Они – из разных времён.
Но у них один небосклон.
И общий по ним будет стон.
Они познакомились на
похоронах. Никогда
никто не молчал вот так,
как та дура и тот дурак.
Она курит мундштук. Ей
В вольных степях веселей.
Она дикая, словно гроза,
И не верит чужим глазам.
Его прошлое ядом плюется.
Он любил убивать, колоться.
Он не жил – он просто играл.
У него медвежий оскал.
У таких не бывает детей,
У таких не бывает друзей.
Им нечего больше бояться.
Они даже не спят – они снятся.
Она рыщет уставшей волчицей.
Она ищет, чем бы упиться.
Она даже хотела топиться,
Но она ведь не рыба, а птица.
Он сжимает в руке динамит.
Он не плачет, он просто рычит.
Вспоминает пустые фрагменты,
Из истёртой на нет киноленты.
Они бы прошли этот путь,
И попали б во что-нибудь,
Что-нибудь наподобье могил,
И никто б их не тормозил.
Что ещё суждено пережить,
Раз уж некуда больше спешить?
У него есть она, у неё есть он,
И ещё, пополам – небосклон.
Она улыбается? Или,
Она в черной шизофрении?
А он зажигает свечу,
Об остальном – промолчу.
***
- Я вижу, ты тоже – вампир!
Так давай же устроим пир!
Пополам поделим кровать,
И дорогу одну – умирать.
***
Теперь этот мир – затих,
Он поделен на них, двоих,
Один на двоих райский сад,
И один на двоих – ад.
А ещё, на двоих – тишина,
И манящая стерва луна,
И они улетают – прочь,
В пряную черную ночь.
Улетают: туда, где темно.
Улетают: к крылу – крыло.
Их перья стучат что есть мочи
В черный вакуум черной ночи.
***
Только ночь, что всегда одна,
Только ночь холодна, зла,
Только ночь, этот жадный псих,
Не разделится на двоих.
Пусть они хоть сто раз вампиры,
Но у ночи глаза сыры.
Пусть они хоть страшные сны,
Но у ночи глаза черны.
Но у ночи замашки Гекаты.
Её руки по шеям сжаты.
Она тоже училась любить,
И не надо её сердить.
Минуло достаточно лет,
С той поры, как изгнал их рассвет,
Но уж слишком они бесноваты,
И прокляты черной Гекатой.
***
Город в открытом окне.
Два бокала на их столе.
Вино. Шесть сигарет.
Две пули. Один пистолет.
К их окну осторожно приник,
Тонкий месяц – он юн и дик,
Они тонут в его лучах.
По серебряной пуле – в сердцах.
Он плюётся своей кровью,
Она рыдает в его изголовье,
И уж не разобрать никогда,
То, что видела только она.
Их глаза стали громче речи.
Они вцепились друг другу в плечи.
Они празднуют стерву-ночь,
И все лишние катятся прочь.
И все лишние катятся вон,
Это – их, на двоих, небосклон.
И у них больше нет племён.
И они уже вне времён.
V.2003