Румяным, точно девка, небесам.
И, бросив одеваться, юный царь сбежал к окну,
Лакеям знатным выкрикнув: «Я сам!»
Он пьет морозный воздух. На мальчишку нет узды,
Когда в нем кровь по-дедовски горит.
И пухлые порочные уста кинозвезды
Скривил ив усмешке Ванька-фаворит:
У вас, Петр Алексеич, есть невеста и страна.
На кой вам смертный хлад московских льдин?
Не стойте, государь, возле раскрытого окна,
Когда хотите править до седин!
Еще мы, император, всех на свадьбу соберём.
Еще мы поохотимся не раз.
Вы только не старайтесь быть в стране вторым Петром –
Все ваше имя сделает за вас.
Не всем же строить флот или крушить колокола...
Нам сказочный милее персонаж.
Чтоб чернь его на праздник ясным солнышком звала,
И был он предсказуем, то есть наш.
Ленивая беспечная седая старина –
Для сердца нет отраднее картин.
Не стойте, государь, возле раскрытого окна,
Когда хотите править до седин!
Но лютая хвороба застит парню белый свет,
Мол, плату, хоть умри, но приготовь!
Не слишком ли суровы для четырнадцати лет
Интриги, власть, несчастная любовь?
Он видит из окошка деревенек редкий лес,
Остроги, да колодцы, да скиты...
И знает он, что боле в этой сказке – не жилец.
И нету сил завыть до хрипоты.
Россия под седлом, да не по росту стремена.
Кому он в небесах не угодил?
Не стойте, государь, возле раскрытого окна,
Когда хотите править до седин!
Он видит, как на рее, на петровском корабле
Отец его затих, не отомщен.
Как Меньшикова дочка спит в березовской земле.
О Господи, она-то здесь при чем?
Пресыщенная Анна строит замки изо льда,
И падает от пули Николай.
А вечный дурачок под страхом Страшного суда
Все так же безоглядно верит в рай.
А в царстве злополучном – не разруха, так война.
И слышит каждый новый господин:
Не стойте, государь, возле раскрытого окна,
Когда хотите править до седин!
1997
