по асфальту и крышам процокал,
развернулись побеги пилотками,
засверкали полотнища стёкол.
Вышел дед на умытую улицу,
дед слегка под хмельком и наряжен,
он идёт и почти не сутулится,
и кивает степенно и важно
всем, кто нынче ему улыбается,
с уважением глядя на планки -
и надменной холёной красавице,
и веснушчатой рыжей пацанке.
Он сегодня не ездил до Ладожской
в магазин под названьем "Народный",
дочь пирог испекла и оладушки -
помянули братишек из взвода.
Кто от пули полёг, кто от старости,
захлебнувшись незваной свободой.
Много ль их по России осталось-то?
Дед живёт. Он из крепкой породы.
Вновь под праздник повысили пенсию.
(Отчего же теперь не помочь им?)
Дождик кончился. Солнечно, весело.
Только страшно за внуков и дочу.
