Низачот. Лояльность к некоторым аспектам. Пьесса (Пьеса)

Митрич – ночной сторож конторы «Резонанс-Трейдинг». (бородато-лысоватое инертное нечто в джинсах и свитере. Возраст и социальный статус определить сложно, впрочем, вряд ли это кого-то когда-то интересовало).

Петрович – Митричев друг, интеллигент бомжеватого вида (в принципе выглядит так же, как Митрич, разве что более инициативен).

Лавруша – генерал-майор, предположительно неких спецслужб, или чего там ещё. (соответст-венно – фигура вполне значительная).

Моисейка – Ланскевич Моисей Аронович – директор конторы «Резонанс-Трейдинг».

Перец – Павел Евгеньевич Рец – Моисейкин зам.

Марина Сергеевна – Моисейкина секретарша (Звезда).

Антоша – Моисейкин сын – студент. Позабавит пытливого читателя (либо внимательного зрителя) широтой диапазона манер общения.

Костян (Пернатый друг) –Антошин приятель.

Элеонора Филипповна – уборщица, и по совместительству дневной вахтер означенной выше конторы – кандидат био-технологических (и всех остальных) наук.

А так же сотрудники ЧОПа господина П.Е.Рца против веселых обитателей Митричева зазеркалья и доблестных СОБРовцев генерал-майора Лавруши.

Проходная частного предприятия «Резонанс-Трейдинг».

Сторож Митрич спит на сдвину-тых стульях. На столе магнитофон, чекушка и стакан. И в чекушке, и в стакане чего-то есть, но мало… Митрич храпит, ворочается и вдруг:

Радио: Доброе утро вам, совы мои и жаворонки, в студии Анастасия Пупко, на наших часах шесть ноль две – время кратких новостей…

С первыми звуками Пупкинского мецосапрано Митрич вынужден, кряхтя и охая принять вертикальное положение, покачиваясь в полусне, дотянуться до радио, выключить его… и тупо упереть взгляд в нечто определенно заслуживающее внимания… Из-за стола появляется черная рука (видима по локоть), ловко перебирая пальцами, ползет по столешнице… подползает к стакану… Митрич заинтригован, но не удивлен. Рука нащупывает стакан, берет его аккуратно и бережно, везет по столу все дальше от Митрича, все ближе к краю. Митрич наблюдает, во взгляде ясно читается негодование. И вот, стакан уже почти на краю. Рука отбивает в столешницу дробь ногтями, готовится умыкнуть стакан за пределы видимого мира… Но! Митрич беспощаден: молниеносный удар кулаком по руке…

Из-под стола (жалобное). Ау!

Митрич (хватает стакан). Во падла! Не твое, не тронь!

Рука чеканит об столешницу недовольную дробь. Митрич пьет, чего осталось. Осталось мало… появляется вторая рука, тоже черная.

Митрич. Цыц, мне! (И кулаком по столу).

Руки исчезают за столешницей, зато из-за Митричевой спины (из стены) вырастает еще десяток рук разного цвета и под гул возмущенных голосов начинает хаотичное движение вкруг тяжелой его головы: руки хлещут обидчика по щекам, дергают за уши, за волосы, Митрич в панике отмахивается, хрипя и взвизгивая, заваливается на стулья и уже отпинывается ногами.
Внутри холодильника так же происходит некая своя независимая от внешних обстоя-тельств жизнь, и на сей раз куда более активная, нежели банальное включение и отключение системы: толчки и сотрясения изнутри предполагают страстное желание  того, кто видимо, находится там, как можно скорее выйти наружу… Очередной толчок и вот дверца уже не есть непреодолимая преграда. Ркуи вмиг исчезают, Митрич еще некоторое время ногами и руками месит пространство над собой. Дверца, скрипя, открывается. Митрич резко садится, вцепившись руками в края стула, подается корпусом вперед, кренясь все сильнее по мере того, как открывается дверца. Открывается медленно. Митрич заворожен процессом… И опять же замедленное действие прерывается внезапно и резко: из холодильника в потоке воды кувырком выкатывается нечто… Облегающий черный костюм, ласты, маска, акваланг на спине, в зубах – дыхательная трубка – водолаз(?) весь в водорослях поднимается на ноги, стряхивает на пол мокрые кустистые пучки, пытаясь мычанием в трубку и жестами чего-то Митричу объяснить про себя, водоросли и холодильник.

Митрич (шипит в гневе). Эт чё-о ещё?! Опять ты?! А ну! (и пинками – загоняет бедолагу обратно в холодильник). Иди-ка ты, родной лесом, на свою историческую родину… Пшел, кому говорят! (оглядывается опасливо, как бы ни увидел кто).

А за кадром уже гремит вёдрами технический работник высшей категории, кандидат биологических наук, Элеонора Филипповна Кармовицкая. Митрич подпирает дверцу холодильни-ка плечом, спиной, ногми скользит в луже с водорослями. Водолаз изнутри холодильника предпринимает столь же отчаянные попытки выйти наружу.

Элеонора (ставит ведро на пол). Уф-ф… (отдышалась). Доброе утро, Александр Дмитрие-вич.

Митрич. Бонжур-те, Элеонор Филиппна.

Элеонора (критически оценивая ситуацию). С навязчивой периодичностью вынуждена я фиксировать тот факт, что, не смотря на столь раннее время суток, вы, Александр Дмитриевич, вновь испытываете затруднение…

Митрич (спешит оборвать на полуслове ее пространную сентенцию). Кароче, Филиппна, не той аудитории лекцию читаете…

Элеонора (с досадой). В этом-то и проблема…(однако, высказаться все-таки потребность испытывает). Я просто хотела сказать, что вы опять с утра на ногах не стоите (косится на чекушку со стаканом).

Митрич. Да помилуй вас бог, Элеонор Филиппна, на чем же я, по-вашему, стою?

Но внимание Элеонорино уже всецело поглощено водорослями

Элеонора (склонившись над лужей, поправляет очки). Позвольте-позвольте, что за болото вы здесь культивируете? (цепляет пальцами мокрый пучок, изучает, разглядывая на свет). О! Что я вижу? Ламинария протоцитус! (изрекает со знанием дела). Поздравляю вас, Александр Дмитриевич! Какой редкостный экземпляр! Вымирающий подвид Протоцитус–криптерия встречается лишь в некоторых районах восточного побережья Папуа-Новой Гаинеи, Чили, Перу, ну и еще у вас в подсобке…

Митрич. Это всегда пожалуйста, Элеонор Филиппна, чем мы хуже гвинейцев? (прикладыва-ет ухо к дверце – в недрах холодильника вроде бы все спокойно). Кстати, помните Лаврентий Михалыча, ну, генерала… Давеча с Петровичем приходили… Так вот, фуражку он оставил… Да не, не Петрович – генерал… Так что если найдете, мы с Петровичем будем  весьма признательны.

Элеонора. О, Александр Дмитриевич… вы уже и с генералами пьете? Чтож, рада отметить – ваш социальный статус дефакто выше статуса среднестатистического гвинейского аборигена…

Митрич (довольный). Да уж конечно, не хухры-мухры, не чунга-чанга… Про фуражечку, прошу вас, не забудьте, а?

Элеонора. М-угу.

Отправляет редкостный экземпляр ламинарии в мусорную корзину, смачивает швабру в ведре и обреченно принимается осушать болото – отвернувшись от ведра, драит, как говорится палубу, в то время как, всё те же руки, появившись из стены (по плечо, по локоть) перемещают ведро вдоль стены на значительное расстояние от хозяйки. Элеонора оборачива-ется – ведра нет, ищет его взглядом (вертит головой), находит, двигает обратно, смачивает швабру, отвернувшись, драит палубу. Ситуация с ведром и руками повторяется с некоторыми вариациями, в результате Элеоноре приходится поставить ведро перед собой, но при очередной попытке намочить тряпку выясняется, что воды в ведре нет. Элеонора пробует сдвинуть ведро ногой – дно словно намертво прилипло к полу, Элеонора пытается поднять ведро, но корпус его вытягивается по системе гармошки… Некоторое время Элеонора изумленно созерцает гармошку, переводит взгляд на Митрича, который все это время испытывал искренний стыд за провокационные действия рук, отчаянно им жестикулировал, корчил рожи, пшикал и цикал. Теперь же он пристыженно смотрит в перекошенное паникой  лицо Элеоноры, в вытянутой руке которой покачивается ведро-гармошка…
Немая сцена требует развязки, качественный (и количественный) состав которой есть явление публике первых на сегодня посетителей проходной - на пороге центральной двери: директор Моисей Аронович Ланскевич, сын его Антоша и зарубежный партнер с секретарем и секьюрити.
Элеонора отпускает ведро – гармошка сворачивается в первоначальное свое вполне ведрооб-разное состояние, давая возможность Элеоноре, подхватив манатки, спешно ретироваться с дороги начальства. Директор отвечает по телефону, назначает встречу, иностранцы учтиво ждут, Антоша заметно взволнован.

Моисейка (в телефон): Да, да, конечно, Николай Ильич, все остается в силе... Что ты, всенепременно буду… Чего там надо записать? Мои данные? Ну, запиши, ты чего не знаешь что ли мои данные? Ланскевич Моисей Ароно… Не, лучше Максим Андреевич напиши… Ну да, генеральный директор ООО «Резонанс-трейдиг», ну все, давай, дерзай… (Иностранцу). Ну что еще, господа?! Еще-то что от меня требуется? Мы же вчера с господином Старком все обсудили честь по чести… Или не все?

Иностранец (с акцентом). Господин Старк хотеть знать, почему прекращен отгрузка реагент?

Моисейка (раздраженно). Ой, да ну что вы как дети, в самом деле? Господину Старку 153 раза говорено: проходит оплата аренды терминала – реагент отгружается, нет оплаты – нет реагента. Что тут неясного?

Иностранец. Но господин Старк есть хотеть фам предлагать в счет оплата брать некоторый часть реагент, реализовыфать через фаш фирм…

Моисейка (дразнится). Да что фы гофорить?

Иностранец. Фы не можете не оценивайт этот предложений господин Старк.

Моисейка (почуяв выгоду). Ну да…предложений-то конечно по всякому можно оценивайт… Чего ж мне с вами делать… Ok, господа, в таком случае прошу вас в мой кабинет.

Антоша (обеспокоенно дергает отца за рукав). Но пап, ты же… я же…

Моисейка (раздраженно). Не сейчас, Антоша, я же сказал тебе – не сейчас! И вообще, пора уже самому отвечать за свои косяки!

Антоша. Но пап!

Моисейка. Ничего, один раз ответишь – в следующий раз задумаешься.

Моисейка и иностранцы уходят.

Антоша (с досадой срывает с себя бейсболку, швыряет на стол). От, мля… (садится рядом с дремлющим Митричем бубнит под нос). Чё ж делать то теперь? Чё ж делать? (озирается ошалело: видит стакан, принюхивается). Опа! (решается продегустировать).

Митрич, вмиг очнувшись, понимает, что опоздал, безвольно тянет к стакану руки, совершая в воздухе хватательные движения, взахлеб комментируя эмоциональную перегрузку красноречи-вым «Ап… Ап…».

Антоша (обратив, наконец, на Митрича внимание). Слышь, дедуля, не знаешь, где бабок взять?

Митрич (обидевшись на «дедулю»). Не знаю, внучек… Была у меня одна да померла горе-мычная…

Антоша (не понял). Кто?

Миртич. Да бабка, кто-ж еще.

Антоша. Да ну тя, дедуля, харэ прикалываться… Баксы мне нужны. Три штуки. К среде. Бак-сы… ты понял? Иначе всё! Кранты! Натянет меня чувачок по самые помидоры… И меня натянет, и папаней не побрезгует… И накушается тогда папаня мой дорогой своей спартанской воспитательной методики на всю недолгую оставшуюся… Ну да, только поздняк уже будет понты загибать! Понятно тебе, дедуля… Хех… Сложная штука жизнь…
Митрич (сочувственно). Э не, внучек, за баксами – это не ко мне…
Антоша (вздыхает). Хренова… Кста, дедуля, слышь, ты не в материале, чё за реагенты такие папаня туземцам зажилил?

Митрич (все еще скорбя о содержимом стакана). Да леший его разберет – отходы производ-ства… они терминал арендовали, завезли туда какой-то гадости, аренду не платили – задолжен-ность больше, чем за год… Теперь вот вывозить хотят, ну Моисейка их естественно и прищучил…

Антоша (про аренду ему не интересно). Не, а чё за реагенты-то?

Митрич (Машет рукой на канистру в углу). Вон там, на этикетке, написано, как оно называ-ется… Не по-нашему – читай, студент, просвещайся.

Антоша (идет к канистре, читает этикетку вслух и по слогам). Тетра-гидро-кана… О! (видит что-то интересное): канабинол! (и далее с почтительным восторгом). О, дед, слышь, канабинол…

Митрич. Да хрен его разберет…

Антоша. И чё, как с него? Хорошо прёт?

Митрич. Куда уж лучше! Хорошо его твой папаня прёт… А этот еще олух (цитирует иностранца). «Господин Старк предлагать вам брать процент реагент в счет аренды»… Знал бы он, наивный чукотский мальчик, какой процент с них уже взяли… Папаня твой взял и еще больше – зам. Папани - господин Перец.

Антоша (поймав знакомый образ). Это Паша что ли Перец? Знаю его… Пожизняк у нас на даче в бильярдной висит… Кста, с чего он Перец-то, ты не в курсе? Острый что ли чувачок? Или жгучий?

Митрич. Да с того, что Перец он и есть – вон табличищу какую у себя на кабинете забабахал – там ясно написано - черным по золоту: «Пэ». «Е». – Ну, Пал Евгенич, значится – инициалы такие… И фамилия – «Рец». Вот «П.Е.Рец» и получается.

Антоша. Гы-гы… Прикольно. Ништяк, дед, «П.Е.Рец» – это клёва… А знаешь что? Возьму-ка и я себе процент – эту вот занятную бумаженцию (отковыривает этикетку) на память, так сказать, о нашей встрече.

Митрич. Да за ради бога…
Тем временем, цветные руки меняют Антошину бейсболку на генеральскую фуражку.

Антоша (не гладя, берет со стола фуражку, надевает ее как бейсболку козырьком назад). Ладно, покеда, дедуля…

Митрич. Давай, студент, гуляй. (и печально созерцая пустоту стакана, постепенно засыпа-ет).

На сцене с шумом (дверь пинком) появляется тот, кого сейчас вспоминали – господин Перец – в плаще, с портфелем, весь из себя бизнесмен. По сторонам не смотрит – увлечен пролисты-ванием SMS-ок. Движется к турникету, не замечая, что тот закрыт, потому как Митрич дремлет и турникет во время не открыл. А зря - господин Перец на всех парах встречается пузом с перекладиной – сила инерции такова, что телефон, не самый, надо сказать, дешевый, летит куда-то за турникет. Господин Перец в ярости дергает перекладину, но тщетно - турникет закрыт; кидается было срывать зло на Митриче, но цветные руки улучив момент, снимают с перекладины фиксатор, перекладина скрипит, Перец оборачивается на скрип, видит открытый турникет и естественно бежит спасать телефон, однако… Эффект тот же  - перекладина поперек пуза – турникет снова закрыт… Но Перец же сам видел! В общем, схема игры та же, что с уборщицей и ведром… Наконец, Пал Евгенич таки преодолевает турникет, находит телефон, и вдруг с ужасом выясняет – портфель его остался по ту сторону, турникет опять закрыт. Ни на что уже не надеясь, Пал Евгенич находит уместным перелезть перекладину через верх. Перелазит, в том числе и для того, чтобы не отказать себе в удовольствии – врезать пьяному сторожу увесистую оплеуху…

П.Е.Рец. А-а, опять дрыхнешь, старый хрен?!  (и хвать Митрича за шиворот – приподнима-ет, встряхивает ободряюще). Держат вас тут дармоедов!

Митрич (едва глаза продрал, колыхается безвольно в угоду рваным манипуляциям перцевой карающей длани, но реагирует быстро). Дык ведь хрен перца не слаще, Пал Евгенич…
Зря он это сказал.

Господин Перец, тот, который не слаще хрена, вмиг из зеленого перезрел в красный:

П.Е.Рец. Ах ты еще зубы мне будешь скалить?! (и ну господина зубоскала… Шиворот его…Отпустил… Сообщив,  правда, импульс поступательного движения по известной траектории «фейсом об тейбл»…

Митрич. Ау! (на сей раз реакция ему изменила, и известная траектория для господина Зубоскала ныне есть пройденный этап).

Чему господин Перец умиротворенно рад:

П.Е.Рец (руки в боки, обольстительная улыбка хищника). Ничего, не долго тебе здесь зубы скалить! (Что ж, сатисфакция получена, теперь над жертвой полагается как следует поглумиться). Все, дармоед, кончилась твоя халява - к ноябрю уже духу твоего здесь не будет! Моисейка уже и договор с ЧОПом подписал.

Ну, вот и всё… Митрич знал, что рано, или поздно должно случиться нечто подобное… Он привык жить, так как живет, ему даже кажется, что он всегда так жил. Более того, ежеминутное ощущение себя здесь и сейчас, причем именно «здесь», до сих пор не предполагало никаких вариантов, вопреки вполне трезвому осознанию, что рано или поздно…
В общем, относительно «Здесь» и «Сейчас», господина Зубоскала устраивает решительно всё. Относительно «Где потом?» – вариантов нет. И тем фатальнее хищный оскал господина Красного Перца:

П.Е.Рец. Кстати, знаешь, чей это ЧОП?

Митрич и это знает… Чего там не знать?

П.Е.Рец. Мой. (ойкает довольно и, выждав паузу, сладенько облизывается): Так что, отдыхай, папаша, пока… А потом… «Потом». Как настанет пора акт подписывать  приема-передачи подотчетного имущества – ты ж у нас лицо материально ответственное, на сколько я понимаю… Вот тогда и поглядим, как ты будешь мне скалить зубы.

Митрич повержен. Смотрит затравленной собачонкой. В мозгу свербит буравчиком склизкое  «Потом: что и где?».

П.Е.Рец (источая в пространство ореол непостижимости собственной значимости). Адъё, папаша. (Изрекает величаво и далее спешит реализовать траекторию перемещения по горизонтали: турникет приветливо мигает зеленой лампочкой, коя есть символ – путь открыт. Путь туда, где Вас, Павел Евгениевич Рец, несомненно ждут великие дела).

В процессе экспрессивного Перечного монолога на сцене появляется Элеонора Филипповна.

Элеонора (скептически). Браво! Александр Дмитриевич. Брависсимо! Поздравлю вас, вы только что собственноручно вырыли себе долговую яму…

Митрич (сокрушенно машет  рукой). Э-эх, Элеонор Филиппна, и не говори…

Элеонора (продолжат глумится). Смело… Смело… Это было очень смело - закомпоновать хрен и перец в контекст устоявшегося афоризма… Да только вот стоит ли овчинка выделки?

Митрич. О да, Элеонор Филиппна, вы как всегда правы - наша с вами овчинка супротив их выделки ничего не стоит.

Центральная дверь снова работает на вход, являя восторженной публике Звезду – Моисейкину секретаршу Марину Сергеевну -  в мехех, духах и стразах. Сие лучезарное появление вмиг доводит Элеонорин скепсис до точки кипения… Митрич, впрочем, тоже весь бурлит эмоцией.

Митрич (теперь он - само обаяние, будто бы и не предвидится никакой долговой ямы господи-на Перца). Утро доброе, Марина Сергеевна… (уходит в глубокий реверанс). Вот увидел Вас, и снова день прожит не зря.

На что Марина брезгливо дергает плечиком, фыркает, и старается преодолеть проходную как можно быстрее.

Элеонора (презрительно). Давно ли из дерьма в хоромы? А уже, смотри ты, плечиком дергаем, ножками дрыгаем… Тьфу, гадость какая.

Митрич (мечтательно). Богиня…

Элеонора (печально). Ну да, богиня… для блаженных. Не видали вы, стало быть, Александр Дмитриевич, настоящих-то богинь… Э-эх… (вздох из серии «где мои семнадцать лет?»)… А это что? Кукла фарфоровая… la courtisane d;butante… и то колхозный вариант.

Митрич. Не кипятись, Леонора. Пойди лучше помой что-нибудь где-нибудь, пыль протри… продва… проодин… проноль! На старт, внимание, марш! Всё… (достает из кармана будильник, будильник звенит, Митрич комментиоует). Не успела… пыль протереть… Ибо, девять нуль-нуль – мое время вышло. Так, что, пост сдал – пост принял! Заступай на вахту, Элеонор Филиппна: террористов не пущай, тока по пропускам. Перца в огонь не сыпь. И родина тебя не забудет. В общем, бди! А я, пожалуй, на боковую.

Идет  в каморку, драпирует окошко шторками до состояния «приятный полусумрак», уклады-вается на диван. Спит.

Пауза. Элеонора и Митрич (каждый на своей территории)

Освещена та часть сцены, где расположен пропускной пункт. Элеонора Филипповна сидит за столом, гадает сканворд (эмоционально – периоды сосредоточенной задумчивости сменяются триумфальным восторгом нахождения ответа, далее энергично заполняются клеточки в газете, ну в общем, вы знаете...) Митричева коморка – в тени. Митрич спит – слышен храп.

Далее: сквозь храп пробивается лирическая мелодия. Второй прожектор фокусируется на шторах, коими  Митрич драпировал окошко (теперь это уже скорее сценический занавес – мерцающее-пурпурные тяжелые складки).
Вторя изысканной мелодии, чуть раздвигая створки занавеса в луче света появляется рука – дамская при маникюре и перстнях, завораживающе медленно оглаживает занавес в границах светового круга и с первыми аккордами танго рвет атласную ткань в стороны: в луче света - секретарша Марина Сергеевна – этакая финалистка мирового турнира латино-американских танцев (костюм, макияж, глаза горят, в движениях – рожденная музыкой первобытная страсть)… И все это, все эти страсть, движение и внимание юной дивы адресованы первые 30 секунд залу, далее – непосредственно Митричу, который скрыт пока полумраком в районе своего дивана, но уже не храпит – уже весь в боевой готовности (лишь только Марина Сергеевна, ведомая лучом прожектора, дотанцует до дивана) поддаться очарованию момента и поддер-жать ее эксцентричный порыв… ведь танго – танец для двоих… и чем они не пара: Митрич теперь тоже не тот, что прежде. Этакий мачо – строен, гибок, энергичен, гладко выбрит, черные локоны до плеч, костюм и образ вполне соответснует Марининому - и почему бы им не потанцевать? Грех им не потанцевать! Дык вот и танцуют... Сперва в коморке у Митрича, затем по всей сцене.

Элеонора Филипповна, сделавшись на время вторым планом, ничего подозрительного не замечает, гадает сканворд, попивает чаёк – несёт обычную свою трудовую вахту.

Периодически приходят люди, так же не замечающие танцующих. Те, кто заходит в центральную дверь, предъявляют Элеоноре пропуск, проходят за турникет, появившиеся же из-за турникета, кивают Элеоноре, вешают ключи на щиток над столом и покидают помещение через центральную дверь…Пару раз прошли тудым-сюдым – хватит, да и танцующие уже дотанцовывают своё непосредственно в каморке у Митрича, вернее практически уже у Митрича на диване – чуть ли ни интим там у них происходит…Да нет, конечно, не интим, так, по-детски: Полусумрак, романтика -  все лирически красиво.

Но. Рабочий день закончен – Элеонора находит сему подтверждение на циферблате своих наручных часов и, аккуратно уложив сборник сканвордов в редикюль, идет стучать Митричу в дверь.

Элеонора (стучит). Александр, Дмитриевич, простите, что беспокою…

Танцоры, застигнуте врасплох вновь в луче прожектора – Митрич не мачо больше – как прежде небрит, лысоват, в свитере и джинсах – от мля, такой сон обломали.

Элеонора (стучит сильнее): Александр Дмитриевич, уже 7 часов, примите вахту.

Митрич. От, штоб тебя…(чешет затылок). Ну как жеж так… (и Марине). Дорогая, прости… я это… того… я на минутку…

Марина. Да пошел ты! (и на тебе, Митрич, пощечину! Спрыгивает с дивана, сдергивает со стены пурпурно-атласный занавес, из-за коего столь театрально появилась (дабы пуститься в пляс) и, демонстративно волоча занавес по полу, уходит за Митричев диван в правую кулису. Там, откуда снят занавес - окно с прежними занавесками, за окном - вечер).

Митрич. Э-э!!! Куда пошла?!

Элеонора (прикладывая к двери ухо). Александр Дмитриеви-ич…

Митрич: Э-эх вы, Элеонора Филипповна… (зевая и почесываясь слезает с дивана, идет принимать вахту). Эх, да вашу бы мать…

Элеонора (приветствуя его). Чего, вы говорите, вышибать?

Митрич (усаживается за стол).  Мозги, я говорю, надо вышибать тому, кто не дал человеку такой сон досмотреть! Эх-ма, такой сон…

Элеонора (обиженно, надевая свое совдеповское пальтишко). Ну, это уж извините. Вам дай волю – вы всю жизнь проспите, с генеральского-то коньячку…

Митрич. Да у меня, может быть, разве что во сне только и происходит настоящая жизнь!

Элеонора (перед зеркалом, надевает берет – отражение в зеркале повторяет ее движения): Да уж, Александр Дмитриевич, то, что у нас с вами наяву происходит… эх… да разве это жизнь? Это вы точно подметили..

Митрич (мечтательно). А вот если под коньячок… то вроде бы и ничего себе… Кстати, о коньячке… Как там наша дирекция, все ушли?

Элеонора (поправляет беретку). Моисейка Аронович ушел, а вот господин Перец ваш… (оборачивается к Митричу – отражение ловит момент – начинает корчить публике рожи – язык показывать, крутить пальцем у виска, иллюстрируя свое нелестное мнение о ментальных способностях Элеоноры Филипповны, которая продолжает повествование о господине Перце). …остался еще - с господами-секьюрити из нового ЧОПа совещание проводит. (вновь смотрит в зеркало – отражение вновь послушно копирует ее действия – на сей раз Элеонора Филипповна сосредоточенно утромбовывает в пакет: дамский роман, очки, кружку традиционную  со знаком зодиака…). По вашу душу, говорят, господа ЧОПовцы к нам пожаловали, сатисфакции жаждут… (опять переключает внимание на Митрича – отражение, кривляясь, производит обратный процесс - извлекает из пакета и эмоционально демонстрирует публике разные забавные вещи: кружку, но уже пивную - литровую, очки, но уже для подводного плавания, книгу – уголовный кодекс, далее красные ажурные стринги  - «Упс!» - смутившись прячет их Элеоноре в карман пальто… Что там еще у нас есть в пакетике, достаточно громоздком, надо сказать… О! Автомат Калашникова – самая необходимая вещь в арсенале пожилой женщины – Элеонора отраженная артистично имитирует стрельбу: очередь в публику и по короткой очереди Митричу и Элеоноре реальной, назидательно рекомендующей): Не играйте с огнем, Александр Дмитриевич, очень вас прошу, подумайте, к чему может привести ваш плебейский выпендреж?! Если уже не привел… (отражение  извлекло из пакета и довольно демонстрирует публике листовку с портретом Че Гевары). Умоляю вас, поаккуратнее вы с ним. Соблюдайте, как говорится, субординацию – начальство все-таки (у отражения в руках портрет президента), а то ни сегодня, завтра… (и снова смотрит в зеркало, дабы синхронно с отражением поправить шарфик, застегнуть воротник, подкрасить губки). Дай-ка я вам, Александр Дмитриевич в журнале распишусь о передаче дежурства. (Митрич передает ей журнал. Элеонора садится на стул рядом с пакетом – спиной к зеркалу – пишет). От так, Кармовицкая Элеонора Филипповна, с 9:00 до 19:00… Жертв и разрушений нет…

Пошутила, сама себе посмеялась, носом шмыгнула – простудилась, бедняжка? Ну да это не беда, в кармане пальто должен быть платочек носовой, можно высморкаться. Сморкается. … Однако… Что это? – задается немым вопросом, удивленно созерцая, во что высморкалась, - опачки, это же чье-то нижнее белье – красненькое, ажурное – фу, какая гадость! – брезгливо посылает гадость в мусорную корзину.  Митрич давится смехом, переглядываясь с Элеонорой отраженной, которая в свою очередь ставит реальной Элеоноре «рожки» из пальцев, в общем, стебется, как может…

Элеонора реальная (возмущенно): Смеётесь, Александр, Дмитриевич? Что ж, смейтесь…пока… Посмотрим, к чему приведет ваша пассионарная конфронтация с господином Перцем! Очень интересно будет на это посмотреть…

Митрич (окончательно проснувшись). Ой, да ланна, Филиппна, ты тут это, не каркай! В журнале расписалась - молодец. Пост сдал, пост принял – вот и славно - иди домой, смотри сериал! Пакет не забудь…

Элеонора (оскорбленная в лучших чувствах). Да уж не забуду.
Уходит, демонстрируя публике приколотый на спину портрет Че Гевары, и торчащий из пакета ствол калаша.

Отраженная Элеонора не утомилась кривляться – снова красит губы, сопровождая сей увлекательный процесс характерными мимическими трансформациями нижней части лица. Фоном идет музыка, традиционная для голливудских фильмов 50-х годов прошлого столетия. Итак, Элеонора покрасила губы и далее под музыку с пластикой стриптизерши снимает очки,  парик, ша-арфик, распахивает пальтишко – под ним – вечернее платье с блестками – кра-асиво! А раз так – долой пальтишко, и вполне узнаваемый образ Мерлин Монро шлет публике воздушные поцелуи.

Музыкальный фон ожидаемо перетекает в одну из песен Мерлин Монро и экс-отражение Элеоноры Филипповны, дабы соответствовать своему теперешнему образу пританцовывает, беззвучно исполняя предложенное музыкальное произведение – этакое зазеркальное караоке…

Митрич все это время увлеченно искал в корзине то, что выкинула Элеонора. Нашел и задорно помахивает находкой в такт музыке перед глазами реинкарнированной голливудской дивы, та в свою очередь, чуть смущаясь, но продолжая петь, делает попытку отобрать у Митрича сей забавный предмет гардероба, однако, Митричу угодно играть в игру «А ну-ка отними»…До тех пор, пока…

…Сигнал машины за сценой не завершит голливудскую тему в музыкальном сопровождении спектакля.

Из-за турникета (из левой кулисы) выбегает на сцену Марина Сергеевна, на ходу одновременно облачаясь в манто и разговаривая по мобильнику.

Марина (шипит озабочено в мобильник). Я же сказала, уже выхожу! Да-да, уже иду! Да-да, прямо щас! Щас, ключи еще сдам…

Митрич( приседает в реверансе танцора – в вытянутой руке – красные стринги – как раз напротив зеркала и Мерлин Монро). До скорого свидания, Мариночка Сергеевна. (интонация хищника). Сегодня вы были особенно великолепны! (и самое время выдать несколько танцеваль-ных ПА – в ПАмять о танго в каморке).

Марина испуганно шарахается от Митрича, зыркает на стринги, на Мерлин Монро в зеркале, и явно не просекая фишку, что вообще к чему, рискует впасть в состояние гипнотической летаргии, что Митрича очень бы развлекло, Митрич многозначительно подмигивает ни на шутку озадаченной Марине Сергеевне… Но спасительный мобильник своевременно транслируя в эфир позывные – мотив только что отзвучавшей песни Мерлин Монро (что символично), выводит хозяйку из транса.

Марина (в мобильник, не сводя испуганных глаз с Мерлин в зеркале). Да, Да иду… (спешит повесить ключи на щиток с ключами и в панике покинуть помещение).
Митрич (мечтательно) Богиня! Сегодня вы были неподражаемы! (посылает ей вслед воздуш-ный поцелуй).

Звучит танго. Митрич танцует, размахивая стрингами, но Мерлин выхватывает их у него, хмыкает обиженно и исчезает за рамкой зеркала (как бы выходит за кадр).

Митрич (растерялся). Да не, ты мне тоже нравишься! (перегибается через рамку, как бы проникая за зеркальную грань) Куда пошла?! (но сталкивается лоб в лоб со своим собственным отражением. Отражение, копируя зеркально все Митричевы действия, вытесняет его обратно в реальный мир. Некоторое время они (Митрич и отражение) смотрят друг на друга, синхронно моргая).

Митрич. А, здорово, друг.

Отражение улыбается, и Митричи жмут друг другу руки.

Митрич реальный. Я ща. (бежит к холодильнику, достает чекушку, два стакана, разливает, один стакан подаёт Митричу зазеркальному, тот принимает, соблюдая зеркальность: у реального Митрича стакан в правой руке, у зазеркального соответственно в левой).

Митрич реальный. Ну, давай. (пьют).

У турникета появляется Пал Евгенич Рец в сопровождении людей в камуфле.

П.Е.Рец (весь важный такой, руки на груди скрестил, негодование его распирает). Что, пьешь, Алкоголик?! Пей, пей, никак последний раз пьешь… на свободе. (и далее предводителю камуфлированных ребят) Вот, кстати, Игорёк, познакомься, это и есть тот самый хрен, о котором я тебе говорил. Займись-ка им завтра, прямо с утричка, недостачи на складе посчитайте, ну ты понял, чего мы сейчас с тобой обсуждали, по реагенту, по ведомости материальной ответственности…

Игорёк кивает – понятливый чувачок.

П.Е.Рец (Митричу). Так что вот, папаша - тю-тю, завтра акт подписываем – приёмки-передачи… И всё… Здравствуй небо в клеточку… А как ты хотел? Так что пей сегодня здесь, завтра будешь уже пить в каталажке… Ежли, тебе там нальют, чего пить.

Митрич (в ауте, но ва-банк идет): Все это так, конечно, Пал Евгенич, но до завтра еще дожить надо…

П.Е.Рец (на удивление благодушен). Уж постарайся, Митрич, доживи, не лишай публику обещанного представления. Пошли, ребята.

П.Е.Рец и ребята уходят. Митричи, переглядываясь испуганно икают.

Голос за дверью. Ми-трич! Эт мы-ы с Лаврентий Михалы-чем. К тебе можно?

Другой голос. Опа, Петрович, тут открыто.

Входят двое: интеллигент бомжеватого вида Петрович и генерал Лаврентий Михалыч (последний в форме, но без фуражки).

Петрович. Здорово, Митрич. Мы тут давеча с Лаврентий Михалычем фуражку забыли… Ты ничего?.. Не находил?

Митрич. (стоит у зеркала со стаканом в руке, ошарашено мотает головой). Я?.. не…

Лавруша. Эт чего ты тут, Мтрич? Пьёшь что ли? Без нас?.. Не хорошо-о… (цокает языком, укоризненно мотая головой).

Митрич. Да я… (забирает у зазеркального друга стакан, дабы установив его, на пару со своим, на стол, поприветствовать дорогих гостей). Вечер добрый, Лаврентий Михайлович (жмут руки), Петрович, (жмут руки). Проходите, располагайтесь… Сейчас мы поищем фуражечку вашу, Лаврентий Михайлович. (а сам лакейской рысцой к холодильнику – там есть чекушка, ещё стакан и вскрытая банка шпрот).

Лавруша снимает шинель,  Петрович спешит ее принять и повесить  на вешалку.

Лавруша. Да ладно, не суетись. (Садится за стол). Хрен с ней, с фуражкой. У нас всё с собой… Петрович, доставай.

Петрович достаёт из генеральского кейса коньяк, нарезку, икорку, коробку конфет, рюмки – в общем, всё честь по чести. Сервирует стол.

Лавруша (Митричу). Ты, Митрич, главное, Мерлинку,.. Мерлинку-то пригласи…

Митрич (озадачен). Дык ведь это… (растеряно оглядывается на зазеркального Митрича, тот жмёт плечами, исчезает за рамкой, появляется вновь и жестами сообщает реальному Митричу нечто к оптимизму явно не располагающее).

Лавруша (Петровичу, разливающему коньяк). И Мерлинке налей.

Петрович достает еще рюмку, наливает, открывает коробку конфет…
Митрич (жмёт плечами синхронно с зазеркальным другом). Дык ведь это…

Петрович. Чего?

Митрич. Обиделась она.

Лавруша. Скажи, генерал зовёт. (улыбается масляно). Угощает.

Митрич кивает зазеркальному, тот делает жест «ща будет сделано» и исчезает.
Вместо него появляется смущенная и стесняющаяся Мерлинка, но при виде коньяка и конфет заметно веселеет. Генерал жестом же отдает команду передислоцировть стол в район Мерлинкиного зеркала – Петрович и Митрич естественно рады стараться. Стараются. И вот – стол напротив зеркала, на столе – всё, что нужно для приятного времяпрепровождения в кургу друзей, за столом – непосредственно друзья. Мерлин Монро в зеркальной рамке приветствует генерала лучезарной улыбкой, принимает из рук Петровича рюмку и конфетку. Все умильно друг другу улыбаются.

Лавруша (встает, дабы произнести банальный тост). Ну-с, за милых дам.
Пьют стоя, закусывают.

Лавруша (целует даме руку). Ах, Мерлинчик, вот чес слово, два дня тебя не видел, дык ведь, веришь, нет, извёлся весь…

Мерлинчик смущенно тупит глазки.

Лавруша (Митричу). Жалко, только, что она у тебя, Митрич, того… не говорит ничего.

Митрич виновато пожимает плечами.

Петрович (поддакивает). Да, Митрич, какое-то зеркало у тебя недоукомплектованное – без звуковой карты…

Лавруша (мечтательно). А так бы спела нам чего-нить… по этому, по своему, по-голливудски…

Митрич(очень виновато). Дык ведь, можно… Того-этого… спеть.

Включает магнитофон. Звучит фонограмма, коя уже звучала. Мерлинчик ловит фразу, якобы поёт, танцует. Генералу нравится.

Лавруша. От, совсем другое дело.

Петрович (Митричу). Что ж ты сразу не сказал! (дабы не мешать генералу смотреть пред-ставление, отводит Митрича в сторону, захватив рюмки, шепчет). Хотя, эт правильно,

Митрич, не выкладывай всё сразу, припрячь кой-чего в рукаве на другой раз, чтоб потом интереснее было... Лаврентий Михалыч - такой человек… О-о… Оч-чень полезное знакомство. Будешь мне благодарен.

Митрич (вздыхая тяжко). Да я –то бы конечно рад…

Петрович. Чего-й ты квёлый такой, давай-ка вот выпей лучше, взбодрись.

Пьют. Петрович закусывает, Митрич вздыхает.

Петрович (оценивающе). Всё равно квёлый? Случилось чего?

Митрич многократно кивает.

Петрович. Ну, Митрич, не куксись, я ж те друг? Так?

Митрич кивает.

Петрович. И ты мне друг. Так?

Митрич кивает.

Петрович. О. Так. А раз так, то поведай же другу своему Петровичу, какая еще фатальная неурядица, так её разэтак, мешает тебе предаваться невинным жизненным радостям наравне с другом твоим Петровичем и его высокопревосходительством, генералом, страшно сказать, какой засекреченной спецслужбы, но это тс-с-с (палец к губам). Лаврентий Михалыч – такой человек…

Митрич вздыхает.

Петрович (укоризненно). И не стыдно тебе?! Лаврентий Михалыч устал, отдохнуть хочет, расслабиться, нас с тобой, сирых-убогих угощает, честь оказывает, а ты тут мины кислые корчишь… Человек ведь и обидеться может.

Митрич, осознав степень своей вины, тупо смотрит в пол.

Петрович (видит, что перестарался, и, зычно хихикнув, тычет Митрича локтем в бок). Да ладно тебе, не напрягайся. Шучу я…

Митрич (зло). Шутник.

Петрович (ржёт). Что, проняло тебя?..

Митрич (сквозь зубы). Чё ржёшь, может мы тут все последний раз пьём…

Петровичу кажется, что ему хамят.

Петрович. То есть?

Митрич. А то и ешь. Может статься, я тут последнюю ночь ночую…

Петрович (недоумевая). Как так?

Лавруша (испуганно). Как так?!

Мерлинчик бросает песню звучать дальше, сама же, вся внимание, перегибается наружу из зеркальной рамы – смотрит на Митрича – в глазах все тот же немой вопрос.

Митрич (почувствовав всеобщее внимание). А вот так… забирают меня завтра…

Петрович. Куда?..

Митрич. Известно куда. Под конвой и на выселки.

Петрович. Опа… (и далее аж присвистнув). За что ж тебя, болезного…

Митрич. Известно за что. За тот реагент, который зам. директорский четыре года сам у себя со склада тырил… под мою ответственность, как теперь выяснилось…

Лавруша. Ну-у, эт вам надо было на берегу договариваться.

Митрич. Вот они и договорились – зам. с директором.

Лавруша (понимающе). Крайнего, значит, нашли.

Митрич. Ну, вроде того…

Петрович (жалостливо гладит Митрича по плечу). Вон оно как… Как же ты теперь?..

Митрич вздыхает.

Лавруша (озабоченно). А Мерлинчик как жеж?

У Мерлинчика мучительный вопрос в глазах.

Митрич (разводит руками). Всё… (отрицательно качает головой - мол, не будет вам больше Мерлинчика)…

Лавруша. То есть как всё?! Совсем?

Митрич. Угу.

Мерлинчик в ужасе.

Лавруша. Не-ет, так нельзя! Кто вообще такой этот твой директорский зам?! Как фамилия!
Митрич (с готовностью). Рец… Пал Евгенич, адрес и телефон сейчас посмотрю по ведомости пропусков…

Лавруша (Петровичу). Запиши, потом мне напомнишь.

Митрич посмотрел, Петрович записал, читает написанное:

Петрович. Павел Евгеньевич Рец… О! (смеётся). Перец получается.

Митрич. Дак, вот и я про то же.

Лавруша. Ладно, не дрейфь, солдат, прорвёмся, разберёмся с твоим перцем.

Митрич (сглотнув). С-спасибо.

Лавруша (Мерлинчику). Не отвлекайся, дорогая, прошу тебя. Чего ты там такое пела? (гнусавит мелодию, коя всё это время играет).

Мерлинчик, очнувшись от шока, вновь пытается поймать фонограмму, ловит, и вот, генерал опять всем доволен.

Петрович (Митричу). Я ж те говорил – золотой человек – Лаврентий Михалыч.

Митрич. А то…

Петрович (разливает всем). Ну, давай за его здоровье. (Лавруше). Твоё здоровье, Михалыч.

Генерал кивает, все пьют, музыка играет, Мерлинчик поёт. Давешние разноцветные руки, таскают со стола еду, наливают сами себе в рюмки коньяк. Митрич сначала было цыкал на них (на руки), потом смирился, сам с ними чокнулся пару раз. Идиллия в общем, в которой на первый осторожный стук в дверь никто внимания не обращает… Стучат снова, теперь настойчиво.

Митрич. Тс-с. (Делает музыку тише). Я щас. (Идёт открывать).

Мерлинчик исчезает, задвинув вместо себя рамку обычным зеркалом. Руки тоже, похватав чего попало, спешат скрыться из виду.

За сценой голоса. Митрич открывает дверь – входят Антоша (в генеральской фуражке) и Костян (по степени обкуренности, можно предположить, он уже где-то в астрале). Антоше жизненно необходимо пообщаться с Митричем.

Митрич  (жестом приглашая гостей пройти к себе в каморку, извиняется перед Петровичем и Лаврушей). Это ко мне… Я сейчас, тут… там разберусь побыстрому…

Петрович активно жестикулирует, указывая поочередно на себя, генерала и зеркало.

Митрич (понимает намек, подскакивает к зеркалу, стучит в стекло). Мерлинчик, всё в порядке, все свои.

Стекло сдвигается, в зеркале снова Мерлинчик.

Митрич (включая музыку). Прошу вас, господа, развлекайтесь. (Идёт в каморку).
В каморке.

Антоша. Слушай, дед, тут такое дело…

Митрич. Тс-с (красноречивая отмашка в сторону развлекающихся).

Антоша (уже тише. Указывает Митричу на Костяна). В общем, Митрич, это Костян. (Костяну на Митрича). Костян, это Митрич, ну, дед, про которого я тебе говорил…

Митрич (кивает Костяну). Здрасьте.

Костян в астрале.

Антоша. В общем так, Митрич. Пробили мы твой галлюциноген… Вроде бы штука стоящая. Возьмём пока пробную партию, если проканает, наладим поставки… У Костяна во-такая (жест символизирующий множество) клиентская база! Озолотишься, дед!

Митрич (глаза в кучу). Э-э…

Антоша. Чего «Э-э», дед? Я тебе дело говорю – держись за нас с Костяном – в люди выбьешся.

Митрич (с перепугу аж протрезвел). Э-э… стоп, ребята, это вы про что, собственно?

Антоша (раздраженно). Ну, ты скоростной чувак. Саабразительный, ржунимагу!.. Как это мы про что?! Про галлюциноген твой, канеш! В общем так, дед, давай не кривляйся! Можешь считать, сегодня - день твоего второго рождения! А мы – я и Костян – вроде как бы тебе теперь новые родители… Э-э, не (нервный смешок) лучше ангелы-хранители будем мы тебе теперь – благодетели, то бишь… Или нет, даже не так: я буду тебе ангел-хранитель, а вот он, Костян… (и бац  Костяна по плечу – Костян в астрале). Знакомься, дед, это тебе теперь волшебная фея…

Митрич - челюсть отвисла, глаза по-прежнему в кучу.

Антоша. Але, дед, ты это, давай уже пооперативнее цифруй информацию – сегодня тебе такой флэш-рояль выпал, который раз в жизни выпадает, да и то, далеко не всем… А в восемь… Бу-га-а! (сам пошутил – сам ржёт).
Но, процесс осознания Митричем собственной избранности явно затягивается…

Антоша (начинает беситься). Кароче, Митрич, харэ столбняка давать!...

Митрич. Да я… э… вообще-то, э…

Антоша. Что «Э-э»? Поверить не можешь своему счастью?

Митрич. ???

Антоша. Ну, вот, глаза закрой, представь, чего бы тебе сейчас хотелось?

Митрич. ??? (но глаза закрывает).

Антоша. Чего-нить оч-оч хорошее… офигенное чего-нить предствь.

Митрич расплывается в улыбке.

Антоша. Представил?

Митрич (довольно). Угу.

Антоша. Костян! (и бац опять товарища по плечу).

Костян, не выходя из астрала, извлекает из кармана 100-доллоровую купюру, протягивает её

Митричу.

Антоша. Митрич, внимание! Абра, швабра, кадабра, бумс! (щёлкает пальцами). Всё, можешь открыть глаза.

Митрич открывает глаза – видит деньги.

Антоша (с театральным жестом). Ву а ля!

Митрич. ???

Антоша. Ну как? Оно самое?

Митрич. Н-ну, не совсем…

Антоша. Но этого же хватит. В денежном эквиваленте, я имею ввиду.

Митрич (прикидывая в уме). Н-ну, примерно…

Антоша. Вот и славно (перемещает баксы из Костяновой руки в Митричеву, Костян еще некоторое время держит руку вытянутой, Антоша же спешит в угол к канистрам с реагентом). Стало быть, так, Митрич – свершилось! У тебя есть теперь бабки, а у нас с Костяном – немного дури на пробу. Костян, проверь.

Митрич (вертит перед глазами бумажку, понимает, что продешевил). Э-э, ребят, я чёт не понял…

Антоша (обнимая Митрича за плечи). Видишь ли, Митрич, объясняю популярно: сейчас Костян протестирует твой замечательный реагент полидигидро-, или как там его, канабинол на предмет соответствия ГОСТу, а так же запросам и пожеланиям целевой аудитории. Ежли результат теста будет положительный и у тебя на складе найдётся ещё штук 20… Костян, сколько нам надо?

Костян демонстрирует, что-то наверное обозначающую, комбинацию из пальцев.

Антоша. О, 28 таких же канистрочек… Всего-то ничего! Митрич! Да ты представь только – 28 канистрочек, и вот уже перед тобой открываются безграничные перспективы! Ну же, Митрич, где ты проведешь остаток жизни в роскоши и процветании? На Кипре? Или может быть на Гаваях? Весь мир у твоих ног! Выбирай: Париж, Неаполь, Венеция…

Митрич (продолжает ассоциативный ряд). Колыма…

Антоша. Это уже чего вы себе пожелаете… Однако, Колыма… Какие-то странные у вас географические пристрастия…

Митрич. Это не у меня пристрастия – у прокуратуры.

Антоша. Да к лешему тебя, Митрич, чё как дитё неразумное в сам деле? Ещё пару канистрочек прокуратуре, и 100-пудовые тебе Неаполь с Парижем. Нет, я ничего, конечно, не говорю. Если очень хочется – можно и на Калыму – начальником зоны, например. Но я настоятельно рекомендую Кипр или Гаваи… Удивляюсь я на тебя, Митрич – сидишь на бриллиантовых россыпях и как ребенок радуешься сотне баксов.

Митрич. Да не радуюсь я.

Антоша. И напрасно. Надо жизнь воспринимать радостно, легко и восторженно. Вот, как мы с Костяном… Костян, ты как там? Радуешься?

Костян все это время тестировал реагент. Теперь расплывается по дивану в абсолютной нирване… Похоже на то.

Костян. (показывает больщой палец). Ниш-штя-як…

Антоша (Митричу). Вот видишь, Костяну уже ништяк. А ты всё «радуюсь» да «не радуюсь», «понял» да «не понял». Жить нужно в кайф, Митрич! И тогда к тебе потянется вселенская энергия радости, и будет тебе щастье!

Митрич (постепенно выходит из транса). Постой, парень, не грузи меня. Вы что, хотите это (указывает на реагент) взять?

Антоша (Митричу). Больше тебе скажу, Митрич, мы уже это взяли. (Костяну). Чего там,
ништяк, говоришь, галюциноген?

Костян. Ниш-штя-як…
Разноцветные руки вновь появляются из стены и крутят вокруг головы Костяна сверкающие ленточки. Антоша пытается сморгнуть видение, но нет, видит, что видит.

Антоша. Ого! И меня, по ходу, приглючило… Дык, чего, Костян, берём, что ли?

Костян. Бр-рём!

Антоша (Митричу). Вот видишь, Миртич, Костян компетентно заявил, что реагент у тебя ништяк, и стало быть - мы его бр-рём.

Митрич (руки в боки). Ага, щас, кто-то тебе его отдаст.

Антоша. Ну да, прямо щас… А что, какие проблемы, дед?

Митрич. А такие проблемы, внучёк…Пока я здесь сторож – я решаю кто что, где и для чего берёт! Понятно тебе?

Антоша. Не-а, Митрич, ответ не верный. Ты деньги взял? Взял. Стало быть, кто ты? Сторож? Нет, Митрич, ты теперь – соучастник..

Митрич (в ауте). Да как же ты… Ведь Моисейка тебе отец… Он же узнает, и…

Антоша. Ещё бы не отец. Послал Бог отца… Он, вообще, сам виноват – я же по-хорошему его просил…

Митрич (с ужасом). Да как же так можно?..

Антоша. Эх, Митрич, Митрич… Был бы ты в такой заднице, в которой я сейчас имею честь находиться, не задавал бы идиотских вопросов… Я ж те говорю – бабки мне нужны! Баксы, У.Е. пиастры, тугрики! Хоть какое-нибудь уже бабло! Понимаешь? Отец, спасибо ему, предпочёл помочь советом – посоветовал разбираться самому – вот я и разбираюсь! Как могу… Всё, Митрич, всё! Хватит таращить глаза. Пошли на склад, канистры считать.
Всё это время, на вахте, генерал флиртует с Мерлинчиком. Она ему в шутку надевает на голову Антошину бейсболку. Петрович играет с руками в карты.
В каморке Митрича – пауза: Антоша по Митричеву взгляду понимает, что на склад они не пойдут.

Антоша. Что ещё, Митрич? Ау-у… (щёлкает пальцами перед остановившимся Митричевым взглядом). Митри-ич, вернись к нам, мы здесь, не спи, замёрзнешь.

Митрич. Дык, ведь это…

Антоша. О, смотри-ка, живой.

Митрич. … не сможем мы на склад пойти.

Антоша. Эт ещё почему? Ты скажи прямо, Митрич, если тебе сотни гринов мало, так ведь это аванс. Реализуем партию – будет больше.

Митрич (видимо, уже и рад бы но…). Нет, Антоша. Не реализуем.

Антоша. Да ну тя, Митрич. Ты это, заканчивай мне тут пессимизм культивировать. Утомляет, знаешь ли.

Митрич (извиняясь). Замки там кодовые и камеры с сигнализацией – сигнализация напрямую к ментам в райотдел выведена… Кодов я не знаю.

Антоша. А кто знает?

Митрич. Батяня твой – Моисей Аронович…

Антоша. А кроме него?

Митрич (злобно ощерясь). Заместитель его Пал Евгенич Рец.

Антоша. Ну, это перец ещё тот… Думай, дед, думай дальше – кто ещё может быть в курсе?

Митрич. Н-ну, Марина Сергеевна…

Антоша. Маришка?.. Стоп, дед. Ты гений. Ты нашёл! Молодец. Пятёрка! Давай зачётку – распишусь!

Митрич. ???

Антоша. Ладно, дед. Харэ деревянеть тут аки Буратино под наркозом, ща корни пустишь - в пол врастёшь… В общем, тема такая: завтра, с утричка, я перетираю с Маришей парочку наболевших вопросов, и вечером, думаю, всё у нас с тобой, Митрич, будет в таком же шоколаде, в каком томится на данный момент Костяново призрачное сознание – то есть один такой большой всеобъемлющий НИШ-ТЯ-ЯК нас с тобой ожидает. Ты рад?

Митрич (настороженно). А может не недо её… Марину Сергеевну, того… приплетать?

Антоша. Чего? Чего ты сказал, Митрич? Кого не надо приплетать? Маришу Красильникову не надо приплетать? Помилуй, родной, кого ж тогда приплетать?! Да где бы она сейчас была, твоя Мариша Красильникова, лохушка мухосранская, после того как её год назад турнули со 2-го курса за непроходимую тупость?! Спроси меня, Митрич, кто ж такой великодушный был? На помойке её, болезную, подобрал, помыл, приодел, из депрессии суицидальной вытащил, откормил, чтоб не стыдно потом было этакую куколку-конфетку в люди вывести, пристроить этак вот замечательно - на хорошую должность при хорошем человеке… А, Митрич? Чего молчишь? Да не уж то бы Антоша Ланскевич не протянул руку помощи боевой подруге своих унылых университетских будней? Ешё как протянул! И горд теперь, что спас человеку жизнь! И папашка мой ой как доволен, сволочь неблагодарная… Ну, ничего, Марише выпал шанс отблагодарить за обоих – настала её очередь протягивать руку. Так что, Митрич, не сомневайся даже, завтра вечером будет тебе код. (И далее Костяну). Ладно, Костян, бери пока чего есть, и погнали с торчков бабло чесать – нам предстоит бурная ночь… Тю, чувак, нехило тебя раскатало…

Костян, расплываясь по дивану в блаженном забытьи, ритмично подёргивает лапками, издаёт блеющие звуки. На полу канистра и импровизированный инструментарий для дегустации реагента в полевых условиях. Антоша, сознавая фатальную недееспособность компаньона, присаживается на корточки у дивана, сгребает инструментарий в Костянову спортивную сумку, собирается закрыть канистру, нюхает крышку… Поднимает взгляд на Костяна…
И тут понятны становятся причины его, Костяна, нервенных передёгиваний – разноцветные руки, вырастающие из-за стены, втыкают ему вдоль рукавов и в волосы разноцветные же перья, создавая силуэт а ля Мантигома – ястребиный коготь.

Антоша (проморгавшись). Опа! По ходу и меня приглючило… Внатуре у тебя, дед, реальный реагент. (Делает попытку подняться, но получает в лоб пером – руки ищут новую жертву для своих смелых творческих экспериментов). Ого-го… (гогочет, пытается отползти, но одна из рук – цап фуражку у него с головы – еле успел удержать).

Петрович (с вахты - громко). Митрич, ау, чего пропал?! Ты где? (считает логичным продол-жить поиски непосредственно в каморке, где находит, помимо Митрича, ещё и…) От же она где! (генеральскую фуражку, кою перетягивают друг у друга Антоша и рука в желтой перчатке). А мы её обыскались с Лаврентий Михалычем! (и далее, ничуть не смущаясь абсурдностью ситуации, Петрович спешит составить компанию вцепившимся в фуражку). А ну, пшла вон! (пшикает на желтую руку – рука отпускает фуражку – Антоша с Петровичем валятся на пол, в результате, фуражка у Петровича). Вот она, родимая!

Антоша (заикаясь, в неописуемом восторге). В-вы чё… типа того, тоже… в-видите их?.. Этих… Н-ну… Гы-ы-ы… У вас чё, внатуре те же самые глюки?!

Петрович. Глюки??? Э-э, паря, эт те ещё не глюки… С этим фуфлом вообще, нечё церемонить-ся. У, я вас! (замахивается на стаю рук, обрабатывающих Костяна под вождя краснокожих).

Антоша. Не, я не понял… Или понял… Вы типа сами мне все приглючились… Всё это в целом… Ништя-як…

Петрович (смеется, изучая взглядом Антошу и Костяна). Эт что, новенькие что ли?

Митрич отстранённо пожимает плечами, разводит руки. Баксы предусмотрительно заныкал.

Петрович (Антоше). Ну, что ж, молодёжь, раз так, то прошу, как говорится, к нашему столику – такое дело надо отметить.

Итак: Костян в перьях (руки, те из них, кого не испугали пшики Петровича, ласково приглажи-вают Костяново оперение), Антоша – без головного убора, Митрич при бабле,

Петрович радушен.

Петрович. Айда, ребята, в компании всё веселее.

Что ж, делать нечего, Антоше уже интересно и он принимает правила игры – сгребает в охапку пернатого друга Костяна - Ястребиного Когтя, волочёт его, вслед за Петровичем и Митричем, туда, где доблестный генерал Лаврентий Михалыч уже чуть ли ни по пояс погряз в Мерлинчиковом зазеркальи (погряз бы и весь, не будь скован некотороым несоответствием собственных габаритов с габаритами зеркальной рамы).

Петрович (конфузно кашляет). Кхе… Лаврентий Михалч, мы тут Вам фуражечку вашу нашли-с…

Лавруша (нехотя отвлекается). Да хрен с ней. (однако бейсболку Антошину с лысины стягива-ет). О!.. (удивляется, разглядывая сей непритязательный головной убор). А это тогда чего? (готов отшвырнуть брезгливо, но Мерлинчик деликатно перехватывает бейсболку, мол, позвольте мне, и игриво помахивает ею Антоше).

Антоша ожесточенно борется с мыслью, что вряд ли достаточно один раз понюхать крышку канистры с реагентом, чтобы вот так вот конкретно тебя приглючило: руки из стены, пернатый друг Костян – это ещё куда ни шло, но чтобы из зеркала ему его же собственной бейсболкой махала Мерлин Монро…

Петрович (с интересом наблюдая ужас в стеклянеющих Антошиных глазах, отечески хлопает его по плечу). Твоя что ли кепка?

Антоша (сглотнув). М-моя.

Петрович. Да ладно, не бойся, подойди, ты ей нравишься, Мерлинке-то… (и той же рукой, которой похлапывал, теперь подталкивает). Ну же, иди, не тушуйся.

Антоша даёт Буратино почище, чем давеча Митрич, но борется с собой – на полусогнутых продвигается к зеркалу… Мерлинчик рада Антоше, улыбается ему завлекающее, игриво надевает ему бейсболку, бдзынькает ноготками по макушке. Антоша по инерции разворачивает козырёк назад, Мерлинчик настойчиво возвращает его (козырёк) в первоначальное состояние.

Антоша. Ого-го… (вновь гогочет, оборачиваясь к публике, указывает на Мерлинчика). Настоящая? Чё, правда? Ого… (пытается дотронуться, но натыкается на границу – якобы, на стекло, водит по границе этой ладонями, Мерлинчик беззвучно смеётся).

Лавруша (спохватился). Э-э! Руками не лапать! Митрич, это вообще кто?

Митрич (по традиции пожимает плечами). Это Антоша, сын директора нашего, Моисея Ароновича… А это… (скептически мереет взглядом Костяна). Очевидно, его, Антоши, пернатый друг.

Лавруша. Сын директора, говоришь?

Митрич кивает.

Лавруша. Ну, тогда ладно, раз сын…

Петрович (уже всё всем налил,  всем раздал, предлагает тост).  За знакомство что ли?

Пьют за знакомство. Бывалые усаживаются вкруг стола - далее по программе следующее культурное мероприятие – Петрович раздаёт карты… новички осваивают нестандартную ситуацию: Антоша снял кепку, изучающе её разглядывает, пернатый друг пытается танцевать хип-хоп, наблюдая за колыханием оперения в процессе специфических тедлжвижений, кои не вполне ложатся на голливудские мелодии 60-х годов прошлого столетия. Антоша, наблюдая мучения приятеля, окончательно приходит в себя и делает вывод:

Антоша. Ну-с, господа, всё это замечательно, конечно, только музыка у вас какая-то… не того, не формат (ищет источник неформата – находит - магнитофон). О! (и, желая исправить положение, переключает на радио – настраивает волну по своему вкусу, и вот, телодвижения пернатого друга вполне адекватны звуковому ряду).  Ву а ля, теперь самое оно. (довольный созерцает некоторое время брутальный Костянов балет, далее находит уместным присоеди-ниться к картёжникам). Э-э Петрович, кинь-ка мне тоже картинок до кучи. Итак, коллеги, во что дуемся?

Петрович. О, да у нас сегодня, прямо скажем, аншлаг! Кворум есть, господа. (Митричу). Этого ещё не хватает, Ихтиандра твоего, ластоногого обитателя холодильника «ЗИЛ»… Кликни его, Митрич, а то поди замёрз бедолага во льдах мороЗИЛьной камеры.

Митрич. Не, он раньше трёх не является, график у него такой. И вообще, ну его, выпустишь на свою голову, потом гоняйся за ним до утра по всей проходной – эт ведь сущее наказание его по утрам обратно в холодильник запихивать, возвращать, мля, на родину… малую историческую. А если Элеонора ещё чего унюхает, тут вообще дерьма не оберёшься…

Петрович. Да, ладно тебе, Митрич, причитать – мировой мужик ластоногий – завсегда икорки на закусь притараканит, горбуши копченой, а что по утрам в холодильник не лезет по собственной воле, так ты рассуди трезво – тебя бы так – башкой в морозилку! С большой бы ты радостью полез?

Митрич. Куда ж мне его прикажешь девать? В унитаз что ли спускать?  

Петрович. А давай аквариум ему соорудим…

Митрич. Ага, и сюда поставим возле турникета для устрашения и в назидание – да убоится всяк сюда входщий…

Антоша (с интересом). Что, в натуре, Ихтиандр? (направляется к холодильнику). В холодиль-нике? (открывает дверцу). У-у… (подвывает разочарованно). Да гоните вы всё – ни хера здесь нет! (извлекает за хвост полутушку селедки). Или вы этих вот братьев наших меньших имеете ввиду?

Митрич. Остынь, внучок, сказано же тебе – он раньше трёх не является.

Антоша. А щас сколько?

Ответ приходит откуда не ждали - по радио заканчивается песня, звучит муз. отбивка и далее – гортанное мецосопрано): Генеральный спонсор двухчасовых новостей ТрансМедиаПром-СтрёмБанк. В студии Анастасия Пупко. Доброй ночи всем, кто не спит… что, впрочем не означает, что всем, кто спит, я желаю исключительно ночи злой… просто у них, у тех, кто уже спит, и так, я полагаю, всё в порядке. Тем же, кто не спит, настроившись на нашу волну, мои особенно добрые пожелания и конечно мегареспект с реверансом… однако, не смотря на всю эту нашу доброту и благодарность, сообщения, поступающие к этому часу в студию, вряд ли располагают к оптимизму, так что, лучше бы все мы хором своевременно легли спать… Но, это раньше надо было думать, теперь же о главной новости часа. Ситуация с захватом заложников в посёлке Старые Бугревища остаётся критической. Восьмой час вооруженная группа, предположительно из 3-4 человек, силой удерживает семью частного предпринимателя Александра Седьмыкина, его жену и ребёнка, в их  собственном доме, где ранее злоумышленниками было арендовано помещение под склад. Позиция официальных властей, относительно требований террористов пока не оглашена…

Антоша. А, фуфел это всё. Даёшь забойный музон!

Порывается переключить, но генерал его тормозит:

Лавруша. Оставь.

Антоша послушно отнимает от прибора руку.

Анастасия Пупко (из радио). На связи наш постоянный корреспондент с места событий –

Всеволод Нефуфел. Всеволод?

В ответ – нечленораздельное булькание,  шипение, скрипы – весь спектр помех.

Анастасия. Всеволод, поподробнее, если можно..

Еще партия радийных помех.

Анастасия. Спасибо, Всеволод, за содержательный репортаж. Добавлю, что, по последним сведениям, операцией по освобождению заложников руководит полковник Нефёдов Иван Семенович, нам же с вами остаётся только надеяться на благополучное разрешение ситуации. А сейчас о других новостях часа…

Но довещать свои новости Анастасии, по крайней мере из этого радиоприёмника, сегодня не суждено, потому как побагровевший от гнева доблестный генерал Лаврентий Михайлович  ка-ак хрясь вдруг в сердцах кулаком по столу:

Лавруша. Каого чёрта?! (би-ип! – тут вполне уместно запикивать предполагаемые матерные слова). Мать моя - женщина! Какой Нефёдов (би-ип!)?! Опять Нефёдов (би-ип!)!!! Старые (би-ип!) Бугревища, леший его раздери, это же мой округ! Какого хрена там Нефедов опять делает?! От ведь (би-ип!)… Так это они чего? Его что ли вместо меня?! Ах падла… (генерал очевидно паникует – голос срывается, руки трясутся, но готовность разнести всё и вся вдребезги пополам ни у кого сомнений не вызывает). Да если он сейчас это дело не завалит… Они ж меня… (би-ип!). Ах, Ванятка Нефёдов (би-ип!), знешь же ты, кому и когда жопу подлизать! От я тебя! (удушающий жест, коим Лавруша сопроводил последний свой возглас более чем убедителен). От я вас всех!!!

Всем страшно.

Петрович (прыгает вокруг генерала). Успокойся, Лавруша, не надо… Ну Нефёдов и Нефёдов… Дался тебе этот Нефёдов…

Лавруша (ребром ладони полосует себе горло). Да вона у меня где этот Нефёдов, мать его! Мальчик-Колокольчик – мабуринский протеже! Я тте покажу (би-ип!), Ванятка, лизоблюд сучий…

Петрович (приглаживает разбушевавшемуся генералу трясущиеся плечи). Не надо, Лавру-шенька, прошу тебя, не надо при нём (опасливый взгляд в Митричеву сторону) …

Лавруша. Да пойми же ты, Петрович! Я там должен быть! Старые Бугревища – это же мой округ! Эти потрохи сучьи давно хотят меня выжить (би-ип!). Но это не так-то просто,
Петрович! Какого лешего поганого мне не доложили?! Это моё дело!? (би-ип!) Там должен быть я-а-а-а!..

Петрович (Антоше, зло). Зря ты, юнга, радио включил. (Генералу же рюмочку подаёт).
Вот, Лавруша, прими лекарство – выпей граммульку успокоительного.

Лавруша (рявкает). Давай! (ухает рюмку залпом и тут же об пол её, родимую (рюмка вдребез-ги), отпыхивается некоторое время – остывает). От, попадись мне только, падла,
(но вновь сжимает кулаки,зубами скрипит), придушу, как с-собаку.

Сложный мимический рисунок отражает предельную концентрацию эмоциональных пережи-ваний – в общем, генерал театрально выдерживает паузу на эмоциональной мимике и сдавливании кулака, дабы в следующее мгновение так хряснуть им (кулаком) по столу, рыкнув при этом гневно и раскатисто, что всё вокруг замигало, завыли сирены, стенка с окнами и занавесками самопроизвольно опустилась, обнажая полумрак (или, как сейчас модно – полусумрак), пронзаемых бегающими лучами прожекторов недр сцены, где по мере стабилизации освещения, уже можно разглядеть:
некое сельскохозяйственное подсобное помещение (сарай), соответствующую утварь (детали с/х. техники, охапки сена, мешки с картошкой, грабли, лопаты, дрова и т.п.), у стены, на мешках женщина в ночной рубашке и ребенок лет пяти кутаются в шаль, чуть поодаль - мужчина, в трико и майке – он, видимо, сопротивлялся, потому теперь избит и привязан к столбу.
Памятуя о эмоциональном репортаже Анастасии Пупко, ребят этих вполне можно проассоции-ровать с семейством некого Бугревищеского аборигена Сани Седьмыкина, захваченным в заложники бандой злоумышленников, один из которых сидит на перевёрнутом ящике напротив женщины, на коленях  у него калаш, остекленевший взгляд сфокусирован на домашнем тапочке заложницы. Женщина заметно дрожит, и тапочек на ее ноге – единственная сейчас подвижная деталь композиции. Другая деталь – наблюдательный зритель скорее всего уже узнал в террористе понятливого чувака Игорька – начальника ЧОПа, нанятого господином П.Е.Рцем для предполагаемой утренней расправы над безобидным вроде бы ночным сторожем Митричем.
Сидевшие доселе за столом, оцепенев по первости, теперь торопятся расползтись по углам, еще не поняв, в чём дело, но уже убоявшись.
Свет сейчас приглушен и акцентирован в глубине сцены на заложниках и террористе. Передний план – в тени. Тёмным силуэтом возвышается фигура генерала, всё ещё цепенеющего в распирающей его ярости. Картинку переднего плана так же можно было бы охарактеризовать как вполне статичную, если бы не вялое движение на правом фланге – беззвучный танец робота-паралитика в исполнении Костяна - пернатого друга. Но вот и он дотанцевал, наконец, до правой кулисы и замер в позе героев египетских фресок - голова и ноги в профиль, плечи и грудь – фронтально.
Петрович, Митрич и Антоша притаились у турникета (у левой кулисы).
В общем, все кроме генерала, предприняли некие действия, чтобы остаться незаметными для вновь народившихся персонажей пьесы, однако, заложники и их соглядатай столь поглощены собой, что не проявляют почему-то вполне ожидаемого интереса к торчащему посреди сцены этакому пафосному памятнику доблестному армейскому функционеру.
Все… кроме, похоже, ребёнка, который, высунув ручонку из-под шали, указывает вдруг на генерала и с ужасом в глазах начинает тоненько подвывать.

Соглядатай (словно очнувшись, наводит автомат на источник звука, потом на мать, цедит сквозь зубы). Пусть заткнётся.

Мать спешно перехватывает детскую руку, запахивает шалью ребёнка с головой, прижимает к себе и яростно шепчет чего-то одновременно и ласковое и назидательное, раскачиваясь всем телом, убаюкивая… Муж же её, резко дёрнувшись, сотрясает декорации так, что из стен сыплется солома… Теперь автомат направлен на мужчину.

Соглядатай. С-спокойно.

Заложник (сплюнув запёкшуюся на губе кровь, хрипит). Пушку убери.
Соглядатай. Чего?

Заложник (с угрозой). Пушку убери, падла.

В ответ соглядатай опускает автомат, медленно подходит к осмелившемуся вступить в дискуссию объекту наблюдения и успокаивает его ударом по печени.

Женщина (дёргается вслед за мужем, словно ударили её и ещё сильнее прижав к себе ребёнка, шипит яростно). Саш-ша, молчи.

Саша, преодолев боль, сплёвывает, облизывает губы и смотрит на соглядатая, как хищник на жертву. Но молчит. Слушается супруги. Ребёнок же, высвободив-таки из-под шали ручонку, устремляет дрожащий указательный палец прямо в голову генеральскому силуэту.

Мать (пресекает этот порыв, и, осознав, что опять стала мишенью, заговариваясь, причита-ет). Холодно ему… Ведь холодно же…

К генералу подползает Петрович, дёргает за рукав.

Петрович (шепчет). Не надо, Лавруша, пригнись, не сейчас…

Лавруша, не выходя из транса, подчиняется: оседает на пол, вслед за Петровичем отползает в сторону Митрича и Антоши.

Заложница (стучат зубами). Х-холодно… ведь же холодно ему… (трясётся вся, и слеза стекает по крылу носа).

Соглядатай молча берёт телагу с ящика, на котором сидел, кидает её заложнице. Женщина тут же окутывает ею себя и ребёнка. Телага большая и можно даже с ногами под неё забраться и там, внутри,  замолкнуть на время, отгородившись от абсурда объективной реальности.
Соглядатай усаживается на ящик , морщится недовольно (без телаги ящик, понятное дело, совсем  не то уже комфортабельное сидение), укладывает на колени автомат, находит глазами тапочек (тапочек теперь валяется на полу у мешка, перевёрнут вверх подошвой), фокусирует взгляд… Всё, статика картинки восстановлена.

Звуковой фон: обрывки неразборчивой речи (в мегафон, либо по рации), визг тормозов, рабо-тающие моторы машин, крики…
В общем, похоже, настало время высветить передний план: группу людей, подпирающих спинами фрагмент стены (всё, что осталось от проходной, кою Митричу доверено было охранять).

Лавруша (шепчет). Петрович, какого чёрта здесь происходит?

Петрович (с отчаянием). Говорил же я тебе, Лавруша, не надо… нельзя так при Митриче. Ведь он же это… Он любую более-менее сильную эмоцию материализует… тут же, не отходя от кассы… Я же тебе говорил! Это хорошо, конечно – Мерлин Монро показать, Ихтиандра… Но в маленьких дозах и позитив. А теперь-то чего…  (и словно осознав весь ужас ситуации). Теперь-то что делать будем?!...

Лавруша (мал-помалу приходит в себя, и явно не желает слышать бред старого алкоголика). Петрович, что за пурга, что за бредятина?! Там же улица была за стеной… вот же, здесь окно было, а там люди, трамваи, я же сам видел… Я оттуда заходил… Там и машина моя… Петрович?! Какого лысого лешего?! Где машина моя?! Какого чёрта твой Митрич с улицей сделал?! Каким грёбаным образом?!

Петрович. Да тем же самым, которым Мерлинку тебе в зеркале материализовывал.

Лавруша (во гневе). Да за каким, леший бей, лысым чёртом?! Я же ему Мерлинку!!! Мерлинку заказывал! А не сарай с террарюгами!

Петрович. Ага? А кто стаканы бил и орал, что это ты должен быть там, а не Ванятка Нефёдов?!

Лавруша (в ярости сгребает в кулак расстёгнутый Петровичев ворот). Дак ведь я же не заказывал!!!

Петрович (шепчет). А тут, Лавруша, не важно, что ты заказывал. Важно, чего ты хотел.

Лавруша. Да какая хренова разница?! (но ворот отпускает).

Петрович. Точно не знаю, но разница есть. Я не знаю, как Митрич это делает, да он и сам, по ходу, не знает... (оглядывается на Митрича, Митрич глаза закатил, сидит на корточках, колени обхватил руками, раскачивается и мычит чего-то). О, всё, бедолага, спёкся…

Лавруша. Чего это с ним?

Петрович. Да проекцию переклинило опять.

Лавруша (угрожающе). Не гони фуфло, Петрович. Ты по-русски говори – какие, к свиньям, проекции и чего они, на хрен, означают?!

Петрович. Да то-то и оно, Лавруша. Хреново всё, потому как означают они, что хреновые наши с тобой дела… Последний раз такое было, когда мы с Митричем профессору одному сафари проецировали. Настоящее – со львами там, тиграми и антилопами… Ну, в благодарность, что он Нинке моей дурынде, доче любимой, проходной балл на бюджетное обеспечил… Дык вот, значит, цуцик этот, ну, профессор, как только льва вживую увидел, такую эмоцию выдал, что Митрича этак же как сейчас, клинануло не по-детски, и мы с профессором 4 часа потом на пальме отвисали, как залезли туда ума не приложу.. Но ничего себе, висим, что твои макаки, руки-ноги занемели, двинуться боимся – лев внизу ходит около Митрича, рычит, облизывается, а подойти не может… Митричу чего – качается китайским болваном, воет под нос, и что ли энергия какая вокруг него концентрируется, когда он из проекции выпадает - не знаю. Знаю только, что для льва Митрич недоступен, в отличие от нас с профессором – мы-то вот они, в проекции, - висим на пальме, ждём своего часа - готовый обед и ужин… Лев тоже не дурак, никаких иллюзий на счёт Митрича не питает, на нас поглядывает многозначительно… Правда тут профессор молодец, сообразил – для полного апофеоза наложил с перепугу в штаны – вполне, кстати, к месту инициативу проявил - хоть на время, но поостудил зверюге приятный аппетит, понизил, так сказать, нашу объективную товарную ценность…

Лавруша (весь внимание): И что?

Петрович (выдохнув). Обошлось… на тот раз. Митрич вскоре совсем в бессознанку ушёл - полежал-полежал в чертополохе, постепенно пришел в себя и спроецировал всё обратно… одно что падать больно было – с пальмы на бетонный пол - как со второго этажа, считай. Но профессор, хоть и обделался лёгким испугом, очень доволен был – благодарил, ещё хотел… догнаться. Теперь наш постоянный клиент – знает уже, как вести себя надо: спокойно и на позитиве, чтобы без ущерба здоровью… Нинка же у меня теперь отличница – звезда курса… На конференцию едет в этот, как его, Мюнхен… за счёт кафедры.

Лавруша. К лешему Нинку твою! Нам-то сейчас чего делать?

Петрович (жмёт плечами). Ждать… Сейчас от него вот всё зависит… От Митрича. Главное, чтобы его отпустило. Как только отпустит, тогда и…

Лавруша (впадая в истерику). Когда отпустит-то, Петрович? Когда?! (морщит лоб, упирает его себе в кулак, дабы сдержать напряжение, и вдруг взрывается): Когда уже тебя отпустит, леший тебя раздери?! (кидается к тупо мычащему Митричу, хватает его загрудки, трясёт). Отморажи-вайся, телепат хренов! Верни всё взад! Как было верни, гад!

Петрович (спохватившись вцепляется генералу в плечи, пытается оттащить). Не смей его трогать! Идиот! Ты ж так нас всех тут угробишь ни за что…
Но мощный генеральский локоть отправляет малохольного Петровича лететь по траектории навзничь.

Лавруша. Я Мерлинку! Мерлинку заказывал!!! А ты мне сарай с террарюгами?!!

Орёт-надрывается. Ой, напрасно он это делает…
Доселе хранивший статичность, согляда-тай вдруг встрепенулся, будто услышал чего, или почувствовал…Пристально, как давеча в тапочку, вгляделся в предполагаемую стену (за которой взбешённый непонятками генерал тормошит хренова телепата Митрича), потянул носом. Ясно, что он ничего не видит, ничего такого, что давало бы повод напрягаться, но, что-то же заставляет его подняться с места, медленно, крадучись даже, подойти к границе (между его сарайной реальностью и реальностью Митричевой проходной)… очень близко подойти к границе… пойти вдоль нее, держа автомат наготове, принюхиваясь и нервно передёргивая плечами…

Лавруша (продолжает орать на Митрича). А ну стену верни, я сказал! Машину мою..

Петрович (заворожено отслеживая действия соглядатая). Э-э, Лавруша… (легонько касается трясущейся генеральской спины). Лавруша…

Как ни странно, но робкое прикосновение и сдавленный шёпот приводят генерала в чувства. Он отпускает Митрича. Митрич – брык – опрокидывается на спину, так и лежит, подвывая и подёргиваясь.
Генерал оглядывается и замирает в шоке – в переносицу ему чуть ли ни упирается ствол калаша. Подавив в себе потребность выдохнуть, Лавруша переводит взгляд  со ствола на руку – на пальцах, тех, кои видно – синие буквы: «ИГО..». «Игорь» - додумывает генерал и скользит взглядом выше – по свитеру (синему с двумя серыми  полосками у горловины), к подбородку (поросшему щетиной, пока не густой), и выше, дабы встретить глаза… Глаза, которые его не видят.
Между тем, Игорев перегар каждые 10 секунд растекается по взмокшему генеральскому лбу… И именно по этому Лавруша ни в коем случае не должен позволить себе выдохнуть… даже ради того, чтобы снова вдохнуть. Соглядатай шарит взглядом чуть правее, левее…
Шальная мысль – раз Лаврушу не видят, то, что мешает ему взять, да и – цап – перехватить автомат? Эффект неожиданности может сработать.
И вот уже Лаврушина лапища с толстыми короткими пальцами-крючками тянется к стволу, но… натыкается на грань – невидимую, упругую, холодную и податливую… Пальцы-крючки уже тонут в ней, чувствуя сталь ствола… Но. Искорки импульсов шпарят кожу в местах соприкосновения с гранью, в местах проникновения – эффект микроожога и резкого охлаждения…Лавруша в панике спешит отдёрнуть руку. Виски покрывает холодный пот.
Игорь тоже что-то чувствует. Если предположить, что его чувства хоть в некоторой степени адекватны генеральским, то очень даже понятно, почему он вдруг отпрянул опасливо, попятился к своему ящику и, лишь запнувшись об него, шумно выдохнул, на сей раз секунд через 15…
И как-то уж очень синхронно получилось у них выдохнуть: у него и у Лавруши. Выдох – как способ прийти в себя… Усевшись на ящик, Игорёк находит разумным подавить нервный озноб посредством курева.
Лавруша созерцает ладонь (концы пальцев, побывавшие за гранью, горят, как после сильного охлаждения), затем вдруг обхватывает этой ладонью взмокший свой лоб и стонет).

Лавруша. Я не могу этого понять… Этого нет… Этого не может быть… Я же не сплю сейчас… Я точно знаю, что не сплю. Какого хрена…Петрович, гад, чем ты меня напоил… Верни всё как было. Верни-и…

Петрович (жалостливо). Надо ждать, Лавруша. Надо ждать … (гладит Лавруше плечо).

Лавруша. От же дёрнул меня чёрт… Да провались вы все с Мерлинками вашими…

Петрович. Не надо, Лавруша, успокойся, родной. Ты главное, не нервничай больше, ладно? Хватит на сегодня эмоций и сильных чувств… Митричев ассоциативный мир – слишком тонкий механизм для наших с тобой «хочу-не хочу»… И посему, чтобы не доломать его окончательно, сейчас мы можем только ждать, когда он сам себя перенастроит… Я не знаю точно, как это происходит, но это происходит… до сих пор всегда происходило - если его оставить в покое и не грузить некоторое время сверхмощными своими заморочками, всё будет в порядке. Понимаешь, слишком тяжелое испытание для бедолаги Митрича наши с тобой простые человеческие чувства…

Лавруша. ???

Петрович. Ну да. Он же как амёба всю жизнь был… У него наверное, и не было никогда эмоций никаких, ему всё всегда безразлично было… своё. Нету опыта, понимаешь, эмоционального переживания – душа не натренирована – открыта, что твои проходные ворота. Он же всё за чистую монету принимает, наивный, как я его ни учил… Как ни бился с ним – бестолку - ему просто нечего противопоставить чужим эмоциям, особенно сильным, не знает он, как с ними бороться, и потому не надо, Лавруша, хватит с парня на сегодня – тут дело серьёзное, он ведь и вовсе может не оклематься – что тогда? Давай-ка, мы с тобой, Лавруша, сейчас успокоимся,  пусть бедолага в себя придет. Сейчас это главное. (оглядывается на завозившегося в потёмках всем забытого Антошу). Эх, юнга-юнга, дёрнул же тебя лукавый радио включить…

Антоша (идиотски подхихикивая). Аг-га… Я понял… (и полушепчет сам себе, блаженно прикрыв глаза). Ништяк у дедка реагент – так пропёрло с одной понюшки. Реальное глючиво, мля…

Петрович (шипит зло). Это мля? Это тебе ещё не мля-я. Мля, родной, позже будет, когда тот вон фраерок со стволом тебе популярно объяснит, что если тебя просят заткнуться, значит надо заткнуться…

Антоша. Сам затыкайся, голограмма глючная, тоже мне, тень отца Гамлета…

Петрович. А-а, вон ты как разговаривашь, родной? Чтож, здравствуй, малыш, так и быть, это мы к тебе пришли, твои глюки: Я, Лавруша, и наш неизвестный друг с калашом. Что, не страшно тебе? Киношку, думаешь, тебе показывают, ужастик-шмужастик?

Антоша (с азартом). Точно! Я у-у-у… (завывает, растопырив руки). Я ужас, летящий на крыльях ночи! Я – чёрный плащ!

Петрович. Черный прыщ ты… на теле мирового пролетариата… (понимает – продолжать дискуссию не имеет смысла). Ладно, блажен, кто верует… Хорошо тебе.

Лавруша (стоит на коленях, голову в ладони уронил, мотает ею, но уже менее интенсивно. Всхлипывает - он понимает, что бессилен перед тем, чего не может понять. Воет).

Петрович, скажи мне, что это всё неправда-а.

Петрович. Ну, конечно, неправда.

Лавруша. Нет, ты мне правду скажи…

Петрович. Правду о чём?

Лавруша. Ну, о том, что реально есть, и чего нет.

Петрович. Что именно тебя интересует, Лавруша?

Лавруша. Ну вот мы… Мы же - реальность?

Петрович. Реальность.

Лавруша. А это? (указывает на то, что за гранью). Это реальность?

Петрович. Точно не знаю, но, скорее всего, да… это тоже реальность.

Лавруша. Но там же стена была, за стеной – улица, на улице – люди, машина моя… Хаммер мой А 007 АА.

Петрович. Да, Лавруша, так и было.

Лавруша. Но сейчас-то тут вот… это…

Петрович. Да, Лавруша, это сейчас, но нет – не тут.

Лавруша. Не понимаю, Петрови-ич! Не понимаю же я!...

Петрович. По радио сказали, это где? В деревне Старые Бугревища… Область, конечно, наша но всё равно, 150 примерно километров – не в три шага расстояние, так что это не может быть тут, хотя бы потому что происходит в другом месте…

Лавруша.  Но! Какого тогда лешего это здесь?!.. Там, где мы…

Петрович. Эх-ма, Лавруша?! Почему ты не интересовался теорией, когда мы тебе Мерлинку материализовывали?

Лавруша. К чёрту Мерлинку, ты мне про сейчас объясни! У меня мозги кипят…

Петрович. Вижу, что кипят. Покажи пальцем, у кого бы не кипели… Но в том-то и загогулина - я же говорю тебе, я понятия не имею, как он это делает… Он как-то перемещает людей, вещи, целые куски пространства… Не спрашивай технологии, я всё равно не объясню, только запутаю, и сам запутаюсь, но факт есть факт, судя по прошлым инцидентам…  Представь две ситуации: например, мы все здесь, у Митрича, пьём там, расслабляемся, а террорюги эти, творят своё черное дело в деревне Старые Бугревища в 150 километрах отсюда. И то и другое происходит в одно и то же время, но в разных местах, то бишь, параллельно. И не пересекись эти эпизоды во времени посредством радиоволны, спасибо юнге…

Антоша. Да не за что.

Петрович (продолжает). Мы бы так никогда и не узнали, что их объединяет… Не могу сказать, что это был бы худший вариант исхода событий, нежели тот, что мы имеем на данный момент, но, раз вопрос поднят, я предлагаю изучить его поподробней. Итак, на первый взгляд, вроде нет никакой связи между нашей милой вечеринкой и захватом заложников в Старых Бугревищах. Но если рассмотреть фабулу сюжета в контексте и выудить оттуда занимательную подробность – карьерный рост некоего Ванятки Нефёдова … Чш-ш-ш. (вовремя гасит готовую вспыхнуть Лаврушину яростную реакцию на упомянутого Ванятку)…То мы увидим: вот оно – связующее звено – твои, Лавруша, тёплые чувства к Ванятке. Сильные чувства, страстные – потому как ненависть – та же страсть.

Лавруша не согласен с трактовкой специфики своих чувств к Ванятке, но возразить не в состоянии – слишком сильно их, чувства эти, сейчас испытывает.

Петрович (продолжает). Я понимаю, Лавруша, ты не специально, ты не знал ничего об особенностях Митричева восприятия чужих эмоциональных переживаний. Да даже если бы и знал, всё равно, вряд ли бы смог себя контролировать… Митрич же в этот момент проецировал тебе Мерлинку… Я вообще подозреваю, он в последнее время перманентно в проекции находится: то руки у него из стены вылезают, то ихтиандр ластоногий из холодильника, но в общем, всё так, по мелочи примитивщина одна. У него, у Митрича, вообще, своих-то мыслей немного, фантазия, прямо скажем, не братья Стругацкие, вот он и цепляет чужие образы, чего где соберёт. Ты пришёл, Мерлинку заказал, профессор львов с антилопами – всё веселее… Но самое опасное – это когда он в проекции, перекрывать заказанную эмоцию более сильной и несовместимой по природе. Ну, это как профессор льва испугался, или вот как ты, Лавруша, Ванятку возненавидел…

Лавруша. Да я ж его это…

Петрович. Вот именно, Лавруша, вспомни, что ты тогда изрёк во гневе? Вспомнил? Как ты орал, что должен быть там, вместо Ванятки… так вот, Лавруша, свершилось – ты там.

Лавруша. Какого лысого чёрта?!

Петрович. Не знаю, какого. Знаю только, что на Ванятку ты более эмоционально среагировал, нежели на Мерлинчика, вот Митрича и клинануло не по-детски. Между прочим, так его еще не клинило, по крайней мере при мне… Но будем надеяться – выкарабкается. Главное не кантовать его сейчас лишний раз.

Лавруша. Бред какой…

Петрович. Это ты верно…

Договаривать фразу Петровичу уже приходится втянув голову в плечи и прижавшись спиной к стене – по ту сторону границы (кою Лавруша недавно дырявил пальцами) луч прожектора являет публике соратников соглядатая.
Их двое. Они выходят из-за поленницы (или чего там ещё бывает в сараях). Один, видно, паникует – в движениях – легкая раскоординация. Второй, здоровенный такой – монолитно спокоен.
И вновь тест на наблюдательность: публика уже знакома с Митричевым злым гением господином П.Е.Рцем – знакома достаточно близко, чтобы опознать оного в нервном террористе. Спокойный же террорист тоже уже выходил сегодня на сцену – в массовке, изображающей свиту начальника Перечного ЧОПа Игорька.
Итак, появляются они вдруг и соглядатай а ля Игорёк аж давится очередной затяжкой.

Петрович (договаривает). …заметил… Бред он и есть.

Дёргает генерала за рукав, присядь же, мол, спрячься. Генерал внемлет, приседает, давая возможность публике переключить свое внимание на происходящее в глубине сцены.

Игорёк (кашляет). Чего там?

П.Е.Рец. Да атас, мля, там полный. (мечется между мешками и ящиками – ищет чего?). Эти волки позорные внатуре по ходу нас здесь штурмовать собираются. (и далее как бы сам с собой уже говорит). Ну я вам устрою сейчас! Ну я вам поштурмую! (хватает канистру, причем ту, содержимое которой пернатый друг Костян некоторое время назад тестировал на степень галлюциногенности реагента). Мало не покажется - так я вам поштурмую – рождественский фейерверк, господа не заказывали? (открывает крышку, начинает расплёскивать реагент по соломе, мешкам, поленнице).

И всё это быстро так происходит, что Игорёк едва успевает сообразить:

Игорёк. Э-э, Череп, остынь, я не понял, ты что, подпалить здесь всё решил?

П.Е.Рец (с упоением). Ага. (и далее опять сам с собой, не переставая планомерно расплёски-вать реагент). Я ж им ясно сказал – тротила у меня умотаться – рванёт так, что мама дорогая!

Игорёк (вспрыгивает с ящика). Э-не, Череп, ты ничего, сука, не попутал?! (хватает господина П.Е.Рца зашиворот). Ты ж говорил, только попугаем!

П.Е.Рец. Попугаем! Ещё как. Отвали. (и ну локтем Игорьку под ребро).

Игорёк, однако, здоровый – фиг пробьешь его таким профессиональным приёмом - перехваты-вает Перечный локоть, рычит ласково соратнику на ухо):

Игорёк. Если ты, сука, думаешь, что я собираюсь жариться здесь сегодня вместе с тобой и твоей паранойей, лучше соляру сразу себе в глотку заливай! Могу помочь, если что не так.
П.Е.Рец (бросает пустую канистру и, резко развернувшись, цепляет в кулак синий ворот Игорькова свитера). А не заткнулась бы ты, падружка? Обратно к ментам захотела? Так давай, не стесняйся, щуруй к папочке – заждались они тебя, ишь, как вызывают! Чё стоишь, зенки лупишь?! Да на нас с тобой теперь столько висит, моя радость, что изжариться здесь сегодня - для тебя есть большая жизненная удача…

И Игорёк, похоже, подавлен, если не силой слова, то уж харизмой лидера точно - инстинктив-но мотает головой в отрицание реальности происходящего.

П.Е.Рец (доволен впечатлением, кое таки произвёл на экспрессивную свою падружку). А-а, вижу - не хочешь на зону… или хочешь? Что, правда? Ты хорошо подумала? Не уж ли забыла, кто мы с тобой теперь такие? (И тут вполне, кстати, сорваться на крик). Так вспоминай, падла! Теперь самое время для романтических воспоминаний!

Которым Игорёк, похоже, и предаётся против воли и в силу привычки подчинятся. Заметно обмякает в объятиях Черепа, отпускает его локоть, тупит взгляд, вздыхает сокрушенно.

П.Е.Рец. Вот, молодец. (Отвечает взаимностью – выпускает из кулака Игорьков воротник).

Игорёк (тихо, но злобно). Если сегодня не сдохнем, за «падружку», ты Черя, мне стопудняк отвечать будешь. Это жесть будет, как ты будешь отвечать… Понял меня?

П.Е.Рец. Я-то тебя понял. Да только ты веди себя как мужик, чтобы все тебя правильно понимали. А то скулишь, как чмо последнее. Жариться он не хочет… Посмотрите на него! Ничего, надо будет – поджаришься. (и далее монолитному): Волосатый, готовь стволы. Ребята хотят войнушки? Будет им войнушка.

Заложник (хрипит). Вы мальца-то… Мальца-то по что жечь?! Выродки! От ведь, жаль самих вас не пожгли в детстве, мля, пока щенками были, чтобы суки не выросли!  

Господин П.Е.Рец молча поднимает канистру, взбалтывает остатки соляры и выплёскивает их заложнику в глаза. Саша жмурится, воротит голову в сторону. Брызги жалят женщине лицо и руки, что работает как сигнал: женщина, словно очнувшись от транса, начинает сперва выть тоненько, потом вдруг разражается отчаянным воплем – то ли проклятьем, то ли мольбой – слова разобрать трудно, кроме, может быть, фразы «Пощадите ребёнка!»

П.Е.Рец (Игорьку). Успокой её. (Волосатому, подготовившему уже стволы). Пошли.
Игорька убедили – Игорёк послушен. Подходит к заложнице, приподнимает стволом автомата её подбородок, ждёт, пока не затихнет последняя нота траурного воя... И всё это молча, с той же философской обреченностью, с которой П.Е.Рец поливал Сашу солярой.

П.Е.Рец (Кивает одобрительно – молодец, мол, послушный пёсик, и вслух). Бычок затуши. (Быстрый взгляд на бычок тлеющий около перевёрнутого тапочка). Запалить всегда успеем.

Шумно выдохнув внезапный испуг, Игорёк давит бычок ногой.

П.Е.Рец и Волосатый уходят. Игорёк усаживается на ящик, лицом к заложникам, впадает в оцепенение.

Наблюдающие за событиями в сарае из-за Границы переводят дух. Уф-ф… И тут же задают-ся вопросом.

Антоша. Гы-ы… Да я ж их всех по ходу знаю…

Лавруша. Кого?

Антоша. Ну этот, чудик, нервный, который заложника реагентом поливал.. эт же внатуре

Паша Перец – батин зам… Не, ну уржаться, а такую интеллигенцию из себя корчили… На дачу к нам ездили всё время – вопросы решать… Кстати, этим же составом: Паша Перец, Игорёк – шестёрка Пашина, падружка, как теперь оказалось, и этот вот гоблин с волынами… он у Паши типа секьюрити… От ведь, мля, семейка Адамс! А так не скажешь… По жизни – обычные чуваки. (Озадаченно чешет затылок). Тока юмор не понят – нафиг им фермеров жечь? Они, вообще-то, как раз сегодня собирались всю ночь у нас на даче висеть... Ха! (момент внезапного осознания). Харо-оший ништяк!!! Турнули, значит, нас с Костяном в морозную полночь на произвол судьбы, под предлогом, вопросы с батяней порешать, а сами фермеров жгут за 200 километров в сторону юго-запада. Нет, чего-то я конкретно не въезжаю в ваши ништяки. Петрович?! Что за фуфло?!

Петрович. Это который батянин зам? Павел Евгеньевич Рец? (читает по бумажке).

Антоша. Ну да, я ж те говорю – Паша Перец.

Петрович. Ты ничего не путаешь? Это точно они?

Антоша. Ну, Петрович, как можно? Зуб даю.

Петрович (не верит). Может быть, очень похожие просто? Совпадение, а?

Антоша. Если бы один – то, может быть, и совпадение. Но чтоб все трое… И вряд ли только мне послышалось, что нервный этого вон (указывает на оцепеневшего соглядатая) Игорьком называл.

Петрович (ищет контраргументы). Но нервного-то Череп зовут… Это, конечно, похоже на Перец…

Антоша. Очень похоже. Особенно если задом наперёд прочитать.

Лавруша (озадаченно). Эт вы вообще про что сейчас трындите?

Петрович. Судя по всему, про то, что рано я расписался в отсутствии у Митрича фантазии и собственных эмоций…

Лавруша. ???

Петрович (Антоше). Антоша, ты в курсе, нет? Что Перец этот ваш собирался  Митрича завтра в кутузку сбагрить за некие мифические недостачи на складе?

Антоша. Не-а, таких интимных подробностей я не знаю. Зато я знаю точно, что 4 часа назад Паша Перец, Игорёк и гоблин с громилами прикатили к нам на дачу решать вопросы, и батя, мерси ему, этак любезно, знаешь ли, нас с Костяном – пинком в торец – отправил лесом-полем  добираться до города, на электричке, как последних лохов… Ха! (ещё одно внезапное осознание). И после подобного рода душевности и деликатности этот ваш обкуренный Митрич будет таращить глаза и причитать: «Ах, Антоша, как же так можно, он же отец тебе»... Отец, тоже мне. Дал бог отца…

Лавруша. Харэ трындеть, юнга. Я сказал. Петрович, чего-то я недопонял про перцев…

Петрович. Эх, Лавруша, про перцев я не больше твоего понимаю… Но если эмоция про террористов твоя была, то про Перца с Игорьком – по любому Митрич сам допридумывал… Вспомни, как он переживал, ведь сам же не свой был.

Лавруша. И чё?

Петрович. Получается, что эмоция про террорюг – твоя, про Перца с Игорьком – Митричева. И вот, в результате мы имеем… Этакую загогулину, что якобы Перец с Игорьком – и есть террорюги?..

Антоша. Да нет, это по ходу перебор. Падонки они те ещё, но чтоб террорюги… не их стиль. Да и к тому же, чего там по радио сказали? Террористы удерживают заложников 8-й час, а я Пашу Перца не далее как 4 часа назад самолично имел счастье лицезреть у папани в бильярдной.

Петрович. Ты ж говорил, зуб даёшь, что это они.

Антоша. Это-то они. Но вы-то чего, внатуре, паритесь? Это ж глюк. Сейчас отпустит и всё в поряде будет – вернёмся в реальность… Хотя так реально меня еще не вставляло.

Лавруша. Объяснил. Спасибо. Только понятнее не стало… Ладно, Петрович, ты мне одно скажи. Это (указывает на сарай) на самом деле происходит?

Петрович. Судя по тому, что говорили в новостях – да.

Лавруша. Как деревня называется?

Петрович. Старые Бугревища.

Лавруша (достаёт мобилу, звонит). Вась, привет. Вопрос такой: деревня Старые Бу…, это, как ее? Старые Бугревища, где фермеров в заложники взяли… она как, на нашей территории? (Кивает, получив ответ). Ага. Тогда какого лешего там Нефедов делает?.. Ага. (и заводясь). Нет, ты скажи мне, тогда какого лешего мне не доложили?! Телефон был недоступен?! Искали меня?! У Эльвиры искали?! Ещё где?! Ага!.. Хреново, значит, искали!.. Ладно, Вася, поздно теперь стонать, раньше думать надо было… Чего делать, спрашиваешь? (шарит пространство глазами, что может символизировать напряженную работу мысли). Таки-таки-таки-такс. О! (принимает решение). Короче, такс, Васенька, подготовь мне пока ребяток. Кто из моих свободен? Храпченко? Отлично. Этого ещё возьмите, шустрилу нашего, Бундырбиева Рустамку. Пусть собирают своих. Я сейчас перезвоню, скажу, куда подъехать. (отключает мобилу). От падла всё ж таки этот Нефёдов Иван Семёнович (сжимает кулаки). Это ж наш департамент. Моя территория! А они меня даже в известность не соблаговолили поставить. Мало ли что телефон отключён! На кой ляд ты хренов сыщик, если начальство разыскать не можешь?! От разгоню всех к свиньям собачим, будут знать! А с тобой Иван Семёнович, отдельный разговор. В обход меня, значит, теперь решения принимаете? (и чуть ли ни орёт). От гадина мерзкая! Придушу змеёныша! (в иллюстрацию производит руками, традиционные, применительно к личности Ванятки Нефёдова, манипуляции, характеризующие процесс удушения). Это ж моё дело! Да он меня… Да я его!...

Петрович. Лавруша, прошу тебя, не надо! Не начинай опять! Нельзя! Митрича пожалей…

Лавруша. Петрович! (Снова цап его загрудки и трясёт, раскатисто рыча). Петр-р-рович! Ср-рочно мне – координаты, улица, дом, адр-р-рсс!

Петрович. Бог с тобой, Лавруша. Откуда ж я адрес-то знаю? Деревня Старые Бугровища… Да я даже не вполне представляю, где это находится, а ты с меня улицу требуешь.

Лавруша. К чёрту деревню! Ты тупой что ли? Ты мне местный адрес скажи! Адрес того места, где мы все сегодня собрались так удачно, что дальше некуда. Что это, склад, или завод, или не знаю уже что ещё!

Петрович. Так это у Митрича спрашивать надо… Я только улицу знаю... Сони Карябиной.

Лавруша. Да ты и правда тупой, Петрович! Или ты издеваешься надо мной? На кой ляд мне улица Сони какой-то? Мне эту улицу надо, на которой находится этот ваш с Митричем грёбаный склад!

Петрович (обижено). Если я здесь и тупой, то не самый, потому что я тебе как раз и говорю: это улица Сони Карябиной. Не улица Сони Карябиной, понимаешь, а улица Сони Карябиной. Назвние такое.

Лавруша. А, ну да. (дошло до него). Дом какой? Номер…

Петрович. Да не знаю я номер. Не кричи на меня! Это Митрич знает. Но его лучше не канто-вать.

Лавруша (остывая). Ладно. Контора-то хоть знаешь, как называется?

Петрович (жмёт плечами, кивает на Антошу). На то у нас вон сын директора есть, чтоб знать как контора называется.

Антоша (нарочито вежлив в стремлении сдержать смех при виде Лаврушиной истерики). Благодарю за доверие, господа. Контора, к вашему сведению, называется «Резонанс-трейдинг». Однако, позвольте нескромное предположение: уж не ОМОН ли вы сейчас к нам сюда намереваетесь вызвать, многоуважаемый Лаврентий Михайлович? Ну, чтобы Пашу Перца с Игорьком… ну, того-этого, атаковать с тыла… Я правильно догадался?

Петрович и Лавруша. ???

Антоша (на лице выражение абсолютного восторга). Ништя-як меня приглючило-о…

Лавруша (мрачнея по мере осознания). Да не, какой к свиньям ОМОН? СОБР!

Петрович (взгляд-вопрос Лавруше). То есть?

Лавруша. А что, департамент мой, позиция удачная – будем брать. Не всё ж Ванятке
Нефёдову в героях ходить! Ох, пообшибаю я тебе, Вань, рога-то. Блевать будешь своим героизмом!

Петрович (наглядно представил картинку). Э…Э, Лавруша… Ты эт серьёзно?

Лавруша. Серьёзнее не бывает. (И в телефон). Вась, даю координаты. Улица Сони… (Петрови-чу). Какой Сони?

Петрович (шепчет). Карябиной. (но, спохватившись, пытается если не перехватить у Лавруши
мобилу, то хотя бы крикнуть в трубку). Э-э, не надо никуда ехать!

Лавруша (отмахиваясь от Петровича). Так, улица, Сони Карябиной! Контора называется… (подзывает Антошу, дабы самому не напрягать мозг воспоминаниями о названии конторы).

Антоша (в трубку). «Резонанс-трейдинг».

Лавруша. О как. Всё ясно? Найдёте? Вот и славно. Сколько вам ехать? Минут 10-15? Много…

В общем, так, Вась. Дело на миллион. Жми по полной! Не просрём дело – завтра подполковником проснешься. Всё. Я сказал.

Петрович (в панике). Лавруша! Не надо никому никуда ехать! Не надо ОМОН! Не надо СОБР! Ты с ума сошёл!!!

Лавруша. Спокойно, Петрович, всё под контролем. Ща, Вася приедет, возьмём этих… (глотает ругательство). Как цуциков их возьмём всех, растудыть твою в качель! И нехай Ванятка подотрётся своим гребаным компроматом!

Петрович. Лавруша, нет!

Но крик души Петровича заглушает прерываемое помехами мегафонное сообщение, из которого можно разобрать только, что на принятие решения «сдаться по хорошему» у Черепа со товарищи остаётся пять минут.

Лавруша (орёт в мобилу). Жми, Вася, Жми!!! Пять минут у тебя!

Петрович (в отчаянии кусает кулаки). Ой, мать моя женщина, чегой сейчас будет?.. (бросается к Митричу, чуть ни плача, умоляет, молитвенно сложив руки). Ну, Митрич же, родненький, ну, очнись же… На кого же ты нас оставил тут… непонятно где…

В статику той части сцены, коя являет собой сарай, несколько нарушенную мегафонными сообщениями (Игорёк привстал с ящика и весь теперь есть настороженное внимание), врывается всклокоченный Череп, трясётся истерически ржёт:

Череп. Прикинь, эти недоноски не верят, что я здесь всё подпалю, если они сюда сунутся!

Мегафон говорит уже непрерывно, неразборчиво и с меняющейся громкостью.
Слышны: рёв машин, голоса, крики… Из полумрака сарая траурной тенью всплывает силуэт Волосатого.

Волосатый. Черя… они т-того… задёргались. Чего делать будем?

Череп. Задёргались, говоришь?.. (Зрителям). Что ж, стало быть, представление начинается. (Игорьку). Давай бабу… и щенка её для разогрева публики.

Игорёк послушно возлагает руку заложнице на плечо, та сперва робко, потом всё отчаяннее затягивает причитания, однако, оружие Игорьково – веский аргумент – и женщина вынуждена повиноваться, слазит с мешков, прижимая к себе ребёнка под телогрейкой.

Саша (естественно взвивается, трясёт столб, к которому привязан (сотрясение передаётся стенам) шипит). Нетрожь их, падла. Я ж тя урою.

Череп взглядом философа-скептика мотивирует Волосатого успокоить фермера ударом в челюсть. И вот Саша спокоен – теряет сознание, роняет голову подбородком на грудь.
Заложница, стуча зубами, испуганно переводит взгляд с автоматного дула на мимические ужимки Черепа.

Череп (учтиво). Прошу вас, мадам, ваш выход.

Заложница снова готова выть, но автоматное дуло ясно указывает ей траекторию движения, и воля её скована – она не может ослушаться.
Параллельно с этим на переднем плане сцены так же имеют местно некоторые сюжетные изменения: очнулся Митрич - внял Петровичевым мольбам – уселся по-турецки, глаза открыл, озирается ошалело.

Петрович (готов его расцеловать на радостях). Митрич! Дорогой ты мой человек! Ты жив! ты вернулся!

Митрич. Я?.. Я… да… Чегой это?..

Петрович. Долго объяснять, да и не нужно. Ты это… ты поскорей давай нас домой возвращай, а то Лавруша тут с перепугу ОМОН вызвал…

Митрич. Где мы?

Петрович. Да какая на хрен разница?! Главное, возвращай нас скорее обратно! Ну же, Митрич! Настраивайся на мои мысли! Проецуируй, чего я сейчас хочу? Желание моё заветное…

Митрич. Какое?

Петрович. Да леший бей! На склад твой вернуться! На проходную конторы вашей «Резонанс-Трейдинг»! Сейчас, сию минуту! И чтоб ничего этого здесь не было, никаких террористов с фермерами, а только твой склад, твой диван, твой стол, зеркало с Мерлинкой, холодильник с Ихтиандром… Ну же, вспоминай! Думай про это всё…

Лавруша. Отставить думать! Цыц мне тут!
Петрович. Что ты, Лавруша? Почему же?

Лавруша. Ты что, идиотом меня хочешь выставить?! Сейчас Вася с ребятами приедет, а у меня здесь что?! Зеркало с Мерлинкой и холодильник с Ихтиандром?! Здравствуй дядя, я твоя белочка! Ты что, совсем очумел?! (Митричу). Не сметь ничего никуда возвращать! Ты понял? Пусть так будет. (И возведя очи долу). Э-э, Вася, где ты? Самое время сейчас приехать!

В сарае же заложница с ребёнком, осторожно ступая по залитой солярой соломе, уже почти дошли до конечной точки траектории, очерченной автоматом.

Череп (легко подхватив заложницу под локоть). Сегодня ваш дебют, мадам. Ваша роль важна и ответственна. Надо хорошенько подготовиться… (Волосатому). Сергей Анатольевич, помогите нам, будьте так добры.

Волосатый стальной хваткой фиксирует локти заложницы. Череп откупоривает следующую канистру соляры. Угадывая его намерения, женщина начинает голосить, что есть мочи и биться в стальных тисках, из-под телаги ей вторит ребёнок, мать держит его из последних сил, но не отпускает.

Череп (приводит её в чувства пощёчиной). С-спокойно. Солировать будешь потом… позже.

Пощёчина помогает, но не на долго, и Волосатому приходится усугубить аргументы силового воздействия ножом, приставленным к горлу жертвы. Что ж, теперь, когда жертва относитель-но спокойна, Черепу куда сподручнее обливать телагу солярй.
Игорёк же, и так товарищ не быстрый, как можно было убедиться, наблюдая за происходя-щим, на сей раз вовсе впадает в транс.

Череп (Игорьку). Ну, что, Игорёк? Я полагаю, ты горишь желанием добавить огня? Где там твой чинарик?

Петрович (в ужасе догрызая ногти). Дак они же её сейчас… подожгут… Ба, Митрич! Ну, не могу я на это смотреть! Надо же что-то делать, Митрич! Ну, Митрич же! Они же её сейчас… и ребёночка… Ребёночка то.. как же это?...

Митрич (у него было время вникнуть). Да я –то что могу сделать?

Петрович. Да хоть что-нибудь! Ведь не может же быть, чтобы ничего нельзя сделать! Ми-итри-ич, ну пожалуйста, родненький! (аж дрожит весь, так ему жалко заложников).

Митрич. Да пробую я, пробую! Не мешай. (принимает позу ни то йога, ни то буддийского монаха, демонстрирует этакое одухотворённое напряжение).

Лавруша трясёт мобилу – Васи нет. Антоша взирает на происходящее разинув рот – типа ужастик по видео ему показывают – интересно. Пернатый друг на правом краю сцены пытается проникнуться жизненными процессами индюка-переростка: характерно дёргает головой, моргает, изредка хлопает крыльями, заторможено вышагивает тудым-сюдым, ладно, хоть зёрнышки не клюёт и червяков не выкапывает.

Итак. Звуковой фон прежний: мегафонные реплики, сирены, рёв машин. Заложница готова к дебюту… Но Череп медлит.

Волосатый (торопит его). И что теперь?

Череп. Теперь, пожалуй, настала пора представить дебютантку публике. И далее, уже как публика решит, так сюжет и повернётся. Решит штурмовать, что ж, стало быть, добавим огня. Игорёк, ты готов?

Игорёк, по всему видно, не готов, но зажигалку достаёт – проверить - о,.. загорелась, о,.. потухла, о,.. снова горит – работает, падла. А чего ей зря работать – раскуривает новую сигарету.

Череп. Тады пошли, что ли?

Петрович. Митрич!

Митрич снова в отключке – глаза закатил, пасть разинул – вышел в астрал, горемыка.

Череп и к* собираются покинуть помещение.
Привязанный к столбу Саша приходит, вроде, в сознание, раскоординированно мотает головой, поднимает глаза… и первым видит за спиной Черепа…
Что за чудное видение?
Или это уже ангелы спустились с небес по его душу?...
В луче синей подсветски, среди соломы и мешков – Мерлин Монро…
И предштурмовой звуковой фон перекрывает уже сказочной красоты мелодия, соответствующая образу…
Саша думал, конечно, о том, как всё это будет… ну, в смысле, есть ли жизнь после смерти. Ему дважды уже выпадал шанс это выяснить - оба раза обходилось, но, как говорится в народе… Бог любит троицу. И, стало быть, сегодня – очень важный и ответственный момент настал для тебя, фермер Александр Седьмыкин – будь готов к переменам, тем более, что в эстетическом плане сей случай на порядок интереснее, красивее и приятнее двух предыдущих.
В общем, Мерлин Монро поёт, сперва тихо, потом всё увереннее, танцует, Саша смотрит на неё, блаженно улыбаясь…
Череп и к* тоже слышат музыку - ловят мозгом сигналы: что-то поменялось в пространстве… Устремляют свои взгляды вслед за Сашиным…
О да… На осмысление нужно время… даже человеку с очень быстрой реакцией.

И это время Митричем выиграно: разноцветные руки лезут из всех щелей, лапают Сашин столб – отвязывают верёвки… и вот, Саша свободен! Разминает затёкшие руки, и по мере восстановления в них ощущения силы и уверенности, возвращается и эмоция - жгучая ненависть к тем, кому, будучи связанным, ответить он не мог. Но теперь-то совсем другой расклад: вот руки, вот полено, вот затылок Волосатого! Хрясь!!!

Волосатый. Ар-хр-р…

Саша – Хрясь! Хрясь! Хрясь поленом!

Волосатый оседает на пол.
Женщина, не выпуская из рук телагу с ребёнком, кубарем катится прятаться за мешки и ящики – быстрее, надо сказать, соображает, нежели господин Череп, только вскидывающий еще автомат, дабы успокоить Сашу уже навсегда.
Быстрый парень Игорёк, тот и вовсе рот разинул в изумлении, чинарик выронил… Солома занялась сразу… Не сильно пока, частично - островок, но эффектно!
Однако, автомат черепа наизготовку, и можно уже считать, ангел к Саше прилетел вполне по адресу…
Но! Боевой индейский клич, удар топором по стволу – и очередь уходит в сторону: кто бы мог ожидать такой прыти от Антошиного пернатого друга Костяна, который вмиг – с места в карьер – пересёк сцену, сбил Игорька с ног и саданул топором по стволу. Ещё миг – и очередной удар Саниного авторства – Черепу по черепу! Череп ухает в лужу соляры.
Саня добавляет ему сапогом по печени, швыряет полено в сторону, стоит, отпыхивается…
Игорёк, сбитый с ног ураганным броском Костяна – Ястребиного когтя, воротит лицо в сторону очага воспламенения, лицо обдаёт жаром, и Игорёк вынужден приподняться на локтях, ловя ртом воздух… Жар нестерпим, Игорек делает жалкие попытки отползти, но тело не слушается его – ступор там у него, или чего ещё?
Игорёк в шоке. Игорёк вслед за Сашей прощается с жизнью… Не рановато ли?
Помощь приходит ниоткуда: колкая струя ледяной воды бьёт Игорьку в глаза, сознание уходит на мгновение и на мгновение же возвращается, затем лишь, чтобы засвидетельствовать живописнейшую картину: оба Игорьковы соратника повержены и повязаны простым россейским фермером Саней.
Человек в костюме индейца приводит в чувства заложницу, ребёнок играет в ладушки с вырастающими из стены руками, а водолаз в маске с трубкой заливает очаг пожара водой из шланга, подсоединённого к аквалангу, шлёпает ластами по смеси воды, соломы и соляры… Игорёк машинально слизывает каплю воды, стекающую по щеке… Вода соленая – морская.  
Для полноты картины не хватает разве что Мерлин Монро в луче синего прожектора… Да, а где, кстати, она? Она точно была здесь, Игорёк же ясно её видел… шарит взглядом окрест, но Мерлин Монро не находит...
Находит ребят в камуфляже, фрагментарно материализующихся из стены напротив… Ну, тут уж  какая объективная оценка реальности?.. Игорёк брыкается обратно в обморок.

По сю сторону границы: Митрич в астрале.

Петрович и Антоша, придерживают руками челюсти, чтобы до пола не отвисли, от этакого-то изумления: один за другим камуфлированные Васины ребята в полной боевой готовности взбираются на сцену в самый напряженный момент схватки фермера с террористами, дабы повторить героический маневр пернатого друга Костяна – пересечь таки границу между «тут» и «там» - принять Санину, Митричеу и Костянову работу и, как водится, благополучно выдать её за свою, ибо отныне и навеки успех операции по обезвреживанию террористов в посёлке Старые Бугровища будет украшать список личных заслуг перед Отечеством генерала Лаврентий Михалыча Кабыкина.

В общем, ребята в камуфляже хозяйничают по ту сторону, где помимо поверженных терро-рюг и спасённых фермеров, разве что Костян ещё присутствует из непосредственных участников инцидента – никакого намёка на голливудских звёзд, сухопутных водолазов и руки, произрастаю-щие из стен…
По Сю сторону Лавруша общается с Васей.

Лавруша. Чего-то вы долго. Самое интересное пропустили.

Вася. Да вот, не сразу нашли вас. Тут переулки какие-то, тупики, короче, тетрис тот ещё.

Лавруша. Ладно, не извиняйся, давай к ребятам, что ли, пойдём. Натянем Ванятку на древко и пронесем аки переходящее красное знамя по площади Славы, Труда и Победы… (Лавруша доволен и непривычно лиричен).

Вася идёт пересекать границу, Лавруша медлит, оборачивается к Петровичу.

Лавруша. Петрович…

Петрович. Га…

Лавруша. Ну, Петрович, удружил! Я теперь должник твой.

Петровичу лестно. Ну, что ты, Лавруша. Афганская дружба – святое дело.

Лавруша. Э-не, Петрович, удружил, удружил! Лаврентий Кабыкин умеет быть благодарным.
Ладно, бывайте тут… Весёлые вы ребята. Кхе… (Уходит. Пересекает границу).

И только он её пересекает, Митрича начинает бить судорога, и весь алгоритм явления границы сией между  «там» и «тут», сопровождающийся давеча шумом, грохотом, мерцанием и обрушением стены, происходит в обратном порядке.
Стена восстановлена, в ней по-прежнему окно, за окном – улица.
Всё вроде бы так, как было, пока Антоша не выпустил в эфир Анастасию Пупко с её депрессивной информационной программой… Так, да не так. Кое что, пожалуй, изменилось и не в лучшую сторону: на разорённом столе – остатки банкета, на полу – те же остатки банкета плюс вода, солома, перья пернатого друга Костяна, и завершающий композици-онный штрих – грязевые следы берцев камуфлированных ребят.
Порядком и не пахнет, но разрушения минимальны, чего ожидать было сложно.
Митрич, Петрович и Антоша сидят в воде и соломе, подпирают стену спинами.
Митрич в изнеможении буровит взглядом потолок.
Петрович блаженно улыбается, боится поверить, что всё обошлось.
Антоша скептически созерцает бардак, находит его вполне обыденным и позволяет себе первым нарушить молчание.

Антоша. Чуваки, вам то же самое приглючилось?

Митрич в изнеможении, Петрович боится поверить.

Антоша. Чё молчите, как отмороженные? И ваще, где Костян? (с трудом поднимается, ковыляет в каморку Митрича). Костя-ян!

Костяна нет…

Антоша (наливает себе воды из чайника, пьёт залпом, говорит сам себе). Не, внатуре, такие реальные глюки.

Пьёт и вдруг давится – взгляд его застревает на пере, мокнущем в лужице у входной двери. Пере из оперения пернатого друга…Прокашлявшись, Антоша медленно переводит взгляд на клочья соломы, плавающие рядом с пером, следы от ласт, ведущие к холодильнику. Завороженный смутной догадкой, Антоша берётся за ручку холодильника, тянет её на себя, открывает...
Смотрит ошалело внутрь – туда, откуда уверенно вырастает рука в чёрной перчатке, тянется к стакану, дрожащему вместе с Антошиной рукой. Антоша опасливо уводит руку со стаканом в сторону, тогда из холодильника появляется голова в маске для подводного плавания, упакованные в чёрную резину плечи…
Ну, да, Митрич же обещал – Ихтиандр всегда является по утрам.

Стало быть, утро уже.

Явился Ихтиандр и очень даже эмоционально объясняет Антоше знаками и мычанием в дыхательную трубку, типа чего это он, Антоша, мля, жлобится, жалеет человеку попить дать?!  Антоша не жалеет, проникнувшись естественной потребностью Человека Ластоногого утолить жажду, Антоша вручает Ихтиандру стакан, сам же продолжа-ет визуально сканировать обстановку: в зеркале у турникета Мерлин Монро поправляет макияж, красит губы, рисует родинку, достаёт Антошину кепку и – хлоп ресницами – подмигивает завлекающее.

Антоша. А-а-а! (взвизгнув резко и пронзительно, забивается в самый дальний угол).

Петрович. Чш-ш-ш… Тише, Антоша. Пусть Митрич отойдёт малёхо.

Антоша. Я думал это… прошёл…типа приход… (бредит?) типа херово мне… отходняк и всё такое…

Петрович. Щас, пройдёт. Вот Митрич очухается, и всё пройдёт.

Антоша. А где Костян?

Петрович. А где Костян? (озирается кругом). Там? (кивает на дверь в каморку).

Антоша. Не-а, Там его нет.

Петрович. Ушёл что ли? (И сам себе отвечает). Да нет, вроде бы не мог уйти. Ключи у
Митрича, а Митрич ещё в анабиозе, чтобы ему дверь открыть.

Антоша. И чё?

Петрович. Что ж, тут одна у меня версия. Раз здесь его нет, уйти он не мог, значит…там он остался, Костян твой… (и указующий перст в стену, за которой улица, трамваи ходят...).

Антоша (понимая, но отказываясь верить). Г-где?

Петрович. Там же, где и Лавруша с Васей. В Больших Бугровищах остался.

Антоша. Как так?

Петрович. Н-да… как-то вот так вот… Неосторожно он того-этого… Ну, да ты не кипиши. (Утешает). Тут часов пять на поезде, автобусы, если ходят, еще лучше – к вечеру дома будет твой Костян, а ежли с Лаврушей договорится, так и вовсе на казенной вертушке долетит.

Антоша (от же трудный какой). Дак это что, внатуре всё происходило?

Петрович. А як жеж? Митрич халтуры не выдаёт. У нас с Митричем, всё по-честному, без обмана - всё только натуральное, с пылу с жару. Иллюзии не наш профиль - только жесткая реальность! Правда, Митрич?

Митрич (очухавшись). Да уж… пёс бы задрал эту реальность. (сидит на полу, трёт виски).

Петрович. Только я не понял, Митрич, на кой ляд ты этого, Перца своего туда материализовал вместе со всей его кодлой? Куда настоящих-то дел?

Митрич. Настоящих? То есть?

Петрович. Там же настоящие бандюганы, наверное были, ну, то есть, вполне себе реальные… Не зам. же директора солидной вроде бы организации «Ренессанс-трейдинг»…

Антоша (возмущённо). «Резонанс-трейдинг», прошу заметить. Резона-анс…

Петрович. Тем более. Не зам. же директора уважаемой фирмы «Резонанс его трейдинг» поехал на досуге в деревню Старые Бугровища, чтобы взять в заложники фермера с семейством. Не-ет, Митрич, чегой-то я не припомню, чтобы ты допускал подобные вольности в ситуационных проекциях. (качает головой, языком цокает: ай-яй-яй, мол, Митрич, не хорошо).

Митрич (совершая восстановительные телодвижения а ля хатха-йога). Дык это я его что ли, господина Перца тудымс запендюрил? То-то, я смотрю, плющит меня сегодня ни па-децки.

Петрович (не унимается). И как это понимать? Где здесь правда? Когда деда Илюхи Брагина с Соловков выцепляли – всё реально было: Сталин – Сталин, Калинин – Калинин… Всё докумен-тально… Наполеон, Бонапарт который, тоже прям как с гравюры сошел, которую Пыжакинская тёща притараканила, как семейную реликвию для пущего, так сказать, Митричева вдохновения.

Антоша. Наполеон? Настоящий? Чё, правда?

Петрович. Ну да, Эка невидаль. Народ у нас креативностью мышления, как правило, не блещет, и в основном ничего оригинальнее Наполеона с Пушкиным, или этой вот Мерлинки в зеркале, не заказывает. Ну да, нам с Митричем тут грех жаловаться, нашим легче, гоним всё по проверенному лекалу - Наполеона – по Пыжакинской гравюре… Мерлинку – киношку посмотрели…

Митрич. С Гитлером вот тоже задолбали. Надоел до чёртиков.

Петрович (поддакивает). О да, Гитлер да – ходовой товар. Правда, последний раз не похожий какой-то получился, я его даже не узнал поначалу.

Митрич. Ну, дак я его, по рисункам Кукрыниксов обычно себе представлял, а тут заказ нестандартный – Гитлер на заре туманной юности, когда он и не Гитлер еще, а  Шикель… этот, как его? Тьфу, забыл…

Петрович (перебивает в азарте – нравится ему Антошино пристальное внимание). Ага, я поначалу смотрю, не врубаюсь, чё-кого: сидит пацан, картинку рисует, и не поверишь сразу, чего он нам с вами понарисует в масштабе мировых цивилизаций… Вот и Генка Пильмеер сперва не поверил, потом пригляделся, признал, да как заорёт вдруг: «Придушу гадёныша!» и … (Петрович захлебнулся эмоцией – так разволновался, что теперь спешно сигаретку раскуривает – на предмет зажигалки своевременно подсуетилась, выросшая из стены красная рука).

Антоша. И что?

Петрович. Пф-ф (издаёт звук сдувающегося воздушного шарика, разводит руками). Тю-тю.

Антоша (не верит). Да ну…

Петрович. Ну да… Ничего у них с Митричем тогда не вышло. Генка ринулся было исполнять свои намерения, но… нарвался на Границу. Она всегда есть, но обычно Митрич её снимает, а тут… Генку так шандарахнуло – током, или чем ещё покруче - отлетел он, болезный метра на три, впечатался в стенку… тут Митрича и перемкнуло – такой был фейерверк, до сих пор в глазах рябит, как вспомню.

Антоша. И чё?

Петрович. Да чё нам с Митричем будет? Полежали, оклемались. Генку, правда, жалко – неделю в бреду провалялся – всё орал, что должен вернуться в прошлое и придушить гадину в зародыше, а именно убить Гитлера на заре туманной юности… Вот его в дурку и свезли. Я то понимаю его, Генку, ведь ежли бы не Гитлер этот самый, был бы Генка сейчас не сын немецкого военнопленного Генка Пельмень, а вовсе был бы он какой-нибудь Генрих Фон Пильмеер – немецкий фон барон… Да и вообще, чего-то ты схалявил, Митрич, тогда по ходу дела. А поднапрягся бы малёхо, глядишь и получилось бы, а? Как тебе, Антоша, такие перспективы трансформации планомерного течения исторического процесса? Глобально? Душевно? Ещё бы.

Митрич (его попрекнули – ему обидно). Сам напрягайся. Там напрягайся, не напрягайся – а степень допуска минимальная.

Петрович. О как. По-умному – степень допуска минимальная. Это значит – тока посмотреть. Руками не трогать… Зато мы с Митричем Высоцкого спасли… от статьи. Всё, уже решение было принято, резолюция наложена. Но мы с Митричем быстренько-быстренько, Андропову позвонили от имени… сами знаете кого, так, мол, и так… В общем, замяли дело.

Антоша (скептически). Скажите ещё и Союз вы развалили.

Митрич аж подпрыгнул. Вопросительный взгляд на Петровича.

Петрович (палец к губам). Тсс, не говори никому.

Антоша (глаза на лоб). Чё, правда?

Петрович (с достоинством). Ну, в некоторой степени отношение имеем.

Антоша. А чего ж тогда Леннона не спасли? Теракты всякие не предотвращаете?

Митрич. Ну, не всякие.

Петрович. Ты ж сам видел – некоторые предотвращаем… Тока, раз мы их предотвращаем, о них и не знает никто… А Леннона спасать нам никто не заказывал. Да и сказано же тебе – степень допуска и всё такое… Хотя, вообще, не в ней дело – тут главная сложность в том, что Митрич, по сути своей, эмоционально инертен… Я разными способами пытался объяснить себе, как он всё это делает, куча теорий у меня есть на сей счёт, однако, пока придерживаюсь как раз вот этой - теории Митричевой эмоциональной инертности, которая есть скорее благо. Иначе он бы постоянно в автопроекции находился – и на долго бы его хватило? (грациозно стряхивает пепел в любезно поднесённую красной рукой пепельницу). А так, для того, чтобы включиться, ему катализатор нужен, тот, кто может эмоционировать более-менее внятно. Я под это дело тоже не всегда подхожу: я, к слову сказать, тот ещё сибарит пофигистического толка – мне что Леннон, что Сталин – один хрен. Мне бы покушать чего повкуснее (берёт двумя пальцами нарезочку с тарелочки, кою держит жёлтая рука),  да запить всё это чем-нибудь изысканным (синяя рука уже поднесла рюмочку с давешним генеральским коньячком). От, это славно. Спасибо, друзья. (адресует заботливым официантам благодарственный кивок, остальным же): Давайте, что ли отметим наше заниматель-ное ночное мероприятие.

Руки подносят рюмки Митричу и Антоше.  Ихтиандр, наблюдая такое веселье, не считает более резонным сидеть в холодильнике: прошлёпав по полу дорожку мокрых ластовых отпечатков, с готовностью присоединился к импровизированному пикнику – усаживается на пол рядом с Митричем и протягивает рукам Антошин стакан, мол, и мне давайте наливайте, а то вон Мерлинчик в зеркале тоже уже с рюмочкой... Наливают.

Петрович (довольный). Ну-с, господа, предлагаю тост: за самое удачное разрешение не самых удачных ситуаций.

Антоша (выпил - повеселел). Кста, к вопросу о ситуациях. Не знаю, как вам, а мне лично оч-чень интересна позиция официальных СМИ, относительно нашей с вами сегодняшней экстремаль-ной ситуации. Он у вас как вообще? (Кивает на телевизор). Функционирует?

Петрович. А як жеж. (даёт отмашку рукам – те бережно оглаживают волшебный ящик, пробуждая его к жизни).

Экран зрителям не виден, слышен звук – новости… Антоша как в воду глядел.

Голос диктора. И главная новость часа – ситуация с захватом заложников в селе Старые Бугревища разрешилась более чем удачно. С подробностями – наш корреспондент с места событий – Павел Антипатов… Павел.

Голос Павла. Доброе утро, Кирилл, доброе утро, уважаемые телезрители. Мы находимся во дворе фермерского хозяйства Александра Седьмыкина. В течение 9 часов Александр, его жена и их 5-летний сын находились буквально на грани жизни и смерти, рискуя в любую минуту быть заживо сожжёнными теми, кому 3 месяца назад сдали под склад одну из своих хозяйственных построек. Вот, кстати, и она… Юра, давай, правее камеру… Итак, мы видим баню, поленницу, но нас интересует вот эта вот сарайка.
Обычная деревенская сарайка, так сразу и не скажешь, что 2 часа назад здесь кипели поистине Шекспировские страсти.
Предлагаю пройти внутрь. (скрип открывающейся двери, грохот падающих предметов, эмоциональные комментарии, содержание которых даёт понять, что Юра с камерой не вполне удачно вписались в проход, и теперь господину Антипатову приходится отчаянно напрягать мозг, дабы заполнить образовавшуюся паузу дополнительной информацией по теме сюжета).
Для начала немного предыстории: З месяца назад частный предприниматель Никита Черепунец и двое его подельников: Игорь Мамутин и Сергей Волосатко арендовали у местного фермера Александра Седьмыкина  отдельно стоящую хозяйственную постройку, в простонародии именуемую  «сарай обыкновенный, деревянный, неотапливаемый, но, что обнадёживает, в меру электрифицированный»…
Последнее не только обнадёживает, но и  даже радует безмерно, теперь, когда нам удалось включить здесь, внутри свет, дабы Юра мог настроить, наконец, камеру и показать вам следующие занимательные иллюстрации к нашему сюжету… Итак, по официальной версии, в арендованном складском помещении Черепунец со товарищи планировали хранить картофель и другие сельскохозяйственные продукты, заготовки на зиму, всякие там соленья-варенья, закупаемые у местного населения с целью последующей перепродажи.
На деле же что мы видим? О, как интересно, что у нас здесь? Да это никак автоматы Калашникова, 6 штук, пистолет ТТ с глушителем, две снайперские винтовки СВД, три 75-граммовых и одна 400-граммовая тротиловые шашки, граната Ф-1… Как мило, Юра, давай сюда, здесь ещё есть… Патроны различного калибра в неограниченном количестве…От, кстати, замечательная поделка - кружок «Сделай сам» - газовый пистолет, переделанный для стрельбы боевыми патронами, обрез охотничьего ружья, два взрывпакета, запасные части к стрелковому оружию, магазин к АКМ, 36,5 кг тротила, и 600 грамм гексогена, в просторечии именуемого циклотриметилентринитрамин…
Да-а, не хило. И это ещё только то, что лежит на поверхности… Если предположить, что весь этот арсенал был куплен у местного населения в качестве заготовок на зиму, то могу сказать с уверенностью – к зиме жители посёлка Старые Бугровища подготовились основательно. Добавим к означенному выше значительное количество марихуаны и героина, так же сохраняющих свои замечательные свойства в условиях Седьмыкинской сарайки, и за героическую популяцию Бугровищчан лично мы с Юрой абсолютно спокойны.

В процессе оглашения Павлом Антипатовым неполного списка боевых единиц из арсенала господина Черепунца, Мерлин Монро в зеркале, добровольно принявшая на себя миссию синхронной презентации, беззвучно повторяла за оратором его слова, элегантно демонстрируя публике те предметы, о которых, собственно, шла речь в повествовании. Однако этот симпатичный игровой момент адресован исключительно публике, потому как участники импровизированного пикника перед телевизором на данный момент абсолютно поглощены захватывающим дух репортажем с места событий.

Голос Павла Антипатова. Что ж, нам пришла пора вернуться к виновникам торжества.
Все трое ранее судимы за корыстные преступления. В течение последних двух лет они находились в федеральном розыске по подозрению в совершении свыше десятка дерзких разбойных нападений на граждан и торговые организации.
И вот, наконец, вчера в 7 часов вечера для Черепунца и его подельников, похоже, настал час расплаты. Понимая, или как раз таки не понимая, всю безнадёж-ность сопротивления, бандиты не нашли ничего оригинальнее, как взять в заложники семейство своего арендодателя в полном составе. Кстати, по одной из версий следствия, Бугревищенский фермер отнюдь не питал иллюзий на предмет истинной природы огнестрельности той картошки, кою складировали у него в сарайке ребята Черепунца. Так что статус потерпевшего в этой истории для Сани Седьмыкина вполне может трансформироваться в статус попустителя и даже соучастника.
Во всяком случае, сегодня ночью, в результате блестяще проведённой операции, бандиты были повержены и повязаны: Черепунец – с травмами головы и позвоночника, Игорь Мамутин с серьёзным нервным расстройством: похоже, он искренне верит в то что от неминуемой гибели под тяжелыми берцами спецназовцев его спасли водолаз в образе Мерлин Монро и вождь краснокожих Мантигома Ястребиный коготь…
Менее всех повезло Сергею Волосатко – медики характеризуют его состояние как критическое. Заложники практически не пострадали. Вот такая вот трогательная история, в заключение которой остаётся только отметить, что курировал операцию по захвату преступной группировки в Старых Бугровищах лично генерал-майор Лаврентий Михайлович Кабыкин.

Антоша. Петрович, гляди, Лаврушу твоего показывают… Довольный такой. Опачки! И Костян с ним… ну, этот не упустит момент – влезет в кадр, как та свинья в помойный бак – нутром халяву чует… Перья сними, клоун! Это же тебе новости, чудик, а не Discovery Channel - особенности брачного периода индюков-переростков!

Голос Павла Антипатова. Далее, мы с оператором Юрием Бязем покидаем злополучный сарай, чтобы показать вам следующий эпизод: медики готовят увечных горе-террористов к транспортировке в больничку.

Антоша (смотрит недоумённо на экран, оборачивается к Митричу). Не-а, это не П.Е.Рец.

Петрович. В смысле?

Антоша. Ну, судя по одежде, по всему, вот этот (тычет пальцем в экран), на носилках кото-рый, это же тот чувак, ну, шизоид-пиротехник, которого фермер поленом мочконул, сначала гоблина волосатого паленом, потом его…

Петрович. Ну?

Антоша. Но ночью-то это был Паша П.Е.Рец – зуб даю! А теперь левый какой-то чувак.

Петрович (пригляделся). Ага… Этот рыжий какой-то патлатый, а тот, ночью чернявый был, стриженый.

Антоша. И второй тоже не тот… На руке – на пальцах – смотри, «Игорь» написано, как у Игорька, а рожа не та, не Игорькова – у Игорька сроду усов не было. Ништяк, он быстро оброс.

Петрович (Митричу). Это что за импровизация такая? Вольная трактовка реальности?

Митрич обиженно чего-то бурчит.

Петрович. Да ладно, не оправдывайся… Понимаю, перенервничал ты с Перцем этим, но надо же как-то поаккуратнее – не перекрывать эмоции первоисточника эмоциями катализатора. А то ведь страшно подумать, что может понапроецироваться. И сами не рады будем, и целевая аудитория не простит.

Антоша (Петровичу). Эх-ма, красиво излагаешь, чувак. Где слов таких умных нахватался? Там же где и я, подикось – в высшем учебном заведении? Небось, и образование у тебя высшее.

Петрович. А как жеж. Политех, выпуск 85-го, инженер-радиотехник. 10 лет мы с Митричем здесь вот в этом здании инновационные схемки вычерчивали, проводки паяли… НИИ ОПУПО здесь раньше было при ДТЗ ТРАХ-ТИБИДОХ… Ну да, прикрыли лавочку, спасибо дефолту, теперь вот временно безработный. Митрич нашёл себя – вахтёрствует по мере сил, а я вот всё никак…

Антоша. Да я вижу, ты не очень-то и напрягаешься., хотя чего тебе, собственно напрягаться, при Митричевом-то божьем даре? (и взгляд понимающий-понимающий, от которого не по себе Петровичу, потому как Антошик всё про него уже понял… Хотя нет, не всё). Ещё вопрос можно?

Петрович (уже без всякого энтузиазма). Валяй.

Антоша. Ну, с Митричем понятно, работали вместе, но генерал-майора-то ты где подцепил?

Петрович. Известно где, в Афгане. Он – капитан, я – рядовой. И выпала мне честь его, контуженного из-под огня вынести. Теперь друзья по гроб жизни.

Антоша. От он – красавец! (и вновь все внимание телевизору).

Голос Павла Антипатова. А теперь, улучим момент и зададим пару вопросов герою-освобвдителю. Лаврентий Михайлович, что было самое сложное в организации и проведении спецоперации?

Голос Лавруши. Самое сложное – это, как всегда, исправлять косяки таких деятелей как Нефёдов Иван Семенович… Но, к счастью, мои ребята всегда в боевой готовности, всегда бдят. И пока мы в строю, Родина может спать спокойно!

Антоша (аплодирует). Браво, Лаврентий Михалыч! (аж присвистывает от восторга). Браво! Бис! Ай, молодца, герой-освободитель! Спи, Родина! Спи спокойно! Долгие лета… Аминь. (и Петровичу). Он вам, поди, только за Мерлинчика заплатил?

Петрович(кругля глаза выдерживает паузу). Что ты, Антоша, мы ж по-дружески…

Антоша (кругля глаза…) …Э-э-э. (Такую инфу лучше запить – отхлебнул коньячку - отпустило, но вопрос остается). Чё, в натуре?

Петрович виновато кивает.

Антоша (кругля глаза). От лохи.

Петрович и Митрич, вздрогнув, переглядываются – похоже, их обидели.

Антоша (не в состоянии переварить такую степень человеческой глупости): Чет не пойму я вас… Странные вы какие-то – при такой мазе и бомжуете…

И видно, насколько близко и понятно Петровичу искреннее Антошино недоумение. Митрич же упорно не признает здесь за собой никаких косяков. Что ж, придется вывести его из  альтруисти-ческого анабиоза.

Антоша. Э-не, так дело не пойдет! Руководителя – вот чего вам не хватает! Арт-директора! Энергичного, грамотного, с деловой хваткой… Короче, ребята, думается мне, перспективное предприятие у нас с вами зародилось: мои идеи, менеджмент, связи с общественностью, плюс с тебя, Митрич – непосредственно процесс… Как он у вас называется? Ситуационное проецирование? А что, вполне себе научно обоснованное название. (Подходит к Митричу, руку ему на плечо закидывает покровительски, ведет к турникету мимо зеркала с Мерлинчиком, мимо ошалевшего Петровича). А что, Митрич, дружище! Я – стратег, ты – практик! Идеальная пара! А главное – весь мир у наших ног!

Митрич растерян – взгляд-вопрос Мерлинчику – Мерлинчик качает головой. Отрицательно.

Антоша. А начнем мы наш путь к мировому господству, пожалуй, с батюшкиных закромов… Костян дело свое знает, ты не смотри, что он в астрале все время висит – что касается бизнеса – тут у него все четко - пробил по базе чувачков, коим твой реагент может быть интересен, расписал живописно и радужно, ну там вкусовые качества продукта, принцип и результат действия, способ применения, что немаловажно опять же... В общем, целевая аудитория замотивирована. Реагент рулит, Митрич! Пипл хочет его! Понимаешь?! Пипл созрел патить бабки! Так что, дело теперь за тобой, Митрич. Чуваки хотят реагент – чуваки его получат! Фигня, ежли он им потом не проканает, главное изначально правильно презентацию провести! Ихтиандр и Мерлинка – самое то, еще надо будет два-три персонажа посовременней, сюжетец замутить какой-нить гламурно-эпатажный… Перформенс-экшн… Ты озадачься, Митрич, а я сегодня с Маришей перетру на предмет кодов… ну, ты говорил, что кодов не знаешь… Кста, дед…(секундный ступор – внезапное осознание). Да ты ж мне гнал по ходу, что без кодов на склад не пройти… Эти-то вон ребята - самосожженцы – за 200 км отсюда куковали, а ничего себе – как в соседней комнате оказались… Слушай, Митрич, а нельзя ли нам с тобой этим же макаром и на склад? Ну, посредством ситуационной проекции, я имею ввиду.

Митрич (в глазах ужас): Да бог с тобой, Антоша, он же отец тебе…

Антоша. Ну вот те, нате-здрасьте! Опять по заявкам трудящихся песня про мораль и истинные ценности! Исполняет автор… Мит-рич! Про «Он», «Отец» и «Мне», я тебе рассказывал доходчиво, подробно и неоднократно, так что может уже на склад, а?

Митрич обличающе статичен, и Антоша напрягается дальше:

Антоша. Верь мне, Митрич, в обиде не останешься. Наоборот, благодарить меня будешь! Такие таланты, как твой, надо холить и лелеять! И культивировать на ниве общественной востребованно-сти. И теперь этим буду заниматься я!

Митрич. А-а… (и жест рукой, мол, «чур меня, чур!», вырывается из Антошиных объятий, идет в каморку).

Антоша. Э, дед, куда пошел?.. (и Петровичу). Чего это он?..

Петрович все это время боролся с нервным удушьем, не без оснований предполагая в Антоши-ном лице более чем опасного претендента на его, Петровича, статус при Митриче. Однако, паника оказалась преждевременной – Митричев праведный протест – развязка вполне ожидаемая, и очень даже Петровича устраивает.

Петрович (успокоенно). Не верит он тебе, Антоша.

Антоша. Как так?

Петрович. Да никак. Не верит, и все… Неискренний ты какой-то, меркантильный. У тебя бабки одни на уме, а с такими он, увы и ах, не работает. Нет, не потому, что не хочет – не может просто – душа не лежит. Ему эмоция нужна, понимаешь? Сильная, красивая: страсть, любовь, ненависть… А тут чего? Желание карманы набить? Не интересно это ему. А было бы интересно, давно бы уж… И без твоей соплячей протекции. Сколько я ему далдонил, мозги лечил – давай, там договорюсь, сям… Ан нет. Если у человека нет острой необходимости… Понимаешь, человек очень сильно должен хотеть, чтобы Митрич включился.

Антоша (растеряно). Но я очень хочу… Нет, правда… Мне правда деньги нужны – вопрос жизни и смерти!

Петрович. Дык так бы и сказал! Выручай, мол, Митрич! Вопрос жизни и смерти… А ты чего плел? Презентации, мотивации, тьфу на тебя…

Антоша. Ну, сказал бы, и чё? Могу щас сказать…

Петрович. Нет, Антоша, поздно. Не будет он с тобой работать. Злой ты и своекорыстный… и ничего святого у тебя нет, раз готов собственного отца прокатить на реагент какой-то там, будь он неладен… Да и опоздал ты, душа-голуба, с реагентом-то. Прокатили уже твоего батюшку. Собственный его зам. и прокатил - господин Перец, герой сегодняшнего ночного фейерверка. Натырил со склада чего не приколочено, ревизию сегодня проведет и все на Митрича спишет. (А в глазах – тоска смертная). И закроют сегодня Митрича, и никаких больше Мерлинок с Иихтианд-рами, ни львов с атилопами, ни Гитлера с Наполеоном… (Петрович и дальше бы причитал, ежли бы ни вспомнил). Ах, да, Лавруша же…(судорожно достает телефон). Лавруша же обещал помочь… Надо бы ему SMS-очку скинуть (пишет SMS-ку).

Антоша в прострации.

У Митрича за шкафом звенит будильник. Все, родной, выспался. Сползает с  дивана, плетется к гостям.

Митрич. Ладно, ребятки. Давайте сворачивать мероприятие. Щас Элеонора придет, будет водорасли классифицировать… (подходит к Ихтиандру). Извини, друг. (и легким похлапыванием по прорезиненной спине понуждает его возвращаться обратно в холодильник).
Ихтиандр упирается, но не долго.

Митрич. Ай, молодца. Вот тебе за это угощение. (убирает в холодильник остатки банкета). Вот тебе за послушание сладкий приз… (и далее: Мерлинчику учтивый поклон, остальным – виноватая улыбка).

Разноцветные руки страхивают со стола крошки, убирают с пола солому, водорасли и прочий хлам.

Петрович (спохватившись). О, девять доходит…Ниччё мы сегодни погуляли. Знатно… Ok, Митрич, я, пожалуй, пойду… Ты это… особенно не напрягайся, не суетись без дела, а ежли Перец твой чего таки учудит непотребное, звони мне – мобилизуем Лаврушу – не дрейфь, дружище, прорвемся. (Уходит).

Антоша (непривычно притихший, извиняется). Я это… Я тут подожду… Отца. Ладно?

Митрич (жмет плечами).  Жди.

Элеонора (с величавым достоинством вносит ведро и швабру). Доброе утро, Александр Дмитриевич.

Митрич (угрюмо). Угу.

Элеонора (Антоше). Доброе утро, Антон Моисеевич, вы сегодня рано…

Антоша. Да вот жду… отца… папу… можно?

Элеонора. Да можно, конечно, только, боюсь, продолжителен будет процесс ожидания. Они мне навстречу попались – Моисей Аронович и следователь из прокуратуры – во дворе в машину садились, обсуждали маршрут следования - в больницу к Павлу Евгеньевичу поехали.

Антоша и Митрич (в голос). К Перцу?!

Элеонора. Стыдно вам. Человек в аварию попал, а вы иронизируете, (и насладившись вызван-ным шоком поясняет): досконально я информацией не владею, но со слов поняла: несчастье с ним случилось – атокатастрофа… Павел Евгеньевич и секьюрити его ехали с вашей, Антоша, дачи, столкнулись с фурой. За рулем этот был, большой такой - с гипертрофированной мускулатурой верхних конечностей – дак его насмерть. Павел Евгеньевич в реанимации, а Игоря, начальника охраны, фатально парализовало на нервной почве... В общем такая вот finita la commedia. У меня до сих пор колени дрожат.

И пока Элеонора Филипповна отчаянно борется с дрожью в коленях, Антоша и Митрич таращат друг на друга глаза. Наконец, Антоша решается:

Антоша (Митричу, почему-то на «вы»). Никак отменяется на сегодня ваша каталажка?

Митрич (глаза в кучу). Э-э-э…

Антоша (подчеркнуто уважительно, и даже с глубочайшим почтением). Опасный Вы человек, Александр Дмитриевич…

Взгляд Митрича затуманен невозможностью осознания, но…
Скрип двери, сбивчивый ритм робких шагов – и гримасу фрустрационного замешательства на Митричевом челе сменяет архаическая улыбка: в поле зрения – Марина Сергеевна, Моисейкина секретарша.

Какая удача! Антоша тоже рад видеть Марину Сергеевну, но, в отличие от Митричевой, радость Антошина отнюдь не бескорыстна и имеет вполне аргументированную подоплеку…

Митрич (умильно и предельно искренне). Доброе утро, Марина Сергеевна…

И нет у Антоши сомнений – сознание Митричево сейчас дистиллировано-чисто, ибо всякий намек на гнетущие воспоминания о господине Перце и прочей нечисти благополучно вытеснен светлым образом Моисейкиной секретарши.

Антоша. М-угу… (кивком фиксирует сие полезное наблюдение. И Марине, традиционно шарахнувшейся было от восхищенного Митрича). Опа, Маришка, солнце мое, тебя-то мне как раз и надо!

Марина (пятится, увидев еще одно привидение). Антоша…

Антоша (не дает ей опомниться). Тема есть, перетереть надо. (Настойчивый кивок в сторону Митричевой каморки).

Марина. Но… девять двадцать… (робкая попыка сослаться на занятость).

Антоша. Да не грузись ты. Паша Перец в реанимации. Папаня с ментами к нему порулили, так что полдня смело можешь гулять – начальству 100пудова до тебя сегодня дела не будет.

Марина (хлоп ресницами). То есть, Перец в реанимации?..

Антоша. А то и есть… Ну, да к лешему Перца – пусть лечится. Не о нем речь. (и вновь кивком приглашает в каморку). Реальная тема, говорю.

Марина. Хм? (ответный кивок в ту же сторону, но скорее вопрошающий - уточняет).

Антоша. М-угу. (кивок утвердительный).

Марина. Хм. (нейтральное пожатие плечами – знак согласия).

Антоша и Марина Сергеевна идут уединяться в каморке – перетирать реальную тему. Умиление Митрича трансформируется обратно – в тоскливое недоумение.

Элеонора (дождавшись, когда закроется дверь). От ведь она – свобода нравов. Не важно где, не важно с кем… Домой бы что ли пошли, так ведь нет – им прямо тут надо.

У Митрича в глазах вселенская скорбь.

В каморке.

Антоша. Ты вообще как?.. Чего-нить о нем знаешь?.. О Митриче, я имею ввиду.

Марина. ???

Антоша. Чего-нить этакое… необычное…

Марина. ??? (ресницами хлопает).

Антоша. Ну, чего ты в принципе о нем знаешь?

Марина. Да ничего, в общем-то… Ну, сторожем работает.

Антоша. Что люди говорят? Что сама думаешь?

Марина. Люди говорят…Что бомжи к нему ходят, и он с ними, естественно, пьет все время. В общем, ничего нового люди не говорят. (Антоша ждет – приходится продолжать)… Сама думаю… да ничего, в общем-то… зачем тебе это?

Антоша. О, эт я те позже расскажу. Тебе понравится, 100 пудов… Но сначала ты скажешь мне, что ты о нем думаешь. Скажешь честно и откровенно…

Марина (раздраженно). Да не думаю я!

Антоша. Думаешь-думаешь - аж дрожишь вся…Чего-то там интересное ты о нем думаешь.

Марина (паникуя). Не неси бред! С какого перепугу я о нем думать должна?

Антоша. Опа! Вот оно! Ответ верный – приз в студию! С перепугу, значит, говоришь?

Марина. Ничего я не говорю!

Антоша. Говоришь-говоришь. Ну же, не ломайся. Знаешь ведь, со мной такие штуки не проходят. (и свой коронный жест – знак контроля над оппонентом – закидывает руку Марише на плечи. Мариша ежится). Ну, дык, и чегой это мы его так боимся?

И  взгляд искренний-искренний, добрый-добрый:  мол, доверься мне, дурашка, - мне можно… Маришу аж судорога пробирает – так хочется довериться… давно хочется, и без разницы кому. Лишь бы искреннему и доброму…
Но, Антоша ею изучен не хуже, нежели она им – знаем, обжигались, - и довериться ему в очередной раз было бы даже не верхом наивности, а просто клиническим случаем мазохизма… Но… что-то виктимно-трагическое Марина Сергеевна отмечает за собой в последнее время с навязчивой регулярностью, и это ее уже не столько пугает, сколько напрочь угнетает волю к сопротивлению.
А посему, с обреченной успокоенностью тычется она носом в Антошину впалую грудь, дабы жалобно гнусавя, как давеча водилось, поплакаться в жилетку: на сей раз о том, что она на самом деле думает о Митриче:

Марина. Терпеть не могу, когда он на меня смотрит. И зло берет, и жутко становится. Я как голая вся… и… (всхлипывает) и… (словно захлебывается  – не решается говорить).

Антоша (приглаживает нервно вздрагивающие лопатки). Ладно-ладно, успокойся. Можешь не говорить, если не хочешь. Я не знал, что все так серьезно, извини. Он что, к тебе приставал?

Марина (в ужасе). Не-ет! Еще чего!.. Но он так смотрит… Как будто у нас что-то было.

О! Становится интереснее.

Антоша. О! (и Антоша уже циничен). А что? Было?

Марина (в гневе). Ты что?! (с силой отталкивает нахала). Он же бомж, люмпен, быдло! Меня от одного вида его с души воротит! Тем более, когда он пялится на меня… Я как облапанная вся! Мерзко! Бр-р-р… (гасит эмоцию брезгливой судорогой).

Антоша (доволен). О-как взвилась. (Хищный оскал его Марине вместо холодного душа): Пришла в себя?

Марина (усмешка досады). Ну да… В очередной раз. (и в сторону). Всегда одно и то же.

Антоша. Вот и славно. А тема такая… Мне нужны деньги.

Марина (та же усмешка в пространство). Ну да… Кто бы сомневался…

Антоша. Да ладно тебе… Я тебе, между прочим, все тогда отдал. Все до копья. Даже с процен-тами. Забыла?

Марина. Ну да…

Антоша. Э-эх, Мариша, Мариша… Я, можно сказать, к тебе со всею самоотверженностью: долг отдал, квартиру нашел, из универа тебя выперли – на работу пристроил, к папане… ну посуди сама, чего б ты из себя сейчас представляла, ежли бы не Антоша Ланскевич? Так и пребывала бы в первоначальном своем статусе – «лохушка обыкновенная, мухосранской породы»… Ан нет, работа у нас теперь непыльная, Моисей Ароновыч – человек великодушный, в люди нас вывел, не побрезговал… И вот мы уже бомонд из себя корчим – губки кривим, плечиком дергаем… окстись, родная, не напрягайся, я ж не у тебя сейчас деньги прошу.

Марина (огрызается). Неужели у Митрича?

Антоша. А ты зря, кстати, иронизируешь. Он, между прочим, Митрич ваш, та еще золотая жила… Ежли с ним правильно обращаться, конечно.

Марина Сергеевна не верит.

Антоша (убедительно). М-угу.

Марина. Ты вообще, сейчас о чем?

Антоша. О Митриче.

Марина. Тогда причем тут я?

Антоша (радостно). От! Наконец-то мы докопались до сути! (берет Маринины руки в свои). Значится так… (Смотрит в глаза). Митрич охраняет склад. Так?.. На складе – реагент. Штука, скажу я тебе, более чем востребованная целевой аудиторией. Мы с Костяном пробивали – практически беспроигрышный вариант... (и далее, выдержав паузу, спешит изничтожить Маришин скепсис безупречной логической выкладкой): Итак, теперь слушай очень внимательно: народ получает реагент, вследствие чего я - получаю деньги, Костян - получает  деньги, ну, и Митрич тоже, чего-нибудь там получает… И абра-швабра-кадабра – ву а ля – все счастливы, все довольны: народ под кайфом, мы при бабле!

Марина. Какая идилия.

Антоша. Правда ведь, славно придумано?!

Марина. Я прям щас описаюсь от востога.

Антоша (нарочито театрально). Фи, Мариша, я понимаю, ты рада за меня, но существуют же вещи, которые лучше держать в себе… Ну, хотя бы некоторое время.

Марина. Причем здесь я-а? (ей нравится препираться с Антошей, но вопрос открыт).

Антоша. Все очень просто… Ты знаешь код.

Марина. Код? (час от часу не легче).

Антоша. (кивает). Тот самый, который не знает Митрич.

Марина (скалится хищно) Ах код?!

Антоша (якобы наивен). Код-код…

Марина (вырывает свои кулачки из Антошиных, плетет из пальцев дули и тычет ими Антоше в лицо). Вот тебе код!

Антоша (уворачиваясь). Ну хорошо… Хочешь внести корректировки в расклад, внесем: народу – реагент, нам с Костяном – деньги, Митричу – опять же деньги, но уже меньше… Ну, и Марине Сергевне Красильниковой – тоже, естественно, деньги, но уже побольше, чем Митричу.

Марина (явно не вдохновленная радужными перспективами Антошиного бизнес-плана). Вот тебе ко-од! (и снова дули Антоше в лицо). Сказала же!

Антоша (встречает дули ладонями и возвращает хозяйке). Спасибо, оставь себе. Тем более, это я раньше думал, что мне от тебя код нужен… теперь другая ситуация – другие исходные данные… Действующие лица те же, но функции у некоторых из них поменялись в контексте текущих событий. В общем, схема такая: я - по-прежнему координатор проекта, Костян – манагер по работе с целевой аудиторией, Митрич… О! Теперь Митрич не жалкий посредник между мной и недрами батиных закромов… Митрич теперь – сердце проекта! Суть! Концепция!  И я сейчас даже уже не про реагент. Реагент – это так, для затравки, привязка, так сказать, к реальности, а там как пойдет… В общем, внимание, Марина Сергеевна, сейчас на вас прольется свет истинного знания: … (интригующе подмигивает). Митрич – это наша с тобой, Мариша, большая жизненная удача! Этакий всеобъемлющий абсолютный Джек Пот… Раскрутим Митрича – выиграем себе бриллиан-товое будущее!!!

Марина (Хлоп ресницами – в глазах бриллианты, хлоп еще раз – сморгнула бриллианты – остались сомнения). Ты говоришь мы… Мы с тобой?

Антоша (вдохновенно). Ну да, конечно же! Мариша, солнце!

Марина. Если я сообщу тебе код…

Антоша. К лешему код! Код не ужен! Я же сказал – нужен Митрич! Нужно, чтобы он захотел… работать с нами!

Марина. А он не хочет?

Антоша. Он хочет… Но он пока не понимает, что он хочет… надо ему объяснить… доходчиво как-нибудь… Понимаешь?

Марина. Ну дак, вперед! Объясняй! В чем проблема? Кто-кто, а ты-то у нас тот еще заслужен-ный объяснятель всея Руси...

Антоша. В том-то и фигня, Мариш, что объяснять ему все будешь ты…

Марина (аж поперхнулась). А что случилось?… А, понимаю, он тебя родного, лесом-полем послал идти?.. Тю-ю, как же ты так облажался-то, бе-едненький (и ласково этак челочку ему приглаживает)…

Антоша. Давай, глумись… самоутверждайся…

Марина. А я-то, наивная чукотская девочка, радуюсь сижу – Антоша обо мне вспомнил… о жалком моем существовании в природе… Спасибо, конечно, Вам, Антон Моисеевич, за ту великую честь, которую Вы мне оказываете! Но, боюсь, не справлюсь я, не смогу оправдать возложенное на меня высокое доверие…

Антоша (уверенно). Сможешь, Мариша! Справишься! Именно, что справишься, и именно, что ты! Десять мнут назад мне это стало ясно, как божий день. Сомнений нет – беспроигрышный вариант.

Марина. Десять минут назад? Ты и дальше будешь говорить загадками? Может быть, перейдем к конкретике?

Антоша (трактует сие предложение, как согласие). Обязательно перейдем, всенепременно… Но, позже, Марина Сергеевна… Это очень ответственная процедура – переход к конкретике: она требует особенной серьезности и присутствия главного действующего лица.

Марина – хлоп ресницами.

Антоша (выносит вердикт): Итак, Марина Сергеевна, время действия – сегодня в 21:00, место действия – проходная основного терминала Общества с ограниченной ответственностью «Резонанс-Трейдиг», форма одежды – парадная. Просьба не опаздывать. Вопросы есть?

Марина (вынужденно капитулирует). Только один.

Антоша (доволен). Валяйте, Марина Сергеевна.

Марина. Ты не пробовал попросить денег у отца?

Антоша (честно). Пробовал – безуспешно.

Мариша. А, ну да… И тогда ты решил их у него украсть…

Антоша. Стоп, Марина Сергеевна, у вас был заявлен только один вопрос.

Марина. Все ясно.

Антоша. Вот и славно… Стало быть, до вечера, Марина Сергеевна.

Марина. Стало быть, до него (со вздохом встает с дивана).

Антоша (удерживая некоторое время её руку). Я буду ждать.

Марина. Угу… (выходит из каморки, от Митрича уже не шарахается, смотрит мельком, но теперь без страха с интересом даже, но с этаким насмешливо-обывательским, как на обезьяну в зоопарке, молча преодолевает турникет, оставляя присутствующих, каждого при своих провокационных выводах).

Митрич, и так порядком вымотан бурными ночными происшествиями, плюс еще такой вот традиционный акт демонстративного игнора… Стоит ли говорить – бедняга совсем головою поник, сидит жалкий такой неприкаянный…

Элеонора (с презрением созерцая полусумрак, в коем исчезла Марина). Стоит ли так фрустировать, Александр Дмитриевич… Были бы у вас тут априори какие-нибудь шансы… Да и вообще, было бы по поводу кого фрустировать… Ваше самоедство в данном вопросе есть моветон люмпена незамотивированного к пассионарной самореализации. А это уже клиника…

Антоша (возникнув внезапно в дверном проеме). В точку, мадам! Вы правы на все сто! Клинит сегодня нашего драгоценного Александра Дмитриевича аки застежку системы «молния».

Митрич (уязвленно). Ага, и заедает аки абориген нечерноземья хреном редьку.

Антоша (ловит подачу, дабы парировать). Перцем, Митрич… Перцем он ее заедает.

Митрич (как кипятком его окатили). ?!! (в глазах навыкате праведное негодование).

Антоша. Да ладно уже, Митрич, глазки строить. По мне дак славненько ты Пашу Перца уел, заел в смысле им редьку свою! Красиво этак, с креативом, а главное – ведь не подкопаешься!..

Элеонора (швабры-ведра побросала - заинтригована). Пардон муа, господа, что я слышу? Александр Дмитриевич?! Это есть факт?… (и отвечает сама себе): Не зря я, стало быть, нивелировала ситуационную неконгруэнтность относительно инцидента с Павлом Евгеньевичем… Допускала, но, признаться, не ожидала от вас, Александр Дмитриевич, какой бы то ни было аргументонасышенной активности…

Митрич. ??? (он всегда подолгу переваривает Элеонорины сентенции).

Антоша (приходит ему на помощь). И снова браво, мадам! Грамотно формулируете. Правда я не понял ни фига, но тс-с-с… (палец к губам). Прошу Вас, не нивелируйте больше Александра Дмитриевича в контексте инцидента с Павлом Евгеньевичем. Ибо инцидент инцидентом, а Митрич у нас как-никак герой – человек с большой буквы «Ч»! И это есть факт… с большой буквы «Ф».

Элеонора (понимающе). О, трижды пардон. Понимаю, мое амплуа в данном вопросе – позиция стороннего наблюдателя – не подразумевает оценочного осмысления.

Антоша. Именно, мадам! (шлет ей воздушный поцелуй). Ответ верный. Воистину, вы здесь самое сильное звено!.. После Митрича, канешна… Во всяком случае, великая честь принять у нашего Героя вахтенный пост принадлежит Вам по праву! Стоит ли говорить, что несение вахты потребует от вас самоотверженности и сосредоточенности, но Вы справитесь! Я верю в вас! (и Митричу). Герой же честно заслужил право на полноценный отдых.

Митрич. И то верно. (послушно поднимается со стула и бредет в каморку).

Антоша (напутственно). Ай, молодца! Чтоб к вечеру был как огурец!

Митрич. А-а… (Знакомый жест из серии «Иди себе, чувачок, куда подальше и оставайся там подольше»).

Антоша. Ну, как знаешь… (брезгливо ведет плечиком). А то я бы пришел, Костян, Мариша… Посидели бы, за жизнь перетерли…

Митрич (аж встрепенулся). Мариша? Марина Сергеевна?

Антоша. Ну да… Мариша. Че тя так перекосило?.. Нет я ваще для кого стараюсь?! Рандеву ему организовываю с девушкой мечты… Э-эх, Митрич-Митрич… серость ты неблагодарная. Иди уже, отдыхай.

Итак, Митрич погряз в недрах коморки. Элеонора спрятала швабры, уселась за сканворды.

Антоша (с ощущением выполненной миссии). Мое почтение, Элеонор Филиппна. Всем счастли-во оставаться. Адье…  

Дублирует в пространство воздушный поцелуй и покидает место действия. Разноцветные руки, невидимые Элеонорой, прощально машут ему вослед.

Митрич спит в каморке.

Через проходную, мимо Элеоноры, курсируют тудым-сюдым посети-тели Моисейкиной конторы.
Постепенно освещение концентрируется в зоне каморки Митрича.
Митрич спит беспокойно: то ли храпит, то ли всхлипывает, дрыгается резко… Дальше – больше – и всхлипов и взбрыкиваний. В обшем, спустя мгновение, все его затейливые телодвижения и звуки укладываются в игривый такой ритм, похоже, какого-то вальса… Из стены появляются все те же цветные руки – рассыпают над беспокойным Митричем дирижерские пассы.
Еще одна пара рук (в одной скрипка, в другой - смычок) бликует перламутром, и вот уже в созидаемый Митричем ритмический рисунок вплетается чистая скрипичная мелодия… Еще пара рук - в ладонях пригоршни мельчайшего искристого конфетти…
Новый такт, сильная доля, и синий луч подсветки взрывается колючим искрящимся облаком, в недрах которого зреет изящно вальсирую-щая пара обитателей зазеркалья – Мерлин Монро и  Митрич №2…Руки множат мерцающий снег, но уже дозировано – по щипотке.
Музыка упоительна ибо подается уже в полноценной оркестровке (Митричевы ритмические потуги благополучно заменены ритм-секцией).
Пара вальсирует… Довальсировала до дивана – распалась: Мерлинччик присела у Митрича в изголовьи, Митрич №2 скромно встал в соронке. Митрич спящий по-прежнему беспокоен. Мерлинчик ласково разглаживает его лохмы. Митрич блаженно улыбается, открывает глаза.

Митрич (блеет). Ребя-ята… Как хорошо, что это вы… А то в последнее время все больше…

И тут вмиг оркестр словно теряет управление – секундный звуковой хаос – и дольше всех звон оборвавшейся струны… Стенка Митричевой каморки оседает.
За ней – залитые алым  светом фигуры в античных тогах: мужчина в лавровом венке и женщина с повязкой на глазах, в руках у нее – весы и меч (Фемида что ли?).
В тени кулисы мечется кто-то третий.
Митрич, подпрыгнув, садится на диване, Мерлинчик ныряет Митричу подмышку, Митрич №2, словно защищаясь, вскидывает руку – блокирует локтем кровавый световой поток…

Митрич (обреченно). Ну вот. Я так и знал.  

Фигуры в тогах приближаются, давая публике возможность узнать в обладателе лаврового венка Моисейку - местного директора, Фемида же… ну, один к одному – Элеонора Филипповна – волосы собраны в шишку на затылке, губы этак же кривятся гримасой вечного недовольства, только вместо очков-велосипедов – пресловутая повязка на глазах.
Элеонора реальная (по ту сторону каморки) покидает свой пост, и далее все их действия (Элеоноры и Фемиды) навязчиво синхронны.
Невнятный силуэт, вынырнув из тени материализуется в Антошиного пернатого друга Костяна… Этот-то какого лешего тут делает?

Митрич (сморгнув недоумение). Ничего не прнимаю…

Моисейка. Так-так, мой юный цеки… Вот как мы теперь приветствуем того, кто в курсе?.. Али не признал?

Митрич (заикаясь). М-моисей Аронович?

Моисейка. (укоризненно качает головой). Стало быть, не признал…

Митрич (мгновенно прозрев).  Рестецы! (кидается в ноги, бьет челом). Простите меня! Но… почему Вы – он… как он… (хаотичная жестикуляция – знак крайнего замешательства). Я…

Рестецы (повелительно). Встань, цеки. Вспомни, ты равен нам, покуда волен допустить, либо не допустить равенство, и катишься в пропасть, определяя степень этой вольности, как величину постоянную, ибо теперь ты раб, а не хозяин ее…

Митрич (мотает головой). Простите меня… (но не встает).

Рестецы. Кто и за что тебя должен простить? Ответь, цеки… Какой вольности ты служишь сейчас, сию минуту, когда чувствуешь себя недостойным подняться с колен?

Митрич. Вольность… Если страх это вольность, то да – я боюсь…

Митрич сказал, но Рестецы жаждет подробностей.

Митрич (продолжает). Я боюсь опять сделать все не так, не то. Всегда все не то и не так...

Рестецы. А как? Разве ты знаешь, как должно быть? И почему именно так, а не иначе? Знаешь? Неужели?.. И откуда у тебя это знание?

Митрич (мотает интенсивнее головой). В том-то и дело, что не знаю я! Если б знал…

Рестецы. Браво, цеки! В таком случае, как ты узнаешь, что опять сделал все не так?

Митрич. Не знаю… Просто, всем опять станет хуже…

Рестецы. Хуже, чем что?

Митрич. Хуже, чем могло было бы быть.

Рестецы. Могло было бы быть, если бы что?

Митрич. Если бы я сделал все правильно!

Рестецы. А ты можешь сделать все правильно?

Митрич. Если бы мог – не боялся бы, а делал…

Рестецы. Но ты не можешь.

Митрич. Выходит, что нет.

Рестецы. И что бы ты ни делал, всем только хуже (утверждение).

Митрич. Выходит, что да.

Рестецы. А теперь ответь сам на свой вопрос: какое действие будет правильным в ситуации, когда все твои действия заведомо неверны?

Митрич (до того перенапрягся с осмыслением последней реплики, что отважился впервые с начала сией увлекательной дискуссии поднять на Рестецы взгляд). Никакие…

Рестецы. Согласись, все просто. Не делай ничего и будешь прав.

Митрич (сокрушенно, вновь глаза в пол). П-пробовал.

Рестецы. И?

Митрич. Всем было только хуже… оттого, что я ничего не делал… в смысле, не делал того, что мог бы сделать…

Рестецы. То есть…

Митрич. То есть, что бы я ни делал, делал или не делал в принципе, результат один – всем хуже.

Рестецы. Значит…

Митрич (раздражается). Да ничерта это не значит! Никакого значения не имеет! Все, что я делаю… или не делаю…

Рестецы. А раз так…

Митрич. А раз так… (вновь волевое усилие – попытка встретиться с Рестецы взглядом), я могу делать все, что хочу?

Ретецы (усмехается). Или хотеть, все, что делаешь.

Митрич (упс, ответ не верный - взгляд недостойного буровит крупную клетку линолеума). Нет, не то…

Рестецы. Вернемся на тезис выше. Помнишь его?

Митрич (напряженно вспоминает). Не имеет значения, что я делаю и делаю ли вообще?

Рестецы. Для кого это не имеет значения?

Митрич. Для всех… для меня…

Рестецы (настаивает). Для кого-о, цеки?

Митрич (вдруг делается вальяжно спокойным и уверенным в себе). А это… (Медленно подни-мается с колен, прямой взгляд Моисейке в глаза. Взгляд равного. И продолжение фразы): Никакого значения не имеет.

И вот Митрич и Рестецы-Моисейка, стоят друг напротив друга – теперь они на равных.

Рестецы (довольный). Вот и славно.

Фемида, Элеонора и Костян выдают очередной пируэт.

Митрич (Моисейке). Рестецы, а что у вас с лицом?

Рестецы. Это все, что тебя интересует?

Митрич. На данный момент – да, но если будет угодно, можно развить тему и попытаться выяснить, причем здесь Леонор Филиппна и Антошин пернатый друг?

Рестецы. Какая любознательность, цеки… Сколько вопросов! И каких – не в бровь, а в глаз! Но не себе ли самому ты их задаёшь? (О, как!). Сам задаёшь – сам и отвечай… (Красиво отмазался).

Митрич. Опа… (никак нащупал ответ). А ведь так оно и есть… (чешет затылок). Эт ж надо, как я вас всех боялся… Моисейку, Перца, Вас, Рестецы… Даже Леонору…

Рестецы. Боялся… Пугливый цеки. И что же теперь?

Митрич. Теперь? (критически оглядывает понурую фигурку Митрича №2 – этакий символ затюканности и неуверенности в себе). Теперь это уже не имеет значения. (Безучастно пожимает плечами).

Рестецы (торжествует). Вот! (указующий перст в потолок). Вот он – Момент Истины!

И далее – синхронный с Фемидой и Элеонорой жест (раскрытой ладонью перед лицом) в результате которого на лице у Рестецы-Моисейки теперь бесстрастная белая маска с прорезями для глаз и рта. У Фемиды – такая же маска (поверх повязки?). Элеонора же, словно вновь получив свободу распоряжаться своими действиями, недоуменно разглядывает руки, хмыкает скептически и усаживается за стол гадать сканворды.

Рестецы. Ну как? Теперь ты узнаешь меня, мой пугливый цеки?

Митрич (кивает). Еще бы… но что это было? Чего эт меня так переклинило-то?

Рестецы. А это все они, родимые – твои мелкие заморочки. Персональные мозговые тараканы, скажем так… мозгиты… (пошутил - улыбнулся). Слишком трепетное отношение к этому миру. И что опаснее (далее серьезен – не шутит), к его деталям – к тем самым мелочам, которые рушат целое… единое, гармоничное. Подтачивают, разъедают его изнутри и дробят на бесконечно малые части, кои уничтожить тем проще, чем меньше их сиюминутная ценность…

Митрич. Красиво сказано, Рестецы, но уж больно сложно.

Рестецы. И поэтому не имеет значения?

Митрич. Ага…

Рестецы (опять доволен). Очень хорошо, цеки! Ты идешь на поправку! Но… цеки… Историю своей болезни лучше знать, хотя бы в целях профилактики. Не пугайся, я буду краток (готов повествовать) и постараюсь без пафоса (повествует): из бесконечности миров тебе был дан этот, и не твоя вина, что он стал тебе так дорог… что он пророс в тебя. И не твоя вина, опять же, что в таком состоянии ты опасен и для него и для нас – ты путаешь координаты, смещаешь акценты… Субъективизм – штука занятная, но цеки… не в нашем с тобой случае. Позволь небольшой тест?

Митрич жмет плечами – валяй, мол, тестируй.

Рестецы. Представь – этого мира нет более… Вот он есть… (очерчивает в пространстве границы некоего объекта), а вот (демонстрирует Митричу  пустые ладони) его уже нет.

Митрич (дернулся было судорожно, но вмиг охладел – руки скрещены на груди, взгляд бесстра-стен). Ну, предсавил, и что? (звучит наиграно, выглядит забавно).

Рестецы. Вот. (в руках его прозрачный шар, в шаре - огоньки). Держи…

Митрич глаза вытаращил, напрягся весь, смотрит на Рестецы не понимая.

Рестецы (кивает). Держи, говорю, это твое.

Митрич (в панике). Й-я не могу… Это ключ…

Рестецы. Конечно, ключ! Что же еще?

Митрич. Но я… я не могу… я…

Рестецы. О, да ты и впрямь пугливый цеки… Но ты можешь! (голос Рестецы непривычно тверд). Во всяком случае, так ли это важно?.. 24 часа… тебе так близки эти понятия – часы, минуты… Вот тебе ключ, цеки, он твой на эти 24 часа. Ты можешь сохранить его, можешь утратить… Спустя 24 часа я вернусь за ним. И тогда… (многозначительная пауза)…ты отдашь его мне… Или оставишь себе. Если он все еще будет у тебя… если он все еще будет… существовать. Если все еще будет существовать этот мир.

Митрич (пускает горлом жалобных петухов). Рестецы! Не надо!.. Я не могу!.. Я не хочу!.. Я не буду!

Рестецы. Поздно, цеки. У тебя нет выбора. Это обязательное условие – если ты равен нам – докажи – сохрани свой мир. Всего 24 часа, мой пугливый цеки… и целые сутки (звучит, как целая вечность). Вряд ли ты можешь представить себе, как тебе будет трудно, как больно, и какое блаженство ты испытаешь… Велика вероятность, ты не вынесешь этой миссии и по истечении суток прекратишь свое бытие в теперешнем сосотоянии. Сохрани свой мир в течение суток и получишь право оставить его себе навсегда… Если захочешь.

Митрич в ужасе – руки его против воли тянутся к шару – страдальческая гримаса, стон отчаяния – и  шар у Митрича.

Рестецы. Вот и славно, цеки… давай, что ли, до завтра. (готов откланяться, но вдруг вспоми-нает): Ах, да, кстати, забери этого (небрежный взмах рукавом в сторону пернатого друга), чудика своего… А то забыли вы его вчера с Петровичем промеж пространственных проекциий. Впредь будь внимательнее, цеки, не допускай подобные артефакты… А то представляешь себе картинку? Рестецы 11 ключей вылавливает по подсегментарным включениям твоих пернатых друзей, которые то пространство сворачивают, то эфир искажают, то еще как-нибудь по-забавному мозги компостируют… Эт жа работать невозможно.

Пернатый друг заметно оживился, как только о нем разговор зашел: до сих пор он праздно фланировал по сцене, забавляя публику различными не предусмотренными сюжетом проделками, теперь же, весь внимание, порхает вкруг Рестецы, пытается стянуть с него маску. Рестецы грациозными пассами созидает себе воображаемый барьер, и пернатый друг, гонимый энергетическим всплеском, переключает свою познавательную активность на Митрича. Митрич же и без того в прострации – держит шар в вытянутых руках, таращит глаза, дрожит коленями…

Ретсецы. Ладно, ребята, хорошо тут у вас, весело… Интересно, что будет завтра? (Фемиде, с поклоном): Прошу вас.

Разворачиваются, идут (Фемида вперед, Рестецы за ней) перескать границу опавшей стены Митричевой каморки. Пересекают границу – стена самовосстанавливается.
Митрич неподвижен.
Митрич № 2 сидит на корточках в углу, голову руками обхватил – боится.
Костян дремлет в кресле.
Мерлинчик, робко любопытствуя, касается было пальцами шара, но тут же отдергивает руку, словно обжегшись. Митрич в ступоре.

Тем временем, рабочий день Элеонор Филиппны подошел к своему логическому завершению – дежурному ритуалу смены пажеского караула. Элеонор Филиппна аккуратно укладыввает сканврды в ящик стола и идет стучать Митричу в дверь.

Элеонора. Александр Дмитриевич, позволю себе заметить, что местное время: 19:06…
Митрич № 1 (ошалело воротит голову в сторону источника звука, потом возвращется взглядом к шару и ахает, словно впервые видит): А-ах… (далее оживляется весь сверх меры - месит шаром пространство перед собой, не зная, куда девать сей драгоценный предмет, семенит к дивану, в надежде спрятать рестецин подарок под подушкой… Прячет.)
Элеонора. Александр Дмитриевич, тысяча извинений, но в сложившейся ситуации я вынуждена вас побеспокоить…

Митрич (в панике). Щас! (бежит было к двери). А-э-э… (возвращается к дивану, дабы извлечь шар из-под подушки, сложить его в пакетик из магазина «Продукты для вас» и припрятать за диваном). Вот так… (Элеоноре): Щас я! Элеонор Филиппна, вы идите, я щас…

Элеонора. В таком случае мне придется вас покинуть.

Митрич (выбравшись, наконец, из каморки): О, это завсегда пожалуйста. (помогает Элеоноре надеть пальто, провожает ее до дверей, кои старательно закрывает).

Мерлинчик тем временем достала из-за дивана шар и с интересом его изучает, перекидывает-ся им с разноцветными руками, совершает другие опасные манипуляции.

Митрич (вернувшийся в каморку в ужасе лицезреет сей занимательный гандбольный беспре-дел, издает вопль отчаяния): Да чтоб вас всех! (перехватив шарик кажет рукам кулак): У, я вас! (Мерлинчику): Совсем сдурела?!

Мерлинчик фыркает обиженно, Митрич № 2 в прежней своей позе – демонстративно стати-чен, как, впрочем теперь и Митрич № 1: шар в вытянутых руках, взор погряз где-то в его (шара) недрах.
Мерлинчику надоедает дуься и она тормошит Митрича № 1 за плечо, коим тот нетерпеливо передергивает – отвяжись, мол, чего пристала. Мерлинчик переключает свое внимание на Митрича № 2, приглашая его неуверенно подняться и поплестись вслед за ней прочь из недружелюбной сией реальности.
Костян дремлет в кресле. Митрич пялится в шар.

Паузу обрывает стук в дверь.
Митрич и Костян синхронно поворачивают головы на стук.

Голос Петровича (из-за двери): Сова, открывай! Медведь пришел!

Митрич сглатывает напряг (шар в вытянутых руках). Костян в стойке сеттера на охоте.

Голос Петровича. Митрич! Так твою разтак!

Митрич кивком – знак пернатому другу – открой, мол Петровичу, будь добр. Сам же вновь суетлив: шар в одной руке, другой шарит за диваном, пакетик ищет. Нашел. Погружает в него шар.  
Костян рад стараться – с места в карьер – скачками к двери. Открывает.

Петрович (веселый такой, в руке чекушка). Здра-асьте вам… (видит Костяна). Ой-ик… (икает), нашелся… герой дня?

Костян кивает, с готвностью принимает чекушку, идет за стаканами.

Петрович (Митричу, таки вырулившему из каморки с пакетом в руках). А-а, вот ты где! (и сразу – цап пакет). Чего там у тебя? Арбузик?

Митрич (грозно). Э-не! (пакет не отдает).

Петрович (упорствует в своем стремлении завладеть Митричевым сокровищем). Да ланна, не жмоться… (изловчившись заглядывает в пакет и остается разочарован). Фи, ерунда какая, я думал арбузик…ик…

Митрич (раздраженно). Думал он… (отбирает пакет. Бережно сворачивает, укладывает в холодильник, где очень кстати сохранились остатки вчерашнего банкета. Их-то Митрич и извлекает на свет божий).

Петрович (одобрительно). От, это другое дело.

И все присутствующие дружно сервируют стол. Костян разлил уже по стаканам живитель-ную влагу. Идиллия почти абсолютна – кворум есть, но вновь стучат в дверь. Которую на замок так никто и не закрыл, а посему – дверь скрипит, отворяясь, на пороге – Антоша.

Антоша. О, я вижу, все в сборе (заметил Костяна), Костян, дружище, молодец, что вернулся! Ты мне сегодня понадобишься.

Костян приветствует друга поднятым стаканом.

Антоша. Хотя нет, насчет все в сборе, эт я по ходу погорячился (его явно не радуют факты отсутствия Марины Сергеевны и присутствия Петровича). Так, Мариша, значится, решила нас продинамить… (за ответом обращается к мобильнику). Ну, Мариш, ты где в сам деле? Все тебя ждут… М-угу… (кивает выслушивая оправдания, и присутствующим): Уже идет. Славно. (принимает у Костяна стакан, дабы выдать первый тост). Ну-с, господа, за отсутствующих здесь дам!

Петрович (так же заметно приуныл с появлением Антоши, но тост поддерживает: выпива-ет, закусывает и задается вопросом): Чегой-то вы зачастили к нам, Антон Моисеевич… Чем обязаны такой чести?

Антоша (вальяжен – развалился в кресле - хозяин). Я вообще-то не к вам… Я вообще-то к папане на работу пришел… Так что зачастили – это как раз вы к нам, что, прямо скажем, очень смело с вашей стороны… Но…
Стук в дверь не дает конфликту Антоши и Петровича развиться во что-либо более сущест-венное. Все явно заинтригованы. Пауза. Стучат повторно. Митрич идет открывать. Открыва-ет… И тут же вынужден отпрянуть – как привидение видит – щурится на Марину Сергеевну, как на солнце.

Марина – божественная в искристом блеске меха белоснежного манто и неуловимо трога-тельная в неловком смущении ищет глазами Антошу, находит, цепляет взглядом и словно молит о помощи.

Антоша (доволен, подходит к ней как хищник к жертве, обнимает за плечи). Господа, позволь-те представить вам нашу очаровательную коллегу: Красильникова Марина Сергеевна, если кто не в курсе, прошу как говорится, любить и жаловать. Тем более, хочется верить, всех нас ждет впереди тесное и плодотворное сотрудничество, правда, Марина Сергеевна?

Марина таращит на него полные недоумения и ужаса глаза.

Антоша. У-у… (видит, что дело плохо – понимает, что настала пора внести в должностные инструкции ясность и обещанную конкретику, а посему): Пардон, господа, мы вас покинем не на долго… Ну, я думаю, никто скучать не будет. Прошу вас, Марина Сергеевна (приглашает даму проследовать знакомым уже ей маршрутом – к Митричу в каморку).

Марина Сергеевна следует, Антоша за ней, дверь закрывается. Митричев восторг сменяет вселенская скорбь. Петрович и Костян понимающе переглядываются.
В каморке.

Антоша (яростно шепчет). Ну, ты это… ты не стой как кукла замороженная, ты, главное, не бойся его, чего его бояться, он от одного твоего вида на все готов.

Марина (в панике). На что на все-то?!… Чего тебе еще от меня надо?! Господи, боже, зачем я вообще сюда пришла?!!

Антоша. И молодец, что пришла… Ты, главное, успокойся, дыши глубже, вот так… вдох…

Марина. Да нет, Антоша, давай я лучше уйду…

Антоша. Вы-ыдох…

Марина (с мольбой). Антоша, ну, отпусти меня…а?

Антоша. Цыц! Тебе говорят! Вдох… (шумно вдыхает, перехватывает ее руки, упертые ему в грудь): Ну же, Мариша, надо успокоиться… Давай вместе – вдох… (вдыхает, крепко сжимая ее запястья).

Марина всем существом своим протестует, но сопротивляться не в силах – вынуждена подчиниться - вдыхает, следуя распоряжению свыше.

Антоша. Вот, умница… Выдох… (выдыхают вместе). Вдох… Вы-ыдох… (далее некоторое время дышат синхронно. Напряжение спадает). Вдох… Успокоилась?

Марина кивает.

Антоша. Вот и славно… Вдох… (вдох). Все будет хорошо. Вы-ыдох…

Марина. Но что я должна делать?

Антоша. Вдох… (говорит на вдохе): Ничего особенного… Дави на жалость, мол, жизнь сложная, работа паскудная, ребенок болеет…

Марина. Но… (давится таким долгим вдохом). Но…

Антоша (не дает ей сказать). Вы-дох… (на выдохе): … Говори, что он обязательно должен с нами работать, должен делать, что я ему говорю, что это для тебя единственный выход…

Марина. Но я не…

Антоша. Вдох!.. (на вдохе): А ведь для тебя это на самом деле выход, Мариша… (на выдохе): …и, возможно, единственный… И для тебя, и для Кирюхи.

Марина. Но… ты…

Антоша (на вдохе): Конечно, и для меня тоже. (на выдохе): Но сейчас, главное – ты и Кирю-ха… Ты и Кирюха. Вдох и выдох… Поняла меня?.. Вот и умница (повторяет ее неуверенный кивок). Ты… (на вдохе), …и Кирюха (на выдохе). Митрич должен (на вдохе), работать на нас (на выдохе). На тебя и на меня (на вдохе), и на Кирюху (на выдохе… Пауза…Вдох): Ты все поняла?

Марина кивает не выдыхая – ждет, когда выдохнет Антоша.

Антоша (выдыхает).  Уф-ф, вот и славно… Ща я его позову…

Марина. Эк-к… (давится выдохом)…

Антоша (ласково). Все в порядке, солнышко, ты молодец… (массирует ей плечи). Можешь расслабиться… (расстегивает манто). Здесь прохладно – шубку не снимай, так гламурней, (далее принимается за брошку на блузке, комментируя): Брюлик забавный, но так поестественней будет… (расстегивает пару пуговочек, моделируя провокационное декольте). О-как… (и сам доволен). Очень красиво. (Но, харэ любоваться – возвращается к инструктажу): И помни… (вновь задает ритм дыхания, уже спокойный): Ты (на вдохе), и Кирюха (на выдохе)… Я щас.

Подмигивает ободряюще своей озадаченной сверх меры новообращенной коллеге, и тут же шмыг из каморки туда, где все пьют и, следовательно, замечают его лишь после галантного обращения к Митричу:

Антоша. Александр Дмитриевич… Можно Вас на минуточку?

Митрич. ???

Антоша. Марина Сергеевна хочет Вам что-то сказать…

У Митрича аж стакан из рук – бряк на пол…

Петрович (хихикнув): Ну, брат, поперло тебе сегодня… Ой, поперло…

Антоша (в реверансе). Прошу Вас, Александр Дмитриевич, не заставляйте даму ждать…

Митрич, озираясь, точно не веря своему счастью, бредет на полусогнутых на аудиенцию к королевственной особе из самых заветных своих грез.

Антоша (затворив дверцу). Уф-ф… (подпирает ее спиной, медленно оседает на пол):  Ну и трудный вы народ, экстрасенсы… (и, отдышавшись, прикладывается к двери ухом).

Петрович – так же – само внимание. Костян наливает себе еще водки.

В каморке…

Марина Сергеевна величественно восседает на диване – нога на ногу – тугие белые сапожки на шпильках поблескивают стразиками, шубка тоже вся искрится, словно заметена снегом. Поза – расслабленно-вличественная.
Митрич переминается с ноги на ногу на пороге, не решается пройти. Марина курит, понятно, что нервно, но для Митрича каждое ее движение – верх элегантности – так бы и смотрел всю жизнь не отрываясь, но…

Марина (не поднимая томных век). Не стесняйтесь (приглашает), присаживайтесь.

Митрич послушно проходит, садится на краешек дивана – спина прямая, руки на коленях, подбородок устремлен вперед – состояние натянутой струны. Марину Сергеевну сие жалкое зрелище печально улыбает. Становится ясно – разговор начинать ей.

Марина (сглотнув комок, старается казаться максимально убедительной): Антон рассказал мне о ваших возможностях… (она понимает, что ни черта не понимает, о чем говорит, но о чем-то же надо говорить)… о ваших феноменальных возможностях…

Митрич – взгляд-вопрос.

Марина выдерживает паузу – ищет, куда стряхнуть пепел.

Митрич, не сводя с нее взгляда нащупывает за диваном пивную жестянку со срезанным верхом – импровизированную пепельницу – предлагает Марине, трогательно смущаясь ненавязчивости сервиса.

Марина. Благодарю… (стряхивает пепел), ну и?.. (многозначительный кивок).

Вновь пауза – Митрич перекатывает жестянку между ладоней.

Марина (отдается очередной затяжке). Ну, и?… (повторяется, выдыхая дым). Я бы хотела сама все-таки понять, о чем, собственно, речь…

Митрич (обижен её тоном). А о чем, собственно, речь?

Марина (растерялась): О чем-то грандиозном… я полагаю, (и далее с издевкой): о чем-то сверхъестественном, экстраординарном… Не знаю еще о каких там чудесах, но Антоша просто так суетиться не станет… Не той породы овчарка…

Митрич (как кипятком ошпаренный): О чудесах?!

Марина. Ну, в общем… (не уверена)…а что, если действительно – о чудесах?

Митрич. Вы верите в чудеса?

Марина. Я лично – нет. (и руку в перстнях и маникюре поверх любовно смоделированного Антошей декольте). Но посмотреть бы не отказалась… (огонек сигареты описывает в полумраке синусоиду, вновь требуя пепельницу). Если, конечно, Вам есть, что показать…

Митрич (безучастен – он явно разочарован). Что ж, смотрите…(Меланхолично передает пепельницу вдруг выросшей из стены перломутровой руке, рука принимает пепельницу, подносит ее Марине).

Марина (мгновение цепенеет, глотает горячую шоковую волну, поднявшуюся было к темени и тут же схлынувшую, но имидж требует усилий воли – заставляет себя воспользоваться предложенной услугой – едва сдерживая дрожь, стряхивает пепел… Видит Митричево ожидание и реагирует как можно циничнее): Хорошо… руки из стены – это хорошо… Забавно... для начала очень даже неплохо... Что-нибудь еще?

Митрич (теперь и вовсе зол). Нет. (Он уже уверен в себе: поднимается с дивана, становится к залу лицом, к Марине – спиной, руки на груди скрестил – как говорится, встал в позу – клоуном быть не желает). Пожалуй, на сегодня достаточно… для начала.

Марина (усмешка досады). М-да, не густо…

Митрич. Чем богаты…

Марина (вдруг осознав всю неуместность продолжения аудиенции). Ладно. (Тоже решительно встает). Мне всё ясно. (Идет к выходу).

Митрич неподвижен. Он понимает, что вот сейчас она уйдет, и все… В общем, как обычно: и сердце щемит, и гордость не позволяет ее остановить.

Марина толкает дверь, сперва легонько… Но по ту сторону – встречное усилие Антошиной спины. Марина толкает дверь настойчивее, но мягкий шелест опускающихся стенок каморки заставляет ее обернуться…

Митрич по-прежнему стоит лицом к залу, за его спиной, там, где диван…за диваном зреет в лучах подсветки синее зарево – волшебный мир:
Cказочной красоты винтовая лестница ведет на хрустальную антресоль, словно парящую в воздухе меж причудливой формы айсбергов, чьи грани перемигиваясь бликами кажутся живыми, подвижными в мареве синей подсветки.
Но самые живые сейчас – радужно мерцающие блестки-снежинки – порхают безмятежно, созидая покой и умиротворение.

Марина Сергеевна только и может ахнуть, захлебнувшись наивным восторгом, вмиг забыв и себя, и реальность и себя в этой реальности… (или в той?.. или все-таки уже в этой?..) шагнуть смело и открыто за синюю грань, протянув ладони радужному дождю, и закружиться, запутаться в сказочной гармонии одинокого голоса флейты, такого печально-щемящего и неуловимо-знакомого…

Преграды разрушены (в том числе дверь между проходной и каморкой Митрича), и, стало быть, давешние обитатели проходной тоже вовлечены в действо, пока как сторонние наблюдатели…
Забавно, но даже Антошу со всем его скептицизмом явно не оставляет равнодушным сей леденцовый пафос.

Марина танцует, зачарованная и счастливая.
Манто скользит с ее плеч, и вот уже не Марина Сергеевна – сказочная фея – кружится в облаке радужных блесток.
Наряд ее – подстать визуальному ряду – блестящ и изящен.

Митрич, будучи доселе недвижим и безучастен, поймав мелодию некоторое время кружится с Мариной вроде бы и вместе, но словно боясь прикосновением спугнуть иллюзию, потом вдруг оставляет её в её блаженном забытьи, идет к лестнице, по пути, пользуясь преимуществами полумрака, освобождается от кофты, как от второй кожи…
Поднимается вверх, и там, на платформе, луч подсветки находит его (Митрича) уже во вполне облагороженном виде: белоснежная рубашка с кружевными манжетами и жабо, черные локоны до плеч – ни дать, ни взять, Прекрасный Прынц - любо-дорого посмотреть…
Вот и Марине теперь любо-дорого… Вот и смотрит она завороженно и чуть дыша – замерла, остановилась в танце… Митрич ждет… музыка звучит…

Пернатый друг Костян в Зазеркальи уже как у себя дома – повинуясь Митричеву кивку порхает в такт музыке вкруг Марины, дабы, улучив сильную долю, склониться в реверансе и пригласить подняться по лестнице к Митричу.
Марина любезно и грациозно принимает приглашение – подает Пернатому другу руку…

У Петровича – челюсть ниже плинтуса,
Антоша в ауте.
Марина с Костяном поднимаются по лестнице, флейта звучит, блестки кружатся…поднялись. Пернатый друг с чувством выполненной миссии передает Маринину руку преображенному Митричу, сам же спешит откланяться и ухнуть вниз, трепеща крыльями – прямо так, мимо лестницы – ну, да на то он и Пернатый друг…

В общем, Марина и Митрич одни на площадке меж звезд и туманностей. Музыка звучит, блестки кружатся. Романтика, знаете ли… Красиво.

Марина (смеясь): Это сон?

Митрич (с улыбкой абсолютного знания): Как Вам будет угодно.

Марина. Нет, правда?..

Митрич. А Вам нужна правда?

Марина (смеется). Нет…

Митрич (подходит ближе, обнимает ее талию). Но когда-то же она была Вам нужна…
Вопрос-утверждение, и тут же шаг еще ближе, Марина, повинуясь, отступает…

Митрич. Правда… (продолжает вести).

Марина (приняв условия танца-диалога, прогибается назад, руку - Митричу на плечо). Нет.

Митирч. ... Не правда?

Марина (огрызаетсят азартно и коротко): Нет.

Далее еще несколько откровенных танговых фигур - на нестабильной воздушной конструкции это выглядит опасно, но кра-а-сиво… У наблюдателей захватывает дух.

Петрович (Антоше). Во даёт, а?!

Антоша в ауте.

Митрич (мурлычет, в очередной раз опасно перегнув партнершу спиной через поручни площад-ки). Ну, так что у нас там с правдой?..

Марина (перехватив на миг инициативу). Нет. (Страстным усилием возвращает пару в границы отведенного им пространства).

Митрич (снова ведет). А ведь было время, ты ее не боялась… Правды.

Марина удерживает сопротивление, но не огрызается более.

Митрич. Тогда, когда не было у тебя в глазах этой боли… которая не уходит, даже если ты смеешься… которая всегда с тобой… с тех пор, как…

Марина. Не надо… (обмякает в его объятиях).

Митрич обнимает ее с осторожным трепетом, гладит волосы.

Марина. Не надо. (тактично отстраняется). Нет. (отходит дальше). Я, пожалуй, пойду…

Митрич – в глазах мольба, руки ее не выпускает…

Марина. Зачем тебе моя правда? Так, позабавиться?

Митрич(многократно мотает головой). Нет! (Убедителен).

Марина (не понимает). Но зачем?

Митрич. Я хочу тебе помочь… (искренен).

Марина (с досадой). Разве ты можешь мне помочь?

Митрич (многократно кивает). Могу!.. (но осекается): Если ты пустишь меня… если позво-лишь… Сегодня я многое могу… (и далее смущенно): Разве что сегодня…

Марина. Ну да, сейчас, или никогда…

Митрич. Похоже на то…

Марина. Ну да, все вы так… Знаем такие песни – всегда одно и то же.

Митрич. Извини…

Марина (пожимает плечами). Помогай, если хочешь… Полагаю, выбора у меня нет.

Митрич. Выбор есть всегда.

Марина. Какой? Либо ты мне поможешь, либо не поможет никто?

Митрич. А зачем тебе кто-то другой? Я помогу тебе в любом случае… если ты захочешь, чтобы я тебе помог…

Марина. Я хочу…

Митрич. Не хочешь.

Марина. Хочу!

Митрич. Но ты не пускаешь меня!

Марина. Куда?! Себе в душу?! (пауза недоуменного взаимосозерцания)… Но ты же это… типа того (ищет слово)…Волшебник (нашла, тоже мне). Ты и так все обо мне должен знать.

Митрич (озадачен). Сожалею… Но я знаю о тебе только то, что ты позволила о себе знать… Может, я хреновый волшебник, но, извини, какой есть.

Марина. Извини… (сама подходит к нему, руки – на плечи, тонет щекой в кружевах жабо), извини… (бережно разглаживает складки воланистого рукава).

Митрич (чуть дыша рискует коснуться её лопаток). Пять минут назад, когда ты смеялась снежинкам, я подумал, что боль ушла – лишь на миг, но я понял: были времена, когда ее не было, боли. Пусти меня туда… Ты помнишь их – я знаю, но я должен знать всё, чтобы…

Луч подсветки озаряет белое полотно позади парящей площадки с застывшими в объятиях друг друга силуэтами.
На нем проявляются подвижные картинки – сперва смутные неясные образы, потом все отчетливее – нарезка клипов в стиле «домашнее видео»:
заснеженная деревенская улица, дети гладят собаку. Собака тычется носом в озябшие ладошки. Греет их своим дыханием – от ладошек идет пар.
Гомон голосов: «Чапка, Чапка, хорошая…». И вдруг- взрыв звонкого смеха разлетается снежными брызгами – кто-то бросил снежок – выпустил на волю азартного духа безудержной зимней баталии! И тут лиха беда – начало!
Визуальный ряд - закручивающаяся в воронку мешанина образов: снег сверкает до рези в глазах, ветки  в инее, пронзительно синее небо…
Звуковой фон: смех, крики, лай, хруст снега… Снежный ком летит прямо в зрителя, рассыпается, дробясь в искры о невидимую преграду… И мир переворачивается – мгновение – как сморгнули гигантским глазом с экрана снежные хлопья…

И в кадре уже властвует июльская зелень… Желтые  пятна одуванчиков стремительно несутся навстречу камере.  Картинка раскачивается – смещается в такт шагам – словно зритель бежит по летнему лугу. Впереди – синь неба, синь реки, густой кустарник противоположного берега, свист ветра в ушах… И вдруг взрыв ледяных брызг – дух захватывает – с головой в воду! Па-а-плыли!

Следующий клип: темно, стрекочет сверчок, нереально звездное небо…
Картинка смещается по траектории взгляда: силуэты сосен на том берегу, лунная дорожка… Печально-тихий гитарный перебор корректирует заданную траекторию – ведет взгляд вскользь по лицам знакомым и позабытым к конечной точке – умиротворяющему танцу огненных всполохов. Потрескивают черные поленья, мерцая ячейками огненных прожилок… Гитарный перебор так гармоничен здесь, что трудно уловить, как, когда и каким образом он превратился в вальс…

И картинка костра вдруг растеклась по экрану радужными разводами, дабы явить миру новую…
Кружатся пары: наряды, движения, убранство зала – все безупречно… Мерцающие свечи. Ах, ХIХ век… Марина любит кино. И любит вальсировать… жаль, что не часто доводилось – сейчас не модно – но она умеет. И Митрич это знает.

Ограниченный кусок плоскости, нестабильно подвешенный в пространстве – не самая удобная танцплощадка для вальса, но у Марины с Митричем получается…
Мерлинчику и Митричу №2 проще – они вальсируют внизу и в их распоряжении куда больше места.
Чуть поодаль – на аналогичном Митричеву возвышении, кое только теперь обозримо вполне, наблюдают за происходящим  еще две ключевые фигуры – Рестецы и Фемида.
И тут не теряется Пернатый друг Костян – возникнув по своему обыкновению из ниоткуда, легко взбегает по ступенькам, дабы склонившись в реверансе пригласить Фемиду на танец. Та оставляет весы и Меч на попечение Рестецы, и вот уже внизу вальсируют две пары.

Петрович (плещет себе еще водки, утирает пот со лба). Ниччё се, вечер воспоминаний.

Рестецы бесстрастен.

Идиллия завораживает.

Однако, картинке пора поменяться.
Вновь на экране радужные разводы – детали их множатся, дробятся -  и вот уже можно разглядеть цветы сирени (тут можно пустить в зал аромат сирени, ну, как бы эффект присутствия, ежли канешна не убояться возможной аллергической реакции у кого-либо из публики, но ведь можно таки убояться и аромат сирени в зал не пускать)…
Камера дает задний ход, и композиция в кадре повествует о девушке, отражающейся в зеркале – юной и счастливой.
Зритель словно сам смотрится в зеркало, но видит там ее, ее глаза, излучающие ту незатейливую светлую и абсолютную радость, которую можно вдохнуть, окунувшись с головой в душистые гроздья - вновь картинка тонет в цветах…
Вновь камера увеличивает масштаб –
в зеркале за сиреневым букетом отражаются двое:
девушка радостно и доверчиво улыбается юноше.
Он так же вот радостен и доверчив…
Он гладит ей волосы…
и вальсу остается звучать не более секунды.

Марина (резко оттолкнув Митрича). Нет! Хватит! Всё!

Изображение кроится черными трещинами, осыпается, подсветка уходит с экрана, оставляя его вне поля внимания. Мерлинчик и Митрич №2, Костян с Фемидой замирают в тех позах, в которых настиг их Маринин протест…

Митрич (мягко, но настойчиво). Кто он?

Марина (ей нет смысла скрывать). Он бросил нас… когда узнал, что у Кирилла ДЦП… на второй неделе после рождения. Просто не пришел больше и все. (Марина говорит спокойно, твердо, не плачет – все уже выплакано. И тем трагичнее суть).

Митрич (так же твердо): Я хочу знать всё.

Марина. Ладно… (Безучастно смотрит на экран, порождая взглядом убогий интерьер совдеповской хрущёвки: пожилая женщина кормит с ложечки ребенка лет 4-х. Ребенок раскоординированно мотает головой, руками, натужно дышит. Можно догадаться, насколько длителен и трудоемок процесс кормления). Познакомься: это мама, это Кирилл. У него ДЦП. (И далее, сморгнув картинку). А это… (На экране угар и толчея кабака. Звуковой фон – сумбур и обрывки шансона. В дымовой завесе меняются лица и лишь одно из них узнаваемо): Это Моисей Аронович, а это… (Моисей Аронович сгребает в охапку хрупкую свою даму в белом манто, усаживает в машину): А это я. (Усмешка досады). Лекарства нынче стоят дорого. Осуждаешь? (И взгляд испытующий Митричу в переносицу).

Митрич безмолвен и даже суров.

Марина (ожидала другой реакции). Э-эх. И только посмей мне сказать, что можешь помочь!

Митрич (тоже ожидал другого). Могу (цедит сквозь зубы).

Марина (принимает как издевку). Что? Что ты можешь?! (срывается на крик). Кино мне показать про счастливое детство?! Блестками обсыпать?! Или, может быть, денег дашь на лечение? Сто сорок тысяч у.е…

Митрич (угрожающе). Замолчи.

Марина (досадливо качает головой). Ясно. (Пятится к ступеням). Ну, я, пожалуй, пойду.

Митрич (повелительно). Стой… (и мягче),…где стоишь.

Марина почему-то повинуется.

Митрич – быстрый взгляд с антресоли на холодильник… В холодильнике – изнутри толчки – дверца открывается, освобождая из плена Ихтиандра с пакетом. В пакете нечто круглое – арбузик?

Петрович, Антоша и другие сопровождают Ихтиандра взглядами в течение всего времени, пока он преодолевает пространство по вертикали.

Преодолел. Извлек из пакета блестючий шар, вручает его Митричу.

Митрич (взяв шар, подает Марине команду):  Смотри.

Огоньки в шаре движутся, на экране снова хрущевка.
Марина так и не разобрав куда смотреть смотрит то в шар, то на экран.
Митрич с азартом ворочает шар перед собой, бормочет чего-то, и как результат – движения ребенка на экране становятся все более осмысленными, нет, он, конечно, не берет ложку и не начинает сразу же есть сам, но видно, как он борется с собой, вживается в новое ощущение, когда руки.
Голова, все тело вдруг становятся подвластны разуму. Хорошо, что Кирюха достаточно зафиксирован в кресле, в противном случае все было бы куда опаснее.

Марина (пугается). Что с ним?..

Митрич (доволен). Все в порядке. Он знакомится со своим телом.

Кирюха разглядывает свои руки. Возможно, он видит их впервые…Бабушка тоже паникует.
Причитает: «Что с тобой?! Что с тобой?!», спешит ослабить фиксаторы и не решается поверить смутной догадке о том, что мальчик сам вполне осмысленно перехватил ее пальцы.
Марине страшно смотреть на отчаянную борьбу бабушки и внука, но она почему-то верит Митричу.
Верит настолько, что рискует прикоснуться к шару: одной ладонью, другой…Смотрит в шар и, судя по всему, видит в нем все, что происходит на экране: бабушке таки удается справиться с малышом – уложить его в кроватку.
Кирюха отчаянно молотит ладошками по подушке, упирается локтями, потом кулачками, садится…
Марина смеется, забыв все на сию минуту, смеется как тем снежинкам, брызгам в лицо, как той сирени, как блесткам сыплющимся из синего тумана подсветки.
И Митрич смеется. Фигуры, застывшие в танце периодически меняют позы (как в очень замедленной покадровой съемке).

Рестецы медленно разворачивается, спускается по лестнице, дабы покинуть свой пост, исчезнув в тени кулис. Вслед за ним, оставляя пернатого партнера поле действия покидает и Фемида…

Антоша глотает недоумение, Петрович – водку.

Малышу удается ухватить непослушными пальцами мягкую игрушку, подтянуть к себе…

Марина (греет Митрича счастливым взглядом). Это правда?

Митрич (кивает). Теперь это правда.

Марина (смеется, шепчет шару). Зайка моя…

Митрич (ласково). Иди к нему. Научи его ходить.

Марина. Это правда?

Митрич. Да. (Отнимает поочередно руки от шара, и теперь шар держит Марина).

Марина (чуть робея). Это и есть Чудо?

Митрич. Это ключ… Отнеси его сыну – пусть поиграет… Так будет вернее. Только осторожно и не долго. А потом принесешь обратно… Завтра до 6-ти часов вечера… До 18:00, успеешь?

Марина (кивает). Конечно… Но… (она не уверена),  это, наверное, очень важная штука?

Митрич (кивает). Конечно… О-очень важная… Тебе даже лучше не знать, насколько это важная штука.

Марина. И ты отдаешь ее мне?

Митрич. Да. Я тебе верю.

Антоша (щелкает пальцами). И зря. (Он как всегда очень быстро просек фишку).

Марина. Х-хорошо… (поднимает пакет, укладывает в него шар). Я вернусь… Я принесу… Завтра в 18:00, даже раньше. (Она искренне верит в то, что обещает. Подходит к благодетелю своему близко-близко, берет его руку, целует, шепчет на ухо): Спасибо. (Целует в щеку и не оглядываясь идет к лестнице, спускается и далее повторяет маршрут Рестецы).

Костян, порхая, увязывается за ней, по пути подхватывает забытое белое манто.

Митрич пребывает в абсолютной эйфории – его впервые за долгие годы посетила уверенность, что он сделал все правильно.

Антоша (изучает часы на мобильнике). У-у, Петрович… Восьмой час, однако. Ништяк они рано детей кормят. Ладно, Петрович, попрощайся за меня с нашим новоявленным Дэвидом Коперфильдом, а мне, пожалуй, пора. Тут одно дельце вдруг нарисовалось, срочное-неотложное… Кста, Петрович, ты не в курсе? У Митрича есть еще такие волшебные шарики?

Петрович (озадачен, и давно). Не знаю… (Чешет затылок). Раньше не было, я, по крайней мере, не видел.

Антоша. М-угу. И как работает эта штуковина, тоже, стало быть, не знаешь.

Петрович (раздражен). Да нет же, черт раздери! (и на тебе – стакан об пол – Петровичу угодно буянить). Я вообще не понял, чего здесь сегодня произошло! Не похоже это на

Митрича. То ли у девицы этой совсем башня снесенная – до основанья а затем – эт же надо такого понабредить! Или это уже Митрич сам свои бредни проецировать начал… Во всяком случае, боюсь он теперь действительно социально опасен!

Антоша. Ну почему?.. По-моему дак наоборот – детей лечит – Айболит…

Петрович. Ага, детей-то лечит, а Перец ваш, поди ж ты – вона где – в реанимации!

Антоша. Не вижу трагедии. Паша Перец в силу специфики своих морально-этических устоев рано или поздно все едино бы оказался там, где оказался. Так что Митрич всего лишь нивелировал, как выразилась тут одна почтенная дама, ситуационную неконгруэнтность относительно данного конкретного временного отрезка и… (сам себя запутал). В общ, туда господину Перцу и дорога. Таких самородков как Митрич ценить надо! Холить, лелеять и облизывать со всех сторон! (в знак подтверждения – Митричу на антресоль, с абсолютным подобострастием): Александр Дмитриевич… Извините, что беспокою… (ловит снисходительный взгляд, продолжает, вдохновленный разрешением): Не могли бы вы восстановить стенку с входной дверью? А то утро уже… Мне бы пойти. А? Очень Вас прошу.

Митрич – снисходительный взгляд вниз, благосклонный кивок – величаво спускается с антресоли, идет к дивану, по пути размораживает прикосновением Мерлинчика и Митрича №2, предоставляя возможность вальсу дозвучать, а паре дотанцевать до границ сумрачного небытия…Митрич уже у дивана, щелчок пальцами, и стенка коморки восстает из праха, дабы скрыть от обывательских глаз сказочный мир заветных мечтаний Красильниковой Марины Сергеевны.
Митрич устал.
Митрич укладывается на диван.
Спит.

Антоша (благодарен, заполучив в свое распоряжение долгожданную дверь): Пасибки, Митрич!

Петрович, адьё. (Исчезает).

Петрович (окидывает взглядом опустевшую проходную). Ох-хо-хо… (перемещает остатки банкета со стола в холодильник, заглядывает к Митричу в каморку и, убедившись, что

Митрич там, спешит было покинуть помещение, но сталкивается в дверях с Элеонорой). Здрасьти. (приподнимает шляпу, выходит).

Элеонора недовольно фыркает, подбирает с пола блестючую деталь давешнего Митричева звездопада, пробует на зуб, делает небе некий вывод и хмыкнув на бис находит нужным отправить сей неизвестный науке объект прямиком в мусорное ведро. Вслед за Петровичем проверяет каморку – Митрич спит. Что ж, можно заступать на смену – садится гадать сканворды.

Сверху, над стеной, на той части экрана, коя обозрима, можно наблюдать то, что происхо-дит сейчас за сценой: в убогой хрущевке 4-летний Кирюша катает по полу радужный шар-ключ. Вместе с Кирюшей поглощены игрой мама, бабушка и пернатый Антошин друг Костян…

Следующий сюжет на экране - про Антошу:

Антоша (стоя у подъезда (видимо, той самой хрущевки) яростно терзает мобильник – SMS-ку пишет? Написал, послал, решил позвонить – телефон к уху, бубнит озабочено): Ну же, Мариша, ну же, ответь мне… Все что ли? Решила свои проблемы и друзей побоку? Кто тебя с Митричем свел в конце-то концов?! Да кем бы ты вообще была, если бы не Антоша Ланскевич?! А ну, быстро трубку взяла, тебе говорят!.. Э-эх… (видимо не берет).

А вот батюшка Антошин, Моисей Аронович, куда удачливее оказался: позвонил – ему ответили - беседует оживленно, сидя у этакого космического агрегата – аппарата интенсивной терапии для особо привилегированных пациентов. В недрах аппарата (кровати, обвешенной приборами) исцеляется от недуга господин П.Е.Рец.

П.Е.Рец (хрипит Моисейке). Да ей богу, угрожал он мне… Все слышали… Как узнал, что сверку будем проводить… по акту приема-передачи…

Моисейка (не верит). Да брось ты, чего он тебе может наугрожать? Да он и на улицу почти не выходит, все либо на вахте сидит, либо в каморке дрыхнет.

П.Е.Рец. Ну, этого я не знаю. Знаю только что фразочками «До завтра еще надо дожить» просто так не кидаются… Ты, кстати, сверку-то проведи. Игореха должен был ее провести. Да, видно, не судьба… Подумать страшно – вот был человек, а вот… что такое от него осталось… И все равно надо ее провести… сверку. У нас лицензия заканчивается. Я думал, сегодня сверку проведем, активы поднимем, на бича этого Митрича твоего что надо спишем, дак и успеем, может быть, даже переоформить ее, лицензию, к концу квартала… А так опять полгода ждать, дрожать коленями.

Моисейка. Спишем, говоришь?

П.Е.Рец. Ну да. Мы ж договорились с тобой– вместо него ЧОП возьмем. Вот и славно – возьмем ЧОП, его же – в расход. Чего зря добру пропадать?

Мосейка. И что, реально можем успеть?

П.Е. Рец. Пока еще можем… Теоретически… Не валяйся я в реанимации… Я сам хотел все сделать – не отвлекать тебя по мелочевке… Но видишь, оно как обернулось…

Моисейка (успокаивая). Да брось ты, Пашк, не напрягайся, разберемся. Кому позвонить? Кузихину?

П.Е.Рец беззвучно кивает.

Моисейка (пищит кнопками мобильника). Юрь Ваныч? День добрый. Ланскевич беспокоит. Да… Да… Уже слышали? М-да, не повезло Пашке… Так вот живешь-живешь и не угадаешь, где пронесет, где занесет… У тебя то как дела? Неужели? Вот и славно… Никодимыч привет передает. А как же – помнит, помнит. Грех – не помнить о хорошем человеке… А как же! Наслышан! Спешу поздравить – Вы теперь у нас птица высокого полета! Все выше к солнцу, чтоб солнцем стать, как сказал поэт. Кстати, Юрь Ваныч, у меня ведь предложеньице для Вас есть – как раз по Вашему ведомству… Мне тут наступает пора лицензию обновить… Ну, активы там подбить, того-этого, да ерунда – по мелочи все – обычное дело. Ну, я сразу тебя в голове держу. Дай я, думаю, Юрь Ванычу позвоню – ему все вперед – телодвижений ноль, а результат не лишний, так ведь? …Да почему опять не на кого списывать? Есть на кого списывать… Да тебе, Юрь Ваныч, вообще ничего делать не придется – отмашку дать, послать человечка… а так мы сами все организуем, честь по чести – человечку твоему только и останется документально запротоколировать. Всего и делов. Пх-х-х, обижаешь Юрь Ваныч, естественно! Какие надо проценты, те и в фонд! Да брось ты, Юрь Ваныч, конечно договоримся. Опять обижаешь, Юрь Ваныч, когда я тебя подводил? Ну все, бывай, жду звонка. (Победоносный взгляд на П.Е.Рца). Не дрейфь, Пашк, прорвемся. (Вновь пищит кнопками мобильника).

На вахте у Элеоноры Филипповны звонит телефон.

Элеонора (берет трубку). Корпорация «Резонанс-трейдинг».

Моисейка. Элеонор Филиппна? Ланвскевич на связи. Как там ваш сменщик? На месте?

Элеонора. Исходя из объективных показателей пространственная диспозиция Сидорчука

Александра Дмитриевича относительно его служебного помещения на данном временном отрезке есть величина постоянная… Эти показатели неизменны на протяжении всех трех лет нашего с вами взаимовыгодного сотрудничества, и я полагаю, вы в курсе…

Моисейка. Достаточно, Элеонор Филиппна. Я отнюдь не требую от вас доказательства аксиомы, просто проследите, чтобы диспозиция величины «Х», читай «Сидорчука Александра Дмитриевича», оставалась константой еще в течение некоторого временного отрезка, приблизительно равного одному часу.

Элеонора (с достоинством ответственного работника). Не беспокойтесь, Моисей Аронович. Я прослежу. (кладет трубку).

Без стука входит запыхавшийся Петрович.

Петрович. З-здрасьти. (Приподнимает шляпу). Я к Митричу. Можно?

Элеонора (не отрывая взгляд от сканворда). На сей предмет, в данный период времени, действует особое распоряжение непосредственного руководства, однако, если ваш визит не преследует цель трансформации ситуационной диспозиции…

Петрович. С-спасибо. (спешит скрыться от Элеонориной зауми как раз в месте ситуационной диспозиции – читай – шмыг к Митричу в каморку, дабы пробудить оного к жизни посредством энергичного тормошения и истошного крика в ухо): Митрич, вражина, харэ дрыхнуть! Разреши, наконец, мою головную боль!!!

Митрич (кряхтит спросонья). А-а, Петкх-рович… Ты что ли? Не п-понял, чего тебе разре-шить? Головную боль, или наконец? Или тебе наконец головную боль разрешить?

Петрович (обиделся). Не юродствуй! Не подходит такая пахабщина к твоему новому благород-ному имиджу (Митрич по-прежнему в образе Прынца: белая рубашке с жабо и манжетами, черные локоны до плеч, что, собственно, Петрович и спешит прокомментировать): Ишь ты,
Прынц он теперь, Ваше Благородие! (Кривляется, пытаясь исполнить реверанс). По Вашей милости я вторую поллитру с утра в одного распочал – и хоть бы хны! Ни в едином глазу! (Бах на стол распочатую поллитру). Всё думаю – и допереть не могу своим чахлым умишком - чегой за бардак такой у тебя здесь творится в последнее время: вчера Перца замочил в лице некоего рецидивиста, сегодня и вовсе сказка про Золушку, только шарик волшебный заместо туфельки… Что за бред, Митрич?! Что за кризис жанра?!

Митрич. Н-да… Шарик заместо туфельки?.. Действительно у этой Золушки кризис жанра. А ты, часом, ничего не попутал? А, Петрович? Причем здесь туфельки вообще? Про обувь сегодня как бы и вовсе речи не шло.

Петрович (вынужден смириться). Ладно, проехали. Не хочешь про обувь – объясняй про шарик. (И далее с мольбой в голосе и глазах): Ну же, пожалей друга Петровича – душа горит, понимаешь, пью, и не пьянею! Глупость какая!

Митрич (понимая всю безнадежность затеи). Извини, друг Петрович… Я, конечно, могу тебе и про шар объяснить, и про 11 ключей, которыми Рестецы мой бравирует всё время… но есть ли смысл? И поймешь ли ты, после второй-то поллитры?

Петрович (икает). Обик-жаешь… (интенсивно взбалтывает содержимое бутылки).

Митрич (сжалился). Ла-адно… скажу. Но только тебе.

Петрович замирает с поллитрой в руке.

Митрич (загадочно). Экзамен сегодня у меня. Выпускной. Важнейший жизненный этап… Зачот-низачот. Понимаешь?

Петрович (икает). Не-ик-а…

Митрич (печально). Вот видишь…

Петрович (видимо, видит). Зачот-низачот, говоришь? И по какому предмету?

Митрич. По предмету инфдифферентной лояльности к некоторым аспектам, некогда имевшим статус особенной важности...

Петрович. О как… Ща, погодь, Леонору позову – может быть, переведет на русский…

Митрич. Не-а, не переведет, разве что еще покруче завернет… фабулу сюжета…

Петрович. Ну да… (допивает поллитру, выжидающе созерцает потолок – вроде бы как бы подействовало – на радостях умиротворенно икает): Ик как? Сдал? Зачот тебе или низачот?

Тем временем, на проходной у Элеоноры новые посетители: брутального вида личность в штатском (обещанный Моисейкой человечек Юрь Ваныча), паренёк в камуфле (один из давешних ЧОПовцев господина П.Е.Рца) и среднестатистический россейский мент.

Человечек. Кто здесь будет Сидорчук Александр Дмитриевич?

Элеонора молча указывает на дверь в каморку. Человечек и компания направляются по траек-тории.

Митрич (Петровичу. Обреченно. Указующий перст - в потолок). О, видимо, низачот.

Петрович. ???

Человечек (с подачи ЧОПовца, рьяно кивнувшего в сторону Митрича-Прынца). Александр Дмитриевич, карета подана. Прошу проехать с нами.

Митрич (озаряя вселенную чистой архаической улыбкой разводит руки в стороны – руки согнуты в локтях, ладони развернуты кверху). Ву а ля.

Петрович (с трудом, но понимает, куда Митричу предлагают проехаться). Э-э-э… Минуточ-ку, прошу вас! Минуточку подождите! Всего один звонок…

И озадаченный конвой не без интереса наблюдает за тщетными попытками изрядно выпивше-го человека активизировать мобильник. Однако, Петрович справился. Молодец.

Петрович (в мобилу). Лаврентий Михалыч? Тысяча извинений! Прости велик-ик-одушно! Я это… по поводу Митрича звоню… Да-да, который Мерлинчик-ка материализовывал… Так вот, забирают его… Ты обещал помочь, если что… Ага… (слушает ответ, по мере прослушивания глаза Петровича круглятся, брови домиком вздымаются, нижняя челюсть опасно отвисает, и остается Петровичу лишь всхлипнуть и возвестить трагически): …В сауне он. С Мерлинчиками. Одна беленькая, другая – рыжая. Просил перезвонить часа через два, или лучше завтра… Прости меня, Митрич. (И в полной безнадеге виснет на шее у Митрича-Прынца, натужно рыдает ему в жабо). Прости, друг.

Человечек кивает менту, мент с готовностью цап Петровича за шиворот – спешит разлучить его с другом Митричем.

Петрович (воет). Прости-и-и, Ми-и-итрич…

По принуждению мента Митричу приходится встать, великодушно позволить сковать себя наручниками и далее под конвоем величественно выйти в холл.
Элеонора многозначительно кивает, явно удовлетворенная тем, что всё вышло адекватно её предположениям. Петрович, потерянный, семенит следом.

И совсем вроде бы уже finitа la commedia, но с улицы в помещение норовит проникнуть очередная порция посетителей:
на сей раз стучат – вежливо так, осторожно. Слышны голоса:

Мужской голос. Мариш, а может не надо… Хороший шарик, давай оставим его себе, а?

Женский голос. Антош, хороший день, хорошая погода, отвалил бы ты, а?

Мужской голос. Пожалеешь ведь потом. Вдруг Кирюха опять того-этого… без этой штуки?

Женский голос. Пошёл вон, тебе говорят!

Марина Сергеевна с силой толкает дверь: в помещении те же плюс Антоша с Маришей. В руках у Мариши – пакет, в пакете что-то круглое – арбузик?

Марина (первым делом сверяется с мобильником на предмет «cколько времени?», сверившись, умиротворенно отпыхивается). Уф-ф… без десяти шесть. Успела. Александр Дм… (осекается, подняв взгляд на присутствующих. Видит Митрича в давешнем образе Прынца, но почему-то в наручниках и под конвоем. В общем, радость в её глазах меркнет). Вот как? И что здесь, собственно, происходит?

Антоша (спохватившись). Да! Э-э. В чем дело, господа?! А ну, отставить уводить Митрича!
Человечек (не находит нужным что-либо объяснять). Всё в порядке, господа (передразнивает Антошу). Разрешите пройти.

Антоша. Нет уж постойте, господа-с (намеренно утрирует)! Это благородное заведение принадлежит моему отцу, и я не позволю никого отсюда уводить без объяснений, а тем более под конвоем!

Человечек (извлекает из кармана магическую бумажку). А как, извините-с, (поддерживает предложенную Антошей стилистику беседы) имя-отчество Вашего батюшки? Уж ни Моисей ли Аронович Ланскевич?

Антоша (думает, что стебётся): Точно, так-с. А что-с?

Человечек (стебётся не очень-то задумываясь). А вот-с, почитайте-с – предписание-ссс.

Антоша читает-с. Во взгляде – трагедия. Взгляд-трагедия адресован Элеоноре.

Элеонора (плечами жмёт, руками разводит). Точно так-с (повинуется общей тенденции). Моисей Аронович распорядились… (и, чуть помедлив)… ссс.

Антоша (переводит дух). Стоп, господа. Таймаут. Я должен позвонить.

Но Юрь Ванычева человечка достала уже сия тягомотина.

Человечек (спешит тормознуть Антошу). Не надо никуда звонить, уверяю Вас. Все уже везде позвонили (кивает на Петровича). Выяснили - всё там в порядке: персонал сауны вполне доукомплектован Мерлинчиками разных мастей. Так что-с нет поводов для волнений.

Антоша в непонятках.

Человечек (доволен произведенным впечатлением). Ну-с? Разрешите идти-с?

Пауза. И вроде бы опять та самая finitа la commedia, но…

Марина (сообразив, наконец, что к чему, отчаянно солирует): Не-е-ет!!!

Всё внимание на Марину.

Марина (в силу пережитого за последние сутки обширного спектра эмоций готова закатить истерику). А ну-ка, быстро отпустили его!

Человечек (смеется). Успокойтесь, дамочка. Вы, собственно, кто?

Марина (в ярости). Я! Я… (осознает внезапно, кто она, собственно)… Не важно… Но я! Я… Я не позволю вам!..

Человечек (Антоше). Прошу вас, успокойте вашу даму-с, многоуважаемый господин сын Моисея Ароновича… А то, понимаете ведь-с… Работать невозможно-ссс.

Антоша понимает. Отлично понимает - спасти Митрича уже шансов нету, но еще есть надежда спасти шар. И тут уж Антоша расстарается – не сомневайтесь даже.

Антоша (делано улыбается, пытаясь оттеснить Марину от входной двери.) Проходите-с, пожалуйста-с, господин начальник-с… (и всё это с поклонами, с приседаниями, аж самому противно, но бизнес есть бизнес, на что только не пойдешь, ради обладания ноу-хау)…

Марина (в бешенстве). Гадина! Гнида! Предатель! (и хлясть Антоше заслуженную пощечину. Конвою же цедит сквозь зубы): Я кому сказала?! А ну, быстро отпустили этого человека!!!

Конвой в замешательстве.

Марина (разве что пар ноздрями не пускает). Ну же!!! Быстр-р-ро!!! (рычит). А не то я…

И выбора у Марины не остается - извлекает из пакета драгоценный Митричев шар… Этак смело и решительно извлекает, что мент хватается было за пушку, но это всего лишь…шар… Стеклянный, или какой там еще…
С радужными разводами, светится изнутри.
Симпатичная игрушка – не более.
Во всяком случае, ничего устрашающего.
Однако при виде его господин сын Моисея Ароновича почему-то корчится в судорогах и вопит очумело, обхватив голову руками:

Антоша. Что ж ты делаешь, дура?! Дура! Дура набитая!!!

Человечек (закашлялся). И чё? (признаться, проняла его абсурдность ситуации, чуть ли ни до мозга костей проняла).

Марина отчаянно трясет шаром – должно же хоть что-нибудь произойти!
И таки происхо-дит:
из каморки молча и медленно выходят Мерлин Монро и Митрич№2 –
ныне он тоже Прынц при локонах и жабо, только естественно в зеркальном отображении.
Проходят торжественно мимо конвоя, мимо Антоши с Маришею, становятся перед дверью входной, замирают величаво этаким пажеским караулом – мол, враг не пройдет, покуда мы на посту.

Конвой в замешательстве.

Человечек (очнулся первым). Опачки-с! Какой маскарад! Беленький Мерлинчик? Неужели прямо из сауны? А это кто ещё у нас такой? (изучает взглядом Митрича №2, затем Митрича плененного). Близнецы что ли? (вопрос плененному).

Митрич плененный (презрительно сплевывает). Нет, мля, козероги.

Человечек. Оно и видно. (но время не терпит). Смешно тут у вас… Весело. Да вот беда – некогда мне больно-то веселиться. Потапов! (кивает менту). Этого, второго, тоже бери. Для коллекции.

И доблестный мент Потапов, перепоручив Митрича плененного камуфлированному ЧОПовцу, отважно направляется было брать для коллекции Митрича №2. Но вновь на его пути экзальтиро-ванная дамочка с шаром:

Марина (в полном неадеквате). Не-е-ет!!! (орет и трясет шаром).

Человечек (раздражен уже, и не на шутку). Что-нибудь еще, мадемуазель? Вы что-то еще желаете нам продемонстрировать? Кубик, или, может быть, пирамидку? Или лучше нет, давайте лучше этот, как его, а! Парал-ле-ле-ле-пипед (увлекся словотворчеством), и гексаэдр-др в него вмонтируйте по центру, если можно…

Марина (сла-ава тебе, Господи, прочувствовала вроде бы всю глупость своего положения – пришла в себя). Это его…(изрекает гортанно, указывая шаром на Митрича плененного). Это принадлежит ему. Я должна ему это отдать. Сегодня в шесть часов. В 18:00…

Человечек (устало). Ладно, Потапов. Конфискуй еще и это фуфло до кучи, там разберемся. И вообще, пошли уже что ли отсюда.

Доблестный мент Потапов, так и не пленив Митрича №2, переключает внимание на Марину и фуфло, тянет к фуфлу ручонки свои загребущие, но…

Марина. Нет! (отдергивает шар). Это его. Я это отдам только ему.

Человечек (эмоции уже в минусе). Послушай, мадемуазель, хватит дурочку валять! Или ты отдаёшь эту хреновину, или катишься вместе с ней ко всем собачим! Понятно тебе?

Марина (в неадеквате). Нет! Я должна это отдать ему!

Человечек. Да что за дура такая?! Потапов! Кому сказано?! Бери хрень, и пошли отсюда!

Доблестный мент Потапов (Хватает было хрень, но): А-а-а!!! (корёжится весь, будто током его шибануло). Ай, твою мать, жжётся, сцука!

Антоша (мал-по-малу оклемался от пережитого шока и вынужден вмешаться): Прошу прощения, господа, Марина Сергеевна не в себе. Не обращайте внимания. Идите себе, куда шли. Господа привидения… (решительно направляется к двери, дабы нейтрализовать Мерлинчика и Митрича №2), тоже, я полагаю, возражать не станут… (пытается оттолкнуть Мерлинчика, но рука срывается, точно в пустоту, упирается в дверь, дверь, под действием поступательного импульса, открывается. Антоша, победоносно): Вот видите… Не обращайте внимания, обычные привидения! Они ничего вам не могут сделать. Идите, прошу вас… не бойтесь.

Час от часу не легче: экзальтированные дамочки, блестючие жгучие шары, обыкновенные привидения...

Человечек (входит в раж). Не-ет, минуточку! (так просто вы от него не отделаетесь, Антон Моисеевич). Эту хрень мы теперь точно заберём! А если дамочка не желает с ней расставаться, то и дамочку тоже.

Митрич плененный (огрызается в объятиях ЧОПовца). Ага, давай, всех забирай. Лишь бы конвоя хватило…

Человечек. Хватит тебе конвоя, не беспокойся,  не хватит, еще вызовем.

Митрич плененный. Давай, вызывай… Пока тебя самого под конвой не взяли.

Антоша (гасит паникой праведный гнев Человечка). Да ну, что вы, господа, в сам деле? Пустяки какие! Всё же в порядке! Папаня кого вам заказал забрать? Митрича? Вот и забирайте Митрича! Даже двух! Стереомитрич у вас будет. Гык (нервный смешок)… Марина Сергеевна же здесь ни при чём, а тем более хрень эта! И вообще эта хрень – собственность компании!

И вслед за ментом Потаповым – цап лапками хрень – и ну перетягивать её у Мариши. Однако, Мариша крепко за хрень уцепилась – не отдает. И откуда только силы берутся? Хрень жжется, Антоша терпит, шепчет ласково на ушко невольной своей сопернице:

Антоша (Марише): Отдай, глупыш, не вредничай. Ты ж спалишь нас всех, шавка драная…

Марина (скалит зубы, не ослабляя хватки). Нет!

Человечек. Э-э, вы, клоуны! Заканчивай балаган! (дозрел до нужной кондиции, и уже обречен вступить в схватку за хрень наравных с другими посвященными). А ну, дай сюда!

Доблестный мент Потапов (не отстаёт от хозяина – цап было хрень на бис, и на бис же): Ай, сцука, жжется!

Антоша (человечку). Отвали, педрило!

Человечек (Антоше). Ты правда хочешь узнать, кто здесь педрило?

Марина. Не-е-ет!!!

Доблестный мент Потапов. Ай, сцука, жжется!

Антоша. Митрич!!! Сделай же что-нибудь!

Митрич (бъется в объятиях ЧОПовца, бредит). Ещё минуточку… Ещё… Ну же, Рестецы!

Петрович (мечется беспорядочно по помещению, то в каморку забежит – пнет холодильник с криком): Выходи, сволочь ластоногая, наших бьют! (То к Мерлинчику с Митричем №2 прикопает-ся): Чего стоите, истуканы зазеркальные, зенки лупите?! (То ЧОПовца, Митрича пленяющего, осторожненько за рукав дёрнет: и тут Петрович предусмотрительно вежлив – блюдёт субординацию – лишь скулит умоляюще): Отпустили бы вы его, а? Иначе такое может получиться!!!

ЧОПовец (утомленно). Отвали, папаня. (и крепче фиксирует упирающемуся Митричу шею).
Митрич (вопль отчаяния). Ну же, Рестецы!!! Всего одну минуточку!!! Всего пять!!! Или нет, приди уже сейчас!!! Уже шесть часов! Уже пора-а-ау! (кусает ЧОПовцу руку – зря ты, ЧОПовец, понадеялся лишить Митрича права на свободу слова. Однако ЧОПовец – не тот слюнявый пацифист, чтобы пускать подобные ситуации на самотёк, так что - на тебе, Митрич, получи сладкий приз - коленом по печени. И далее свободу слову своему Митрич вынужден предоставлять посредством натужного сопения и хрипа): Ар-хр-рестецы… Ярх так и знал!!! Зархр-чем вы меня так?! Зарх что-о?!

Петрович с маниакальным упорством, хотя и без всякой надежды на результат ритмично пинает холодильник. И вдруг – о, чудо! – из недр холодильника - ответная дробь!

Антоша. Мариша! Дура! Раздери тебя запор!

Мариша. Не-ет!

…Ихтиандр деловито подходит к борцам за хрень. Достает из-за спины прилагающийся к аквалангу шланг, дает напор…

Человечек (первый принимает спиной ледяную струю). А-а-а! Сучьи дети! Охренели совсем?!

Мариша. Не-ет!

Антоша. Ништяк себе – водные процедуры!

Элеонора (до сих пор она, пребывая в ментальном шоке, подпирала спиною стенку, теперь вот очнулась – бодрящая штука, эти водные процедуры). Господа?! (верещит, сотрясая телефонной трубкой). Прекратите немедленно этот беспредел! А не то я буду вынуждена обратиться в органы охраны правопорядка!

Доблестный мент Потапов (отвечает). Да здесь мы, органы… и органы наши здесь… Гык (смешно ему). Ау! Сцука, жжётся!

Антоша (полагает, что ништяк с водными процедурами чересчур затянулся). Митрич! Что за фуфло?! Отбой! К чертям собачим Ихтиандра!

И Митрич вынужден признать абсолютную свою несостоятельность:

Митрич (взгляд-мольба на Петровича). Петрович, друг, выручай!

Петрович (чувствует ответственность). Ага! (и мелкой рысью - прямиком в кучу-малу отважно сражающихся за хрень. Проникает в самые недра, дабы оттуда -  хлясть со всей дури по шару – этакая мастерская волейбольная подача! Выбил – шар летит, Петрович орёт): Митрич! Лови!

Марина. Не-е-ет!!!

Митрич: последние силы – в последний рывок!
ЧОПовец, оплетенный внезапно выросшими из стены разноцветными руками, не в состоянии его, Митрича удержать. И Митрич летит на встречу шару…
Но! Руки Митрича скованы наручниками и…
В общем, мяч отбит, но не пойман – меняет траекторию – летит куда-то в экран над сценой…Звон разбитого стекла, по экрану расходятся черные трещины.
Звуковой ряд – хаос планомерно разрушающегося пространства. Сцена во мраке.
Единственный источник света – экран.
Трещины осыпались, на экране – картинка вертится а ля «Случайный выбор»  из виндосовского медиа-плеера…
Постепенно звуковой фон трансформируется в последовательное звучание отдельных нот, различной высоты и длительно-сти.

Экран меркнет, сцена высвечивается маджентой (малиновой подсветкой).
Сцена пуста, кое-где лужицы воды, мокрые следы.

В центре – Митрич-Прекрасный Прынц тщится сложить из кучки блестючих осколков некое подобие пирамидки.

Пирамидка рушится, и Митрич приступает к процессу заново.

Мерлинчик и Митрич №2 молча материализуются из тени, подходят к Митричу-Прекрасному Прынцу. Мерлинчик готова помочь, но помощь ее отвергнута => Мерлинчик и Митрич №2 садятся на пол поодаль. Грустят.
Минуту спустя к ним присоединяется Ихтиандр.
Звенит будильник.
Ихтиандр поворачивается к публике спиной – вместо акваланга у него на спине – часы с кукушкой.
На часах – 6:00, о чём, собственно, и собирается поведать миру эта самая кукушка:
теремок, венчающий часы, открывается, выезжает кукушка, кукует.

На шестом «ку-ку» световой луч выжигает в недрах сцены силуэты Рестецы и Фемиды.

Рестецы. Здравствуй, цеки.

Митрич-Прынц безучастен.

Рестецы. Готов ли ты отдать мне ключ… от своего мира?

Митрич-Прынц безучастен.

Рестецы. Ты не сохранил его… свой мир.

Митрич-Прынц строит пирамидку.

Рестецы. Готов ли ты взять у меня новый… ключ?.. Мой пугливый цеки.

Митрич-Прынц мотает головой. Отрицательно.

Рестецы (делает вывод). Ты не готов.

Свет меркнет. Силуэты постепенно исчезают. Почти исчезли.

Рестецы. Прощай, цеки.

Исчезли совсем.

Митрич-Прынц безучастен.

Музыка – гамма сверху вниз – сперва медленно, потом ускоряясь…
Звуковая иллюстрация рваного танца-полёта Пернатого друга Костяна:
из правой кулисы в левую – вкруг Митрича-Прынца, вкруг скорбящих поодаль обитателей Зазеркалья.

Митрич-Прынц безучастен.

Занавес.                                                        25026408 15:12