересуют и что он заранее согласен с любой суммой, какую она назовет.
– Короче, с вас две тысячи сто восемьдесят рублей, – выпалила женщина.
– Вот это другое дело, возьмите три тысячи, а сдачу оставьте себе.
Официантка, обрадованная неслыханным гонораром, поспешно воткнула непослушные, рассыпавшиеся веером, деньги в большой черный кошелек и исчезла.
– Ну что, Лена, пойдем домой?
Девушка была немного огорчена громадными чаевыми, но в душе ее уже приятно разливалась гордость за своего богатого и щедрого спутника.
– Жаль, что никто из подруг не видит меня сейчас.
Возвращались медленно. Лена осторожно ступала по бугристому асфальту, опасаясь сломать каблуки новых туфель. Рука ее цепко сжимала локоть кавалера.
– Вот мы и дома, – молодая хозяйка отворила калитку и пропустила гостя вперед.
– Знаете, Лена, у меня предложение. Мы сегодня прокатимся по вечернему городу. Очень хочется продолжить приятную встречу, только сначала зайдем на минуту в дом, я попрощаюсь с вашей мамой.
– Пришли, наконец, вот и хорошо, сейчас будем ужинать. Володенька, я постелила вам на веранде.
– Нет, нет, это лишнее. Я остановился в гостинице.
– Мама не суетись ради Бога. Владимир Иванович взрослый человек, сам решит, где ему ночевать. А сейчас мы поедем кататься, так что скоро не жди.
– Может, все-таки перекусите, я так старалась.
– Мы сыты, пока, мама.

Горюнов открыл переднюю дверь, и заботливо усадил девушку на сидение. Машина плавно тронулась и, быстро набрав скорость, помчалась по серебрившейся в ярком свете фар дороге.
– Вот это удача, – подумал он. – Рядом со мной такое милое создание. Какие глазки, какие пышные волосы. Видно сам Бог свел меня с ней, такую находку упустить никак нельзя.
А Лена молча глядела вперед, не замечая, как мелькают знакомые с детства строения, столпившиеся вдоль дороги. Мысли унесли ее далеко, далеко.
– Конечно, это сон, в жизни так не бывает, чтобы ум, красота и богатство принадлежали только одному человеку. Завтра он уедет, и я проснусь. Вот если бы Владимир Иванович забрал меня с собой в Южнопольск, тогда прощай нищенское существование. Боже, о чем я размечталась, ну встретились, ну посидели в ресторане всего один час, так и раньше бывало, а заканчивалось всегда одним и тем же. Нет, нет, сегодня будет все не так, как раньше. Настал мой день, и я не пройду мимо своего счастья.
От быстрой езды легкое платье сложилось мелкими складками, обнажив чуть больше дозволенного, белые, словно выточенные из мрамора ножки. Это сильно волновало Горюнова, отвлекая от дороги. Он все чаще и чаще украдкой поглядывал в ее сторону. Наконец, машина остановилась на просторной площадке перед рестораном. Они, не сговариваясь, как старые добрые друзья зашли в зал и сели за тот же столик, который так радушно приютил их днем.
– Добрый вечер, это опять вы? – радостно засуетилась знакомая официантка.
– Мы очень проголодались и сейчас съедим все, что есть на кухне, – весело ответил Горюнов. – Несите самое лучшее на свое усмотрение, денег наших не жалейте.
– Бегу, бегу, мне все понятно.
Она вернулась очень скоро, расставила на столе коньяк, заливную осетрину и овощные салаты. Потом аккуратно откупорила бутылку, разлила по рюмкам ароматную коричневую жидкость и, пожелав гостям приятного аппетита, исчезла.
– За нас, моя прекрасная соседка. Только, чур, пьем до дна.
Выпили, щеки девушки сразу зарумянились.
– Загадаю желание, – подумала она. – Если сейчас он не заговорит о любви, значит, судьба разведет нас так же легко, как и свела.
– Признаюсь честно, Леночка, вы мне очень понравились. Я очарован вами и совсем не хочу скрывать этого.
Он взял в свои ладони маленькую ручку и поцеловал ее.
– Перестаньте, Владимир Иванович, вы меня смущаете. Может быть, в вашем городе так принято, но я сгораю от стыда. На нас все смотрят.
– Напрасно стыдитесь, никогда не надо уклоняться от заслуженного внимания, идите смело навстречу своему счастью, и будете всегда достойно вознаграждены. По этому поводу я расскажу вам интересную поучительную сказку: «У старой колючей розы были две дочери. Про их неземную красоту узнал всемогущий шах и пригласил к себе в гости. Сестры долго шли через знойную пустыню, изнемогая от жажды. Наконец, они взмолились, обращаясь к горячему ветру, чтобы пощадил, не дал погибнуть. В обмен за свою помощь ветер попросил у них всего по одному лепестку. Старшая сестра возмущенно отвергла дерзкое предложение, зато младшая немного подумала и подарила ему лепесток. Хозяин пустыни подхватил ее своими могучими желтыми крыльями и надежно спрятал за крутыми барханами. А старшая сестра так и осталась стоять под палящим солнцем.
Прошло несколько дней, и на их пути повстречался голубой оазис. Вода в нем была такая прозрачная, что на дне были видны даже маленькие песчинки. Подошли сестры к оазису и попросили немного воды, чтобы утолить жажду и умыться. – Будет вам вода, только подарите в ответ на мою услугу по одному лепестку. – Старшая сестра вновь отвергла непристойное предложение и была наказана за это, а младшая без колебаний подарила свой лепесток и получила в награду долгожданную прохладную воду.
Много еще было трудных испытаний в пути. Наконец, пришли они к шаху. И сказала с гордостью старшая роза:
– Мой повелитель, я пришла к тебе, сохранив свою девичью честь.
Шах брезгливо посмотрел на нее и приказал своим стражникам:
– Уберите с моих глаз эту жалкую изможденную старуху, а та, которая рядом с ней, будет моей самой любимой женой».
– Печальная история, – нахмурилась Лена, – я, наверное, поступила бы так же, как старшая сестра. Она сохранила себя бедняга для черствого бездушного истукана, а он не оценил этой жертвы.
Девушка тихо заплакала.
– Что вы? Не плачьте. У этой сказки философский смысл. – Горюнов сел поближе к Лене и поцеловал мокрую щеку.
«Какой он добрый и благородный, совсем не похож на ярских мужчин», – подумала она.

Ночью Владимир подъехал к знакомой калитке, и они еще долго сидели молча в машине. Ему было хорошо и спокойно рядом с этой, притягивающей к себе каким-то особым очарованием, девушкой. Он не напрашивался в гости, не звал к себе в гостиницу, считая все это абсолютно лишним.
– Она все равно моя, завтра или сегодня уже не имеет значения. Это судьба, – думал он. – Я ни за что не упущу счастливый случай.
А Лена сидела молча, прижавшись к его теплому плечу, и думала:
– Вот если сейчас он позовет меня в номер, я не смогу найти в себе силы, чтобы отказаться. Боже, научи, как быть.
Вдруг Горюнов резко повернулся, заглянул ей в глаза и тихо сказал:
– Будьте моей женой. Я еще никогда не встречал такую красивую девушку, как вы.
Лена, до конца не веря своим ушам, прошептала без промедления:
– Я согласна.
В эту ночь она так и не заснула.
– Вот это мужчина, такой серьезный, такой внимательный, – она мысленно перебрала всех ухажеров, которые были возле нее до сегодняшнего дня, и удовлетворенно отметила, – Он лучший, он совсем другой.

– Ну, что нового, капитан? – спросил Кустарников, заглянув в кабинет следователя Жукова.
– Забуксовало расследование, товарищ подполковник, вдова еще очень слаба. Плачет все время.
– Тосковать она имеет право, Анатолий Сергеевич, но все равно, придется ее поторопить.
– Ладно, подождем еще денек, а потом навалимся. Пусть Михайлов повстречается с соседями. Чувствую, что вдова специально устроила себе эти горькие каникулы.
– Да нет, товарищ подполковник, я так не думаю, женщина действительно сильно горюет о погибшем муже.
– Добро, завтра к соседям. Они иногда знают гораздо больше, чем положено. От их любопытства невозможно скрыться ни днем, ни ночью.

Сосед Горюновых, Строков Иван Тимофеевич, имел привычку с раннего утра до позднего вечера бродить по своему старому саду. В его костлявых загорелых руках всегда была любимая лопата. Ржавая с шершавым колючим черенком она дополняла портрет хозяина.
– Бабка моя, когда была еще жива, такую знатную окрошку делала в эту пору, – вспомнил дед, сглотнув ностальгическую слюну. Его острый кадык, словно затвор в старой боевой винтовке, четко передернулся на тонкой гусиной шее, а потом вернулся на место. – Семьдесят лет прожил, а ничего не заработал. Дети разлетелись по белу свету, а я жду своего часа, только там, в небесной канцелярии, видно забыли про меня. Опостылела жизнь одинокая, непочатый край. Все надоело, одна радость – Мася.
Он скупо улыбнулся, вспомнив о своей кошке, приблудившейся два года тому назад. Худющая была, еле ноги переставляла. Взял ее на руки, а она прижалась к высохшей груди, подняла на него боязливо свои голубые круглые глазки, точь-в-точь, как ребенок маленький.
Растаяло тогда зачерствевшее сердце старика, сидит он, поглаживает мягкую шерстку да приговаривает: «Ничего, проживем, вдвоем как-никак веселее, непочатый край». Поднес ей молоко, а она, даже кушать не умеет. Тогда макнул свой высохший желтый палец в миску и приставил к остренькой мордочке. Кошка долго обнюхивала его, потом пристально посмотрела в глаза своему новому знакомому и, наконец, лизнула молоко розовым шершавым языком.
Старик, давно отвыкший от таких забот, сразу почувствовал себя и отцом, и матерью и грозным защитником этого совсем беспомощного пушистого комочка.
– Запомни, теперь ты будешь Мася.
Ночью спали вместе. Кошка уткнулась в теплую руку старика, долго мурлыкала, потом, громко чавкая, умывалась и, наконец, затихла.
– Смотри-ка, еще кушать не умеет, а уже какая чистюля.
Иногда она вздрагивала, будто снилось ей что-то страшное из прошлой жизни. Дед долго ворочался, вспоминал прожитые годы, а потом, как бывало в молодости, заснул крепко и беззаботно.
Прошло время, Мася подросла и превратилась в настоящую красавицу. Спинка и бока серые, зато мордочка, лапы и хвост черные, как вакса. Умница, каких свет не видывал. Привязалась к хозяину, ни на шаг не отпускает. Бывало, ковыляет он по саду, и кошка гордо вышагивает впереди. Память у деда плохая, вспомнит что-нибудь важное и назад возвращается. Мася остановится, проследит краем глаза, куда он нацелился, а потом быстро разворачивается и вот уже снова впереди. Любит она играть с хозяином, спрячется за диван, а ушки торчат из-за спинки. Строков делает вид, что ищет ее, ходит по комнате и приговаривает: «Где же моя внучка? Посмотрю в саду». В этот миг Мася выскакивает из укрытия и победоносно, глядя на деда, несется в сад. Спит Мася только с хозяином, сядет на кровать вечером и мяукает. Строков ворчит ласково:
– Ну, когда ты повзрослеешь? Женихи уже через забор шастают, а ты все за меня держишься.
Но кошка не сдается, подбежит резво к нему, упадет на спинку и терзает его руку своими острыми, словно рыбьи кости, зубами.
– Сдаюсь, сдаюсь, непочатый край, идем спать. Только подвигайся к стенке, барыня, чай не одна спишь.
А утром, чуть свет Мася, как ни в чем не бывало, уже топчется своими маленькими тяжелыми лапками по старым ребрам деда…

Михайлов постучал кулаком в деревянную покосившуюся калитку. Навстречу ему вышел хозяин, в руках он держал бессменную лопату.
– Строков Иван Тимофеевич?
– Так точно, он самый.
– Я оперуполномоченный лейтенант Михайлов. Опрашиваю свидетелей по делу о гибели Горюнова Владимира Ивановича.
– Здравствуй, добрый человек, – богатырский кадык хозяина задвигался синхронно с произносимыми словами. – Что понадобилось от меня, сынок? Я ведь старый совсем, одной ногой в могиле стою, непочатый край, имя свое с трудом вспоминаю. Больно долго земля меня носит.
– Ладно, дедушка, не прибедняйся. Вон, орел какой. Наверное, слышал, что случилось с соседом?
– Конечно, слышал, убили Володьку, непочатый край. Не сам он под поезд бросился, как есть убили. Хороший был мужик, всегда поздоровается, поговорит, жену свою очень любил.
– Дедушка, можно я несколько вопросов задам?
– А чего ж нельзя, задавай.
Он аккуратно приставил лопату к низкой корявой яблоне и сказал:
– Покарауль, красавица, пока я с гостем покалякаю. Почесал небритую колючую щеку высохшими растопыренными пальцами и подошел вплотную к гостю, собираясь сказать что-то секретное и очень важное. С опаской посмотрел по сторонам и продолжил шепотом:
– Вся улица говорит только об этом. У нас ведь как, все про всех знают и всё неточно, непочатый край.
Потом он приблизил сморщенное лицо к уху гостя и шепотом добавил:
– Ездит тут один олигарх Максим к жене Горюнова на черном «Джипе», холеный, сытый, одет во все новое, как на картинке. Наверное, ворюга отъявленный.
– А почему ворюга?
– Ну, как же, сынок, разве честный человек будет так банковать в наше время? Горюнов работал у него за копейки на посылках, и еще считал своим другом. А все было очень даже просто. Этот хлюст был любовником соседки. И то сказать, сама Горюнова красавица, какие встречаются редко. Я ведь только теперь трухлявый сучок, а когда-то тоже был большой знаток и любитель по части женского пола. Кипела кровушка в жилах, думал, что всегда так будет до конца дней моих. Если бы ты знал, сколько я за свою жизнь женщин перепробовал, непочатый край, то сильно бы удивился.
Глаза старика озарились гордостью былой славы.
– Все повидал в жизни, сынок, и особенно это. Любил, не скрою, еще как любил. И бабы, я тебе скажу, были не то что нынешние, львицы, а не бабы. До сих пор, как вспомню, так голова закружится, но все ведь было по-хорошему, не занимался конокрадством, непочатый край. А этот черт, отправит, бывало, Володьку в командировку, а сам тут как тут с цветами, выпивкой, закуской. Совсем никого не стеснялся. Тьфу, – дед плюнул с досадой под ноги. – Вначале, правда, врать не буду, он приезжал редко, но потом стал мотаться, как на работу. Срам да и только, непочатый край.
– А что, дедушка, сам Горюнов не догадывался об этом?
– Все он знал, только сделать ничего не мог.
– Почему?
– Вцепился этот тип в Ленку, как клещ, но самое главное то, что связывала Володьку с его начальником какая-то непонятная тайна.
– Что за тайна, дедушка?
– Чего не знаю, того не знаю. Неделю тому назад прямо возле моего забора такой скандал был, сбежалась на шум вся улица. Мы с Масей уже спать улеглись. Только я задремал, вдруг слышу, Горюнов, как заорет истошным голосом: «Убью, сволочь!» Кошка перепугалась и так быстро сиганула под кровать, что чуть свой хвост у меня под мышкой не оставила. Подошел я поближе к забору, чтобы лучше слышно было, и ушам не поверил, этот тихоня, сосед мой, отборным матом поливает дружка сердечного жены своей. Кроет обидчика, на чем свет стоит: «Повадился ходить, пакостник, найди себе бабу свободную и кувыркайся сколько угодно». А я стою и думаю – как же надо довести хорошего человека до такого бешенства, непочатый край.
– А Горюнова что?
– Молчала, затаилась, как мышка в норе, и не высовывалась, пока гроза не утихла, в спор не встревала. А Володька не унимался, орал на любовника: «Чтобы я твою подлую рожу не видел больше в своем доме!»
– Ну и что дальше?
– Выскочил Максим со двора, как ошпаренный, а Горюнов кричит ему вдогонку: «Больше не буду работать на тебя, поищи другого дурака, чтобы твои темные делишки проворачивал. Завтра же все расскажу про тебя, и про твоего братца из Балашихи».
Старик надолго затих, его выцветшие глаза, не мигая, смотрели вдаль. Потом он очнулся от своих мыслей, развел в стороны худые жилистые руки и тихо произнес:
– Вот такие дела, непочатый край.
– Дедушка, а номер машины ты не запомнил, случайно?
– Почему же случайно, как есть запомнил, три семерки.
– А буквы?
– Нет, этого не помню. Знаю только, что был черный «Джип» с темными стеклами.
– Спасибо, Иван Тимофеевич, за помощь. До свидания.
Михайлов оглянулся на дом Горюновых и, увидев, как в окне, еле заметно, шевельнулась гардина, подумал:
– Ну, к тебе, душенька, я завтра зайду…

В кассовом зале главного железнодорожного вокзала Южнопольска скопилось много народа. Одни уезжали, другие встречали или провожали знакомых и близких. По радио приятный женский голос периодически объявлял время прибытия или отправления поездов дальнего следования.
– Кажется это здесь, – подумал Дымов. Он открыл стеклянную дверь транспортной милиции и вошел.
За столом сидел седой лысеющий капитан.
– Здравия желаю. Я оперуполномоченный Восточного района лейтенант Дымов. Участвую в расследовании несчастного случая на станции «Разъезд», происшедшего четвертого июня.
– Здравствуй, лейтенант. Это хорошо, что ты участвуешь в расследовании, только мы все сообщили вашему руководству. Мужчина попал под колеса проходящей электрички, следовавшей по маршруту: «Южнопольск – Каменоломни». Время тоже сообщили, больше добавить нечего.
– Товарищ капитан, дело в том, что мне нужно допросить машиниста, может быть что-нибудь прояснится.
– Машиниста? Это можно.
Капитан поднял трубку телефона, набрал нужный номер и сказал:
– Татьяна Васильевна, у меня лейтенант Дымов из Восточного района. Дайте адрес и фамилию машиниста, под поезд которого попал человек четвертого июня. Да, да, того самого. Продиктуйте, я записываю. Забирай, лейтенант, здесь все, что тебе нужно.
Он протянул листок Дымову.
– Благодарю за помощь, товарищ капитан. До свидания.
– Синицын Александр Александрович, улица Гагарина, дом номер семьдесят четыре, квартира два, – прочитал вслух опер, сунул листок в карман и вышел.

Дымов без особого труда нашел на улице Гагарина дом, где жил машинист. Нажал на кнопку звонка квартиры номер два. Подождал немного и позвонил еще раз, но теперь уже более настойчиво. За дверью что-то зашевелилось, послышался недовольный сонный голос:
– Кто там еще? Поспать не дают, человек, может, с ночной смены вернулся, а им хоть бы что. Бродят без конца, беспокоят людей зря.
– Прокуратура Южнопольска. Откройте, нужно поговорить.
Щелкнул замок, и дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял мужчина лет сорока, небритый с ржавыми прокуренными усами.
– Синицын Александр Александрович?
– Так точно. А что, собственно случилось?
– Четвертого июня вы вели электропоезд по маршруту «Южнопольск – Каменоломни» и недалеко от станции «Разъезд» под колеса вашего локомотива попал человек.
Мужчина на несколько минут застыл, внимательно оглядывая гостя. Он напряженно думал, – рассказать все, как было, или промолчать. Сам-то он мог просто не заметить человека на рельсах или заметить, как это и было на самом деле, слишком поздно. А с другой стороны, разве можно говорить представителю прокуратуры правду? Повесят всех кошек, до конца жизни не отмыться.
Почувствовав, что пауза надолго затянулась, Дымов сердито предупредил:
– Имейте в виду, что отказ от сотрудничества при расследовании карается так же, как и само преступление.
– Все было, – нерешительно протянул машинист, – был человек под колесами, но я не виноват. Дело было так: только я отъехал от станции «Разъезд», как через две минуты вижу рядом с рельсами два мужика, вроде как танцуют, крепко обнявшись. Ну, думаю, напились до чертиков и забавляются. Сделать что-нибудь уже было поздно, и я понадеялся только на чудо. Но чудо не произошло, в тот же миг почувствовал что-то неладное.
– А как вы могли почувствовать, ведь насколько я понимаю, когда несется поезд на большой скорости, то на десятки метров разносится такой грохот, что барабанные перепонки не выдерживают.
– Эх, молодой человек, это для вас грохот, а для нас, железнодорожников, – симфония в исполнении знаменитых виртуозов. Лучше и приятней ничего не бывает, сколько вожу поезда, столько и наслаждаюсь. Но в этот раз появились какие-то странные необъяснимые звуки, даже не звуки, а тревожные ощущения. Словами это не объяснить, зато любой машинист сразу почувствует и поймет. В душе нарастала тревога. Мне показалось, что колеса локомотива несколько секунд катились по рельсам, обмотанным тряпками. Потом я, конечно, понял, что произошло, но в тот момент еще оставалась маленькая надежда.
– Что же вы молчали до сих пор? – рассердился Дымов.
– Молчал, потому что повесите на меня все. У вас ведь как, кто первый под горячую руку попался, тот и виноват. Попробуй, докажи потом, что ты не верблюд. Мне еще внуков поднимать надо, а у меня их двое и оба кочегары.
– Ладно, ладно, может вы и правы. Вспомните еще, ничего необычного не заметили?
– А что там можно увидеть за какие-то секунды? Все несется, летит навстречу. Надо каким глазастым быть, –
угрюмо усмехнулся машинист, – увидеть можно только издалека. А эти выскочили прямо под носом, так что ничего не успел рассмотреть. Хотя постойте, лейтенант, кое-что заметил, если вам это поможет. Один из них был худощавый и на голову выше, зато второй плотный, как бегемот, с большой лысой головой.
– Лицо лысого можете вспомнить?
– Попытаться можно. Зрительная память у меня хорошая, только трудно будет восстановить картину, так как все смазалось на скорости.
– Ну, если так, тогда давайте съездим к нашему специалисту…

В кабинете криминалиста Иванова на большом столе среди разбросанных колб и мензурок стоял компьютер. За столом сидел человек плотного телосложения.
– Иван Иванович, познакомься – это машинист электропоезда Синицын. Он видел, как все произошло на рельсах четвертого июня, – сказал Дымов, – нужно с его слов составить фоторобот подозреваемого.
– Ну, что же, приступим.
Машинист сосредоточенно смотрел на мелькающие фрагменты мужских лиц, едва успевая делать замечания. Через полчаса фоторобот был готов.
– Надо же, как похож, – удивился Синицын, – сам бы ни за что не вспомнил. Он был на рельсах, точно он.

Жуков внимательно разглядывал, лежащий перед ним на столе портрет. Злобный цепкий взгляд маленьких медвежьих глаз притягивал к себе, как магнит. Большая лысая голова, низкий лоб и необыкновенно широкие плечи.
– Где-то я видел этого человека. Нужно обязательно вспомнить. А может просто разыгралась моя фантазия?
Он взял копию, ощутив реальную тяжесть, будто держал в руках не обычный лист бумаги, а крупную человеческую голову.
– Вот это задачка, с одной стороны, этот большеголовый, а с другой – Кубанцев со своим братом из Балашихи. Что же их связывает? Наверное, Кубанцевы с помощью этого человека избавились от ненужного свидетеля, скрывая что-то не менее страшное, чем убийство.

– Иван Тимофеевич стоял как всегда посреди сада со своей лопатой, будто часовой на посту, в той же самой позе, в которой оставил его Михайлов в прошлый раз.
– Здравия желаю, дедушка.
– Здравствуй, сынок. Как дела, нашел убийцу или нет?
– Ищу, ищу, вот опять пришлось побеспокоить тебя. Посмотри на это лицо, похоже, что это он толкнул Горюнова под поезд.
Старик воткнул лопату в землю, взял в руки фоторобот и, откинув далеко назад голову, стал внимательно рассматривать его.
– Ну что скажешь, отец?
– Да тут и говорить нечего – это Гришка Евсеев, непочатый край. Раньше был моим соседом, а как дом продал Горюновым, так и съехал. Последнее время он тут частенько ошивался, я даже слышал пару раз, как они шумно ругались с Володькой. Разлад у них какой-то получился, но я про то ничего не ведаю.
– А что, Иван Тимофеевич, может ты подскажешь, где теперь живет этот Евсеев?
– Здесь живет, недалеко, на Донской улице, в тридцать третьем доме у матери. Как дом свой продал, так сразу же переехал к ней. Живут вдвоем, бабы у Гришки никогда не было, а если когда-нибудь мать знакомила с одной из соседок, то та сбегала от него на второй день без оглядки. Оттого мужик и дикий такой, на весь свет обозленный, непочатый край.
– А чем занимается Евсеев?
– Пасека у него знатная, мед продает. Видать на жизнь хватает, раз такой дом отстроил. Сам-то он злодей отъявленный, а мать любит. Слушает ее во всем.
– Спасибо, отец, который раз ты выручил меня.
– Бывай, сынок, удачи тебе…

Михайлов подошел к ограде небольшого шлакоблочного дома под серой толевой крышей и постучал в калитку. Выждав минуту, он громко крикнул:
– Есть кто-нибудь?
В одном из окон раскрылись створки, и высунулась большая голова, точь-в-точь как на фотороботе, только лишь с той разницей, что вместо круглой блестящей лысины на ней был реденький пучок растрепанных волос.
От неожиданного сходства Михайлов ощутил легкое волнение. Лицо, так сильно испугавшее лейтенанта, сделало жалкую попытку улыбнуться гостю, но кроме раскрытого рта с редкими крупными зубами, все остальное –
и низкий лоб, и маленькие колючие глаза, и нахмуренные брови, оставалось совсем безучастным к встрече.
– Здравствуйте, товарищ офицер, я вас помню. Это вы приезжали на станцию «Разъезд».
– Да, да, я вас тоже вспомнил. Вы Никитина, медсестра из четвертой больницы.
– Так вот, где я видел это лицо, – подумал Михайлов. Надо же, как похожи.
– Заходите смело в хату, у нас нет собаки.
– Я заскочил на одну минуту, хочу показать вам фоторобот. Посмотрите, пожалуйста.
Она долго вглядывалась в изображение на листке, мучительно искала хоть какое-нибудь отличие от внешности своего сына, но не найдя ничего, с отчаянием выдохнула:
– Да, это мой Гриша. А что случилось? Он ведь такой тихий.
– Ваш сын подозревается в убийстве гражданина Горюнова. Кстати, почему вы Никитина, а не Евсеева, как ваш сын?
– Мы с мужем, царство ему небесное, в гражданском браке состояли. Так и не успели расписаться. Неужели мой Гриша убил?
Никитина горько заплакала. Ее некрасивое лицо стало еще более несуразным. Михайлов боролся с желанием погладить по голове эту, убитую горем, женщину. Большим усилием воли он стряхнул с себя, нахлынувшую так внезапно жалость и спросил:
– А где ваш сын сейчас?
– Я и сама не знаю. Ушел три дня тому назад, как в воду канул, думала на пасеке, он часто туда уезжает, живет там долго со своими пчелами, уж больно любит их, и они ему отвечают взаимностью, такие крошечные, а доброту понимают. Сколько помню, ни разу не покусали, он даже маску не надевает, когда с ними занимается.
– Вы можете рассказать, как проехать на пасеку?
– Очень просто. Здесь, совсем рядом, сразу за станицей «Вишневой», первый левый поворот. Потом через километр увидите такой же домик, как мой, а вокруг расставлены ульи. Может быть он там.
– Спасибо, мне пора ехать. До свидания.
Никитина, ничего не ответив, снова заплакала…

Михайлов остановил машину у деревянного забора и заглянул во двор маленького дома с плоской толевой крышей, на дверях которого висел черный амбарный замок.
– Все ясно, – подумал опер, – здесь Евсеева тоже нет. Буду искать дальше.

В кабинет Кустарникова заглянул следователь Жуков.
– Разрешите, товарищ подполковник?
– Заходи, капитан.
Прокурор оторвал взгляд от документа, который держал в руках, и спросил:
– Что нового, Анатолий Сергеевич, удалось еще что-нибудь выяснить?
– Кое-что вырисовывается, товарищ подполковник. Вчера Михайлов навестил соседа Горюновых. Старик рассказал, что супруги часто сорились из-за Максима, который был начальником погибшего. Так вот этот Максим регулярно посылал своего подчиненного в командировки. Отправит его, а сам тут как тут, возле жены трется. Однажды вернулся Горюнов раньше положенного срока и застал влюбленную парочку в своей постели. Устроил, как водится, хороший скандал, а самое главное, обещал счастливому сопернику рассказать про его темные дела с братом из Балашихи. Но это еще не все, сегодня дед опознал подозреваемого на фотороботе – это прежний хозяин дома, купленного Горюновым.
– Интересно, хорошая компания подбирается, – сказал, потирая руки, прокурор…

«И пришли два ангела, посланники Божьи в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Он увидел их, встал, чтобы встретить, поклонился лицом до земли и сказал: Государи мои! Зайдите в дом раба вашего, ночуйте, умойте ноги ваши, встаньте поутру и пойдите в путь свой. Но они сказали: Нет, мы ночуем на улице. Лот же сильно упрашивал их, и они пошли к нему»…

– Здравствуйте, Лена, можно зайти к вам?
– Проходите, Николай Андреевич, я вас ждала сегодня. Хозяйка с грустной улыбкой посмотрела на Михайлова и продолжила. – Потихоньку привыкаю к вдовьей жизни.
– Я хочу спросить про начальника вашего мужа.
При этих словах женщина нахмурилась и произнесла с досадой:
– Если бы вы только знали, как тяжело мне вспоминать об этом человеке. Максим Кубанцев – мое проклятье. Однажды он появился в нашем доме с большим букетом белых роз, с шампанским и дорогими подарками. Ворвался в нашу жизнь, словно ураган, сметающий все на своем пути. Красивый, щедрый, остроумный он в один миг заслонил собой все пространство. Это, как раз, случилось через два месяца, после того, как мы зарегистрировались с Володей. Прямо с порога он засыпал нас комплиментами, искренне радовался нашему счастью, хвалил мужа за удачный выбор, говорил, что таких красавиц он никогда не встречал. При этом ни на минуту не спускал с меня своих черных смеющихся глаз. Они приятно грели, внезапно проснувшееся женское самолюбие, нежно ласкали и бесстыдно раздевали. До сих пор не пойму, что со мной происходило тогда. Рядом любимый муж, умный и заботливый, а я как последняя куртизанка все чаще и чаще ловила взгляды этого незнакомого мужчины. Казалось, он просто заворожил меня. Все слова, которые он беспрестанно говорил, моментально приобретали для меня какой-то особый тайный смысл. Бедный Володя даже не догадывался тогда, какие чертики разгулялись в моей душе. Мне почему-то сразу захотелось подыграть Максиму, заинтриговать его и привязать как можно крепче к себе. Скажите, Николай Андреевич, я самая плохая женщина? Вы презираете меня?
– Нет, Леночка, то, что испытали вы в тот день, случается не с каждой женщиной. Судьба послала вам большой праздник любви. Есть люди, которые проживают долгую и спокойную жизнь, так и не пережив таких необычных страстей. Продолжайте, пожалуйста, я внимательно слушаю вас.
Михайлов украдкой посмотрел на вдову. Глаза ее горели ярким огнем, казалось, что она вновь погрузилась в ту далекую безумную историю и теперь напряженно вглядывается в пустоту, в надежде еще раз увидеть то, что было так давно в другой жизни.
Потом, отбросив прошлые воспоминания, она продолжала:
– Между мной и Максимом возникла устойчивая, как бы это правильнее сказать, телепатическая связь. Все, что происходило теперь, имело особое, понятное только нам двоим, значение. Стоило Володе отвернуться на какой-то миг, как наши взгляды торопливо встречались и Максим, без какой-либо причины, нежно дотрагивался до моего локтя или плеча. А один раз он как бы совершенно случайно прикоснулся под столом к моей коленке. Меня будто током поразило. Я растерялась и с испугом посмотрела на мужа, а он в это время с блаженной улыбкой откровенно любовался мной, и тогда мне очень захотелось, чтобы это безумие повторилось еще. Максим будто подслушал мои грешные мысли, и я вновь почувствовала нежное прикосновение, только теперь это было сделано не случайно, а вполне осознанно.
Игра так увлекла меня, что когда мой новый знакомый, наконец, собрался уходить, я не смогла скрыть огорчения и стала настойчиво уговаривать гостя побыть еще в нашем доме. Мне казалось, что муж понял, что происходит со мной, но я не могла остановиться и со страхом ждала семейного скандала, а Володя, как ни в чем не бывало, улыбался, долго тряс на прощание руку Кубанцева, а потом поспешил в прихожую, чтобы открыть дверь. Это был неожиданный подарок для нас. Максим резко повернулся ко мне и поцеловал в щеку. Все произошло невинно и естественно, а я в ответ шепнула, – спасибо за цветы. Тогда я совсем не думала, что это знакомство принесет мне столько много несчастья.
Знаете, нас часто сталкивает судьба с разными людьми. Знакомимся, иногда встречаемся, а потом наши дорожки расходятся и мы никогда не жалеем и даже не вспоминаем об этом. Я была уверена, что так будет и в этот раз.
На следующий день я проводила Володю на работу и уже собиралась пройтись по магазинам, как вдруг услышала гул мотора, подъехавшей машины. Вы не поверите, я еще даже не знала, кто там, у ворот, но сердце мое так сильно забилось, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Конечно, это был он, снова с букетом роз, только на этот раз темно-красных. Максим был такой же красивый элегантный и веселый, как вчера. Прямо с порога он громко сказал:
– Простите, ради Бога, это снова я. Случайно прихватил ваш платочек. Вы непременно сердитесь на меня. Вот он, возвращаю, – Максим достал из кармана платок и, поцеловав его, вернул мне со словами: – Можете наказать меня за этот маленький грех, приму любой приговор с радостью.
Я ответила на это:
– Наказывать вас пока не за что, только прекратите сорить деньгами.
Он рассмеялся:
«Что вы, я ничего не потратил, даже не сомневайтесь в этом. Мне просто очень захотелось еще раз встретиться. Я поневоле стал соучастником вашего семейного счастья и теперь просто обязан платить за наслаждение от общения с вами. Вы даже не представляете, как скучно, как бедно я жил до вчерашнего дня. Вам муж никогда не говорил, какие красивые у вас глаза? Конечно, не говорил. Он просто не способен оценить такое чудо, для этого нужно родиться художником. Хотите, я погадаю вам?»
Не дожидаясь согласия, он нежно взял мою руку и стал внимательно разглядывать складки на ладони. Потом радостно произнес:
«У вас в будущем большая любовь. Только учтите, это совсем не то чувство, которое обычно возникает между супругами. Ваше сердце будет пылать, переживая необыкновенные страсти».
Он поцеловал мою ладонь, а потом стал целовать щеки, нос и губы. А я вместо того, чтобы оттолкнуть его или хотя бы сделать замечание, не могла произнести ни слова. Лишь в груди разлились какие-то новые, до сих пор неизвестные, сладкие ощущения. Нас снова, как вчера, толкала навстречу друг к другу могучая, непреодолимая сила. Хотелось, чтобы этот темпераментный мужчина, сделал что-то такое, чего не было раньше в моей жизни. В какой-то момент я попыталась осмыслить, что происходит между нами, но быстро справилась с тревожными сомнениями, убедив себя в том, что у меня всегда хватит твердости, чтобы остановить в любой момент этот пьянящий флирт. Интуиция подсказывала, что нельзя уступать сразу, легкая победа может остудить чувства поклонника.
Я отстранилась от него и, как можно строже, сказала:
– Вам пора, кажется, вы слишком увлеклись. Не забывайте, я замужем.
Выплеснув эти слова, я вдруг с ужасом поняла, что натворила. Сейчас он повернется и навсегда уйдет, закончится моя волшебная сказка. А Максим, быстро прочитав сомнения в моих глазах, сделал вид, что согласен с моими доводами. Он стал поспешно прощаться, говоря: «Простите, ради Бога, не смог сдержаться». Его искренние слова на какой-то миг усыпили мою бдительность, и я опомнилась только тогда, когда вновь оказалась в его крепких объятиях. Он осыпал меня страстными поцелуями, а я совершенно лишилась сил, чтобы сопротивляться этому бурному натиску и только повторяла: – Не надо, хватит, это может плохо кончиться. Скоро вернется муж. – А думала только об одном. – Хоть бы он не услышал мои слова. Пусть будет сегодня все…
Когда он ушел, я долго успокаивала себя, что все произошедшее между нами не более, чем приятные волнения души. Завтра или послезавтра они бесследно испарятся и все скоро забудется. Но мысли о нем не давали покоя. Я думала, есть ли у него любимая женщина или он совсем один. Мне почему-то было жалко его, хотелось сделать для него что-то хорошее.
– Николай Андреевич, теперь вы можете сколько угодно смеяться надо мной, я похотливая и грязная. Видно мы женщины все такие, по крайней мере, те из нас, к которым так настойчиво стремятся мужчины и с этим ничего не поделать, природу не обманешь.
Знаете, я поняла – люди самые лицемерные существа на планете. Мы любим именно то, что больше всего осуждаем и отвергаем.
Лена надолго замолчала. Казалось, что она совсем забыла про собеседника. Наконец, будто вспомнив что-то важное из прошлой жизни, она произнесла:
– Максим ушел, и мне казалось, навсегда забыл про меня. Больше двух месяцев я ждала его визита, звонка или письма. Забросила все домашние дела. Боялась выйти хотя бы на минуту из дома, бродила, как тень, из угла в угол, зажав в руке мобильный телефон, чтобы, не дай Бог, не пропустить долгожданный звонок. Но время старательно делало свое дело, я постепенно успокоилась и стала забывать о том, что произошло с нами. Теперь, Николай Андреевич, вы знаете все.
Вдова, конечно, не могла рассказать Михайлову, что случилось с ней после этих двух месяцев, проведенных в томительных, испепеляющих душу ожиданиях.

Южнопольск. Десять месяцев тому назад.

Ранней осенью стояла теплая, сухая погода. Солнце в ясном синем небе не обжигало больше, как это было в июле, а ласково согревало все живое.
Лена, как обычно, гуляла перед обедом по тихой безлюдной улице. Муж с утра уехал в командировку, и ей было одиноко в опустевшем доме. Хотелось каких-нибудь, хотя бы самых невинных развлечений.
– Вот бы сейчас появился молодой красивый мужчина, – думала она. – Взял бы за руки и заглянул в глаза, а потом, сильно смущаясь, прошептал: «Какая вы красивая. Интересно, как вас зовут? Наверное, и имя у вас необыкновенное».
Погрузившись в свои приятные мечты, она не заметила, что уже несколько минут за ней крадется черный «Джип». А когда, наконец, услышала шелест шин, оглянулась и вскрикнула от неожиданности. Вообще, так и раньше случалось, когда какой-нибудь водитель останавливал машину рядом с ней и назойливо пытался познакомиться. В такие моменты Лена надувала свои пухлые, словно нарисованные, губки и обиженно отворачивалась, показывая, как все это ей надоело. Потом, не спеша, возвращалась к своему дому, долго искала ключи в маленькой кожаной сумочке, не сомневаясь, что случайный обожатель жадно разглядывает ее фигуру, лаская в бесстыдных мыслях, стройные ножки и кое-что еще. Иногда ключи падали со звоном на асфальт и она как учительница в старшем классе, уронившая мел, аккуратно приседала на корточки, безжалостно лишая своего единственного зрителя надежды увидеть еще что-нибудь более интересное, чем он успел рассмотреть. Потом тихо скрипела калитка, и представление заканчивалось.
– О чем вы так глубоко задумались, Лена? – это был Максим.
Он легко выскочил из машины, быстро подошел к Горюновой и как добрый старый знакомый поцеловал ее в щеку.
– Знаете, Лена, я все время думал о вас.
– А я, извините, вас совсем забыла.
Но в душе ее уже разливалось сладким томительным ожиданием волнение. Так бывало в детстве не раз, когда она с веселыми подружками, спускаясь к еще невидимой между деревьями речке, неожиданно встречала голубую и необъятную гладь воды.
– Он снова рядом, такой же веселый шумный и заботливый, – подумала Лена.
Максим ласково взял ее за руку, заглянул в глаза и спросил:
– Прокатимся? Соглашайтесь скорей, нам по пути.
– Нет, не хочу. Мой дом рядом, потихоньку дойду сама.
Она понимала, что эта случайная встреча тщательно спланирована. Он наверняка знает, что Володи нет дома. Женщина колебалась.
– Ваш муж в командировке, вернется завтра. Я только что говорил с ним по телефону. Садитесь, прошу вас, прокатимся.
Он так искренне, так настойчиво уговаривал, что отказать было просто неприлично. Лена согласно кивнула и не успела опомниться, как оказалась на широком мягком сидении.
– Устраивайтесь удобнее, я сейчас пристегну вас.
Его ловкие руки скользнули по бедрам женщины, задержавшись, как ей показалось, чуть-чуть дольше, чем требовалось. Наконец, раздался щелчок замка, машина легко тронулась и помчалась по узкой пустынной дороге.
– Что я так испугалась, – подумала Горюнова, – каталась ведь и раньше, даже на грузовых машинах и ничего, все заканчивалось благополучно.
– Эх, совсем забыл, голова дырявая, – спохватился Максим. – Мне же заскочить надо в одно место. Леночка, ради Бога, на одну минуту заедем в магазин, а потом двинемся дальше.
– Поступайте, как вам будет угодно.
Время, которое пронеслось после разлуки, как-то незаметно растворилось. Они разговаривали просто и естественно вроде совсем не разлучались.
– Как хорошо он ведет машину, – подумала Лена. – Как гордо и красиво держит голову, Он совсем не похож на мужа. Володя за рулем ерзает на сидении, словно подросток, недостающий ногами педали чужого велосипеда.
Внезапно машина остановилась. Мысли женщины прервались.
– Зайдете со мной или подождете?
– Я, пожалуй, зайду.
Максим быстро выскочил из машины, помог Лене выйти, и они направились в просторный, с громадной сияющей витриной, магазин.
Лена остановилась посередине торгового зала. Все, что ни попадалось на глаза, привлекало внимание необыкновенными запахами и соблазнительным видом. Многие продукты она видела впервые. Ей сразу как в детстве захотелось попробовать всего, и она еле сдерживала себя, чтобы не попросить своего спутника купить хоть что-нибудь.
Вскоре к ним вышел полный с большими черными усами мужчина. На нем был белоснежный халат с маленьким вензелем на груди. Хозяин торжественно, словно главный тост на кавказской свадьбе, громко произнес:
– Здравствуйте, уважаемый Максим Петрович. Здравствуйте и вы, красавица, не знаю, к сожалению, как вас звать величать.
– Меня зовут Лена.
– Лена! – Обрадовался толстяк, словно только что выиграл в рулетку огромную сумму денег. – Назим, неси цветы, у нас дорогие гости.
Из подсобки выскочил подросток лет пятнадцати с большим букетом длинных гладиолусов.
– Это вам, Леночка. Вы такая красивая и молодая, от всей души завидую вашему мужчине. Что будете брать сегодня? – обратился он к Максиму.
– Давай, Руслан, как всегда.
Хозяин оживился и дело пошло. С необыкновенным проворством он ловко укладывал все, что могло понадобиться клиенту. В его полных, заросших черными волосами, руках мелькали и тут же исчезали в пакетах продукты и напитки. Всем своим видом он подчеркивал, как сильно старается для своего покупателя. И Лене в этот момент было очень приятно сознавать свою причастность к этому глубокому уважению. Еще никогда и нигде ее не встречали с таким почетом.
– Кажется все, Максим Петрович. С вас сорок семь тысяч сто сорок рублей.
– Возьми пятьдесят тысяч, сдачи не надо.
– Спасибо, уважаемый, приезжайте еще.
По дороге домой Лена напряженно думала, как поступить лучше. Надо бы пригласить его на чашку кофе, но ведь мужа нет дома. Что скажут соседи?
Наконец, машина остановилась у ворот, и непослушный язык женщины неожиданно сделал единственно правильный выбор.
– Зайдете на минутку?
– С удовольствием зайду. Жаль только, что Володи нет, вот бы обрадовался.
Максим пропустил вперед хозяйку, занес купленные продукты и цветы.
– Посмотрим сейчас, что нам положил Руслан.
– А теперь, хозяюшка, давайте попробуем всего понемножку, да я поеду. Много дел сегодня.
Последние слова слегка успокоили Лену, и она беспечно ответила:
– Попробовать можно, время как раз обеденное.
Максим обрадовался. Он быстро выкладывал продукты на стол, а она неподвижно сидела рядом и впервые за свою семейную жизнь удивлялась тому, что на свете есть человек, который уважает и жалеет ее.
– Настоящий мужчина, да еще какой. Вон как уверенно управляется с продуктами, будто всю жизнь провел на кухне.
– Хозяюшка, где у нас рюмки и бокалы?
Вопрос Максима прервал приятные мысли женщины. Она внимательно посмотрела на гостя и с трудом сообразила, что от нее требуется.
– Посуда в зале.
Максим осторожно достал два хрустальных бокала, две маленькие рюмки и сказал:
– Все готово, мадам, кушать подано.
Он наполнил рюмки коньяком и протянул одну из них Лене, а она в этот миг отчетливо почувствовала, что сейчас произойдет то, о чем так сильно мечтала последние два месяца.
– Ну что же, будь что будет. А Максим как вошел в мою жизнь, так из нее и выйдет, немного поиграю и прогоню прочь. Самое главное – не увлечься, не пустить его в сердце. Там только мой муж, а все остальное, это просто физиология. В конце концов, так поступают все, только одни открыто, а другие ханжески прикрывают свои порочные наклонности напускным целомудрием. Притворяются неприступными и гордыми, а сами только и ждут подходящий момент, когда примчится рыцарь на горячем коне. И если этот желанный момент придет, тут уж они своего не упустят, будь-то в вагоне скорого поезда или на столе у шефа, или в собственной кухне с вызванным по случаю сантехником.
– Леночка, спуститесь, наконец, с лебединых облаков, очень хочется есть.
– Да, да, Максим, извините, задумалась.
Она торопливо подняла рюмку, а гость торжественно произнес тост:
– Хочу выпить за вас, за ваше счастье.
Они выпили, а Максим тут же со вторым тостом.
– А теперь за вашего мужа, чтобы он всегда любил вас и всю жизнь носил на руках. Вам очень повезло с Володей, он золотой человек, умный и преданный. Скажу по секрету, на работе он незаменим. Между прочим, хочу сделать его своим помощником, думаю, он давно заслужил это. В общем, за того, кого сегодня нет с нами.
Лена выпила, ей очень захотелось услышать еще что-нибудь приятное о муже. Она заметила, что в последнее время в семейном бюджете наметилась какая-то напряженность. Володя стал задумчивым и рассеянным. Часто сидел молча и сосредоточенно смотрел в окно. Может обещанное повышение как-то улучшит наше финансовое положение.
Ее мысли прервал голос Максима:
– Выпьем на брудершафт.
– Что вы? Я совсем пьяна.
Не успела она договорить последнее слово, как рука мужчины вынырнула из-под ее локтя и она почувствовала на своем лице учащенное дыхание.
– Хорошо, я согласна. Только обещайте мне, что больше никаких тостов не будет.
Выпили, и он крепко поцеловал Лену горячими, пахнущими коньяком, губами. Потом быстро опустился на колени, и стал жадно целовать ее ноги.
– Что вы? Сейчас же прекратите. Я не разрешаю вам делать это, – шептала она, но сопротивление женщины с каждой минутой становилось вялым и неубедительным. А Максим как будто не слышал ни единого слова и настойчиво продолжал свои ласки.
– Вы сошли с ума, прекратите, мне стыдно.
Глаза ее были плотно закрыты, а тонкие белые пальцы нежно гладили жесткие волнистые волосы гостя. Ей казалось, что всего один миг отделяет ее от сладкой смерти, и она изо всех сил старалась продлить этот миг.
Наконец, Максим подхватил свою бесценную ношу на руки и отнес в спальню…
Прошло две недели, мужа снова не было дома. С раннего утра Лена беспокойно металась по комнатам. Она с нетерпением выглядывала из окна, ожидая появление Кубанцева.
– Он приедет, обязательно приедет, – повторяла она. –
Разве может он забыть то, что было между нами.
Перед глазами женщины услужливо рисовались красочные картины прошлого свидания, и она не в силах справиться со своими грешными желаниями, еще и еще со всеми подробностями вспоминала все, что произошло в прошлый раз.
– Ну что же он не едет, сколько можно ждать? – думала Лена. – Может, он специально испытывает мое терпение? Видит Бог, я не в силах справиться с собой. Хочу только одного, чтобы как можно скорее оказаться в его объятиях. Кто он этот человек? Я несколько месяцев замужем, а таких чувств не переживала никогда. Вроде, любили с мужем друг друга, но было это как-то по-семейному, просто и обыденно, больше походило на утоление легкого голода после хорошей прогулки. А теперь все по-другому –
извержение вулкана, наводнение и землетрясение все вместе, а я находилась в самом центре. Стихия безжалостно трепала меня, я умирала и воскресала вновь, но мне совсем не хотелось вырваться из этого ада. Где же он? Сколько можно ждать еще, а, может быть, он сейчас ласкает другую женщину? Нет, нет, этого не может быть.
За окном послышался знакомый шум мотора.
– Приехал, наконец, – обрадовалась хозяйка. – Встречать не буду, чтобы не выдавать своих мыслей.
Максим совсем не узнал свою подружку. Черные глаза горели неугасимой страстью, щеки окрасились в багровый цвет. Она дрожала, как в лихорадке.
– Ты заболела, радость моя? У тебя, наверное, высокая температура, – сказал он, заботливо заглядывая в глаза Лены.
Если бы Максим мог знать тогда, что творится в ее душе. А она из последних сил сдерживала себя, чтобы не броситься на гостя с одним лишь желанием, получить все, что было в прошлый раз.
– Ну что же он такой несмелый, недогадливый сегодня? Просто убивает своей нерешительностью. Как подтолкнуть его, подсказать, о чем я так мечтаю?
Наконец, словно почувствовав страстный призыв, Кубанцев нежно поцеловал ее. А Лена, совсем потеряв стыд и терпение, вцепилась в него, словно волчица, давно не пробовавшая свежего мяса.
Пугала только одна мысль, сейчас вмешается какая-то неведомая сила и вырвет из ее объятий этого человека. Казалось в этот миг, что и не человек он вовсе, а какое-то неземное создание, имеющее неограниченную власть над ней…

Она больше не любила своего мужа, он раздражал ее своими взглядами и разговорами. Все, что раньше было дорого, бесследно растаяло. Лена не скучала, когда Горюнова не было дома, не ждала его с работы.
Владимир сразу почувствовал перемену в супружеских отношениях и как-то сник, ничего не требуя, ни на что не претендуя. Замкнулся треугольник – муж любил жену, а она обожала любовника и ничего не могла, да и не хотела изменить.

Южнопольская прокуратура. Восточный район.

Подполковник Кустарников, не спеша, прохаживался по своему кабинету. За столом сидели капитан Жуков и лейтенант Михайлов.
– А вы молодцы, ребята. Хорошо поработали с вдовушкой. Но имейте в виду – это только начало. Сдается мне, что Кубанцев избавился от своего соперника. Как думаешь, Жуков, я прав?
– Очень может быть, товарищ подполковник. Я сначала тоже так думал, но, с другой стороны, если посмотреть, зачем такому преуспевающему бизнесмену убивать человека? Для чего рисковать? Ведь все знают, если убил, то обязательно найдут и посадят.
– Ты не прав, капитан. Совсем незачем убивать своими руками, можно решить проблему по-другому.
– Все равно, Иван Алексеевич, очень слабый мотив –
убить из-за женщины, даже самой красивой, такое в наше время могут позволить себе только безусые студенты, впервые познавшие женскую ласку, и вдруг получившие отставку. Но для такого зрелого мужчины, как Кубанцев, это просто недопустимая роскошь. Что для него Горюнова? Временная забава, игрушка, сегодня наиграется, а завтра даже не вспомнит. Он, товарищ подполковник, с его деньгами в любое время может снять какую захочет красавицу и, кстати, не одну.
– Может, капитан, конечно может, но в таком варианте совсем отсутствует романтика, а здесь любовный треугольник, риск разоблачения, усиливающий чувства. Тайна, придающая влюбленным дополнительные импульсы страсти и, наконец, жена друга – это тебе не какая-то шлюха, пусть даже очень дорогая, а совсем другое, ласковая кошечка, сидящая на диване, которая тщательно умывается в ожидании прихода хозяина. Вот так, Анатолий Сергеевич, все вас молодых учить надо. Так что был мотив у этого Максима, несомненно, был. Узнай про него все, абсолютно все: где родился, где крестился, как бизнес организовал. Вообще насчет бизнеса, я и сам догадываюсь. Скорее всего, отнял у кого-то за долги, он ведь тоже, наверное, выплыл из девяностых, а тогда других вариантов просто не существовало. А вот о брате Кубанцева из Балашихи, нужно крепко подумать. Так что давай-ка, Михайлов, завтра же навести этого Максима.

В офисе «ООО Ритм», принадлежавшем Кубанцеву, было шумно и многолюдно. Молодые и энергичные менеджеры были чем-то похожи друг на друга, они деловито барабанили по клавиатуре компьютеров и тихо разговаривали по телефону. В конце большого общего зала находился стол, за которым сидела белокурая девушка. В ее строгом взгляде легко угадывалось неоспоримое превосходство над всеми остальными. Это была секретарша – Саша. Только она одна решала, кого и когда можно пропустить к шефу.
– Гладышев, куда разогнался? Максим Петрович занят, он разговаривает с Балашихой, – строго сказала девушка.
– Я только на минуту, очень срочный вопрос
– Говорю нельзя, значит нельзя.
В самый разгар спора в офис вошли трое. Они уверенно прошли мимо секретарши и попытались открыть дверь, ведущую в кабинет Кубанцева.
Сашенька, словно тигрица, защищающая своих детенышей, бросилась наперерез незнакомым и, как ей казалось, очень бесцеремонным людям. Она считала, что ее шеф большой и уважаемый человек, и все посетители, вплоть до мэра города, должны быть очень почтительными перед его кабинетом. А эти прут, как на танке.
– Нам можно, – сказал Михайлов, вежливо, но довольно настойчиво оттесняя девушку от двери.
Он решительно вошел в кабинет, за ним последовали остальные, в том числе и растерянная секретарша.
– Максим Петрович, извините, я не пускала, они силой вломились.
– Иди, иди, Саша. Пусть проходят.
– Здравствуйте, я оперуполномоченный лейтенант Михайлов. Со мной Дымов и Гущин. А вы, как я догадываюсь, Кубанцев.
– Правильно догадываетесь. Присаживайтесь.
– Хочу задать вам, уважаемый бизнесмен, несколько вопросов, связанных с гибелью гражданина Горюнова.
– Пожалуйста, мне скрывать нечего, задавайте ваши вопросы, только быстрее. У меня очень мало времени.
Ему не терпелось показать своей униженной этими людьми секретарше, кто в доме хозяин.
Михайлов, уловив пренебрежительные нотки в голосе Кубанцева, парировал с откровенной злостью.
– Напрасно вы так говорите – это у нас нет времени отбивать поклоны, как на царском приеме. Или вы сейчас без фокусов отвечаете на мои вопросы, или я на глазах безмерно любящих сотрудников, выведу вас в наручниках. Вы подозреваетесь в убийстве человека.
Максим от этих слов подскочил в кресле:
– О чем вы говорите, я никого не убивал, а тем более Горюнова. Он работал у меня на фирме, но это еще ни о чем не говорит. Я помогал ему, даже однажды занял деньги. Он был для меня как младший брат.
– С какой целью вы заняли ему?
– Жениться он надумал, хотел, чтобы все было, как у людей: и дом, и дача, и гараж. Мы тогда оба надеялись, что он очень скоро рассчитается и счастливо заживет с молодой женой, но случилось непредвиденное, супруга его быстро вошла в свою новую роль. Похоже, что раньше жила она в бедной рабочей семье и, наверстывая упущенное, теперь скупала все: наряды, украшения, мебель. Горюнов пытался урезонить жену, рассказывая ей сказки про то, что богатые люди, потому и богаты, что умеют обходиться самым малым и живут они обычно одним ощущением, что в любой момент могут без особых усилий и рисков купить абсолютно все на свете, даже остров в океане. Но женщину не убеждала философия мужа, и она продолжала с еще большей энергией транжирить деньги. Долг разрастался с каждым днем, и жизнь Владимира превратилась в постоянные поиски кредитов.
– Что вас связывало с Горюновой, – перебил Михайлов.
– Позвольте не отвечать, этот вопрос касается чести женщины.
– Не позволю, вообще, о какой чести вы говорите? Убит человек и я ищу виновного. Поэтому отбросим лишние реверансы и перейдем к делу. А насчет женской чести я могу вам привести очень много примеров, когда эти слабые невинные существа сталкивали своих поклонников в смертельных поединках. Так что женская честь понятие довольно абстрактное. Женщина, скажу вам, это большая загадка, необъяснимое явление природы. Она совместила в себе несовместимое: с одной стороны, самоотверженная любовь к своим детям, готовность пожертвовать жизнью ради их счастья, а, с другой стороны, только женщина может сегодня страстно любить короля, а завтра, не моргнув глазом, с легкостью отдаться его шуту.
Итак, где вы были четвертого июня с шести до семи утра?
– Был дома, я просыпаюсь каждое утро ровно в семь.
– Кто может подтвердить это?
– Никто, я живу один.
– Понятно, алиби у вас нет.
– Да поймите же, Горюнов был моим должником, какой смысл убивать его. У меня просто не было мотива.
– Что же связывало вас с женой погибшего? Вы так и не ответили.
– Горюнова очень приятная женщина, но у меня с ней ничего не было. Обычное дело – жена друга детства, и все.
– Тогда ответьте, почему вы ходили в гости к другу лишь тогда, когда его не было дома? Да и уезжал он только по вашей команде. Кстати, куда и зачем вы посылали его?
Последний вопрос застал Кубанцева врасплох. Он растерянно посмотрел на офицера и нерешительно ответил:
– Это бизнес. Разве я могу рассказать все про обычную повседневную работу?
– Не стесняйтесь, рассказывайте. Я не спешу.
Михайлов почувствовал, что приоткрыл какую-то важную тайну и теперь наседал, не давая передышки.
– Куда ездил Горюнов накануне гибели?
– Уверяю вас, его командировка не имеет никакого отношения к нашему разговору. Поверьте мне на слово.
– Если бы я верил таким как вы, мне давно пришлось бы сменить профессию. Отвечайте, честное слово, я теряю терпение.
– Хорошо, я отвечу. Он ездил в Москву.
– Зачем?
– По вопросу закупки запчастей к автомашинам.
– Послушайте, Кубанцев, вы даже не догадываетесь, как много известно мне о ваших делах. Хватит водить меня за нос. Вы посылали Горюнова к брату в Балашиху, а зачем, я скоро узнаю. Советую говорить правду или я сделаю собственные выводы.
– В таком случае, лейтенант, я без адвоката с вами разговаривать вообще не буду.
– Вот как? Тогда это значительно упрощает мою задачу.
Михайлов кивнул своим помощникам и громко произнес:
– Пакуйте.
Наручники защелкнулись и Кубанцев, в один миг, оказался в общем зале в сопровождении трех человек. Они бесцеремонно вывели шефа на глазах испуганных подчиненных.
– Это недоразумение, Саша, – сказал смущенно Максим. – Сообщите Межеровскому о том, что произошло.

Жуков медленно шел по длинному узкому коридору прокуратуры. Мрачные мысли не давали покоя:
– Зачем я разрешил задержать Кубанцева? Ничего конкретного на него нет. Работал у него Горюнов, ну и что? Путался с женой подчиненного? Обычное по нашей жизни явление. Думал прокурор поддержит, а он тоже против меня. Выходит, я не прав. Кубанцев хоть и сволочь, это написано большими буквами у него на лбу, но в нашем деле должны быть только сухие факты. В дальнейшем буду держать себя в руках, а пока нужно выпускать его, да еще придется извиняться.
Следователь не заметил, как нос к носу столкнулся с Кустарниковым.
– Что, капитан, совсем заработался, начальство не замечаешь?
– Виноват, товарищ подполковник, задумался.
– Задумался? Это хорошо. Как дела?
– Да про мои дела, Иван Алексеевич, вы сами знаете. С Кубанцевым осечка вышла. Сейчас выпущу, хотя связь его с Балашихой обязательно раскручу.
– Правильно, капитан, пока освобождай, не пойман – не вор. Адвокат его, кстати, на нас жалобу накатал. Готовься отвечать за противоправные деяния.
– Товарищ подполковник, вдова про какого-то Зорина говорила.
– Одного Зорина я знаю, того, который игорным бизнесом заправлял. Большой мошенник, но думаю, к нашему убийству отношения не имеет. Все равно можешь пообщаться с ним, тебе пойдет это на пользу. А вот брат из Балашихи – это серьезный аргумент. Пора ставить Максима Кубанцева на прослушивание.

Поздно вечером капитан Жуков сидел в своем кабинете и молча листал досье Зорина.
– Серьезный тип, – думал следователь, – в две тысячи пятом году проходил свидетелем по очень темному и запутанному делу, связанному с убийством бизнесмена Мирзоева. Было много шума, но ни киллера, ни заказчика найти не смогли и дело быстро закрыли. В две тысячи шестом году скупил двести семьдесят три гектара самых лучших в регионе земель, хозяин нескольких заводов и банков. Известный пьяница и дебошир, владелец всех бывших, спрятавшихся в один миг в подполье, игорных заведений города, Зорин имел маленькую слабость –
содержал знаменитую на весь город сауну. Это была настоящая киностудия, а он считал себя режиссером, сценаристом и главным исполнителем в одном лице.
Год тому назад случилось чрезвычайное происшествие, в бассейне захлебнулась одна из посетительниц – дочь директора машиностроительного завода. Дело замяли, все, в том числе и сам отец, не хотели огласки. Кажется, больше ничего интересного нет, – задумчиво произнес Жуков. – Этот человек вполне мог заказать убийство, только вряд ли такой гигант стал бы пачкать руки по такому несущественному для него случаю.

– Денис Ефимович, к вам пришли из прокуратуры Восточного района, – сообщила секретарша.
– Пригласи.
Гость нерешительно переступил порог громадного мрачного кабинета, сделал несколько шагов в направлении массивного дубового стола, за которым, откинувшись своим могучим торсом к спинке широкого, такого же, как и он сам могучего кресла, сидел хозяин.
– Здравия желаю, капитан Жуков, – представился он, –
расследую дело о гибели гражданина Горюнова.
– Ну и что дальше? – поднял густые седеющие брови Зорин. Я то здесь причем? Расследуй сколько душе угодно. Или ты, может, пришел доложить как дела идут.
– Дело в том, что погибший был знаком с вами и являлся вашим должником.
– Со мной, между прочим, весь город знаком и почти все мои должники. Что теперь прикажешь делать? Но твой Горюнов, кстати, не занимал у меня. С такой мелочевкой никогда не связывался.
– Жена Горюнова сообщила нам, что однажды в ресторане вы грозились уничтожить ее мужа.
– Кажется, что-то было, припоминаю. Понравилась спьяну баба, хотел приласкать, а она, глупая, ни в какую. Разоралась: «Здесь мой муж, он не позволит вам бесчинствовать». Вот я со злости и сказал ей – если захочу, то он сам тебя ко мне за руку приведет, а могу просто раздавить, как муху. Но это была шутка.
Есть конкретные вопросы – задавай, а если нет, то извини, я, между прочим, тоже капитан, только в запасе, а в бизнесе я маршал. Горюнов твой мне ничего не должен, не отнимай время зря, оно у меня на вес золота. Хочешь коньячку хряпнуть?
– Нет, нет, на службе не пью.
– Ну и дурак. Пей, пока служишь, уйдешь в отставку, никто не предложит.
– Есть вопрос, Денис Ефимович. Где вы были четвертого июня с шести до семи утра?
– Как где? У себя в сауне и четвертого, и пятого, и двадцать пятого. Мы в это время только расходимся. У меня человек двадцать свидетелей найдется. Понял?
– Да.
– Ну а если понял, то свободен капитан.
Жуков постоял с минуту в растерянности, так с ним пока еще никто не разговаривал, потом молча вышел. Он был подавлен богатырской внешностью и независимостью этого человека.
– Признаться честно, он мне просто не по зубам, – подумал следователь. – Вот Кустарников, может, еще и поговорил бы с ним на равных, да и то вряд ли, очень сложный тип, вон как легко отказался от долга.
Зорин же в это время думал: – Хорошо, что не проговорился, пусть мои деньги похоронят вместе с этой шестеркой. Наверное, радуется сейчас на том свете, что я списал долг. Капитан совсем не в том месте роет, слабоват для таких дел. Моему адвокату достаточно полчаса побеседовать с ним, чтобы он сам признался в убийстве. Вот в две тысячи седьмом году был серьезный сыщик – майор Кустарников, кажется. Он чуть не загнал меня в угол, спасибо люди хорошие выручили.

Год тому назад.

В ресторане «Центральный» чету Горюновых почтительно встретил метрдотель.
– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, ваш столик у окна.
Одет он был в дорогой черный костюм и создавал своими приятными манерами особое ощущение удовольствия у посетителей.
– Знаешь, Лена, хороший ресторан – это театр. Здесь встречаются люди, когда нужно решить серьезные вопросы, а иногда и просто приходят, чтобы насладиться спектаклем, который они устраивают для себя.
Супруги сели за стол. На белой скатерти стояла ваза с пышным букетом роз. На груди у Лены тускло поблескивал золотой кулон, недавно подаренный мужем. Зал был очень большой, хрустальные люстры, подвешенные под высоким потолком, излучали мягкий рассеянный свет. Откуда-то издалека еле слышно доносилась приятная музыка.
– Как хорошо здесь, Володя, я будто окунулась в какую-то восточную сказку.
– Нужно чаще приходить сюда, любимая.
Горюнов внезапно замолчал, зацепившись взглядом за человека, сидящего сбоку от Лены и дождавшись, наконец, когда вожделенный объект обратит на него внимание, вежливо кивнул, слегка привстав со стула. Завершив эту важную церемонию, он тихо, почти не открывая рта, произнес:
– Потом как-нибудь познакомлю.
Женщине очень захотелось увидеть того, кто был сбоку.
– Наверное, важная персона, если муж так изменился в лице, – подумала она.
– Кто это, Володя?
– Это главный финансист города. А тот, что справа от тебя, депутат городской думы.
Подошел официант и предложил меню.
– Принесите нам все лучшее на свое усмотрение.
– Жаль, что нет рядом мамы, – с грустью подумала Лена, – вот бы порадовалась за меня. Бедная женщина, ничего хорошего за всю жизнь не видела.
Она вдруг вспомнила, как однажды мать спросила:
– Доченька, а как выглядит море?
– Ничего интересного, мама. Большая синяя лужа, а в ней у берега, словно лягушки, плавают отдыхающие.
Лена незаметно осмотрелась и подумала, – Я здесь, пожалуй, самая привлекательная. Вот бы сейчас к нашему столику подошел красивый стройный мужчина и пригласил меня на танец. Володя непременно гордился бы мной.
У молодой женщины проснулся инстинкт непримиримой борьбы со своими зримыми и незримыми соперницами. А муж все это время рассказывал о важных гостях ресторана.
– Как ты их помнишь? – удивилась Лена. – Вот я, например, сегодня познакомлюсь с кем-нибудь, а завтра навсегда забуду. Незачем забивать голову всякой чепухой.
Сказав это, она глубоко задумалась: «Зачем женщинам ум и сила, если у них есть красота и обаяние. Пусть лучше мужчины сражаются за наше расположение, а мы будем выбирать самых достойных».
В этот момент к их столу подошел громадный человек, похожий на медведя, поднявшегося на задние лапы. Он как-то сразу заслонил собой и свет, и официантов, и посетителей ресторана. Не очень учтиво поглядев на мужа, рявкнул густым басом:
– Разреши пригласить даму.
– Пожалуйста, Денис Ефимович, – поспешно согласился Горюнов.
Незнакомец вцепился, словно клещами, в маленькую руку и поволок Лену в глубь зала.
– Вот чудовище, завтра обязательно выступят синяки от его железных лап. Точно только что из леса, – подумала Горюнова. Но необузданная сила великана приятно волновала ее.
– Денис, – представился «медведь» и плотно сжал свою партнершу в могучих объятиях. – Я тебя знаю, ты жена Горюнова.
Лена попыталась высвободиться из живого капкана, но не тут-то было. Мужчина, не смущаясь, шумно дышал ей в лицо коньячным духом. Стало очень неуютно, и она с тоской оглядывалась в сторону, где совсем недавно с такой радостью оставила мужа.
– Ты мне нравишься. Я люблю красивых баб, – пьяно хрипел Денис. – Поедем ко мне, одно твое слово и ты станешь царицей ночи. Чтобы не мерзла, я истоплю камин баксами, соглашайся, не пожалеешь.
Лене было приятно слышать запретные слова, но она понимала, что все это, если случится, навсегда перечеркнет ее тихую семейную жизнь. Конечно, было бы интересно оказаться с ним в постели, в нем чувствовалось что-то звериное от дикой природы, недоступное обычным людям.
А Денис настаивал, между тем, – захочешь, будем не одни, чтобы не скучать, рядом будут люди такие же, как мы с тобой, и ты поймешь, что может сделать человек, который сбрасывает с себя вместе с одеждой все придуманные им же самим обязательства перед семьей и обществом.
– Вы в своем уме? Сейчас же прекратите эти разговоры.
Не обращая внимания на возмущение Лены, он спокойно продолжал:
– Я сброшу барахло, которое на тебе, надену платье за миллион и осыплю бриллиантами. Соглашайся, дура, я редко такой добрый.
Его грязные грубые слова, как будто очищались, проходя сквозь тонкие многослойные фильтры щедрых обещаний, приятно растекаясь сначала в голове, а потом и во всех потаенных уголках ее тела.
– Соглашайся, я уже сказал больше, чем надо.
– А я еще раз отвечу вам – нет. Там за столиком сидит мой муж, он ждет меня. Я с ним пришла, с ним и уйду, немедленно проводите меня, я устала. Вы же не хотите лишних неприятностей?
– Неприятностей? О чем ты говоришь, это у тебя будут проблемы и у твоего мужа, если не согласишься. Потом пожалеешь и приползешь на четвереньках, я, может, и прощу тебя, но царицей ты уже никогда не станешь. Будешь, как все остальные, хоровод водить и привилегий никаких у тебя не будет, а муж твой – «дерьмо», пустышка, путается под ногами. Хочешь, отгоню его от тебя одним только словом? Больше он никогда не посмеет приблизиться к тебе, потому что я раздавлю его, как мокрицу. Знала бы ты, какие у него долги по всему городу.
Зорин нагнулся и, громко чавкая и присвистывая, крепко поцеловал Лену прямо в губы. Женщина не в силах сопротивляться, взмолилась:
– Не надо, прошу вас, на нас смотрят.
– Пусть смотрят, мы же не деремся.
– Пустите, я вас совсем не знаю.
– Зато муж твой хорошо меня знает. Вот возьму и заеду к тебе завтра в гости, а он сам попросит, чтобы ты была ласковей со мной.
– Прошу вас, я хочу вернуться к своему столику.
– Ладно, идем.
Он ухватил своей громадной рукой ладошку Лены и потащил ее, словно на аркане, расталкивая всех, кто встречался на пути.  А когда подошли к столику, прорычал:
– Вот твой муж. Можешь радоваться.
Денис резко повернулся назад и исчез среди танцующих пар.

– Что с тобой, любимая? На тебе лица нет. Давай выпьем по капле, и ты сразу оживешь.
– Не хочу, я плохо себя чувствую. Отвези меня домой.
– Что за капризы? Еще полчаса назад радовалась, как ребенок, а теперь вдруг сразу сникла. Вот уж эти женщины, кто вас поймет.
Горюнов замолчал, потом залпом выпил рюмку коньяка и, закусив лимонной долькой, недовольно буркнул:
– Что ж, домой так домой, только расплачусь с официантом.

Возвращались молча, как чужие, случайно оказавшиеся вместе, люди. Лена откровенно презирала мужа, ей совсем не хотелось разговаривать с ним. Вдруг из-за газетного киоска вынырнула фигура человека в яркой форме сотрудника ДПС. Он остановил машину Горюнова и вежливо представился:
– Лейтенант Киселев. Пожалуйста, предъявите документы.
Владимир заерзал на сидении, поспешно собрал документы и вручил офицеру.
– Все в порядке, командир?
– В каком порядке, вы превысили скорость. Вон знак или правила вас не касаются?
– Командир, у нас сегодня большой праздник, мы спешим.
– Очень рад за вас.
Лейтенант пристально посмотрел на водительское удостоверение, сгреб в карман широкой, словно совок для сбора мусора, ладонью, тысячерублевую купюру и продолжил сердито:
– Праздник, говорите, – с трудом засунул голову в салон автомашины и, почувствовав запах спиртного, угрожающе спросил: – Еще есть какие-нибудь документы или будем составлять протокол?
– Есть, конечно, есть командир.
Горюнов торопливо ощупывал карманы одежды и, собрав всю наличность, которая была при нем, протянул офицеру.
Лейтенант натренированным зорким взглядом в один миг определил предлагаемую сумму, а потом, крепко зажав деньги в кулаке, задумчиво произнес:
– С такими документами можете ездить хоть с завязанными глазами. Счастливого пути.
– Слава Богу, кажется, отстал – сказал Владимир. – Едем дальше.
Лену раздражало каждое слово, произнесенное мужем. Он больше не казался ей самым умным и образованным. Было до слез обидно, что какой-то, совсем посторонний человек, так легко в ресторане вытер об нее свои грязные ноги. Она долго молчала, но женское любопытство победило, наконец и Лена с трудом выдавила из себя:
– Скажи, Володя, кто этот медведь?
– Какой медведь?
– Тот, с которым я танцевала.
– Это Зорин Денис Ефимович, «бог» игорного бизнеса. Очень богатый и влиятельный человек. А почему ты спрашиваешь о нем?
– Этот «бог» чуть не изнасиловал меня в зале при всем честном народе.
– Напрасно, Лена, ты так говоришь о нем. Он очень добрый и тихий человек.

Ночь не принесла ожидаемого примирения. Горюнова не скрывала своего разочарования семейной жизнью.
«Что-то надломилось в наших отношениях, – мрачно думал Владимир, глядя при лунном свете на силуэт любимой женщины. Она была рядом и, в то же время, недосягаемо далеко. – Что мог рассказать ей Зорин и что он хотел от нее? Мало ему своих «шлюх», на чужое позарился. Никак не угомонится, сколько женщин затащил в свой вертеп, а они бедняжки бросали ему под ноги свою честь только ради того, чтобы не погубил их любимых, не в меру азартных мужей. Беспечные мужчины проигрывались в пух и прах, не имея сил вовремя остановиться. Что же поведал Денис моей девочке? Наверное, я теперь не узнаю никогда. Ничего, Лена мудрая, она быстро забудет это животное…»

Утро было хмурым и прохладным. По небу быстро неслись рваные черные тучи, где-то вдали раздавались грозные раскаты грома. В душе молодой женщины в полном согласии с природой также приближалась гроза.
Завтракали, не глядя друг на друга. Лене хотелось как можно скорее остаться одной и разобраться со своими грустными мыслями.
– Неужели прав Зорин, мой муж ничтожество, пустышка и неудачник, – думала она. – Тогда, кто я?
А Владимир в это время думал: – Наверное, и мой черед настал, не все же время можно беззаботно радоваться жизни, пора подумать и о проблемах. В том, что случилось в ресторане, сам виноват, нечего водить ее туда, где меня знают. Ладно, все проходит и это пройдет.
– Я ушел на работу, – тихо сказал он и, не надеясь на то, что жена ответит, поспешно вышел.
Оставшись одна, Лена вдруг опомнилась:
«Что я взъелась на мужа, хороший человек, заботится обо мне, живу, ни в чем не нуждаясь. Наверное, я слишком строга с ним, как бы не перегнуть палку. Понятно, что Володя не самый важный человек, это подтвердил вчерашний разговор с Денисом, но ведь и Зорин, наверное, не самый крутой. Так что за всеми не угонишься, а мой муж хороший. Вернется с работы, устрою прием по полной программе. Я просто загордилась, кто был раньше со мной? Всякая шелуха, а я почему-то никогда не предъявляла претензий. Взять хотя бы Василия (бывшего поклонника), единственная причина, которая удерживала рядом с ним – это то, что не было более достойных. И чувств я не испытывала к нему никаких, зато приятно было сознавать, что из всех местных девчат он выбрал меня. Подруги часто говорили: “Ты, Ленка, как собака на сене – и сама не ешь и других не подпускаешь”. Хотя иногда им тоже перепадало – Васька катал их на своей машине, а потом пытался рассказать, что было вчера. А я только смеялась, сравнивая его с голодным грязным котом, облизывающим с урчанием рыбью голову на соседней помойке».

«Сделал Лот ангелам божьим угощение и испек
пресные хлебы, и они ели. Еще не легли они спать, как городские жители, содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города окружили дом и вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? Выведи их к нам; мы познаем их.
Лот вышел ко входу, запер за собою дверь и сказал им: “Братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа, лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего”.
Но содомляне сказали Лоту: “Пойди сюда, теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними”, и подошли, чтобы выломать дверь. Тогда мужи те простерли руки свои и ввели Лота к себе в дом и дверь заперли, а людей, бывших при входе в дом, поразили слепотою от малого до большого так что они измучились, искав входа.
Сказали мужи те Лоту: “Кто у тебя есть еще здесь? Зятья ли, сыновья ли твои, дочери ли твои и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места, ибо мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его”».

Год тому назад.

Майор Чагаев служил командиром батальона в Дальнем гарнизоне. Однажды в его войсковой части случилось чрезвычайное происшествие – старослужащий Бредун убил молодого солдата. Замять случившееся, как это бывало раньше, не смогли, слишком много было свидетелей. Да еще вездесущая пресса подняла переполох. Руководство решило пожертвовать Чагаевым, уволили, не дав дослужить два года.
– Обидно, но ничего не поделаешь, – думал он, глядя из окна опустевшей квартиры, расположенной на первом этаже пятиэтажки. – Загружу все, что нажил за годы службы и уеду. Я еще не стар, поищу счастья в Южнопольске, там Светка моя давно ждет, да и город вполне приличный с большими возможностями для моего бизнеса. Жалко, конечно, только удалось наладить приличные связи, как сразу все рухнуло, словно в бездну провалилось. Теперь придется начинать сначала.
Возле контейнера суетились три молодых солдата. Руководил ими прапорщик Гусев. Он считался молчуном в батальоне за то, что не любил много разговаривать, чаще обходился жестами и мимикой. Кивнет в сторону подъезда, значит нужно бежать за новыми коробками и тюками, махнет рукой, как пропеллером, значит шевелись быстрей, а если нахмурит косматые брови – работай аккуратней. Солдаты хорошо понимали его и были довольны, что не очень докучает.
Сидел прапорщик на перевернутом деревянном ящике и думал с горечью: – Вот и прошла служба, как один день пролетела. Никому теперь я не нужен, уедет майор, и меня попросят из армии. Контракт заканчивается скоро. Незаметно его мысли перенеслись в далекую беспечную молодость.
Он вспомнил, как однажды получил телеграмму от сестры из Тамбова: «Приезжай хоронить отца». Собрался быстро по-военному. Приехал проводить в последний путь батьку и там же на кладбище повстречал глазастую дивчину. Отца схоронил, как и положено, а заодно женился. Любили крепко друг друга, жили, душа в душу. Бывало, насыплет она семечки с вечера в сапоги стакана по три в каждый и поставит их – один рядом с собой, а другой возле моей кровати. Лежим, щелкаем, только треск в темноте стоит, как на гарнизонном стрельбище, рассказываем про прежнее житье. До чего же интересно было, жили не хуже людей, пока не увел мою лапочку другой прапор, моложе. И что она в нем только нашла, маленький да плюгавый, а козлом разило от него, больше, чем от настоящего козла, хоть противогаз надевай.
– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться.
– Ну что тебе, Силин? – Гусев недовольно покосился на подошедшего солдата.
– Компьютеры куда грузить?
– Грузи туда же, где телевизор, стиральные машины и остальные железяки, дурья башка.
Силин ушел, а прапорщик вновь погрузился в свои мрачные думы: «Да, армия – золотое дно, и приютит, и накормит, и напоит. Где бы еще майор столько всего накопил? А потому, что строго соблюдал главное правило –
вовремя списать имущество и унести домой, пока не растащили».
Время незаметно близилось к обеду и солдаты все чаще и чаще поглядывали в сторону столовой. Наконец, Гусев махнул рукой и тут же над ним вырос Силин:
– Иди, сынок, возьми расход у комбата. Там я подготовил для вас три банки скумбрии, хлеб и чай, поешьте домашнего, надоела, наверное, солдатская кухня.
Ровно через десять минут с консервами было покончено, а опустевшие банки тщательно осушены кусочками хлеба.
– Вот это жизнь, – удовлетворенно протянул Дуров.
– Вкусно, но мало, – подхватил Силин. – Сейчас еще бабу бы. Царский обед, не то что в столовой.
Они представили, как их сослуживцы рубают борщ, аккуратно отодвигая ложкой большие куски вареного сала (мясо обычно зависало на складе).

Полтора года тому назад.

Взводный мой, как старший брат;
Как родной отец – комбат.
Воспитатели – деды,
Отовсюду жди беды!
И тогда подумал я:
На фиг мне эта семья,
Не хочу родни такой,
Лучше буду сиротой.

Каждый вечер после отбоя, когда солдаты оставались в казарме одни без присмотра командиров, начиналась вторая очень опасная и мерзкая часть службы. Сказки о материнской заботе армии, согревающей теплом своих питомцев, бесследно развеивались в воздухе, оставляя лишь тревожные предчувствия.
Молодые солдаты, словно ягнята в овчарне, часто вздрагивали и оглядывались по сторонам. Они хорошо знали, что сегодня так же, как и вчера с ними произойдет что-то унизительное и болезненное. Еще ни разу не было так, чтобы их мрачные предчувствия не подтвердились.
В казарме, как в любом провинциальном театре, редко менялись главные режиссеры, художественные руководители и исполнители.
– Мохов, бль, ну-ка доложи обстановку, – крикнул Иван Бредун, делая специально для этого случая угрожающий голос.
На тумбочку с разбега запрыгнул молодой солдат и, картинно вытянув руку вперед, торжественно объявил:
– Бойцы, прослушайте последние известия: наших героев – дембелей отделяет от увольнения в запас всего двадцать восемь дней. Каждому из них осталось съесть по полтора метра селедки и выпить по три ведра чая.
– Хватит, бль, присягу давай.
Мохов набрал как можно больше воздуха в грудь и выпалил:

Я – салага, лысый гусь,
Перед знаменем клянусь
Родину свою любить
И на цыпочках служить.
Если надо, жизнь отдам
Нашим доблестным дедам.
Наплевать, коль через год
Пополнение придет!  

– Ладно, целуй полковое знамя.
Солдат присел на корточки, поспешно достал из тумбочки маленький сатиновый флажок розового цвета, поднес к губам и трепетно поцеловал
– Молодец воин, можешь служить дальше. Лети мухой в строй.
Мохов на какой-то миг замешкался.
– Мухой, бль, была команда, а не навозным жуком, – взбесился Бредун.
Солдат, желая как можно быстрее спрыгнуть, споткнулся о спинку стоящей рядом кровати и с грохотом свалился на пол.
– Раззява, знамя топчешь, ничего святого для тебя нет. А если бы это случилось в бою? Тьфу, смотреть противно, убил бы, бль.
Бредун смачно плюнул, стараясь попасть в лицо упавшему солдату, потом рявкнул, что было мочи:
– В одну шеренгу становись!
Несколько старослужащих лениво поднялись на своих койках, начинался ночной спектакль.
– Смирррно! Готовь грудь к досмотру, бль.
Иван долго ходил вдоль шеренги, высматривая первую жертву.
– Что так старательно выбираешь, – крикнул Нефедов, – вроде не на базаре.
– Я сейчас с Дронова начну, меньше умничать будет. Держись за пол, бль.
С этими словами Бредун резко ударил ногой в грудь молодого солдата, стоявшего перед ним.
Ноги Дронова подкосились, и он беспомощно упал. Спина и плечи сильно болели.
– Откуда у этого отморозка такая лютая злоба. Он, конечно, дурак последний, но все-таки не враг, отчего же ведет себя так бесчеловечно? Где же отцы-командиры? Почему они так плохо заботятся о нас? – подумал он.
Потом с трудом приподнял голову от пола и тихо спросил:
– Правда, легко жить без мозгов?
– Поговори еще, бль.
Захмелев от первой крови, Иван нацелился на следующего солдата. Но тот, к кому он так стремительно приближался, уже ждал, приняв боевую стойку, и напружинив грудь.
– Бль, заорал Бредун и пнул в живот новую жертву, вложив в удар всю свою ненависть к людям.
Солдат слегка покачнулся, но устоял на ногах, больше того, он победно улыбался.
– Что за черт, мы так не борзели, когда пришли служить. Как он посмел сопротивляться, бль? Ну, ничего, посмотрим кто кого.
Иван вихрем заметался перед сослуживцами, нанося им частые беспорядочные удары. Кто-то упал сразу, другие устояли, но всех их – упавших, и тех, кто остался на ногах, объединяло одно общее желание, растерзать, загрызть зубами этого человека, а куски его грязного мяса раскидать на полигоне, как можно дальше один от другого, чтобы никогда не срослись, как это не раз случалось в волшебных сказках.
– Не пойму, что-то не то сегодня со мной, – растерянно думал Бредун, – ногу не дотягиваю и удар какой-то слабый. Может, берцы плохо зашнуровал, или перележал лишнего после обеда? Позор, теперь Нефедов не даст прохода, бль.

Командир взвода лейтенант Воинов долго ходил перед строем, хмуро поглядывая на солдат. Он искренне считал, что без ежедневного общения с ними невозможно поддерживать на нужном уровне свой авторитет. Настроение было плохое, вчера опять поскандалил с женой, достала баба, лезет куда не надо со своими вопросами:
– Скажи, Эдик, это правда, что в армии дедовщина? –
Я недавно слышала, как молодого солдатика покалечили.
– Никого не слушай, Люся. Они сами то повесятся, то с третьего этажа сиганут, а то и просто сбегут с поста. Психи какие-то приходят на службу. Солдат не должен жаловаться, он просто обязан дать по сопатке обидчику и больше его никто не тронет, наоборот, уважать будут.
Воинову не хотелось вспоминать, как когда-то в училище на первом курсе у него отнимали все, и тоже хотелось пожаловаться начальству, но он твердо знал, что командир обязательно сделает так, что все сразу поймут, кто стукач во взводе. Вот и молчал, стиснув зубы, ждал часа, когда можно будет отомстить за свои унижения. И все же лейтенант понимал, что обучение в училище отличается от срочной службы, примерно так же, как и сама срочная служба отличается от срока на зоне.
Он не любил ни службу, ни своих солдат, понимая, что нормальная жизнь начнется не скоро, нужно дослужиться хотя бы до подполковника, тогда будет легче и можно рассчитывать на перевод поближе к центру. А пока одно и то же, солдаты, плац и полигон, да еще, вдобавок, всякие проблемы с руководством. Правда были маленькие радости: карты, водка и бабы. Без них бы жизнь вообще потеряла смысл. В отношениях с женщинами он был не особенно разборчив, часто и надолго исчезал из подразделения, а когда командир роты или кто-то другой из начальства спрашивал у дневального, где взводный, солдат, не смущаясь, отвечал всегда одно и то же: «Где-то здесь в роте, вон фуражка его висит на вешалке». Никто не догадывался, что фуражка висит на этом месте уже больше года.
Воинов важно расхаживал, выставив вперед тяжелый подбородок, перед застывшим взводом. Хотелось сказать своим питомцам что-то умное, нужное и веселое. Вдруг он заметил на лицах некоторых солдат свежие синяки и ссадины. Взводный сразу понял, что вчера произошло после отбоя, но пока не знал, как лучше поступить в этом случае. Ворошить опасную тему дедовщины нежелательно, но и пройти мимо, оставив происшедшее без внимания, тоже нельзя.
Приняв, как ему казалось, единственно правильное решение, он громко скомандовал:
– Все, которые с макияжем, выйдите из строя.
Лейтенант ждал, что после такой удачной шутки взвод взорвется оглушительным смехом, но солдаты почему-то молчали, тогда он угрожающе сказал:
– Не усугубляйте. Все, кто с фонарями – шаг вперед, больше повторять не буду.
Несколько человек нехотя вышли из строя, старательно разглядывая бетонный плац под своими ногами. Они не хотели подыгрывать слишком веселому командиру.
– Рассказывайте, что произошло ночью? Дронов, что молчишь, думаешь, удастся обмануть меня? Так я и сам все узнаю.
Воинов делал вид, что очень обеспокоен неестественным обличием подчиненных и теперь пытается изо всех сил выяснить истину. Но сам он был уверен, что молодые солдаты, даже под страхом неминуемой смерти, не выдадут обидчиков в присутствии сослуживцев.
– Своим молчанием вы еще больше усугубляете: «Сама себя раба бьет, что плохо жнет». Я все равно узнаю, но тогда будет поздно и слишком печально для вас. Отвечай, Дронов, почему фонарь под глазом?
– Споткнулся, товарищ лейтенант.
– О чей кулак споткнулся? Если кто-нибудь видел, говорите немедленно, я теряю терпение.
В какой-то момент, у солдата шевельнулась маленькая надежда на то, что сейчас взводный отведет его к командиру батальона майору Чагаеву. Комбат, отложив все важные дела, будет долго расспрашивать о ночном происшествии, а когда он, расслабившись от отеческой ласки, расскажет, наконец, все, майор немедленно примет самые жесткие, самые решительные меры и теперь старослужащие никогда не будут издеваться над молодыми.
Разыгравшаяся фантазия послушно рисовала яркие картины – вот уже его главный обидчик сам получает зуботычины, утирая промокшим рукавом мундира кровавую юшку.
От этих приятных мыслей стало легко и радостно на душе солдата. Но вдруг ненавистный голос Воинова вновь опустил его на землю.
– Смотри больше не спотыкайся, ты меня знаешь.
Дронов, обескураженный махровой несправедливостью, униженный повторно перед взводом, успокаивал себя только одной мыслью, что этот лихой командир давно уже сам побаивается угрюмых дембелей и нетерпеливо подсчитывает вместе со всеми, сколько им осталось кантовать.

Была у Воинова тайна. Он даже вспоминать о ней боялся, чтобы не дай Бог, кто-нибудь случайно не подслушал его мысли. Дело было сразу после зачисления в военное училище, он вместе с остальными курсантами получил новенькую форму, радостно крутился перед зеркалом: погоны, бляха на ремне, пуговицы – все сияло.
– Завтра же сфотографируюсь, пусть мать порадуется за меня, – думал он.
Вдруг к нему осторожно подкрался земляк Краснов и шепнул на ухо, чтобы другие не услышали:
– Идем скорее, в спортзале идет набор желающих участвовать в массовке «Красного заката».
– Какого заката?
– Не тупи, Эдик. Если опоздаем, то не возьмут, а так есть шанс прославиться.
Возле спортзала собралась большая очередь. Воинов подошел к двери и обратился к присутствующим:
– Пропустите, славяне, очень спешу.
– Ладно, иди, раз некогда.
Не успел хитрец войти вовнутрь, как сразу оказался в сильных руках старшекурсников. Все произошло быстро, без лишней суеты. Два крепких парня в спортивных костюмах, ловко одним движением стащили с него брюки вместе с трусами, а третий, не тратя время даром, проворно распылил ярко-зеленую краску на, беззащитные гениталии будущей кинозвезды.
– Свободен, зови следующего.
– Вот это залетел, – мрачно думал он, пряча глаза от товарищей.
– Ну что, взяли? Подошел?
– Взяли, – неохотно буркнул Воинов. Ему очень хотелось, чтобы еще кто-нибудь попался на эту удочку, иначе засмеют.
Ночью, надежно укрывшись одеялом от посторонних глаз, посрамленный курсант на ощупь, по памяти старательно оттирал полотенцем, смоченным в ацетоне, следы неудачного кастинга. Глаза слезились от едких паров растворителя, а еще больше от бессильной злости на свое легковерие.
Тогда он понял, что проблемы воспитания молодых должны решать только старослужащие солдаты. Пусть следят за порядком и совсем не грех, если даже заедут в зубы кому-нибудь, чтобы служба медом не казалась. От этого не умирают, зато получается отличная саморегулирующая зона.

С первого дня, как только Дронов появился во взводе, возненавидел его старослужащий Иван Бредун. Уж больно независимый и гордый щегол, сам вроде хлюпик, одним пальцем собьешь, а еще и над другими подсмеивается, ничего не боится, и самое главное, все ему с рук сходит, никто не трогает, а наоборот, даже уважают. Наводнил взвод веселыми прибаутками, все, кого не касается, смеются, только один Иван злится за то, что ему больше всех достается. Где бы ни встретил он молодого солдата, сразу начинал орать:
– Упал, отжался, гнида! И чтобы пятьдесят раз у меня, бль.
Дронов с трудом отжимался раз до тридцати, а потом руки наливались тяжестью, отказываясь служить хозяину.
– Ну что, спекся?
Солдат тяжело дыша, молча лежал на полу, а Бредун, довольный собой, уходил, не забывая при этом наступить поверженному врагу на спину.
Дронов понимал, что никто ему не поможет, и терпел изо всех сил. Зато на следующий день кто-нибудь из дембелей душевно рассказывал сослуживцам очередную забавную историю про Ивана, не опасаясь его мести, так как сам был в таком же статусе. Не мог справиться Бредун с непокорным солдатом, вот и отводил душу при каждом удобном случае:
– Ну-ка, крыса, быстро надраил мне берцы, да так, чтобы сияли, как зеркало.
– Что ты, Иван, я же утром их чистил.
– Поговори у меня, бль.

Однажды, четверо молодых солдат собрались в курилке. Настроение было скверное, шел к концу еще один день службы, приближался отбой.
– Саша, расскажи что-нибудь веселое, согрей душу, – обратились товарищи к Дронову.
– Это можно, – согласился он. – Я сейчас задам один вопрос, а вы постарайтесь ответить на него правильно. Что самое главное для нашего командира?
– Ну, это очень легко, на такой вопрос даже Бредун ответит, – рассмеялся Мохов. – Главное для лейтенанта –
хорошо выпить и плотно закусить.
– Нет, боец, – поправил Дронов. – Для нашего взводного главное не только выпить и закусить, но еще потрахаться с условным противником. Он ведь у нас боевой офицер.
Все засмеялись…

Бредун молча сидел на своей койке. Ему никак не давала покоя независимость Дронова.
– Чего задирается, будто я ему соли на хрен насыпал, бль. Над офицерами смеется, это правильно, так им и надо, но я-то ему неровня. Должен знать на кого тявкает. Я ведь тоже, когда был молодым, терпел. Водили и меня в курилку деды, били, еще как били, я от этого только злее стал, а злость на службе – первое дело, бль. Скорей бы дембель, все надоело, да и без баб тоскливо.
Внезапно он вспомнил про сестричку из санчасти: «Хороша плутовка, лукавила мне в прошлый раз, вот бы поближе подкатить, все веселее время коротать. Но как поговорить с ней, я кроме матов и слов других не знаю, бль».
– Слышишь, Дронов, иди сюда, да не бойся, не буду воспитывать.
– Что случилось, Иван?
– Сестричка есть в санчасти. Ольгой зовут, короче, запал я на нее, хочу припарковаться, а не знаю, как лучше вырулить, подсоби, брат, а я возьму шефство над тобой. Пусть кто-нибудь только тронет, убью, бль.
Дронов сразу сообразил, что от него требуется:
– Расскажи ей для начала какую-нибудь историю, только не матерись, девчата этого не любят, хотя между собой часто матерятся, как «пензенские сапожники».
– А что я расскажу, я же ни хрена не знаю.
– Это мой звездный час, – подумал Александр, – наконец, я расплачусь за все с этим гадом. А вслух сказал:
– Послушай, Иван, историю:
«В одном селе жил старик Макар, сколько лет ему было, он и сам не помнил. Уродился у него как-то отличный хрен на огороде, крупный да ядреный. Соседка Нюра, узнав про это, пришла однажды под вечер и говорит:
– Можно, дедушка, немного твой хрен пощиплю? А за это я тебя курицей угощу.
– Что ты, Нюра, у тебя ничего не получится, я сам с ним еле управляюсь, больно крепко утрамбовался.
– А я его лопаткой подковырну».
– Гы, гы, гы, – скупо рассмеялся Бредун. – Хорошая байка, молодец. Хоть какой-то толк от тебя будет. Только вот беда, я плохо имена запоминаю.
– О чем переживаешь, Ваня, это вообще не вопрос. Можешь вместо Макара с Нюркой назвать тех, кого хорошо знаешь.
– Точно! Комбата знаю, ни за что не забуду.
– Правильно, а вместо Нюры можешь назвать жену начальника штаба, Валентину Степановну.
– Ее тоже знаю, красивая баба.
– Вот и хорошо, от смены имен байка не испортится. Иди, Иван, ни пуха ни пера.
На следующий день прикрыл Бредун глаз для большей убедительности носовым платком, пришел в санчасть. Вежливо постучался в дверь и говорит:
– Помоги, сестричка, кажется, я ранен в голову. (Все сказал, как Дронов научил, слово в слово).
Понравилось Оле, как красиво говорит солдат. Улыбнулась она ласково и ответила:
– Рана пустяковая, жить будешь, герой. У тебя соринка в глазу, я сейчас его промою и перевяжу.
– Кажется, подходящий момент наступил, – подумал Иван, – лучшего, наверное, сегодня уже не будет. Хочешь, Оля, я расскажу интересную историю, пока жизнь мою спасаешь?
– Расскажи, боец.
– Тогда слушай. Случилось это недавно, дело было в нашем батальоне. Сидит комбат в штабе по телефону разговаривает.
– Ну-ну, интересно, продолжай Гомер.
– Так вот сидит он в своем кабинете, вдруг заходит к нему Валентина Степановна и говорит: «Комбат, дай я твой хрен немного пощиплю».
От такой неожиданной развязки глаза у Ольги полезли на лоб и сразу заслезились, а на румяных девичьих щеках выступили большие багровые пятна. Она растерянно застыла, не зная как лучше выйти из этого неудобного положения. Наконец, Ольга выплеснула, как из ушата, накопившийся гнев на неудачливого балагура.
– Пошел вон! Забудь навсегда дорогу в санчасть.
Она прекратила перевязку и вытолкала руками и ногами обескураженного солдата.
Бредун не понимал, что случилось. Ведь все так хорошо начиналось.
– Вот дура, совсем шуток не понимает.
Он возвращался быстрыми широкими шагами в казарму, а за ним белой змейкой тянулся по дороге распустившийся бинт.
– Ну, Дронов, убью, бль. Надо же какой зловредный, а я его чуть было не простил. Теперь расскажет Ольга всем в части, у баб языки длинные, как помело, в один миг разнесут по гарнизону, позора не избежать, засмеют, бль.
Случилось то, чего так сильно боялся Иван. Он в один час стал самой большой достопримечательностью гарнизона. Посмотреть на него захотелось абсолютно всем, даже из других частей приводили строем, как на экскурсию в музей. Но это еще ничего, терпеть можно. Больше всего ему досталось от батальонных женщин. Сами такие строгие недоступные, а за спиной пальцем показывали и громко смеялись, даже не пытаясь сдерживаться.
– Не пойму я этих баб, – злился Бредун. – Был же юмор в моем рассказе, раз все так долго смеются. Отчего же Ольга взбеленилась, какая шлея ей под хвост попала?

В редакцию журнала «Патриот» робко вошла женщина в черной одежде. Она наугад заглянула в один из кабинетов и обратилась к человеку, сидящему за столом прямо у входа:
– Здравствуйте, я мать погибшего на службе солдата. С кем можно поговорить?
Мужчина снял телефонную трубку, набрал нужный номер и произнес вполголоса:
– Миша, зайди, к тебе пришла посетительница.
Через минуту вошел стройный молодой человек с добрыми улыбающимися глазами.
– Сергеев, специальный корреспондент журнала, – представился он. – Идемте со мной, расскажете подробно свою историю.
– Убили единственного сыночка. Всю обувь истоптала в поисках правды, осталась надежда только на вашу редакцию.
– Понятно, теперь ответьте, пожалуйста, на мои вопросы: где и когда это случилось?
– В Дальнем гарнизоне полтора года тому назад. Фамилия сына – Дронов Александр. Сашу вернули из войсковой части в запаянном цинковом гробу. Раскрывать гроб не разрешали, но мы все равно увидели своего мальчика. Висок бедняжки был пробит чем-то острым, а в заключении написано, что Саша будто бы повесился. Это несоответствие не дает мне покоя. Не сплю ночами. Я понимаю, сыночка уже не воскресить, но и прощать этим извергам не хочу. Умоляю, помогите. Зло должно быть наказано.
– Ясно, я возьмусь за вашу проблему. Помогу найти правду, только оставьте мне адрес и номер войсковой части.
– Да, да, конечно. Все здесь в этом конверте. А вот и мой мальчик.
Женщина ласково погладила рукой фотографию.
– Здесь ему шестнадцать, он только что закончил десятый класс.
– Кажется все. Возвращайтесь домой, я найду вас, а пока мне нужно срочно съездить в этот гарнизон, посмотреть все своими глазами, может быть, еще что-нибудь удастся раскопать, хотя времени прошло c тех пор очень много. Сопровождающие гроб рассказывали про сына?
– Я думаю, товарищ корреспондент, что офицер, который приезжал, как раз и был самым заинтересованным лицом, чтобы убийство не было раскрыто.
– Почему вы так решили?
– Он рассказывал какие-то глупости, вроде сыночку изменила невеста и вышла замуж за другого человека, поэтому Саша повесился. Но я точно знаю, что у моего мальчика еще не было девушки. И, вообще, он был не такой человек, чтобы руки на себя накладывать. Такие письма писал домой – веселые, жизнерадостные, а девушки не было, потому что был очень стеснительный, весь в отца.

В кабинет командира батальона майора Земцова вошел молодой человек.
– Здравствуйте, я Михаил Сергеев, специальный корреспондент журнала «Патриот», расследую дело о гибели солдата Дронова в вашей части. Земцов взял в руки удостоверение московского гостя, долго придирчиво рассматривал его, а сам в это время напряженно думал, как вести себя с залетным писакой:
– Может лучше отделаться от него как можно быстрее, сославшись на большую занятость или наоборот, оказать любезный прием, а дальше действовать как получится. Больно взгляд у него непримиримый. Не по мою ли душеньку прибыл? Ладно, начну, как зафиксировано в документах, лучше все равно не придумаю.
Он глубоко вздохнул и начал свое повествование:
– Было происшествие, товарищ корреспондент, погиб совсем молодой мальчик, я бы сказал лучший из лучших солдат, у руководства был на хорошем счету и так нелепо погиб.
– А что случилось, товарищ майор? Вы можете рассказать, как все произошло?
– Конечно, расскажу. Девчонка у солдата в Москве была. Дело обычное, у нас это часто случается. Написала письмо ему примерно такого содержания: «Встретила хорошего человека, не могу жить без него, полюбила, все рассказала про нас с тобой. Я только сейчас поняла, что мы просто хорошие друзья, а в жизни кроме дружбы бывает любовь. Прости, что так поздно разобралась в своих чувствах и прощай».
Дронов был парень сложный, молодой и горячий. Занервничал, решил, что жизнь закончилась. Это мы мужики только с возрастом понимаем, что какая барыня ни будь, все равно ее сгребут.
– Можно посмотреть это послание?
– Нет письма, он как прочитал его, так и сжег на глазах у всех. Да что я все рассказываю, я человек новый в батальоне.
Он наклонился к переговорному устройству и сказал: – Пусть зайдет Рогов с документами по Дронову.
Через пять минут в кабинет зашел начальник штаба Рогов и положил пухлую папку на стол со словами: –
Здесь все, товарищ майор – объяснительные, рапорты, показания свидетелей и постановление военного прокурора. Разумеется копии.
– А что, были свидетели?
Рогов смутился, но очень скоро нашел ответ:
– Какие свидетели, товарищ корреспондент, кто же полезет в петлю на людях? Просто сослуживцы, общавшиеся с Дроновым накануне смерти.
– Я хочу пройти в казарму.
– Ради Бога, я провожу вас. Прямо сейчас и пойдем. Только, может, сначала перекусим в нашей столовой?
– Нет, нет, все потом.

В казарме стройными рядами расположились десятки аккуратно заправленных коек.
– Надо же, все как раньше, – подумал Сергеев. – Ничего не изменилось. Мы тоже, когда уходили на дембель, отнимали у молодых самое лучшее. Получается, что и у нас была дедовщина, только не такая дерзкая и кровавая, как сейчас.
– Где кровать Дронова?
– Вот она, мы стоим рядом, – ответил с готовностью Рогов.
Журналист долго смотрел на кровать и приставленную к ней коричневую тумбочку, пытаясь воспроизвести страшную трагедию, разыгравшуюся здесь полтора года тому назад.
– Где место гибели солдата?
– Здесь рядом, сейчас покажу.
Они зашли в мрачную, полутемную комнату, стены которой были окрашены зеленой масляной краской. На полу вокруг металлической урны валялись редкие окурки.
– Это курилка, здесь все и произошло.
Сергеев долго разглядывал стены и, не найдя никаких металлических приспособлений, которые можно было бы использовать для крепления веревки с петлей, с удивлением спросил у стоявшего рядом офицера:
– Так, где все-таки нашли Дронова?
– Прямо здесь и висел, где мы стоим.
– На чем же он висел, если здесь нет ни крючка, ни гвоздя, ни скобы какой-нибудь?
– Здесь торчал большой гвоздь.
Рогов указал своим толстым коротеньким пальцем на участок стены, расположенный над верхним наличником двери.
– А где сейчас этот гвоздь?
– Забрали его, как вещественное доказательство вместе с веревкой.
– Хорошо, но если гвоздь вырвали, в стене, как минимум, должно остаться отверстие.
Майор заволновался. Его маленькие бесцветные глаза беспокойно забегали, таких коварных вопросов ему никто не задавал до сих пор. Все дознаватели и следователи, которых присылали руководители и военная прокуратура, были очень строгие, но все-таки свои.
– Какие следы, товарищ журналист? Мы же ремонт сделали после того, как это случилось.
– Знаете, я хоть и не строитель, но ремонт у себя дома иногда делаю сам. Если верить вашим словам, то здесь была бы свежая побелка или окраска, а я ничего кроме старых потемневших трещин на потолке и стенах не вижу. Так что неувязка получается.
– Ремонтировали, правда, я вам акт покажу. Полтора года прошло все-таки. Скоро снова освежим, уже и материалы приготовили.
– Ладно, останемся каждый при своем мнении. Только не для того я сюда прилетел, чтобы сказки слушать. Так что будем заканчивать наш разговор. Мне надо успеть еще в прокуратуру.
– Подождите, товарищ журналист, я вам машину дам, вас подвезут.
– Ничего не надо, сам доберусь. До свидания.

Сергеев медленно шел по зеленой тенистой улице. Мрачные мысли не давали покоя:
– Здесь никто ничего не скажет, солдаты запуганы, а их командиры не хотят лишних проблем.
Вдруг, с ним поравнялся высокий худощавый офицер.
– Подскажите, пожалуйста, – обратился к нему Михаил, – где можно прилично пообедать в вашем городе?
– Здесь недалеко возле дома офицеров есть хороший ресторан, товарищ корреспондент.
– А что, мы разве знакомы с вами?
– Да, мы о вас все знаем. Весь наш славный батальон только и говорит о визите столичного гостя. Вы даже не догадываетесь, какой переполох поднялся. Мы давно считали дело закрытым, а тут вы с новыми вопросами, выходит рано радовались, снова всплыл покойничек.
Разрешите представиться – капитан Зотов, командир роты, только не той, где произошло убийство. Да, да, убийство, я не оговорился. А убил старослужащий Бредун и помогали ему несколько дембелей. Погибший Дронов был хороший солдат, его любили в роте. Остроумный и смелый, лишь один Бредун ненавидел парня за то, что подсмеивался над ним. Офицерам тоже доставалось иногда, но мы не обижались, пересказывали услышанную шутку друг другу, как новый легкий анекдот. Все, может быть, и обошлось, если бы ни письмо, которое однажды получил Бредун от жены. Писала она ему, что очень соскучилась, с нетерпением ждет его возвращения. Потом, как бы, между прочим, вспомнила, что на днях приходил Сергей, бывший одноклассник, завозился с канализацией на кухне до позднего вечера, она пожалела его и оставила ночевать, куда, мол, идти, если транспорт уже не ходит. А утром, когда гость прощался, заметила, как он легко одет и подарила ему свитер мужа, ведь на службе гражданская одежда не нужна, а Сергею очень даже пригодится.
Дальше было еще продолжение, о том, что свитер как раз подошел школьному другу, вроде специально для него и покупали.
Очень переживал солдат, ходил по казарме чернее тучи. А через две недели еще письмо от жены, жаловалась на то, что часто болит голова, но по врачам она не ходит, считает это все бесполезным занятием. У подруги такое тоже случалось, каждый раз, когда не было рядом мужчины. И снова продолжение: «Делай на своей службе все, что пожелаешь, а я пока буду дружить с Сергеем. Не сердись, ничего личного. Просто интенсивная терапия. Я где-то читала, что порядочная женщина не должна целоваться с чужими мужчинами, а все остальное – это легкий флирт».
Бредун прочитал и в тот же день ответил: «Вернусь, убью и тебя, и твоего терапевта».
На следующий день по казарме гуляли новые стихи: «Нет повести печальней ни хрена, чем сказ о горькой доле Бредуна».
Иван догадывался, что такое мог сочинить только Дронов, скрипел зубами и ждал случая, когда можно будет рассчитаться. Скоро этот случай настал.
Однажды ночью старослужащие устроили грандиозную пьянку в курилке по поводу предстоящего увольнения в запас и убили молодого солдата, ударом отвертки в висок на глазах у всей роты. Гарнизонным командирам – это, как нож в горло, кому хочется потерять погоны из-за салаги, вот и применили они всю свою военную смекалку, чтобы замять происшествие. Решили пожертвовать командиром батальона, поспешно уволили его, а истину похоронили с великими почестями.
Я мог бы еще много рассказать про наш батальон, только вы и без меня знаете, наша армия такая, какой мы сами ее сделали. И еще запомните, убийца – Иван Бредун. Вот мой телефон.
Зотов написал несколько цифр на листке, вырванном из маленькой записной книжки, и протянул журналисту.
– А рассказал я про происшествие потому, что надоел этот бардак.
– Спасибо, товарищ капитан, вы мне очень серьезно помогли. Теперь нужно как можно скорее переварить полученную информацию. Держитесь, я понял, вы здесь совсем один. До свидания.
Зотов ушел.
– Вот это удача, – радовался Сергеев, – нужно срочно возвращаться в Москву.

Редакция журнала «Патриот».

– Машенька, для тебя есть важное задание. Надо найти адрес Ивана Бредуна, служившего в Дальнем гарнизоне полтора года тому назад.
– Будет сделано, Михаил Иванович.
Маша, как и положено настоящей помощнице, была влюблена в своего красивого и веселого шефа. Только сам он относился к ней, как к ребенку, хотя и любимому. Они работали вместе уже несколько лет, и девушка искренне считала, что когда-нибудь, наконец, у Сергеева откроются глаза, затянутые непроницаемой холостяцкой пленкой, и он увидит, какой клад находится рядом. Но шеф совсем не догадывался, какие бурные страсти кипят в душе его молоденькой помощницы.
Каждый день ему звонили веселые надоедливые подружки, обещая наперебой подарить незабываемый романтический вечер, и не было этому ни конца ни края. Иногда они звонили в отсутствие шефа, и тогда Маша вынуждена была подробно рассказывать ему о том, как сильно скучает очередная пассия, и что вечером она будет ждать с любовью и большим нетерпением.
Для влюбленной девушки это было настоящей пыткой.
Тонкие нежные пальчики ловко стучали по клавиатуре, выжимая из компьютера нужные сведения.
– Кажется все, Михаил Иванович, вот информация по Бредуну. Ваше поручение выполнено.
А глаза ее в это время говорили: «Видишь, какая я быстрая и ловкая, что тебе еще не хватает, ходишь мимо с зажмуренными глазами, я ведь ничуть не хуже твоих женщин. Если бы ты только знал, в какой длинной и грязной очереди топчешься возле их порога, то обязательно лопнул бы от злости и брезгливости».

Сергеев взял распечатку и прочитал вслух:
– Бредун Иван Андреевич, служил в Дальнем гарнизоне. В настоящее время живет в Южнопольске, работает на машиностроительном заводе…

«И вышел Лот к зятьям своим, которые брали за себя дочерей его, и сказал: встаньте, выйдите из сего места, ибо господь истребит сей город. Но зятьям его показалось, что он шутит.
Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену и двух дочерей твоих, чтобы не погибнуть за беззакония города. И как он медлил, то мужи те (Ангелы) по милости к нему господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его и вывели их, и поставили их вне города. Когда же вывели их вон, то один из Ангелов сказал: спасай душу свою, не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: нет Владыка! Вот раб Твой обрел благоволение перед очами твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтобы не застигла меня беда и мне не умереть; вот, ближе бежать в сей город, побегу я туда, – он же мал; и сохранится жизнь моя. И сказал ему: вот в угодность тебе Я сделаю и это: не ниспровергну города, о котором ты говоришь, поспешай, спасайся туда, ибо Я не могу сделать дело, доколе ты не придешь туда. Потому и назвал город сей: Сигор. Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор»…

Дальний гарнизон. Полтора года тому назад.

Однажды, когда оставались считанные дни до долгожданного увольнения в запас, старослужащие солдаты роты, где служил Александр Дронов, собрались в курилке, чтобы торжественно отпраздновать предстоящий дембель. Они устроились за длинным, составленным из нескольких частей столом и без лишних слов набросились на выпивку, приготовленную заранее специально для этого случая.
– За дембель, бойцы, – произнес вполголоса Егор Нефедов. – Дождались, наконец.
– За дембель, – дружно поддержали остальные.
Выпили по полкружки, потом еще и еще. Лица пирующих солдат заметно покраснели, языки развязались. Всем сразу захотелось совершить что-нибудь выдающееся, вроде подвига. Курилка разноголосо и шумно загудела.
– Тихо, тихо, прошу слова, – громко сказал Нефедов, стараясь изо всех сил перекричать остальных. – Пусть каждый расскажет смешную историю из нашей жизни.
– Мы согласны, – понеслось со всех сторон.
– Ну, а если так, то начинай Седых, ты первый.
– Это можно. Помните бойцы, как наш взводный давал Мохову мастер-класс.
Все дружно засмеялись, вспомнив забавную историю, когда лейтенант после очередной пьянки учил утром молодого солдата упражнениям на турнике. С трудом, подтянувшись два раза, он с шумом сорвался на землю словно мешок, набитый сырым песком, а когда поднялся и увидел насмешливые взгляды подчиненных, назидательно произнес, чтобы сгладить конфуз:
– Вот так могу пятьдесят раз, а потом немного подумал и доверительно добавил, – и сто раз могу.
– Все могут, – невозмутимо произнес Мохов.
Офицер, не ждал такой неслыханной дерзости от салаги и в ответ на эти слова грозно прорычал:
– Могу хоть целый день без перерывов, и два, если захочу, понятно?
– Теперь понятно, товарищ лейтенант.
После этого случая почти месяц в казарме то здесь, то там раздавались знакомые, полюбившиеся всем слова: «Могу хоть целый день без перерывов». Всем было весело.
Следующий взял слово Зинченко. Он попытался рассказать какой-то мудреный анекдот про старого генерала, забывшего почти все буквы алфавита.
– Что ты тянешь кота за хвост, про нашу роту рассказывай, – перебил Бредун.
Голоса за столом стали громче, все забыли про осторожность. Веселье было в полном разгаре. Не знали старослужащие, что казарма тоже не спала. Молодые солдаты, как суслики в норах, затаились на своих койках в ожидании чего-то страшного. А бояться было чего. Эти шумные застолья почти всегда перерастали в буйные потасовки, а драки заканчивались только в казарме. Сначала старики с громкими проклятьями и угрозами лупили друг друга, молодым в это время казалось, что сейчас их мучители падут все в смертельной схватке и, наконец, к всеобщей радости наступит нормальная служба. Но старослужащие, вдоволь насладившись спектаклем, устроенным для себя, шумной гурьбой врывались в казарму и дружно расправлялись с новобранцами….
Была глухая ночь, когда трапеза в курилке переросла в завершающую фазу. Пили много, как в последний раз, строго следя друг за другом, чтобы никто не пропустил очередной тост.
– Что-то я сегодня совсем не пьянею, – хвастался Бредун.
Язык его непослушно заплетался и чтобы лишний раз не сбиться, он обходился короткими фразами.
– Не берет и все. Пью, пью и ни в одном глазу.
Ему хотелось, чтобы все видели, какой он крепкий и выносливый.
– Наливайте, бойцы, пейте, пока холостые. Это я вам говорю. Когда женитесь, бабы все соки высосут.
Ему все время хотелось говорить что-то умное и поучительное.
– За нас, воины, пьем до дна, бль.
Все, кто были рядом, потянулись к нему своими кружками. Долго и очень громко чокались, расплескивая водку через край. Потом с отчаянной решимостью гладиаторов, идущих на смерть, заливали эту, давно уже лишнюю порцию, себе в рот. В этот момент для них важно было только то, чтобы как можно больше свидетелей зафиксировали очередное вливание.
– А теперь моя очередь вспомнить о смешном случае, – сказал, поднявшись во весь свой могучий рост, Егор Нефедов.
Он посмотрел с усмешкой на Ивана и протяжно заголосил:
– Нет повести печальней ни хрена, – и вся курилка весело подхватила, – чем сказ о горькой доле Бредуна.
У Ивана от злости помутился разум. Он на какое-то мгновение перехватил взгляд Нефедова и понял, что его вечный соперник бросает вызов. Бредун знал, Егор сильнее и хорошо помнил крепкие кулаки этого парня еще с первых дней службы, когда, вытирая после очередной драки кровь с разбитого носа, зарекался не связываться с ним больше никогда. На огненно-красном лице Ивана обозначились, словно боевые ордена, белые бугристые лилии:
– Все, достал, бль, не могу терпеть больше.
Он выскочил из-за стола и, широко расставив длинные ноги, злобно сверлил Егора своими красными, налитыми кровью глазами.
– Ты за кого? – шепнул Зинченко Петрову.
– Конечно за Нефедова. Он в один миг начистит морду этому хвастуну, как медную пряжку от портупеи.
Нефедов сидел спокойно, поглядывая на Ивана, только глаза его чуть заметно посмеивались, выдавая большое желание размяться. Он ждал с нетерпением, когда же этот задира бросится в драку. Но Бредун вовремя оценив ситуацию, примирительно прохрипел:
– С тобой, Егор, драться не буду. Ты не виноват, а гниду, которая сочиняет песенки, убью, бль. Кто со мной, бойцы? Сколько можно терпеть?
Он нервно оглядывался по сторонам, ища поддержку, но курилка молчала, никто не ожидал такого поворота.
– Что, старички, обделались? Тогда я сам пойду.
– Кончай, Иван, в казарме давно уже все спят.
– А я им сейчас подъем устрою. Не хотите помочь, не надо.
– Черт с тобой, идем. Только давайте выпьем напоследок еще по одной.
Выпили, не закусывая, расшвыряли табуретки, попавшиеся на пути, и пьяными нетвердыми шагами двинулись в казарму. Всего набралось пять человек.
– Без нас не пейте, – беспечно бросил Седых, – мы скоро вернемся.
Старики с диким воем вломились в казарму, Кто-то зажег свет.
– Рррота, подъем! – Истошно орал Бредун. – Подъем, я сказал, время пошло.
Тремя громадными прыжками он достиг кровати Дронова. Резко сдернул одеяло:
– Вставай, сука, кончай ночевать. Смерть твоя пришла, бль.
Те, которые были рядом, с ужасом смотрели на происходящее. Было очень жалко молодого солдата, все хорошо знали – он слабее Ивана, но боялись даже пошевелиться, осторожно сдерживая дыхание, сглатывая через раз, часто набегавшую слюну. Никто не хотел случайно привлечь к себе внимание озверевшей стаи. Над молодым солдатом склонились потные багровые лица, скорее даже не лица, а рожи, ворочавшие обезумевшими пьяными глазами. Старики совершенно не понимали, зачем они здесь, что им надо от этого маленького беззащитного человека, лежавшего перед ними. Ведь любой из них в одиночку легко мог справиться с салагой. Один только Бредун хорошо знал, чего хочет.
– Встал, бль, встал немедленно!
Он ухватил за плечи Дронова и притянул его совсем еще детское тонкое лицо к своей мясистой широкой морде…

Четыре года тому назад.

Однажды, после школы, это было в восьмом классе, Саша Дронов вернулся домой с синяком под глазом:
– Что случилось с тобой? – с тревогой спросил отец. Саша долго не хотел рассказывать, но старший Дронов настаивал. – Я твой отец, несу за тебя ответственность. Каким я тебя воспитаю, таким ты будешь всю оставшуюся жизнь. Мальчик, не в силах больше сдерживать себя, громко заплакал:
– Папа, скажи, что мне делать? Я совсем не могу постоять за себя и очень боюсь драться. Я самый слабый в классе. Как же я буду жить дальше? Ведь когда-то мне придется защищать не только себя, но и своих близких. Я больше не могу так, надо мной все смеются, любой пацан в школе может легко меня обидеть. Ты всегда учил быть добрым и честным, никому не причинять зла, но ведь это совсем не нужно.
– Сынок, я хотел, чтобы ты стал хорошим человеком, в жизни и без того много злодеев, но видно настало время скорректировать твое воспитание. Мужчина силен умом и волей. Я знаю, ты у меня умница, с этим все в порядке, а волю нужно вырабатывать и закалять. Не горюй, если получишь синяк в драке – это сущий пустяк, он быстро проходит. Бойся унижения, оно не исчезнет никогда, и будет жить с тобой на протяжении долгих лет.
История знает много примеров, когда слабые бойцы в драках побеждали сильных. У слабых, к сожалению, всегда очень много врагов, а враги, как известно, бродят стаями. Но ты должен помнить, что в любой драке больше всего достается самым робким людям. Не огорчайся, если побьют тебя сегодня, но ты дашь отпор. Зато завтра твои обидчики ни за что не приблизятся к тебе. Волки и шакалы не любят, когда их не боятся, в такие моменты они сами теряют уверенность в своих силах. Я не смогу всегда защищать тебя, ты должен сам прожить собственную жизнь. Только помни, если когда-нибудь кто-то попытается растоптать тебя, не бойся, выбери его из стаи, слышишь – только одного, вцепись ему в глотку зубами и терзай до последнего момента, пока не околеет. Тебя будут бить со всех сторон, но ты терпи, ни в коем случае не разжимай челюсти. Даже если придется умереть в этой схватке, держись до конца.
Конечно, сынок, я всегда буду молиться за тебя, но в нашей жизни может случиться все…

Полтора года тому назад. Дальний гарнизон.

– Кажется, пробил мой час, – подумал Александр, – нужно встретить его достойно.
Группа пьяных старослужащих застыла над молодым солдатом. Каждый из них прикидывал, с какой стороны можно больнее, а самое главное, безопаснее ударить.
– Что, гад, попался? – прошипел Бредун, – Сейчас за все ответишь.
Вдруг произошло чудо. Дронов, выгнув, по-кошачьи, спину, подскочил на койке, как внезапно отпущенная из-под ограничителя мощная пружина, и вцепился своими острыми молодыми зубами в красный мясистый подбородок Бредуна. Что-то громко хрустнуло, и Александр почувствовал, как во рту растеклась теплая соленая кровь. Он изо всех сил стиснул челюсти, отчетливо понимая, что живым из этой свалки уже не выбраться, в лучшем случае изувечат. Было одно желание, сомкнуть челюсти до конца и выплюнуть окровавленный кусок мяса в лицо врагу.
– Хорошо, что отец научил биться. Оказывается, совсем не страшно умирать за правое дело. Какое счастье прихватить с собой этого человека туда, откуда нет возврата.
Он знал, что как только отпустит подбородок врага, стая озверевших людей, в один миг растерзает его. Чужая ненавистная кровь переполняла рот.
– Пусти, бль, – хрипел Иван ослабевшим голосом, медленно оседая на пол, вместе со своим противником. –
Пусти, больно.
– Только бы не отпустить, – думал Александр, – иначе все пойдет насмарку.
Ему казалось, что отец рядом, он отчетливо слышал его шепот: «Держись, сынок, ты победил, осталось совсем немного».
– Спасибо, отец, за поддержку, я бы без тебя ни за что не справился.
Иван больше не орал и даже не хрипел, любое движение доставляло ему нестерпимую боль. Он молча лежал, словно громадный сказочный паук, приколотый к полу, медленно, беспорядочно шевеля руками и ногами.
– Сделайте хоть что-нибудь, «дембилы», – из последних сил прошептал Бредун, – подыхаю.
В этот момент он вдруг почувствовал в своей ладони холодную ребристую ручку отвертки:
– Кажется, я спасен, теперь моя жизнь в моих собственных руках.
Иван собрал последние силы и ударил противника в висок своим оружием. Острый блестящий стержень, не встретив сопротивления, легко провалился по самую ручку, раненый солдат содрогнулся всем телом и в одно мгновение вытянулся в струну. Челюсти разжались, выпустив подбородок заклятого врага. Голова его безжизненно упала на плечо Бредуна и застыла, зловеще улыбаясь, темно-красными, словно зерна перезревшего граната, зубами. Кровь из раны заструилась тонкой змейкой по щеке.
Все друзья Ивана в один миг протрезвели. Бредун с трудом столкнул с себя поверженного противника и, как бы извиняясь перед присутствующими сослуживцами, каким-то чужим плаксивым голосом тихо произнес:
– Вот гад, чуть дембеля не загрыз, бль.
Он стоял, растерянно озираясь по сторонам, крепко сжимал в руке окровавленную отвертку, не понимая, почему все вокруг с таким ужасом смотрят на него.
– Я убил человека, бль. Ну и черт с ним, так ему и надо, одной гнидой на земле меньше стало. А вот, что теперь будет со мной? Скорее всего тюрьма светит. Зачем вообще затеял драку, что мне этот солдат? Через неделю бы уехал и никогда больше не увидел его, зато теперь вся моя жизнь испорчена. Скоро все разъедутся по домам, а меня отправят на нары.
Все участники драки безмолвно разбрелись по казарме, а Бредун заорал, что было мочи:
– Врача, суки, скорее врача, подыхаю!
Через полчаса на место происшествия слетелось все батальонное начальство. Дронов лежал в широко разлившейся луже своей и чужой крови. Теперь его совсем не волновали солдатские проблемы, он больше никуда не спешил, ни о чем не мечтал и никого не боялся, зато отцы-командиры суетились над ним, раздавая срочные и противоречивые распоряжения.
Для них начинался самый важный, самый ответственный момент в жизни – нужно было как можно быстрей и глубже закопать следы преступления, иначе может случиться настоящая, непоправимая беда, не то, что эта.

Южнопольск. ООО «Ритм».

В кабинете Кубанцева раздался телефонный звонок:
– Здравствуй, уважаемый Максим. Есть срочный разговор. Приезжай на наше место.
– Когда?
– Сейчас, я жду.
Кубанцев повесил трубку, быстро собрался и вышел.
– Скоро вернусь, – бросил он на ходу секретарше.
Через пять минут его «Джип» несся с большой скоростью в сторону набережной, легко обгоняя остальные машины.
«Что же придумал Рагим, если такая спешка? Ладно, разберусь на месте».
На пустынном берегу реки стояла одинокая машина Чагаева. Максим подъехал к ней вплотную и приоткрыл окно.
– Что случилось?
– Я нашел надежного курьера для связи с Балашихой.
– Что за человек?
– Иван Бредун, мой бывший солдат. Человек надежный, полтора года тому назад попал в переделку, убил сослуживца. Пришлось выручать, правда, сам из-за него крепко пострадал, зато теперь он у меня на хорошем крючке. Звони срочно брату, в пятницу отправим товар. Все понял?
– Да.
– Тогда действуй, уважаемый.

Дымов на своем «Уазике» безнадежно отстал от «Джипа»:
– Ушел, гад, – с досадой подумал лейтенант. – Ну, ничего, запасусь терпением, он обязательно высунется еще.
Интуиция не обманула опера. Кубанцев вернулся через час и сразу же позвонил в Балашиху.
– Алло, Игорь, это я. Через четыре дня прибудет мой человек. Фамилия Бредун, запомни – Иван Бредун. Сделай все, как обычно, лишних вопросов не задавай. Как там Балашиха?
– Все нормально, Максим, не волнуйся. Буду ждать твоего гонца, до свидания.

Южнопольск. Прокуратура Восточного района.

Подполковник Кустарников медленно ходил по своему кабинету. Сегодня он пригласил на разговор следователя Жукова и оперуполномоченного Михайлова.
– Итак, что мы имеем, товарищи офицеры? Евсеев, который по всей вероятности оставил микрочастицы кожи под ногтями убитого; Чагаев; братья Кубанцевы, а теперь еще и Бредун. Хорошая компания, ничего не скажешь. Скорее всего Чагаев у них главарь. Жуков, я прошу тебя, выясни все про этого Рагима и его бывшего солдата. Организуйте прослушивание телефонных аппаратов и наружное наблюдение за ними. А ты, Михайлов, как только будет известен адрес, поезжай к Бредуну. Ясно, что очень скоро он отправится в Балашиху, с местной прокуратурой я свяжусь сам. Пришло время брать под контроль Игоря Кубанцева. Мы ведь как считали до сих пор – Максим просто отсылал подальше Горюнова, чтобы позабавиться без хлопот с его женой, а дело оказывается не такое простое.
Смотрите, что получается: курьер Горюнов возил в Балашиху что-то очень серьезное, может драгоценные металлы или камни, а, может быть, кое-что страшнее, например, наркотики, а если так, то это очень осложняет ситуацию. Вот так-то, братцы.

Вечером Жуков вновь заглянул к Кустарникову.
– Разрешите, товарищ подполковник.
– Заходи, капитан. Есть новости?
– Есть, да еще, какие новости. Я выяснил, Чагаев – очень темная лошадка, за ним тянется грязная история. Служил в Дальнем гарнизоне командиром батальона, ждал очередное повышение звания. Вопрос практически был решен, оставались мелкие формальности. Он уже даже приготовил новые погоны с двумя большими звездами, но неожиданно в его батальоне случилось чрезвычайное происшествие – старослужащий убил молодого солдата. Дело замяли, зато самого Чагаева досрочно уволили. Вот он и приехал в Южнопольск. Сначала вел себя довольно прилично, но в последнее время заметно активизировался: часто звонит в Махачкалу, много ездит по городу без видимых целей, а вчера навестил Бредуна, который живет в доме номер семь по улице Киевской. Два раза в неделю посещает свою старую знакомую – Светлану Кирееву. Адрес ее мы тоже на всякий случай зафиксировали. Живет на той же улице, где и Чагаев, только в другом доме.
– Молодец, Анатолий Сергеевич, продолжайте следить. Кажется, мы на правильном пути.

На улице Мичурина в небольшом тенистом сквере гулял молодой человек в синем спортивном костюме с немецкой овчаркой. Дина, так звали собаку, с большим уважением относилась ко всем командам хозяина – садилась на задние лапы, ложилась, резво бегала за брошенной вдаль палкой, каталась на спине по густой зеленой траве, неустанно обнюхивая все, что попадалось на пути. Она была очень довольна своей собачьей жизнью. Ее хозяин, лейтенант Дымов, получивший инструкцию, ни на минуту не выпускать из вида Чагаева, украдкой поглядывал на одно из окон первого этажа, не подозревая, что в это время его внимательно разглядывают злые черные глаза из-за слегка раздвинутой гардины.
Рагим был совершенно неуязвим на своем наблюдательном пункте, но его сильно раздражал этот неизвестный человек с собакой.
– Что-то здесь не то, – думал он – За мной, наверное, следят. Не зря так боится Кубанцев, пора и мне быть осторожным.
Ночь подкралась незаметно, на улице стемнело. Чагаев выключил свет, делая вид, что ложится спать.
– Товарищ капитан, это лейтенант Дымов, пока ничего не заметил подозрительного. Объект, кажется, лег спать. Что мне делать?
– Возвращайся домой, лейтенант. Завтра подумаем, как усилить наблюдение.

Утром к дому вдовы Горюновой тихо подкатил «Джип». Из машины вышел Максим и привычно нажал на кнопку домофона. Через минуту на крыльце появилась хозяйка.
– Лена, скажи, что случилось? Я все время звоню, а ты не берешь трубку, может быть я в чем-то провинился перед тобой?
Она нахмурила свои тонкие, черные, как смоль, брови и недовольно сказала:
– Знаешь, Максим, не приезжай сюда больше. Ты подумал, что скажут соседи? Такое большое горе, а ты, как ни в чем не бывало мотаешься каждый день.
– Так они как раз и осудят тебя за то, что ты негостеприимная хозяйка. К тебе приехал друг погибшего мужа, чтобы выразить соболезнование, а ты даже в дом не пускаешь. Это не по-христиански. Так нельзя вести себя.
Он легонько оттеснил плечом растерявшуюся женщину, а сам тем временем решительно протиснулся в дом. Лена покорно зашла следом и закрыла за собой дверь. Гость без лишних слов резко повернулся к вдове и стал целовать ее руки. Она пассивно сопротивлялась, пытаясь выскользнуть из его цепких объятий.
– Перестань, забудь, что было между нами. Я больше никогда не допущу этого. Пойми меня, это мы убили Володю. Он еще даже не похоронен, а мы никак не можем расстаться. Над нами соседи смеются, учти, они все видят. Погиб человек, которого я очень любила, а то, что произошло, было просто временным безумием.
Максим, словно глухонемой, не обращая внимания на слова Горюновой, молча и тяжело дыша, добивался своей очередной победы. Он точно знал, еще немного и Лена сдастся, как было уже не один раз. Молча осыпал поцелуями любимое лицо, шею и плечи. Сопротивление уставшей женщины ослабло и, повиснув на руках Максима, она подумала: «Будь что будет, лишь бы скорее все это закончилось. Знал бы Коля, чем я сейчас занимаюсь»…

Капитан Жуков сидел за столом в своем кабинете. Ему не давали покоя мысли о Евсееве.
– Конечно, это он убил Горюнова, иначе, зачем прятаться? Может по рынкам поискать? Если он пчеловод, то обязательно продает мед. Кто-нибудь опознает его по фотороботу, а потом уже и самого Евсеева будет найти легче. Хорошая идея, обязательно вспомнят, уж больно внешность примечательная – один раз увидишь, на всю жизнь запомнишь.

Сержант Зуев ходил по южнопольским рынкам, показывая продавцам меда фоторобот Евсеева, но никто из них не узнавал разыскиваемого человека. Торговых мест в городе оказалось гораздо больше, чем предполагал Зуев и почти везде продавали мед.
Первый день поисков не принес удачи сержанту и только к вечеру второго дня худой загорелый мужчина с черными, свисавшими по подбородку усами, сразу воскликнул:
– Так это же Гриша.
– Ты что, знаешь его?
– А как же, мы соседи. Живем в Зимнем поселке на одной улице, Красноармейской, только мой дом номер тридцать два, а его – тридцать семь.
– Слушай, дядя, если увидишь Григория, не рассказывай про нашу встречу.
– А что он натворил?
– Подозревается в убийстве человека. В общем, спрячь на всякий случай язык за зубами, если хочешь жить. Он очень опасен.
– Хорошо, добрый человек, спасибо, что предупредили. До свидания.

В поселке Зимнем на улице Красноармейской Михайлов, одетый в новую белую футболку и потертые выцветшие джинсы, без особого труда разыскал домик, где по рассказу торговца медом, жил Евсеев. Лейтенант постучал кулаком в деревянную калитку. Во дворе раздался громкий лай, подождав несколько минут, он крикнул:
– Есть кто-нибудь дома?
Из глубины двора, угрожающе звеня тяжелой ржавой цепью, выскочил громадный черный пес. Он изо всех сил рвался к гостю и отчаянно хрипел. Пена, вырывавшаяся из оскаленной пасти, белыми хлопьями устилала землю.
Из дома, покачиваясь из стороны в сторону, утиной походкой вышла хозяйка и строго сказала:
– Молчи, Рекс, дай с человеком поговорить.
Пес сразу успокоился.
– Здравствуйте, хозяюшка. Я, Михайлов, ищу Григория.
Женщина подошла ближе, внимательно разглядывая гостя. От неожиданности лейтенант поспешно отступил назад.
– Надо же, вылитая Никитина, свидетельница со станции «Разъезд». Какое удивительное сходство. Такие же короткие ноги и большая голова на широких плечах, только моложе, да и волосы на голове, собранные в пучок, пожалуй, чуть-чуть гуще. Сколько же их разбросано по белому свету?
Пес, хоть и умолк, но бдительности не утратил, улегся рядом со своей будкой, положив большую, лохматую голову на передние лапы, внимательно следил за каждым движением незнакомца. Он искренне считал, что его хозяйка самая красивая, самая добрая на Земле и готов был в любую минуту броситься на ее защиту.
– Гриша дома? – запросто по-соседски спросил Михайлов.
– Гриша? – Женщина замялась, внимательно изучая гостя своими колючими глазами. – Он будет поздно вечером. Может быть что-нибудь хотите передать?
– Дело в том, что я помогаю ему продавать мед. Привез выручку.
– Так давайте ее мне, я сама отдам брату. Не бойтесь, все будет в полной сохранности.
– Нет, хозяюшка, мне надо оговорить цены и, самое главное, получить новую партию товара. Так что скажите, пожалуйста, что я завтра зайду в это же самое время. Пусть подождет меня. И не переживайте, мы с Григорием давно работаем вместе, он меня хорошо знает.
Убедившись, что хозяйка совсем не поверила его словам, Михайлов беспечно вразвалочку пошел вдоль улицы, удаляясь с каждым шагом все дальше и дальше от дома Евсеевых. Он чувствовал на своем затылке сверлящий, недобрый взгляд женщины и думал:
– Конечно, Гришка здесь. Я обязательно возьму его ночью, теперь точно не сбежит. Скорее всего, он возвращается с северной стороны, значит, машину поставлю под тем деревом. Будет двойная выгода: во-первых, меня никто не увидит в моем укрытии, а во-вторых, дом Евсеевых с этой позиции виден, как на ладони.
Николай съехал на обочину дороги и остановился под старым высоким тополем.
– Теперь я в полной безопасности, – решил он. Местные механизаторы тоже бросили машины и трактора на улице, рядом со своим жильем, так что на мой «Уазик» никто не обратит внимание. Нужно срочно перекусить, потом будет не до этого.
Он наспех проглотил несколько бутербродов с сыром, запил чаем из термоса и стал внимательно рассматривать калитку, возле которой только что стоял.
– Рекс, конечно, серьезная помеха, хозяева на ночь обязательно спустят его с цепи. Нужно приготовиться ко всему, такой зверь может легко перегрызть горло, а ночь должна быть лунной, небо вон какое чистое и ветра нет. Это хорошо, погода на моей стороне. Самое главное, теперь не заснуть. Какой бы он ни был злодей, а все равно мимо не проскочит. Так что все складывается удачно, сегодня Евсеев обязательно будет мой.
Прошло несколько часов. Незаметно все вокруг окутала мгла. Поселок будто вымер, только собаки изредка лениво лаяли где-то на окраине. Дома, деревья и даже само небо – все превратилось в сплошную непроглядную черноту. Николай положил руку на руль, и, с ужасом убедившись, что ее совсем не видно, произнес:
– Почему же так темно? Ведь был такой хороший вечер, а теперь настала ночь с ведьмами и привидениями.

Вдруг, словно на большом празднике неожиданно зажглись, будто взорвались десятки мощных фонарей и прожекторов, улица осветилась, как днем под яркими лучами солнца.
Прямо перед Михайловым со всех сторон появились нарядные парни с красивыми девчатами. Они почти рядом кружили хоровод, пели и смеялись, не замечая его присутствия.
– О, черт, кто это идет прямо ко мне? – встрепенулся Николай. – Да это же Евсеев, как я сразу не узнал. Сам нашел меня, какая удача. Что же я расселся, как у тещи на именинах. Нужно быстро встать и надеть на него наручники. Но почему мне не хочется выходить из машины? Здесь так тепло и уютно. Подожду еще немного, может сам сдастся.
Евсеев подошел ближе. Вытянутыми руками ощупал, словно слепой, лобовое стекло машины и, наконец, зацепившись маленькими злыми глазами за, сидевшего в ней Михайлова, угрожающе прошипел:
– Вылезай, сволочь, мне сестра все рассказала.
Николай попытался выйти, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Что со мной, может, я уже умер? Наверное, он убил меня.
Евсеев, будто подслушав его мысли, презрительно усмехнулся:
– Пока я ничего не сделал с тобой, но сделаю обязательно, если не отстанешь.
– Как я мог забыть, у меня же за поясом пистолет, – подумал лейтенант, – нужно совсем немного напрячься и выстрелить в этого наглеца, я всегда так поступал, почему же сейчас рука совершенно не слушается, беспомощно лежит на руле, словно привязанная. А может я ранен, и это чудовище через минуту задушит меня своими медвежьими лапами?
В этот миг за спиной раздался тихий ласковый голос матери: «Ты не ранен, сынок, ты просто сильно устал. Не бойся, я не дам тебя в обиду».
– Мама, а ты откуда здесь? Ты ведь должна быть дома?
Внезапно Евсеев забеспокоился, стал нервно оглядываться по сторонам, а из-за его широкой спины вынырнул карлик. Лицо его было белое, как только что выпавший снег, а глаза плотно закрыты. Правой рукой он бережно прижимал к груди что-то бесформенное со свешивающимися до самой земли толстыми щупальцами. С каждым шагом карлика, щупальца шумно и ритмично вздрагивали, то широко расходясь в разные стороны, то быстро сливаясь воедино.
– Да это же Горюнов, Все очень просто – верхняя часть туловища несет свои собственные ноги. Нет, так не бывает. Что, все-таки, происходит, почему испугался Евсеев?
– Гриша, я принес долг, – зловеще произнес карлик.
– Не надо мне никакого долга. Уйди, прошу, не ходи за мной, я не убивал тебя. Перестань преследовать и скоро узнаешь имя убийцы.
Михайлов насторожился:
– Кажется, сейчас откроется страшная тайна.
Затаив дыхание, он внимательно слушал странный диалог, боясь пропустить хоть слово, с нетерпением ожидая скорую разгадку убийства на рельсах.
– Тебя убил…, – прошептал Евсеев, и неожиданно его фраза оборвалась.
Он легко оттолкнулся от земли и быстро полетел в сторону своего дома, ритмично взмахивая, словно крыльями, короткими сильными руками. Поравнявшись на один миг со своим жильем, он сел верхом на печную трубу, потом весело помахал Николаю широкой, как вилы, ладонью, и исчез. Верхняя половина Горюнова, не спеша, уселась в машину рядом с Михайловым, аккуратно уложив свои ноги на заднем сидении, потом повернулась к нему, резко открыла глаза и громко скомандовала:
– Пора!
От этого возгласа Николай сразу проснулся, осторожно огляделся и, не обнаружив ничего, что совсем недавно так сильно пугало его, посмотрел на «евсеевский» дом. В одном из окон тускло светился слабый огонек, пробивавшийся через неплотно задернутую занавеску.
– Заполз в нору, все-таки, гад. Наверное, сестра ему уже все рассказала про мой дневной визит. Пора идти.
Он снял с предохранителя пистолет, осторожно бесшумными шагами подошел к калитке, тихонько откинул, замеченный еще днем, маленький крючок и, скорее почувствовал, чем услышал, что на него в этот миг мощной ракетой летит что-то тяжелое и очень грозное.
– Конечно, это Рекс, раздумывать некогда.
Николай выстрелил, как потом выяснилось, прямо в клыкастую пасть. Раздался жалобный визг раненого животного. Свет в доме тут же погас, теперь каждая потерянная минута могла обернуться для лейтенанта трагедией. В четыре прыжка он оказался под окнами в мертвой безопасной зоне, присел на корточки и громко крикнул:
– Евсеев, выходи немедленно. Не подвергай опасности жизнь сестры.
В ответ раздался оглушительный выстрел, стреляли из охотничьего ружья. Ситуация сразу обострилась.
– Григорий, давай спокойно поговорим, не дури. Я вызвал подкрепление. Через час здесь будет ОМОН и тогда тебе не поздоровится. Сдайся, пока еще есть время, дальнейшее сопротивление бессмысленно. Ну, что молчишь? Скажи хоть что-нибудь.
Раздался еще выстрел.
– Опомнись, Евсеев, рядом с тобой находится женщина, она ни в чем не виновата. Пусть выйдет из дома.
– Не дождешься, мент, она будет со мной.
– Тогда пеняй на себя, мое терпение лопнуло.
Не успел Михайлов закончить последнюю фразу, как снова раздался выстрел, но уже из другого окна. Дробь со зловещим шелестом пронеслась рядом, сбивая тонкие ветки и листья с соседних деревьев. Николай осторожно пробрался ко второму окну, кинул обломок влажного тяжелого сучка в дом и тут же последовал залп сразу из двух стволов.
– Что, Гриша, нервишки шалят? Это хорошо, только теперь моя очередь воевать настала.
Лейтенант поднялся в полный рост и выстрелил в то место, где только что была яркая вспышка. Раздался отчаянный крик.
– Вот, черт, кажется, попал. Не стреляй, начальник, я сдаюсь.
– Выходи, сволочь быстрее и сестра пусть выходит, только смотри без глупостей. Пристрелю сразу. Живо включай свет во всех комнатах, я должен тебя хорошо видеть.
– Да, да, сейчас все сделаю. Я понял, только не стреляй.
Свет ярко зажегся, и Михайлов увидел хозяина дома в проеме разбитого окна. Он с трудом опирался на подоконник здоровой левой рукой, в то время как правая рука беспомощно повисла вдоль грузного тела. Порванная в нескольких местах рубаха от рукава до груди обильно пропиталась темно-красной кровью.
– Наигрался в войну, герой. Теперь можешь отдохнуть. Винтовку откинь в сторону, а сам выходи с поднятой рукой. Торопись, долго ждать не буду.
Дверь звонко звякнула засовом, и на крыльце появился Евсеев с высоко поднятой рукой. В глазах его была беспомощная злоба, смешанная с обреченностью раненого зверя. Из-за его спины выглядывала испуганная женщина.
Офицер подошел к нему и ловко защелкнул наручники на руках. Григорий громко вскрикнул от острой нестерпимой боли.
– Что вы делаете? Ему больно, он же раненый. Неужели вам его не жалко?
– Успокойтесь, гражданочка, этот человек только что стрелял в меня и, уверяю вас, он бы меня не пощадил, если бы я оказался на его месте. Я понимаю, вам жалко брата, но поверьте – он сам виноват. Я предлагал ему сдаться, нечего было сопротивляться. А теперь отойдите дальше, не мешайте работать.
Женщина вынырнула из-под руки брата, застыла на миг, а потом с громким отчаянным криком бросилась на Михайлова. Она вцепилась в горло офицера крепкими, словно сделанными из железа ногтями, и повисла на нем своим тяжелым телом.
– Что же ты творишь, чертова кукла? – прохрипел опер. – Я сейчас и на тебя наручники надену. Преступнику помогаешь.
Он с трудом расцепил руки, широко разведя их в стороны, и резко оттолкнул ее от себя.
Евсеева, потеряв равновесие, пролетела с визгом несколько метров и беспомощно распласталась на земле, не пытаясь подняться. Григорий, почувствовав, что сестра дает ему последний шанс, спрыгнул с крыльца и резво, насколько позволяли наручники, побежал в сторону калитки. Михайлов быстро догнал его, навалился сверху и, не обращая внимания на вопли, заломил руки.
– Я предупреждал тебя, не усложняй ситуацию, а ты не послушался, теперь потерпи немного.
Евсеев, понимая, что не может оказать серьезного сопротивления, громко кричал:
– Все, все, сдаюсь. Отпусти, больно.
– То-то же, тогда лежи спокойно и не дергайся. А лучше всего, поднимайся потихоньку на ноги и замолчи, всех соседей разбудишь.
Потом он оглянулся в сторону дома и крикнул:
– Где ты там, кикимора, неси ружье и патроны, они тебе больше все равно не пригодятся. Только без фокусов, а то и тебя с собой прихвачу. В моей машине всем места хватит. Несешь? Это хорошо, давай его сюда.
– Не убивал Гриша никого, поверьте, он не такой человек.
– Поговори у меня еще. Я знаю, какой он. Полчаса тому назад меня самого чуть не убил. Прощайся с братом, мы поехали.
Машина тронулась.
– Слушай, Евсеев, расскажи мне, по-хорошему, как все произошло. Только не пытайся врать, тебя машинист электропоезда опознал, мне все известно. А еще твою грязную шкуру нашли под ногтями убитого, так что осталась самая малость – сравним ДНК и закроем тебя надолго. И соседи тоже видели, как ты возле дома Горюновых ошивался.
– Ну что мне сделать, гражданин начальник, чтобы вы поверили? Не убивал я его, честное слово. Просто хотел вернуть свои деньги. Он ведь был мне ни брат, ни сват, а долг не отдавал, вот и попугал немного.
– Ничего себе попугал, быстро рассказывай, разбойник, как все было.
– Да я уже ничего не помню.
– А я помогу сейчас, сразу все вспомнишь.
Михайлов замахнулся кулаком.
– Говори, долго ждать не буду.
Евсеев испуганно вжал голову в широкие плечи, ожидая неминуемого удара.
– Не бей, начальник, кажется, вспомнил. Злой я был на него. Сам посуди, какая-то поганка, смотреть не на что, а развел меня, как последнего лоха. Но греха на мне нет, не убивал. В то утро я действительно ждал Горюнова возле его дома, постоял минут двадцать, смотрю –
идет, прямо ко мне. Я остановил его и вежливо спрашиваю, совсем без нервов: «Что, сука, когда долг отдашь?» А он, вместо того, чтобы спокойно ответить, побелел, как мел, затрясся весь, наверное, у него в тот день были и без меня большие неприятности на работе, а может дома что-то стряслось, в общем, сильно нервничал. Если бы он тогда так не перепугался и ответил нормально, я бы ушел.
– Куда бы ты ушел, соседи слышали, как ты обещал порвать его на куски.
– Я просто угрожал. Чего не наговоришь сгоряча. Но это только слова, гражданин начальник, мы все кого-то каждый день пугаем, а ведь никогда ничего не происходит. Так и в тот день, долг требовал – это было, а чтобы убить, тем более такого слабака, ни в жизнь со мной не случалось. Совсем уже собрался уходить, а тут, как назло, достал он из кармана пачку баксов – тоненькую, толщиной со спичечную головку, и сует мне в руки: «Бери, Гриша, в счет долга. Через три дня еще столько же отдам».
Вижу, что очень мало, вот меня и понесло: – Что, гад, частями отдавать собрался? Убью прямо здесь. В это время как раз мужик какой-то мимо нас проходил, я его в нашем районе никогда не видел, так вот этот мужик поднял шум на весь поселок: «Прекратите сейчас же, я в милицию позвоню». Ну, я, конечно, испугался и дал деру. Зачем убегал? Сам до сих пор не пойму, но убивать Горюнова не было никакого смысла. Он ведь мне много денег был должен. Виновный кто-то другой, найди его.
– Не рассказывай сказки, Евсеев, твой фоторобот развешан по всей области, так что теперь не уйдешь от ответа, твоя песенка спета.
– Перевяжи руку, начальник, много крови потерял. Здесь рядом есть аптека, там и ночью дежурят. Тебе же хуже будет, если я загнусь раньше срока.
– Ладно, черт с тобой, сейчас я тебе помогу.
Михайлов достал бинт и туго перевязал раненую руку прямо поверх рубахи.
– Теперь точно дотянешь до города, а там тебе окажут квалифицированную помощь. Поехали, время не ждет.

Месяц тому назад.

Горюнов не любил свой гараж, который был прижат на клочке земли почти вплотную к железной дороге. По вечерам, когда темнело, заезжать в это глухое мрачное место было опасно, поэтому на ночь он, обычно, ставил «Опеля» прямо под окнами своего дома. Так было до тех пор, пока однажды не случился пожар во дворе.
Дело было ночью, улица, погрузившись в непроглядную темень, крепко спала. Вдруг у забора что-то глухо треснуло, потом зловеще зашипело, и яркие огненные ручейки стремительно растеклись по двору, угрожая беззащитной машине. Владимир проснулся от красно-желтого зарева за окнами:
– Какой красивый сон, – подумал он. Потом в один миг, осознав случившееся, вскочил с кровати. – Что я сижу, там сейчас полыхнет пожар.
Горюнов пулей вылетел, не раздумывая, совсем позабыв об опасности, завел машину и отогнал подальше от огня. Угроза взрыва миновала, но он точно знал, что это еще обязательно повторится много раз.
В эту ночь Владимир больше не заснул, долго сидел в мягком кресле и смотрел в темное окно, тщательно перебирая в памяти возможных участников преступления. Вычислить поджигателя было практически невозможно, так как все, кто когда-то решили помочь ему, давно разуверились в том, что вернут свои деньги.
– Сегодня обязательно встречусь с покупателем, – подумал он, – продам и автомобиль, и гараж, но этого все равно мало, нужно срочно искать дополнительную работу. А где ее найти? Я ведь совсем ничего не умею делать.
Он вспомнил, как однажды в поисках денег, решился на отчаянный поступок, зашел в казино и оставил там за какой-то час на карточном столе тысячу баксов, а вместе с ней и последнюю надежду пополнить семейный бюджет.
– Больше тянуть нельзя, завтра же пойду к Зорину. Я помню, как он облизывался тогда в ресторане, глядя на Лену. Да и она тоже не была совсем равнодушна к нему. Не буду мешать им, пусть поступают, как угодно, лишь бы этот медведь простил мне долг. Какая разница, с ним или с Максимом, или с кем-то еще она крутит за моей спиной. Я уверен, Лена изменяет мне, иначе не относилась бы с таким холодным безразличием. Нас давно ничего не связывает. Почему же я так отчаянно цепляюсь за нее…

В кабинет Зорина осторожно заглянула секретарша.
– Денис Ефимович, к вам пришли.
– Кто там еще с утра пораньше?
– Какой-то Горюнов, говорит, дело у него есть к вам.
– Горюнов?
– Да.
– Кажется, припоминаю, это мой должник. Может, деньги принес? Чем черт не шутит. Пусть ждет, сейчас не до него. Завари чаю покрепче, что-то плохо мне сегодня, трубы горят.
– Совсем не бережете себя, Денис Ефимович.
Зина, его бессменная секретарша, была знакома с регламентом знаменитой сауны. Когда-то и сама активно участвовала в забавах своего хозяина, поэтому хорошо понимала, как тяжело ему сейчас после вчерашнего загула.
– Не щадите здоровье, а ведь вы уже не мальчик, – ласково, по-матерински ворчала она. – Не хотите заботиться о себе, то подумайте о тех, кто вас любит.
По долгу службы Зина знала, что любили Зорина многие, особенно женщины, за его щедрость и постоянную заботу о них. Все, с кем он без устали забавлялся по ночам, были абсолютно уверены, что господин не бросит, когда увянет их красота и свежесть. Они будут обязательно устроены в дальнейшей жизни. Поэтому и служили ему верой-правдой и всем, чем только можно послужить такому хорошему человеку.
Секретарша вышла.
– Вам придется немножко подождать. Присядьте, пожалуйста, вас позовут.
Горюнов неохотно сел в глубокое кожаное кресло. Интуиция подсказывала, что сегодня, а может быть и никогда, Зорин не будет разговаривать с ним. Кроме всех многочисленных недостатков, он был еще необыкновенно злопамятным.
– Ну, Лена, – мысленно злился Владимир, – красиво жить любит, а уступить такому могучему человеку не догадалась. Надо же, что о себе возомнила. Ладно, делать нечего, буду ждать до конца.
Близился вечер, когда переговорное устройство на столе у секретарши зашипело, заворочалось, а потом взорвалось звериным рыком:
– Зина, зайди.
Женщина быстро нырнула в кабинет хозяина и долго не возвращалась, а когда, наконец, вышла, холодно бросила посетителю:
– Сегодня Денис Ефимович вас не примет.
– Значит завтра можно зайти?
– Ни завтра, ни послезавтра, и вообще никогда не приходите. До свидания.
– Обидно, – подумал Горюнов, – такой хороший план разрушился. Теперь остался Максим, одна надежда только на него. Он проще Зорина, с ним будет гораздо легче договориться, щедрый, вдобавок, влюблен в мою жену, все время клянется в большой дружбе. Выручит меня, значит, поможет своей возлюбленной, а мне стыдиться незачем, я давно догадываюсь про их дела. Сейчас заеду к нему в офис и сразу возьмусь за дело…

– Здравствуй, Максим. Я зашел к тебе с большой просьбой, вопрос касается меня и моей жены.
– Что случилось?
– Выручай, кредиторы совсем прохода не дают, требуют вернуть деньги.
– Это правильно, Володя, долг платежом красен, отдавать надо. Но сколько я тебя знаю, ты и раньше многим был должен, а как-то не сокрушался по этому поводу.
– Случилась беда, Максим. Я задолжал большую сумму одному разбойнику. Что произошло с ним, сам не пойму. Раньше был нормальным человеком, а с некоторых пор, как подменили – подкарауливает меня везде, оскорбляет последними словами, а самое главное, убить грозится.
– Так рассчитайся и забудь его, как страшный сон.
– В том-то и дело, что не могу рассчитаться. Лена тратит гораздо больше и быстрее, чем я зарабатываю, и нет абсолютно никакой возможности остановить ее.
– Володя, о чем ты говоришь? Прояви характер, топни ногой, покажи, кто в доме хозяин.
– Эх, Максим, от хозяина в моем доме давно уже ничего не осталось.
– В любом случае, дружок, жить надо по средствам, а так сгоришь дотла, и она даже не заметит этого. Поверь мне, я немного лучше знаю женщин. Тебя спасет только одно, если ты уйдешь от нее.
– Вон куда повернул, – подумал Горюнов, – сам-то, наверное, спит и видит, когда она ему достанется.
Он помолчал немного и неуверенно продолжил:
– Знаешь, Максим, это Божья кара на мою грешную голову. Год тому назад я присмотрел приличный дом, хозяин показался мне сговорчивым и простым, цену попросил подъемную и обещал подождать оплату, лишь бы только расписку оставил. Я решил, зарплата у меня приличная, возьму кредит, еще займу немного у знакомых, а потом постепенно отдам. Человек я расчетливый, где-то подработаю, где-то сэкономлю – выкручусь как-нибудь.
– Помню, помню, дружище. Ты и у меня тогда даже занял.
– Короче говоря, Максим, отдал я хозяину только половину, а остальной долг он обещал подождать. Одного я не знал тогда, что семейная жизнь совсем не такая безоблачная, как холостяцкая. Привел жену в дом и как будто в крыше огромную дыру прорубил. Прошло несколько дней, ты не поверишь – началось что-то невероятное, такие деньги на глазах улетали, словно дым от костра в зимнюю стужу. По-хорошему, нормальной женщине хватило бы на всю жизнь, только не моей жене. Лена покупала без разбора все, что увидит, а я вместо того, чтобы как-то остудить ее, проснувшуюся, так внезапно, страсть к покупкам, наоборот, еще больше поощрял транжирство. Она ведь выбралась, можно сказать, из нищеты и, почувствовав, что настал ее звездный час, ни в чем себя не ущемляла.
Меня Лена ошибочно приняла за преуспевающего бизнесмена. Знала бы бедняга мое истинное положение, тогда было бы по-другому, а пока все катилось кувырком – новая мебель, новые наряды и украшения, экзотические цветы, даже садовника пригласила. Вот и случилось то, что случилось. Нищий, весь в долгах, живу с принцессой, которая не догадывается, что творится вокруг.
– Хочешь выпить?
– О чем ты, Максим? Мне сейчас совсем не до этого. В общем, не смог я остановить жену. Единственно, что правильно сделал, это уволил садовника, да и то, только тогда, когда он стал клинья подбивать под Лену. Два дня дулась, не разговаривала и не подпускала к себе, потом, правда, все утряслось и покатилось с еще большим ускорением. Зарплаты хватало только на косметику, родительский домик ничего не стоил. Короче, поплыл я по бурному течению.
Бывало, вернусь с работы, посмотрит она на меня своими глазищами, обнимет за шею и готов я на все, лишь бы видеть ее каждый день. Совсем потерял голову, кругом долги, пропадаю.
– Молодец, Володька, я думал, что ты мне одному должен, так мне можно, я могу подождать, а ты вон оказывается какой шустрый. Послушай, я дам тебе конкретную работу, только учти, это твой последний шанс. Если справишься, то заработаешь хорошие деньги и рассчитаешься с кредиторами, а если нет, тогда долги так и останутся твоим единственным достоянием. Мне срочно нужен надежный человек, только ты не спеши с ответом.
– Я согласен, Максим, на любую работу. Не сомневайся, сделаю все, что скажешь, испытай меня, не подведу.
Горюнов в этот момент реально ощутил, как фортуна ласково дотронулась до его плеча.
– Спасибо за поддержку, шеф, я обязательно оправдаю твое доверие.
– Ладно, Володя, я тебе верю. Есть дело в Балашихе, нужно отвезти посылку одному человеку. Сделаешь все как надо, получишь, когда вернешься, две тысячи «баксов».
– А что за посылка, если не секрет?
– Никаких секретов. Две обычные сумки.
– Согласен, конечно, согласен.
Горюнов заволновался, ему казалось, что Кубанцев сейчас что-то вспомнит, передумает и отменит такое хорошее предложение.
– Две тысячи за одну поездку – это просто сон. Лишь бы не передумал, вот он дополнительный доход, о котором я так долго мечтал. Наконец, начну погашать долги, пришла настоящая удача. Какой я раньше был дурак, злился на Максима, он настоящий друг. А Лена, что Лена, я ничуть не жалею, что выбрал в жены красавицу. Лучше есть вкусный румяный пирог в компании веселых друзей, чем давиться черствой коркой в одиночку.
– Собирайся, Володя, поедешь завтра утром в Балашиху. Вечером, часов в одиннадцать, заскочи ко мне домой за посылкой. Не забыл еще, где я живу?
– Нет, нет, я помню.
– Тогда запиши адрес в Балашихе: улица Спортивная, дом сто семьдесят восемь, там живет Кубанцев Игорь Петрович. Скажешь, что ты от меня, я позвоню ему дополнительно.
– Игорь Петрович твой брат?
– Нет, просто однофамилец.
– Понятно.
– Ну, если понятно, то тогда до встречи. Максим подтолкнул гостя к выходу.

Поздно вечером Горюнов мчался по широкой улице к Максиму. Дорога была чистая, встречные машины почти не попадались. Он мечтал, как досрочно рассчитается с Евсеевым и обязательно скажет ему: «Забирай свои деньги и исчезни навсегда из моей жизни». Владимир поравнялся с домом Кубанцева, остановил машину и долго любовался трехэтажным кирпичным строением с двумя круглыми колоннами у входа. Своими внушительными размерами и архитектурными формами, дом больше походил на неприступную средневековую крепость, чем на обычное жилье. Он наполовину выглядывал из-за высокого кирпичного забора, по периметру которого ярко светились мощные прожекторы, расставленные вперемешку с камерами наружного наблюдения, бдительно поглядывающими по сторонам.
– Вот это дом, не то что у меня, – с завистью вздохнул Владимир.
Он подошел к калитке и нажал кнопку. Через полминуты послышались слова:
– Заходи и оставайся на месте. Во дворе собака, я сам выйду к тебе.
Калитка тихо щелкнула магнитным замком, и гость нерешительно зашел во двор. Где-то, совсем рядом, раздалось злобное рычание, было понятно, что хозяйка или, может быть, хозяин этого рыка имел внушительные размеры. Открылась дверь, на крыльце появился Максим с двумя большими черными сумками в руках.
– В дом не приглашаю, сегодня обойдемся без чая, уже поздно. Бери вот это и, как говорится, счастливого пути.
– Мог бы пригласить на чашку чая, тоже мне друг, –
подумал с обидой Горюнов. А вслух беззаботно ответил:
– Какой там чай, нужно дело делать. До свидания, Максим, я уехал.
– Чуть не забыл, – еле слышно проговорил Кубанцев, – сумки не открывай и никому не показывай. Там семена редких цветов, они очень нежные, боятся света и сквозняков. Могут вмиг потерять свои бесценные свойства и тогда превратятся в обычную траву. Береги их пуще глаза.
– Понял, не волнуйся, босс.
Владимир быстро вышел на улицу и облегченно вздохнул.
– Все идет по плану. Теперь надо спешить, завтра придется рано вставать.
Утром Горюнов, прощаясь, весело намекнул жене:
– Кажется, наша жизнь меняется в лучшую сторону.
– Что-то случилось, Володя?
– Я получил повышение, теперь буду чаще ездить в командировки, зато и зарплата будет лучше прежней.
– Молодец, Максим, – подумала Лена. – Держит свое слово, помогает. А то, что муж будет постоянно в отъезде, так это добрая примета. Надо ждать дорогого гостя, что-то его давно не было в нашем доме.

Горюнов мчался в Балашиху. Он любил водить машину, эта страсть зародилась в его душе еще в далеком детстве. Когда-то впервые он со страхом сел на старый мотоцикл. Сосед попросил помыть машину, а за это разрешил прокатиться по ухабистой разбитой дороге.
– Здесь газ, а здесь сцепление, только сильно не гони, – напутствовал хозяин.
Защекотало, заиграло в груди у мальчишки. Он мчался на глазах у соседей, встречный ветер трепал волосы и ему казалось тогда, что он управляет вовсе не старым мотоциклом, а боевым самолетом.
– Как давно это было, – подумал Горюнов. – Интересно, что за семена экзотические я везу, если нельзя ни дышать, ни смотреть на них и почему так щедро платит Максим за обычный рейс? Понял, это вовсе не семена, а, скорее всего, наркотики или фальшивые деньги.
От этих внезапных мыслей легкая дрожь пробежала по коже.
– Конечно это наркота, как я сразу не догадался. Нашел легкий заработок, нечего сказать. За это и в тюрьму можно угодить. Ладно, теперь уже ничего не исправить – наркотики, так наркотики. Нужно немножко потерпеть, раздам долги и брошу все к чертовой матери.
Владимир ехал без остановок, не чувствуя усталости. Хотелось как можно скорее избавиться от опасного груза.
– На обратном пути передохну, – думал он… – А вот, наконец, и Балашиха
Без особого труда Горюнов отыскал Спортивную улицу и остановился возле дома, который был указан в записке. Особняк, забор и, даже, стройные зеленые сосны, разбросанные во дворе, все напоминало Южнопольское жилище Кубанцева. Навстречу ему вышел мужчина очень похожий на Максима, только чуть ниже ростом.
– Конечно, они братья, зачем скрывать это, – подумал Владимир.
– Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Игорь Петрович, ну а вас я знаю, мне звонили.
Он взял из рук Горюнова сумки и вежливо спросил:
– Как доехали?
– Добрался без проблем.
– Это хорошо, что без проблем.
Каждый из них – и хозяин, и гость, понимали смысл ответа по-своему. Кубанцев считал, что товар прибыл в полной сохранности, а Горюнов имел в виду, что поездка прошла без пробок, поломок и прочих дорожных неприятностей.
Игорь Петрович занес сумки в дом и через двадцать минут вернулся с черным полиэтиленовым пакетом.
– Держите, здесь все. Считать не надо Максиму я сообщу. Счастливого вам пути.
Он открыл калитку и выпустил гостя на улицу. Увесистый пакет приятно грел руку.
– Теперь понятно, почему они так хорошо платят – большие деньги, большая ответственность. Их надо еще довезти в сохранности.
Внезапно Горюнов почувствовал усталость:
– Во что бы то ни стало, нужно перекусить и хорошо выспаться перед обратной дорогой.
– Где-то неподалеку я видел «Отель». Заеду туда, пожалуй, – подумал он…

В гостинице было тихо и уютно. Владимир снял одноместный номер на втором этаже, зашел, внимательно огляделся по сторонам, старательно закрыл все замки на дверях и окнах. Потом положил под подушку пакет с деньгами, лег и сразу же заснул, как убитый.
Ровно в одиннадцать часов вечера резко и настойчиво зазвонил телефон, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Владимир, не открывая глаз, поднял трубку:
– Кто бы это мог быть? Меня же здесь не знают, – удивился он. – Алло, слушаю вас, говорите, пожалуйста.
Горюнов искренне надеялся, что сейчас на другом конце провода спросят кого-то, кто жил здесь раньше до него, потом быстро извинятся, и он снова окажется в объятиях Морфея. Но не тут-то было. Очень милый голосок в трубке вежливо, но решительно представился:
– Добрый вечер, вас беспокоит столичная фирма «Мечта». Не хотели бы вы расслабиться и поправить здоровье, вам будет предоставлен широкий ассортимент услуг – от невинного пионерского поцелуя в щечку до серьезных хореографических композиций. Наше заведение гарантирует незабываемые ощущения, несравнимые ни с сауной, ни с массажем, ни с иглоукалыванием.
– Хватит, прошу вас, я очень устал и утром мне предстоит трудная дорога.
– Молодой человек, соглашайтесь, не пожалеете. Мы познакомим вас с нашей знаменитой книгой благодарностей и предложений. Если бы видели, сколько в ней прекрасных сердечных отзывов.
– Девушка, простите меня, пожалуйста, дело в том, что я давно уже не ощущаю никакого влечения к женскому полу.
– Молодой человек, вам очень повезло, это наш профиль, так сказать, фирменное блюдо. Наши солистки мертвого разбудят.
– Отстаньте, умоляю, я очень хочу спать.
Звонки продолжались почти до четырех утра. Потеряв последнюю надежду заснуть хотя бы еще на пару часов, Горюнов стал собираться. На пустынных улицах было темно, когда он поспешно покидал спящий город. Хотелось, как можно быстрей забыть прошедшую ночь, но назойливые мысли не давали покоя:
– Зачем жениться, если так хорошо развиты службы сладостных утех? Не надо никаких усилий, никаких обязательств. И, все же, какая вопиющая несправедливость, какое неравенство. Почему так получается в нашей жизни? Вот если, например, мужчина, даже самый скромный и порядочный подойдет на улице к незнакомой даме и предложит ей немного простого человеческого тепла. Что тут начнется! Скандал, истерика и все, особенно слабый пол, заклеймят беднягу несмываемым позором. А когда, наоборот, женщина обратится к мужчине с аналогичным предложением, то сильный пол в таком случае смущенно отказывается, правда, если честно признаться, то не каждый раз. А потом долго извиняется, как нищий, который случайно забрел на чужую помойку. Обидно!
Вдоль трассы, словно путевые столбики, с удивительно точной дистанцией выстроились дорожные проститутки. Время их дежурства близилось к концу.
– Нужно быть осторожней, – подумал Горюнов, – большие деньги везу.
Периодически он отрывал взгляд от дороги и радостно поглядывал на пакет с деньгами, лежащий рядом.

Сергеев вышел из редакции и направился к своему «Мерседесу».
– Скучаешь без меня? – ласково обратился он к автомобилю. – Ничего, сейчас поедем, нужно повидать кое-кого.
Он, не спеша, сел за руль, включил зажигание, и в этот момент у него за спиной с заднего сидения незаметно, словно тень, выросла мужская фигура в черной маске и противогазе. Зловеще зашипел газ, быстро заполняя салон, и журналист потерял сознание…

Максим встретил Горюнова приветливо. Он быстро вышел из-за стола со словами:
– Все знаю, молодец, это по-нашему!
Крепко обнял за плечи и доверительно произнес:
– Игорь уже звонил, ты ему понравился. Хороший знак, я скажу тебе. Скоро снова мотнешься в Балашиху.
Владимир с большим трудом сдерживал себя, чтобы здесь, прямо в кабинете шефа не пуститься в пляс от переполнявшей его радости, он протянул бесценный пакет Максиму. Кубанцев, словно простые ненужные бумаги, небрежно забросил деньги в сейф, а потом подал небольшую, заранее приготовленную пачку долларов со словами:
– Твой гонорар, можешь не считать, ровно две штуки.
Горюнов аккуратно уложил деньги в карман брюк и ответил:
– Спасибо, Максим, так хорошо мне еще никогда не платили.
– То ли еще будет, дружище!
В этот момент в дверь заглянула секретарша:
– К вам Чагаев.
Хозяин кабинета с досадой поморщился, посмотрел на Горюнова и сказал:
– Ладно, иди, брат. На сегодня все, потом закончим наш разговор. Пока можешь отдыхать, да и жена, наверное, заждалась.
Максим вспомнил вчерашнюю ночь, когда Лена с особой страстью благодарила за поддержку, догадываясь своим бабьим чутьем, что только он один сможет вытащить их семью на широкую и гладкую дорогу.
– Теперь все, будь здоров, завтра получишь другое задание.
Кубанцев легонько подтолкнул ладонью своего нового курьера к выходу:
– Иди.
В приемной стоял крепкий невысокий мужчина азиатской внешности. Он быстро вошел в кабинет и весело поздоровался:
– Здравствуй, уважаемый Максим. Извини, что я заглянул без предупреждения, но дело очень срочное. Завтра прибывает большая партия товара, так что нужно действовать без проволочек. Звони брату, условия те же. И еще передай ему, скоро будем увеличивать оборот. Хватит возить товар в карманах, нужно выбираться на большую дорогу.
– Это хорошо, Рагим, но в офис ко мне все равно без особой нужды не ходи.
– Не сердись, уважаемый. Догадываюсь, что человек, который только что вышел от тебя, наш новый курьер.
– Правильно догадываешься, а теперь уходи, наконец, не светись лишний раз.

– Это, наверное, партнер Максима, – подумал Горюнов, садясь в машину. – Как все круто меняется, даже Сашенька ласково посмотрела на меня сегодня. Что ж, давно пора начинать работать по-настоящему, хватит прозябать, нужно добывать деньги.
Он на крыльях летел домой, впервые увидев еле заметный свет в конце тоннеля, воздвигнутого им самим из бесконечных долгов.
– Соберу немного, еще возьму небольшой кредит, и можно будет встречаться с Евсеевым. Боже, как он мне надоел. Одно успокаивает – совсем мало терпеть осталось, скоро все закончится.
Владимир подъехал к своему дому. У ворот его ожидал неприятный сюрприз. На корточках, подперев широкой спиной забор, сидел Гришка.
– Ну что, гад, когда бабки отдашь?
– Гриша, что ты пришел так рано? Еще целый месяц, мы же обо всем договорились.
– Я тебя, падла, с раннего утра жду. У меня сегодня поганое настроение. Нужно срочно набить кому-нибудь морду. Короче, я твою расписку продаю бандитам. Теперь быстро бабки найдешь, а чуть замешкаешься, они твою бабу по кругу пустят. Больше уговаривать не буду, я понял, ты не хочешь по-хорошему.
– Гриша, ты же сам срок назвал, я тебя за язык не тянул. Потерпи, как договорились. Я уже кое-что собрал.
Горюнов поспешно достал трясущейся рукой деньги из кармана и протянул их Евсееву.
– Послезавтра еще дам.
Но сегодня Гришке деньги были не нужны, ему просто хотелось устроить хороший скандал. Он взглянул на сверток, мысленно прикинув, сколько там денег, потом ощерился, как голодный пес, в углах рта скопилась белая пена, верный предвестник надвигающейся
бури.
В это время на крыльце появилась Горюнова.
– Володя, кто там с тобой? Зови гостя в дом.
– В общем, я тебя предупредил, – прошипел Евсеев, сплюнул сквозь свои редкие кривые зубы и медленно ушел.
Гроза миновала.
Владимир с напускной беспечностью вошел в дом и швырнул на стол пачку с деньгами.
– А вот и я.
– Откуда это? – с нескрываемым, как показалось Горюнову, удивлением спросила жена.
– Это мой заработок, у меня новая, ответственная и высокооплачиваемая работа.
– Вот это да, теперь заживем.
Владимир посмотрел по сторонам, в голове пронеслись тревожные мысли:
– Видно меня сегодня не ждали. Раньше жена как-то готовилась к моему возвращению, даже если уезжал только на день. Все уголки сияли в доме чистотой, хотя сама она откровенно не радовалась встрече. Теперь все как-то изменилось, больше нет уютного уголка, куда меня всегда тянуло.
Лена, растрепанная после сна, устало бродила по комнатам, будто сама только что вернулась с ночной смены.
– Что с тобой, ты не заболела?
– Все нормально, милый. Я просто не выспалась, всю ночь под окнами лаяли собаки.
– Какие еще собаки? – подумал с досадой Владимир. –
Сколько живем на этой глухой улочке, никогда ничего подобного не слышали. Видно хорошо повеселилась женушка со своим кавалером, до собачьего лая в ушах. Неужели я из-за этой женщины рискую собственной свободой, да что там свободой, сама жизнь под угрозой. Она открыто путается с любовниками прямо у меня под носом. Надо бежать без оглядки. Жизнь превратилась в сущий ад. Я теперь стараюсь как можно реже быть дома, мне совершенно не хочется выяснять больше отношения с ней. Да и ей, кажется, все равно, лишь бы я не отвлекал от сердечного дружка.
Горюнов быстро подошел к столу, схватил привезенные деньги и, уходя, сказал жене:
– Скоро не жди, буду в гараже.
В оскорбленной растоптанной душе кипела даже не ревность, а простая человеческая обида:
«За что, почему она так обходится со мной? Я столько делаю для нее».
А Лена словно окаменела, она стояла посредине комнаты, недоумевая, что так сильно разозлило мужа:
«Может, подружку нашел в командировке? Ну и пусть, лишь бы меня не доставал».

Горюнов открыл гараж и ласково обратился к своему автомобилю:
– Все, дружок, сейчас приведу тебя в порядок, и будем прощаться.
Он нежно погладил рукой прохладный капот.
– Прости за измену, так случилось, очень деньги нужны. Ты был для меня самым верным и любимым другом. Женщины приходят в нашу жизнь и уходят, а машина не унизит и не оскорбит, не отнимет последнее, будет всегда хранить верность хозяину. Кажется, настал момент истины. Работал не жалея сил, старался, искал спутницу жизни, а когда женился, то сразу же влез в большие долги. И вот теперь я стою в почти проданном гараже, загнанный в тупик и обманутый всеми. Застрял на распутье растоптанной жизни. Стоило ли так стараться, когда я мог находиться сейчас на этом же самом месте беззаботный и счастливый, не подозревая даже о существовании этой роковой женщины, которая принесла мне столько страданий. Все вернулось на круги своя. Я вновь свободен, только нужно как можно скорее раздать долги. А на нее плевать, как только останется одна, пыл у ее обожателей сразу поубавится. Мужчины не любят брошенных женщин, а сам я всегда найду способ, как расслабиться. Лучше пару раз в неделю заплатить проститутке, чем постоянное предательство и грязь в собственном доме.
Его мрачный диалог прервал покупатель автомобиля. Он уже давно стоял за спиной, не решаясь привлечь к себе внимание Владимира, и только когда голос хозяина неожиданно сорвался на крик, он громко постучал кулаком в железную створку ворот.
Горюнов резко обернулся на шум и долго разглядывал гостя безумными, широко раскрытыми глазами, совершенно не понимая, что нужно здесь этому человеку.
– Владимир Иванович, я пришел сказать, что согласен с вашим последним предложением и если вы не передумали, вечером занесу деньги.

Южнопольск. Прокуратура Восточного района. Десять дней спустя после гибели Горюнова.

В кабинете Кустарникова сидят следователь Жуков и криминалист Иванов.
– Ну что, Иван Иванович, выходит так, что главный подозреваемый Евсеев не виноват?
– Так точно, товарищ подполковник, анализ ДНК не подтвердил его причастность к убийству Горюнова.
– Ошибка возможна?
– Исключено.
– Тяжелый случай. Десять дней работы впустую. Придется тебе, Анатолий Сергеевич, начинать все сначала.
– Будем работать, Иван Алексеевич.
– Работай, капитан, а Евсеева пока не выпускай. Видно кто-то очень хочет направить нас по ложному следу. Не будем его разочаровывать.
Вдруг раздался телефонный звонок. Кустарников поднял трубку.
– Здравия желаю, товарищ подполковник. Вас беспокоит капитан Савельев – следователь Балашихинской прокуратуры. Три дня тому назад у нас пропал специальный корреспондент журнала «Патриот». Фамилия его Сергеев. Он проводил журналистское расследование гибели молодого солдата в Дальнем гарнизоне. Побывав в войсковой части, где служил погибший, Сергеев сразу после возвращения сообщил главному редактору о том, что обычное убийство на благодатной почве армейской дедовщины, было представлено военной прокуратурой, как несчастный случай. Он был уверен, что главный виновник преступления – старослужащий Иван Бредун, который после увольнения в запас осел в Южнопольске. Думаю, что исчезновение спецкора, как-то связано с вашим новым земляком.
– Да, я хорошо знаю этого человека, капитан. Он уже успел наследить в моем районе. Сам Бредун вряд ли причастен к событию, а вот бывший комбат его Чагаев вполне способен на любую гадость. Кстати, они недавно встречались, думаю, что-то затевают. Наверное, очень скоро Бредун появится в Балашихе. Сейчас, после нашего разговора, мои люди сообщат вам адрес и фамилию человека, к которому он приедет. Вот там, скорее всего, вы и найдете следы пропавшего журналиста.
– Спасибо, товарищ подполковник, желаю удачи.
– До свидания, капитан.
Кустарников надолго задумался, удерживая телефонную трубку в руке, потом произнес:
– Жуков, твои люди наблюдают за Бредуном?
– Так точно, товарищ подполковник, следят и днем, и ночью.
– Это хорошо. Чагаев, вероятно, готовит его в Балашиху. Нужно опередить этого шакала. Направь к нему Михайлова с людьми. Не тяни, посылай прямо сейчас, есть возможность сыграть с чагаевской группой в казаки-разбойники. Вывернись наизнанку, капитан, но выясни абсолютно все, что хочет отставной комбат от своего бывшего солдата, и еще сообщи в прокуратуру Балашихи координаты Игоря Кубанцева. Пусть готовят встречу курьеру.

Сергеев крепко спал. Вдруг, он почувствовал, сквозь сон, что кто-то сильно бьет его по щекам. Откуда-то издалека доносились злобные слова:
– Хватит спать, сволочь, просыпайся скорей, не-то я сам разбужу тебя, только учти, будет очень больно.
Журналист очнулся, с большим трудом открыл глаза и увидел длинный зал, в котором совершенно отсутствовали окна. Вдоль стен, выложенных белыми кафельными плитами, стояли столы с раскиданными на них блестящими хромированными инструментами.
– Все ясно, я попал в аварию и теперь нахожусь в больнице. Но почему доктор так грубо разговаривает со мной? Нет, кажется, это не операционная, а, скорее всего, самая настоящая комната для пыток, – подумал он с ужасом.
От страшной догадки его тело в один миг покрылось холодным потом.
– Что там за лестница и почему она упирается в потолок? Наверное, мне все это снится.
Михаил попытался пошевелить руками и сразу понял, что крепко связан.
– Вот оно что, я в плену. Видно это напрямую связано с моим расследованием. Придется принять муку. Хорошо если сразу прикончат, лишь бы долго не пытали. Почему у этого человека в белом халате такие страшные зрачки? Понятно, я в руках наркомана, значит, дела мои совсем плохи. Боже, дай силы выстоять.
– Будешь говорить, собака, я знаю, ты не спишь, – незнакомец пристально вглядывался в полузакрытые глаза журналиста. Убедившись, что пленник не может отвечать, он схватил со стола шприц и сделал ему укол в шею.

– Как сильно болит голова, что со мной? Веки словно каменные. Очень хочется пить, я, наверное, опять сплю, нужно поскорей проснуться и сразу станет легче.
Михаил открыл, наконец, глаза и увидел, словно в тумане, лицо наклонившегося над ним маленького человечка. Незнакомец бил его наотмашь по щекам, приговаривая со злостью: «Просыпайся, немедленно, хватит притворяться».
Он внимательно разглядывал пленника сквозь щели своих узких глаз, периодически проверяя надежность скрученной толстой веревки, связавшей тело жертвы от шеи до щиколоток.
Михаил попытался высвободиться из пут, раскачивая кресло, на котором сидел, но тут же потерял равновесие и упал на пол.
– Не надоело баловаться? – злобно ухмыльнулся хозяин, – Или уже наигрался? Молчишь? Значит пора поговорить. Больше не дергайся, свалишься – поднимать не стану, будешь валяться вместе с креслом на полу.
– Где я? Что происходит? Развяжите, я больше не могу терпеть. Имейте в виду, у вас будут неприятности, меня уже, наверное, ищут.
– Никто тебя не ищет, собака. Ты никому не нужен. Вспоминай быстро, что рассказал ментам и я, может быть, отпущу тебя, только не вздумай врать, я легко проверю. Что молчишь? Говори, а то сделаю так, что сам будешь мечтать о собственной смерти.
Палач снова взял со стола шприц и приготовился сделать укол.
– Непонятно, как этот человек смог выследить меня, в редакции вроде бы все свои и раньше ничего подобного не происходило. Ясно, – подумал Михаил, – мой телефон прослушивался как раз с того злосчастного момента, когда я вернулся из командировки. Наверное, случайно прикоснулся к чему-то очень опасному и дело здесь вовсе не в убийстве солдата. Гибель людей, тем более в армии, в наше время дело почти обыденное, так что с этой стороны нет ничего криминального, увяз по самые уши, теперь надеяться можно только на чудо. Скорее всего, этот садист поиздевается надо мной вдоволь и придушит в этой блестящей шкатулке. Никто никогда не узнает, где отсчитала судьба мои последние минуты.
– Что, шакал, отдышался? Продолжим наш разговор.
Человек в халате уверенно воткнул иглу в руку Сергеева, по-видимому, он был профессионал в своих заплечных делах. Потом подтолкнул ногой стул ближе к жертве и сел рядом. Журналист вновь потерял сознание…

– Очнись, друг, это я – Тахир. Помнишь, как мы учились вместе? Вспоминай скорей, я помогу тебе. Доверься, брат, и все будет хорошо. Что ты рассказал следователю? Сейчас все зависит только от тебя, напряги память, ну давай же.
Он зорко вглядывался в остекленевшие безжизненные глаза журналиста, крепко сжимая его бледные щеки в своих цепких сильных ладонях.
– Солдаты, – еле слышно прошептал Михаил.
– Какие солдаты? Говори, только не молчи.
– Убили, это они.
– Кого убили?
Сергеев снова замолчал.
– Не засыпай, друг, уже немного осталось. Ну, где ты? Очнись. Опять провалился, собака, наверное, маленькую дозу всадил, – сердито ворчал палач. – Может добавить еще, пока не поздно? Да нет, не выдержит, больно слаб. Пусть поспит немного, сегодня из него уже ничего не вытянуть. Кое-что все-таки выяснил, не зря возился. Похоже, что главного он не знает, значит, сам подписал себе приговор, теперь у него одна дорога – в ад.

На первом этаже дома сто семьдесят восемь по улице Спортивной в просторной светлой комнате сидят двое. Один из них Игорь Петрович Кубанцев – хозяин дома, а другой – человек в белом длинном халате.
– Ну что, Тахир, узнал что-нибудь от журналиста?
– Ничего существенного, хозяин. Какие-то солдаты, убийство, нам это совсем ни о чем не говорит.
– Да нет, мой друг, это очень даже интересно. Если он кроме солдат ничего не помнит, а солдаты на то и солдаты, чтобы убивать друг друга, значит, он главного не знает, а раз не знает, то и нам нечего бояться, не в таких переделках бывали. В моей крепости, не то что человека, слона спрятать можно. Так что расслабься, скоро предстоит большая работа.
– А что делать с пленником, может прихлопнуть?
– Ничего не надо предпринимать, сам умрет.

Балашихинская прокуратура.

В кабинет прокурора Волобуева вошел следователь Савельев.
– Товарищ полковник, я только что узнал от наших южнопольских коллег адрес, где могут прятать журналиста Сергеева.
– Что за адрес, капитан?
– Дело в том, что здесь у нас под самым носом свили гнездо неизвестные люди.
– Какие люди?
– Официально они занимаются вполне легальным бизнесом, торгуют запасными частями к «иномаркам». Но очень может быть, что торговля только прикрытие, уж больно тесную связь поддерживают они с южнопольской группой, которая давно замечена в темных махачкалинских махинациях. А журналист как раз и летал в Дальний с расследованием дела об убийстве солдата. Выходит, он наткнулся на что-то очень плохое, раз его похитили и искать поэтому нужно именно на улице Спортивной.
– Молодец, капитан. Бери оперов и действуй незамедлительно. Желаю удачи.

Южнопольск.

Михайлов подъехал на улицу Киевскую, возле дома номер семь его ждал лейтенант Дымов.
– Что, лейтенант, Бредун дома?
– Полчаса как вернулся с работы.
– Это хорошо, тогда будем знакомиться.
Он открыл калитку и вошел в дом.
– Здравствуйте, гражданин Бредун. Я оперативный уполномоченный Восточного района лейтенант Михайлов, со мной лейтенант Дымов. Мне известно про убийство в Дальнем гарнизоне рядового Дронова. Хотелось бы от вас лично услышать подробности этого происшествия.
– Что вы, я никого не убивал. Это какая-то ошибка. Дронова помню хорошо, служили вместе, только он повесился из-за девчонки. Десятки свидетелей вам могут подтвердить это, так что я здесь ни при чём.
– Из-за девчонки говорите? А отвертку помните, или забыли уже? Нашли ее вместе с отпечатками ваших пальцев, наследили вы, дружок, здорово наследили. Поэтому рассказывайте по-хорошему, может на суде зачтется.
– Не убивал, он сам напал на меня. Вот шрам на подбородке, видите, чуть не загрыз волчонок, еле ребята оттащили.
От волнения шрам на сером мясистом лице Бредуна обозначился белым цветом, словно меловая отметина на асфальте. Он понимал, что прижат к стене, и отступать некуда.
– Не убивал, там было много наших: и Седых, и Зинченко, в общем – куча мала.
– Куча может быть и мала, зато отвертка ваша. Хватит, вижу, откровенного разговора у нас не получится. Надень на него наручники, Дымов, отвезем к себе, там и продолжим разговор.
– Нет, нет, подождите, нельзя мне сейчас за решетку, у меня отец тяжело болен, помрет сразу, как только узнает, что случилось. Не забирайте, все скажу, буду помогать.
– Какие вы все сговорчивые становитесь, когда к стене прижмешь, и истории у вас больно жалостливые.
Михайлов долго смотрел на Бредуна с брезгливым чувством человека, встретившего внимательный немигающий взгляд большой лохматой крысы. Подавив в себе отвращение, он, наконец, сказал:
– Молодец, Дронов, герой. Таких зверей, как вы, только зубами надо метить. Если бы каждый погибший оставлял на ваших лицах зарубки, то нормальные люди обходили бы вас стороной.
Ваши друзья давно сдали вас с потрохами. Они готовы на все, лишь бы вы получили по заслугам. Имейте в виду, я знаю гораздо больше о том убийстве, чем вы думаете. Так что попались вы крепко.
– Я не хотел, все получилось случайно.
– Ну вот, это уже лучше. Теперь послушайте меня, к вам скоро приедет бывший комбат, он постарается дать поручение. Не вздумайте отказываться – этот человек способен на все. А как только уедет, сразу сообщите мне. Это ваш единственный шанс на смягчение приговора.
– Я понял, гражданин начальник, сделаю все, как говорите.
– То-то же.

Чагаев шумно вошел в дом Бредуна, по-хозяйски огляделся по сторонам и громко произнес:
– Здравствуй, земляк.
– Здравия желаю, товарищ майор!
– Как живешь, солдат? Вспоминаешь службу?
– Да лучше бы не было никогда этой службы.
– Это ты зря, служба делает из желторотых птенцов настоящих мужчин. Я принес твою расписку, хранил ее как память о нашем братстве.
Он достал из кармана помятый листок, на котором полтора года тому назад корявыми неровными буквами Бредун нацарапал признание в убийстве сослуживца.
– Спасибо, товарищ майор.
Иван протянул руку в надежде, что сейчас бывший комбат вернет ему эту старую черную метку и скажет что-нибудь душевное отеческое, но Чагаев, покачав распиской перед носом старого знакомого, произнес, хитро улыбаясь:
– Нет, мы так не договаривались. – Глаза его в один миг стали холодными и злыми. – Теперь ты в моих руках. Захочу, завтра же отдам тебя на растерзание ментам, но могу и помиловать.
– Не губите, товарищ майор.
– Не губите, говоришь? А разве не по твоей милости, щенок, меня со службы выгнали? Так что я теперь тебе не товарищ майор.
– Не выдавайте, только скажите мне, что надо, я все сделаю.
– Да что ты можешь? Ты же ничего не умеешь.
– Все исполню, вот увидите.
– Исполнишь? – Глаза гостя сузились, он приблизился вплотную к бывшему солдату и злобно сказал: – Смотри, не пожалей потом.
– О чем жалеть, товарищ майор, хуже того, что есть, уже не будет.
– Машину водить умеешь?
– Умею.
– И права есть?
– Есть.
– Тогда будешь моим курьером. Где ты сейчас работаешь?
– На машиностроительном заводе.
– Срочно увольняйся, зарплату будешь получать у меня. Думаю, она тебя устроит.
– Спасибо, товарищ майор.
– Не называй меня больше так. Теперь для тебя я просто Рагим. Понял?
– Понял, товарищ, то есть, уважаемый Рагим.
– То-то же.
– Скажите, а расписку мою вернете?
– Конечно, верну, только после того, как почувствую настоящую верность.
– А что за дело вы хотите поручить мне?
– Поживешь, сам увидишь, если доживешь.
Чагаев зловеще усмехнулся и вышел не прощаясь. Он осторожно огляделся по сторонам, не заметив ничего подозрительного, сел в свою машину и уехал.

Южнопольская прокуратура. Восточный район.

Подполковник Кустарников медленно ходил по своему кабинету и тихо разговаривал сам с собой. Казалось, он не обращал внимания на Жукова и Михайлова. Они давно уже сидели молча за столом.
– Итак, – начал прокурор, – Чагаев нашел курьера. Зачем ему курьер? Понятно зачем, ему и Кубанцеву нужно восстановить постоянную связь с Балашихой, а может быть и не только с ней. Горюнова больше нет, а дело не терпит отлагательства. Значит, нужно ждать скорую командировку Бредуна, а собраться в путь мы ему поможем. Анатолий Сергеевич, вызывай его на утро.
На следующий день в девять часов утра в кабинет Жукова постучался Бредун.
– Разрешите, гражданин начальник?
– Проходи и присаживайся. Рассказывай, что произошло вчера вечером.
– Да рассказывать вроде нечего, мало времени прошло с тех пор, как ваши люди уехали.
На всякий случай Бредун решил умолчать о визите своего бывшего командира.
– Нечего рассказывать, говоришь?
– Совсем нечего, гражданин начальник. Никуда не выходил, сидел дома.
– Ты не выходил, так может к тебе заходили? Что молчишь, рассказывай о Чагаеве, зачем приезжал, или это военная тайна?
От неожиданного вопроса челюсть у Бредуна отвисла, глаза испуганно забегали по сторонам.
– Что делать? – подумал он, – Им все известно. Как выкрутиться? Теперь они запрут меня, и никто не поможет. Наверное, за мной следят, придется рассказать всю правду.
– Ну, в общем, все произошло в Дальнем, – неохотно произнес Бредун. – Когда произошло убийство Дронова, меня вызвал к себе командир батальона майор Чагаев. Таким, как в то утро, я его еще никогда не видел.
Мечется по кабинету, орет благим матом: «Сволочь, без ножа зарезал! Теперь я никто». Машет над моей головой пистолетом, глаза холодные, злые, настоящий волк. Тогда я не знал, что он специально для меня кино крутит, а комбат не унимался: «Вот возьму и пристрелю тебя, а родителям напишу, как ты геройски погиб, сражаясь с врагами. Надо же, взял и погубил человека. Ты что, на зоне? Даже там просто так не убивают. Я понимаю, заехал в зубы, попинал до первой крови, остановись, зачем же убивать? Сейчас слетятся журналисты, следователи, дознаватели всякие и начнут копать. Вся рота видела, что ты натворил. Не дадут теперь дослужить до пенсии, все рухнуло в одну ночь. Садись, сволочь, пиши». А я спрашиваю у него, что писать? «Пиши, что убил человека, признаешься и раскаиваешься». Вот я и написал под его диктовку эту проклятую объяснительную. А когда написал, майор выхватил ее прямо из моих рук и велел вышвырнуть меня из кабинета.
Через месяц без особых почестей, без шума, уехал я в Южнопольск, так сказать на Родину. А комбат вчера предложил работать курьером. Вот и все, остальное вы знаете. Извините, думал вам это не надо.
– Он думал, – разозлился Жуков, – мыслитель хренов, да если бы ты умел думать, то не сидел бы сейчас в этом кабинете. Похоже, бывший комбат готовит важное поручение для тебя. Даю один шанс, учти, теперь последний. Еще хоть раз скроешь от меня что-нибудь, знай – уговаривать не буду, а пока возвращайся домой, жди Чагаева, он очень скоро появится вновь.
На следующий день в кабинете следователя Жукова раздался телефонный звонок:
– Товарищ капитан, докладывает сержант Зуев. Бредун в восемь утра вышел из дома, проехал на семьдесят восьмом автобусе до улицы Речной, пересел в тридцать пятую маршрутку и исчез, как сквозь землю провалился.
– Ты что, потерял его?
– Потерял, товарищ капитан.
– Возвращайся, сержант, на Киевскую семь, и помни, где бы он ни ошивался, домой вернется обязательно.
Вечером Зуев позвонил еще раз Жукову и сообщил, что Бредун подкатил на новенькой «восьмерке» к своему дому, часа два крутился возле машины, а ровно в восемь вечера выехал. Долго петлял по городу, потом остановился на улице Довженко возле заправочной станции, простоял двенадцать минут, заправился и вернулся домой.
– Больше ничего подозрительного не заметил, сержант?
– Ничего, похоже, в дорогу готовится. Брать его надо, товарищ капитан, уйдет.
– Ни в коем случае, пока рано. Что он сейчас делает?
– Наверное, лег спать. Свет не горит во всем доме.
– Вот что, Зуев, ночью он никуда не денется. Ты тоже отдохни пока, а утром, как только рассветет, будь начеку. Понял?
– Понял, товарищ капитан.
Жуков задумался, – Бредун, Бредун, опять загадки загадывает. Заправиться можно было и поближе.
Но хозяин дома в это время не спал, он плотно сдвинул шторы в спальне и, подсвечивая себе фонариком, раскрыл, полученную на заправке, сумку.
– Ничего себе, бль, – удивился Бредун, разглядывая аккуратно уложенные брикеты в целлофановой упаковке. – Что еще за фокусы?
Достал один брикет, долго вертел в руках, нюхал, внимательно разглядывал, а потом бросил со злостью обратно в сумку и произнес:
– Что тут гадать, это, скорее всего, наркота, кажется, меня запрягают. Вот и хорошо, пусть запрягают, следователь как раз предупреждал об этом. Так что хватит заниматься ерундой, нужно как следует выспаться.
Иван выключил фонарик и лег в постель. Сон долго не приходил. Вспомнил, как все было на заправочной станции.
Когда подъехал, кроме него никого не было. Через пару минут подошел мужчина в униформе. Он быстро поставил на заднее сидение большую черную сумку и тихо сквозь зубы произнес:
– Это от Рагима. Сейчас я вас заправлю.
– Да у меня же полный бак.
– Не спорьте, так надо.
– Что за маскарад? Да черт с вами, делайте, что хотите, вам виднее…

Бредун долго ворочался в своей постели, настроение было испорчено:
– Вот Рагим, вот змей подколодный, в какую пропасть тянет меня. Придется все-таки сдать его, уж лучше нары, чем всю жизнь быть под ним. Нужно срочно позвонить Михайлову.
Он нащупал в темноте мобильный телефон и набрал нужный номер:
– Алло, это я.
– Я узнал тебя, говори, – ответил лейтенант.
– Завтра в пять утра выезжаю в Балашиху к Кубанцеву Игорю Петровичу. Запомните адрес, улица Спортивная, сто семьдесят восемь.
– Действуй, только помни – Рагим о наших планах не должен знать. Делай вид, что ты ни о чем не догадываешься, бойся Чагаева – он хитрый и жестокий. Ему убить человека, все равно что муху прихлопнуть. Еще учти, за тобой будут ехать наши люди. Не пытайся их вычислить, держись естественно, с трассы не сворачивай и не вздумай смыться, все равно найду, а тогда не жди пощады.
– Да куда мне теперь смываться, гражданин начальник, буду делать все, что надо.
– Это правильно, так будет лучше для всех, а в первую очередь для тебя.

Сергеев с трудом открыл глаза и подумал:
– Боже, лучше бы я не просыпался. Снова эта пыточная, снова раскалывается голова, руки и ноги словно чужие. Что же ждет от меня этот дьявол? Наверное, существует тайна, о которой я уже никогда не узнаю, а он, как только поймет это, сразу убьет меня. В живых оставлять такого свидетеля, как я, нет никакого резона. Так что совсем мало ждать осталось, скоро все будет кончено. Как сильно хочется пить, только бы один глоток воды и тогда можно умирать. Нет, нет, не надо думать о смерти. Умереть я всегда успею, нужно держаться, меня обязательно найдут…

Ровно в пять утра Бредуна разбудил телефонный звонок:
– Здравствуй, солдат. Пора ехать.
– Я готов, Рагим, сейчас выезжаю.
– Как машина, понравилась тебе?
– Конечно, уважаемый.
– Вот что, Иван, денег тебе хватит на дорогу, а когда вернешься, получишь гонорар. Попутчиков не бери.
– Понятно.
– Ну а если понятно, то счастливого пути.

В кармане Михайлова зазвонил телефон:
– Товарищ лейтенант – это Зуев. Мой подопечный отъезжает. Чагаев уже проводил его, я слышал весь разговор.
– Добро, сержант. Можешь снимать наблюдение, даю сутки отдыха.
– А как же Бредун?
– С этой минуты его ведет лейтенант Дымов.

г. Балашиха. Прокуратура, 9 часов 30 минут.

В кабинете прокурора Волобуева зазвонил телефон:
– Товарищ полковник, вас беспокоит капитан Жуков из Южнопольска. Сегодня в пять часов тридцать минут к вам выехал «чагаевский» курьер – Бредун. Он предположительно везет наркотики Кубанцеву Игорю Петровичу, проживающему на улице Спортивной в доме сто семьдесят восемь. Курьера нужно задержать с поличным. Кроме прочих заслуг он подозревается в убийстве человека. Машина Бредуна находится под нашим контролем, готовьте встречу.
– Спасибо, капитан, за информацию. Я все понял, обязательно встретим. До свидания…

Бредун мчался по пустынной дороге:
«С ветерком еду, – думал он, поглядывая по сторонам. – Как хорошо идет машина, душа радуется. Что это я вчера расстроился из-за наркоты. Все идет по плану, я под прикрытием, бояться нечего, а Рагиму надо позвонить, пусть не беспокоится раньше времени.
Ух, ты, бль, какая краля голосует на обочине, вот это попутчица. С ней, пожалуй, не соскучишься, время быстро пролетит. Ну что делать, подбирать пассажиров запрещено, нужно быстро принимать решение, еще несколько секунд, и я навсегда проскочу мимо своей удачи. Будь, что будет, подберу телку, уж больно аппетитная, пошли они все подальше, бль».
Он резко затормозил, и машина с визгом остановилась напротив девушки. Вблизи она выглядела еще шикарнее: большие синие, словно горные озера перед закатом солнца, глаза; пышные светлые волосы, растрепанные по плечам и в довершение ко всему стройная фигура. Чуть полноватые ножки совсем не ухудшали общее впечатление, а наоборот подогревали мужское воображение. Бредун открыл дверцу и спросил:
– Вам куда?
– В Калугу.
– Понятно, это почти по пути. Садитесь.
Он поспешно выскочил из машины и, подняв сумку прелестной незнакомки, забросил на заднее сидение. Потом переложил свой багаж туда же.
– Надо же, сумки совсем одинаковые, будто близнецы, – подумал он, – как бы не перепутать.
Девушка, словно легкая бабочка, плавно запорхнула в салон и устроилась на переднем сидении.
Машина резко рванула с места и водитель, пристально глядя на дорогу, произнес:
– Меня зовут Иван.
– А я – Света, – ответила пассажирка.
– Пристегнитесь, оштрафуют.
Новая знакомая долго возилась с ремнем, а потом, виновато улыбнувшись, сказала:
– Каждый раз забываю, как это делается.
– Очень просто.
Бредун протянул руку, ослабил натяжение ремня и быстро защелкнул замок. Его рука случайно скользнула по груди пассажирки, ноздри щекотал приятный запах духов.
– Какая она все-таки аппетитная, – думал Бредун, все чаще и чаще поглядывая на стройные, туго обтянутые белой нежной кожей, ноги соседки. – Кажется платье на ней надето на голое тело. Вот уж эти женщины, умеют привлечь внимание.
– Хороший денек намечается, – загадочно произнесла пассажирка. – У меня предчувствие, что сегодня произойдет какое-то важное событие. С раннего утра чего-то жду. Да вы совсем не слушаете меня, Ваня.
– Извините, здесь дорога очень опасная.
Бредун, действительно, не слышал последних слов попутчицы, он думал в это время: «Почему женщины так сильно отличаются от нас. Мы, вроде, и сильнее, и умнее их, но они всегда сверху. Села рядом, и я сразу растерялся, совсем не могу следить за дорогой».
Света посмотрела с ласковой улыбкой на водителя и тихо спросила:
– О чем вы так сосредоточенно думаете?
– Если честно признаться, думаю о вас. Вы мне очень понравились, я давно не встречал таких красивых девушек. Скажите, вы, наверное, замужем?
– Теперь уже нет. Муж разбился при испытании нового самолета, и я осталась совершенно одна. Сначала было трудно без мужской ласки и поддержки, но со временем все как-то утряслось.
– Простите, я не знал о вашем горе.
– Ничего, ничего. Все было давно, иногда мне кажется, что это было вовсе не со мной.
– Какой я все-таки дурак, – думал Бредун, – еще сомневался, брать или не брать попутчицу.
Не снижая скорости, он осторожно дотронулся двумя пальцами до круглой изящной коленки девушки и тихо, словно по секрету, сказал: «Так кусает беззубая лошадь». Затем сжался в комок, ожидая увесистую пощечину, подкрепленную возмущенными оскорбительными словами, за то, что позволил себе такую вольность, а она, как ни в чем не бывало, спокойно сидела рядом, не обращая внимания на его детские шалости.
«Вот черт, почему я так возбудился, еле сдерживаюсь. Сам-то ведь давно не мальчик, кое-что повидал. Правда, такой сладкой бабы у меня никогда не было. Надо срочно усилить натиск, такая удача случается не каждый день. – Он осторожно провел ладонью по теплому бедру соседки. Света увлеченно смотрела на дорогу, совершенно не обращая внимания на водителя. – Самое главное не останавливаться пока у нее не испортилось настроение. Я знаю этих баб, если нет желания, хоть волком вой, они все равно не подпустят».
Пока он так раздумывал, Света повернулась к нему и тихо сказала, положив свою маленькую нежную ручку на его крепкое плечо:
– Ты спешишь, как шаловливый подросток и делаешь ошибки.
Ее коротенькое платье почти совсем не прикрывало ноги.
– Не могу терпеть больше, – взмолился Иван, – если сейчас не остановлюсь, обязательно попаду в аварию.
Он съехал на обочину, остановил машину и, повернувшись к своей попутчице, попытался обнять ее за плечи.
– Нет, нет, только не сейчас.
Она приложила свои тонкие с острыми ноготками пальцы к пересохшим горячим губам мужчины и он, мгновенно догадавшись, что от него требуется, стал поспешно целовать ее ладони, шею, лицо. Наконец, губы их встретились и сомкнулись в долгожданном поцелуе.
– Сумасшедший, – шептала она, – совсем задушил медведь.
А сама в это время снова и снова подставляла для поцелуя свое разгоряченное, вспыхнувшее ярким румянцем, лицо.
– Смешные вы мужчины, нетерпеливые, как дети, а еще упрямые и самоуверенные. Зачем так спешить? Сейчас зайдем в лес, перекусим и отдохнем в тени, а то набросился, как голодный волк на овцу. Надеюсь, у тебя найдется бутерброд для меня?
– Есть, есть, все есть, и бутерброд и кофе, только идем скорее.
Он схватил в охапку плед вместе с пакетом, наполненным доверху продуктами, выскочил из машины и, не оглядываясь, большими прыжками, словно испуганный охотниками лось, помчался в сторону зеленых зарослей. Ему хотелось как можно быстрее покончить с едой, чтобы, наконец, утонуть вместе со своей новой знакомой в омуте неудержимой страсти. В груди проснулся могучий вулкан, так было всегда, когда он предвкушал скорую близость с женщиной. Казалось, что наслаждение будет бесконечно долгим и даже, когда наступит разрядка, он еще и еще будет повторять то, что уже свершилось.
– Сегодня я съем эту вкусную конфетку, проглочу вместе с оберткой. Какая она красивая!
Иван набросился на свою жертву, сгорая в костре безумного желания, а она беспрестанно повторяла одну лишь фразу, даже не пытаясь защищаться:
– Сумасшедший, задушишь меня.
Ей самой сегодня нестерпимо захотелось быть побежденной…
Все закончилось гораздо быстрей, чем планировал новоиспеченный «Казанова». Неземной порыв мужчины моментально угас без долгого треска и шипения, словно факел, брошенный в воду.
– Что я так распалился? – с досадой думал Иван, – Обычная баба, не лучше бывшей жены, да и в любви не очень шустрая. То ли дело моя Райка, хоть стерва большая, зато в постели очень даже моторная.
Света поправила платье, потом заглянула в глаза мужчины и с лукавой усмешкой тихо сказала:
– Ну что, победитель, доволен? Наверное, давно у тебя не было женщины. Не переживай, ты хороший
партнер, в следующий раз обязательно получится. Собери все и иди в машину, я задержусь здесь на минуту.
– Да, да, все понял. Ухожу.
Она медленно возвращалась на дорогу, осторожно ступая своими маленькими белыми туфлями по густой пыльной траве, потом села в машину, внимательно осмотрела себя в зеркале, поправила растрепанные волосы и, как-то совсем по-домашнему, сказала:
– Поедем, Ваня.
Машина тронулась.
– Что-то я сегодня заигрался, – с тревогой подумал Бредун. – Подобрал незнакомого человека в пути. У меня же серьезный товар, а ну, как сопрет, что делать тогда? Да нет, это, кажется, я чересчур загнул, она же все время на моих глазах. А то, что не получилось сегодня, так моей вины тут нет. Света действительно права, я давно не видел живой бабы. Хороша все-таки штучка, немного ноги полноваты, зато все остальное – высший класс. Нужно обязательно взять телефон, на обратном пути заеду.

– Товарищ капитан, это Дымов, звоню с трассы.
– Что случилось? – спросил Жуков.
– Бредун подобрал попутчицу.
– Какую еще попутчицу?
– Блондинка с черной сумкой, больше ничего не разглядел, слишком далеко, а ближе подъехать побоялся. Сейчас они устроили пикник в зеленом массиве. Что делать, Анатолий Сергеевич?
– Подожди, лейтенант. Дай подумать. Скорее всего, пассажирка случайная. А, может быть, все подстроено, такой вариант тоже нельзя отбрасывать. Решаем так: следи в оба, пока она не высадится. Запомни место, где вышла, на всякий случай, а сам гони за курьером. Понял?
– Понял, товарищ капитан.
– Тогда действуй.
– Итак, что мы имеем? – задумался Жуков. – Чагаев, братья Кубанцевы, Бредун, а теперь еще эта попутчица. Если удастся взять курьера с поличным, то легче будет зачистить махачкалинские связи и тогда конец змеиному гнезду. Какой конец? О чем я размечтался? Пока гоняюсь за одними злодеями, подрастут другие, еще более дерзкие и хитрые. Не будет никогда победы над этим поганым родом.

Сергеев открыл глаза и, увидев белые ненавистные стены, взмолился:
– Боже, прошу тебя, прежде чем отнять мою жизнь, дай хоть один глоток воды! Меня похоронили заживо в этом мрачном холодном склепе. Мои похитители уже давно не заходят, значит им ничего от меня не нужно. Как же хочется пить! Неужели придется умереть от жажды? Спаси, и я полностью изменю свою жизнь. Я буду самым твердым праведником на земле. Как же я был глуп, когда считал, что истинное счастье заключается в большой и нежной любви к женщине, но ведь любовь приходит к нам внезапно и исчезает бесследно, даже не дав насладиться собой. Она не признает семейного уюта, быстра и блистательна, как молния, ее невозможно погладить или приручить, она великолепна, ею можно только восхищаться один лишь миг, а потом всю оставшуюся жизнь вспоминать, как великое чудо, однажды произошедшее в жизни. Она совсем не греет, она сжигает дотла. Женщины, несущие нам эту любовь, сами не осознают, чем владеют. Они приходят и уходят, сменяя друг друга, словно яркие частицы разнообразных соцветий в калейдоскопе и почти никогда не вспоминают о нас.
Есть на земле истинная любовь – это любовь к матери и любовь к Богу. Она никогда не предаст, не обидит, не потребует привилегий, не позавидует и не позлорадствует.
Не оставляй меня, Боже. Если выживу, клянусь, буду чаще думать о Тебе милосердном и о своей бедной матери. Только Ты и она сегодня страдаете вместе со мной и придаете мне силы, чтобы выдержать эту свалившуюся на меня так внезапно беду.

«И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом»…

– Какая резь в глазах, словно кто-то метнул в них горсть перца. Нужно немного потерпеть и все пройдет. Неужели я еще жив? – думал Сергеев. – Как все-таки вынослив человек, без воды и еды, связанный по рукам и ногам. Сколько же я времени здесь?
Он посмотрел, насколько это было возможно, по сторонам и почувствовал, что все вокруг – и стены, и потолок, и столы с блестящими инструментами завертелось стремительной каруселью, смешавшись в единый нескончаемый кошмар.
Глаза журналиста запеленала непроницаемая завеса и он, теряя уже в который раз сознание, попытался крикнуть:
– Кто-нибудь, дайте воды хоть один глоток!
Но непослушный распухший язык даже не пошевелился при этом в пересохшем рту.

В кармане Жукова зазвонил телефон:
– Алло, товарищ капитан, это Дымов. Кажется, я потерял попутчицу Бредуна.
– Как потерял?
– Сам не пойму, только заехали в Калугу, она выскочила на первом светофоре.
– Ну а ты что?
– А я застрял в пробке, пока выбрался, ее уже след простыл.
– Да как же она могла с сумкой?
– Сам удивляюсь, товарищ капитан, – черт какой-то в женском платье.
– Плохо, лейтенант, очень плохо. Не упусти теперь Бредуна.
– Попутчица, конечно, сбежала, – подумал Жуков, –
теперь обязательно надо ждать какой-нибудь сюрприз. С курьером, кажется, все понятно. Его встретят в Балашихе, но что делать с Евсеевым, он ведь совсем не виноват, сравнительные анализы ДНК не подтвердили его причастность к убийству Горюнова, значит пора выпускать. А как это сделать, если настоящий убийца до сих пор на свободе, ладно, пусть потерпит еще немного, потом сам спасибо скажет.
г. Балашиха, улица Спортивная, дом сто семьдесят восемь.
К большому трехэтажному дому, спрятавшемуся за высокими вечнозелеными соснами, подъехала «Нива». Из машины вышли несколько человек. Один из них, следователь капитан Савельев, нажал кнопку на калитке.
– Кто там? – недовольно отозвался мужской голос.
– Откройте, Балашихинская прокуратура.
После небольшой паузы послышались частые прерывистые гудки.
Савельев открыл калитку, пропустил всех, кто приехал вместе с ним, вперед, а потом вошел сам. Гости, не спеша, поднялись в дом по широкой лестнице, облицованной мраморной плиткой. В передней комнате, в глубоком кресле из тонкой белой кожи сидел хозяин. Рядом с креслом примостился маленький журнальный столик. Мужчина хмуро глядел на гостей. В правой руке его был крепко зажат черный блестящий пульт дистанционного управления.
– Кубанцев Игорь Петрович?
– Да.
– Будем знакомы. Я капитан Савельев – следователь прокуратуры. Со мной оперативные уполномоченные Гаранин и Ильин. Вы подозреваетесь в похищении журналиста Сергеева.
– Какого журналиста? Я законопослушный бизнесмен, никого никогда не похищал. Моя работа – торговля запасными частями к автомобилям. Зарплату работникам и налоги плачу исправно. Какие ко мне могут быть вопросы.
– Не валяйте дурака, Кубанцев, я все про вас знаю.
Савельев кивнул операм:
– Зовите понятых и начинайте обыск.
– Имейте в виду, капитан, вы ответите за ваше самоуправство. Я буду жаловаться.
– Жалуйтесь, сколько вам будет угодно.
Следователь обратил внимание на то, как часто хозяин дома с тревогой озирается на окна.
– Ждете кого-то?
– Никого я не жду, мои все дома.
– Вот и хорошо.
Кубанцев нервничал. Он понимал, что через час приедет курьер и тогда конец, ловушка захлопнется. На его багровом лице выступили крупные блестящие капли пота.
– Что у тебя Гаранин, нашел что-нибудь?
– Пока нет, товарищ капитан.
– А на втором этаже у Ильина?
– Тоже чисто.
– Ищите, хорошо ищите. Собаку заприте в будке, чтобы не мешала. Осмотрите все: и чердак, и дворовые постройки, ничего не пропустите.
Настроение следователя портилось.
– Неужели промахнулся? Может, нужно было сначала понаблюдать за этим чертом. Вон, как обрадовался, будто клад нашел, уверен, наверное, что мы уедем ни с чем. Ничего, ничего, скоро Бредун появится, вот тогда вместе посмеемся. А пока нужно запастись терпением.
– Товарищ капитан, можно вас на минутку?
– Что случилось, Ильин? Говори не бойся, здесь все свои.
– Курьер приехал.
– Курьер говоришь, это хорошо, это кстати.
Савельев победно оглянулся на хозяина. При упоминании о курьере, голова Кубанцева вжалась, будто кто-то невидимый вбил ее в плечи, а глаза испуганно забегали по сторонам.
– Давайте сюда курьера, будем заканчивать спектакль.
Бредун зашел и остановился, посередине комнаты, пытаясь определить хозяина дома.
– Вот тот, который с красным потным лицом, наверное, и есть Кубанцев. Все ясно, его уже повязали, сейчас возьмутся за меня. Что я так заволновался, все идет как надо, я исполняю задание Жукова.
Он помедлил немного, а потом решительно обратился к хозяину:
– Здравствуйте, Игорь Петрович, я от Чагаева. Примите товар.
Поставил на пол сумку, которую до сих пор держал в руке. Савельев метнулся к добыче, словно барс к зазевавшейся косуле и не в силах больше сдерживать себя, вытряхнул в один миг из нее все содержимое.
На пол с глухим стуком выпали тяжелые целлофановые брикеты. Все присутствующие, в том числе и хозяин, застыли в напряженном ожидании скорой развязки.
Капитан осторожно проткнул один из брикетов, заранее приготовленным для этого случая перочинным ножом.
– Теперь точно пропал, прямо как в сказке – на кончике иглы моя смерть, – подумал Кубанцев.
Офицер поднес нож к языку, осторожно лизнул порошок, и в этот миг лицо его разочарованно вытянулось. Глаза наполнились непримиримой яростью, он готов был разорвать курьера.
– Что, мерзавец, поиграть со мной вздумал? Где героин, рассказывай быстро. Ты что привез, негодяй?
– Что дали, то и привез, гражданин начальник.
– Да я тебя зарою, душу вытряхну, а своего добьюсь. На всю оставшуюся жизнь меня запомнишь.
– Ну, дает мужик, динамо крутит серьезно, – подумал Бредун, – наверное, так положено.
Он мельком взглянул на Кубанцева и испугался:
– Что-то происходит не так, как задумывалось.
Хозяин, в это время, глядя с нескрываемой усмешкой на Савельева, произнес:
– Ну, капитан, нашли твои опричники, что так усердно искали? Ты отнял у меня уйму драгоценного времени. Уходи по-хорошему и держи крепче звездочки на погонах, чтобы не осыпались ненароком.
– Это настоящий провал, – подумал следователь, – меня как ребенка провели вокруг пальца. Теперь выход только один – нужно обязательно добить этого наглеца, развалившегося в кресле.
Он медленно подошел к курьеру и спросил со злостью:
– Кто дал тебе это, отвечай колодник?
– Как кто? Чагаев, да еще сказал – товар, что надо, Кубанцев будет доволен.
Не успел Иван закончить последнюю фразу, как в голове шевельнулось легкое беспокойство. Он вспомнил, вдруг, пассажирку, у нее была точно такая же сумка.
– Конечно, это она, забыл все инструкции, словно с ума сошел. Провалил операцию из-за какой-то бабы. Вот сука, убил бы, бль. Прав Рагим, нельзя было подбирать попутчиков на трассе. Как я мог не думать об этом? Стащила наркоту стерва, из-под самого носа стащила, а я дурак хотел еще ей денег дать.
Бредун быстро прогнал в памяти «ланч» на природе и все остальное, что было потом.
– Убаюкала, гадюка, бесплатными ласками, а я развесил уши, про все на свете забыл. Теперь придется отвечать. Конечно, это она, но когда же она успела подменить товар?
Иван в своих горестных мыслях даже не заметил, как последние слова произнес вслух.
– Кто она? – оживился Савельев. – Говори быстро не тяни, все равно узнаю, только потом хуже будет.
– Взял я одну на трассе, соблазнился, гражданин начальник, не сдержался. Думаю, она как раз и подменила сумку, больше некому. Ну, сволочь, встречу – убью, бль.
– Кого ты встретишь герой, она уже так спряталась, никакие собаки не отыщут. Ты лучше скажи, сможешь составить фоторобот?
– Конечно, смогу. Я ее запомнил на всю жизнь. С закрытыми глазами, на ощупь не ошибусь.
– Ну, тогда моли Бога, чтобы мы, как можно скорее, нашли твою попутчицу. Ильин, надень на него наручники и убери с глаз моих. Пусть ждет в машине.

Савельев с нескрываемым отвращением посмотрел на Кубанцева. Глаза хозяина дома сияли праздничным салютом.
– Как много я отдал бы сейчас, чтобы погасить этот фейерверк. Но ничего не поделаешь, по-видимому, сегодня не мой день, – подумал он. – Неужели придется уйти ни с чем?
Опыт подсказывал следователю – сдаваться рано, нужно искать и думать, думать и искать.
– Что-то здесь не так, – капитан глубоко задумался, пытаясь поймать постоянно ускользающую от него очень важную и нужную мысль. Разгадка приближалась, кружилась рядом, будто дразнила и подсмеивалась, но в самый последний миг бесследно ускользала.
Савельев подошел к журнальному столику, машинально взял в руку пульт дистанционного управления, долго рассматривал маленькие белые кнопки с номерами и символами, напряженно думая:
– Где же ключ к разгадке? Должен же быть ключ.
Вдруг он радостно воскликнул:
– Нашел! Теперь ты от меня не ускользнешь, попалась все-таки проказница. Какая простая разгадка, а как долго я не мог тебя поймать. Оказывается все просто.
Капитан победоносно посмотрел на Кубанцева:
– Что-то у вас господин хороший немного гонора поубавилось, да и глаза больше не так ярко светятся. Случилось что-нибудь?
Он опустился в кресло, которое только что освободил хозяин и сказал с усмешкой:
– Вот, Игорь Петрович, кажется, наша игра подходит к концу. Не хотите ли объяснить, зачем нужен пульт в этой комнате? Здесь нет ни телевизора, ни видео, ни даже обычного магнитофона.
– Не понимаю, гражданин следователь, о чем вы говорите?
– Все вы отлично понимаете.
Савельев хлопнул в ладоши и громко объявил:
– Внимание всем, ищите здесь!
Он показал рукой на встроенную ажурную стенку, расположенную напротив кресла. Стенка была сверху донизу плотно заставлена книгами.
– Ищите розетку, выключатель, индикатор или сразу все вместе, книги не жалейте, сбрасывайте на пол, потом разберемся.
Кубанцев побледнел, губы задрожали. Он скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то удержать их нервную пляску. А Савельев спешил:
– Смелее, братцы, не надо стесняться, скоро сами поймете, где собака зарыта.
Он точно знал, что выстраданная победа рядом. Осталось сделать только один шаг.
– Есть, товарищ капитан, нашел потайную кнопку, – радостно крикнул Гаранин.
– Где она?
– Здесь! Спряталась в обоях.
Молодец, лейтенант, нажимай ее скорей.
– А можно? Я ничего не сломаю?
– Можно, можно, действуй смело. Ты здесь сегодня самый главный, никого не бойся.
Гаранин осторожно нажал кнопку, и сразу же красным рубином засветилась маленькая бусинка индикатора, застыв в ожидании дальнейшей команды хозяина.
– Теперь, господа и товарищи, будет самое интересное, не пропустите.
Савельев, словно фокусник, взмахнул рукой, одновременно нажав на кнопку пульта. Раздался еле слышный звук, похожий на легкий стук карандаша по картонной обложке книги. Стена плавно и бесшумно поползла в сторону, открывая выход на узкую металлическую площадку, огороженную с внешней стороны блестящими перилами. Все, кроме Кубанцева, застыли в изумлении. То, что произошло сильно походило на волшебную сказку. Следователь уверенно вышел на площадку и громко, чтобы все слышали, крикнул:
– Скорее сюда, здесь настоящая лаборатория! Там кто-то есть.
Капитан быстро спустился по лестнице и подбежал к человеку, застывшему в кресле. Безжизненное тело пленника сдвинулось в сторону и удерживалось неподвижно только благодаря крепкой веревке, опутавшей его вместе с креслом. Голова свисала на грудь, глаза были плотно закрыты.
– Идите сюда, здесь Сергеев, – радостно произнес следователь. – Вызывайте скорую помощь.
Он осторожно попытался нащупать пульс журналиста и с горечью произнес:
– Пульса нет, опоздали. Хотя есть пульс, есть, только очень слабый, я его, кажется, чувствую. Он жив, братцы, где же скорая?
– Через полчаса будет, товарищ капитан.
– Как долго, что же делать? Мы его потеряем.
Савельев дотронулся до плеча журналиста:
– Очнись, Миша, не умирай. Ты теперь не имеешь права на смерть. Мы нашли тебя, все самое страшное позади. Еще поживешь назло врагам. Гаранин, обрежь веревки. Что я должен подсказывать? Кладите его на стол, да осторожнее, прошу вас. Голову поддержите, теперь ему будет легче. Где же скорая, черт возьми?
– Мы здесь.
Врач, молодой мужчина в белом халате и в такой же шапочке, прощупал пульс Сергеева и уверенно произнес:
– Жить будет, всех прошу отойти. Кто-нибудь один поедет с нами. Все подробности потом.

– Товарищ капитан, здесь какая-то дверь.
– Где?
– Вот она.
– Молодец, Ильин, вижу. Поезжай с журналистом на скорой, не отвлекайся ни на секунду, даже если случится землетрясение. Я сам посмотрю, куда ведет эта дверь.
Савельев подошел ближе, нагнулся и, заглянув в замочную скважину, резко отшатнулся в сторону. Он, давно привыкший к постоянной опасности, вовсе не испугался. Это была мгновенная реакция на, внезапно открывшуюся, угрозу. С обратной стороны замочной скважины на него злобно смотрел застывший черный глаз. Так смотрит обычно хищник, спрятавшийся в засаде, на охотника.
– Выходи, сволочь, или я тебя сейчас из гранатомета жахну. Считаю до одного, ррраз.
– Не надо стрелять, сдаюсь, сдаюсь.
Звонко звякнул замок, и дверь с протяжным скрипом отворилась. В маленькой пустой, лишенной окон, комнате, стоял человек с узкими, как щели в полу старого чулана, глазами.
– Ты кто?
– Тахир – слуга Игоря Петровича. Я не виноват, все делал, как приказывал хозяин.
– Понятно. Гаранин надень на него наручники. Будем возвращаться. Больше нам нечего делать в этой преисподней.

Балашихинская прокуратура.

В кабинете, куда привели Бредуна, на столе возле окна стоял компьютер. Иван, немного успокоившись, огляделся по сторонам и увидел мужчину лет сорока.
– Садитесь рядом, сейчас немного поработаем, – сказал хозяин кабинета.
На экране появились фрагменты женских лиц. Волосы, брови, глаза быстро мелькали, меняя свои очертания. Очень скоро вырисовался желаемый образ.
– Это она, точно она, – обрадовался Бредун.
Савельев, взглянув на портрет, задумчиво произнес:
– Видно зря я тебя ругал, парень. Перед такой красотой никто не устоит.

Южнопольск. Прокуратура Восточного района.

В кабинет следователя Жукова зашел подполковник Кустарников…
– Кажется, капитан, нас перехитрили с наркотиками.
– Почему вы так думаете, товарищ подполковник?
– А тут и думать особенно не надо. Мне только что звонили из Балашихи. Товар в пути успели подменить. Им доставили не героин, а обычный сахарный песок. А провернула все это попутчица Бредуна. Вот ее фоторобот.
– Не волнуйтесь, Иван Алексеевич, с таким товаром мои орлы ее из-под земли достанут. Подождите, по-моему, я знаю эту женщину. Это же Светлана Киреева, подружка Чагаева. Точно – это она. Значит, что-то почуял, хитрый лис, раз собственный товар украл из-под носа курьера. А Кирееву мы быстро найдем, товарищ подполковник, у нас даже адрес ее есть.
– Ни в коем случае, капитан, сейчас ее трогать никак нельзя. Пусть она вместе со своим хозяином попытается сбросить товар.

В скором поезде «Москва – Адлер» во втором купе ехали четыре молодые пассажирки. Одна из них привлекала к себе внимание окружающих своим экзотическим одеянием. На ней была яркая пестрая блуза и длинная до самого пола блестящая черная юбка. На шее серебрились замысловатые украшения. Кудрявые черные волосы, колода карт в руках и громкий гортанный голос выдавали в ней цыганку.
– Садись ближе, красавица, погадаю, – обратилась она к соседке напротив.
– Нет, нет, не надо. Я сама все про себя знаю.
– Ты не бойся, денег не возьму. Тебя скоро полюбит большой человек, а ты даже не будешь знать об этом.
– Отстаньте, пожалуйста, я ничего не хочу слышать.
– Станешь счастливой и богатой, – не унималась цыганка.
Женщина поднялась и поспешно вышла из купе.
– Беги, беги, красавица, только знай – от судьбы не скроешься. Ну, кто еще хочет заглянуть в свое будущее, не стесняйтесь.
Цыганка цепким взглядом ощупала двух оставшихся в купе женщин и, убедившись, что желающих погадать нет, сразу потеряла интерес к ним. Отвернулась к окну и стала внимательно разглядывать мелькающие картины родной природы.
В своем новом обличии, Света чувствовала себя довольно уверенно.
– Все же скучно, когда рядом нет мужчины, – думала она, – а, с другой стороны, даже хорошо без назойливых поклонников. Товар в Калуге у надежных людей, в купе тихо и спокойно, и все-таки жаль, что нет попутчика.
Вдруг Света вспомнила про курьера:
«Парень хороший, но уж больно простой, с таким даже флиртовать нет никакого смысла. Зато как потекли у него слюнки от моих приколов. Дураки все-таки мужчины, только покажи им ножку чуть-чуть выше дозволенного, сразу все забудут – и семью, и работу, и мать родную. Но как приятно, когда эти грубые неуклюжие самцы безропотно исполняют самые бессмысленные, самые унизительные команды. Что может быть лучше безграничной власти? Ничего.
Мужчины, мужчины – они наивно думают, что выбирают нас и даже не догадываются бедняги, что мы, только мы сами позволяем поохотиться за собой, да и то, если нам это нужно. Одних мы выбираем за силу и красоту, других – за деньги. Самое главное, чтобы избранник мог обеспечить нам сытую безбедную жизнь, а страсти, о которых мечтает каждая гимназистка, придут потом сами. Эти надутые самодовольные индюки не знают, чего хотят, зато мы хорошо знаем, что им нужно. В этом, наверное, и кроется основной смысл отношений между слабым и сильным полом».

Балашихинская прокуратура.

В кабинете капитана Савельева сидит Бредун. Он мрачно смотрит на следователя, понимая, что ничего хорошего теперь ему не светит.
– Придется задержать тебя, дружок, за связь с похитителями людей, – сказал капитан. – Жаль, конечно, что с наркотой осечка получилась, но ничего, у нас с тобой еще все впереди. Расскажи подробно про пассажирку.
– Вроде добавить нечего, вам уже все известно.
– Ах да, чуть не забыл, муж у нее летчик, разбился при испытании самолета, еще тетка в Калуге живет – Света как раз к ней ехала, в гости меня приглашала.
– Ну а ты что, испугался?
– Нет, хотел сначала дело закончить, а уж потом на обратном пути, можно было к ней заглянуть. Больно баба ласковая, да и в любви безотказная. Телефон теткин дала.
– Ну-ка, Гаранин, проверь на всякий случай номерок, хотя заранее знаю – пустышка.
Лейтенант позвонил, потом повторил вызов еще раз и сказал:
– Нет такого номера в Калуге, товарищ капитан.
– Все понятно. Знаешь, Бредун, как это называется?
– Как?
– Приходи, кума, когда меня дома нема. А насчет летчика и тетки она хорошо загнула.
– Ну, сука, – злобно прохрипел Бредун, – встречу – убью, бль.
– Никого ты не встретишь, чудак, эта летчица-налетчица уже далеко.

Балашиха, улица Спортивная, дом сто семьдесят восьмой.

– Что, Кубанцев, успокоился чуть-чуть? – спросил капитан.
– Да, гражданин следователь.
– Тогда ответь, зачем хотел убить журналиста?
– Не хотел убивать и вообще я здесь ни при чём.
– Как это не причем? Ты же знал, что Сергеев вернулся из Дальнего гарнизона.
– В том то и дело, что не знал, просто брат позвонил из Южнопольска и попросил выяснить, что удалось вынюхать журналисту, а что конкретно нужно было узнать, понятия не имею.
– Ты чуть не убил человека, похоронил заживо в склепе. Он чудом выжил и пока мы еще не знаем, как этот плен отразится на его здоровье. Придется отвечать по закону. А теперь расскажи, что связывает тебя с Максимом Кубанцевым и Чагаевым?
– Брат торгует автомобилями, а я запчастями к ним. Могу показать документы, все чисто и прозрачно.
– Это я еще проверю, а пока есть предложение. Поможешь нам – зачтется на суде, а если нет – сам знаешь, похищение людей, очень серьезное преступление. Так что придется тебе хорошо постараться.
– Что я должен сделать?
– Ничего особенного, пообщаешься с братом под контролем. Думаю, если он замахнулся на жизнь человека, значит, была веская причина. В общем, в доме у тебя поживут некоторое время наши люди, и не дай Бог, если ты хоть одним словом намекнешь о них. Делай вид, что ничего не произошло, а брату скажи, чтобы не волновался по поводу задержания курьера. Пусть думает, что Бредуна повязали за старые грехи и к вашим делам его арест не имеет никакого отношения.

Чагаев стоял на перроне вокзала. Мимо с чемоданами и сумками спешили пассажиры, только что прибывшего поезда. Внезапно, перед ним, словно из-под земли, вынырнула цыганка.
– Уходи прочь, гадать не буду, – произнес он сквозь зубы.
Но цыганка усмехнулась и тихо, чтобы никто из посторонних не услышал, ответила:
– Что, Рагимушка, совсем закрутился, своих не узнаешь?
Мужчина внимательно присмотрелся и широко раскрыл рот от удивления:
– Светка, ты что ли?
– Я.
– Надо же, как преобразилась, настоящая «гитана».
Он еще раз недоверчиво оглядел цыганку с ног до головы и, слегка успокоившись, спросил:
– Как съездила?
– Нормально, сделала все, как велел. В Калуге обещали деньги после реализации.
– Отлично, теперь быстро домой. Нужно немного подумать, что делать дальше. Хвоста не было?
– Все чисто, не беспокойся, я бы заметила. А как твои дела, Рагим?
– Плохо, все идет не так как надо. В Балашихе наткнулись на засаду, Бредуна повязали. Смотри, Света, к Максиму не суйся, его пасут. Обложили нас со всех сторон. Ты мне лучше скажи, красавица, было что-нибудь у тебя с курьером в дороге?
– Ты что, Рагим, совсем меня не уважаешь? Чтобы я замутила с этим утюгом, постыдился бы говорить такое.
– Ладно, ладно, пошутил я, не злись.

Балашихинская прокуратура. Кабинет прокурора Волобуева.

– Разрешите, товарищ полковник?
– Заходи, Савельев. Что нового?
– Пропала пассажирка курьера, как сквозь землю провалилась. Затаилась где-то в Калуге. Понятно, ее появление на трассе, это козни южнопольских наркодиллеров и искать ее надо где-то рядом с ними.
– Правильно, капитан, она обязательно скоро засветится. Позвони нашим южнопольским друзьям, пусть подсуетятся. А тебе надо тщательно следить за Игорем Кубанцевым.
– Следят мои люди, товарищ полковник, и днем и ночью следят.
– Ну и как?
– Был один пробный звонок, Чагаев пытался выяснить обстановку, но вроде успокоился.
– А как там журналист, отошел немного?
– Сергеева спасли вовремя. Слаб, правда, еще, но уже успел рассказать про своих мучителей. Дело ясное скрывают они свои махинации с наркотой, а подвал под домом, товарищ полковник, похоже, не раз использовался для похищения и пыток. Криминалисты обнаружили следы крови. Думаю, что скоро удастся что-нибудь раскопать.

Южнопольск. ООО «Ритм»

В офисе Кубанцева раздался телефонный звонок.
– Здравствуй, уважаемый Максим. У меня хорошие новости. В Балашихе у ментов облом. Представляешь, я под носом увел у них товар. В самый последний момент перед отправкой курьера печенкой почувствовал, что они замышляют недоброе. Так все и получилось. Брату пока не звони, думаю, они не оставят его в покое. Сам тоже не высовывайся, надо переждать какое-то время. Ничего не бойся, бывало хуже.

«И встал Авраам рано утром, и посмотрел на Содом и Гоморру, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи.
И было, когда Бог, истребляя все города окрестности сей, выслал Лота из среды истребления.
И вышел Лот из Сигора, и стал жить в горе, и с ним две дочери его, ибо он боялся жить в Сигоре. И жил в пещере, и с ним две дочери его…
И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; итак напоим отца нашего вином и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим всю ночь. А он не знал, когда она легла и когда встала»…

Михайлов остановил свой «Уазик» возле дома Горюновой.
– Зачем я опять здесь, – подумал он, – все, что нужно уже давно выяснил. Что за магнит все время тянет меня сюда?
Не найдя нужного ответа, решительно нажал кнопку домофона и, услышав до боли в сердце знакомый желанный голос, оказался во дворе. Потом заскочил на площадку перед заветной дверью, перескакивая, как школьник, через две ступени, в один миг, оказавшись в комнате.
Здесь все было так мило, так знакомо: и мебель, и картины на стенах, и даже воздух, которым дышала она.
Вдова неподвижно сидела на диване. Ее глаза были переполнены грустью и отчаянием.
– Неужели она до сих пор скорбит о муже? – подумал Николай.
– Лена, я зашел к вам еще раз. Заглянул просто так, сам не знаю почему.
Она пристально посмотрела на гостя.
– Конечно, вам теперь совершенно нет никакого дела до бедной одинокой вдовы. Всё давно выяснили и уточнили. Только не подумайте, я вовсе не упрекаю вас, на это я не имею никакого права. Но если бы вы знали, как тоскливо мне в этом осиротевшем доме. Понимаю, я не заслужила, чтобы кто-то думал обо мне, но к стыду своему, сама всё время вспоминаю вас и ничего, поверьте, совсем ничего не могу поделать с собой.
– Леночка, я очень хорошо отношусь к вам. Да что там отношусь, я люблю вас! Но вы ведь еще такая слабая, совсем не оправились от свалившегося на вас горя. Если бы я только знал, мог догадаться о ваших мыслях, то без промедления прилетел бы к вам. Такая красивая женщина не может оставаться одна. Простите меня ради Бога, я сам постоянно думаю о вас.
Лена закрыла ладонями свое лицо и прошептала:
– Не надо ничего говорить, я виновата и не имею права на счастье.
– Нет, вы имеете право на все земные радости. Это так естественно и не может происходить вопреки законам природы.
Кровь громко застучала в висках, и он подумал:
– До тех пор пока она сама не оттолкнет меня, пусть твердит любые слова о том, что можно и чего нельзя в ее положении. Я знаю женщин – они всегда говорят одно, а думают совсем о другом.
Михайлов присел рядом, осторожно отвел ладони от ее лица и поцеловал.
– Прошу вас, не надо, – еле слышно прошептала она.
Но к радости молодого мужчины не отодвинулась, а наоборот еще крепче прижалась к его плечу.
– Я большая грешница, потому что совершенно не могу найти силы, чтобы не слушать ваши слова о сердечных чувствах в это печальное время. Да вы и сами, наверное, осуждаете меня за мое легкомыслие.
– Это не легкомыслие, Лена, это связь между нашими душами. Она не подчиняется никаким законам, не может прерваться и совсем не зависит от нас. Она всесильна. Вы моя на всю оставшуюся жизнь. Я никогда не обижу, не отвернусь от вас, буду постоянно рядом. Теперь – это главная цель в моей жизни.
Михайлов умолк, а Лена посмотрела на него с благодарностью и тихо прошептала:
– Обещайте, что никогда не бросите меня.
Она взяла его руку в свои маленькие ладони и прижала к горячей щеке.
– Клянусь, душа моя, что буду любить вас так, как никогда и никого не любил, – ответил он, потом подхватил ее на руки и понес в спальню, осыпая лицо поцелуями.
Веки женщины были закрыты, сердце переполнялось сладкой истомой. А ему казалось в это время, что он никогда не сможет утолить голод своей, так внезапно вспыхнувшей, страсти…

Лена открыла глаза и смущенно, словно извиняясь за то, что так внезапно уснула в присутствии гостя, спросила:
– Кажется, я уснула? Как долго я спала?
С таким чисто детским лукавством Николай еще не сталкивался никогда. Он уже готов был поправить маленькую плутовку, но, встретив невинный взгляд ее бархатных глаз, сразу протрезвел:
– А что, она должна сейчас во всех подробностях обсудить все, что произошло между нами? Я просто самый бестактный бестолковый кавалер. Конечно, она умница, так и должна вести себя настоящая женщина.
Он ласково посмотрел на Лену. Щеки ее покрылись ярким румянцем, а под глазами, словно утренняя роса, поблескивали бисером маленькие капли пота.
– Ты устала, радость моя?
– Очень устала. Можно я немного подремлю на твоем плече...?

Михайлов проснулся под утро, рядом с ним лежала она. Блестящие черные волосы рассыпались на подушке, едва прикрывая ее нежную грудь. Глаза были закрыты длинными густыми ресницами.
– Как она хороша, – подумал Николай и осторожно провел ладонью по вытянутой вдоль бедра руке.
Но женщина не спала, она давно проснулась, и ей хотелось, чтобы этот сладкий сон наяву продолжался бесконечно.
Михайлов осторожно поцеловал плечо, потом стал поочередно целовать ладони, руки и шею.
– Только не останавливайся, – думала Лена
Наконец их губы встретились. Она затаила дыхание, чувствуя, что через одно мгновение наступит самый желанный момент, который возникает между влюбленными. Очень хотелось продлить его хотя бы на секунду.
Вдруг из груди вырвался тихий протяжный стон. Всё её тело от головы, безудержно метавшейся на подушке, до маленьких розовых пят, содрогнулось. Забыв недавнее смущение, она полностью растворилась в собственной страсти.

Бредун робко зашел в камеру. Железная дверь с шумом захлопнулась за спиной. Он переминался с ноги на ногу, растерянно озираясь по сторонам. Местные обитатели смотрели на гостя холодными враждебными глазами, словно волки на заблудившегося в дремучем лесу щенка, который потерял хозяина и теперь дрожит всем своим маленьким телом от головы до хвоста, предчувствуя скорую гибель.
Вдруг к Ивану танцующей походкой подошел один из старожилов и со злой усмешкой произнес:
– Что стал, как пень, проходи в хату. Предупреждаю, о себе рассказывать будешь потом, а пока мы запустим тебя в космос.
Он резко подтолкнул Бредуна своим острым костлявым кулаком в спину и тот от неожиданности, потеряв равновесие, в один миг оказался в ногах своих, только что обретенных братьев.
Камера оживилась, все устраивались удобней на нарах, ожидая веселое представление.
– «Зуб» и «Слон», завяжите ему глаза потуже, чтобы не зекал и тащите на нары, – скомандовал сутулый лысый человек в синей майке. Его длинные жилистые руки были плотно расписаны такими же синими, как и сама майка, татуировками.
– Ща, все будет, как надо – откликнулся «Слон».
Он сдернул полотенце, свисавшее, словно портянка, со второго яруса, потом, не спеша, туго до боли в висках обмотал лицо будущему космонавту.
Иван задохнулся, ощутив едкий запах пота, смешанный с еще более отвратительным духом грязных носков. Но это неприятное ощущение быстро сменилось холодящим душу страхом перед неизвестной процедурой, которую вот-вот предстояло пройти.
– Кажется, смерть моя пришла, – подумал он с отчаянием. Ничего не попишешь. Совсем недавно суд вершил над молодыми, а теперь сам попал в шестерки. Видно пришло время ответ держать за грехи. Помощь ждать неоткуда, да и незачем, чем быстрее отмучаюсь, тем лучше будет. Как все же плохо быть совершенно беззащитным в этом безумном мире. Теперь понятно, почему они так многозначительно переглядывались между собой, когда я зашел в камеру, видно не одну душу загубили. Ничего, буду держаться до последнего конца, главное – не поддаваться панике. Стисну зубы и приму смерть, как настоящий мужик. Интересно – задушат или зарежут? Все равно, лишь бы не издевались.
– «Слон», хватит телиться, что там у тебя наверху?
– Все готово.
– Что же они задумали?
Иван часто и шумно вдыхал воздух, понимая, что в любую секунду каждый вдох может стать для него последним. Отчаянно захотелось крикнуть что-нибудь перед смертью, значительное и крылатое, но ничего в голову не приходило. Он замер, ожидая самое худшее.
– Ну, что, хорошо сидишь? – шепнул «Слон».
– Кончайте скорее, я готов.
– А ты не торопись, всему свое время.
В этот момент снизу раздалась протяжная и зловещая команда:
– Ключ на старт!
«Зуб» и «Слон» словно два ангела застыли за спиной.
– Пуск!
От мощного толчка в спину под громкие крики «поехали», Иван бомбой полетел вниз. Все произошло так неожиданно, что он не успел даже защитить голову руками от неминуемого столкновения с полом. Но случилось невероятное: где-то на уровне нижнего яруса его, летящее в свободном падении, тело подхватили несколько пар рук и усадили на нары.
– Все, ты теперь космонавт. Твой космодром будет рядом с парашей, – торжественно объявил сутулый.
Всем понравилось, что новый зэк вел себя вполне прилично, не цеплялся за жизнь, не просил пощады, готов был принять любую муку, не торгуясь и не унижаясь.
– Кажется, сегодня эти черти отстанут от меня, – подумал Бредун, расстилая свою постель, трясущимися от пережитого волнения руками. – Надо обязательно заснуть, уж больно перенервничал. Все плохо, теперь мне точно отольются «дроновские» слезы. Земля круглая, ничего не скажешь, дожить бы до утра, чтобы не придушили во сне…

В кармане Чагаева настойчиво зазвонил мобильный телефон:
– Алло, Рагим – это Кубанцев. Есть новости из Балашихи, только что говорил с братом. Оказывается, Бредуна повязали за старые грехи, нас это не касается. Товара при нем, конечно, не было, ты это знаешь лучше меня. Так что работай спокойно, ничего не бойся, лишь бы Бредун не слил нас.
– Что ты, Максим, он будет молчать. Какой ему смысл добавлять к мокрухе наркоту, обойдется себе дороже. Есть у меня старый знакомый в Питере, когда-то начинали вместе. Попробую связаться с ним, думаю, поможет. Я знаю, дела у него идут хорошо. Когда-то я помогал ему, теперь настала его очередь рассчитаться со мной. За товар не волнуйся, в Калуге он разойдется быстро, а я пока буду готовить в Питер своего человека.
А, кстати, Игорь не сольет нас?
– Обижаешь, Рагим, об этом можешь даже не думать. Как-никак он мой брат.
– Брат – это хорошо, но если прижмут, как следует, то расскажет все: и что было, и чего не было.
– Ладно, не сердись, это я так спросил на всякий случай.
– Короче, жди звонок, до свидания.

Южнопольская прокуратура. Восточный район.

В кабинете следователя Жукова раздался телефонный звонок:
– Здравия желаю, товарищ капитан – это Дымов. Я только что нос к носу столкнулся со Светланой Киреевой.
– Той самой, которая на фотороботе?
– Так точно, ошибка исключена. Такую кралю трудно с кем-нибудь перепутать. Очень привлекательная особа, я проследил за ней до самого дома. Думаю, что после того, как она обчистила Бредуна, Рагим очень скоро попытается избавиться от наркоты, если уже не избавился.
– Правильно мыслишь, лейтенант, скоро на нашем фронте начнутся серьезные сражения. А пока нужно проследить за Киреевой, она сама подскажет нам верный путь.

Утром Свету разбудил настойчивый звонок в дверь.
– Откройте, «Горгаз».
– Что вам надо так рано, я никого не вызывала, – недовольно ответила хозяйка.
– Это для вас рано, а у меня рабочий день в полном разгаре, – не унимался гость. – Соседи сообщили, что на лестничной площадке запах газа, да я и сам это чувствую. Нужно срочно осмотреть разводку.
– Ну что же, проходите. Кухня там, ванная здесь.
Обувь не снимайте, я как раз собиралась делать уборку.
– Так-так, здесь нужно все проверить, – сердито ворчал слесарь (это был лейтенант Дымов).
Он деловито подтягивал муфты и контргайки, тихо постукивая ключами по трубам. Потом аккуратно сложил инструменты в чемоданчик и произнес:
– Кажется все, с вас за работу стольник.
– Что? – переспросила Света.
– Сто рублей, говорю.
– Понятно, сейчас принесу.
Она вышла в зал и скоро вернулась:
– Возьмите – это вам.
Дымов положил деньги в карман и вежливо попрощался с хозяйкой.

Поздно вечером Рагим крался к Киреевой. Во дворе было темно и пустынно. Осторожно оглядываясь по сторонам, он тихо постучался в дверь. Света ждала гостя и радостно встретила его в прихожей.
– Что ты сегодня такой невеселый? – спросила она.
– Чему радоваться, связи рвутся, я остался один. Через неделю стану банкротом, одна надежда на тебя.
– А как же Кубанцев?
– Не спрашивай, он сам спекся со своим братом. Наверное, Бредун проболтался. Как хорошо все было отлажено и вот, глупая случайность – один идиот столкнул под поезд другого идиота, теперь придется отдуваться, хотя к нам это дело ни с какой стороны не лепится. Ладно, об этом уже поздно говорить – что случилось, то случилось, а спасти меня можешь только ты одна.
– Чем же я могу помочь?
– Можешь, Света, еще как можешь. Есть у меня в Питере человек надежный проверенный и дело знает. Короче, не новичок в наркобизнесе, связи у него приличные. Когда-то работал подо мной, теперь на вольных хлебах. Держал я его в резерве на черный день. Думаю, что этот день как раз настал. Какая все-таки ты у меня красивая.
Чагаев пристально посмотрел на хозяйку, в голове на миг пронеслись воспоминания о счастливых ночах, прошедших в ее объятиях. Потом, решительно отбросив сладкие мысли о прошлом, он продолжил:
– Мимо тебя ни один мужик спокойно не пройдет, тем более, мой знакомый. Короче, нужно срочно отвезти товар в Питер.
– Рагим, а твой бывший партнер знает про меня?
– Сказал я ему по телефону, как смог. Думаю, понял, поезжай смело, на словах добавишь – условия такие же, как раньше и, конечно, примени свои женские штучки, он это обожает. Только смотри, чтобы все было чин по чину, без постели. Поняла?
– Куда уж не понять, яснее не бывает.
Рагим достал из кармана записную книжку, продиктовал питерский адрес и телефон. Потом немного подумал и добавил:
– Фамилию запомни – Лиманцев Виктор Антонович. Звонить ему не буду, намекни, что у меня небольшие проблемы. Запомни, небольшие трудности, он очень осторожный, если испугаешь, то помогать не станет. Ну, кажется, все.
Чагаев ласково посмотрел на Свету и сказал:
– Совсем не старишься, женщина, даже время тебя стороной обходит.
– Скажешь тоже, Рагим. Знаешь, как трудно стало поддерживать форму. Ладно, все, иди домой, уже очень поздно, спать пора.
– Не гони, Света, я так соскучился по тебе.
Он подошел ближе и крепко поцеловал хозяйку.
– Что ты, Рагим, не надо.
Но в глазах ее уже заплясали знакомые чертики. Голова приятно закружилась, готовая ответить на неожиданный вызов, она приподнялась на цыпочки и, обхватив мощную загорелую шею мужчины, поцеловала так страстно, что отступать ему после этого было просто неприлично.
Опасность предстоящей операции обострила, вспыхнувшие внезапно чувства и теперь Рагим с жадностью целовал свою подругу, молча сжимая в объятиях. А она еле слышно шептала:
– Сколько огня в тебе, мечтаю только об одном, чтобы ты никогда не охладел.
Не знал он, что эти нежные слова предназначались вовсе не ему, а молодому красавцу Кубанцеву.
А Света в это время думала:
– Наверное, я большая стерва, если так раздваиваюсь в своих чувствах, но все-таки, как усиливают страсть греховные мысли.
– Вот это женщина! Сколько сил, сколько энергии – все как в первый раз. Может нужно чаще навещать ее? –
думал Рагим…

В вагоне поезда Южнопольск – Санкт-Петербург, стоявшего на первом пути, в пятом купе сидела женщина. Она приехала на вокзал рано, чтобы осмотреться и теперь с любопытством разглядывала пассажиров и провожающих на перроне. Вдруг, в купе с шумом вошел молодой офицер в форме капитана третьего ранга.
– Здравствуйте. Разрешите представиться – я Гирин Вадим Сергеевич.
– А меня зовут Света.
Офицер был приятной внешности. Черная морская форма подчеркивала его стройную фигуру.
– Кажется, нам предстоит совместное путешествие. Я угадал, вы ведь едете до конца?
– Да.
Киреева была довольна попутчиком. Молодой крепкий мужчина, к тому же военный – что может быть лучше. Все предвещало приятную прогулку. Поезд тронулся строго по расписанию.
– Поехали, – произнес Вадим, глядя в окно. – У меня есть предложение – давайте перекусим, я сегодня не успел позавтракать.
– Я не голодна, спасибо.
– А мы начнем с легкой закуски, и аппетит придет сам во время еды. Договорились?
– Согласна.
– Тогда начнем, пожалуй.
Он быстро открыл свой чемодан, на маленьком откидном столе появилась вареная курица, коньяк, свежие овощи и фрукты.
Вадим аккуратно разрезал курицу и разлил коньяк по маленьким хрустальным стопкам, предусмотрительно прихваченным в дорогу для такого случая.
Света с удовольствием отметила, что все продукты и посуда аккуратно завернуты:
– Видно этот морячок очень чистоплотный человек.
– Предлагаю тост за знакомство, – произнес офицер.
– Согласна.
Как только они выпили, прохладная жидкость наполнила организм молодой женщины приятным теплом.
– Похоже, что мы остались без соседей, – проговорил удовлетворенно Вадим. Света, вам никто не говорил, какая вы красивая?
Он ласково смотрел на попутчицу, подсовывая ей как ребенку самые вкусные кусочки.
– Можно задать вам нескромный вопрос, вы замужем?
– Да.
– Честно говоря, я очень завидую вашему мужу. Какое счастье быть постоянно рядом с вами.
– Перестаньте, пожалуйста, вы преувеличиваете мои достоинства.
– Хорошо, я больше не буду, только давайте выпьем за то, чтобы ваша жизнь была усыпана белыми розами.
– Нет, нет, я больше не могу. Я совсем пьяна.
– Прошу вас, только по одной и все, не буду больше настаивать.
– Ну, разве только по одной.
– За вас от всей души.
Вадим выпил свой коньяк до дна и произнес с улыбкой:
– Делайте как я.
Света повиновалась.
– Вот и хорошо, теперь немного закусим.
– Нет, нет. Я больше не буду, мне нельзя забывать о фигуре.
– Вот это зря. Ешьте, не отказывайтесь. Вам это совсем не повредит. Знаете, еще с давних пор, когда наши предки с камнями и увесистыми дубинками гонялись за дикими животными, внимание самцов привлекали только сильные и сытые самки. Поэтому первобытные женщины, когда удавалось съесть кусок мяса, долго не смывали со своих губ и ногтей засохший ярко-красный налет крови, доказывая таким образом мужчинам, что они совсем независимы и не испытывают голода, а значит сильны и соблазнительны. Они еще тогда понимали, что самцы не любят больных и голодных. Постоянное стремление к красоте представительниц слабого пола дожило до наших дней, а мы также как миллион лет тому назад выбираем сильное тело, независимый взгляд, яркие губы и такие же яркие ногти.
– Какой смешной попутчик достался мне, – подумала Света, – как бы действительно не опьянеть, что-то я слишком расслабилась. Вот бы мне такого умного и надежного мужа. Интересно, какой он в любви? Наверное, такой же энергичный и находчивый. Темперамент, как талант, проявляется во всем одинаково. Совсем забыла переодеться.
Она поднялась на металлическую ступеньку и потянулась рукой к чемодану, брошенному на второй полке.
Вадим увидел прямо перед собой пару стройных, чуть полноватых, и от этого еще более привлекательных ног. Он стремительно поднялся со своего места и, не раздумывая ни секунды, обнял их и стал осыпать поцелуями.
– Что вы делаете? Сейчас же остановитесь. Возьмите себя в руки, я замужняя женщина.
Она попыталась, как можно скорей, высвободиться из его назойливых объятий, но вдруг ей очень захотелось, чтобы этот малознакомый бравый капитан ни в коем случае не ослаблял осаду. Света имела большой опыт в любовных играх, но сегодня все было совсем не так, как раньше.
– Прекратите, прошу вас, – шептала она. А сама, как бы нечаянно подставляла для поцелуев все новые и новые участки своего прелестного тела.
– Оставьте меня, ради Бога, у меня муж в Южнопольске.
Вадим на миг оторвался от своей сладкой добычи, одним прыжком подскочил к двери, защелкнул замок и молнией вернулся на прежнее место. Женщина стояла в той же самой позе, в которой он ее оставил, и тихо плакала.
Слезы озадачили мужчину:
– Почему она плачет? Еще минуту тому назад я не сомневался во взаимном влечении, а теперь вот что. Видно я чем-то ее огорчил, тоже мне кавалер, набросился, как из голодного края. А может это хитрый прием, которого я не понимаю?
– Не плачьте, прошу вас, – произнес он, – я не люблю слез.
Он взял Свету на руки и стал нежно целовать, а она как котенок прижалась к его груди и через некоторое время затихла, словно заснула. Кажется, настал желанный миг. Зачем я так торопился, чуть все не испортил.
Время пролетело, словно во сне…

Поезд плавно подошел к вокзалу – Санкт-Петербург.
– Оставьте номер вашего телефона. Я обязательно позвоню, когда буду в Южнопольске, – попросил Вадим.
Света очень любила раздавать свои «реквизиты», быстро написала на салфетке несколько цифр, старательно сложила ее и протянула своему новому знакомому.
– Только не потеряйте, знаю я вас мужчин.
Она никогда не забывала, что вовремя отданный номер телефона или адрес очередному поклоннику обязательно приведет к новой встрече. Это как закопанный гриб в лесной траве для запасливой белочки. Всегда может пригодиться, особенно в трудное голодное время, если, не дай Бог, это время, когда-нибудь, настанет.
Кирееву радовала способность легко забывать мужчин, с которыми случайно сводила ее судьба.
– Какое счастье получить наслаждение и притом остаться абсолютно безразличной к дальнейшей судьбе поклонника, – думала она. – Наверное, это передалось мне с генами мамы. Хорошо, что я совсем не похожа на отца, он был очень серьезный и от этого сильно страдал. Крепко любил жену, верил ей и безоговорочно исполнял все ее капризы. Зато ни мама, ни я совершенно не были способны на ответные чувства, считая его чем-то привычным обыденным, что есть в каждом доме, в любой семье.
Она вспомнила, как мать на глазах у отца флиртовала с его друзьями. Он часто пытался урезонить шаловливую супругу, а та в ответ откровенно удивляясь его ревности, смеялась так искренне, что ему самому становилось стыдно за свое поведение.
Света часто просыпалась по ночам от шумных разборок родителей, выяснявших отношения, но она никогда не волновалась, зная, что мать всегда найдет нужные слова и успешно убедит мужа в своей правоте. Мир наступал под утро и, каждый раз, все заканчивалось очередным подарком.
– Это тебе, радость моя, – смущенно говорил он, придя с работы с какой-нибудь блестящей безделушкой. – Прости меня, опять не совладал со своим дурным характером. Какое счастье любить и быть любимым, видно само небо соединило нас с тобой. Если бы Бог подарил вторую жизнь, я бы снова выбрал тебя.
Окрыленный очередным примирением, отец даже не подозревал, что ничего и никогда не изменится в их отношениях. А мама назидательно говорила за завтраком: «Знаешь, доченька, никогда не рассказывай мужу-псу, правду всю»…

Света ехала в такси по широким улицам города. Она беззаботно смотрела в окно, думая о том, как давно не навещала этот благодатный край. Незаметно мысли перенесли ее в покинутое совсем недавно гостеприимное, уютное купе.
– Интересно, как там влюбленный морячок, наверное, тоскует бедняга? Знал бы, что у меня в сумке, прыти бы поубавилось.
Такси остановилось рядом со старинным двухэтажным домом с высокими узкими окнами. Водитель услужливо занес сумку в подъезд и быстро уехал.
– Кажется, это здесь, – подумала она, – осторожно нажала на кнопку и, к ее удивлению, дверь сразу же распахнулась.
– Видно ждут меня сегодня, это хорошо, значит все пройдет как надо. Но что за сюрприз?
На пороге, широко улыбаясь, стоял Вадим – ласковый и нежный попутчик, с которым она так приятно провела время в купе скорого поезда.
– Какая удача, – обрадовалась гостья, – значит вы тоже с нами?
– Не с вами, а за вами, – сбросив мгновенно улыбку со своего лица, сухо произнес офицер. – Проходите, пожалуйста, мы давно ждем вас. Не стесняйтесь, здесь все свои. Разрешите ваш багаж?
– Это не мое, – встрепенулась Киреева, – меня подставили.
Счастливый сон наяву, в котором пребывала женщина, в один миг рассеялся, и она с ужасом поняла, что попалась в хитроумную ловушку.
– Разберемся, не волнуйтесь, – ответил Вадим, осторожно взяв сумку, оставленную Светой у порога.
– Вот как все обернулось – и попутчик подставной, и все что произошло в вагоне поезда, тоже чистый розыгрыш, а люди, которые так приветливо смотрят, просто участники организованной на меня охоты. Кажется, я попалась. Вместе со мной погорел Рагим, – она растерянно огляделась по сторонам.
Вдруг ей на глаза попался человек в наручниках, сидящий одиноко на стуле в самом конце комнаты. Бледное лицо и потухший взгляд выдавали в нем хозяина квартиры – Лиманцева. Он обреченно наблюдал, как молодой офицер вытряхивал содержимое сумки на стол. Рядом с золотыми изделиями, драгоценными камнями и валютой шумно забарабанили тяжелые брикеты в коричневой целлофановой упаковке.
Вадим уверенно проткнул один из них и, попробовав белый порошок, оставшийся на кончике ножа, сказал:
– Конечно, мы все тщательно проверим, а пока, гражданка Киреева, вы задерживаетесь по подозрению в хранении и транспортировке вещества, похожего на героин. Наденьте наручники, она очень опасна.
– Не надо наручники, я не виновата, меня подставили.
– Прекратите этот спектакль, мы все знаем, вас послал с товаром Чагаев, а на сумке, от которой вы так настойчиво открещиваетесь, отпечатки ваших пальцев. Криминалисты вам это на раз докажут. Кроме того, три дня тому назад вы выкрали точно такую же сумку у задержанного в Балашихе Бредуна. Он уже дал показания, так что отказываетесь или нет, вам все равно теперь светит двадцатка. На волю выйдете, в лучшем случае крепко состарившись. Знаете, что означает выражение «зуб на зуб не попадает»? Это когда старый дед после долгой разлуки целует любимую старушонку. Я одного не могу понять, как вы молодая и красивая женщина ввязались в эти грязные и опасные игры. Наверное, не хватало адреналина. Я прав?
– Конечно, прав, мусор поганый. Ненавижу. Еще несколько часов тому назад я готова была идти за тобой хоть на край света, а ты обыкновенная продажная тварь. Скажи мне, если знал, что я связана с наркотой, какого черта лез тогда со своими лживыми ласками. Иуда!

Южнопольская прокуратура. Восточный район.

В кабинет следователя Жукова постучали.
– Товарищ капитан, к вам на допрос просится Евсеев.
– Пусть срочно доставят.
Через десять минут Григорий сидел перед следователем, обхватив ладонями свою большую лысую голову. Он долго молчал, не зная с чего начать.
– Что-то вспомнил? Тогда говори, не тяни. Ты поможешь мне, а я помогу тебе.
– Не виноват я, гражданин начальник, ни в чем не виноват. Стрелял в вашего человека – это было, так я же думал, что он бандит, слишком темная ночь была, дом сестры защищал.
– Опять ты не о том говоришь. Это я давно уже слышал.
– Отпустите меня, пчелки бедные на пасеке одни. Они ведь как дети малые без мамки остались, погибнуть могут.
– Видишь, Евсеев, пчел тебе жалко, а на человека наплевать.
– Не убивал я, вы знаете лучше меня.
– Тогда скажи, кто это сделал.
– Не знаю.
– Знаешь, отлично знаешь. И мать твоя в курсе, только помочь следствию не желаете. Воля ваша, можете не сотрудничать с нами.
Жуков со злостью нажал кнопку и громко крикнул:
– Уведите.
– Ладно, гражданин начальник, все расскажу, только обещайте, что отпустите.
– Ты не торгуйся, мы с тобой не на базаре. Говори, а я сам решу, что делать дальше.
– Есть у меня брат двоюродный, мы с ним как две капли воды похожи. Нас в детстве часто путали.
– Продолжай.
– Сидел он под Владимиром, а когда вышел на волю, растерялся. На работу не берут, денег нет. В общем, сами понимаете, что за жизнь у него получилась. Жалко мне его стало, вот я ему и предложил отнять «горюновский» долг за двадцать процентов. Наверное, он перестарался тогда на железке.
– Так, так. Это уже что-то. Как фамилия брата?
– Карпов.
– Где живет?
– Живет у матери в заводском поселке, часто уезжает куда-то, а после того случая с Горюновым, вообще исчез. Где он теперь, не знаю.
– Ладно, пока поверю, больно складно говоришь. Вот тебе бумага и ручка, напишешь все, что рассказал мне. Выпущу под подписку, а если соврал – из-под земли достану.

Михайлов подъехал к дому Никитиной.
– Здравствуйте, это опять я. Можно войти?
Хозяйка встретила неприветливо, маленькие злые глаза обжигали гостя.
– Что еще надо? Вы без вины посадили сына, избили племянницу, убили собаку. Думаете, все можно, что на вас управы не найдется? Ошибаетесь. Я до самого президента дойду. Вам не позволят сажать без вины.
– Послушайте, гражданка Никитина, вы сами виноваты, что сразу не сообщили о племяннике.
– Не говорила, потому что не спрашивали.
– Правильно, ждете помощи и справедливости от нас, а сами палец о палец не ударили, чтобы эта помощь скорее пришла.
– Но Гриша действительно не виноват, я знаю он не причем.
– Зато племянник Карпов – убийца и вы знали это с самого начала расследования, только рассказать правду помешала вам семейная солидарность. Вот и пострадали все.
– Так вы отпустите Гришу?
– Завтра ваш сын будет на свободе. Думаю, что очень скоро найдем настоящего убийцу. Только учтите, про мой визит никому ни слова, особенно вашей сестре. Кстати, где она живет?
– Здесь рядом, на Камской улице, дом четырнадцать. Только племянника дома нет, можете даже не проверять, мать он навещает редко, а живет на хуторе Прохладном, там у него женщина, познакомились по переписке.
– А как фамилия этой женщины.
– Фамилию не знаю, а зовут ее Галя. Работает птичницей на местной ферме, там ее все знают, хуторок маленький.
– Последний вопрос и я ухожу. У вашей сестры один сын?
– Да.
– Это он вернулся из заключения?
– Он.
– Спасибо, сегодня вы мне очень помогли. До свидания.

«На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, и спи с ним, и восставим от отца нашего
племя.
И напоили отца своего вином в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда она встала. И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего, и родила старшая сына, и нарекла ему имя: Моав (говоря: он от отца моего). Он отец Моавитян доныне. И младшая также родила сына, и нарекла ему имя: Бен-Амми (говоря: он сын рода моего). Он отец Аммонитян».

«Уазик» Михайлова катился по гладкой широкой дороге.
– Вот он хутор Прохладный. Видишь, Дымов, указатель?
– Вижу, вижу, товарищ лейтенант, кажется, приехали, вон птицеферма.
Михайлов вышел из машины, за ним последовал Дымов. Они, не спеша, направились в сторону длинного невысокого строения, огороженного металлической сетчатой оградой. Забор был сплошь облеплен белым, трепещущим на ветру пухом, и сам был очень похож на какой-то невиданный живой организм. У калитки стояла молодая худощавая женщина в длинном белом халате.
– Здравствуйте, мы из Южнопольска. Нам нужно поговорить с Галей, к сожалению, не знаем ее фамилию.
– Так у нас на ферме одна Галя и есть, а фамилия ее – Образцова, но она ушла уже домой, теперь будет только завтра.
– А вы не подскажете, где она живет?
– Конечно, подскажу, здесь совсем близко. Поезжайте прямо по дороге до самого хутора, а там второй дом справа. Хутор маленький, всего одна улица, не заблудитесь, а что вам нужно от Гали?
– Дело есть срочное.
– Так если срочное дело, я могу показать ее дом.
– Нет, нет, сами найдем, не беспокойтесь.

Дорога рассекала хутор на две равные части, а вдоль нее по обеим сторонам за низкими деревянными заборами выстроились, как на параде, избы с крутыми высокими крышами. Крошечные окна с белыми резными ставнями внимательно следили за проносящимися мимо машинами.
Сразу за каждым домом начинались бескрайние заросли огородов, усеянных помидорами, луком и картошкой вперемешку, с редко разбросанными, фруктовыми деревьями.
– Кажется, здесь живет наша Галя, – произнес Михайлов, останавливая машину рядом с зеленым штакетником.
Возле дома под высокой раскидистой грушей за непокрытым самодельным столом сидели мужчина и женщина. На столе стояла литровая бутылка с мутной бледно-желтой жидкостью, а рядом два, наполовину наполненных, стакана. Хозяева, видно, совсем недавно приступили к трапезе и теперь с большим аппетитом хлебали борщ, закусывая зеленым сочным луком.
– Здравствуйте, можно к вам?
– Проходите, люди добрые, не стесняйтесь, попробуйте моего борща со сметаной. Только что сварила из свежих овощей, вам обязательно понравится.
Молодая рыжеволосая женщина с большими синими глазами быстро приставила к столу две табуретки:
– Сейчас я мигом, только посуду принесу.
Ее стройная крепкая фигура была туго перетянута коротким пестрым фартуком, и это еще больше подчеркивало всю прелесть соблазнительных форм.
– Настоящая степная красавица в этом забытом Богом уголке, – подумал Михайлов. – Такой женщины у меня еще никогда не было. Готов поклясться, я бы с удовольствием приласкал ее при других обстоятельствах.
Вдруг он поймал на себе тяжелый взгляд маленьких колючих глаз.
– Боже, опять Евсеев – та же большая голова, те же могучие плечи и руки. Стряхнув с себя остатки очарования, опер поспешно ответил хозяйке:
– К сожалению, мы приехали не к вам, а к вашему знакомому.
Он резко повернулся к Карпову:
– Собирайся, поедешь с нами, только смотри без фокусов.
Мужчина напружинился, злобно разглядывая гостей. Он долго не мог решить, что делать? Попробовать удрать или сдаться без сопротивления: «Сбежать, пожалуй, не получится, мент обязательно с пушкой, лучше зона, чем смерть, там тоже жить можно»:
– Сдаюсь, начальник, твоя взяла. Только не стреляй, –
сказал он, медленно поднимаясь из-за стола.
Потом окинул долгим прощальным взглядом свою женщину и тихо сказал:
– Если будешь ждать, то вернусь. Хорошая ты баба, прикипел я к тебе. Не переживай сильно за меня, это старые грехи. Веди, начальник, хватит, не люблю прощаний.
Галя тихо заплакала, вытирая обильные слезы кончиком фартука.
– Вот и закончилась моя семейная жизнь, – прошептала она, вслед уходящим людям.

Следователь Жуков сидел за столом в своем кабинете. Перед ним застыл, словно каменное изваяние, Карпов.
– Ну, рассказывай, как ты подставил брата? Неужели тебе не было жалко его? Он ведь хоть и не совсем родной, зато вон как вы похожи друг на друга. Что все-таки случилось на рельсах? Колись смелее, теперь тебе все равно не выкрутиться. К вечеру получу результаты сравнительных анализов ДНК и закрою тебя лет на
десять.
– Да, убил я этого человека, гражданин начальник, но я совсем не хотел его смерти. Все произошло так внезапно.
– Давай короче.
– Можно и короче. Откинулся я две недели тому назад, захотелось новую жизнь нормальную начать. Женщина-заочница в хуторе Прохладном ждала меня. Хорошая баба, только не мог я к ней с пустыми руками приехать, нужен был праздник. А где праздник, там и подарки. Короче, подкатил я к Гришке с просьбой: «Помоги, братан, подкинь что-нибудь на первое время. Старым промыслом жить не хочу, а как заработать – не знаю. А Гришка в ответ: – Да ты и сам можешь срубить бабла. Работа простая, выбьешь долг с одного козла и лимон твой».
Мне бы отказаться тогда от этой затеи, Галя и без того ждала с нетерпением, ей мои подарки не были нужны. Сам не знаю, что произошло, как черт подтолкнул, вот я и согласился. На следующий день сильно с матерью поругался, достала своими упреками – раньше надо было думать. Выскочил из дома злой, как цепная собака, ноги сами принесли меня к дому должника. Глянул, вот и он нарисовался. Подошел ближе и говорю вполне культурно: «Когда долг отдашь, сука?» А он побледнел, затрясся, заикаться стал: «Подожди немного, Гриша». От испуга он даже не понял, кто перед ним. Твердит одно: «Отдам все до копейки. Мы же договорились, что подождешь». А братан ничего не говорил о том, что ждать нужно. Ну, думаю, гад, еще и гонит вдобавок ко всему. Тряхнул я его за плечи и шепнул на ухо: «Убью, падла!»
Смерти я его, конечно, не хотел, нужно было немножко попугать. А он задрожал, как заячий хвост, и кричит: «Не убивай, пощади!». Тут у меня крыша и съехала, у нас на зоне не любят трусливых. Не помню, как мы на рельсах оказались. Хотел в зубы заехать, но передумал, решил лучше завтра еще раз встретить. Тряхнул, как следует еще разок, и оттолкнул легонько от себя, а в это самое время, словно из-под земли, поезд на мою беду выскочил, видно я за «базаром» прозевал его, вот должник и угодил под колеса. Наверное, Бог наказал его, гражданин начальник. Убивать мне не было смысла, большие бабки потерял из-за этой смерти.
– А что же ты сбежал, как последний трус? Прятался за женской юбкой.
– Не поверишь, начальник, потому и прятался, что первый раз захотелось тихой семейной жизни. Устал от воровской доли, мечтаю пожить, как все – чтобы жена была и дети маленькие. Да видно не судьба.
– Хорош заливать, Карпов, все вы так говорите, а стоит только освободить от наказания, сразу за старое беретесь. Недаром говорят: «Горбатого только могила исправит».

Прошел год.

Постепенно все стало на свои места:
Чагаев с братьями Кубанцевыми и Светланой Киреевой за торговлю наркотиками получили по двадцать лет.
Тахир за свои злодеяния сел на восемнадцать лет. Все они живут не очень счастливо на суровой Уральской земле.
Бредуну повезло больше – теперь он постоянный житель Подмосковья. Единственно, что портит настроение бывшего солдата, так это толстые стальные решетки на окнах, да хмурые лица соседей по нарам.
Карпов снова вернулся на зону под Владимиром, часто пишет Гале нежные письма и клянется, что навсегда покончит с преступной жизнью, лишь бы только дождалась.
Михайлов и Лена поженились. Недавно у них родилась дочка Настя. Они крепко любят друг друга и благодарят судьбу, что так необычно связала их.