Давай уже, родная, - отрекись!
Мы все сдаём - родителей, кровь в венах,
того, кто кистью раз-дахау-ил кисть
на чёрточки стояний на коленях,
по сантиметру - за год -ниже.
Мы -
такие дети, сонные от шкварок
на ягодицах нервов, шаурмы
вторичнее.
Мы - тоненький огарок
травинки, на которой - завязь ос
и ни змеи. И ни таблички с видом
на зону, где сопливый дед мороз
на шару дарит свечи белой свите
снежинок на июльский ведьмин день
на бежиных шелках, где вместо броши -
цветок над кладом, в сизой бороде
какого-то козла, который брошен
перчаткой - в морду, с видом на уют.
Какие виды, господи, родная?
Вот градусник.
Вот тысячи иуд-
холодных колобочков, что катают
во ртути медяки.
Вот жаба, в грудь
зашитая.
Вот липовая ветка
метро "В Нигде".
Вот пальчики орут
в 3-D-зубах чужой марионетки.
Вот Барабас, на барабан судьбы
напяленный - и страшно: как он - сдался?
Вот скорпион в оладушке стопы,
которая любила дыки танци.
А вот и ты - идущая в депо
к максфраям мифов про миры иные,
где бьют трамваи с криками "Да по...!"
на счастье, где, как зубы коренные,
на пробу рвут из нас вот то дитё,
что нас послало... Мы - сданы, как тара,
оно же с липкой трёшечкой идёт
гонять на Лысой кровь из самовара
с вечерним солнцем, в чистеньких носках
и майках спать в обнимочку с барвинком,
и нам писать раз в год, что - вооот, близка
пушная тварь для шуб, хоть невидимка,
но - осторожно...
Да, родная, да.
Ты (я -в три года) - отреклась.
Какого
ещё писать и тыкать в провода
ручонку, меньше всплеска водяного
бурана в детской ванне?
Я - сдана.
В плен чёрточкам в ладонях -
на коленях
стоять перед тобой.
Как та спина
убийцы - перед жертвой.
Словно пленник -
перед свободой.
Словно талый воск -
перед свечой.
Как бездна - перед взлётом...
Давай же, смойся!..
... детство с гулькин нос
в пустынной морозилке кожи водит
на ниточке бумажный самолётик,
сложивший крылья, сдавший стюардесс,
пилота, всех-всех-всех моих запштучек...
Давай уже...
Иди в свой светлый рейс.
Так будет безнадёжней.
То есть - лучше.