Четырехразовое питание (это когда кефир перед сном), закулисные фильмы с обязательным намеком на бог его знает что, большая гостиная в главном корпусе, где отдыхающие практиковались друг с другом кто в красноречии, а кто в потугах на энциклопедизм, и там же молодая родственница какой-то знаменитости, с которой некоторые отдыхающие предусмотрительно здоровались, а когда она отвлекалась на что-то, шипели в адрес ее именитой родни...
Это была и в самом деле молоденькая девушка, совсем не по рангу оказавшаяся пусть в этом очень и неплохом по советским меркам, но все же доме и к тому же отдыха.
- Опять дождь зарядил, - сказала она в тот день, когда мы с ней чуть ближе познакомились. - А я на почту хотела сходить.
- Могу составить вам компанию, - тут же отозвалась я. Мне очень хотелось сменить обстановку. На почте мне ровным счетом нечего было делать, а вот прогуляться - кстати.
- Вы не против?
По дороге мы почти не разговаривали, а лучше и быть не могло: чудная погода - это когда мелкий дождик с перерывами, но без многообещающих проблесковых солнечных лучей, молчаливый попутчик, для разнообразия отвлекающийся лишь на какую-то ерунду.
Я сидела на терраске под навесом, а девушка, которая оказалась Яной (длинные осветленные волосы, чуть-чуть косящие, однако, с некоторым шармом глаза), разговаривала с Москвой. Связь, как и положено, была плохой.
-Ну вот, знакомые мои скоро приедут, может, даже и завтра. Брат с сестрой. Он - психолог, у нас его многие знают, - "у нас" она подчеркнула чуть поднятой бровью, как бы достаточно заметно ставя водораздел между "нами" и "ними".
Молоденькая еще – подумалось, - акценты неверно расставляет, суетится несколько больше чем надо… Кто у нее родня-то там?.. Психолог - это врач что ли? В те не такие уж давние времена я, как и весь советский народ, четко объединяла психологов и психиатров в одну компанию.
Про разговор наш я почти сразу забыла, потому что соседка по комнате - очаровательная в своей возрастной наивности, очень красиво стареющая ленинградка - еще в столовой сунула мне в руки небольшой пакет. Накануне по глупости я предалась каким-то слюнявым воспоминаниям - обстановка располагала, Зина Федоровна, соседка, весь вечер щебетала о своих многочисленных любовниках, которых она непременно бросала сама, я то начинала дремать под ее щебет, то просыпалась, и черт меня дернул что-то такое и про себя изобразить, половину я напридумывала, но другая-то половина была настоящей, совсем не такой циничной, как первая, но зато слезливая и с подтекстом.
- Вам будет интересно, - сказала Зина Федоровна, посмотрев на меня со значением. Я быстро ощупала пакет - скорее всего там были Зиночкины воспоминания.
В гостиной главного корпуса уже собирался предвечерний народ - ждали начала сеанса какого-то нашумевшего и естественно не шедшего на большом экране фильма, к тому же "невырезанного", как уверяли киномеханики.
А в общем-то не все так уж плохо - подумала я. Вот уже неделю отбываю наказание, о котором многие бы только мечтали, мой не к месту, а главное не ко времени взревновавший друг понятия не имеет, где я обитаю сейчас - уж я постаралась, да это и не сложно было - общих знакомых-то раз-два и обчелся, а верная подруга, которая и раздобыла мне путевку в этот почти увеселительный санаторий, надеюсь, не продаст… Еще неделька - и глядишь, все уляжется само собой. Правда, к тому моменту уже закончится мое самое любимое время года - бабье лето, но зато я проведу его на природе… Рябина вон уже созрела… Если веточку рябины поставить в керамическую вазу брейгелевских тонов и добавить туда несколько пожелтевших кленовых листьев, да и вообще поработать над композицией, то получится очень даже неплохой натюрморт…
Так я думала уже лежа в своей комнате после просмотра совершенно дурацкого фильма, франко-итальянский плейбой скакал там меж многочисленных девиц, которые по очереди рыдали по какому-то, как и сам фильм, дурацкому поводу. Я ушла с середины фильма, решив, что Зиночкины мемуары будут хоть чуть-чуть поинтереснее, однако, и здесь ошиблась - в пакете были лишь фотографии, завернутые в какие-то мягкие бумажки. Молодые Зиночкины попрыгунчики красовались на всех фотографиях, а на обороте каждой из них была выведена почти детским почерком какая-нибудь душераздираюшая надпись, например, - "На память ненаглядной от единственного".
А вот мне мой друг фотографий по счастью никогда не дарил. Отношения наши уже года полтора складывались как нельзя лучше. - слава богу, они не фотографиями измерялись! .
Мы конечно же помиримся, просто нам обоим нужна была передышка, я выбрала не лучший вариант - слегка пофлиртовала с каким-то его знакомым, просто так, для разнообразия, а он - не лучшим образом прореагировал на это, хлопнул дверью, ну в смысле вежливо попрощался и несколько дней не звонил, а я решила напомнить, что тоже кое-что стою, а потом вдруг как нельзя кстати эта путевка… Ну в общем лиха беда начало… Да нет, конечно же мы помиримся….И я уснула.
Брат с сестрой появились на следующий день. Я их так поначалу и обозначила - брат с сестрой, вот мол брат с сестрой пошли или - что-то брат с сестрой на завтрак опаздывают. Они сидели через пару столиков от меня, их соседкой была конечно же моя случайная знакомая. Но уже на следующий день мы все называли друг друга по имени, потому что накануне вечером, когда дождь полил по-настоящему, мы засели в гостиной, где уютный полумрак располагал к приятному общению. Но вообще-то болтали трое давних знакомых, я почти и не прислушивалась к их полуфразам-полунамекам. Яна, блондинка, рассказывала о какой-то новой комиссионке на Кропоткинской, где она удачно скинула "ну тот жакет из каракульчи, ну, Юль, ты же помнишь, он никак у меня не шел, а здесь сразу…" Что-то ей отвечала сестра Юля, чуть полноватая женщина лет сорока, удивившая меня при знакомстве каким-то постоянно испуганным выражением глаз, она как будто чего-то стеснялась, как будто все время хотела извиниться за что-то. "Какие они разные, эти брат с сестрой… Она немного закомплексована, но все равно очень контактная, а он - как бука, сидит, весь в себе, вон даже глаза прикрыл… Как его - Вадим, кажется, зовут…"
- А вы давно уже здесь? - Юля вдруг обратилась ко мне. Я неопределенно пожала плечами - кажется, неделю.
- А вы ассистируете своему брату? - мне почему-то захотелось поговорить именно на эту тему, лишь отчасти мне знакомую. - Я о психологии практически ничего не знаю - к стыду своему, нет, ну, конечно, что-то такое… понемногу… но так, чтобы поддержать профессиональный разговор, так здесь я пас…
- А и не надо профессионального разговора, - неожиданно жестко наконец "прорезался" братец. - Вы ж не на приеме у специалиста, - так же жестко он закрыл тему. Но уже более спокойным тоном добавил: - Я скорее популяризатор этой тематики - книги, статьи, консультирую не так часто.
- Я слышала, что на консультацию к вам попасть не так-то просто, - сказала я и невольно взглянула на Яну - не выдала ли я какой-нибудь тайны. - Иной раз так хочется разобраться в самой себе, но - вы правы, для этого и существуют популяризаторы…
-Не забредайте туда, где вы можете только запутаться. И разбираться в самой себе нужно лишь в особых случаях - мадемуазель, будьте проще, - он улыбнулся. Его неожиданная улыбка располагала к продолжению разговора - неважно о чем, да хотя бы "о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне", но он вдруг в одно мгновение, как бы проведя ладонью по лицу, снова превратился в "буку", а затем попрощался, пожелав нам спокойной ночи.
- Какие-то странные они, - я рассказывала уже в своем номере моей внимательной слушательнице Зиночке о своих неожиданных новых знакомых. - Но с другой стороны - будешь здесь странным, если постоянно общаться с психами (я же говорю - психологов и психиатров я тогда не разделяла одних от других). Закрытые какие-то уж очень, мне с таким людьми неинтересно, ну что, Зиночка, а вот тот ваш мальчик с усиками, расскажите мне про него…
Я обожаю такую погоду - когда немного пасмурно. А потому два следующих дождливых дня провела в библиотеке.
Здесь-то мы снова и встретились с братцем, он был один, без "ассистентки", как я про себя назвала Юлю. Я сидела около окна в кресле, и братец сразу от дверей подошел ко мне. Вполне вероятно, что я ошибаюсь, но мне показалось, что, он обрадовался, и не столько тому, что увидел меня, сколько тому, что наконец нашел то, что искал.
- Я не помешаю вам? - братец сел напротив меня, и когда уже садился, я отметила это его умение даже в очень простых движениях заставить думать о себе, как о чем-то значимом и запоминающемся. Его вид настолько располагал даже не к общению, а как бы к продолжению прерванного по какой-то причине разговора. - Что читаем? А, ну да, да, Айтматов… Так что вам хотелось бы узнать о себе?.. Я в вашем распоряжении, спрашивайте…
- Ну что вы, стоит ли "забредать туда, где так легко запутаться", - смеясь, процитировала я братца.
- Ну не сердитесь! Я не люблю просто так говорить о своей работе. Поверьте, моя профессия - не из легких. Но я понаблюдал в эти дни немного за вами - уж, извините, так получилось - мне кажется, вы сдерживаете какое-то внутреннее напряжение… Так? Я не спрашиваю, в чем причина, я всего лишь могу помочь избавиться от этого тяготящего вас состояния… Если, конечно, вы хотите…
- Если честно, я не знаю, хочу ли я избавиться от этого, как вы говорите, - напряжения. Я, может быть, потому и нахожусь здесь, чтобы это самое напряжение только усилилось…
И я сразу увидела перед собой врача, которого заинтересовал даже не сам пациент, а скорее процесс диагностирования какого-то запутанного заболевания.
- Да нет, ничего особенного, обычные житейские проблемы… У кого их нет?
- Да, вы правы, у кого их нет… Ну, не буду мешать.
После его ухода читать мне сразу расхотелось, да и погода вдруг начала раздражать своей бесконечной минорностью. Пора звонить в Москву - решила я, хватит экспериментировать, мне кажется, я вполне заслужила условно-досрочное освобождение. До ужина еще было время, и я отправилась на почту, но разговора с Москвой не получилось, потому что моего друга не было нигде - ни дома, ни на работе. Я позвонила подруге, ее мама удивилась - как же так, разве я не знаю, что Лена в командировке… Мне вдруг стало очень неуютно, то самое напряжение, о котором говорил братец, видимо, в этот момент зашкалило. Мое богатое воображение, не раз подводившее меня, уже рисовало красочные картины, одна другой ярче, на которых мои близкие друзья предавали меня в наказание за все мои проступки - прошлые и будущие, а я ничего не могла поделать. Более того, я испытывала почти ощутимое наслаждение от незаслуженных обид…
- Ну ладно, - сказала я, наверное, слишком громко, потому что женщина у соседнего таксофона посмотрела на меня с удивлением, - пора заканчивать всю эту комедию.
Я решила, что уеду домой завтра утром.
На ужин я не пошла. Когда я нервничала, у меня полностью пропадал аппетит. Я понимала, что собраться и уехать мне надо было в тот самый момент, когда я узнала, что подруга моя якобы в командировке, которых у нее отродясь не было - какие командировки у билетного кассира в системе "Аэрофлота"… Ну а что дальше? Ну приехала я, ну что-то там накопала, а что потом-то с этим делать?.. Не могу сказать, что все уж так неожиданно, однако…
Мне не хотелось никого видеть. Зиночка ушла на просмотр очередного киношного шедевра, я прилегла, попыталась что-то почитать - куда там! Через пять минут заметила, что уже сотый раз читаю один и тот же абзац и абсолютно не помню, о чем он… Ну хорошо, в какой-то степени есть и моя вина во всем происходящем, но мой друг даже не попытался искать меня, иначе он бы давно уже был здесь - на самый крайний случай с Ленкой, подругой, мы так и договорились, мол, когда уже совсем припрет, дать ему адрес моего теперешнего обитания
И в этот момент в дверь постучали.
Я встала, резко открыла дверь - на пороге стоял братец. Один, без "ассистентки", впрочем, в последние пару дней я, если случайно где-то и видела его, то только одного.Я еще тогда пошутила про себя - мол, уже большенький, можно и одного выпускать погулять…
- Все пошли в кино, а что же вы?..
- А я не пошла. - Я не приглашала его войти.
- Да расслабьтесь вы наконец! Я видел вас, вы с почты - с почты, да? - возвращались, что-то случилось у вас?
- А вы что - продолжаете за мной, как вы выразились, наблюдать? Доктор, спасибо, я в вашей помощи не нуждаюсь… Да у меня все в порядке, просто вот голова что-то разболелась…
- Так, - он, высокий, плотный мужчина где-то под пятьдесят, с такой же, как и у сестрички копной пышных темных волос, - разрешите я все же войду…
-Зачем?
-Послушайте, я кое-что смыслю в том, в чем вам сейчас просто необходима помощь. Вы себя со стороны не видите… Сели! Сели!!
Почему-то мне вдруг захотелось ему подчиниться, но какой-то необъяснимый для меня самой кураж потребовал хоть немного поупрямиться. Но братец уже чуть сильнее, чем это было бы положено приятным знакомым, взял меня за руку и заставил сесть на стул, второй поставил напротив спинкой ко мне, сел, облокотился на спинку…
- Я завтра уеду,- тихо сказала я.
- Почему?
- Так складываются обстоятельства… Да и приехала-то я сюда из-за этих самых обстоятельств… А теперь вот надо все это… да ладно…
Мне вдруг страшно захотелось уснуть, головная боль и в самом деле стала настолько нестерпимой, что, чуть успокоившись, я сразу же перебралась на постель - братец Вадим помогал мне в этом, я и уснула, полностью отключившись от всего происходящего вокруг. Я не помнила, как уходил Вадим, как он что-то говорил, присев на корточки возле постели. Я не услышала, как вернулась Зиночка. Обыкновенную тихую истерику сменила депрессия классическая - так немного позже разъяснял мне мое состояние "светило психологических наук".
Я никуда не уехала - об этом не могло быть и речи. Мы забирались с братцем Вадимом в самые отдаленные уголки "увеселительного санатория", пару раз пропустили обед, потому что невозможно было прервать наши с ним спасительные для меня - пожалуй, все же монологи, но иногда меня прерывал Вадим, чтобы хоть немного разбавить мои всплески эмоций здоровым русским фольклором, именуемым в просторечии анекдотом. Я постепенно приходила в себя, мне совершенно не хотелось возвращаться в Москву, если бы мне разрешили, я бы осталась там еще надолго…
Но заканчивался мой отпуск, да и братцу с сестрицей оказалось тоже пора было уезжать - мы выходили из столовой, когда ко мне подошла Юля и несколько сдержанней, чем этого можно было бы ожидать, сказала, что она была рада познакомиться со мной и что ее брат, по ее мнению, прекрасно провел время - а то ведь знаете, он так устает со своими больными…чем-то вы его зацепили, он уезжает очень довольный… может быть, когда-нибудь еще встретимся… всего вам доброго…
Неужели братец в чем-то провинился и ему даже не разрешат попрощаться со мной? А он-то сам - разве этого не хочет? Ну не просить же мне об этом Яну, как-то все странно…
Я уезжала на следующий день. Все мои проблемы, от которых я так поспешно удирала еще две недели назад, снова замаячили на горизонте, и, судя по всему, они только удвоились, потому что, возможно, я сразу, за один присест, потеряла и подругу, и друга. В Москву я больше не звонила, но и меня никто не искал - что ж, примем этот удар судьбы стоически, я ведь тоже к этому водовороту руку приложила, а как известно, рано или поздно, за все приходится платить…
Очаровашка Зиночка собиралась на вечерний сеанс, она и меня уговаривала, но я залегла с журналом - надо же было наконец дочитать Айтматова. Уроки братца Вадима не прошли даром - впервые за несколько дней я полностью погрузилась в чтение. Может, именно потому и не сразу поняла, о чем начала говорить вернувшаяся из кино Зиночка, - какое-то письмо, какой-то администратор (так раньше называли девочек на ресепшене), "ах, вы зря не пошли, ах вы много потеряли…"
Письмо было от Юли. Да и не письмо вовсе, а скорее записка, написанная, нет, не впопыхах, но так, чтобы уже никогда к этому не возвращаться. Она снова благодарила меня за те часы приятного отдыха, которые я подарила ее мужу. Да, да, не удивляйтесь, мы с Вадимом давно и счастливо женаты, мы с ним - одно целое, прочное, неделимое. Я так люблю и оберегаю его от всяких мелочных превратностей, что легкие интрижки ни в коем случае не могли и не смогут что-то изменить в нашей жизни, тем более - знакомства, подобные нынешнему, только помогают Вадиму в его очень непростой работе…
Все было, как в дешевой мелодрамке: за окном шел дождь, а Она раздумывала - когда лучше сигануть с моста, прямо сейчас или чуть погодя… Боль, да и не боль даже, а что-то похожее на царапину, шевелилось внутри, и в конце концов разразилось не истерическим, но все же смехом, настолько удивившим Зиночку, что потом почти всю ночь пришлось ее успокаивать.