Хорошая девочка (1) (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

  Пролог
Юлька  - хорошая девочка. С этим согласны все, ну, кроме Верки из пятого подъезда. Той, что самом деле - Вероника. У нее еще мама преподает соль-хведжи-о в ближайшей гимназии. Верка, хоть и большая и уже месяц учится в этой гимназии, никак не устанет дразниться. Правда, прозвище придумала не она, а ее старший брат Арнольд. Но он-то не хотел никого обидеть, просто, как все взрослые, очень рассеян.
Он вообще редко появляется во дворе, разве иногда приезжает на большой блестящей машине навестить родных. Тогда он обычно подзывает Верку, сует ей конфеты или игрушку и велит пока не ходить домой. Та особо и не рвется: и так ясно, что через пару часов раскрасневшийся и всколоченный Арнольд выскочит во двор с обещанием, что ноги его тут больше не будет. А их мать долго потом будет что-то нашептывать соседкам, скорбно вздыхая, а те, вздыхая в ответ, будут сочувственно кивать.
Верка тогда зло кусает губы и грубит старшим. А однажды Юля, ища укрытия во время игры в прятки, нечаянно увидела, как та за гаражами размазывает по щекам злые слезы. Тогда Верка сразу убежала, не дала и слова сказать. И после этого всегда пытается сделать Юльке больно.
Вот и в тот раз она выхватила из рук Юли любимую куклу. Зачем Верке, у которой есть две настоящих барби, понадобилась старая, с облупившейся на щеке краской и отбитым носом Яна, Юля так и не поняла. Но обидчица держала куклу очень грубо. Наверное, той было больно, поэтому Юлька встревожилась и принялась настойчиво повторять: «Отдай Яну, она же тебе не нужна». Верка ответила что-то обидное, но даже ее подружки не захихикали: веселья не получалось. «Отдай Яну», - в свои пять лет Юля крепко усвоила: если говорить настойчиво и смотреть тому, кого просишь, прямо в глаза, просьбу выполняют. Почти всегда.
- Ну, ты и дрянь. Уже школьница, а у малых старье тыришь! – Арнольд на этот раз появился во дворе пешком, злой, и, казалось, был даже рад случаю наорать на любимую сестрицу. Выхватив у Верки куклу, он замахнулся свободной рукой. Девчонка привычно сжалась в ожиданье удара, зло сверкнула глазами. Ее подружки притихли, а Юля смело шагнула вперед:
- Это не старье, это – Яна,  - она уверенно протянула тонкую, еще в летнем загаре ручку за своей любимицей. Опешивший Арнольд осторожно вложил игрушку в хрупкие детские пальчики, и девочка немного щербато улыбнулась ему:
- Спасибо. Ты Веру не трогай, ладно?  Ее и так сегодня ваша мама ругала. И не из-за того, что злилась, а потому что ты давно тут не был, а она волнуется.
- Ну, ты даешь, - выдохнул парень, когда к нему вернулся дар речи. И неумело проведя загрубелой рукой по русым Юлькиным кудряшкам, добавил: - Ангелочек.
В этот момент рывком распахнув дверь подъезда во двор вылетела Лерка.
- Чего?.. Тебе?.. Надо?.. От нее?! – резким рывком задвинув Юльку за спину, она с вызовом уставилась на Арнольда.
- Дурдом, а не двор.
Арнольд развернулся в сторону арки, выходящей на проспект, но сделав несколько шагов, остановился, словно вспомнив о чем-то важном:
- Верка, ты матери передай, что я больше подачек у отца клянчить не буду. И тут появлюсь не скоро, если хочет, пусть звонит сама. А ты, как там тебя, успокойся, никто твоего ангелочка не трогает. Но ты все же присматривай за девчонкой, мало ли…
- Советник нашелся! А тебе сколько говорить, что у чужих ничего брать нельзя?!
Серые Юлькины глаза посветлели от недоумения:
- Яна моя. Ты забыла, да?
Лерка молча  потащила ее к подъезду.
- Ангелочек! - пронзительно и зло крикнула вслед Верка.
Лера поморщилась:
- Вот заслужила, теперь задразнят. И не вздумай матери жаловаться. Когда ты только научишься сдачу давать?
- Зачем?- слегка пожала плечами Юлька. Она и не собиралась ничего говорить маме: когда в дело вмешиваются взрослые, все стразу становится сложным. А ребятам быстро надоедает дразниться. Что, она не знает? Вот только Верка…
А так все признают, что Юлька – хорошая девочка.
Даже воспитательница Клава Васильевна, если не плакать и пристально смотреть ей в глаза, перестает кричать и бормочет, что-то про хорошего ребенка. А потом, обращаясь к притихшей группе, добавляет:
- Ну, ступайте, поиграйте в кубики там, в машинки, в куклы. Только тихо-тихо и не носитесь, - на последнем слове ее голос вновь начинает звенеть и повышаться. Но все в садике знают: сейчас с ее морщинистых щек медленно сползет нехороший румянец, и она не будет орать долго, может, даже до завтра.
И бабушки у подъезда в ответ на звонкое Юлькино: «Добрый день!» и неразборчивое Лерино: «Здрасте», начинают улыбаться и приветливо кивать. Однажды сестры случайно услышали, как соседки обсуждают их родителей. При этом Марь-Павловна  вздыхала, что, мол, семейные неурядицы могут испортить даже такую хорошую девочку, как Юленька. Лерка от души хлопнула дверью подъезда и велела сестренке не вздумать сказать об этом матери. Юлька и не собиралась.
Ясно же, что с мамой нужно говорить очень осторожно, чтобы случайно не расстроить ее. Она-то часто повторяет, что Юля – хорошая девочка. Но иногда похвала звучит так, словно мама упрекает в чем-то Леру. А та в ответ начинает кричать, что Юльку дрессируют, словно собачонку, которая готова за ласковое слово стоять на задних лапках. Хорошо еще, что их ссоры почти никогда не слышит папа.
Правда, папа теперь обычно приходит домой поздно и усталый. Юля, если даже еще и не спит, не лезет к нему с  расспросами и прочими глупостями: она давно усвоила, что хорошие девочки так не делают. Но мама почему-то каждый раз напоминает об этом. Наверное, думает, что Юлька не достаточно внимательна и может забыть.
Изредка папа приходит раньше. И веселый, раскрасневшийся, прямо у порога подбрасывает Юльку вверх: «Ишь, какая большая стала! Хорошая девка растет!» - и сует ей в руку большую шоколадку. Юля смеется и говорит: «спасибо». Ей нравится, что папа хочет ее порадовать. А вот шоколад любит не она, а Лера, папа вечно об этом забывает. И еще девочке не нравится резкий папин запах, как от ватки в медицинском кабинете в садике. И вообще, веселье его тоже какое-то неправильное. Это чувствует и мама: она  сухо поджимает губы, становясь чем-то похожей на мать Верки и молча направляется на кухню, разогревать ужин. Папа ест жадно, но как-то равнодушно, не глядя на тарелку. И много возбужденно говорит, постоянно повторяя: «выгодная сделка», «на этот раз – дело верное», «наконец-то отыграемся на конкурентах». Юльке неудобно, мешает крышка стола, но она молча сидит на коленях отца, внимательно глядя на него снизу вверх большими светлыми глазами.
И папа понемногу успокаивается, начинает говорить тише, спрашивает у мамы как дела на ее работе и о том, где Лера. Мама отводит глаза: «Лера уже спит, завтра у нее нулевой урок, а школа так далеко» или «Лера еще не закончила с уроками: задают неприлично много, а она так не собрана. Я запретила ей пока что выходить из детской». Это неправда: Лерка в такие вечера и сама не хочет выходить из комнаты. А если ее заставить, то она будет, не прикасаясь к чашке с чаем, внимательно рассматривать календарь на противоположной стене и на все вопросы папы коротко отвечать: «Да, дядя Лёша» или «Нет, дядя Лёша».
Обычно после вопроса о Лере мама спохватывается, что Юльке пора ложиться: хорошие девочки уже давно спят. Папа немного смущенно ерошит непослушные волосы любимицы и, неловко касаясь губами ее щечки где-то возле уха, бормочет: «Не сердись на отца, дочка. Ну, идти, если мама говорит, что хорошим девочкам уже пора…» На следующий день мама обычно приносит любимый Юлькин зефир и старается не делать Лере замечания, смущенно отводя глаза.
А пока что Юлька топает в ванную, чистить зубы, а потом в детскую, где у нее есть собственный угол, отгороженный старым шкафом.  Лерка, конечно, еще не спит: в ее ушах – наушники от плеера, и она что-то лихорадочно строчит в большой пестрой тетради, которую называет дневником и тщательно прячет от мамы. Юлька честно пытается заснуть, но потом вылезает из постели и, путаясь в купленной на вырост ночной рубашке, подходит к  письменному столу.
- Чего тебе? – Лерка резко поворачивается к сестренке и, не дожидаясь ответа, продолжает:- Твой отец опять пришел пьяный, так он однажды сопьется, тоже мне, бизнесмен выискался! «Валерия, никуда не годится настраивать маленького ребенка против его отца», - это уже «взрослым» голосом, передразнивая маму. Выходит у нее не очень, у самой Юльки получилось бы получше, но она молчит, а Лерка никак не может успокаиваться: - А мне вот иногда кажется, что не ты маленькая ласковая дурочка, а все вокруг дураки, а ты-то все понимаешь получше их, а, ангелочек? Ну, чего молчишь?
Юлька покорно вступает в разговор:
- Почему ты говоришь «твой отец»? Папа ведь наш, а не мой!
Лерку передергивает:
- В точку, ангелочек. Папа – наш, и бывают на свете отцы и похуже. Вот мой родной папенька, например, сбежал еще до моего рождения… Так что… - вздохнув, она вылезает из потертого кресла, подхватывает Юлю на руки, привычно удивляясь малому весу  девчонки, аккуратно укладывает ее в детскую кроватку и подтыкает одеяло.
Немного смущенно поясняет:
- Еще простудишься, а потом возись с тобой… Все-таки, наверно, лучше, когда в  сестрах такая вот хорошая девочка, чем оторва, вроде той Верки со двора, - это уже себе, решительно нажимая на выключатель: почему-то в последнее время Лере больше нравится раздеваться в полной темноте.
На следующее утро Лера зовет папу папой, а от того уже вторую неделю не пахнет противным медицинским запахом. Верку ее мама, повздыхав о плохом музыкальном слухе дочки,  все же пристроила в музыкальную школу,  и теперь ей некогда дразниться.
Все хорошо. Только  осталось дождаться, пока Лера признает, что Юлька - хорошая девочка.
И полюбит ее.
Дальше будет