Ведьма сидела одна перед большим зеркалом и думала, не впасть ли ей в депрессию. Все предпосылки для этого имелись: настроения не было, ступа стояла три дня немытая, собственное отражение не радовало — бородавка на носу казалась недостаточно большой, клык — недостаточно острым, космы —недостаточно косматыми. Лягушки были невкусные и их было мало, вино — вкусными его было много, а костяная нога со встроенным барометром ныла к перемене погоды. Останавливало только то, что пакости в период депрессии, совершались,хотя и легко, но не изящно, без чего-то такого, особенного, запоминающегося, чего-то, о чем не стыдно потом рассказать даже самой себе, чего-то, что, собственно, и делает пакость настоящей гадостью.
Поэтому мысль о депрессии пришлось прогнать. «Мы не ищем легких путей», - сказала она себе твердо и начала одеваться. Времени на то, чтобы сотворить какую-нибудь мерзость, оставалось совсем мало, а пропустить это, последнее («классическое», как говорил ее папочка — большой ценитель Гоголя) время, было бы неэтично, пожалуй, даже опасно — всегда найдутся особо рьяные, фундаменталисты, дьявол их награди, которые не преминут обвинить ее в недобросовестности, лени, непрофессионализме и пособничестве добру.
Ведьма немного погрустила, вспомнив папочку и его рождественские чудачества, и даже прервала на время сборы, чтобы выпить еще капельку вина.
Хорошо было... Папочка, вообще, был большой оригинал и шутник, а его рождественские шалости вспоминались и обсуждались еще долго и со вкусом, как впрочем, и все остальные. Вот, и дом у них был — эх, теперь такого и не представить — в старом стиле, избушка на курьих ножках, - теплый, уютный. Но и тут не обошлось без налета его оригинального мышления — ножек было не две больших, как обычно, а двадцать три маленьких. Поначалу ножки были расположены хаотично, так что бегать дом в принципе не мог и только приседал иногда, в самый неожиданный момент, что вызывало дружный смех всей семьи. Но после ремонта, когда папочка построил двадцать две ножки в два ряда (умудрившись, видимо, в задумчивости, направить их все в одну сторону когтями), дом начал иногда бродить, так что утром, проснувшись, можно было увидеть за окнами совершенно новый пейзаж. Далеко, правда, дом никогда не уходил — мешала двадцать третья ножка, любовно приделанная ровно посередине между рядами, да еще и поперек них. Она считала своим долгом подгонять остальных, а потому все время брыкалась и лягалась во время движения — обычно это приводило к тому, что один из рядов (которому доставалось больше) обижался и «садился», так что весь дом внезапно перекашивало и все, что к этому моменту не было прикреплено к полу, катилось (с визгом, поскольку детей к полу надежно прикрепить никогда не удавалось) в угол.
Однако, время шло, и Рождество неумолимо приближалось. Решительно отодвинув стакан, ведьма встала и поймала швабру, которая уже с полчаса, устав от стояния и решив размять затекшую ручку, бессмысленно шаталась по всей квартире и успела разбить две чашки и подраться с котом. «Работа, работа, работа»,- грустно сказала ведьма, вскочила на швабру и вылетела в окно.
Метель усиливалась, дороги, стараниями погоды и мелких чертей, засыпало больше и больше. Все шло, как обычно — кто-то выключал фонари на самых обледенелых участках, кто-то нашептывал бредущим домой — а не зайти ли куда-нибудь выпить, кто-то разряжал мобильники у опаздывающих на свидание. Самые маленькие чертенята пристраивались поближе к редким фейерверкам, чтобы успеть поймать яркие огоньки и закинуть их туда, где они могли разгореться по-настоящему. Несколько продвинутых демонов из бывшего Отдела, а ныне - Депертамента технического развития ада, установили на одной из крыш очередную модель ДУЛО (Дьявольский Усилитель Людских Ошибок) и запустили на полную мощность. ДУЛО выл, выдувая тепло из домов и деньги из бюджетов, зарплату из карманов мужей - и жен из их постелей, последнее соображение и последние желания, оставляя только мечты выиграть миллион, стать новым пророком, напиться, спасти человечество и «показать им всем». Тут же вокруг суетливо, но умудряясь при этом выглядеть респектабельно, носились ангелы — исправляя, защищая, утешая, ободряя, убеждая и включая, где только можно, свет. Работа кипела.
Ведьма летела, внимательно глядя по сторонам - где-то должен был быть и ее шанс напакостить, не может она в такую ночь остаться без подарка. И подарок ждал ее в безлюдном переулке.
Белокрылый Ангел с обиженным лицом всеобщего любимца, оставленного внезапно в одиночестве, пристально смотрел на перегоревшую лампочку в фонаре, которая, то, повинуясь импульсам его горячего сердца, разгоралась неверным дрожащим светом, то гасла, повинуясь законам физики. Ангел был терпелив и настойчив. Физика тоже.
Ведьма приземлилась и некоторое время смотрела на борьбу Добра с законами природы.
-Резвишься, - насмешливо сказала она.
-Работаю, - холодно ответил Ангел, не поворачиваясь. - Здесь яма. Спасаю тела от падения и души от осквернения себя проклятьями.
-Тут не ходит никто, умник.
Ангел скорбно вздохнул:
-Тут могут ходить. Это называется профилактика, да будет тебе известно.
-Это называется идиотизм. Потом весь год будешь вспоминать, как мерз, освещая дорогу, по которой так никто и не прошел.
-Уйди, добрая старушка.
-Язвишь? Один-ноль, дорогой. А лампочку новую ввернуть —слабо? Денег жалко?
Ангел посмотрел на нее надменно, потом, скорбно вздохнув еще раз, вытащил откуда-то из глубины своего широкого балахона лампочку, взлетел —и через минуту фонарь горел ровно и ярко.
-Спасибо, надоумила, - довольно сказал Ангел, слетев вниз и дуя на замерзшие пальцы. - Ты помогла мне сделать доброе дело, так что - один-один. Прощай.
Вот это «прощай» было каким-то очень неожиданным и непредусмотренным, и надо было срочно что-то предпринять, а идей — увы — не было. И тогда Ведьма начала плакать. Делала она это, во-первых, очень искренне, потому что - настроения нет, ступа три дня не мыта, ни одной гадости не сделано, кот, одуревший от запаха мандаринов, порвал новые занавески, ноги замерзли, жизнь не удалась и подарок вот-вот уйдет. А, во-вторых, с тонким расчетом: всем известно, что ангелы, созданные, в основном, с целью утешать, плохо переносят слезы. Поэтому, самозабвенно рыдая, одним глазом она, все-таки, незаметно наблюдала за реакцией собравшегося было уже улетать Ангела и, сообразно этой реакции, то ревела во весь голос, то тихо поскуливала, то просто молча глотала слезы. Ангел, вначале довольный и холодный, начал, явно, нервничать — и даже, похоже, разозлился (два-один, хотела было она отметить, но не рискнула: этим можно было все испортить).
-Прекрати, - сказал он.- Люди смотрят.
-Я так несчастна, - плакала она. - Как ты можешь... Неужели ты даже не поговоришь со мной... А люди смотрят телевизор. И им нет дела ни до тебя, ни до меня.
От этих слов Ангел ужасно расстроился, и сразу стало заметно, как он устал и замерз.
-Все равно — прекрати, - сказал он с отвращением и вытащил носовой платок. - На, вот. Какое бескультурие...
-Слушай, а давай, погреемся где-нибудь, - предложила ведьма, всхлипывая и изящно промакивая большой нос. - Можешь попробовать наставить меня на путь истинный. А уж в утешении-то я точно нуждаюсь.
Она заискивающе смотрела на него и просительно улыбалась.
-Я должен утешать людей, а не всякую нечисть, - поучительным тоном произнес Ангел.
-Ведьмы — тоже люди, - резонно возразила она. - Даже еще хуже.
Ветер все усиливался, перья уже смерзлись от мороза, а заблудшая душа требовала спасения.
-Но в кафе я больше не пойду, - твердо сказал Ангел. - В прошлый раз мне там половину перьев повыдергивали— на счастье.
-Тебе что, жалко?
-Нет, просто щекотки боюсь. И летные качества ухудшаются. А счастье, знаешь ли — не в перьях, даже ангельских.
-Может, тогда — ко мне? Только у меня не убрано... извини, знаешь,как-то все некогда, - задумчиво сказала ведьма.
-Не переживай, - великодушно простил Ангел. - Все равно по сравнению с Чертогами у тебя, даже когда чисто — просто сарай.
-Я не буду угощать тебя лягушками, - тоном примерной ученицы пообещала она. - Я их съела.
-Давай, кто быстрее, - Ангел разбежался и взлетел - это, конечно, было нечестно, но ангелы всегда играют по своим правилам - и Ведьма едва успела ухватиться за швабру, рванувшую за ним. И в окно он, естественно, влетел тоже первым.
Кот при виде ангела бухнулся на спинку, изогнулся и стал смотреть умильно.
-Видишь, он хочет на сторону добра, - нравоучительно сказал довольный победой Ангел.
-Не обольщайся. Он просто упал от смеха, - хмыкнула Ведьма, спрыгивая за ним с подоконника.
-Эй, мне кто-нибудь погладит пузо? - подумал кот и обиженно мявкнул.
И, как бы ни хотелось автору написать, что «а потом они сидели в больших креслах, глядя в окно на падающий снег, и каждый думал о чем-тосвоем. Было тихо — горели свечи, мурлыкал кот и поблескивало вино в одном бокале, святая вода — в другом. А в углу спала набегавшаяся по морозу швабра, тихонько всхрапывая иногда во сне», но любовь к правде победила, поэтому приходится признать, что вместо кресел были табуретки, вместо бокалов — стаканы, а швабра храпела громко и со вкусом.
-Ну, мне пора, - сказал Ангел и снял с колен кота. - Стакан я с собой прихвачу, а то обожжешься еще. Спасибо за компанию. Кстати — два-один: я не дал тебе сегодня совершить Зло.
-Молодец, - похвалила Ведьма. - И тебе спасибо.
На самом деле, конечно, было два-два: она ведь тоже помешала ему работать и совершать Добро. Но она не стала этого говорить — зачем? Расстроится, обидится, начнет переживать — в следующий раз заартачится и принципиально останется мерзнуть под каким-нибудь фонарем... Ни к чему это.
Ведьма стояла у окна и смотрела, как Ангел нарезает круги в поисках мусорного бачка. Нашел, выкинул посуду из-под святой воды и белой ракетой взмыл в небо, оставив за собой искристый морозный шлейф.
Метель унялась. Белый чистый город затих в ожидании чуда. Ровно светила луна, и, вот, в небе зажглась яркая звезда, как обещание, что все теперь будет хорошо.
Ведьма смыла бородавки, расчесала и заплела волосы, вынула надоевший уже клык, отстегнула костяную ногу и забралась под теплое одеяло, прихватив кота.
«Какой хороший праздник»,- подумала она и уснула.
2011 г.