Так и скажите: ругался матом.
Утверждал, что вселенная - тот же атом.
Никого не винил, покидая скворечник.
Жил где придётся. Ломал наконечник
мысли, пущенной в холод созвездия Овна.
Свято верил, что смерть - безусловна.
Звался географом. Пил, как мерин.
До беспамятства. Днями. Взахлёб. Умерен
только в пище бывал, не заботясь о чреве.
Мог на Багамах, у Фиджи, в Женеве
оказаться в мгновение ока, на ощупь
тыча в глобуса гладкую площадь.
Так и скажите: мол, взял - и помер,
с тенью слившись в объятьях. Сотрите номер.
Ибо если отвечу, то сном, а не духом.
Брякните: «Пусть же земля ему пухом…».
И на том благодарствую. Что же до праха,
как ни странно, животного страха
к праху не ведал. Не столько смерти,
сколько думы о смерти под то, что Верди
натворил, опасался, гадая, какою
смерть моя будет. Себе яму роя,
понял: имя забудут (а облик - тем паче)
в день моих похорон, не иначе.
Так и скажите: от рук отбился.
То есть не был домашним, ручным. Что был «за»
многим реже, чем «против», скача по ухабам
сызмальства. До безобразия слабым
зачастую бывал, помышляя о стойле.
Но скача, оседлав силу воли,
чёрт знает с кем просыпаясь утром
в недвусмысленных позах из «Камасутры»,
поражённый дилеммой вопроса, как током:
что я, открывшее левое око
как бы втайне от правого - плоть без одежды
или сон рядом спящей Надежды?
Так и скажите: здесь тот, который
большей частью пылился в углу за шторой,
возлежит с неких пор, там же вычислив сдуру
«круга Попилиева» квадратуру.
Проводя взаперти уйму времени, словно
брюхоногий моллюск, право слово,
как там, снаружи, забыл, став диким.
Наполнял сумрак лёгких беззвучным криком
из души. Бередил пережитого язвы.
Не поминал Бога всуе - ну разве
что однажды, когда хоронил раньше срока.
Да и в этом-то не было проку.
Так и скажите: назло болезням,
не дожил до седин. Что считал полезным
рот держать на замке. Что помянутый принцип
стал соблюдать, когда стукнуло тридцать.
Что тянул до тех пор на себя одеяло.
Уточните: бедняги не стало.
Дескать, ушёл, не найдя, кому бы
подарить свои сжатые в «бантик» губы.
Непременно худел после долгой разлуки
вмиг, что легко можно было по брюкам
угадать, нерадиво повисшим на бёдрах,
точно парус, надувшимся бодро.
Так и скажите: не смог за пьянством
вычесть собственных координат в пространстве.
К слову, так затерялся, что, как говорится,
некуда дальше. Замаявшись бриться
спозаранку, на убыль пошёл, ставя прибыль
ни во что. Словом, тотчас же прибыл
в мир, где зимуют останки раков.
Впрочем, если задуматься, одинаков
он что снизу, что сверху - угодья плюс кости.
Не торопитесь наведаться в гости.
Тут их будет поболее, нежели выше
«этажом» не без дыр, но без крыши.
Так и скажите плащу: мол, вырос
из него, его складок, того, что снилось
среди ночи ему, притворившему двери
в шкаф платяной, где скорбит о потере
он своей натощак, отмечая, что тесно
рукавам в дебрях шкафа древесных.
Крикните в голос: он слёг, и баста!
Что, устроив мне «тёмную», от балласта
наконец-то избавились вы. Что о смерти
больше писал, чем надеяться черти
расписные могли бы, скобля сковородки
в предвкушении грешной чечётки.
Так и скажите: пиши пропало.
Что захлопнулось напрочь, пардон, хлебало
горемыки. Что чаще о том, как бы выйти,
а не войти в двери думал. Зовите
квинтэссенцией падали, нежитью. В общем,
так и быть, безнадёжно усопшим.
Дайте отмашку: Бог шельму метит.
Что, был жив пока, плакал по мне пиетет.
И что не было столь близорукого взгляда,
счастья касаемо. Только не надо
сокрушаться по поводу, как тут без света.
Или «там». Или попросту - «где-то».
Так и скажите: почёл за трудность
задержаться мгновением дольше. Юность
упустив, напоролся некстати на зрелость.
Вовсе не так, как её бы хотелось,
жизнь свою промусолил, меняя колёса,
как бельчонок, оставшийся «с носом».
Можно ввернуть, что исчез из виду
по известной причине - на панихиду
поспешая свою. Потому как мертвее
мёртвого стал, разлагаться быстрее
в чьей-то памяти девичьей, нежели в нише
этой сумрачной, светит парнише.
Так и скажите: как шарик, сдулся,
отрыгнув в атмосферу. Былого пульса
в нём уже не нащупать, схватив за запястье.
В горле застрявшим приветствуя «Здрасьте!»
обитателей верхних слоёв литосферы,
он отбросил «коньки» и манеры.
Или же эдак: с него довольно.
Жил, любил, испражнялся. Теперь ни больно,
ни кайфово не станет ему. Он как особь
существовать перестал - верный способ
оказаться хоть чьих-то стремлений предметом,
обстановке подстать разодетым.
Так и скажите, в буквальном смысле:
он своё уже пожил. Его прогрызли,
не считаясь с рассудком, тем более с массой.
С тропки начав, пробуравили трассу
к его органам, членам, ослабленным связкам.
Что готов был к подобной развязке.
Произнесите молчанья вместо:
он теперь сам не свой, из другого теста.
Иным словом, во всём почитая порядок,
вынужден в полный прийти был упадок
он на старости лет. Или, скажем, напротив -
на нестарости. Мёртвый не против.
Так и скажите, вздохнув: ему, мол,
уж не встать. Парень сложится - кто бы думал! -
до размеров, названья которым нарочно
даже не выдумать - меньше уж точно
клетки или её составляющих, или
содержимого в клеточном мыле.
Упомяните: не брёл за стадом.
Не был псом, зазубрившим команду «Рядом!».
Или крысой, чуть что, покидающей судно.
Белой вороной, скорее, подспудно,
словно ветер, уверенной в том, что свободна.
Что вольна, куда клюву угодно.
Так и скажите: сие надгробье,
на которое падают снега хлопья,
восклицательный знак в совокупности с телом -
тем, что под ним, - представляет по зрелом
размышлении (если картину в разрезе
рисовать). Что покойник был "крейзи".
Вникните ж в суть, окажитесь к трупу
ближе, мысленно вооружитесь лупой
помощнее. Наставьте в упор её, скажем
прямо, на то, чем я был. Дайте вашим
поработать мозгам. Не гнушайтесь, поскольку
ваши тоже поделят на дольки.
Так и скажите: сжевав до нитки
мясо дёсен, жующие на улыбки
нечто вроде наткнутся, вернее - оскала
двух челюстей без, ни много ни мало,
половины зубов, шевельнуться не смея.
Что вовек не лежал я прямее.
Что, если образно, брошен в кокон,
как у гусениц принято. Что волокон
распадается связь в бедолаге. Что мёртвым
(образно вновь говоря - натюрмортом)
не хотел становиться, ей-богу. Вот так-то.
Если слов ваш запас не иссяк, то
так и скажите, старо и кратко:
вот и всё. Вот и он соизволил пяткой
напоследок махнуть, ставя жирную точку,
веря по-прежнему, что в одиночку
легче, нежели вместе, себя утруждая
стуком в двери. Опять же - не рая.
Будем конкретнее: до невстречи!
Это значит, не ждите, когда на вече
соберётесь, топя наболевшее в "горькой".
Знал же о том (вероятно, подкоркой),
что останусь один-одинёшенек. Между
прочим, тут всем плевать на одежду.
Так и скажите: несясь на почту,
загремел - это ж надо! - в сырую почву
целиком, не успев напоследок «Прощайте!»
пикнуть оставшимся. Не поминайте
всуе. С этим дерьмом обращаются к Богу
невзначай, подвернувши вдруг ногу.
Как ни крути, и ежу понятно:
всё проходит, и я не вернусь обратно
в добром здравии, в виде частот, конденсата.
То, чем я был, испарилось куда-то.
А остался лишь остов, обёрнутый в мякоть -
да и той не судьба больше вякать.
Так и скажите: анабиозом
опочил. Тяготея к ленивым позам,
был в конечном итоге плашмя, а не стоя
брошен к червям в рыхлый пласт мезозоя,
средь их брата прослыв неким лакомым блюдом.
И что был… А точнее - не буду...
Февраль 2008
